След на земле Кн. 2, ч. 4, гл. 62. Вольфганг Кун и

Глава 62 Вольфганг Кун и его крепость
(сокращенная версия романа)

1
       Поражения германских войск на Восточном фронте летом 1944 года и их бегство под натиском Советских войск до реки Висла в Польше вызвали не просто растерянность у верховного командования Гитлера, но и серьезные опасения за исход войны, за захват Германии и заражение страны «вирусом коммунизма». Организаторы войны и распространения нацизма панически боялись за свою жизнь и жизнь чистых арийцев, за потерю нации и её имперских идеалов.
       Опасались за свою жизнь и рядовые немцы. И основания бояться жестокости грубых русских мужиков у них были. Они прекрасно знали из писем своих солдат и по кадрам кинохроники, как шел захват русских земель. Они одобряли истребление славян и евреев, которых нужно было превратить в рабов и то, только десятую, а лучше сотую часть этих варваров. Они одобряли геноцид и создание концентрационных лагерей, надеялись, что будут властелинами обширных плодородных земель. Они прекрасно знали о «геройстве» своих солдат, разрушенных городах и сожженных деревнях, ограбленных, изнасилованных, замученных и униженных людей «второго сорта».
       Теперь же, когда эти недобитые русские разбили их отборные войска на своей земле и двинулись, налитые местью, к ним в Германию, они дрожали от страха, и надеялись, что смогут защитить себя, только не пустив варваров к себе. Они понимали, что русские солдаты идут за возмездием и месть их будет не менее жестокой и ужасной. Чтобы избежать этого оставалось только встать стеной или лечь костьми на подступах в свою Германию. Но как это сделать? Где взять защитников? Бывшие союзники и сателлиты тоже разбиты и повержены. Оставалось поставить под ружьё все способное держать оружие население страны. Смогли же это сделать русские, значит должны сделать это и представители высшей расы.
       Поэтому в Вермахте родилась идея призвать в войска и старых, и малых, и даже женщин. Родина в опасности и все должны встать на её защиту.
Генерал-майор в отставке Вольфганг Кун в 1941- 42 годах был участником боев на Восточном фронте. Ему повезло остаться живым и вернуться в Германию в канун разгрома войск своего фельдмаршала Паулюса под Сталинградом, где он и был ранен в конце 1942. В госпитале он тогда провел более трех месяцев и оказался комиссованным по состоянию здоровья. Но он тогда не жалел о своей непригодности. За два года война ему надоела до чертиков, особенно та её сторона, которая велась против мирного населения, не желавшего подчиняться новой силе и новому порядку. Вся Россия, голодная и грязная, с её холодами и бездорожьем вызывала в нем раздражение и неприязнь. За семнадцать месяцев войны он ни разу не испытал комфортных, человеческих условий для отдыха телом и душой.
       Выписавшись из госпиталя в апреле 1943 года и вернувшись в свой особняк с налаженным бытом и доходным делом, Вольфганг не переставал следить за развитием войны и делами на Восточном фронте. В этот период времени все были одержимы подготовкой к реваншу за поражение под Сталинградом. Все верили в новый перелом под Курском, куда перебрасывались лучшие силы с других фронтов и новейшие образцы военной техники. В успехе никто не сомневался, и Вольфганг тоже оценивал шансы Германии, как высокие. Ему даже снова самому захотелось быть в центре событий.
       Но надежды на Курский реванш не оправдались. Они рухнули, как карточный домик. Мало того, события стали развиваться с постоянным успехом русских. Среди генералов нарушилось единство понимания, а среди союзников и вовсе начался разброд. Они то поддерживали Германию, когда чувствовали её силу и надеялись отхватить себе жирные куски от поверженной России, то отворачивались и вовсе избегали её, когда Россия не поддалась и заманчивые перспективы развеялись, как туман под утренним солнцем,  отчего следовать дальше за Гитлером они не видели смысла. Давление на русских испарилось, а бегство союзников стало деморализовывать и всю Германскую армию.
       Военная компания 1944 года и вовсе выбила Вольфганга Куна из колеи, и отставному генералу стал очевиден самый плачевный исход всей войны. В январе 1945 года, когда пал последний возведенный «неприступный» оборонительный рубеж на польской земле, генералу стало понятно, что через два-три месяца русские будут в Берлине. Он глазам своим не поверил, когда ему принесли повестку явиться в ставку верховного командования. Как истинный патриот он был польщен возвращением на военную службу Рейху, но как здравомыслящий человек осознавал, что, в лучшем случае, его роль будет заключаться в советах какому-нибудь молодому военачальнику.
       Однако Вольфганг Кун был назначен командиром пока ещё не существующей 281 стрелковой дивизии. Он должен был сформировать эту дивизию из резервистов. Стариков-добровольцев, женщин и совсем юнцов, мечтавших стать гитлерюгендами. Опытному генералу это было сделать не сложно. На своем веку он четырежды формировал тактические части и соединения, в том числе и дивизию. К концу января его стрелковая дивизия была сформирована полностью. Численный состав и структура соединения отвечали всем современным требованиям ведения войны. Начальником штаба дивизии Кун пригласил своего давнего боевого товарища, тоже генерала в отставке. Да и на другие командные посты были назначены отставники, генералы и полковники, имевшие большой опыт в военном деле.
       26 января 1945 года дивизия Куна переправилась через Одер и обосновалась в городе Цибинген, который стала превращать в крепость. Началась напряженная учеба и подготовка к отражению атак русских мстителей. Тем более, что поступающие вести с фронтов приходили одна тревожнее другой. Враг приближался. Надежда, что Лодзинский рубеж задержит русских на три-четыре месяца, не оправдалась. Думали, в Познани русским будет нанесен существенный урон, но и этого не случилось. Даже в Костине, последнем опорном рубеже на польской земле, задержать их надолго не удалось. Теперь уже на Цибинген сваливалась ответственная задача остановить русских. Нельзя было допустить, чтобы советские войска перевалили через Одер. Если и тут выйдет промашка, то дорога на Берлин русским будет открыта.
       Генерал Кун лично обходил и проверял все огневые позиции, все оборонительные сооружения. Их строительство велось ускоренными темпами, но оценив их общее состояние, Вольфганг посчитал их недостаточными. Чтобы остановить русских, не дать им перебраться за Одер, необходимо было также укреплять и западный берег, построив доты и дзоты. Кроме того у него в запасе была ещё одна задумка, последний козырь. Он считал, что если все-таки русским удастся перебраться на другой берег, то он, Вольфганг Кун, прикажет открыть шлюзы и значительная территория в низине будет затоплена водой и похоронит русских, как впрочем, и местное население, не покинувшее своих домов. Но этот вариант был, конечно, самым крайним и вынужденным.
       Доложив свои соображения в ставку верховного командования, он получил полную поддержку. Кроме того, пришли дополнительные указания: перевести на западный берег часть фолькштурмовцев, а в городе оставить для обороны те силы, что отступали и прибывали из поверженных польских городов. Пусть его защищают власовцы, остатки русской освободительной армии, калмыцкого карательного корпуса и туркменской бригады Турсун Заде. В полученной по этому поводу директиве была и сноска: калмыков и туркмен за Одер не пускать. Пусть воюют с коммунистами за свои идеи на восточном берегу реки. Чтобы знали, что это их последняя черта, за Одером для них земли нет.
       31 января генерал Кун проверил готовность крепости к обороне. На его участке к этому времени, насчитывалось около двадцати пяти тысяч войск. Это была уже не дивизия, а почти бригада. Десять тысяч из них сидели на западном берегу, а остальные в самом Цибингене. Имея такую силу, при хорошей организации можно не только успешно обороняться, но и перейти в наступление. Однако генерал осознавал, что боевой дух его нынешних соотечественников был далеко не тот, с которым они начинали войну. Вот власовцы, калмыки и туркмены были больше нацелены на битву, чем неопытные, необстрелянные резервисты.
       А русские приближались. Разведка доносила, что русские продвинулись вглубь Германии уже больше, чем на сотню километров. Правда, ожидаемых зверств не чинят, города и деревни не жгут и не разрушают. Но все-таки идут и серьезного сопротивления не имеют.
       1 февраля Вольфганга Куна вызвали в ставку верховного командования, где генерал-полковник Крепс сначала поздравил комдива с присвоением ему звания генерал-лейтенанта, а потом стал давать указания, как лучше задержать русских на вверенном участке.
       - Ваша задача, генерал, - говорил Крепс, - любой ценой не дать русским перейти Одер. Долее того нужно измотать противника, обескровить и отбросить за пределы Германии. Возможности для этого у вас достаточные. Полоса обороны, как подтверждают эксперты у вас мощная, даже неприступная. В вашем распоряжении полторы сотни огневых точек и целая дивизия патриотов, усиленная дикими ренегатами, которые готовы на все ради своего спасения. Не щадите их, да и они никого щадить не станут. Кроме того у вас в руках теперь новейшее супер оружие «фауст-патроны», с которым справится любой ребенок.
       - Да, мой генерал. В моей дивизии маленьких солдат почти целый полк и они осваивают это супер оружие. Но эти патроны рассчитаны против танков противника.
       - Именно так. Эти русские средние танки весьма подвижны, поэтому мы направим вам, Вольфганг, еще несколько сот «козел», или, как называют их русские «ежей». А фаусты легко будут пробивать их броню. Они себя прекрасно показали на испытаниях. Теперь ещё. По моим расчетам численность твоего соединения позволяет иметь солдата на каждом метре оборонительной линии. Это слишком густо. Позаботься о глубине обороны.
       - Уже позаботился, мой генерал. Глубина обороны на моем участке составляет в среднем  двадцать километров. Так что русским трудно будет меня пройти.
       - И последнее, генерал Кун. Сам видишь, Родина в опасности. Потомки нам не простят, если русские возьмут Берлин и распространят свою коммунистическую заразу в Германии. Сделай все, чтобы не допустить такого позора.
       - Я сделаю все зависящее. Можете на меня положиться, мой генерал.

2
       Командир 222 стрелковой дивизии генерал-майор Грызлов примерно знал расклад сил на участке, который ему нужно было преодолеть. Противник, безусловно, серьезный, но одолеть его можно и нужно. Этого требует обстановка, этого ждет верховное командование, а окончания войны ждет весь советский народ. И хотя его дивизия к первому февраля была серьезно потрепана и насчитывала всего пять тысяч бойцов, что в несколько раз меньше, чем у противостоящего противника, он все-таки решился прибегнуть к атаке Цибингена, а не к продолжительной осаде.
       Он рассуждал так. «Основные силы защитников города состоят из резервистов, а значит, необученных и морально несостоявшихся воинов, напичканных лозунгами о патриотизме и спасении Германии. Серьезной опасности они не представляют. С ними, конечно есть кадровые, уже опытные солдаты, но те уже привыкли только отступать и их боевой дух не лучше, чем у необстрелянных юнцов. Стариков и вовсе в расчет брать не следует. Они наверняка уже поняли, что война проиграна, и всяческие усилия сопротивляться, бесполезны. Конечно, при первом натиске они еще будут стрелять, но вряд ли будут биться до последнего и проявлять чудеса храбрости. Они первыми начнут сдаваться. Вот, кто будет упираться до последнего, так это переметнувшаяся к немцам сволочь, как власовцы, калмыки и туркмены. Но они, скорее всего, будут выдвинуты в первые ряды обороны и если их обойти, зайти в тыл, да ударить с флангов, то и их храбрости быстро придет конец. Главное форсировать Одер, а уж там будет проще. Да и командиры у меня все боевые и опытные, с головой и тактической выдумкой. Один Пугачев чего стоит. Не раз доказал, что умеет выполнять поставленные задачи. Вот его я и пущу на Цибинген. Жаль, что он в Калише обделался, но это могло случиться с любым. Взял-то он его практически без потерь. Вот пусть при Цибингене исправляется. Пожалуй, следует сказать полковнику Гуськову, чтобы по возможности восстановил эти наградные реляции, которые сгоряча порвал. Герои не должны остаться без наград».
       Вскоре он вызвал к себе начальника политотдела полковника Гуськова и поделился с ним своими соображениями относительно взятия Цибингена полком Пугачева, а так же восстановлением наградных листов.
       - Пусть он только возьмет этот Цибинген. Тогда простим ему и Калиш и другие прегрешения, - согласился Гуськов.
       - А в чем ещё он перед нами провинился?
       - Жалоба на него и его замполита поступила. Будто и тот, и другой управление полком бросили на самотек, а сами только пьянствуют и ****уют. И тот, и другой завели себе молоденьких связисток и заняты только ими. Бред, конечно, но в каждом вранье все-таки существует зерно, из которого оно прорастает.
       - Ни хрена себе самотек? Он какой период имеет ввиду, твой писака. Если брать последние два-три месяца, все польские баталии, то полк немало полезного совершил. Кто этот мудак, который их обсе…ет?
       - Аноним. Но из тех, кто к ним приближен.
       - Ты вот что, Виктор Палыч, им, пока они этот Цибинген не возьмут, пока Одер не форсируют, пока плацдарм на том берегу не захватят, про эту жалобу и анонима ничего не говори. Сейчас у них мозги должны работать в одном направлении, как выполнить поставленную задачу. А то узнают про жалобу, мозги будут о собственной заднице болеть, о том, как оправдаться перед нами.
       - Полностью с вами согласен, товарищ генерал. 
       - И всё-таки, какая крыса там у них завелась, что жалобы пишет? У тебя есть соображения на этот счет?
       - Трудно сказать. Подождем, увидим. Жалобщик обязательно сам объявится, ну и проверить, конечно, придется.
       - Положим, проверка подтвердит, что какие-то факты имели место быть. У кого из наших командиров нет ППЖ. Наверняка спят со своими связистками, как и все. Но чтобы скакать жеребцами, это едва ли. Пугачеву почти полтинник, какой из него «жеребец»? Больше одной поездки по борозде вряд ли сделает. Да, и с пьянкой, это тоже несовместимо. Короче, мы с тобой договорились. До Цибингена пусть спокойно воюют. Хоть бы он его взял и переправился за Одер. А там….
       - А что там? – не понял Гуськов.
       - А там до Берлина рукой подать. Каких-то 70 километров. На машине за два часа доехать можно. Да и пехом… два дня, если без остановок. Конечно, эти километры будут сложными, но мы все равно их преодолеем.  Не в феврале, так в марте, не в марте, так в апреле, на худой конец в мае мы положим этой войне конец.
       - Твоими бы устами, да мед пить.
       - И мед пить будем и еще что крепче за Победу. Вот увидишь, что я буду прав.
       Связались с полковников Пугачевым, и комдив поставил ему задачу с указанием сроков: 2-го февраля взять Цибинген, а 3-го форсировать Одер. Задача не простая, но полковник Пугачев был готов к её выполнению.
       - Я дам тебе все, что нужно, полковник, только не подведи, - закончил разговор генерал Грызлов.
       Через несколько часов Пугачев снова вышел на связь и перечислил все, что ему требуется для успешного выполнения задачи. Генерал тут же распорядился выделить все необходимое.
       - Интересно, зачем ему горючее для танков? У него же их нет, - удивился полковник Гуськов.
       - Не в моих правилах спрашивать подчинённых, как он будет выполнять поставленную задачу. Обратился за помощью, я ему помогу. Скорее всего, какой-то замысел имеет, но его по радиосвязи не скажешь. Потом, по результатам, выясним, какую роль сыграет этот бензин, - ответил генерал Грызлов.
       До выполнения поставленной задачи оставалось менее суток, но напряжение нарастало с каждой минутой. Быстрее бы уж начиналась эта операция.
612 и 454 стрелковые полки 222 стрелковой дивизии уже выдвинулись к Одеру. Первый южнее, а второй севернее Цибингена  и должны были отвлечь часть сил обороняющихся на себя, чтобы облегчить штурм крепости для полка Пугачева. Но это был замысел командира дивизии, а как развернутся события, было неизвестно. Оставалось надеяться на воинскую выучку, боевой опыт полковника Пугачева, его командного состава и бойцов.
 
(полную версию романа можно прочитать в книге)