Красная дубинка

- Стойте! – крикнул патрульный дерзким, властным тоном. Спокойствие его слегка хриплого голоса наводило страх. Азад  замер на месте, и резко остановил рукой Тамерлана. Они оба опустили голову, и ждали, когда патрульный подойдет к ним.  Таковы были правила. Тот, совершенно безмятежно направлялся к ним и потянулся правой руку к дубинке,висящей у него на левой стороне пояса. Сердце молодых людей сжалось от страха. Они замерли.

Гулам запрещалось поднимать голову, пока патрульные - камарильи не разрешат. Голову гулы опускали настолько, что челюсть прижималась к груди. Говорить можно только тогда, когда задают вопросы. Отвечать лаконично и четко. Камарилья не должен задавать вопрос повторно. Все просто. Сделаешь все так, как велено - нечего тебе бояться, но стоит ослушаться…

Однако,нередко бывало, что патрульные ради потехи останавливали проходящего мимо гула и пару раз били ярко-красной дубинкой. Но у избиения были свои правила. Камарильи боялись убивать гулов, поэтому бить нужно было осторожно, желательно, надев мешок, чтобы не оставалось следов. Вряд ли у гула найдется смелость подать на камарилью в Суд Справедливости, однако все-таки стоит соблюдать определенные правила. Дубинки были ярко красного цвета, чтобы кровь избитого гула не была видна.  С гулами все дозволено делать, запрещено лишь убивать их. За убитого гула тоже простят, однако этим можно разозлить самих гулов. А Генералиссимус не любил шум в своем городе. Чистота и порядок – то, чем руководствовались камарильи. Страх – форма правления,на основе которой было построено общество, а убийство – первый зов хаоса.

- Молодежь, - сказал он с неким акцентом, определить который ребята не смогли. Они крепко прижимали голову к груди, застыв на месте. –Вольно. Можете поднять голову. Куда это вы идете?

- Товарищ капитан, - начал Азад, заметив четыре звезды на тонких железках, пришитых на плечи его темно - серой формы. Патрульных разрешалось называть только по званию, ибо они и различались то лишь по звездочкам на погонах. Во всем остальном все они были на одно лицо, причем в прямом смысле этого слова – у всех были одинаковые черта лица, форма, телосложение и т.д. Другим отличительным признаком были номера. Каждому патрульному выдавали автомобиль с номером. Этот номер считался номером и самого патрульного. – Мы задержались в библиотеке, и направляемся домой.

- Так в библиотеке говоришь? – с ехидной улыбкой повысил тон патрульный. Он периодически цыкал ртом, что раздражало Азада и путало его мысли.

- Да, товарищ капитан.

- Вы нарушили закон Генералиссимуса о комендантском часе, - перешел он на более серьезный тон. – Я должен составить протолок. Следуйте за мной.

- Но … - хотел возразить Тамерлан, и остановился, заметив резкий взгляд патрульного. Молчать он не собирался, только лишь перешел на более мягкий тон. – Но товарищ капитан, до вступления комендантского часа есть еще сорок минут.

- По твоим часам может и так, но мои часы никогда не ошибаются, - ответил патрульный под номером 448 серьезно и спокойно одновременно. – Есть возражения?

- Нет… –сказал Азад.

- Да!, - почти одновременно возразил Тамерлан. Камарилья раскрыл свои полузакрытые глаза и удивленно посмотрел на него.
- Нет. Вы правы товарищ капитан. Простите нас. Мы согласны на любое ваше наказание, ибо ваши уста – уста закона. А закон - единственная сила. Однако,уважаемый, можем ли мы договориться по-другому? – вмешался Азад.

- Мне нравится твой друг, - камарилья ткнул пальцем в грудь Азада, не отводя свой взгляд от Тамерлана и в его голосе слышались нотки возбуждения. – Он разумен. А тебе, я вижу, палок не хватает. 500, и не меньше.

- Но, товарищ капитан…

- Стоп, - лицо капитана резко побагровело, приобрело дьявольский вид, узкие глаза стали еще уже, и стало почти невозможно понять, как он ими видит, и открыты ли они вообще.– Проклятые гулы, я столько в своей жизни наслышался ваших «но», что меня уже тошнит от них. У всех у вас дома больные, которым нужны лекарства. Все вы голодаете, у вас нет хлеба на пропитание. У всех у вас постоянно якобы нет денег, однако стоит вас прижать как собак, так вы сразу их находите.  Вы, тупые выродки, думаете я просто так получил свои звезды?! Довольно играть, 500, или составляю протокол.

Он слегка, кончиками пальцев, коснулся дубинки, и сердце Азада чуть не лопнуло. Он не ожидал такой развязки дня. Он уже чуял печальный исход событий, и чувствовал, как сильно переполняется эмоциями. Камарилья был похож на бешеного быка, готового напасть. Его затылок был шире, чем оба запястья Азада, но даже при такой толстой шее, уродливая голова выглядела слишком огромной.

- Товарищ капитан, - пытался разрядить обстановку Азад, - мы искренно уважаем закон в вашем лице, однако мы не способны заплатить вам данную сумму сию минуту, так как столько денег у нас просто нет. Разрешите нам добыть для вас эти деньги, и в течение дня мы их вам доставим.

- Зачем мы должны платить за то, в чем мы абсолютно не виновны?! – возразил Тамерлан, за что получил легкое предупреждение локтем от друга.

- За твой язык, гул ты чертов, тебе придется отвечать. Вы виновны в неподчинении государственному служащему, в оскорблении его чина, а следовательно и Генералиссимуса, - он сжал рукоять дубинки, а Азад, в свою очередь, не мог оторвать глаз от его руки.  Азад знал, что скоро на их шее будет висеть все нераскрытые уголовные дела. Возможно, в их квартире найдут нелегальные товары, запрещенные очередными указами Генералиссимуса, а возможно их самих просто не найдут.

- Нельзя жить в страхе перед этими подон… - Азад сам не понял, как все произошло: молниеносно, вмиг голова его друга оказалась на земле. Все, что он увидел - дубинка больше не висела на поясе, а была в руке камарильи, который с налитыми кровью глазами, и расширенными от учащенного дыхания ноздрями избивал ею Тамерлана. Бык напал удачно. Тамерлан, потерял сознание, как только дубинка достигла цели, и рухнул как скошенный.

Еще одна особенность патрульных заключалась в том, что они не могли остановиться вовремя. Вырубить человека было для них недостаточно. Они должны были добить, пока вся злость не была бы выплеснута на полумертвое тело. Он начал пинать ногой безжизненное тело Тамерлана, а остолбеневший от всего происходящего Азад еще пару секунд не мог понять, что ему делать.

Свобода подобна теплу. Даже в самых холодных краях мира, чем глубже зарыться в земле, тем теплее. Страх, подобно холодной почве, отошел от юного сердца Азада при виде этого душераздирающего зрелища. Он видел, как колеблется тело его друга от каждого удара, а лежащий без сознания друг даже не способен был кричать от боли.

Вот тогда и нахлынула вся мощь молодой души, жаждущей свободы. Его взгляд изменился. Он заметил, как с окон в страхе смотрят люди, и понял истинную цену жизни. Никакие богатства не стоят минуты свободы, и в городе мрака до теплоты надо дойти самому, даже если придется вырыть эту землю своими окровавленными ногтями.

Азад бросился на него, словно молодой лев, пытающийся отнять трон у старого короля прайда. В порыве злости он так искусно прыгнул на патрульного, что тот, не ожидая такого, упал навзничь.  Дубинка выпала из рук камарильи. Азад, быстро схватив ее, начал бить со всей силы. Он ничего не замечал. Он просто бил как мог. Он бил от имени всех и кричал. Кричал во все горло. Капли нечистой крови камарильи брызгали в лицо Азада с каждым ударом.

Столько сил потребовалось маленькому принцу, чтобы понять суть смерти, и в один день он перерос свою смерть и перестал о ней задумываться. Невозможно творить без смерти. Когда Бог убивает свои создания, Он плачет. Он понимает, что можно и не убивать, подарить им бессмертие. Но тогда пропадет смысл созидания. И знаете, что Он сделал? Он дал своим созданиям иное бессмертие. Он разрешил им творить, созидать нечто бессмертное, вечное.

А от чего, по сути, зарождается страх? Самый примитивный зародыш страха – это боязнь смерти. По сути это и есть корень, из которого вырастает весь сад. Если углубиться и изучить отдельно каждый элемент страха, все будет упираться в боязнь смерти. А кто такой храбрец? Тот, кто боится и ненавидит её больше всех. Настолько сильно, что больше не в силах её терпеть.

И Азад был одним из тех, чья чаша терпения была переполнена. Поднявшись на ноги, крепко сжимая в руках символ власти – красную дубинку, он оглянулся. Он поймал себя на том, что он больше не один. Вокруг него, хоть и со страхом в глазах, стояли гулы. Один за другим со всех зданий, со всех трущоб, все кто увидели его, все кто поняли, что даже обычный гул может поднять красную дубинку, сплотились вокруг Азада. А он в свою очередь упал на колени рядом с другом и, первым же делом, проверил пульс.

- Жив! Он жив! Помогите! – крикнул Азад. Пару молодых и крепких ребят откликнулись первыми и подняли Тамерлана.

- Мой отец – врач. Отвезем его к нам. Не беспокойся. Иди, прячься. Они за тобой приедут.

Азад гордо выпрямился, поднял красную дубинку и громко сказал:

- Я не собираюсь прятаться! Я рожден гулом, но не собираюсь умереть им! Мы - не рабы, мы - не крепостные! Мы люди! Только мы сами в силах бороться за свою свободу! Все мы годами ждем чуда, что Генералиссимус стар и скоро умрет, но наша жизнь уже показала нам, что на месте одного приходит такой же другой, а может и еще хуже. Бог всемогущ! Но он помогает только тем, кто сам пытается помочь себе. Мы не пытались никогда это сделать. Мы в страхе прятались за пустой надеждой! Сегодня я буду бороться с ними! Пусть меня убьют. Пусть разорвут на части. Мой дед был воином! Я не позволю, чтобы его внука оклеймили трусом. Мы не трусы! Да, я боюсь. Я, так же как и вы, боюсь смерти. Но вкусив свободу, услышав ее запах, я больше никогда не смогу жить в рабстве. В этот раз я никуда не убегу.

- Я с тобой, - услышал он голос из толпы.

- Всю жизнь ты был мне обузой, и я настолько привык, что не могу не защищать тебя до последнего, - услышал он голос своего старшего брата из толпы. Резко гул голосов пронзил воздух. Все выкрикивали боевой клич. Все были готовы встретить врага,а издали уже были слышны сирены.

Разные лица, разные униженные судьбы скопились позади Азада, а он стоял гордо перед ними, крепко держа в своих окровавленных руках красную дубинку и ждал. Сердце его трепетало. Были слышны их дыхание, биение сердец. Вот появились автомобили, из которых вышли сотни патрульных. Они выстроились в один ряд. Все были на одно лицо, все были копией друг друга: одного роста, одного телосложения, у всех полусонные, едва открывающиеся глаза, выпирающаяся вперед голова на широком затылке, грубые черты лица, густые усы над тонкими губами, крепкие плечи, с которых свисали тонкие руки, и большой, круглый живот, охвативший почти треть туловища. Живот они считали показателем силы, комфортной жизни.

Столкновение было неизбежно. Самые разные молодцы со своей историей, со своими пороками и со своими причинами желать свободы стояли напротив патрульных, чьим овцами они были всю свою жизнь. Если осталась хоть капелька волчьей крови в жилах этой стаи баранов, то борьба неизбежна. Вот и собрались те самые молодые волки ради свободы, ради безжалостной драки.

Они сцепились. Дрались, били. Шли ожесточенные бои, которых свет не видывал. Они сжимали в руках палки, биты. Воздух пронзился криками. Кто-то падал на землю с криками боли, кто-то кричал от злости. Всюду слышались удары. Вскоре агрессивность возросла, и палки в руках превратились в бутылки, ножи… Патрульным приходила подмога. Их становилось все больше и больше. Словно кто-то успел положить одного в ксероксную машину, и теперь печатал его копии, которые отправлял в бой. Но юнцы не сдавались. Они становились все более жестокими и бесстрашными. Патрульные все еще боялись открыть огонь по толпе, но пару раз они, все-таки, чтоб напугать их выстрелили и случайно убили гулов. Смерть товарищей была последней каплей в чаше терпения гулов. Они не собирались прощать такое. В гулах проснулся человек. Раб, покоренный господином, перерос самого себя, и был полностью готов сам быть тем господином, которому он подчинялся. Генералиссимус понимал, к чему приведет смерть гула, именно поэтому он запрещал делать подобное.

Совершив убийство, камарильи не собирались останавливаться. Они, имея численный перевес, окружили полностью молодых людей, и бой утих. Попав в окружение,  гулы готовились принять свой последний бой. Они старались не наступать на тела погибших. Даже на тела патрульных. Патрульные держали их на прицеле, готовясь расстрелять. Они по рации сообщили о победе, и ждали указа Генералиссимуса.

- Я был рад бороться с вами плечом к плечу, - сказал один из гулов. Никто никого не замечал. И вдруг среди этой людской массы поднялась рука, держащая красную дубинку. Азад, их символ свободы, был все еще с ними и был намерен продолжить борьбу.

- Чтож, если так предписано судьбой, то мы умрем. Но истина неизменна, братья. Истинный народ должен сплотиться ради собственной свободы против общего врага, какими бы разными ни были люди, которые его составляют. И наша борьба верна, пусть даже она обречена на поражение, путь даже мы не сможем вернуться домой. Камарильи – не из нашего народа. Они не одни из нас, и нами управляет не наш человек. И пусть мы умрем, но зато будем знать, что другие гулы поймут суть нашей борьбы и поднимутся против деспотизма, как это сделали мы. Я буду драться до конца. А вы?

И тут раздался крик. Все кричали как один. Все желали бороться до конца. Камарильи прицелились, и готовы были стрелять в случае нападения гулов. Но вдруг, с тыла, тысячи гулов напали на них. С окон женщины бросали в патрульных все, что попадалось им под руку. По всем улицам люди начали наступление. Кровь лилась рекой. Это не было братоубийством. Гулы смывали свой позор покорности кровью.

Все вместе они направились к зданию Генералиссимуса. Больше у них на пути никого не осталось. Тысячи людей двигались в одном направлении подобно течению реки. Дойдя до здания, они нашли дверь открытой. Азад и пару его товарищей вошли внутрь.  Они поднялись на лифте на десятый этаж. Товарищи Азада остались перед входом в кабинет Генералиссимуса. Азад же отворил дверь ногой и вошел внутрь.

Перед его взором предстала шикарная просторная комната. На стенах висели книжные полки, а в конце комнаты, за столом безмолвно, но уверенно сидел Генералиссимус. Он выглядел так же, как и все камарильи. То же лицо, те же усы, тот же символ власти и богатства – огромный круглый живот. Однако единственным его отличием была одежда. Он был одет во все белое. Белый костюм с золотыми погонами, белые туфли, белая сорочка.

- Я ждал тебя, - тихо промолвил он. Азад промолчал. – Ты пришел за свободой?
Азад тихо кивнул, и не двигался с места. Он был ошарашен спокойствием Генераллисимуса.

- Свобода, - вздохнул он. –Зеленый, недоросший романтик…И как я только проиграл тебе? Видимо уверенность в том, что гулы уже полностью подчинены, подвела меня. Но твоя победа одержана лишь только над моей гордыней. Вовсе не считай все произошедшее победой свободы над рабством. Человек свободен в своем выборе. К примеру,человек, зайдя в булочную,свободен выбирать,покупать ему белый хлеб или черный. Он полностью волен выбирать стоит ли ему покупать хлеб вообще, или приготовить самому. Но он не может выбрать то, что мы запретили продавать в этой булочной. Как ни крути, свобода -  всегда понятие относительное. Не будет меня, будет другой, подобный мне, который разрешит продавать еще и батон или лаваш, но суть от этого не изменится: все равно всегда будет тот, чье решение важнее, чем решение массы. Ты просто не осознаешь что, гулы не умеют жить по-другому. Гулы не смогут выживать без меня и моих родственников. Они столько уже жили под нами, что существовать без нас они просто не смогут. Мы - единое целое с гулами. Они не знают свободу, не познали ее вкус.

- Мы сами уже возвращали свою свободу много лет назад путем немалой крови. Сделаем подобное столько, сколько понадобится, пока разум полностью не освободится от рабства.

-  Да? Ты действительно так считаешь? В первый раз, когда вы добились свободы, половина из вас делала все для того, чтобы продать свой народ другим. В результате так и случилось. А потом вы начали возводить этим предателям памятники, называть в их честь улицы, а истинных героев позабыли. Второй раз судьбой вам был предоставлен истинный лидер, которого вы так же не оценили и убили собственными руками. Вы не умеете ладить между собой, и не сможете никогда. Вы не люди. Вы - гулы. Вы созданы, чтобы подчиняться другим. В каждом отдельном периоде истории вы предавали друг друга. Так произойдет и с тобой. Или предашь свой собственный народ, или будешь, подобно мне,тираном. С ними по-другому не возможно. Они не могут жить свободно. Для них понятие свободы ассоциируется с хаосом. А хаос тоже приводит к внутренней войне, в которой побеждает наижесточайший. Хаос тоже приведет ко мне. Вы сами дали мне власть. Я ее не отбирал ни у кого.

- Мы дали тебе власть, мы и отбираем. Твое время вышло.

- Что ты собираешься делать, сидя тут, на моем месте?

- Это больше не твое место. Я дам своему народу образование, я позволю ему быть самым успешным  и самым гордым народом мира. Им больше не придется преклоняться перед личностью. Только законы будут выше них. Больше никакого тоталитаризма. Никакого культа личности. Никаких отцов и детей. Народ как ребенок. Его только надо направить,  а дорогу они найдут сами.

- Глупец! – воскликнул Генералиссимус,ударив кулаком по столу, но сразу же снова перешел на спокойный тон. – Я тоже думал, как ты. Я тоже надеялся, что смогу создать все с нуля. Но, увы, пороки власти не под силу нашим генам. Мы просто не можем без полного контроля. Станешь демократом, тебя сожрут те, кому ты дашь хоть немного власти. Назначишь гулов патрулировать - они превратятся в камарильи. Чиновникам дашь миллионы, они все равно будут красть десятки. Нет способа борьбы с ними, кроме как тотального контроля! Сколько юных ребят стали жертвами твоей глупости…Пускай жили бы они в страхе, но ЖИЛИ бы! Да, не смогли бы они свободно выходить на улицу, ну и чтож? Они бы создали семью. Нашли бы какую-нибудь работу.

- И весь день думали бы о смерти!

- Им не пришлось бы думать. Ты помог им с этим.

- Тебе приходилось смотреть в глаза умирающей от болезни матери, чьи сыновья погибли во имя твоих интересов. Матери, которая не могла найти работу, ибо была довольно стара, и которой гордость не позволяла попрошайничать или просить у кого-либо помощи. А мне приходилось. И ведь болезнь была не серьезной! Но нечем было лечить…
- Слушай раб, я знаю миллионы таких сюжетов для книг. Ведь я их писал. Но придет время, и ты сам меня поймешь. А теперь…


Вокруг резиденции Генералиссимуса собралась толпа. Все они ждали Азада. Словно люди собирались сжечь очередную ведьму. В тишине мрака с десятого этажа резиденции спрыгнул белый человек. Он был облачен во все белое, подобно падающей звезде. И когда звезда достигла земли, она угасла.

Прошел год после того, как жажда свободы победила страх. Так всегда бывает: борьба с собственными пороками обречена на успех, если тобой правит бесстрашие. Вот в городе царит полный порядок. Люди продолжают жить своей жизнью. Резиденция управляющего городом стоит на том же месте. Внешне она почти не изменилась, разве что сменились герб и флаг. На место белого флага Генералиссимуса висел красный – символизирующий борьбу. Внутри резиденции работники активно двигались, постоянно делая определенную рутинную работу. Женщины и мужчины разного возраста, словно муравьи,сновали из стороны в сторону. Лифт стоял там же, и внутри постоянно ждал швейцар, который целыми днями нажимал на кнопки. На десятом этаже, при выходе из лифта человека встречала прекрасная дама, лет тридцати, в узких прямоугольных очках, с пышной грудью, и постоянной сияющей улыбкой. Она сидела перед комнатой нового управляющего городом, и была для него одним из самых близких людей. Она хоть и не блистала умом, но во всей резиденции не было женщины прекраснее ее.

За дверью той комнаты тоже мало что изменилось. На полках лежали все те же книги, только их число увеличилось, так как от каждой новой публикации ему приносили в качестве подарка один экземпляр. В конце комнаты, за столом сидел Азад. За креслом на стене висела красная дубинка. Он писал что-то, как видно было из его озабоченного вида, очень важное. Он отпустил усы.Его глаза почти полузакрыты, шея стала шире, от чего голова выпячивалась вперед. А из-под пуговиц рубашки у него медленно начинал выпирать символ власти – большой круглый живот. 



24.10.2016 Баку