Мамочки, щекотки боюсь! 1

   Мы бродили с ней по старому парку около моря, и нюхали острый йодистый
  ветер. Немного философствовали, и немного дурачились.
  Мы делали это каждые выходные, когда я приезжал к ним в гости.

- Как ты живёшь? – Ева по-взрослому посмотрела на меня.
- Как все, - пожал я плечами.
- Не-е-ет, - она почти пропела,
- Ты не такой как все. Ты хороший.
- Нет, милая, - я расплылся в улыбке,
- Я обыкновенный старик.
- Нет же. Ты мой самый хороший... И у тебя столько всего-привсего, - Ева
  широко распахнула руки и начала перечислять: собака, кот, пиано, музыка,
  «торта всячиские», гитары,  «компЫ» с играми, и  «всего ищё» много.
- Нет. Это у тебя столько всего-привсего (!), это ведь всё твоё, - я её пере
  дразнил и взял на руки,
- А у меня только…ты  и…Я задумался.

  «Все, что осталось у меня, – моя музыка; все, что осталось у музыки - от
    меня, –  звук.» - мелькнуло в моей голове и исчезло.

- А мама? А бабушка? А Лина? – Ева  пыталась накрутить на свои маленькие
    указательные пальцы мои негустые брови.
  Я слегка удивился.
- Ну, мама – давно уже не моя, а папина, - ответил я, пытаясь рассмотреть её   
  пальцы одновременно, на своих бровях.
- Хорошо, - она согласилась.
- Бабушка, тоже не моя…
- Почему же не твоя? Твоя-а-а!
- Она – ничья. Она - своя собственная.
- Но она, же была(?) твоя…
- Это было давно. И, наверное, это было не зря, - продолжал я философски,
 - Во всяком случае, в результате  нашей …любви появилась…
- Я?! – почти выкрикнула Ева, и широко раскрыла глаза.
- Можно и так сказать, - спокойно ответил я.
- Так как в результате нашей… дружбы, появилась твоя мама.
  И уже потом. В результате любви твоей мамы и твоего папы
  появилась – ты.
  Маленькая хорошенькая дурашка. Боже, как всё сложно…
- А что такое дружба? – быстро спросила она и "воткнула" свой носик в мою
  переносицу.
- Дружба – это одна из форм любви, - так же быстро нашёлся я.
- А что такое форма любви? Кто она? – Ева обняла меня за шею и пыталась
  смотреть своим правым глазом  в мой левый.
- У неё много форм…Э-э, - я не ожидал такого напора от ребёнка и
  лихорадочно подбирал слова.

- Но позволь тебя спросить, дорогая! – решил я уйти от темы.
- И откуда же ты, знаешь о Лине? – спросил я.
- Я подсмотрела твою почту на твоём «ноуте»…
- И смотрела её картинку, - ответила, не задумываясь, Ева, и облизала два
  своих  больших пальца.
- Когда? - не давал я ей  вернуться к своим вопросам.
- Вчера, - Ева усердно принялась разглаживать мои брови  своими
  сырыми пальцами.
- Так ты оказывается маленькая шпионка?! – «сердито» удивился я.
- Нет. Я – маленькая хорошенькая дурашка. Ты сам  говорил.
- Конечно, дурашка. Но… и немного, ведь, и… шпионка? – не унимался я её
  «изобличать».
- Шпион – это кто злой. А я – нет. Я, тоже, хорошая
- Ну, хорошо-хорошо, - начал было сдаваться я.
- Нет. Это нехорошо, - продолжала Ева, и уже нагло слюнявила мои
  истерзанные брови.
- Ты сам меня учил, что чужие письма читать нельзя!
- Мало ли чему я тебя учил!? У тебя  кроме меня…вон сколько учителей!
  Одна бабушка(!) чего стоит.
- Да. Эт.Точно, - она наконец закончила с бровями, и начала присматриваться
   к моим скромным усам.

- Ну и как тебе Лина? – улыбка прямо поползла по моему лицу. Я пытался
  отвлечь её от парикмахерства.
  Ева набрала в рот воздуха и громко выдохнула.
- Ну, во-первых: я ничего не поняла. А во-вторых, фотка у неё маленькая.
  Я не разглядела. Ну и бабушка помешала. Конечно. Она подошла и увидела,
  что я  читаю,… и стала…сердиться.
- На тебя? – я поставил барышню на землю.
- Нет.
- На меня?! – радостно спросил я.
- Нет, - она подняла на меня свои хитрющие огромные глаза,
- Она стала сердиться на Лину!
- Почему? – я опешил.
- Вот и я говорю! Ей. Причём тут Лина и«ноут»? Если ты сама ушла от деда!
- И что же бабушка? – я расхохотался.
- Бабуля сказала, что я  такая же как… ты. И ушла.
- Она сказала, что ты несносная?!
- Да-а!
- Ну, а ты что думаешь по этому поводу? – вытер я  платком, выступившие
  слёзы смеха.
- Я думаю, что…я … такая же, как ты. Несносная.
  Мы засмеялись.

- А ты Лине об этом напишешь?
- О  чём, об этом?
- Ну, о том, что я без спросу твою почту читала?
- Нет, конечно, - улыбнулся я.
- Зачем мы будем ещё и её расстраивать? Мы же уже расстроили бабушку:
  Я - не закрыл компьютер, ты – открыла почту. Бабушка увидела.
  Рассердилась. Поэтому… Давай, Лине, ничего не напишем, - я присел, и 
  глаза наши встретились. Глаза у неё были большие синие  и глубокие
  с двумя   чёрными зрачками – пляшущими чёртиками.

- Ну, хорошо, - деловито вздохнула она и уставилась на мои усы.
- А ты можешь мне ответить ещё на один вопрос?
- Спрашивай.
- Только честно-причестно.
- Когда я тебя обманывал? – сделал я обиженный вид.
- Скажи, а что такое любовь?
 
- Что это тебя сегодня на всякие взрослости тянет?
- Ты обещал, - Ева опять по-взрослому посмотрела на меня.
  Я взял её за руку, и мы пошли к морю снова нюхать ветер.


- Любовь, моя девочка, это огромный и редкий  труд.
-  Как это? – Ева уставилась на меня.
- Огромный потому что он, труд, идёт на протяжении всей жизни,
  а редкий – потому что очень немногим удаётся пронести этот труд
  через всю жизнь.
- Как это? – опять переспросила она меня.
- Как это – как это – как это…, - я вдруг понял, и подумал:

  « Её голосом со мной говорит кто-то из Небесной Канцелярии.
    Но, кто…? А главное –зачем?» 

- А вот так это, - я  взял её на руки и стал щекотать её своими  новыми усами.
  Ева залилась звонким смехом и с её криком «Мамочки, щекотки боюсь»,
  мы стали приближаться к волнам.

  Вечером, когда она ложилась спать, я пришёл в её комнату, чтобы
  рассказать сказку.
- Дед, я могу тебе задать вопрос? – громко прошептала она.
- Опять про любовь? – я улыбнулся.
- Не знаю…Нет, про дружбу.
- Хорошо, задавай.
- Ты меня с Линой познакомишь, когда я приеду к тебе?
- Посмотрим. Сначала нужно приехать, - поцеловал я внучку в
  щёку.
  Зажёг ночник, и стал рассказывать сказку.
  О Домовёнке.