Когда заканчивается война

Она бессмысленно смотрела в потолок, лежа под капельницей.
Дурацкий прибор то и дело пищал, а на бесстрастном темном экране красными и зелеными символами писались какие-то обозначения. Температура тела, пульс, давление, еще какая-то дребедень… За столько времени она так и не научилась в этом разбираться, не хотела. Это обязанность врачей, а она вообще на радиотехника училась, ей все эти обозначения ни к чему, у нее свои... Якобы профессиональные. Может, это был подсознательный страх того, что когда она все поймет, то ей станет хуже? Предпочтительнее об этом не задумываться. И не только об этом. Лучше ни о чем не размышлять, чтобы ненароком думы всякие не влезли в голову. Толку от этих мыслей, если они только губят? А вот действия – спасают, да. Действия без мыслей, безголовые рискованные поступки, после которых кричали: «Ты сумасшедшая! Ты безумная!» и отчего-то степенно волокли каталку с капельницей и опять «заботливо» укладывали в реанимацию.
Бело-серая дверь слабо скрипнула, и в палату вошел невысокий, но достаточно крупный мужчина лет тридцати. Заметно, что он не так давно был на улице: ярко-розовые щеки и запотевшие очки в черной оправе говорили об этом. На широкие плечи небрежно накинут кристально-белый больничный халат, а в руках – ярко-белый пакет, в котором явно лежало много каких-то вещей.
Лежащая недовольно поморщилась: за время нахождения тут ее уже тошнило от этого дурацкого белого цвета, который словно преследовал. Но мужчина не заметил гримасы, а лишь аккуратно прикрыл дверь и тихими шагами приблизился к кровати.
- А я думал, что ты спишь, - слабо улыбнулся он, взглянув на девушку. – Доктор сказал, что тебе снотворное дали.
- Да пошел он к черту, не буду я пить эту дрянь, - буркнула она.
Мужчина немного усмехнулся и стал вытаскивать из пакета продукты. Апельсины, суп в банке, йогурты…
- Вот только не йогурты! Выкини их к черту!
Он глубоко вздохнул, но поставил продукты на больничную тумбочку.
- Все у тебя к черту… - и продолжил выкладывать еду. – Куда ты теперь снотворное дела?
- Как и всегда, - девушка вытащила из-под серого одеяла руку, сжатую в кулак.
- Давай сюда, - засмеялся мужчина и, забрав из ее руки таблетку, выкинул в ближайшую урну. – Что с тобою такою делать? Но йогурты тебе нужны, в них эти… бактерии полезные.
- Ты сам-то в это веришь?
- Нет. Но они все равно лучше, чем… Да лучше, чем эти таблетки, которые ты выплевываешь.
Мужчина открыл тумбочку и стал аккуратно укладывать продукты. Лежащая при этом молчала, словно собираясь с мыслями. Или не хотела говорить. В те моменты, когда этот гость появлялся в палате, ей больше всего хотелось, чтобы говорил он. Его голос всегда каким-то образом завораживал ее и действовал лучше всяких обезболивающих и снотворных. Она все равно редко что понимала из его бесед: ни по работе, ни по жизни. А все потому, что она привыкла жить совершенно по иным правилам. Он жил в мире, в относительном мире с собой и с обществом. Да, и у него была не такая уж и легкая работа, подчас ему приходилось не спать круглыми сутками, но он все равно жил в относительном спокойствии.
У него над головами не летели снаряды, ему не приходилось стрелять, чтобы выжить. А ей приходилось это делать, будучи ребенком. Прятаться в ненавистном подвале в обнимку с худощавыми крысами, прятаться, лишь бы «они» не нашли, лишь бы «они» не забрали с собой и лишь бы не убили. Может, лучше бы убили, чем забирали. Потому что прекрасно знала, что делают с такими «забранными». Знала, в свои пять лет она слишком много знала о том, что творят эти черти с девочками и девушками в своих заточениях. Знала о том, кто эти люди, знала о том, что они могут сделать с ней. Потому и сбегала вместе со всеми, пряталась. Можно сказать, что ее каждый раз спасало чудо: то ли «они» не так сильно искали, то ли не хотели искать, но ее никому не удавалось забрать. Хитрый ребенок с недетским взглядом мог убегать от них, и могло изначально показаться, что все это – игра, где маленькое дитя обманывает взрослых.
Но на деле – разве это игра? Игра, где от пуль и мин гибнут люди? Где совершенно нормальным зрелищем для пятилетнего ребенка стали трупы, залитые темной кровью? Где он спокойно перешагивает через тела, пытаясь найти хоть кого-то живого? И ведь кто-то всегда находится. А потом – начинается снова. Приходится видеть трупы, слышать грохот снарядов… В голове уже тогда не было мыслей. Не было слов «когда все это закончится?». Их она просто не знала, потому что не представляла, что это такое – когда заканчивается война.
И сейчас, спустя столько лет, девушка толком так и не научилась понимать мирных людей. Ей постоянно казалось, что они какие-то… не такие. Неправильные? Нет, не то слово. Они… странные. Да, для нее они были странные.
А от войны непросто избавиться. Она не только в голове, она в душе, так и тянет постоянно сражаться. Сражаться с кем-то, сражаться за что-то… За что? У каждого свои понятия, которые он защищает в военное время всеми способами. У нее тоже были какие-то свои принципы, которые она отстаивала, стоя спиной к спине с товарищами… Только  время расставило все по своим местам, и оказалось, что товарищей не было – были лишь солдаты, те, кто заставил ее заново идти на войну, утверждая, что это правильно. И она была с этим согласна - не знала, что война может заканчиваться.
Все мирные люди были странны. Ее гость тоже был в своем роде странный, потому что никогда ее не понимал. Одна была радость для нее: в отличие от остального общества он пытался ее понять. Не мог, но пытался. А остальные… Мирные люди снова устраивали с ней войну. Хотя, нет. Там есть какие-то правила о чести, есть принципы, есть то, за что надо бороться… Остальные же, эти якобы мирные черти, устроили настоящую травлю, практически не на жизнь, а на смерть. Все бы ничего, но травля эта была не потому, что она не хочет понимать мир. А потому, что они не хотят понимать, что такое и насколько страшна война.
А он пытался понимать, насколько это было возможно. По ходу общения с ней, по ходу своей работы, где он встречал похожих на нее бойцов, мужчина постепенно что-то начал ощущать… Во всяком случае, не стал идти на нее с борьбой за какие-то свои идеалы, а постарался понять ее. Это уже было мирным способом общения.
- Ты гляди, а то в скором времени снотворное могут начать колоть, - его голос прервал размышления. – Если заметят, что ты не спишь.
- Ты же им это не скажешь, - проговорила она скорее утвердительно, чем вопросительно.
Гость лишь глубоко вздохнул.
- Не скажу, конечно, но ведь спать для тебя будет гораздо полезнее. Сон помогает организму.
- Организму моему на все по барабану, - девушка махнула свободной рукой. – Он все равно ни на что не реагирует.
- Ну… - протянул мужчина. – На что-то да реагирует. Бесполезно это объяснять, в глубине души ты сама это знаешь.
Да. Реагирует. На мерзкую боль во всем организме.
- А ты лучше вот чуть позже супчика поешь.
Девушка только поморщилась.
- Это борщ, а я его не люблю, - обратила она внимание на красноватый оттенок супа и отвернулась.
- Э, нет, - хитро улыбнулся мужчина. – Не борщ это, я знаю, что ты его не любишь. Это солянка.
Девушка тут же повернулась назад, а он засмеялся.
- Ты сейчас выглядишь как лисичка, которой сыр от вороны лично принесли.
- Чего?
- Басня есть такая, про ворону и лисицу. У вороны сыр был, а лисица хитрым способом этот сыр забрала.
Девушка молча пыталась проанализировать сказанное. При чем тут сыр? И ворона?
- А зачем лисе сыр?
- Съесть.
- Лисы не жрут сыр.
- Так это сказочная басня, для детей.
- С ума сойти! А потом говорите, почему молодежь у вас такая глупая. Да потому что сами учите их не пойми чему. Лисы сыр не едят, им мясо подавай.
- Ох… - улыбнулся мужчина. – Я тебе как-нибудь постараюсь объяснить смысл басни. Там суть вовсе не в лисе, не в вороне и не в сыре. А смысл в жизни. Но если я начну объяснять его сейчас, ты не поймешь. Не потому что ты якобы глупая, - поспешил он отметить, увидев агрессию в глазах. – Нет, ты ни в коем случае не глупая. Просто у тебя другое восприятие, поэтому мне и объяснять смысл басни нужно будет по-другому.
Девушка все еще агрессивно смотрела на него.
- Ну, хватит ворчать.
- Расскажи что-нибудь, - попросила она.
Мужчина удивленно посмотрел на нее, но все-таки согласился. Так, она узнала про то, что поймали мужчину, убивавшего девушек в красных платьях, отравительницу, уже судимого мошенника, подростка-воришку… Ей было интересно его слушать. Эти истории не были для нее впечатлительными, всех пойманных она видела лично. Девушка разговаривала с ними и прекрасно знала, что они пошли на это не просто так, у каждого была своя цель и свое объяснение, зачем им это было нужно. Казалось, что и сам мужчина осознавал, что совершенное ими имеет какую-то структуру. Какую – непонятно для него. Пока что непонятно.
Она просто слушала и в душе радовалась, что к ней ходит этот человек, разговаривает, делится чем-то, что происходит за стенами этой дурацкой больницы, без этих постоянно пищащих приборов… Раньше их терпеть не могла, а теперь они становятся еще более невыносимыми. Нельзя быть слабой, никогда, а тут врачи специально делают ее таковой, принося постоянно таблетки, уколы, капельницы, возя на обследования… А она хочет быть сильной. Воинственной и сильной. Не хочет понимать весь этот чертов мир с их странными понятиями. Достаточно будет понимать только лишь своего постоянного гостя, с которым познакомилась совершенно случайно.
- Ты меня слышишь? – вновь мужчина оборвал ее раздумья.
- Слышу, - ответила она недовольно. – У меня просьба к тебе есть.
- Какая? – он придвинулся к ней ближе.
- Договорись с врачами, чтобы они меня выпустили отсюда.
Взгляд его тут же переменился с участливого на пугающе-раздраженный.
- Ты с ума сошла?! Тебе…
- Нужно пройти курс лечения, тьфу! – закричала девушка, привстав с кровати. - Достало меня это, достало! Мне это ничего не нужно! Ты разве не видишь, что ни черта из этого не помогает! Мне только хуже становится! Потому что тут и так все ходят словно мертвецы! Белые халаты, белые палаты, все белое, словно трупешники! Да меня тошнит от всего этого, тошнит до ненависти! Слушай, - вновь обратилась она к нему. – Мне плевать на то, что со мной происходит и сколько и чего мне нужно из лекарств. Все равно каждому судьба свое дает. А я хочу жить так, как хочу я. Жить, понимаешь? Жить! А в стенах этих я чокнусь! Тут слишком много тишины! Слишком! Она давит на меня! Она меня убивает, меня, а не мой чертов организм!
Она вновь откинулась на подушку и замолчала. Но в тишине больничной палаты было слышно ее хрипящее дыхание и глубокий вздох мужчины.
- А может, ты хочешь войны? – напрямую он задал вопрос. Тот самый, который сама девушка не хотела себе задавать. Потому что просто не знала ответа.
Хочет ли она войны? Хочет ли она бомбежек, разрушенных домов? Мертвых тел, плачущих от страха детей? Грудничков, валяющихся никому не нужным мясом в липкой грязи? Она все-таки человек, и присущи ей человеческие понятия о жизни и смерти. Присущи как никому другому. Она не читала об этом в книгах, ей не рассказывали об этом на уроках истории. Видела это своими глазами. Кто-то ей однажды сказал, что она – не человек. Кто посмел сказать сие – тот в корне не прав. Она и есть человек, самый что ни на есть настоящий, поскольку знает цену важным жизненным понятиям. И ответ на деле оказался прост: она не хочет войны. Не хочет.
Но жить по-другому она просто не умеет.
- Научи меня жить без войны, - попросила девушка, внимательно глядя на него взором своих ярко-синих глаз.
Синий – цвет неба, цвет… спокойствия и мира. Возможно ли научить миру человека, который знает только войну?
Мужчина улыбнулся и, взяв руку девушки в свою руку, ответил:
- Я научу. Жить. Без войны.
… Для чего существует война? Кто-то говорит, что это кому-то выгодно. Кто-то - для того, чтобы доказывать свою правоту до крови, до смерти. На самом деле, оба спорящих в этом вопросе правы как никто. Война выгодна тем, кто спорит о важных жизненных вопросах и никак не могут прийти к какому-то совместному решению. Спор становится все острее и острее, и настает момент, когда на арену выводят так называемое «пушечное мясо» - людей, которые борются за чужие идеалы и чужие мнения. Им самим, возможно, не нужна война, им бы жить в мире да создавать радость. Но… Спор есть спор, война есть война. Вот только люди забывают, что у всего на свете есть две стороны медали, посему утверждать полную правоту совершенно неправильно. Это и есть главная аксиома: на войне нет победителей, на войне – все проиграли. Автоматически. Как только объявили военные действия.
Возможно ли закончить войну? Рано или поздно? Возможно, если одна сторона начнет понимать другую, и наоборот. Только в таком случае реально достижение мира и, как бы то ни было, общих целей. Мирно сложив оружие и согласившись на переговоры, не отступая от данных правил. Начав жизнь по-другому. Только в таком случае заканчивается война.
… Закончила ли свою войну героиня сего рассказа? Я не знаю, потому что никогда не решалась задать ей этот вопрос. Не знаю, почему. Наверное, каждому человеку, имеющему свою войну в душе, немного страшно услышать истинный ответ.
Она замужем за тем самым мужчиной, пообещавшим научить ее жить без войны. Их сыну уже больше года. Он любит смотреть советские мультфильмы по телевизору и пародирует волка из «Ну, погоди!». А тот самый мужчина, играясь с сыном, усмехается и говорит: «Да, наша героиня на волка похожа. Тоже говорит «ну-у-у-у, погоди-и-и-и!» и немного злится!». А она шутливо грозит кулачком и приносит из кухни свежеиспеченный сладкий пирог. Волшебный вкусный запах разносится по комнате. Всеми вместе они садятся за стол, наливают чай и сок и готовятся отведать вкусное блюдо.
И снова хочется спросить. Закончила ли она свою войну? Я не знаю. Ответьте сами, пожалуйста, на этот вопрос. А то меня уже к пирогу зовут.