История четвёртая. Кто кричал над озером Горькое?

 
                I.
       Не отягощённые никакой родовой хворью и вроде бы не склонные к мистике, мужчины рода Меркуловых тем не менее несли в себе некий тайный изъян.
       Достигнув сорока трёх лет и примерно шести месяцев, они вдруг исчезали из дома — и их находили утонувшими в каком-либо дальнем, забытом людьми и Богом , степном пруду. Без всяких признаков насильственной смерти.
       В обозримом времени уже трое  Меркуловых так сгинуло.
       Приближалась очередь четвёртого: Клима Ефимовича, спортсмена, всяческого энтузиаста, агронома-педагога, преподававшего полеводство  в сельскохозяйственном техникуме небольшого городка, где жили Меркуловы и ваш покорный слуга.
       Конечно, если бы мы были не «совки» самоуверенные,- три случайности уже пахнут закономерностью!-, то надо было бы сходить к психиатру, что ли.
       Однако у советских, даже у бывших, собственная гордость.
       - У  нас эти штучки для слабонервных не пройдут,- не замечая страха в глазах супруги Людмилы, - моей, кстати, двоюродной сестры, очень его любившей,- решительно и настойчиво повторял Клим Ефимович.- Мы эти сомнительные  легенды средневековых замков развеем только так !
      Глубинная же суть дела была в том, что лично для себя  он, спортсмен-крепыш, гордившийся своей закалённостью, давно решил разрубить этот лжетаинственный,- так он считал,- фамильный узел самым радикальным образом. Узнав на месте,- то есть на дальнем озере Горьком,- все детали гибели брата. Предшественника своего в этом окутанном тайнами ряду.
      «Какие ещё тайны?- с некоторым даже возмущением говорил себе Клим Ефимович.- Алкоголь в крови был? Был. Да, совсем немного, и тем не менее. А эта пагубная зараза заведёт куда угодно хлеще любого Сусанина!»
       Сам Клим Ефимович, кстати, был трезвенником.
       Тогда, два года назад, ошарашенные третьей «случайностью», Меркуловы в траурной суете почти ничего не успели разузнать. Как он вообще очутился на том глухом озере, брат Николай? Да, иногда рыбачил. Но никаких снастей при нём не было. А главное — что за поза: брат был «подвешен» в воде вертикально, словно поплавок. То есть он шёл в воду. К чему именно?  Вот вопрос! Шёл и не дошёл…
       Короче: кровь из носу-  надо узнать всё! И закрыть пресловутую «тему».
       Идея-фикс, как уже сказано, захватила Клима Ефимовича уже давно. Однако пика нетерпение достигло именно в его персональные сорок три и шесть.

                II.
    Соврав жене,- увы, не он первый,- что срочно вызван в облоно, Клим Ефимович, с бычьим упорством отринув все опасения и предупреждения Людмилы, буквально вырвался из дома. И через несколько часов, примерно в четыре утра,- по причине конца сентября, стало быть, в густых и зябких сумерках, - добрался на всём попутном, вплоть до случайных тракторов, до пресловутого озера Горького.
   Для распутывания фамильных тайн время, конечно, не очень подходящее. Но спортивный Клим Ефимович был так в себе уверен, что всё остальное,- почти невидимая гладь озера, от которой тянуло холодом, и совсем не видимый хуторок, который, помнится, где-то неподалёку был,- для него словно не существовало…
   Очутившись на пустынном берегу, Меркулов-четвёртый  (повествователь просит считать эту «прикладную арифметику» не ёрничеством, а лишь концентрацией внимания на том, почему Клим Ефимович оказался на трагическом для брата «озере», созданном не природой, а бульдозерами) решил действовать так. 
    Когда рассветёт, он, конечно, поищет в хуторке очевидцев, которые нашли Николая. А сейчас надо смоделировать и «проиграть на пленэре» трагедию того печального предрассветья. Если верить экспертизе местного Аниськина, брат утонул именно на заре и буквально в нескольких метрах от берега. «Представь алгоритм и логику его действий, - буквально приказал себе Клим Ефимович.- Ну-с?!»
    Зная, что Меркулов-третий был человеком врождённо робким и недостатка этого стеснялся, Меркулов-четвёртый, как истинный спортсмен, решил, что Николай мог попытаться избавиться от порока, мужчинам их рода в целом не свойственного.
    То есть он вошёл в воду практически голый, а потом вдруг чего-то испугался.
    - Так узнай, чёрт подери, чего именно! - испытывая особую радость риска, свойственную смелым людям, громко велел себе Клим Ефимович; и, словно стеклянная, гладь ещё ночного озера ответила ему эхом.- Тварь ты дрожащая или право имеешь? «Четвёртый» ты Меркулов или навсегда - само-свой?!
     Клим Ефимович по-спортивному быстро разделся. И, желая избавить свой род от гнетущей «тенденции», - смело шагнул в сумеречную гладь придуманного людьми озера. Чей творец, как уже сказало, не Природа, а бульдозер…
      Сентябрьская вода забытого смутной эпохой пруда оказалась столь обжигающе холодной, что ударила наотмашь сразу — по сердцу. Клим Ефимович не знал, что бульдозеры-экскаваторы лишь открыли на две огромной степной балки природные, почти ледяные ключи да сделали с двух сторон запруды. Дно уходило из-под ног обрывно. Он уже едва доставал кончиками пальцев обжигающую холодом супесь.
     Это была огромная яма, в которой утонул брат.
    «Ну и что?- уже тяжёлым, словно затихающим языком повторял упорный «четвёртый».- Ещё один шаг в глубину — и я победил… Ясно: у Коли остановилось сердце… Но я ведь спортсмен: вернусь на берег за два взмаха сажёнками… Как просто — сердце: банальная физиология… Мистика была бы красивей...»
    Он был уже словно в полудрёме.
    Он уже висел в воде, подобно поплавку!
    И почти не чувствовал ледяных объятий. В этом была даже какая-то сомнамбулическая прелесть: ничего не надо делать,  никуда не надо грести.
    Как это прекрасно: ничего не хотеть!
    Ни-че-го…
    И в этот миг сзади,- хотя возможно и сверху!-, раздался истошный вопль-призыв, разорвавший сумрак осеннего предрассветья :
    - Кли-и-и-им !!!
    Невероятно, невозможно,- как хотите, - но это кричала Людмила.
    Очнувшись от её крика, Меркулов стремительно выскочил на сумеречный берег.
    Ни души!
    Молчаливая степь словно думала полудрёмно: рассветать или не рассветать?
    И то: может, сон лучше яви...

                III.
    Когда, гонимый страхами за любимую жену,- а так кричат, лишь положив на весы всё главное в жизни!-, Клим Ефимович добрался, наконец, до нашего городка…
    Он даже бежал по степи! А в попутные машины и трактора вскакивал на ходу, лишь хрипло крикнув водителям: «Ребята, у меня беда!» И его везли молча и быстро. Народ наш знает, что такое беда: он уже вторую тысячу лет сам из неё выбирается.
    Когда домчал, наконец,  уже по городку до своего дома, соседи, стоявшие у подъезда, сочувственно-испуганно сказали ему: Людмила — в больнице.
    Под утро она так отчаянно, так громко выкрикнула,- надо понимать, во сне,- его имя,- «Твоё, Ефимович», «Твоё, Клим»,- что разбудила и всполошила весь подъезд.
    Сейчас в реанимации. Инфаркт.
    Причём, сказали удивлённые доктора, какой-то странный: у неё же, у Людмилы, даже медицинской карты в поликлинике не было. Никогда не лечилась, потому что ни разу не болела. То есть — никаких физиологических предпосылок...
    Меркулов-не-четвёртый, с которым мы приятели, - потом, когда Людмила уже вышла из больницы, - слегка виноватым шепотом рассказывал мне, что там было с ним на сумеречном берегу озера Горькое.
    Надо, мол, сердце тренировать. «Такие шуточки со стороны мотора у нас не пройдут!- говорил он, как всегда решительно.- Я теперь по пятьсот специальных упражнений каждое утро делаю!» Это понятно. И меня не удивило. Как всё остальное, что он говорил именно о себе. Даже то, что ему казалось, будто кто-то нагло талдычил в уши: «Действуй именно так. Ты же не трус, Клим!»
    Меня удивила Людмила. Хотя, пожалуй, лучше — растрогала и даже очаровала.
    Чему удивляться: близнецы за сотни километров знают, что с их «половинками» происходит. А разве здесь — совсем другое? После нескольких десятилетий жизни в любви и согласии ОН и ОНА становятся даже похожими друг на друга !
     Просто каким-то тайнам везёт на наше к ним внимание. А на другие мы смотрим в упор, но дива их дивного не замечаем. Надеюсь, что эта простенькая история хоть немного исправит несправедливость.
   
                *****

                Виксавел.