Школьник Просиков. Глава 16

               


               В которой батальные сцены соседствуют с не батальными


   "Ах, кто же не любит первый снег!" - как говорит наша учительница. И это справедливо. Снег - это всегда здорово! И не только первый. Чего только нельзя сделать из снега! Можно вылепить снеговика или бросаться снежками, а вот кто-то уже вытащил санки; но главное, мы начинаем строить снежную крепость - с мощными крутыми стенами, башнями и переходами.
   С вечера мы несколько раз поливаем ее водой, чтобы она как следуем заледенела, особенно центральная и самая высокая башня, - тогда осаждающим крепость придется нелегко. На верхушке башни мы укрепим флаг.
   За ночь хорошо подморозило. Под утренним солнцем крепость удивительно преобразилась, и стала похожа на восточный дворец из сказки.
   Мы разбились на две армии. Споров о  том, кто будет защищать крепость, а кто нападать, почти не было, интересно и то и другое. Но очень важно выбрать судью, чтобы тот никому не симпатизировал и судил честно и беспристрастно. Существуют неписанные правила: нельзя пускать в ход кулаки, острые предметы, бросаться льдом. И во многом, именно от соблюдения этих правил зависит - кто победит. Судьей согласился быть Юрка Безлепкин из соседнего двора.
   Я, Сережка, Славка, Сашка Прохоров и еще несколько ребят оказались в числе атакующих крепость. Ну а там всякие Федьки Моховы, Сабельниковы, Лисицкие - это те, кто постараются нас в крепость не пустить. У нас же не возникало никаких сомнений, что сопротивление бесполезно, и им не устоять против таких отчаянных ребят, как мы!
   Итак, все разошлись на исходные позиции и стали заготовлять боеприпасы. Над крепостью заполоскалось на ветру красивое голубое полотенце... Тьфу ты! Я хотел сказать - знамя, вышитое красными петухами.
   Проведенная проверка готовности армии к боевым действиям показала наличие  достаточного количества боеприпасов: несколько сотен снежков, передвижные щиты, санки, на которых мы сможем подкатывать снаряды к стенам крепости и увозить наших раненых. Все было готово к сражению.
   И по сигналу судьи, под барабанную дробь (соло на барабане исполнял Сашка Прохоров), развернув знамена, мы двинулись на штурм цитадели, а впереди - главнокомандующий командир (это был я!) и его ординарец (то есть Сережка).
   Сперва мы хотели провести психическую атаку: сомкнутые ряды в полный рост, с открытой для вражеского снаряда грудью, не опуская головы... Но поняли, что станем легкой мишенью для гарнизонных метателей. А тот, в кого попадает снежок, выбывает из игры. Поэтому мы перестроились в македонскую фалангу - только боевые деревянные  и пластмассовые лопаты торчали из-за щитов.
   Поначалу мы шли неторопливо, размеренным шагом, как древнеримские легионеры, постукивая по щитам, но постепенно убыстряя шаг, разогнались, и издав победный клич коварного, но воинственного племени сиу, подобно львам рыкающим, бросились на приступ. Из крепости дружно грянуло: "Врагу не сдается..."
   - Пленных не брать! - еще успел выкрикнуть я, но мои слова потонули в яростном шуме битвы.
   Прикрываясь щитами от града, обрушившихся на нас снежков, мы упорно пытались взобраться на стену. На Славкины плечи вскарабкался Толик, а на его плечи в свою очередь залез мой друг и отважный воин Сережка. В то же время наша доблестная конница под началом Вовки Брусникина гарцевала вокруг крепости, закидывая осажденных снежками, а дальнобойщики-артиллеристы поддерживали нас, ведя ураганный огонь по укрепучастку.
   Но защитники крепости сопротивлялись изо всех сил. И вот уже Сережка с Толькой рухнули вниз, увлекая за собой остальных нападавших, и сбивая с ног своих же всадников с лошадьми (не повезло лошадям: Барболину, Крайникову, Романюку, а также всаднику Меткое Копье - Вовке Брусникину).
   Первая наша атака была отбита. Мало того, обороняющиеся даже организовали вылазку, но шквальным огнем мы загнали их обратно.
   Используя короткую передышку, мы перегруппировались и пополнили боеприпасы. У дворничихи тети Ани были взяты деревянные лестницы, а пару бревнышек мы приволокли с пустыря. После того, как мы наскоро перекусили заранее заготовленными бутербродами, штурм возобновился.
   Мы легко и быстро добежали до крепости. Враг спохватился, когда мы были уже у ее стен. Наверное, их обед затянулся. Мы приставили лестницы к крепостной стене и сноровисто устремились наверх. Тараны работали исправно. И пока осажденные старались оттолкнуть от стены одну из лестниц, Вовка Брусникин, тоже потерявший в бою лошадь и превратившийся в сухопутного бойца, уже забрался по другой лестнице на крепостной вал и сиганул оттуда вниз - в логово скорпионов.
   Ужасный бой продолжался. Смешались люди, кони, звери (Гаврила и две бродячие собаки приняли самое живейшее участие в сражении). Мы устали колоть друг друга под барабанный стук. Полагаю, что Полтавская битва по сравнению с нашей баталией была лишь обычной потасовкой.
   Мы теряли людей, но и наши недруги несли огромные потери. Героически пал Сережка,  сраженный предательским снежком пущенным в спину. Даже судья не выдержал этой жестокой и душераздирающей сцены. "Меня глубоко потряс этот вероломный поступок, - признался он потом. - Я не мог уже судить объективно и равнодушно смотреть на происходящее...". И Юрка Безлепкин со своим помощником, а заодно и братом Виталькой, влились в наши ряды.
   Но все решил резервный полк, вовремя введенный в бой по моей команде и возглавляемый бесстрашным полковником Сережкой. "Как же так?" - спросите вы удивленно. А вот так! Сережкина рана оказалась не смертельной. И быстро залечив ее, он поспешил вернуться к своим товарищам.
   Оборонявшиеся были внезапно и стремительно атакованы по всему фронту, и в короткое время, смятые и опрокинутые, они тысячами сдавались в плен на милость победителей. И мы великодушно оказали им эту милость. Крепостной флаг сорвали, и водрузили наши знамена. А через несколько минут была подписана полная и безоговорочная капитуляция.
   Да, славная была сеча! Она по праву может войти в школьные учебники истории.
   А завтра бой затеем новый, только на этот раз - наша очередь защищать крепость. И будьте уверены, что мы-то ее никому не сдадим!

   Но за долгую зиму порой случаются и грустные дни, особенно когда портится погода, вот как сегодня. За окном унылая тускло-серая хмарь. Свистит и всхлипывает ветер. На деревьях раскачиваются черные голые ветки. Попугайчик Пашка шебуршит в листьях китайской разы. Иногда, прерывая свое важное занятие, он вглядывается в окно. Но там никого нет. Пернатые друзья, с которыми так здорово ругаться, когда они в погожие денечки прилетают на угощение к нашему окну, пропали. Холодный ветер загнал голубей под крышу и сдул с деревьев ворон. Лишь одинокий воробей роется у небольшого кустика: видно его приметливый глаз обнаружил что-то съедобное. Он еще покопошился и улетел.
   Непогода гуляет по городу. А здесь, в квартире, тепло и уютно. Уверенно, по-хозяйски устраивается Пашка на моем плече, покусывая меня за ухо, и лопочет всякую ерунду. Но вот он увидел, как его подруга Фенька увлеченно расправляется с только что насыпанном просом. Внимание! Да там не только просо, но и вкусная рисовая каша, семечки подсолнечника и даже кусочек белого хлеба! Надо торопиться. Пашка быстро порхнул с плеча к холодильнику, где на его поверхности Фенька трудилась над утренним завтраком. Он отталкивает от еды подружку - не трогай зернышки, это мое! - но Фенька уже наелась и потому легко уступает ему свое место и начинает заниматься утренним туалетом. Я тоже почистил свои "перышки" и полетел в школу.
 
   Сидя за партой, и краем уха слушая учительницу, я, как Пашка, смотрел в окно и скучал. Но тут распахнулась дверь и на пороге нашей классной комнаты объявились двое - толстый и  тонкий.
   - Здравствуйте, дети! - сказал толстый. - Мы режиссеры. Вернее, я режиссер. -поправился он, - а это мой помощник. - И он указал на тонкого. Тот согласно кивнул головой. - Мы будем снимать кино. Кто из вас хочет стать артистом?
   Артистом хотели стать все.
   - Нам нужен всего один, - сказал тонкий помощник режиссера.
   - Значит, это я! - вскочил Женька Лисицкий. - Потому что я похож на Алена Делона.
   - На Делона? Лисицкий, ты не в себе! Ой-ей-ей! Сейчас умру от смеха. - Вовка Брусникин напрягся и засмеялся. - Вот я похож на Арнольда, это любой скажет. Посмотри-ка на меня в анфас.
   - Куда на тебя посмотреть? - спросил Юрка Баларев.
   - В никуда, дурбень. Это неважно. Сниматься буду я!
   - Но нет, позвольте, что за чушь вы несете. Опомнитесь! Сниматься в кино могу только я! - уверенным тоном заявил Сабельников. - Тем более, у меня и опыт есть, я уже снимался.
   - Ну и  где же ты снимался? - закричал недовольный Лисицкий. - В рекламе памперсов несколько лет назад?
   - Я снимался на карточку!
   - Ха-ха-ха! На карточку... Видел, видел я эту карточку, - усмехнулся Женька. - Точно, в окружении мамы и папы... На горшке сидишь.
   - Нам не нужны Ван Даммы и Шварценегеры! - закричал режиссер. - Мы не боевик снимаем.
   - А что же?
   - Мы хотим снять фильм про школу. Герой картины - ученик младших классов. Есть и другие герои: самоотверженно работающие педагоги, воодушевляющие ученика на дальнейшие успехи в учебе. Вас ведь воодушевляют педагоги, не так ли?
   Славка пожал плечами.
   - Нет... Да... Нет, пожалуй, не очень, - признался Вовка Брусникин. - Вот "Терминатор" меня воодушевляет.
   Режиссер с помрежем удивленно переглянулись.
   - Ну, раз так, - разочарованно сообщил Вовка, - пусть снимается Лисицкий. Я думал, что это будет боевик.
   - Не хочу сниматься про школьную жизнь, - закапризничал Женька. - Это разве жизнь? А хочу сниматься в фантастическом фильме, на худой конец - в приключенческом.
   - А я бы снялся в комедии, - подал голос Сабельников, и выжидательно посмотрел на режиссера.
   - Не надо тебе там сниматься. Над тобой и так все смеются, - сказал Сестренкин и громко засмеялся.
   - А мне бы хотелось сыграть в любовной мелодраме, - мечтательно сказала Ритка Сурикова и зарумянилась.
   - А мне в кинопанораме...
   - Такой передачи давно нет!
   - Для меня сделают!
   - А когда вы начнете снимать многосерийную мелодраму, вы пригласите меня на главную роль? - требовательно спросила у киношников настырная Ритка.
   - Тебе только в фильмах ужасов сниматься, а не в мелодраме, - засмеялась Анька Сушкина. - Что касается меня, то я могла бы сыграть Василису Прекрасную, или Елену - тоже Прекрасную. Эти роли мне по плечу.
   - Не знаю, не знаю, - покачала головой Ритка. - Может быть, они тебе и по плечу, а может и нет... Но вот роль Бабы Яги, точно твоя, и умоляю, гримироваться не надо, так все испортишь!
   - Ой, кто бы говорил, кто бы говорил!
   Но пока мы спорили, режиссеры, точнее режиссер с помощником, исчезли. Однако, странные все-таки люди, эти режиссеры.
 
   А сегодня, на последний урок, к нам в класс пришел завуч, Юлий Цезаревич, и сказал, что в субботу мы пойдем в театр.
   - Ой! - вырвалось у Майки Борисовой. И не удержавшись, она захлопала в ладоши.
- Как здорово!
   Улыбнулась и Нина Федоровна.
   - Я очень, очень рада за вас! Театр - это изумительное зрелище! Помните, как сказано у поэта...
   - Нет, не помним!
   - А как сказано?
   - Вот послушайте: "Театр уж полон; ложи блещут..."
   - Это здорово! Это блеск! - одобрительно загудели мы.
   - Про лужи поэт классно ввернул!
   - Не про лужи, а про лыжи. Сейчас зима, а ты лужи какие-то выдумал...
   - Как будто у нас зимой луж нет.
   Учительница немного смешалась, но быстро пришла в себя.
   - Ну хорошо, хорошо, дети... На чем это я остановилась...
   - Вы сказали, что очень любите театр.
   - Очень люблю. А знаете как я его люблю?
   - Да откуда же!
   - Понятия не имеем.
   - Беззаветно?
   - Нет, безответно.
   - Странною любовью?
   - Как мыши сыр?
   - Как Славка печенье?
   - Как Просиков Катьку Лепилину? - ядовито спросила Ленка Ширяева.
   - Дура! - сказала Катька и покраснела.
   - Дура! - сказал я и покраснел.
   - Я не дура - сказала Ленка и тоже почему-то покраснела.
   - Вы, наверное, любите театр, как я люблю решать арифметические задачи, - рассудительно заключил Витька Меднис.
   Учительница болезненно поморщилась, и на ее лице проступили красные пятна.
   - Дети, дети, прошу внимания! - перекрывая шум, закричал завуч. - У меня для вас сюрприз! Вы идете не в простой, а в музыкальный театр, слушать оперу "Евгений Онегин".
   Но сюрприз ему явно не удался.
   - В оперу?! - наши лица вытянулись.
   - Да, в оперу, - подтвердил Юлий Цезаревич. - Счастливчики! Вы погрузитесь в чарующий мир волшебной музыки...
   - Я бы лучше в тачке к брату погрузился и поехал на хоккей, - раздраженно буркнул Сестренкин.
   - А мне бы хотелось посмотреть вечером фильм об искателях приключений, - сказал Сережка.
   - И я хочу про искателей!
   - И я! И я! - загалдели ребята.
   - А я хочу слушать прекрасную музыку, написанную Петром Ильичем Чайковским к опере "Евгений Онегин", - сказала с глубоким чувством Борисова.
   - А я не хочу! - с еще более глубоким чувством сказала Варька Полякова.
   - Лучше "Пискунов" послушать, - заметил Юрка Баларев.
   Мнения разделились: тридцать к одному не в пользу "Евгения Онегина".
   - Довольно спорить! Все уже решено, вы идете в оперу! - повысил голос завуч. - Хочу предостеречь вас от необдуманных поступков и надеюсь на ваше благоразумие и хорошее поведение. Верю, что не повторится "музейная" история, и мне не придется краснеть за вас. Вместе С Ниной Федоровной с вами пойдет наш заслуженный учитель физкультуры и прекрасный человек, Ганнибал Ильич. Он будет присматривать за вами.
   - А что заслужил Ганнибал Ильич, медаль или ценный подарок? - проявил интерес Димка Крайников.
   - Медаль лучше, - сказал Тарлович.
   - Нет, деньги лучше, - не согласился Сашка Прохоров.
   - Ганнибал Ильич, - с расстановкой сказал завуч, - заслужил уважение всего преподавательского состава нашей школы, надеюсь, что и ваше тоже. Ведь заслужил?
   - Заслужил, заслужил! - восторженно закричали мы.
   - Вы все-таки вручите ему ценный подарок, Юлий Цезаревич! А то я не раз слышал, как он сокрушался и говорил: "Эх, опять не хватает!" - сказал Вовка.
   Завуч тяжело вздохнул. Нина Федоровна вздохнула еще тяжелее и несколько раз хлопнула в ладоши, призывая нас к порядку, а когда порядок установился, сказала, что мы свободны и можем отправляться к своим пенатам. Не знаю, кто и куда отправился, может кто и к этим  пенатам, но лично я, пошел домой.
   
   Перед тем, как отправиться в театр,меня вырядили как Петрушку: постригли волосы, заставили до блеска начистить ботинки, надеть новый костюм, и даже нацепить на шею галстук. Отвратительно! Я чувствовал себя немного не в себе, и  чуть не сошел с ума. Это неправильно - так измываться над ребенком! Если взрослые, когда либо были маленькими, они бы должны понять меня. В конце концов, я не артист какой-нибудь, чтобы все пялились на мой новый костюм.
   Но все эти невеселые мысли быстро рассеялись, как только я вышел из дома. Ведь впереди меня ждала встреча с друзьями и с Евгением Онегиным!