А. Н. Стрижев. Предисловие к сборнику Цевница

«В уединении творится дух высокий»

Вспышка усадебного строительства пришлась в России на век Императрицы Екатерины Великой. Победы русских воинов под водительством славных полководцев, расширение государственных границ, богатеющее дворянство, подпитывающее свои вкусы из источников просвещения, новые знания, умноженные наукой и совершенствование мастерства – всё это вместе, на фоне благополучия и даровой крепостной силы, сдвигало поступь культуры к изысканности и совершенству. Возникли усадьбы заслуженных людей, будь то боевой генерал или сановник, успешный промышленник или обеспеченный мудрец, ищущий ключ к таинствам натуры – Н.И. Новиков тому пример. Привилась мода к пейзажным садам и паркам, где главенствовала природа, подправленная рукой знающего садовника. В другом случае предпочитали искусственный облик насаждений, и на собственном пространстве виднелись замысловатые аллеи с обсеченными деревьями, а водное зеркало каналов и озёр окантовывали дёрном или камнем. Чтобы сад был по-настоящему увеселительным, в нём посетитель находил и беседки с галантными посвящениями, и круглые храмы в честь мифических героев, и гроты в развалинах, и каменную башню с часами, обесеченную, как те деревья. А главное, в этом саду не столько нарочито стилизованные домики – голландские, китайские, татарские, не заправская мельница на воде, и даже не рядок крестьянских изб, а обширный и основательный дом самого хозяина поместья удерживал постоянное внимание посетителя. Усадьба полнилась художественными картинами, скульптурами, книгами и роскошной мебелью. На смену всего свойского, сделанного сельскими умельцами – завезённые с берегов Сены и Темзы привлекательные, красного дерева гарнитуры. Стекло и фарфор, домашняя утварь, в основном, тоже привезены издалека. Но в усадьбах попроще, в помещичьем доме главенствовал русский обиход, с его обстоятельностью и без лишних прикрас. Впрочем, зеркала, камины и картины по стенам были за обыкновение.
Пейзажный сад уподоблен дикой природе. Журчит ручей по диким камням, пруд с перевозом, за дубовой аллеей озеро, а на нём остров и храм мудрости. Вдоль берегов павильоны в тени развесистых лип, в глубине лесочка обнаружится гранитное надгробие с витиеватой надписью, на видном месте скульптура Ж.-Ж. Руссо и госпожи Гийон, почитаемой масонами, невдалеке высится обелиск, поставленный в честь памятного события, а рядом с господским домом, ближе к селу – храм Божий, ревностно посещаемый семьёй вельможи. Набожность и просвещение были свойственны людям той поры. Само стремление к прелестям сельской жизни определилось ещё в античном мире. Оды Горация донесли до нас образный строй и неподдельный восторг в размышлениях древнего поэта. Эти горацианские переживания остро чувствовали почти два тысячелетия спустя, и созерцатель натуры XVIII века дорожил садовыми эмоциями, как и прежде, обретая в саду внутреннюю свободу. Грандиозный сад графа Алексея Кириловича Разумовского в Горенках, под Москвой, славился исключительным богатством флоры, доставленной сюда из стран далёких, экзотических. Продуманные до мелочей приёмы выращивания зелёных питомцев в открытом и защищённом грунте, усилия выдающихся ботаников и агрономов в Горенках творили чудеса. Ведь и сам Граф обладал превосходными знаниями во многих отраслях естественных наук, а для своей ботанической коллекции не жалел ничего. Он переписывался со многими видными учёными мира, дружил с Карлом Линнеем и собрал уникальную библиотеку книг и столбцов о растениях, у него имелись даже трактаты отцов этой науки, все классические сочинения позднего и новейшего времени. Во многих имениях сад закладывали по плану, начертанному лучшими ландшафтными архитекторами. Все садовые строения и познавательные произведения содержали философический или назидательный смысл. Горенки – это сад природы, но в нём присутствовало кое-что, характерное для сада-искусства. В садах других помещиков наблюдаем хорошо вычищенный зелёный дёрн, непременные боскеты – уютные кабинеты среди тенистых дерев, катальные горки, карусели и качели; журчит рукотворный ручей, лебеди красуются на пруду. У иных строились пруды каскадные – к примеру, в Богословском, имении Гагариных – вода там перетекает с разных уровней. Могли быть и обелиски, и фонтаны, и затейливые павильоны. И всё это в рядовых усадьбах, как и у вельмож, озвучивала музыка, а в барском доме разыгрывались представления. Богатые имения вдоль Петергофской дороги; или, скажем, на Выксе у господ Шепелёвых, что владели землями близ Мурома – их крепостной театр под руководством приглашённого маэстро ставил балеты, не уступающие Шереметевским постановкам в Кусково и Останкине.
Домашние развлечения покоились на чтении, музицировании и певческом искусстве; девичьи занятия перемежались рукоделиями – вышивкой на пяльцах, низанием бисера: создавали прелестные картинки, украшая кошельки для милых и сашетки для хранения пахучих трав. Семейные альбомы наполнялись рисунками, а на них были выведены усадебные цветы, весьма похожие на заправские; неумело, зато узнаваемо изображали сценки из окружающей жизни, а  то из-под пера возникал и портрет кого-нибудь из домочадцев, или приглашённых гостей. В тот же альбом вписывались трогательные стихи и отрывки прозы, заносились остроумные мысли и каламбуры. Альбом – это памятная шкатулка интересного собеседника, и владелица заглядывает туда без принуждения, узнавая себя в каждом слове.
Другое дело – книги. Их в эти годы ценили и берегли, как самое заветное в доме. Тайнозрительные трактаты вольных каменщиков, наставления ищущим мудрости, поучающимся истинам веры, а также путешествия в поисках нравственного совершенства – вот круг интересов, привлекавший в ряды этого духовно-мистического движения почти все сословие мыслящих, просвещённых людей Века Екатерины и императоров Павла и Александра. Масонство явилось прямым противоборством безбожию вольтерьянцев, попранию ими божественной сути «внутреннего человека». Надо сказать, что некоторые из вольных каменщиков и сами были прекрасными хозяевами в имениях. Так, Василий Алексеевич Лёвшин (1746 – 1826), известный больше как плодовитый сочинитель книг по домоводству и ведению хозяйства, был ещё и строитель добротной усадьбы в своём тульском селе Темрянь. Здесь он поучался мудрости, занимался в обществе последователей. Его литературная деятельность напоминает хозяйственные занятия Андрея Тимофеевича Болотова (1738 – 1833) и его огромную продуктивность, как писателя. Обозревая своё имение постоянно и круглый год, в частности, Болотов оставил натуралистические зарисовки, опубликованные лишь два века спустя (часть из них мы даём в нашем сборнике). А были тогда мыслители этого рода повсюду, и тоже оставили они поучительные образцы владения имениями: Иван Владимирович Лопухин (усадьба Савинское), Василий Дмитриевич Комынин (Тёсово), Николай Иванович Новиков (Авдотьино) и многие другие просвещённые помещики на всём русском просторе. Парадные Императорские усадьбы, разумеется, планировали и строили с государственным размахом, и программа для них составлялась иная, представительская. Правда, что-то тут заимствовалось из практики частных усадеб. Скажем, великолепную коллекцию растений вывезли из Горенок графа Разумовского, большая часть попала потом в  Императорский ботанический сад в Петербурге. Туда же перешли и ведущие ботаники покойного графа. Архангельское, Вязёмы, Кусково тоже добавили штрихи к культурному облику северной столицы.
Наш сборник называется «Цевница», что означает свирель. В старинной усадьбе до сих пор как бы слышится меланхолическое звучание свирели, а вместе с тем возникают также строки элегий тех давних лет. «Цевница» раскроет впечатляющий ряд поэтических творений поэтов, отечественных и переводных, ведь это их читали и заучивали наизусть, а декламация стихов, как и музицирование, и танцы, прочно вошла в дворянский быт помещичьей России в годы её крепнущего роста и процветания талантов. Новейшая поэзия овладела зоркостью и чуткостью к душевным переживаниям, отладила образность строк победных, созвучных настроению воинов. Любовь к Отечеству, рвение к победам над врагом проявлялись во всех слоях нашего общества, а в дворянском сословии она тем более чувствовалась, поскольку это сословие служивое, и путь к успешной жизни связывали со службой в армии, с героизмом и личными подвигами. Вот почему «Патриотика» в Цевнице выделена особым разделом. Здесь представлены наиболее характерные стихотворения русских поэтов за этот период. Но патриотизм немыслим без любви к родному языку, без владения живою речью. Такое сокровище не давало утончённое воспитание дворянских детей, оно постигалось ими в младенчестве в общении с нянями, ключницами и богомолками, с людьми из простонародья. Книжки лишь раздвигали горизонт познания. Сельская жизнь на вольной природе предоставляла отрокам красочность и картинность действительности.
Прелестям сельской жизни, природе посвящён в сборнике первый раздел, где читатель найдёт всё лучшее, что читалось тогда и было любимо. «Сельская муза»
Михаила Матвеевича Хераскова поведает обитателям усадеб, слогом торжественным и напыщенным, о божественных созданиях, встречаемых повсеместно в лугах и рощах, о поучительном смысле видимого в природе, о мудрости жизни и смерти. Ныне редко вспоминаемый поэт, Евстафий Иванович Станевич, языковед и последователь А.С. Шишкова, напомнит о сладости уединения, необходимом человеку, погружённому в раздумья, ведь «в уединении творится дух высокий»,природа наставляет человека жить в смирении и благодушии. Будь деятелен, но не будь буен. В разделе также даны образцы западной поэзии, воспевающей времена года, ландшафтные сады в имениях, элегии. Все произведения приведены в переводах русских поэтов той замечательной поры. К каждому поэту разработана библиография публикаций в различных журналах, в переводах разных литераторов. По существу, это полный свод известных переводов на те годы.
Важный по содержанию раздел «Философические размышления» вобрал в себя лучшие философские оды М.М. Хераскова, И.П. Пнина, И.И. Дмитриева. В Век Просвещения философия в жизни разумного человека была необходимой частью мышления и раскрывала перед ним проблемы бытия и назначения личности. Проблемы эти вечные и для осмысления весьма сложные, требуют религиозного опыта и знания научных целей. Немалый вклад в тайнозрительное любомудрие вложили деятели тайных обществ: Н.И. Новиков, А.Ф. Лабзин, И.В. Лопухин, М.М. Херасков и многие другие подвижники учения свободных мыслителей.
Лёгкая поэзия представлена в разделе «Анакреонтика». Любовные мотивы пока ещё зажаты условностями этикета и лишь подразумеваются. Галантный век был откровеннее в высшем свете, в аристократических кругах, а помещики средней руки нередко обращались с людьми, стоящими ниже на иерархической лестнице, грубо, бесцеремонно. Анакреонтика для них была лишь прихотью. В сборнике нашем представлен более целомудренный подход к интимным тайнам. К разделу, представляющему лёгкую поэзию, непосредственно примыкают те стихотворения, что относятся к досугу и развлечению. Здесь представлены оригинальные басни, идиллии и песни. От высоких од и эпического стиля описаний пришли к бытовой простоте, с непокидающей улыбкой.
А теперь о том, как всё это разыскивалось. Ряд лет мне посчастливилось плотно и находчиво заниматься в Музее книги Российской государственной библиотеки в Москве в атмосфере весьма благожелательной, за что искренно  благодарю сотрудников этого научного учреждения. В фондах Музея я занимался изучением русской периодики 1790 – 1820 годов. Это то самое тридцатилетие, когда усадебное строительство развернулось мощно в стране и достигло вершины. Хотелось разыскать, в первую очередь, поэтические произведения, посвящённые усадебной жизни, они же были и наиболее читаемы в этих владениях. Оказалось, за взятый период в России издано до 70 разных литературных журналов и альманахов. Зачастую выходили они в свет недолго, выдав подписчикам считанное число номеров, но были и продолжающиеся издания, что продержались по нескольку лет. Фронтальный просмотр всей этой периодики убеждал составителя, что выбирать для своей антологии необходимо с расчётом на современного человека, призывая его к ответственности перед творениями, включая подобных себе, что нацеливало на этическую обязанность людей в отношениях друг к другу. Анакреонтика и забавы также присущи обитателям усадеб, и произведения такого содержания тоже разыскивались. Название сборника – «Цевница» - возникло не сразу, были и такие варианты: Усадебная лира, Отдохновение, и другие. Свирель, Цевница, звучит и напоминает о складе старинной жизни в усадьбах, о чувствах и наслаждениях уютом. Заодно продумывался и зрительный ряд – подборка иллюстраций, соответствующая интересам владельцев усадеб, их культурным переживаниям. К большинству представленных поэтов составлен подробный перечень публикаций их стихотворений и поэм в том же периоде.
За стихами следует «Приложение», составленное М.А. Бирюковой. Здесь представлен текст знаменитого Шарля Жозефа де Линя (1735 – 1814) «Взор на сады». Этот труд иностранного принца и путешественника по России публиковался у нас в переводе всего один раз, в самом начале XIX века, причём в составе его собрания сочинений, и теперь он трудно находим. Глухих ссылок на трактат появлялось много, а текст де Линя мало кто видел. Теперь он станет доступен всем, кто интересуется основной литературой по усадьбам того времени. Его крылатое изречение: «Сады обрисовывают характер нации» - будет для многих более понятным. Затем представлены странички вдохновенных замечаний и пристальных наблюдений выдающегося отечественного натуралиста А.Т. Болотова, веденные им в своей тульской усадьбе Дворенинове. И завершаются «Приложения» очерком «Остатки Рая на земле», посвящённом цветам в пространстве храма, приёмам украшения зеленью чтимых святынь. Краткая библиография напомнит читателю о новейших публикациях историков, искусствоведов и краеведов, исследующих быт старинных дворянских усадеб, их роль в культурной жизни страны.
Прислушаемся к звукам Цевницы и вспомним о почти потерянном наследии.
А.Н. Стрижев.