Побег

Повседневная жизнь курсантов была расписана по минутам, и разнообразие, хотя и не всегда желанное, вносила служба во внутренних и окружных караулах, неожиданные выезды на зональные и всеармейские учения и реже какие-нибудь неординарные события. Офицеры добросовестно приходили на дежурства, четко придерживаясь расписанному графику; старшины выполняли их обычную работу; и порой было довольно скучно от предсказуемости событий.
Однажды утром в конце ноября, когда первокурсники уже приняли воинскую присягу, мы вместо физзарядки срочно наводили порядок в артиллерийском парке: чистили, смазывали гаубицы и минометы, красили лафеты, обновляли разметку, убирали мусор. К подобным авралам начальство прибегало обычно накануне крупных инспекций, и у нас это не вызывало никакого недоумения. Неожиданно в парке появился командир батареи капитан Манукян и приказал в течение пяти минут срочно прекратить работу, собраться по тревоге и встать в строй. Он перечислил по фамилиям несколько человек, которых эта тревога не касается, и они могут продолжать работу. Через пять минут мы, уже почти в полном составе и в полной боевой, стояли в строю. Лица командиров были серьезные и чем-то озабоченные. К нам обратился полковник Артазов:
                121
-Товарищи курсанты, сегодня в пять часов в нашем училище случилось чрезвычайное происшествие. Группа курсантов первого курса в составе четырех человек, впервые заступившая на службу во внутренний караул, по предварительному сговору совершила тяжкое преступление. Помощник дежурного по первой батарее сержант Погребняк, два дневальных и дежурный по КПП, завладев ключами спящего дежурного по училищу, вскрыли оружейную пирамиду, похитили четыре автомата Калашникова, пистолет и мешок с патронами. Тайно спустив всё похищенное через окно второго этажа спального корпуса и угнав частную автомашину ГАЗ-21, скрылись в неизвестном направлении. Преступники вооружены и очень опасны. Наша задача - найти их, догнать и обезвредить. Координатором группы назначаю капитана Манукяна, старшим мобильной группы капитана Витмана. В ваше распоряжение поступает одна легковая машина и две грузовые с личным составом. При необходимости в процессе поисков и задержания преступников разрешаю применять боевое оружие. Через пять минут выступаем. Командиры, ко мне, высказать свои соображения по поводу начала операции.
Я, как обычно в неординарных ситуациях, был радистом при командире батареи, а потому обсуждение происходило в моем присутствии. Капитан Манукян развернул местную топографическую карту и, уткнувшись в нее носом, видимо, он был близоруким, стал рассуждать, привлекая внимание коллег.
-На север они не поедут, там Военно-Грузинская дорога, перевал, значит только на юг. Развилку на Марнеули и Ереван они уже наверняка миновали.
122





-Скорее всего, товарищ капитан, они пойдут к границе, а дороги только две, о которых вы уже упомянули, - вмешался в разговор капитан Витман.
-Тогда начинаем движение вместе в одном направлении, у развилки расходимся, вы, капитан, - бросил он взгляд на Витмана, - поедете на Ереван, а я на Баку. Дальше будем действовать по обстоятельствам. А теперь по маашииинам! - резко скомандовал он.
Город еще не проснулся, и гул тягачей, забегая вперед, нарушал утреннюю тишину, спугивая с проезжей части полусонных дворников, вездесущих ворон и стайки воробушков, подбирающих с земли свой нехитрый завтрак. Мы на «козлике» замыкали колонну, и видно было, как на идущем впереди грузовике сонные курсанты, сидящие на боковых сиденьях, дружно покачивали головами, вздрагивая всем телом на ухабинах и рытвинах. Но впечатление, что они спят и что им безразлична тревожная ситуация, было обманчиво. Они готовы по первому сигналу броситься выполнять приказ или задание. Происшествие, которое произошло в это раннее утро, было из рук вон чрезвычайным событием. И ранее о таких преступлениях мы и не слышали, поэтому в один голос осудили мерзавцев и предателей. Нас никогда ранее не учили вникать в обусловленность и причины поступков, побуждающих людей к тем или иным действиям. Мы привыкли к тому, что за нас думают партия и правительство, а мы должны только выполнять их приказы и решения, и это твердо сидело в наших головах. Идеология государства декларировала заботу о человеке, и, пожалуй, в этом было положительно уже то, что на низшем уровне руководства, не дозволено и опасно попирать его законы, но чем выше ее иерархия, тем больше возможностей открывалось для
123
самовластия и узурпации. Но о вседозволенности власти мы не знали, и потому управлять нами было легко, и вера в ее непогрешимость позволяла это.
Я пытался проникнуть в мысли людей, которых мы искали и должны были задержать или уничтожить. Что побудило этих вполне благополучных пацанов пойти на такой шаг? Может, романтика? Но тогда зачем им автоматы и патроны, вероятно, они надумали что-то нехорошее? Может быть, у них произошел конфликт с одним из командиров? Но ведь они же были из разных подразделений. Вопросов было много, но ответа найти я не мог. Вдруг в наушниках что-то зашу­мело и прорезался голос капитана Витмана:
-Справа впереди в канаве угнанная «Волга», прошу разрешения остановиться.
-Остановитесь, - ответил будто и не спавший Манукян.
Небольшая колонна, состоящая из четырех машин, приняла вправо и замерла на месте. Капитан Манукян первым выскочил из легковушки и поманил меня за собой. С ведущего «козлика» вышел капитан Витман. У обочины дороги, недалеко от «Волги», лежали два военных: один из них старший сержант войск связи, а другой рядовой. Мы подошли ближе. Гимнастерки обоих были в крови, у сержанта
- прошиты автоматной очередью. Витман опустился возле
него и провел по лицу, закрыв остекленевшие глаза. Труп
еще не остыл, видно, преступники где-то недалеко.
-Товарищ капитан, сюда, - обратился я к Манукяну,
- этот, кажется, жив, он вроде бы дышит.
Я приподнял его голову и вылил несколько капель воды на окровавленный лоб. Он чуть приоткрыл глаза, пошевелил
                124







губами и снова замер.
-Витман, они сменили машину вот таким образом,
объяснил Манукян и провел над ними рукой, указывая на
трагедию. - Раненого, вы, - обратился он к стоящим рядом
курсантам, - немедленно в машину и в госпиталь, в Рустави
отсюда ближе, только живо; у него одно ранение в голову,
вроде не очень опасное, второе чуть ниже плеча. Санитару
перевязать, а преступников будем преследовать мы.
След грузовой машины (это, скорее всего, был «Урал») уходил в сторону, к ереванской дороге. Быстро заняв свои места, мы помчались вслед за убийцами. Капитан докладывал обстановку начальнику училища, а тот, в свою очередь, в округ. Из разговора командира я понял, что подняты по тревоге пограничные службы. Чувство возмущения и ненависти к этим выродкам росло с каждой минутой, и я им уже, думая про себя, не оставлял ни единого шанса для оправдания.
Манукян нервничал и потому много курил. Две непростые задачи: догнать и обезвредить - стояли перед комбатом.
-Вы, курсант, - обратился он ко мне, - не расслабляйтесь, возможно, предстоит бой. Преступники могут покинуть транспорт и затаиться в любом месте.
-Не думаю, товарищ комбат, у них, как мне кажется, -заметил я, - цель иная. Им надо как можно ближе подойти к государственной границе, а в бой вступать только в крайнем случае. Но там, впереди, как я понял из вашего разговора по рации, их встретят.
-Потому я тебя и предупреждаю, что отступать они будут, возможно, в нашу сторону, - втолковывал мне комбат.
-Понял, товарищ капитан.
125


-То-то и оно, понял-понял, - передразнил он меня, и мы оба заулыбались.    
Вообще Манукян был строгий командир, однако справедливый и понятливый. Мы относились к нему с уважением. Он никогда не повышал голоса, кроме как отдавая команды, но зато мимика лица его отражала все мысли и чувства по поводу неуставного поведения того или иного военнослужащего. Достаточно было ему строго повести глазами, и курсант замирал по стойке «смирно». Или обшарить с ног до головы придирчивым взглядом обмундирование одного из нас во время утреннего осмотра, как испытуемый начинал ощупывать себя, пытаясь обнаружить замеченные командиром недостатки. Он очень искусно пользовался своей мимикой, как хороший хирург скальпелем. Маленький ростом, неказистый на вид, он приводил в ужас новичков-первокурсников. И только тот, кто хорошо знал его, понимал, что это всего лишь игра. Ему нравилось сдвигать густые черные брови на худеньком продолговатом лице или продолжительно останавливать строгий взгляд, гипнотизируя нерадивого курсанта. И, пожалуй, ему не было необходимости что-то говорить или кричать в негодовании. Всегда ровно подстриженный, выбритый, выглаженный, он был живым воплощением аккуратности и культуры советского офицера, и у него было право требовать у своих подчиненных следовать его примеру.
Увлекшись своими рассуждениями, я не заметил, как машины взобрались на перевал и шли по узкой каменистой дороге. Теперь мы двигались впереди, так как капитан сам хотел видеть обстановку и понимал, что в любой момент могли появиться беглецы. Пистолет Макарова лежал на панели, и капитан чуть придерживал его вытянутой рукой. Так было удобно и рационально на случай необходимости.
126
       «Если мы попадем в их засаду, - думал я, - то нам мало не покажется. Скорее бы спуститься вниз и выбраться из этого лабиринта». Но поворот сменялся поворотом, а дорожные знаки заранее предупреждали об этом. Бесконечное мотание со стороны в сторону утомляло. Теперь я даже позавидовал тем, кто остался в расположении училища, хотя поначалу был даже какой-то юношеский азарт в погоне за преступниками. Неожиданно прозвучавший выстрел оборвал мои рассуждения, машина чуть вильнула в сторону, и комбат, сидевший рядом с водителем, схватил руль и резко крутанул его к себе, другой рукой потянул ручник. Машина, чуть коснувшись передним бампером горы, застыла на месте. От неожиданности меня бросило вперед, и я застрял в проеме между двумя передними сиденьями. Манукян распахнул дверь кабины, выскочил, командуя на ходу:
- Быстро занять оборону за машиной.
Водитель был ранен в плечо и корчился за баранкой. Я схватил его за гимнастерку и волоком уложил на освободившееся сиденье. Стрельба продолжалась, но кто в кого стрелял, я не мог понять. Скорее всего, со сзади идущего грузовика спешились курсанты и атаковали преступников. Один на моих глазах попятился назад и, не удержавшись, улетел в пропасть, другой был ранен, но продолжал стрелять наугад. Третьему, заломив руки за спину, своим огромным кулаком курсант Ключников ломал ребра и челюсть. Всё произошло так неожиданно, так стремительно, что никто не мог даже понять, кто же руководил этой, для нас почти бескровной, операцией. Когда уже всё закончилось, на помощь подоспела спецгруппа, которая и заставила дезертиров отступить. Капитан Манукян приказал перевязать раненого водителя, а сам, встретившись с руководителем спецгруппы, что-то обсуждал.
127

    Пленных забрали они. Нам поступил приказ вернуться в расположение училища. На обратном пути машину вел сам командир.
-Товарищ капитан, - спросил я, - а где же четвертый беглец?
-Его скоро найдут, друзья-бандиты бросили его где-то там. Его ранил еще в начале пути один из убитых радистов.
Ответ на вопрос о причине побега я узнал гораздо позже. После допроса выяснилось, что все участники и соучастники побега были земляки. Эту акцию они задумали еще до поступления в училище, тщательно продумали всё и, став курсантами, до принятия присяги и после нее внимательно наблюдали за действиями должностных лиц и ответственных дежурных. Затем, выбрав удобный момент, осуществили. Суд военного трибунала приговорил всех троих к высшей мере наказания