Глава 9. Консенсус с коммунистами

    

       За решеткой пыльного окна  чирикали воробьи, в  солнечном, проникавшем в камеру луче,  парила пушинка,  я сидел, скрестив ноги на шконке*, погруженный в нирвану,  и  размышлял. Над тем, что случилось.
       Отметив новоселье, а также учитывая трудный путь, мы решили устроить себе    отпуск.
       По утрам, после спортивной разминки и медитаций,   Кайман  спускался к реке, где удил спиннингом рыбу, я, сидя в тени на террасе, пополнял дневник новыми записями,  Сунлинь  копался в саду и занимался хозяйственными делами.
       Далее следовал обед, а во второй половине дня мы   прогуливались по   окрестностям. Посещая древние храмы и монастыри,  или  же  спускались вниз по реке на катере.
       С заходом солнца, посмотрев вечерние новости, мы  втроем сидели за чаем в беседке, ведя философские разговоры  и слушая стихи великого китайского  поэта Ли Бо*, жившего  в восьмом веке, которые  читал Сунлинь.  Грустные  и проникновенные.

       Меня спрашивают, что вы там живете,
       В голубых горах?
       Смеюсь и отвечаю… Сердце мое спокойно.
       Цветок персика уносится струей и исчезает.
       Есть другой мир - не наш человеческий…

навевали отрешенность и покой,   древние строки.
       В такие минуты хотелось слиться с природой, плыть в вышине  облаком  или   скользить речной струей  в неизвестные дали.
       За несколько дней до истечения того срока, который был назван  при встрече   Панчен-Ламе, я отправился в город. Нужно было  заказать спутниковую тарелку  для телевизора (он брал только китайские программы), а заодно  сделать ряд других покупок.
       Оформив товар и назвав адрес, по которому   следовало доставить антенну, я вышел из магазина и направился к  газетному киоску, намереваясь  купить свежий номер «Жэньминь Жибао».
       В это время  из-за угла выкатил черный лимузин,  остановился  рядом  и из него вышли двое, в шляпах и  мешковатых костюмах.
       - Лама Уваата?  -  спросил   старший,  коренастый крепыш, заступив мне дорогу
       - Да, сын мой. Чем могу быть полезен?
       - Министерство государственной безопасности  КНР.  Майор Ли, - сунул он мне в лицо   малиновое удостоверение. -  Проедете с нами.
       К такой встрече я всегда  был готов и не моргнул глазом.
       - Только не быстро, уважаемый.  В машине меня укачивает.
       Второй, длинный и худой, молча  открыл заднюю дверь, я  уселся на сидение.   Он рядом.
       Крепыш  устроился  впереди, поправил шляпу и бросил водителю,- трогай.
       Миновав старую часть города,  мы пересекли  автомобильный мост через реку,   направляясь в новую - китайскую. Отстроенную в европейском стиле.
       Там, на одной из улиц, машина остановилась у административного вида серого здания, окруженного  стеной, просигналила у   ворот, те    откатились в сторону.     Лимузин, урча  мотором, въехал внутрь и остановился.
       -  Выходите,- открыл дверь  худой (я исполнил), после мы проследовали по мощеному двору с часовым на вышке, к  глухой  металлической  двери. На ней  значилось  иероглифами «Стой. Пропуск!».
       Майор нажал кнопку сбоку, внутри  щелкнул запор, дверь  бесшумно распахнулась.
       Второй часовой, с оттянутой «ТТ» кобурой и дубинкой в руке,  взглянув в протянутое ему удостоверение,  щелкнул каблуками, и мы  проследовали по гулкому, с запахом хлорки  коридору.
       Туда выходило десятка полтора  дверей оборудованных «кормушками» с глазками, вдоль которых прогуливался  вертухай* с ключами.  Налицо был следственный изолятор.
       У одной из них, с номером «13»  мне приказали остановиться, вертухай отпер замок и потянул дверь на себя.  - Входите.
       Я шагнул вперед, она затворилось, лязгнул засов. Все стихло.
Лама Уваата оказался в одиночной камере.
       В таких, в бытность  прошлой службы, мне приходилось бывать много раз, с проверками   и  душещипательными беседами.
       Теперь, судя по всему,  беседовать будут со мной. Чекисты  из Поднебесной.
       Камера была  размером два на три,  с зарешеченным окном,    узкой деревянной  шконкой,   бетонной  парашей в углу  и торчащим из стены    медным позеленевшим краном над жестяной раковиной. Из которого с четкостью метронома* капала вода. Отсчитывая минуты бытия. А может быть вечности. Кто знает?
       Спустя час,  позади снова  загремел засов,  и дверь распахнулась.
       - На выход!  Руки за спину! - приказал тот же охранник. 
       За углом коридора  нас ждал второй, отворивший решетчатую дверь и сопроводивший задержанного  в следственный кабинет, рядом с которым находилась караулка.
       Окно в нем тоже было зарешеченным,  под ним стоял двух тумбовый  стол, за которым восседал  средних лет человек с бледным одутловатым лицом, в габардиновом  кителе с полковничьими погонами. Перед ним  лежала серая папка и стояла пепельница.
       - Свободен, -  отпустил  полковник охранника  (тот, козырнув, вышел), после чего указал мне на привинченный в центре  кабинета  табурет. - Присаживайтесь.
       Я сел с бесстрастным лицом,    смиренно сложив руки на коленях.
       - Так значит вы у нас лама Уваата? - извлек военный  из кармана портсигар,  оттуда   сигарету и щелкнул зажигалкой.  По кабинету  поплыл дым и запах хорошего табака.
       - Да, уважаемый, - чуть наклонил  я голову.- Именно.
       - Откуда и в каких целях прибыли в нашу страну?
       - Из Бутана. Проповедовать великое Учение и прорицать будущее.
       -  Чем  можете это подтвердить?
       -  Я был на приеме  у Святейшего, передав ему рекомендательное письмо от Верховного ламы Бутана.
       - Вы знакомы с его содержанием? - прищурился  контрразведчик.
       - Нет. Оно сугубо конфиденциальное.
       - В таком случае ознакомьтесь, - открыл  он папку и протянул мне  лист пергамента.
       Я  встал, шагнул к столу, взял  его в руки и прочел.
       «Не верьте этому человеку. Он  исчадие ада»  значилось там, а ниже стоял оттиск  перстня  королевского   иерарха.
       - Письмо передал  мне  адресат, - пыхнул полковник дымом. -  Как  истинный патриот.  А мы организовали  за вами наблюдение.
       - Вот как?  - вернув   пергамент,  вернулся я на  свое место. - И каковы  его результаты? Если не секрет, конечно.
       - Не в вашу пользу.  Вы оба европейцы, слуга сосланный контрреволюционер, а в банке Лхасы у вас валютный  счет на космическую сумму. Что имеете  сказать?  -  стряхнул  собеседник   пепел с сигареты.
       - Почему лама Бутана такое написал, это на его совести, - пожал я плечами.
       - Мы европейцы, но приняли  буддизм, что не противоречит  религиозным канонам. Сунлинь честный человек, и нас не интересуют его убеждения. А счет в банке,  подарок короля Бутана  за прорицательства, -  развил мысль дальше.
       - Кстати, «патриот»  сообщил вам об очередном? В отношении Таиланда? 
       -  Это все блеф, -  скривил губы  полковник.  А потом, грохнув кулаком по столу, визгливо  заорал, -   на какую разведку работаешь, сволочь!
       -  Попрошу на меня не орать, - бесцветным голосом сказал я. -  Допрос нужно вести спокойно.
       В следующий момент  чекист выскочил из-за стола и хлестнул задержанного по щеке, - ты еще будешь меня учить, падаль?!
       Составляющие внутри, возмутились «бей!»,  я на автомате  вскочил  и  хряснул хама кулаком в ухо.  Боец тайного фронта  отлетел к стене, визжа как резаный поросенок
       Спустя пару секунд, в распахнувшуюся дверь вломилась целая кодла охранников. Первого я  саданул ногой в лоб и сцепился со вторым, но остальные дружно  заработали дубинками.
       Последнее, что увидел, был тупой носок армейского сапога у лица. Потом  в глазах вспыхнуло  и погасло…

       - Пи-ить, - шевельнул я пересохшими губами.
       В них ткнулось что-то прохладное,  и гуру довольно зачмокал. Как в далеком младенчестве.
       Затем с трудом открыл глаза, кругом была муть,  вскоре  рассеявшаяся.
       - Где я?
       - Среди друзей, уважаемый гуру Уваата, -  проворковал чей-то голос,  и я увидел сидящего  рядом на стуле мужика в круглых очках и наброшенном на плечи  белом халате.  Рядом с ним стояла   средних лет женщина- врач. С фонендоскопом на шее  и  поилкой.
       - Я инструктор ЦК  Компартии  Китая   Лю Цин, -  оскалил зубы очкастый. - Как вы себя чувствуете?
       -  Вашими молитвами, - буркнул я, с трудом подняв руку и пощупав голову. Она была забинтована. Пальцы наткнулись на нос,  там хрустнуло. Не иначе был сломан.
       «Гребаные китайцы»   подумал я, а вслух  поинтересовался,  -  сколько я здесь? В этой палате.
       - Девятые сутки, - ответила врач, осторожно поставив поилку  на прикроватную тумбочку.
       -  А как в Бангкоке?  -  взглянул я на  партийного инструктора.
       - Увы,- там  небывалое наводнение и жертвы, - вздохнул тот.- Мы скорбим  о наших братьях. Но вы не беспокойтесь, все виновные наказаны,  - поправил  на мне одеяло.
       - В смысле?
       - Панчен-Лама лишен сана и отправлен на каторжные работы, а допрашивавший вас  начальник госбезопасности Тибета расстрелян. Как проявивший политическую близорукость.
       «Круто заворачивают тут марксисты» мелькнула мысль. «Не хуже Иосифа Виссарионыча»
       - Вами заинтересовался сам товарищ Дэн Сяопин, - между тем продолжил партийный функционер. - После выздоровления мы отправимся к нему  в Пекин, - легонько похлопал меня по плечу ладошкой. - А пока отдыхайте. 
       Затем, распрощавшись, гость  удалился, врач сделала мне укол,  и я погрузился в сон. Крепкий и  исцеляющий.
       В следующие дни пошел на поправку. Персонал в больнице  был  высший класс и в процедурах не скупился. Мне склеили нос и провели томографию   (внутри было все в порядке), а  затем пациент пожелал изменить разрез глаз, что   несколько удивило эскулапов.
       - Так я буду похож на  ханьца*, - разъяснил я. - Что понравится товарищу Дэн Сяопину.
       - Вы уверены? -  поинтересовался главный врач.
       - Более чем.
       В результате мне сделали   соответствующую подтяжку.
       - А что? Очень даже недурно,-  сказал я, когда  спустя несколько дней после  нее, мне  поднесли зеркало. Оттуда глядела точная копия    Джеки Чана*. Только бритого.
       Спустя  еще сутки,  меня в палате навестили Кайман с Сунлинем.
Когда их подвели к кровати, они недоуменно переглянулись.
       -  Вы кто? - недоуменно вопросил Кайман.
       -   Лама  Уваата, -  прищурил я и без того узкие глаза - Не узнал, старого друга?
       -   Теперь узнал. По голосу, - прыснул вождь. -  А так, вылитый китаеза.
Затем посетители  определили  в тумбочку пакет  с фруктами и бутылкой коньяка внутри,  сели на стулья,  и я спросил, как они меня отыскали.
       - Спустя час, после  того как ты ушел в город, к нам  нагрянули «гэбэшники»,- начал Кайман. - И отправили в каталажку.
       Там стали прессовать, в результате я забыл китайский язык и стал давать показания на  пираху.
       Ну а вот он, -  кивнул на Сунлиня, - заявил, что как бывший комсомолец желает  говорить только с    секретарем  райкома.
       Там наш малыш (потрепал парня по вихрам) рассказал, что мы оракулы из Бутана и были на аудиенции у Панчен - Ламы, где предсказали  наводнение в Таиланде. За что обоих незаконно  арестовали.
       Партийного товарища это сообщение заинтересовало, он все записал. После чего доложил наверх по команде.  Ну  и началась разборка.
       - Откуда ты узнал о предсказании?  - взглянул я, на невозмутимо сидевшего  китайца.
       - Подслушал, когда вы говорили о нем в караван-сарае, - ответил тот. - Это у нас  национальная  традиция.
       - Ты так больше не делай, Сунлинь, - назидательно сказал я.  - Нас подслушивать нельзя. Других можно. Извини, Кайман, что прервал. Так что было дальше?
       - Потом  нас, извинившись,  отпустили, сообщив, что ты здесь.  И разрешили свидание.
       От всего услышанного я расчувствовался (вот что значит настоящие друзья), всхлипнул и попросил коньяка. Ее мы распили на троих. Из стоявшей на тумбочке мензурки.
       Через несколько дней, когда опираясь на трость и чуть прихрамывая, я прогуливался  по больничному парку, меня снова навестил  посланник  лидера китайских коммунистов.
       Он сообщил, что, по мнению врачей Уваата практически здоров, и на следующее утро мы вылетаем в Пекин. Для предстоящей встречи.
       - Могу я захватить на нее  своего  друга? - поинтересовался я. Он всегда мечтал увидеть Председателя.
       -  Исключено, - последовал ответ.  - А теперь я вас отвезу домой.  Собирайтесь.
       «Голому собраться - только подпоясаться»  мелькнуло в голове, и мы направились  по аллее к корпусу.
       Чуть позже на  служебном автомобиле с шофером, за которым  на некотором удалении следовал второй, мы подъехали к нашей фазенде.
       У ворот инструктор распрощался со мной, сообщив время, к  которому следовало быть готовым, после чего машины развернулись и исчезли.
       Еще через минуту  мы с Кайманом радостно обнимались, а Сунлинь,  стоя  рядом, улыбался. Загадочно, как все азиаты.
       Далее  мы  немного отметили  встречу в саду, который украсился кустами цветущих  роз и флоксов, высаженных китайцем.
       Когда же, убрав посуду, он оставил нас наедине, я сообщил Кайману о предстоящем вояже.
       -  Это уже стратегический уровень, - почесал затылок вождь. - Как думаешь? Прокатит?
       -  Бог не выдаст, свинья не съест, - ответил  я. - Попробуем.
       Утром, в том же составе,  что и накануне, мы выехали  в аэропорт, находившийся в часе езды от Лхасы. 
       Инструктор всю дорогу  молчал, сидя с отсутствующим видом. Я  тоже.
       Как пройдет встреча  с  китайским лидером,   и что там говорить, не думал.
       В прошлой жизни, по роду службы,  мне приходилось встречаться с секретарями ЦК, несколькими отечественными политиками, и даже одним маршалом. И никогда сценарий  не повторялся. Все были разными. Так что забивать себе голову не стал.  Любовался  горным   пейзажем.
       Аэропорт располагался в долине,  на берегу довольно широкой реки и   состоял из   терминала со взлетной полосой, на которой взлетал  очередной  самолет. Как в замедленной съемке.
       Миновав терминал, машины  проследовали  к  КПП с полосатым   шлагбаумом, охранявшемуся солдатами, а после проверки документов  - отдельно стоявшему  борту. Судя по камуфляжной  раскраске,  военному.
       По  спущенному трапу, у которого застыл майор со вскинутой к козырьку кепи рукою,  мы  с инструктором поднялись в пассажирский отсек, где расположились  в двух креслах. Внизу звякнул убираемый трап, один из пилотов захлопнул люк, и за иллюминатором стали бесшумно  проворачиваться винты. Набирая обороты.
       Далее самолет вырулил на взлетную полосу, на минуту замер, а потом  тронулся по ней. Все убыстряясь.
       Под колесами загудел серый  бетон, потом звук исчез, и возникло  хорошо знакомое  ощущение полета.
       Набрав высоту, стальная птица взяла курс на север. Под крыльями поплыло Тибетское нагорье.
       Спустя  четыре часа полета мы приземлились в  аэропорту Пекина «Шоуду», что следовало из неоновой вывески, где были встречены двумя типичными чекистами в штатском. А откуда,  на уже ждавшем нас автомобиле, проследовали в ведомственную гостиницу.
       Там мне был выделен одноместный люкс, после чего  лама Уваата отобедал со своим спутником  в пустынном ресторане. По завершении же трапезы, тот сообщил, что вечером мы отправляемся в государственную резиденцию Первого лица, именуемую «Дяоюйтай».
       Известие было воспринято мною  с пониманием.
       На заходе солнца туда нас из гостиницы доставил вертолет, приземлившийся  на громадной парковой территории.
       Среди  ухоженных деревьев, искусственных голубых озер с альпинариями    и  подстриженных лужаек, виднелись помпезные особняки, к одному из которых, окруженному реликтовыми гинко билоба*, нас довез  автомобиль охраны.
       В сопровождении офицера безопасности мы вошли  в фойе,  выполненное в стиле ренессанс, где нас встретил  второй, в гражданском, сопроводивший  по мраморной лестнице на второй этаж.
       Здесь,  попросив меня  обождать в просторном холле   с дежурным за массивным столом, уставленным телефонами спецсвязи, мои спутники  исчезли за высокой, темной полировки дверью.
       Я присел на  один из  бархатных стульев, под картиной  неизвестного мне мастера, изображавшей  Великую китайскую стену,  и стал скромно ждать. Оглядывая помещение.
       По его периметру, сверху,  на меня взирали  национальные   вожди, начиная с Сунь Ятсена до Великого кормчего; в дальнем конце, в штативах, алели партийные знамена, над которыми  сиял герб страны, именуемый «Ворота Небесного Спокойствия».   
       Впрочем, созерцать все это долго не пришлось. Из двери появились инструктор со встретившим нас сотрудником, после чего первый  уселся на кожаный диван, а второй сделал мне приглашающий жест, - входите.
       Оправив на  плечах новую оранжевую  накидку с  индийским и бутанским орденами,  нацепленными на нее по случаю, оракул  кивнул, - понял.      
       За дверью оказался короткий тамбур, я толкнул вторую и оказался в обширном кабинете, с мягким ковром на полу, отделанном  благородными  породами дерева, высоким потолком с лепниной и приглушенным светом.
       - Подойдите, - раздался   негромкий голос.   
       У открытого окна,  с бархатными шторами, в дальнем  его конце, стоял   невысокий  пожилой человек, в сером  френче и широких отутюженных брюках, держа в пальцах  зажженную сигарету.
       Китайскому лидеру тогда было под восемьдесят, но выглядел  вождь довольно бодрым. Происходивший из семьи  мелкого помещика,  он с юных лет занимался революционной  деятельностью, в связи с чем был вынужден эмигрировать во Францию, а потом Советский Союз, где получил блестящее образование.
       Впоследствии, вместе с Красной армией, он участвовал в освобождении Китая, а потом занимал крупные государственные посты,  став генсеком ЦК КПК и правой рукой великого Мао.
       Далее, попав в опалу, был их лишен и сослан в провинцию, а после смерти  Великого Кормчего, снова возглавил партию и государство, в котором проводил успешные реформы.
       В прошлом аграрная и отсталая страна становилась индустриальной, показывала небывалые достижения в экономике и уверено продвигалась к светлому будущему,  то - есть победе коммунизма.
       Китаем я интересовался давно, когда еще служил моряком на подводном крейсере.
       И как-то на политзанятиях, где после событий на Даманском*, бичевался неверный  курс восточного соседа, имел неосторожность  привести  цитату из выступления Мао Цзедуна, прочитанного в «Известиях».
       Там диктатор  заявлял, что в грядущем веке  Поднебесная будет  мировым лидером, определяющим всю геополитику. За что стал предметом обсуждения  на комсомольском собрании, а политотдельцами едва не был помещен  на гауптвахту.
Впоследствии все так и стало.
       Проникшись тем, что вспомнил, я сделал несколько  шагов вперед, сложил ладони перед грудью, изобразив поклон,  и остановился.
       - Прошу вас, -   указал Дэн Сяопин рукой  на  кресло у  золоченого, с лапами  грифона, столика, на котором стояла пепельница из нефрита, а рядом голубела  открытая пачка сигарет «Панда». Я сел. Диктатор  устроился напротив.
       Примерно с минуту он молчал, окутавшись дымом и пристально меня разглядывая.
       - А вы совсем молодой человек, лама Уваата. И такие способности. Не кажется ли это вам странным? - спросил с легкой иронией.
       -  В этой жизни да, но были и предшествующие, - уважаемый  Председатель      (выдержал я паузу).   -  Странностей в нашем  мире достаточно. Вы совершенно правы.
       -  Сначала вы выдали несколько пророчеств в Латинской Америке, - продолжил он. -  Затем в Бутане, а теперь  у нас, Все они сбылись. Что это?
       «Быстро сработала китайская разведка» подумал я. «Не все чекисты у них дубы», после чего изобразил на лице глубокомыслие.
       -  Это дар небес (возвел кверху  глаза). -  После релаксации.
       - Вполне научное обоснование. Допускаю, - стряхнул диктатор пепел  с сигареты.  - И кем вы были в  прошлом?
       - Шахтером, военным моряком, контрразведчиком  и прокурором,- не стал я лукавить.
       - Так вы знаете будущее?  -  откинулся он в кресле.
       -  Да. В некотором роде.
       В кабинете возникла тишина, и стало слышно, как размеренно  отсчитывает время  маятник  напольных часов  у входной двери.
       - Когда я уйду? В иной мир,  -  последовал вопрос. - Вам это известно?
       - 19 февраля 1997 года, - чуть помедлив, ответил я.  Вопрос был довольно щепетильный.
       - Значит, у меня еще есть время?
       - И немало.
       - Хочется верить. 
       А почему вы стали  ламой  и прибыли  на наш континент? -   загасил сигарету в пепельнице сухим пальцем  собеседник. -  Ведь есть и другие. Та же Америка или Европа.
       -  Не люблю американцев, - честно ответил я. - Как, впрочем, и европейцев. В новом веке они будут на задворках истории.
       - Наши мысли совпадают, - благосклонно кивнул лидер китайских коммунистов.    
       - Так значит мы союзники?  (пристально взглянул мне в глаза).
       - Можете мною располагать,-  сделал то же я. -  Лама Уваата слов на ветер не бросает.
       - Я это знаю, - снова последовал кивок. - И последний вопрос. - Кто вы по национальности?
       -  Русский. 
       - А по виду истинный   ханец,  - изрек вождь. После чего  на его лице мелькнуло подобие  улыбки.
       -  Зачем вы здесь, а не там, я спрашивать не буду, - констатировал он. - Это, скорее всего, личное.
       - Вы правы, - ответил я.  Лидер Китая  мне все больше нравился. В нем просматривалась мудрость Конфуция.  И  собеседник, несомненно, был титаном мысли.
Далее   перешли к практическим вопросам.
       Мне было предложено  переехать в Пекин,  став личным советником Председателя, на что я вежливо отказался.
       -  Наиболее благоприятные условия для моей  работы Тибет, - сказал, постаравшись придать голосу больше искренности.  - Оттуда я могу прорицать нужное для  государственных и других решений, а Вы распоряжаться всем по своему усмотрению.
        - Хорошо, -  согласился  вождь. -  А что взамен?  Такое дорогого стоит.
        - Торжество коммунистических  идей и крах  мирового капитала. Это меня вполне  устроит.
        - Вот как?  -  прищурился   Дэн Сяопин. - Наши цели совпадают.