Чих

               
     Махнув рукой охране, выскочившей из  здания как всегда, когда его автомобиль в эскорте мотоциклистов подъехал к подъезду и, не посмотрев в её сторону, Абвгджюя вошел в холл. Кивая налево и направо, но не глядя  определенно ни на кого, только видя боковым зрением нечеткие размывчатые пятна, прошел к широкой мраморной лестнице.
     Идя по коридору, посмотрел на наручные часы  и прибавил шаг.
-  Здравствуйте,  Барымча Патрикеевна! Как всегда, хочу брать с вас пример! Как вам удается каждый день так прекрасно выглядеть?! – сказал он, войдя в приемную и смотря в глаза пожилой  женщине, с седою копной волос и расплывшейся фигурой  похожей на медузу, только что выброшенной на  берег.
- Здравствуйте,  Лаймочка! Здорово, хлопцы! – поприветствовал он  помощницу секретаря и двух охранников, в обязанность которых входило  дежурить в приёмной под видом посетителей и загримированых под пожилую супружескую пару.
  Прикрыв за собой дверь, сделал шаг и, по многолетней привычке, повернулся посмотреть на висевшие над дверью часы.
- Без пяти девять,  - сказал себе и неторопливо направился в конец комнаты, мимо длинного  стола  для совещаний.
   Всё было  проделано, как  с того ещё  времени, когда в этот кабинет, словно первоклассника, ведя за руку ввел отец. Тогда всё здесь выглядело по-другому. Кабинет, а  точнее кабинетик,  был в двадцать, если не больше раз, меньше прежнего. Это уже потом он, благодаря снесенным перегородкам и приподнятому этажу,  стал выше и таким, каким был сейчас. От прежних времен остались только настенные часы, с тремя, ходящими  вокруг слова «Слава», стрелками.
   В тот день отец привел его, бросив тогдашнему хозяину этих стен: - Вот получи. Пристрой  куда-нибудь.
     Хозяин в ответ ничего не сказал. Только посмотрев тяжелым взглядом на обоих не званых гостей, указал на один из двух стульев стоявших перед  столом.
-  Сиди здесь, - не разжимая губ, указал он пальцем на стул и опять погрузился в чтение какой-то бумажки.
    В тот  первый, рабочий, день он почти весь день просидел на этом стуле, два раза ходил по необходимым делам. С интересом рассматривая хозяина…комнатки и висевшие над  дверью часы, с тремя крутящимися, вокруг слова «Слава», стрелками. И думал, какой у него оказывается в самом деле важный и значиемый отец, если вот просто так может зайти и отдать распоряжение.  До этого дня не был уверен.  Отец, в этом здании не работал. Хлеб домой носил, работая рядовым, ничем особенно не выделявшимся, журналистом областной газеты. «Журналюгой» работал отец, как его иногда называли, когда самого рядом не было, его знакомые, которые наивно полагали, что рядом крутившийся  отпрыск мало что слышит и понимает.
    Его очень удивляло, что журналюга умел без особого  нажима убеждать людей, что надо сделать именно так, как сказал он. Несколько раз он присутствовал, не совсем рядом, но не вдалеке, от бесед отца и его друга из милиции, с руководителями от городской и выше, торговли; представителями мясокомбината, судоремонтного завода, мебельной фабрики, радиозавода, других предприятий города. Пару раз, его тогда это очень удивило, собеседники падали в обморок. Приходилось вызывать «скорую». Одному она не смогла помочь.
    Но главное, что у отца всегда при себе были деньги. Сколько  он не знал. Но их всегда хватало на всё, что вдруг  могло захотеться матери или ему. Жили они скромно. В двухкомнатной квартире, старого, еще царской постройке, кирпичном  доме. Мать часто вспоминала, как до его рождения, они с отцом мыкались на рабочей окраине в саманном бараке, и вдруг вот эти, она их так и называла, хоромы. Ездила их семья на  простеньком, как у многих, «Москвиче», и каждый год в Сочи, или Юрмалу, или Ялту.  Но уже самолетами «Аэрофлота». Бывали там и зимой. На новогодние каникулы. На обратном пути заглядывали на пару дней  в Одессу, или в Севастополь,  или Ленинград,  или:  в Ригу,  Душанбе,  Ташкент,  Иркутск, Вильнюс,  Ереван, Киев,  Омск, Минск,  Тбилиси, Баку,  Алма-Ату,  Таллин,  Фрунзе, Кишинев, Ашхабад, Вологду, Москву, Астрахань. Посетили они семьёй и ПНР, ВНР, ЧССР, НРБ, СРР, МНР, ГДР, СФРЮ, Финляндию и... подаренный ему на день рождения  географический атлас  был потрепан, как  молитвенник  крестоносца, доставшийся  в наследство бедуину.
   Дома, из японского двухкассетника, постоянно лилась  музыка Баха, Моцарта, Чайковского, Вивальди. Сидя у  достающих потолок стеллажей с книгами, ему нравилось слушать  «Времена года», рассматривая найденные под матрасом родителей заграничные журналы.
- Будь здоров, - не глядя на него единственное, что в тот, первый день, сказал ему хозяин комнаты, когда он, неожиданно чихнул.
     На следующий день и другие, он так же, без пяти девять приходил в  кабинет и сидел, занимаясь, ставшим уже привычным делом – рассматривал погруженного в чтение бумаг хозяина кабинета и посматривая на висевшие над дверью часы. Пару раз, отлучаясь по необходимым делам. Изредка  бросал взгляд, на массивный портрет в золоченной раме, висевший за спиной хозяина.
    В другой день, его первый хозяин кабинета, как и отец, взял за руку и отвел в соседний. Больше его он никогда не видел. Хозяин второго через неделю повел его к третьему. И тоже потом куда-то пропал. Через год он уже курировал отдел местной промышленности, сидя в своем не большом кабинетике. То, что он курирует местную промышленность, он узнал через год. Когда его пересадили в соседний кабинет. Издав при этом приказ. Который не забыли на этот раз ему вручить. И в новом кабинете все было, как и прежде: он торопливо входил в него, кивая налево-право. Садился и, подумав с минуту, доставал белоснежный носовой платок…
 

 Подойдя к своему столу он остановился, вытянул руки по-швам,  поглядел на портрет висевший за его креслом. Склонился в полупоклоне:
- Здрсссьте!
   После этого сел в кресло и с умилением уставился на рамку фотографии. На пожелтевшем фото миловидная женщина строго глядя в объектив, держала на руках ребенка, повернувшего голову к стоявшему за ним мужчине. Мужчина, усмехаясь в усы, прятал в близко посаженных глазах отсвет ухмылки.
- Здравствуйте, папуся-мамуся, - сказал он фотографии. - Надо будет на кладбище заехать...тем более, что у папеньки, вроде бы, недавно была именная память...или у мамаши?...Ладно, съезжу, разберусь.
    Посмотрел на часы. Две минуты десятого, показывали они. Затем нажал одну из кнопок.
- Список опоздавших, - почти шепнул он в сторону кнопки. Тут же слева пополз длинный белый лист, радуя его глаза своей чистотой.
- Спасибо,  -  сказал он, когда лист выпал из факса.
-  Заместители, - вновь бросил не громко.  Двери растворились, пропуская в кабинет двух мужчин. Он поднялся и пожал обоим руки. Приглашающим жестом указал за стол и сам вернулся на место.
- Повторю, как и всегда. Вы оба вместе мои заместители…правая рука и левая…какая  из вас какая, сами решите, дело не в этом…повторюсь, что как мои заместители прошу, - тут его голос закаменел, от чего визитеры невольно втянули головы в плечи, - обращаться ко мне только в самом крайнем случае...всё в вашей компетенции...а иначе как бы вы стали моими заместителями...надеюсь...да что там, верю! что это вам понятно, - тут его голос заметно потеплел. – Как ваши родные…близкие? Не забывайте о них, помните!...передавайте от меня привет...я тоже о них помню. Пшли!
    Проводив взглядом гостей, он  посмотрел  на часы. Десять минут десятого, показывали их стрелки. Перевел взгляд на пустую поверхность стола. Откинулся на спинку кресла. Сложил руки на  животе. Удовлетворенно вздохнул.  Вдруг лицо его замерло.  Через минуту он моргнул и повел носом. Брови сдвинулись к переносице. Он замер прислушиваясь. Затем ослабил мышцы лица и, успокоившись поёрзал в кресле. Но почти сразу сморщил нос, да так и остался сидеть, не мигая, глядя на легшую перед ним, на чистую до этого поверхность стола, пылинку. Прищурил правый глаз. И правой рукой полез в карман пиджака. Достал носовой платок. От белизны которого левый глаз крепко зажмурился. И сам весь замер. Через минуту  открыл оба глаза и собрался вернуть платок на место, но в это время нос опять подтянулся к бровям. Отведя взгляд от сверкающей материи, он развернул вполовину её и…нос вернулся на свое место. А рука, свернув платок потянула его в карман…но тут брови вскинулись к верху, глаза сузились в щелки, рот раззявился и руки быстро развернули платок. Некоторое время пребывал в таком виде. Пока все части физиономии не заняли свои места. Глубоко выдохнул и опять спокойно откинулся на  спинку кресло. Но только коснулся её обволакивающей сущности, глаза замигали. А рука полезла в карман, да так и замерла! Он, вытаращив глаза, сидел, но затем другая рука нырнула в другой карман, вытаскивая уже несколько помятый платок. Быстро его развернул, раскрыл широко рот, замер. Сидел и прислушивался. Сидел, сведя на кончик носа глаза, затем переводил их вверх. Пошарив по потолку глазами, он прикрыл их. Рот тоже закрылся. Потом осторожно выглянул из под тяжелых век. Опять прислушался. Глаза открыл  и тут…но вскоре опять сидел ровно и твердым взглядом  смотрел на часы. Они показывали тринадцать тридцать. Рука нажала одну из кнопок.
-  Я на обед. Машину к подъезду! Охрана по местам!
    Он собрался встать, но тут всё лицо его перекосило, будто попало между дверьми и не успев  достать платочек он , сперва откинув голову назад, чихнул, резко кивнув головой , что лбом грохнул по полировке стола ,оставляя на ней желто-зеленные , пузырившиеся, капли.
- Уф! –  выдохнул поднимаясь с кресла, потирая одной рукой лоб, другой под носом.

- Будьте здоровы! - слащаво пропели часы, с тремя бегущими, вокруг слова " Слава", стрелками.