Глава 1. Кто знает, где скрыты родовые корни? Побе

   Перед въездом в Яицкий Городок со стороны Бугуруслана, в нескольких километрах от Городка, расположены два хутора, центральные усадьбы которых соседствуют рядом. Между ними нет даже подобия забора. Они тянутся вдоль реки Яик, и уходят на восток от реки. Степные участки, лесные угодья переходят в пологий съезд на берег реки. На берегу построены летняя кухня; зимник, в котором в зимнее и студеное время или в осенние дождливые дни уставшему путнику можно было отдохнуть и переждать непогоду.  В зимнике всегда находились продукты, соль, огниво - нехитрое устройство, в котором медное кресало ударялось  о кремень, высекая искры на горючий трут из коры, жженой тряпки или сушеного гриба-трутовика, запас дров для русской печи. Зимник имел всё необходимое для отдыха, обогрева и приготовления пищи. Рядом с зимником, установлены стол, скамейки и летняя кухня.
   Неподалёку от зимника находился колодец, который славился чистой и вкусной питьевой водой. Люди говорили, что вода может лечить больных. Никто и никогда не пытался осквернить воду. Говорили так же, что вода имела святость, в ней купали младенцев, готовили пищу. Жители близлежащих домов постоянно брали воду и благодарили Бога за неё. Они также следили, чтобы недобрые люди оскверняли колодец. Хозяевами хуторов были молодые казаки Иван Федотович Кожин и Алексей Алексеевич Соколов. 
   Стояла зимняя пора. Шёл 1729 год. Короткий январский день подходил к закату зимнего солнышка, которое хотя и освещало, но не грело. Оставались считанные минуты до его заката. Январский снег покрыл землю толстым пушистым одеялом. Во дворе хутора Ивана Кожина стояли просторные и лёгкие сани, в которые была запряжена тройка нетерпеливых и горячих коней. Алексей сидел в санях и ждал, когда Иван прикроет двери просторной избы. Все хозяйственные постройки обоих хуторов и избы были построены и ждали вселения хозяев. Но въезд задерживался из-за предстоящих родов Насти, молодой жены Ивана Кожина. Иван и Алексей торопились успеть к предстоящим родам.
   Наконец, ребята уселись, и горячие лошади понесли санки на большую дорогу, ведущую в Яицкий Городок. Ребята были одеты в справную казацкую одежду, которая, однако, успела пообмяться и придать им вид добрых и бывалых казаков. Шапки набекрень, на боку шашки, и на поясах ножи. Ружья они положили рядом с собой.
    При въезде на большую дорогу они обогнали лошадёнку, которая тащилась  усталым шагом. В санях сидели два мужика в полушубках, подпоясанных верёвками.  Оба были навеселе, но ружья держали наготове для защиты об бродивших в округе бандитов.
   Один из мужиков успел крикнуть:
- Молодчие люди, вы, случаца, из Городка будете, али как? Случаца, не знаете Кожина Ивана?
   Иван услышал голос отца, оглянулся, чтобы не ошибиться и расплылся в улыбке:
- Тятя, вы ли это? Да и дядька Иван тута! Вот Настенька будет рада!
 Алексей остановил лошадей, они вылезли из саней. Иван подхватил отца под мышки, кружил вокруг себя, приговаривая:
- Вот радость-то какая! Вот радость!
- Да, осторожней, ты медведь, раздавишь тятьку! Силища-то  какая!
   Иван Смирнов стоял и радовался их встрече:
- Ах, ты, разбойник, умыкал мою дочку, увёз в неведомо куда! Как там наша Настенька? Моя Настюшка?
- Как теперь тебя дядька Иван называть?
- Как тятьку называешь, так и меня зови. Роднёй теперь тебе прихожусь.
- Настенька должна нынче казака родить! Да, вы переходите в наши санки, здесь, пожалуй, посвободней будет!
   Федот и Иван перешли в санки ребят.
- Пожалуй. Верно. Наши-то давно поизносились, да и Гнедок пусть отдохнёт.
- Смотри-ка Федот, какая одёжка, шашки, ножи, нагайки, кони-рысаки. Где ж вы, ребятушки денег стоко награбили?
- Да, ты што, тятька Иван, говоришь? Рази мы похожи на бандитов? Вот приедем, тогда и расскажем. -    Иван от радости перешёл на простой говор.
   Иван Смирнов достал из узелка шматок сала, хлеба и из штанов бутылку самогона.
- Нет, этой будет маловато!- достал из узелка другую бутылку - вот этой хватит!
    Солнце зашло за горизонт, наступила темень, когда они въехали в Яицкий Городок. На главной площади располагалась собор Архангела Михаила.  Въехавшие Кожины и Алексей Соловьёв увидали небольшую улицу, просёлочного типа, каких на Руси достаточно много. Ничем особым она не отличалась, кроме засохшей грязи со следами конских копыт и помёта.
  От собора Архангела Михаила в сторону реки начинаются Курени и продолжаются до слияния Яика и Чагана. Это – начало вольного Яицкого городка. *
Алексей повернул коней вправо  в  сторону куреней (ныне проспект Дружбы)   и вскоре они остановились около небольшого, большого дома с нарезными наличниками и яркими фонарями, освещавшими двор.  От дома к главной площади вела дорожка, выложенная до главной площади булыжником.
По ярко освещённым окнам и чистым стёклам можно было подумать, что в доме жили зажиточные люди.
*В настоящее время эта улица носит название проспект Достык (Дружба), но в простонародье продолжает своё название Курени.
- Иван, здесь, однако, живут богатые люди! Иван, вы  квартируете в этом доме?
- Да нет, тятя. Это наш дом. Вместе с Алексеем мы купили этот дом.
- Федот, я ништо не понимаю! Где же вы таку кучу денег взяли?
- Потом, потом, тятя, скажем. Проходите в дом.
- Подумай, Федот, у них хутор есть, такой большой дом. Ништо не понимаю!
Не успели они закрыть дверь, как послышался детский писк. Иван бросился в комнату к Насте.
- Погодь, Иван, охолонись, не то простудишь казака! Знать Настя решила порадовать нас казаком. Молодец девка!
- Не девка, а моя любимая Настенька!

   Приятный запах чабреца, перемешанный с запахом керосина, создавал уют, теплоту и устроенность быта хозяев дома. Федот оглядел комнату, перекрестился на иконы, стоявшие в божнице, внимательно осмотрел ножки стола и сказал:
-  Однако, знатно выточены ножки. Знакома  работа. Ванятка, ничего не расскажешь про стол?
-  Скажу, многое расскажу, но не сейчас. Когда мы покупали дом, я тоже обратил внимание на них. Вы обратили внимание на расположение комнат дома? Расположение печи. Да, и на саму печь.
-  Знакомо все. Токмо не пойму. Этот дом мы здесь не строили, и тятя мой не строил. Но уж больно знакомо все, - ответил Федот, - пойдем, Иван, до жены.
    Мужики разделись, аккуратно повесили свои видавшие виды полушубки, сняли шапки и прошли в переднюю. Вошли в большой зал и огляделись. Посреди зала стоял большой стол. Яркий свет больших начищенных до золотого блеска латунных ламп освещал комнату. Приятно пахло чабрецом. Мужики перекрестились на большую икону в божнице. Стены дома были окрашены белой краской и разрисованы картинами, изображающие быт и сражения казаков с врагами. Федот, оглянулся, внимательно оглядел прихожую. Потом уверенно прошёл зал и повернул в правую небольшую комнату, из которой они слышали детский голосок. Следом за Федотом прошёл Иван. Навстречу мужикам вышли старушка и старик.
- Здравствуйте, добрые люди!
- Анастасия Ивановна, Семён Васильевич, - сказал Иван, - это наши тятьки Федот и Иван, а это наши добрые хозяева Анастасия Ивановна и Семён Васильевич.
Старушка держала на руках свёрток с ребёнком. На широкой кровати лежала Настя и кормила грудью второго ребёнка.
- Здравствуй доченька, здравствуй Настенька! – Иван Смирнов поцеловал Настю в щёку.
- Здравствуй тятя
- Вот умница, дочка, сказал Федот, наклоняясь и целуя Настю. Как моя старуха родила двух казаков.
- Сыночка и доченьку, и обращаясь к Ване сказала, -  Ванечка, как сказала тебе нарожаю ребятишек, вот родила двоих первеньких.
   Анастасия Ивановна обратилась к Ивану и сказала:
- Помой руки, Иванушка, дитё малое, только что родилось. Помой только со щёлоком.
- Давай, Анастасия Ивановна, кто это?
- Доченька, Иванушка.
   Иван своими сильными руками взял свёрток и, держа не весу, не знал, что делать ему, как положить ребёнка. – Он боялся повредить ребёнка.
- Экие вы, мужики, неловкие! Да кто же так держит?
Анастасия Ивановна взяла ребёнка:
- Согни локоть, - легкими движениям Она положила девочку на согнутую руку Ивана, - поддерживай головку на локте, да не бойся.
 Иван смотрел на личико ребёнка, боялся пошевелиться, чтобы случайно не повредить хрупкое тельце дочки. Настя смотрела на Ивана и улыбалась.
- Настенька, неужели это доченька?
- Сынок насосался титьку и спит.
   Иван аккуратно положил дочку рядом с сыном и присел к Насте.
- Какая ты, Настенька, славная! Я так тебя люблю, не знаю, как и сказать! Устала? – Иван гладил Настю по голове, приглаживая рассыпавшие по подушке волосы.
- Устала. Спасибо, Анастасии Ивановне. Она как-то узнала, что сегодня рожать буду. Нагрела воды, приготовила пелёнки.
- Боялась?
- Боялась. Баба Настя сказала, чтобы кричала, а я не кричала. Больно было, но я терпела. Федотка заорал басом, а Машенька запищала. У меня сердце от счастья аж защемило.
- Я так рад, Настенька, так рад! Теперь нас, Кожиных, четверо. Теперь нас четверо! Понимаешь, Настёнка, целых четыре человека.
   Настя счастливыми глазами смотрела на мужа.
- Ты поспи, Настя, поспи, а я посижу около тебя. Наши дома готовы к переезду. Но сейчас переезжать не будем, подождём, пока ребятишки подрастут. За это время  сделаем мебель, дома подготовим к окончательному обустройству.
- Иди, Ванечка, к тятькам, расскажи, откуда у нас деньги. Небось, думают, что мы кого-то ограбили. Думают?
- Спрашивали. Почему сынка ты не назвала Сашенькой?
- Анастасия Ивановна сказала, что пока нельзя. Сашенькой назовём второго сыночка.
Скоро Настя уснула с улыбкой на лице.
    Кожины жили в небольшом посёлке Шугурово, расположенном на берегу реки Шешма. Посёлок населён больше татарскими семьями. Главой семьи был бывший яицкий казак Александр Иванович Кожин. Когда то он служил простым матросом на черноморской флоте, а ещё раньше с родителями жил в Яицком Городке и происходил из казацкой семьи, владевшей родовым ремеслом краснодеревщика.  Они жили там всегда. Никто не мог сказать, когда род Кожиных появился здесь. Никто не может сказать, почему он носит фамилию «Кожин». Можно только с большой долей вероятности сказать, что, владев профессией краснодеревщика, они были близки к изготовлению щитов для защиты от врагов. Щиты были деревянные и для большой прочности они обтягивались турьей кожей, которая после хорошей обработки была прочной и хорошо защищала от стрел.
   О том, как люди получали фамилии, сейчас никто не оспоряет существующие гипотезы. Предполагаю, что кто-то из моих дальних предков носил имя, допустим, Шурка. Он изготавливал щиты, обтягивал турьими шкурами. И, когда кто-то спрашивал, «кто это там идёт, или кто это сказал, могли сказать «Шурка Кожин» - Шурка, который был связан с кожей. Так кличка могла и остаться. Кто получил фамилию «Коновалов», то есть человек, который лечил скот, то есть был коновал. Так мои пращуры и остались Кожиными и мои потомки будут Кожиными. И никто из Кожиных не может сказать, когда они появились в Яицком Городке. Они жили там всегда. Исполняя казацкие обязанности по охране своих земель, осваивая новые земли, тем не менее хаживали по окрестным деревням и городам, близлежащим  губерниям России. Слава мастеров-краснодеревщиков разнеслась по многим губерниям, и к ним приходили и приезжали с заказами на постройку домов и изготовление мебели. Кожины одинаково отлично строили дома, делали мебель по заказу требовательных и нередко капризных барынь, помещиков и горожан.
Сколько Ваня себя помнил, они всегда жили в Шугурово, в татарской деревне на берегу реки Шешма.* 
   Кожины никогда не были крепостными, они были сводными, вольными людьми и жили свободным трудом. Трудно сказать, что сделало их свободными, то ли они были выходцами из казачьего сословия, то ли свободными их сделало мастерство. С другой стороны, помещики никогда не отпускали на свободу мастеровых людей. Остаётся одно объяснение – они были казаками.
   В отличие от деревенских мальчишек Ваня вырос грамотным и сильным человеком. Он владел рукопашным боем, отлично владел лошадью, шашкой, отлично стрелял из лука, умел длительное время находиться под водой, используя тростинку, владел двумя иностранными языками. Случилось это после того, как в семью Кожиных вошёл человек, перевернувший всю жизнь Вани. И не только Вани, но и его товарища Алексея Соловьёва и соседской девочки Насти Смирновой. Они жили соседними дворами и нередко играли вместе. Возможно, Ваня вырос бы таким же, как и остальные ребятишки, но всё-таки Ваня был другим.  Семья Кожиных всегда жила по другим законам, как говаривал дедушка Александр Иванович. По законам чистой совести. Ваня ещё не понимал, что такое совесть. Когда Ваня спрашивал дедушку:
- Деда, а что такое закон чистой совести? 
    Дедушка говорил, что это когда люди не обманывают других, когда не обижают слабых и старых людей, когда помогают слабым и старым и убогим. Ваня всегда защищал тех, кого бьют старшие мальчишки, никогда не обижал девочек. Случалось и так, что били и Ваню, но всегда терпеливо относился к своим побоям, никогда не плакал.
   Однажды Ваня собрался в лес по ягоды и грибы. Он взял лукошко небольшую корзинку.
* Автор, вспоминая свои детские годы, помнил слова мамы и папы, которые нередко пугали нас бабаем. В нашем представлении бабай – это что-то страшное, которое забирает детей к себе. В своё время мама так говорила, что придёт бабай и заберёт. В то время, как бабай – это дедушка
- Айда! Ты погоди, я возьму лукошко.
- Настёнка, айда в лес по грибы!
- Настёнка, ты куда собралась? – только и успела спросить мама Насти.
- С Ваняткой по ягоды.
- Ваня, смотри, не потеряй Настю!
- Не потеряю – баском ответил Ваня и, взявшись за руки, они пошли в лес. 
- Вы куда Ванятка? – спросил сидевший на лавочке дед Саша.
- В лес, дед. Ваня подбежал к деду чмокнул его в щёку, поросшую курчавой бородой.
    Пока Ваня и Настя шли к лесу, Ваня рассказывал Насте про волков, лисиц, зайцев.
- Ваня, а если на нас бросится волк, мы успеем убежать?
- Не-а, не успеем.
- Ваня я боюсь волков. Папа рассказывал, что прошлой зимой волки съели мужика и лошадь.
- Летом волки не нападаю на людей. Они сыты.
   Так за разговором они пришли в лес и стали на опушке собирать крупную клубнику. Настя собирает ягодки одной рукой – одну в лукошко, другую в рот. Настя сорвёт ягодку и смотрит, решая, куда её положить, в лукошко или в рот. Пока она размышляет, рука кладёт ягодку в рот.
- Смотри, Настя, вон травка, разведи её руками.
- Ну, развела. Ой, смотри, Ванятка, сколько много ягодок!
- Вишь, они головки к солнышку повернули, это они нас ждали. – говорит Ваня, а сам незаметно пересыпает свои ягодки Насте в лукошко.
- Ой, Ванятка,  какой ты хитрый! А где твои ягодки?
- Просыпал, упал и просыпал.
- Зачем ты упал, чтобы просыпать? Да?
- Нет, просто просыпал.
  Дети не замечали, что под раскидистым кустом орешника лежит мужчина и внимательно смотрит на них. Настя подняла голову и вдруг увидела мужика.
- Вань, а Вань, смотри под кустом разбойник лежит. – Настя прижалась к Ване.- Я боюсь разбойников, они людей едят.
- Не бойся, смотри он мёртвый лежит.
   Мужчина действительно уронил голову, и казалось, что он умер. Но он не умер, а тихонько стонал. Ребятишки медленно подошли к мужчине.
- Ты чё, дяденька лежишь? Люди работают, а ты лежишь.
   Ваня присмотрелся к мужчине, на щеках румянец, а сам он бледный - бледный, на лбу капли пота.
- Заболел я, ребятки. Случайно, нет у вас хлебца?
Ваня достал из корзинки бутылку молока и завёрнутый в тряпку хлеб.
- Возьми, дяденька. Они сидели около мужчины, пока он кушал. Потом мужчина достал из кармана штанов большую ракушку и подал Ване:
- Возьми, сынок! Это всё, что у меня осталось. Деревня далеко, ребятки?
   Слово «ребятки» с теплотой и нежностью мог произнести только добрый человек. Ваня понял это и сказал:
- Ты, дяденька, погоди, мы за дедкой сбегаем, он у нас матрос, знаешь какой большой  сильный, тока старый ужо.
До деревни они добежали быстро. Дед как сидел и спал, так и продолжал сидеть и спать.
- Што так быстро?
- Дед, в лесу человек лежит. Смори, што он нам дал! Сказал, что самое дорогое.
   Дед, взял ракушку и внимательно осмотрел её.  Когда-то в молодости, когда Александр Иванович служил на “Альбатросе”, он видел такую же ракушку у сына старого капитана.
- Морской человек, - подумал дед, - Надо помочь человеку.
   Когда они пришли к кусту, под которым лежал мужчина, он был без сознания и тихо стонал. Дед сидел тихо и рассматривал лежащего. На ногах непонятные следы.
- Колодки, подумал дед Александр Иванович. Морской человек, если сохранил самое дорогое для него. Наверное, память о флоте, о родных. А я вот не смог сохранить.
   Александр Иванович вспомнил, как они с отцом Иваном Федотовичем, ходили на заработки. Жили они тогда в Яицком Городке. Однажды к ним приехал управляющий помещика из Шешмы и сказал, что мастеров приглашает барин для выполнения заказа. Нужно изготовить хорошую мебель. Александр Иванович с отцом быстро доехали до Шешмы, нашли управляющего и точнее определились с заказом.  Встретились с барином. Оказалось, необходимо построить новую усадьбу и для неё изготовить мебель. Заказ был большой.
- Мебель мы сделаем сами, а с усадьбой нужны мужики для помощи.
- За этим дело не встанет, мужиков выбирайте сами.    
   Определили отца и сына на постой к вдове Марии. Жила она с дочкой Алёной, которая служила гувернанткой у барыни. Иван Федотович внимательно выслушал управляющего, уяснил, какую им нужно сработать усадьбу. Переговорил с каждым мужиком, которых им выделил управляющий. Двоих забраковал. Потом проверил инструмент и по предъявленному инструменту забраковал еще двоих. Оставшихся четверых навестил в хате и посмотрел, как они живут в хате и что имеют. Иван Федотович выбирал не только мастеров, но и аккуратных людей. Если мастер не умеет содержать инструмент, или неряшлив в быту, таким Федот не доверял, приговаривая, что, если он дома такой неряшливый, то и в работе неряшлив. Это не мастера, а горе луковое. По разговору приглашаемого в работу мастера, по его умению ответить на вопрос или по хватке держать топор или фуганок, по его содержанию инструмента, как заточена пила, железка рубанка или фуганка, Иван определял качества мастера. Он говорил, что мастера видать по его инструменту, аккуратности  и справному содержанию инструмента Иван Федотович приучал своих сыновей. Таким он был сам, и такими были его отец и дед. Такими были все Кожины. Таким было их отношение при выборе жён. Девушки знали кожинский род, знали, что Кожины надежны в жизни и отношении к семье.
     Во время работ Иван Федотович хорошо изучил характер барыни и барина, их вкусы и интересы. Но, когда приступили к изготовлению мебели, Иван Федотович поговорил с барыней, и уяснил, какая ей необходима мебель. Заказ был исполнен в точности и в срок.
     Александр Иванович сидел с ребятишками и вспоминал, как он сделал предложение дочери Марии, Алене. И как он остался жить в Шугурове. Потом была служба на флоте. Домой дед Александр вернулся бывалым матросом, умудренный жизненным опытом мужчиной. Дома его ждали подраставшие сыновья Алексей, Федот и Степан. В Яицкий Городок он не вернулся, а сын Алексей уехал. С тех пор о нем никаких известий не было. Дед Саша к тому времени постарел и никуда не ездил и не брал заказы. Вместо него работу делали сыновья Федот и Степан. Потом подрос Иван.
    Так дед и ребята сидели, молча, пока человек не открыл глаза.
-   Помогите, пожалуйста, - тихо попросил человек, - заболел, однако.  Не могу идти.
-   Не расстраивайся, человек, поможем. Мне думается тебя спрятать нужно, верно?
-   Да.
-   Ну, ниче, сейчас потихоньку придём домой, отдохнешь, подлечим тебя, а там будет видно.
   Так в доме у  Вани появился человек, сыгравший важную роль в жизни Вани и Насти. Мужчина болел долго.
-   Ванятка, - сказал на следующий день дед, - никому не говорите про человека.
-   Почему дед?
-  Почему?  Видишь ли, Ванятка, в чем дело. Человек этот хороший, но все-таки будет  лучше, если никто про него не будет знать. Позже расскажу тебе почему, хорошо?
-   Ладно, дед.
   Дед Саша любил детей, а Настенку особенно. Славная девчушка, ласковая и добрая. Нередко, глядя, как Ваня играет с Настей, думал, что вырастут дети, и он женит их. Деда Сашу в деревне все любили. Не было в деревне избы, в которой что-либо не было бы сделано руками деда Саши.
    Как-то однажды человек поднялся на ноги. Он долго ходил по избе, рассматривал картинки, развешанные на стене в рамках. Потом подошел к рисованному портрету молодого деда, где он был изображен в морской форме, с лихо закрученными усами. Он стоял и смотрел на портрет, а у него что-то в горле булькало.
-   Дед, а дед, - человек подошел к деду Саше и спросил, - кто это на портрете?
-   Однако я, ядрена канитель! Што, не похож? Молодой тады, был я. Молодой, однако, красив был и служил на “Альбатросе”.
-   В Херсоне? Капитана помнишь?
-   В Херсоне. Капитана? Как не помнить? Хороший был человек, добрый и заботливый. Никогда матроса не бил. Уважали его матросы. Нет, любили. Справедлив был. Поди, помер он давно. Как же фамилия его была? Сейчас вспомню. Артемьев, кажется, и сына звали Артемий.
-   Помер, давно помер. Может быть, Арсентьев?
-   Да, да, Арсентьев и сына звали Арсентий. Жаль, хороший человек. Время много прошло. Он и тогда был в годах. Помню, послал он меня к себе домой. Не помню, что-то надо было мне взять. Познакомился с женой его и сыном. Хороший был мальчишка. Мечтал стать моряком. Мать его не хотела, а он рвался в море. Вырос и стал моряком. Добрый был человек. Мичманом служил у нас. Отец списался на берег. Капитаном стал другой. Зверь. Стрелял в матросов. И меня он однажды убил.
    Дед Саша поднял подол рубахи:
-   Видишь, добрый человек, сюда стрелил. Не судьба была мне погибнуть.
   Человек подошел к деду и сказал:
-   Ты не узнаешь меня, дед Саша?
-   Нет.
-   Ты вспомни. Помнишь, когда ты приходил к капитану домой? Ты ещё познакомился с его сыном, и все рассматривал большую ракушку и ещё…
-   Погоди-ка, погоди. Дай-ка я посмотрю на тебя. Бородой зарос. Трудно признать. Арсентий, ты ли это? Куда ты подевался? Почему тебя не видел, когда я поправился после ранения? Сказывали мне после выздоровления, что ты убил зверюгу-капитана, когда он стрелил в меня?
-   Так и было. Меня отдали под трибунал. Лишили всех прав и сословия. Присудили каторгу за убийство палача. На каторге узнал, что родители умерли. Несколько раз бежал, ловили. Сидел в остроге в колодках. Товарищи помогли. Нынче прятался, шёл лесами, простыл, свалила лихоманка. Если бы не ребятишки, пропал бы.
-   Куда намерен был идти?
-   На Яик или Дон.
-   Ладно, Арсентий. Подумаем, што можно сделать. Есть у меня задумка.  Во время службы приезжал ко мне в Херсон младший брат Алексей. Однако он жил недолго. Умер. Его документы остались у меня. Пожалуй, сделаем так….
    Вскоре Арсентий уехал. И через месяц в Шугурово пришло письмо от Алексея Кожина. В письме сообщалось, что он возвращается в Шугурово. Так Арсентий Арсентьев стал Алексеем Кожиным. Жители села признали Алексея, хотя и прошло много лет, и человек мог измениться, но при встречах Арсентий называл жителей села по именам и рассказывал такие события, что жители невольно верили ему, так как сами были участниками тех событий.
    Вскорости, после возвращения Алексея, он оказался свидетелем, как Ваня заступился за соседского мальчика, Лёшку Соловьёва. Большие мальчишки стали бить Алексея, а Ваня заступился за него. Началась драка. Досталось обоим. Дед Алексей видел драку и, когда Ваня пришел домой со ссадинами и кровоподтеками, спросил Ваню:
-   Стоит твой товарищ того, чтобы защищали его?
-   Стоит, дед. Соловьёвы живут бедно. Отец погиб на заготовках дров. Алёшка  с братьями и сёстрами остался сиротой. Вот мать и выбивается из сил, старается прокормить детей, а большие мальчишки издеваются над Лёшкой.
-   Это хорошо, что ты, Ваня, стоишь на стороне обиженного. Сам никогда не обижай слабого и убогого. Их и так судьба обидела. Помогай им. Когда - нибудь и тебе помогут, стой за правое дело. Драться плохо. Но, когда за правое дело, нужно уметь постоять за него. Научу тебя драться. Я многому тебя научу. Читаешь ты плохо. Человек должен хорошо читать,  должен знать много.
-   Мне так хочется научиться читать.
-   Вот и хорошо. Настенка умеет читать?
-   Не-а.
-   Будем учиться. Научу тебя рукопашному бою. Когда-то учили нас в кадетском корпусе. Научу, владеть саблей и лошадью. Изучим язык, иностранный. Быть может, и два. Все, что ты изучишь, в жизни пригодится.
    Так Ваня, Алексей и Настя стали учиться. Дед Арсентий водил ребят в лес, рассказывал про растения и животных. Ребята научились не только находить лечебные травы, но и применять их на практике. Так за учёбой прошли семь долгих лет. Настя и Ваня изучили французский и немецкий языки. Научились правильно и грамотно говорить на родном языке. Хорошо знали астрономию, историю и географию. В ночное ходили вместе с деревенскими парнями. Дед Арсентий рассказывал о небе, звездах, учил ребят ориентироваться по звездам, в лесу по лесным приметам. Ребятишки изучили правила поведения и манеры хорошего тона. Мальчики овладели лошадью и приемам сабельного и рукопашного боя. Хорошо джигитовали. Отлично стреляли из ружья и пистолета, владели луком и копьем. Научились долго находиться под водой. За семь лет мальчики научились быть сильными людьми. Дед Арсентий приучал ребят день начинать с физических упражнений. Поднимать большие тяжести. Легко гнуть двумя пальцами пятаки. Если кто-то из приятелей пытался совершить плохое, Ваня брал парня за руку и так её сжимал, что у того отпадала охота на подлость.
    Взрослые вначале посмеивались над детьми. Но, когда увидели, что дети легко осваивали языки и много познали, их смех прекратился, и они радовались за детей. За эти годы Ваня и Настя сдружились, и все дни проводили вместе. Настя легко могла сойти за дочь богатого человека, которая хорошо владела языками и манерами поведения. Могла и с тряпкой убираться по дому, и чистить в коровнике. Ухаживала за старенькой бабушкой. Настя выросла добрым человеком, и соседские девушки признавали ее старшей. Настя не сторонилась подруг, в их взаимоотношениях не было ничего такого, что отталкивало девушек от Насти. Наоборот, они тянулись к Насте. Ваня и Настя сторонились тех, кто позволял себе деревенскую грубость по отношению к другим людям. Жители деревни признали за молодыми людьми особые права и не осуждали их, а, наоборот, старались перенять от них все хорошее, чему научились молодые люди. 
    Прошло еще пять лет. Ване исполнилось двадцать два года, а Насте недавно исполнилось семнадцать лет. В Шешме все жители знали, что Ваня и Настя любят друг друга и завидовали их счастью. А тут случилось такое, что оно перевернуло всю жизнь Насти и Вани. Однажды к барину приехал соседский помещик, и он увидел Настю. Привыкший к непререкаемому подчинению крепостных, приезжий помещик решил купить Настю.   
-   Иван, ты знаешь, что приезжий помещик хочет купить Настю? – спросил Алексей.
-   Откуда знаешь?
-   Маманя сказывала. Она узнала от знакомого дворника, который помогает нам дровами.
-   Убью барина. Подкараулю и убью!
-   Тихо, Иван, вишь, дворовые барина прислушиваются. Боюсь, не сдобровать тебе.
    Вечером Ваня пошел к Насте. Не успел он выйти за калитку, как сзади его ударили по голове. Ваня потерял сознание. Очнулся связанным в чулане на псарне.
-   Что делать? -  Бессильная злоба охватила его. – Нет, Настю не отдам.
   За дверью послышался шепот:
-   Ваня-я-я, Ва-а-а-нь, где ты?
-   Настенька, я здесь. Как ты узнала, где я?
-  Анютке сказали девчонки, что тебя волокли на псарню, говорили, что кровища так и текла. Болит голова?
-   Есть маленько.
-   Собаки что не лают?
-   Я всегда прикармливала их, они знают меня.
-   Анютка где?
-   Здесь я, братаня. Счас мы сломаем замок.
-   Кто еще там с вами?
-   Лешка Соловьев.
-   Девчонки, дайте-ка, вам не сподручно.
   Алексей заступом поддел накладку и сорвал её.
-   Выходи, Иван. Что же ты так бездарно поддался?
-   Подкрались сволочи. Я не ожидал.
-   Нужно всегда ожидать. Тебя же дед Алексей учил. Или ты забыл?
-   Ладно, Леха, некогда рассуждать, надо бежать. Завтра обещали запороть. Только ничего у них не получится. Бежать нужно.
-   Куда побежишь?
-   Придумаем что-нито.
   Ребята благополучно выбрались из псарни. Дома ждал встревоженный дед:
-   Што удумали изверги? Продать нашу Настю! Изверги. Бежать тебе нужно, Иван. Ты вот что. Пока Настя и Анютка вызволяли тебя, я собрал узелок. Здесь деньги, припасенные мной на смерть, снасти рыбные и еда на первое время и одёжка.  Добигите до речки, бросите одёжку свою, в которой вас привыкли видеть, на берегу, пройдете саженей сто по воде вдоль берега и выходите и держите курс на Бугуруслан. Идите лесами, хоронитесь от людей. Неровен час, продадут. В Соболеве  выйдете на Чаган, собьете плот и до Яицкого Городка. Места тебе знакомые. Ну, с Богом!
    Дед Саша внимательным взглядом посмотрел на Настю:
-  Ты, Настёнка, случаем, не беременна? Да, не красней, дело житейское. Знаю, что  любишь Ивана. Ты, Иван, береги Настю, ишь, што удумала, пойти супротив барина!  Дайте, благославлю Вас.
    Дед взял икону, перекрестил молодых и сказал:
-   С Богом, ребятки!
-   Дед, как ты без нас будешь?
-   Мне што,  одной ногой уже в могиле. Смертушка приходила за мной.  Недолго  осталось мне. Вы идите, идите. К утру вам далеко нужно быть. Родителям скажу. И твоим, Настя, скажу.
    Дед поцеловал молодых и вытолкнул за двери. Скоро они были на берегу реки. Разделись, бросили на берегу одежду, словно вошли в воду  купаться, и пошли вниз по воде. Пробежали по низкой воде берегом саженей триста. Вышли на берег оделись и побежали по лесной дороге, держа направление к югу. Настя бежала ровно, без напряжения, стараясь сохранить дыхание.
-   Настенка, это, правда, что сказал дед Саша?
-  Правда, правда. Ты меньше говори, собьёшь дыхание. Нам нужно далеко убежать. Потом поговорим.
    Так бежали они час. За прошедшее время они убежали вёрст на десять.
-   Всё, отдыхаем полчаса и снова в дорогу. За ночь вёрст пятьдесят должны преодолеть. Сумеем, Ваня?
-   Сумеем. Ты как себя чувствуешь?
-   Нормально.
-   Чего не говорила мне?
-   Что не говорила?
-   Что беременна.
-   Собиралась на днях сказать, да вот не пришлось. Теперь знаешь.
-   Эх, сейчас бы коня, быстро бы докатили до Яицкого Городка.
-   Или попали бы в руки барину.  Тогда бы уж точно тебя забили. Не дам тебя, Ванятка, в обиду. Мой ты и я твоя. Дитё у нас будет. Наше дитё.
    К утру, они были недалеко от  Бугуруслана, в деревне Клявлино.
-   Ваня, зайдем к бабушке Марии. Старая она, как дед Саша. Зайдем, отдохнем и к ночи в дорогу.
   Еще не рассвело. Сумерки уходили, люди еще спали. Только петухи пели вторые песни. Настя, крадучись, подошла к покосившейся избушке бабы Марии Решетниковой, сестре деда. Она давно жила одна. Муж и дети ушли со Стенькой Разиным. Да так и сгинули. Люди сказывали, что погибли они около Нижнего Новгорода. Сложили свои головушки. Баба Мария доживала свои последние денечки.
    Настя постучала в маленькое оконце. Потом еще раз. Послышался голос:
-   Кого ещё несёт?
    Бабушка выглянула в оконце и ахнула:
-   Бог мой! Настенька, ты ли это?
-   Я, бабуля, я!
-   Заходи. Что случилось, что ты в такую рань?
-   Бабуля, потом. Я не одна, Ванятка со мной.
-   Заходьте. Никто не видел?
-   Нет, мы крадучись. Меня барин решил продать. Вот мы и ушли.
-   Намедни мой Николай приходил ко мне. Сказал, чтобы я готовилась совершить доброе дело, а потом он заберет меня с собой. Вот вы и есть это доброе дело. Настенька, достань из подполу последнюю картошку, доедим ее. Кусочки есть, насобирала вчерась. Хватит на сёдня. Завтра ужо не нужно будет. Счас поедим, и ложитесь. Отдохнуть вам треба. К вечеру в дорогу.
   Бабушка Мария смотрела, как молодые и здоровые ребята ели.
-   Ты что не ешь, бабуля?
-   Я сыта.  Вы ложитесь на палати, а мне сбираться нужно.
   Когда ребята легли спать, бабка Мария, не торопясь, собрала узелок для Насти, положила копейки, что насобирала  милостыней, положила маленькую  иконку, остатки сухарей. Потом достала припасенную одежду на смерть, умылась. Приволокла домовину из чулана и с трудом поставила на лавку. Потом сходила за сеном. Но оно превратилось в трухлявую кучу.  Вышла во двор. Соседка собиралась доить корову.
-   Наталья, а Наталья, - позвала бабка Мария соседку.
-   Што те, баба Мария?
-   Дай охапку соломки.
-   Куда те?
-   Надоть, Наталья. До гробовой доски буду благодарна. На том свету буду молиться за тебя.
-   Возьми, баба, - соседка поняла, зачем бабушке солома. Она принесла охапку душистого сена, - возьми, бабушка, сено, оно помягче будет.
   Бабушка Мария не обратила внимания, что Наталья плакала. Она взяла сено, принесла в хату и выстелила домовину. Потом положила на него холстину, что берегла с давних пор, положила беленькую подушечку, что припасла для домовины и уселась на лавку, рядом с домовиной. Она сидела с закрытыми глазами. Глядя со стороны, можно было подумать, что бабушка спит. Но она не спала. Она видела своего Николая, молодого, красивого.  Потом она увидела детей. Их было семеро и все мальчики, погодки.  Дети росли, становились помощниками отцу. Дом был новый. Радость и детский смех царили в доме. Хоть нужда и одолевала их, но они жили не хуже других. Однажды Николай уехал на заработки. Долго его не было. А когда вернулся, радости не  было конца. Дети повисли на отце, а он достает из карманов кульки с леденцами и каждому дает, целует и приговаривает: “Кушайте, сладкие вы мои!” – “Тятька, а мамке чё привез?” – “Привёз, привёз”. Николай достает их узелка кусок  материи: “Это нашей маме!” 
   Баба Мария сидит с закрытыми глазами, слезы текут по впалым щекам, а губы улыбаются. Ей хорошо. Сейчас она прощалась со своей жизнью, прощалась с молодостью, прощалась с хорошим, и плохим. “Коленька, сделаю доброе дело и приходи за мной. Устала одна, вас хочу видеть, зажилась на этом свете”.
 -   Не торопись, Маша, нынче приду, проводи Настю и Ваню, благослави их от себя и меня.
  Так и прошел день. Ближе к вечеру баба Мария разбудила молодых:
-   Пора вам, ребятушки, пора. Да и мне пора.
   Настя, увидав бабушкины приготовления, заплакала.
-  Не плачь, внученька, не плачь. Чё плакать? Отжила своё, нынче уйду к детям и Николаю. Подойдите  ко мне, - баба Мария взяла лежащую рядом с ней иконку, благославила молодых, подала узелок и сказала, - теперь идите, торопитесь. Обо мне вспомните там, куда идете. Помяните нас всех, Николая и детей. Ступайте.
    Иван и Настя огородами ушли в лес. Баба Мария придвинула маленькую лавку, которую делал Николай для первого сына, встала на нее и, не торопясь, преодолевая свою старость и немощь, улеглась в домовину. Её лицо было спокойным и сосредоточенным. Поправила на себе из белого полотна покрывало, положила на грудь небольшую иконку, которой благословила молодых, и сложила руки, как укладывают их покойнику.
-   Вот и все, Николушка, выполнила твою просьбу, сделала последнее доброе дело. Теперь я свободна от мирских дел. Жду тебя.
   Лицо Марии было спокойным, глаза закрыты и только последние слезы говорили, что она ещё жива.
   Отец Еремей проснулся рано. Ему приснился Николай Решетников. Николай подошел к лавке, на которой спал отец Еремей, потряс его за плечо:
-   Отец Еремей, иди к Марии и благослави, отпой ее, отпусти её ко мне. Померла моя Мария.
-   Изыди, нечистая сила! Изыди!
   Но Николай стоял и тряс его за плечо:
-   Отпой жену. Преставилась она.
   Отец Еремей встал, выпил ковш кваса и снова улегся на лавку.
-   Отец Еремей, отпой жену!
-   Свят, свят! Изыди Сатана. – Отец Еремей окончательно проснулся и стал ворочаться с боку на бок.
-   Ты што не спишь?
-  Решетников приснился. Отпой жену, она преставилась. Отпой, она преставилась. Два раза просыпался и засыпал, а он стоит у изголовья и твердит своё.
-  Вставай и иди. Он спроста не приснится. Не бери грех на душу. Жена за  мужнины грехи не отвечает.
   Отец Еремей встал, обрядился в рясу и вышел во двор.
-    Господи, прости меня грешного за мои прегрешения! 
   Около покосившейся хатенки Марии стояли женщины. Двери хатенки открыты, но заходить никто не решался.
-  Батюшка, что делать?  Нам кто-то сказал, что Мария скончалась. Приходим, а она, в домодомовине снаряженная лежит, мертвая, а слезы текут.
-    Кто это кто-то сказал?
-   Не знаем, батюшка.
-    Не знаете, не знаете, а кто должон знать? 
    Батюшка перекрестился, окрестил не закрывающуюся дверь и вошёл в хату, народ потянулся за ним. Скоро вся деревня стояла около хаты бабки Марии. Кто-то привёл телегу, чтобы отправить бабку на погост.
- Отмучилась матушка. Хлебнула горя без детей и Николая. Теперь за многотерпение в рай попадет.
-   Да, уж, попадёт. Она никому зла не делала. Добрая была старуха.
-   Да-а. Ништо не скажешь. Столько лет прожить одной. Какой красавицей  была в молодости! Если б не Стёпка, и его разбойники, жили бы на радость себе и детям. Сколько зла совершили Степкины казаки-разбойники! Самому голову отрубили, и люди невинные погибли.
-   Хватит, бабы, гутарить! Што Николаю не хватало? Хата, земля были, свободным был! Што ишо надо было? С барином сравняться захотел!
   А в это время умирал дедушка Александр Иванович Кожин. Он жил в отдельной хате, расположенной рядом с большим домом, где жил сын Федот со своей семьей. Дед Саша лежал с утра и не вставал. Еду приносила внучка Анютка. В этот раз Анютка, как и в прежние дни, забежала к деду, спрашивая с порога: “Дедка, чё принести покушать?” – “Ничё не надо, ныне я умираю”. -  Ты чё, дед, баишь?” – “Беги, Анютка до отца с матерью, да позови Настиных родителей”.
    Когда взрослые пришли, дед Саша рассказал, как он благославил Ивана и Настю, как отправил в дорогу в Яицкий городок.
-   Федот, барин выпорол тебя?
-   Было.
-   Ну, ничё. Ради сына можно потерпеть. Зимой езжай в Яицкий Городок, найди Ивана и Настю. Свези Ивану струмент. Трудно ему будет без ремесла. Семью кормить нужно. У него должен родиться ребенок.
-   Откуда знаешь? – спросила Ольга, мать Насти.
-   Настя сказала.
-   Ух, ты! Атаман-разбойник, умыкал дочку!
-   Не шуми, Иван. Твоя дочь знала, что делала. Она без памяти любит Ивана. И Иван любит Настю. Вы сами знаете это и не против их любви.
    Дедушку Сашу похоронили в центре кладбища, расположенного в двух верстах от деревни Шугурово.