Из жизни Алии или Восхожденние - Часть III

“Мои Университеты”
( или “Как закаляется сталь” в Израиле)...

Тэвэль

    Я думаю, сейчас нет необходимости объяснять кому-либо в Израиле, что это такое. Компания кабельного телевидения. Я, как и многие репатрианты, впервые узнал о ней из объявления в русскоязычной газете. Она начала тогда своё победное шествие по Израилю с нашего города. Находился я в Израиле менее трёх месяцев и ещё ходил в ульпан.
 Главное, что было в объявлении, я помню до сих пор:

           "На работу в компанию требуются крепкие мужчины до сорока лет”.

    На следующее же утро я пошёл по указанному адресу. Народу там уже было много. Все мужчины, все нестарые, но не все выглядели сильными, как это требовалось. Собеседование, то есть приём на работу, проводил молодой рыжеватый парень лет тридцати. Наконец, дошла очередь и до меня. Для беседы он предложил мне на выбор два языка: английский или иврит. Я выбрал английский. Иврита у меня ещё практически не было, а перед отъездом в Израиль к своему техническому кандидатскому минимуму я добавил платные двухмесячные курсы разговорного английского языка.
    Главное, что я сумел понять из его объяснений, что за работу они будут платить по десять шекелей в час, а сверх восьми часов по пятнадцать. Спросил, согласен ли я. На данный момент в Израиле минимальная оплата была шесть шекелей в час. Практически она была максимальной, зачастую и этого не давали, а то и вовсе не платили. Я, конечно, сказал: “Окей!” Он попросил у меня “теудат-зеут” (паспорт).
    Я достал свою “синекожую” израильскую паспортину. Он посмотрел на неё, потом на меня. Потом снова на неё более внимательно, потом опять на меня. Затем эта операция повторилась ещё раз. Я его прекрасно понимал: по объявлению требовались мужчины до сорока лет, а мне по паспорту было уже пятьдесят. Но делать ему было нечего, ведь согласие своё он фактически уже дал, а моя спортивная куртка была явно мала для меня, и было видно, что я вовсе даже не хилый, по крайней мере, на тот самый момент.
    Поскольку первые два дня были организационными для компании, то и оказались они не совсем трудными. За это время можно было познакомиться с народом, который там собрался. В основном преобладали молодые мужчины, сравнительно много настоящих русских, и чувствовалось, что физической работы они не боятся. Но один, молодой парень, лет двадцати восьми, еврей, был довольно хлипкий на вид. Приехал с семьёй, двумя малыми детьми, говорил, что готов, что называется, дерьмо разгребать руками, только бы заработать!
    Лишь на третий день началась настоящая работа. Вначале рытьё траншей для кабеля и ещё кое-что не легче. К тому ещё “хамсинчик” разыгрался не на шутку. Очень многие, кто рассчитывал на халтуру, в этот же день и “слиняли”. Уже через пять дней, утром, нас построили, поздравили с наступающим праздником “Пэсах” и вручили каждому конверт, в котором лежало по два чека: один на 500 шекелей, другой, подарочный, на товары достоинством сто шекелей. Надо сказать, очень даже недурно по тому времени.
    Но, что даром, тоже нет! Например, для меня: одно дело в охотку гантелями заниматься, другое на этом самом “хамсинчике” по тринадцать часов кряду с небольшим перерывывом на обед махать кетменём или кайлом, тащить громадную бухту с толщенным кабелем, разматывая его по ходу, и прочие подобные “радости”. В конце дня после всех этих “удовольствий” я приходил домой, и просто падал без всякого ужина, чая и прочего до самого утра.
    Приготовить и подать всё это тогда было просто некому. Утром вставал, пил чай, брал что-нибудь перекусить на обед всухомятку и “кадима” (вперёд), на работу. Я стал терять в весе. Отцу же двоих детей, через два дня после праздника, перед всеми объявили, что он уволен. Тот рыдал, как ребёнок.
    Я же продолжал ходить на работу. Ещё целых две недели. Зачастую мне казалось, что я работаю в полусне, как часто показывают заключённых и военнопленных в кино, с существенной разницей, конечно, что с моей работы, при желании, всегда можно было уйти.
    Очень хорошо помню один из жарких дней. Бригадир, араб (наверно, израильский), заставил нас таскать жидкий цемент в больших совковых лопатах под предлогом, что машина к нужному месту подъехать не может. Это, конечно, было издевательство чистейшей воды, задним числом сейчас я это понимаю, но тогда мы были довольно затурканы жарой, работой и фактическим бесправием, ведь, если не хочешь, то можешь “катиться!” И ещё он всё время орал “кадима” и “маэр” (быстрее).
    Я, откровенно говоря, боялся, что у меня сердце не выдержит. Около двадцати лет назад, у меня была активная фаза ревмокардита. Медики признавали недостаточность митрального клапана.
    Не знаю, как насчёт недостаточности, но микроинфаркт, перенесённый мною тогда, был обнаружен у меня только в Израиле несколько лет назад на современной аппаратуре. Так вот, сердце выдержало, а вот руки болели месяцев шесть спустя, после того, как меня уволили. Уволили меня очень тактично: вызвали в контору и предложили расчёт.
    Я сопротивляться не стал, подумал: “Всё, что ни делается - к лучшему!” За три недели такой работы я в итоге потерял десять килограммов живого веса, и если бы работа продолжилась, потерял бы ещё. После этого я долго ещё был стройный и поджарый, чего не могу сказать о себе сегодня.
    Ну, а дальше - дальше меня ждало продолжение учёбы в ульпане (до следующего трудового подвига, то ли на стройках “израэлизма”, как я обозвал про себя подобные работы, то ли ещё, где-нибудь). В том, что буду и дальше вкалывать, я точно не сомневался, слишком насущная была потребность в заработке…



                Продолжение следует