Виктор Кабакин. Проклятье пирата. Повесть

Проклятье пирата

Часть 1

Игра

Небольшой люгер стоял  на якоре в  глубине узкой бухты, но так, чтобы морское пространство перед ним хорошо просматривалось. Он напоминал паука, который затаился  где-то в темном углу, на краю паутины в предвкушении добычи. Впрочем,  судно действительно  так и называлось – «Паук», и оно в самом деле поджидало свою жертву. Капитан Дрей, еще находясь на острове Тортуга, получил донесение, что в этом месте должен пройти испанский галеон, полный золота, и уже два дня прятался в бухте. 
И вот, вахтенный на мачте крикнул, что на горизонте появился корабль. Как паук, почуяв попавшую в сети жертву, начинает судорожно сучить лапами и подбираться к ней, так и на сонном до этого люгере резко все переменилось. Послышались команды, забегали  матросы, поднимался якорь, распускались паруса…
На галеоне  тем временем было все спокойно. Он считался самым большим судном испанской флотилии, вооруженный пятьюдесятью пушками, поэтому появление крошечного кораблика у команды галеона совсем не вызвало тревоги. Правда, дежурный офицер спустился в каюту капитана и доложил о приближении люгера. Капитан в это время играл в карты с богатым негоциантом, ему везло, масть шла, и он отмахнулся от вахтенного  офицера, велев ему убираться и не беспокоить по таким пустякам.

Люгер между тем подошел вплотную к галеону. По размеру, если делать сравнение, он напоминал, скорее, воробья  рядом с мощным орлом. Ну, разве можно царю птиц опасаться какой-то серой птички-невелички?… Смешно! Моряки на галеоне даже не стали готовить к бою пушки, лениво наблюдая сверху за маневрами утлого суденышка.

А дальше произошло невероятное. Дрей отдал резкий приказ, из люгера вылетели десятки канатов с кошками на концах, которых зацепились за борта галеона. Спустя несколько секунд тот, действительно, оказался словно затянутым  в крепкую и надежную паутину… По канатам, как обезьяны, стремительно карабкались пираты, вооруженные пистолетами за поясами и  кривыми кинжалами в зубах.  Оставшиеся на люгере дали залп из мушкетов по столпившимся на галеоне морякам. Когда ветер чуть развеял пороховой дым, стало ясно, что вся палуба уже находится во власти пиратов, они стремительно заталкивают в трюм растерявшихся  моряков. Бледного капитана корабля вытащили из каюты, и  Дрей, исполненный благородства, принял из его рук шпагу в знак признания поражения.
Потом началась самая обычная пиратская работа – грабеж. Пираты рыскали по всему кораблю и добытое складывали на палубе – согласно неписанным флибустьерским законам никто не имел права  самостоятельно брать себе что-то из награбленного. Провинившегося тут же, на глазах у всех, подвергали казни. Добыча и в самом деле оказалась богатой: слитки серебра и золота, дублоны, эскудо и пиастры, мешки со специями и табаком – все было точно подсчитано и взвешено. Флибустьеры не стали убивать команду галеона, а просто высадили  всех на одном из многочисленных необитаемых островов Карибского моря. Затем начался дележ: десятая часть предназначалась губернатору острова Тортуга, столько-то Дрейю, а остальное команде. 

…Захваченный пиратами галеон «Святая Инесса», подтянув паруса и выгнув их, словно лебедь  шею, медленно входил в бухту острова Тортуга. Жак с  серьгой в левой ухе, не отрываясь,  смотрел на берег.  Где-то там стояла его жена, но отсюда,  с палубы, толпа казалась разноцветным и  неделимым пятном.  Две скалы, мимо которых  плавно проплывал корабль, напоминали формой головы, и в пасмурный день казалось, что они недовольно хмурятся. Но сейчас было светлое солнечное утро,  и   Жак    видел, что головы словно улыбаются,  приветствуя  корабль. Жак снял  со своей головы красную повязку – бандану и радостно помахал  им в ответ.
–  Ты кого приветствуешь, брат? – услышал он за своей спиной.
– Родной берег. Мы, наконец, пришли домой, – радостно отозвался Жак. – И мы теперь – богатые.
Он повернулся к тому, кто его назвал «братом». Это был молодой человек, выглядевший, правда, постарше Жака со шрамом на щеке, стягивающим кожу, отчего один его глаз казался чуть меньше другого. Звали его Бертраном. Они стали именовать друг друга «братьями» после того, как Жак во время прошлогодней перестрелки при захвате испанского корабля спас жизнь Бертрану. Собственно спасли они, наверное, друг друга. Бертран, увлекшись стрельбой, не заметил, как к нему сзади подскочил испанец и замахнулся саблей. Вовремя обернувшийся Жак сумел подставить под удар дуло ружья, и сабля скользнула по металлу. Но Жак  от сильного удара выронил ружье и следующим выпадом испанца скорее всего был бы убит. Тут быстрый  Бертран успел выстрелить из пистолета, и испанец замертво упал. Вечером они пили вино, празднуя победу, и поклялись  друг другу в вечной верности.  Их братство было скреплено кровью, не раз потом  в бою они доказывали обоюдную верность и отвагу, не щадя собственной жизни ради спасения друга.

У Бертрана тоже была золотая круглая серьга в левом ухе. Такой знак отличия мог носить только опытный, авторитетный  пират. Оба они  не единожды рисковали жизнью и видели смерть в лицо. Но что такое жизнь пирата?  Так, пустяк. Сегодня ты жив, а завтра тебя уже нет. Настоящий пират об этом никогда не задумывается.  Его удел – постоянно испытывать судьбу и не думать о смерти. И уж тем более  в такой день, как сегодня, когда  трюм корабля  забит золотом и серебром.
Это был удачный поход. Самый успешный в их жизни, ибо никогда еще добыча не была столь велика.  Сердца Жака и Бертрана наполнялись великой радостью и сладким предвкушением скорых удовольствий. Часть золота они успели спрятать в пещере на маленьком острове Карибского моря, а остальную, немалую долю везли с собой.
 Жак думал, что деньги позволят ему осуществить давнюю мечту: построить, наконец, настоящий богатый дом, как у сэра  Гуснама, в котором так будет уютно  ему и Эстеле.  А Бертран ни о чем таком не думал, он терпеть не мог строить какие-то планы и любил жить сегодняшним днем.
Жак, увидев в толпе на берегу знакомое лицо, протянул руку, показывая приятелю свою женщину.
– Смотри, вон Эстела в красном платье, машет мне.
Белые женщины на Тортуге были чрезвычайной редкостью и  весьма ценились. Дело в том, что  еще несколько лет назад они вообще здесь отсутствовали. Но по распоряжению губернатора острова корабль  как-то доставил  сюда из Франции более сотни женщин,  которым пообещали мужей и обеспеченную жизнь. В основном, конечно, среди них были дамы легкого поведения. Однако разве это могло иметь какое-либо значение для отчаянных жителей-сорвиголов Тортуги, устроивших теплый прием и встречавших на сотнях утлых лодках долгожданный корабль еще на подходе к порту! Вели себя пираты достойно и показывали настоящими джентльменами, на корабль не забирались, не грубили, оскорблений не выкрикивали, вежливо махая с лодок рукой и приветствуя женщин, которые в цветастых платьях напоминали  огромный букет. Дамы сгрудились на палубе и внимательно разглядывали будущих кавалеров.

В порту каждую женщину, спускавшуюся с корабля, мужчины встречали одобрительными криками  в сотни глоток и  оглушительным свистом. В то время это заменяло приветственный оркестр.
А на другое утро состоялась церемония массового бракосочетания, которая скорее напоминала куплю-продажу рабов на невольничьем рынке. Каждую женщину отдельно выводили на площадь, начинались смотрины и аукцион. Дело в том, что хозяину судна надо было возместить расходы за переезд женщин с материка на остров, и по указанию губернатора каждый желающий получить жену или подругу должен был  выложить круглую сумму. У бережливого Жака деньги водились, и ему посчастливилось заиметь женщину, а вот беззаботный и ветреный Бертран вынужден был  и дальше довольствоваться холостяцкой жизнью.
Обладатели женщин тщательно оберегали своих подруг от посторонних посягательств. За покушение на честь замужней дамы полагалась смертная казнь. Впрочем, запрет не распространялся на тот случай, когда пират отправлялся в дальнюю «командировку» на очередное дело. Дама как бы получала право на временного возлюбленного, и нередко случалось так, что вернувшийся с «дела»  муж получал статус бывшего. И тогда на острове возникали новые кровавые разборки.

Довольный Жак, сойдя на берег, встретил свою жену и, крепко обнявшись с ней, в нетерпении повел в дом. Едва захлопнулась дверь, он бросил женщину на пол и, рыча, как зверь, овладел ею и долго не отпускал. Секса тогда, может, и не было, но природа все равно брала свое.

Ну, а Бертран, как и другие холостяки, направился в таверну пропивать заслуженные потом и кровью деньги. Впрочем, оставив своих подруг, скоро к ним присоединились и остальные пираты. Безудержное пиршество, пьянство, игры в карты и кости, длившиеся несколько дней, – этот неизменный обычай соблюдался неукоснительно, являясь долгожданной  и вожделенной наградой за рискованные и жестокие походы. За короткое время пропивались и проигрывались целые состояния, а хозяева таверн и притонов непомерно обогащались.
Спустя пару месяцев Бертран постучал в дом Жака и  сказал:
– Брат, дай мне  в долг сто пистолей.
Жак дал, несмотря на возражение жены. Еще дней через двадцать Бертран снова попросил у Жака сотню пистолей. Жак поморщился, но опять дал. Довольный Бертран отправился пропивать их в таверну, а у Жака состоялся серьезный разговор с женой.

 Эстела – это уже не та дешевая проститутка, когда-то промышлявшая в порту Дьеппа, а солидная дама, выписывавшая из Франции наряды и одетая, если не по последней  европейской моде, то где-то близко к ней,  и ходившая по улице с зонтиком, чтобы сохранить белизну лица. Да и Жак, решивший окончательно покончить с пиратством, скопил за несколько лет солидный капитал и  открыл магазин по торговле награбленными товарами. Еще он занимался заготовкой копченого мяса и выгодно продавал его мореплавателям. Раньше  Жак не раз видел, как индейцы делают такое мясо. Нарезают длинными полосами, кладут на решетках и ставят на угли, это они называли «барбако». Мясо коптилось, становилось вкусным и сочным. И долго не портилось, что очень важно во время длительного путешествия... Но самый большой  доход ему стало приносить ростовщичество – под большие проценты  он давал деньги на снаряжение новых флибустьерских экспедиций. Да что там пираты – сам губернатор теперь пользовался его кредитами… Так что Жак стал солидным  джентльменом и  весьма уважаемым жителем Тортуги.

Теперь в его мечтах было построить или купить собственный быстроходный парусник, получить поручительство от губернатора,  то есть своего рода жалованную грамоту, дающую право грабить испанские торговые суда, перевозившие золото, серебро и разные товары  из Нового в Старый Свет, а также нанимать пиратов, которые будут этим заниматься...

– Больше не давай Бертрану деньги, – сказала Эстела. – Они у него пропадают без дела.
– Не беспокойся, Эстела, – улыбнулся жене Жак. – Он их обязательно вернет.  На маленьком острове, неподалеку отсюда, у нас с Бертраном припрятан клад, и мы решили в ближайшее время плыть туда. Там  у нас хорошие деньги…
Эстела как-то странно посмотрела на мужа.
– Ты уверен, что он правильно  ими распорядится?
– Что ты имеешь в виду? – удивился Жак.
– Деньги должны приносить доход. А Бертран их пропьет и снова придет  к тебе. Будет лучше, если его деньги достанутся нам.
– Но как это сделать? – спросил Жак.
– А ты подумай. В конце концов, кто он такой и кто сейчас ты? Тебя уважает сам губернатор, а он – нищий пират, которого все равно когда-нибудь убьют.
Жак промолчал. Душа его сначала воспротивилась коварным словам жены, но ненадолго. Как часто бывает, сработал старый метод домино. Известно, что костяшки домино, поставленные друг за другом на «попа», всегда неустойчивы, стоит уронить первую, как  тут же одна за другой падают остальные, и  тогда ломается все сооружение. Так и  у Жака –  зароненная женой мысль  очень быстро разрушила в его душе то, что раньше казалось прочным. Действительно, зачем Бертрану деньги, если он все равно не сможет ими распорядиться? А вот он, Жак, сможет...

1

– Мясо! – мечтательно, с каким-то мучительным надрывом воскликнула Татьяна, она же – Акбаль, она же – Синяя Ночь. – Хочу! И немедленно! Полцарства или, точнее, – половину острова за кусок мяса.
– Разве можно в нашем полуголодном состоянии об этом говорить? – рассмеялся  Николай, самый молодой из всех сидящий возле костра. – Барбекю, копченое сочное мясо… У-у-у-у… Меня постоянно преследуют три главных желания: первое – просто поесть, второе –  поесть именно мяса, третье – вкусить что-нибудь сладкое,  типа сгущенки или вишневого варенья.
– Однако мы договорились не упоминать о еде, – философски заметил Сергей Двойнов, лежащий под пальмовыми ветками на бамбуковом настиле, накрытом спальными мешками. С легкой руки Сашки Сычева за ним закрепилось прозвище Большой Друг.
– Но ведь так в моем романе, – оправдывался худющий Сычев (он же –писатель, он же – Стайкер, он же – флибустьер). – Из песни, как говорится, слов не выкинешь.

Сашка Сычев действительно походил на пирата – в выцветшей грязной  майке и  зеленой бандане, делающей его голову похожей на огурец, с торчащей щетиной на щеках и  подбородке и небольшой серьгой в левом ухе. Вечерами он читал главы из сочиняемого им  приключенческого романа. Возможность окунуться в среду, где когда-то, лет четыреста назад, обитали  настоящие пираты, которые совершали свои кровавые дела и прятали сокровища, послужила для него, начинающего сочинителя, весомой причиной для того, чтобы очутиться здесь, на этом необитаемой острове, затерявшемся в Карибском море.
– Ну и закрутил ты, Стайкер, – усмехнулся Сергей. – Маленько  даже переусердствовал.

 Будучи старше Сычева, он относился к нему с определенной долей снисходительности и  с легкой насмешкой. Что, впрочем, не мешало им на острове сойтись и, кажется, где-то даже стать друзьями.
Двойнов взял в руки гитару, привезенную из дома. Вообще-то каждому разрешили забрать с Большой земли на остров по одному предмету. Сашка-флибустьер прибыл с энциклопедическим словарем и русско-испанским разговорником,  а Николай – с биноклем.  Красавица Вероника предпочла шампуни и кремы для кожи. Наиболее практичной оказалась Таня, взявшая с собой леску и крючки. Умелый и вездесущий Николай тут же соорудил из снастей перемет, благодаря которому «дикари»  время от времени могли лакомиться свежей рыбой.

Серега Двойнов запел. У него был довольно приятный голос, а пел он  о том, что когда-то пережил и что его, похоже, сильно волновало и сейчас: об опасностях военной службы, о смертельном риске, о преданных друзьях-товарищах, о любимой, которая  обязательно должна дождаться солдата с армии… Порой складывалось впечатление, что он тоскует по тем временам, когда плечо товарища было все равно, что гранит, а крепкая и верная солдатская  дружба, спаянная и не раз подтвержденная в суровых буднях – гарантией твоей безопасности, а то и жизни. После службы Сергей пытался заняться бизнесом, но не получилось. И вот разочарованный Сергей приехал сюда в надежде сорвать крупный куш и поправить дела. Дома у него остались жена   и маленькая дочка.
…Хорошо было сидеть у костра, слушать гитару и тихонько подпевать. Атмосфера душевности зависла над лагерем. В памяти всплывали картины походной романтики из далекого детства и юности, поры безмятежности, горячей веры в будущее и великих надежд.

А затем Таня попросила Веронику научить его ходить «по-театральному». В свое время Вероника окончила институт театра и кино, но  артистки из нее так и не вышло. Зато открылся талант предпринимателя. Через интернет она познакомилась с испанским бизнесменом, пылкое сердце которого тут же воспламенилось от красоты русской девушки, вышла за него замуж и уехала в Испанию. Вместе с мужем они занимались ресторанным бизнесом, собирались  даже открывать в России сеть заведений испанской кухни. Но однажды девушка обнаружила, что у мужа-испанца кроме жены-русской есть еще любовница-француженка. Гордое сердце Вероники не стерпело такого интернационального блуда, она устроила международный скандал и  умчалась от мужа на родину. И теперь здесь, на  этом далеком  острове залечивала сердечные раны и, как она говорила, разбиралась  сама с собой.
– Главное, полная  гармония в движении, тело должно играть, как музыкальный инструмент, – наставляла подругу Вероника. – Походка «кроссовер», или перекрестная, – нога ставится впереди другой, колени сближены друг к другу, спинку держим прямо, следим за равновесием, взгляд перед собой, руки свободно опущены. Пластика и элегантность. И… пошли!
Татьяна оказалась способной ученицей, и уже через несколько минут перед мужчинами вышагивали две грациозные девушки. Все невольно разинули рты, любуясь изящными девичьими фигурками и выразительными  движениями. Несмотря на отсутствие стильной одежды (только шорты да футболки), обе выглядели сногсшибательно. Это было нечто оттуда, из большого,  красивого, оставленного мира цивилизации, внезапно ворвавшееся в этот первобытный мир  и потрясшее мужчин до глубины души… Так, наверное, настоящие дикари, принимая их за богов, ошеломленно смотрели на  чудно разряженных белых людей, приплывших на корабле неизвестно откуда и вышедших на их берег.

А девушки, чувствуя, какое впечатление произвели на мужчин, спрятались за пальмами, и через несколько минут оттуда появились… две дикарки. Вместо шорт – развевающие юбки из пальмовых веток, лица разрисованы губной помадой… Взявшись за руки, они принялись прыгать возле костра.
И что тут началось! Мужчины повскакали с мест, подбросили в костер побольше хвороста и дров, так что пламя взметнулось чуть ли не до небес. Все повязали на голову платки, воткнули в них пальмовые ветки, засунули за пояса мачете. Кто-то намалевал себе углем на теле фигуры в виде костей и черепов, солнца или месяца, на щеках – черные полосы. Ни дать, ни взять, индейцы в полной боевой раскраске. Только Сашке-пирату ничего не пришлось делать, потому что его грудь, спина и плечи и так  были разукрашены настоящей татуировкой. Николай поднял с земли кусок бамбука и, используя его как барабан, принялся отбивать такт. Все начали кружиться вокруг костра и прыгать через огонь.
Присутствующими овладело какое-то неподвластное чувство безудержного веселья, всем стало чрезвычайно легко, непринужденно, казалось еще чуть-чуть и можно будет взлететь в небо… Начался неистовый шабаш.

Сашка во весь голос заорал знаменитую пиратскую песню: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца».
А остальные ему подпевали: «Йо-хо-хо, и бутылка рому!»
Сашка пел дальше: «Пей, и дьявол тебя доведет до конца».
Другие вторили: « Йо-хо-хо, и бутылка рому!»
«Мы дикари, мы дикари, йо-хо-хо! – закричал Сычев, кружась в безумном танце.
«Мы дикари, мы дикари, йо-хо-хо! – подхватили остальные.
Потом все стали прыгать через костер, сначала по одному, а потом и по двое, взявшись за руки. Даже вспыхнувшая тростниковая юбка у Татьяны не остудила горячие головы. Юбку быстро потушили, плеснув ведро воды. Вакханалия продолжалась до тех пор, пока от костра не остались одни головешки. Тогда Сашка-пират предложил совершить «обряд огненного очищения», как это делали древние майя. Он первый босиком промчался по раскаленным углям, за ним последовали Сергей и Николай. Из женщин на рискованный эксперимент решилась только отчаянная Вероника. Но когда она разбегалась, то наткнулась на брошенный кем-то нож и порезала себе ногу.

Рана была пустячной, но происшествие и вид крови отрезвил разрезвившуюся толпу. Сергей смазал рану йодом и завязал бинтом. Николай  первым заявил, что хочет спать и ушел в свой гамак. Затем  и остальные стали готовиться ко сну.  Однако угомониться никак не могли. Сначала исчезли Сашка-пират и Татьяна, ну, тут все понятно, они – влюбленные и время от времени им надо уединяться. Не так скоро они вернулись и улеглись спать.
Сергей о чем-то долго шептался с Вероникой, а потом разбудил уснувшего было Сашку, и оба куда-то скрылись в темноте...

2

…Пять миллионов призовых рублей – это, понятно, неплохие деньги. Ну, конечно, уже не те пять миллионов, что были год назад, но еще и не те, которые могут быть через год. Кризис как-никак, господа. Ну, в общем, построить дом, купить квартирку и обставить ее мебелью на эти деньги сейчас вполне возможно. Да еще на машину, пожалуй, останется. Или открыть какой-нибудь приличный бизнес, если, конечно, у вас есть к этому призвание и способности. У меня, например, нет. А вот машина и  квартира имеется. Да еще  любимая жена и хороший, воспитанный сын.  Что еще надо?

И, тем не менее, я вляпался в эту авантюру по добыванию пяти миллионов. Зачем? Пожалуй, сам не знаю.  Ведь отслужил свое, и теперь можно отдыхать на полную катушку. Только жить на пенсии просто так – скучно. Тем более, что позади столько было адреналиновых инъекций, что другому хватило бы на всю оставшуюся жизнь. А  мне, кажется, не хватило. И вот, поперся, как говорится, туда – не знаю куда, чтобы найти то – не знаю что.
На первый взгляд, здесь, на острове,  как раз то, что в воображении обычно рисуется раем.  Солнце и пляж с ослепительно белым песком, теплое прозрачное море, купаться в котором сплошное удовольствие, розовые облака на закате и рассвете, забавные пеликаньи игры в погоне за рыбешкой. Ночью – луна нереальной огромности и яркости. А еще на острове растут вечнозеленые кокосовые пальмы, бананы, сахарный тростник, хлебные и шоколадные деревья… Срывай и ешь, – чем не рай! Идиллия, да и только.  Совсем как в детской песенке про Чунга-Чанга: «чудо-остров, чудо остров, жить на нем легко и просто…, наше счастье постоянно, жуй кокосы, ешь бананы…». Действительно, радуйся жизни, и что тебе еще надо?

Эх, если  бы сюда еще современный домик с кондиционером и холодильником, забитым продуктами, телевизор, компьютер и другие атрибуты цивилизации! Однако на берегу только самодельная хижина с крышей из пальмовых веток, минимальный набор походной посуды, несколько бутылей воды и килограмм риса… Все остальное надо добывать самим, и жить – более месяца. Правила игры жесткие.
Так я и очутился на одном из островов Карибского моря. И где-то здесь, правда, на собственном, купленном острове обитает мой старый знакомый олигарх Матусович. С ним меня связывали печальные обстоятельства: дело о самоубийстве  одной девушки – несостоявшейся  невесты  его сына... Я усмехнулся – опять мы с ним вроде как пересеклись и даже как бы уравнялись – оба теперь на знаменитых Карибах. Правда, он проживает в своем особняке в уюте и роскоши, даже не подозревая о моем существовании, а я – в шалаше и впроголодь, нуждаясь в самом элементарном. Хотя, не знаю, как  там он, а я живу  здесь – ну,  почти что в свое полное удовольствие. Мне, без сомнения, достался выпуклый и достаточно сочный кусок жизни.  И это уже немало.
Вообще, дикарство, как образ жизни, неприхотливое сосуществование в природной среде оказалось очень заразительной и даже привлекательной болезнью. Иначе как объяснить, что сотни людей готовы были добровольно  переболеть ею. Я имею в виду тех, кто согласился поучаствовать в этом необычном эксперименте, но не прошел отбор. Из многих претендентов  организаторы выбрали только шестнадцать.

Неужели некие древние инстинкты  постоянно дремлют в нас и периодически дают знать о себе яркими вспышками? Об этом, кстати, я не раз ранее раздумывал, когда занимался расследованием совершенно нелепых убийств. Даже у внешне вполне порядочных людей вдруг вырывались наружу спящие до поры до времени дикие всплески внезапной агрессии и жестокости, злобы и насилия….
Ну, а в нашем случае, возможно,  тоже дают о себе знать некие гены первозданности, ветхозаветности. Или, может, мы в какой-то момент устаем от плодов прогресса и желаем окунуться в стихию, свободную от благ цивилизации?

Переход в дикарскую фазу – на удивление быстр и прост. Оказалось, надо только попасть в соответствующие условия. Далекий необитаемый остров, отсутствие связи с внешним миром, практически никаких средств к существованию, физиологический минимум пищи и почти полная свобода действий… Фактически нас,  шестнадцать представителей  разных профессий, социальных слоев, разного культурного и образовательного  уровня – среди нас был даже человек, ранее судимый (правда, племя в первые же дни постаралось от него избавиться) – бросили в первобытное состояние, почти что в условия примитивного коммунизма, нищего и общего равенства, отсутствия какой-либо собственности, и принялись наблюдать, что из нас станет, и как мы будем себя вести.

 Ах да, был еще великолепный, могучий стимул – пять миллионов рублей, если в конце концов ты  сожрешь всех остальных и не дашь себя на съедение другим.
Однако признаюсь, меня эти пять миллионов не очень-то и волновали. Выигрыш с самого начала не был для меня основополагающим мотивом для вступления в эту игру. Или в эксперимент, как хотите?
Возможность увидеть новые места, к тому же – бесплатно? Да!
Испытать себя в непривычной, экстремальной ситуации? Конечно!
Сделать редкие снимки, чтобы потом создавать коллажи и фотоальбомы? Да! Фотоаппарат – единственное, что мне разрешили взять с собой с большой земли.
 Хотя, если к этому прибавятся хорошие деньги, добытые в честной и справедливой борьбе – почему бы и нет. Так, впрочем, думал я в начале этой истории...

Но едва мы попали на остров, о честной игре как-то пришлось забыть.
Американский психолог Филипп Зимбардо однажды провел интересный   эксперимент. Группу студентов разделил на две равные части, одна из которых должна была изображать арестантов, другая  – их охранников. Эксперимент напоминал хорошо подготовленный спектакль: арестанты были одеты в настоящую тюремную форму, содержались в комнатах, идентичных камерам. Их охранники были тщательно проинструктированы, от них требовалось как можно правдивее играть свою роль.

И они постарались по полной программе,  позабыв, что это всего лишь эксперимент, игра. Они так увлеклись ролью надзирателей, так жестко начали «прессовать» своих же друзей-однокурсников, что арестанты вынуждены были от робких сначала выражений недовольства перейти к открытому бунту. Филипп Зимбардо вынужден был досрочно прекратить свой опыт. Вывод психолога гласил – на поступки людей сильно влияет навязанная или принятая ими социальная роль. Иначе говоря, человек зачастую поступает так или иначе не в зависимости от своих убеждений или моральных установок, а даже им вопреки –  в силу  определенных факторов. Например, приняв на себя роль палача, он может и в самом  деле стать палачом.

Вот и здесь, на острове, первородная стихийная масса игроков принялась самоорганизовываться, причем самым удивительным образом. Сразу начался некий дележ на «своих» и «чужих». У каждого перед глазами маячили пять миллионов рублей, каждый думал о том, как бы  их заполучить, и видел в соседе только соперника, врага, которого надо уничтожить любыми путями, чтобы выжить самому. А  тут еще поиск своего места и роли пусть в маленьком, но все-таки обществе, неизбежность самоутверждения, а у кого-то к тому же  – желание повластвовать и полный  рот амбиций: «Я самый умный! Я тут начальник!».
И в то же время условия игры требовали каких-то общих усилий – строительство хижины, обустройство лагеря, заготовка дров, поиск и приготовление пищи… А еще – необходимость общения, контактов, совместное проживание, командный дух соревнований…

 Как быть? Что победит в человеке? Коллективное начало или эгоистическое чувство? Желание топить всех подряд или возобладает нормальная потребность приходить друг к другу на помощь? Беспредельная жажда наживы и связанная с ней «цель оправдывает любые средства», или все-таки – элементарная порядочность, когда «не все средства хороши»?
Вот такой необычный опыт решили провести с нами его организаторы, поставив всех в нищенски равные условия.
Действительно, жил себе человек спокойно, а  ему говорят: вот, мол, тебе пять миллионов только за то, чтобы ты чуть больше месяца просуществовал на острове. Как просто и заманчиво!
Но как это может моментально нарушить гормональный, эмоциональный, моральный и прочий балансы в человеке!
…Сейчас нас осталось шестеро. Остальные – и  враги, и бывшие временные союзники после ряда испытаний и решений племени были выведены из игры и уже покинули остров.
 
3

Если твоя девушка находится в двух километрах отсюда, а у тебя нет никакой возможности перекинуться с ней нежными словами и взглядами, то как показать ей свое чувство? Впрочем, любовь – именно такая изобретательная штука, что в любой ситуации подскажет выход и найдет способ самовыражения. Сашка-флибустьер очень долго размышлял, пока, наконец, не придумал.
 Под вечер на берегу моря из прутьев, веток и рулонов туалетной бумаги (на что ушел весь запас племени) он соорудил четыре двухметровые буквы, которые поставил стоймя и которые вместе составляли имя его возлюбленной. И когда стемнело – зажег их. На соседнем острове ошеломленная и восхищенная девушка Таня наблюдала за тем, как вдали огненно и гордо сияет ее имя… Так же горело огнем  и ее сердечко – ах, как хотелось ей немедленно увидеть своего возлюбленного, прижаться к нему, слушать и шептать  сладкие и щекочущие слова!

…Собственно,  их любовь зародилась совсем недавно, в аэропорту Амстердама, где вся группа ожидала самолет в Панаму. Ждали  много часов, скучали и томились, всем уже давно надоело глядеть друг на друга  и прицениваться к будущим друзьям-соплеменникам или соперникам.
И тогда худой Саша, еще не «флибустьер», а вихрастый   с чуть хитроватым взглядом пацан, явно косивший под «крутого», подошел к девушке Тане, с которой давно переглядывался, взял ее с таинственным видом за руку и потащил за собой.
Он привел ее в местное казино попытать счастье. (Уже позднее, на острове, он ей признался, что загадал: если выиграет – то Таня обязательно станет его невестой). И действительно,  первая же ставка в рулетке принесла ему целых двести евро. Тут же в баре, на зависть остальным безденежным игрокам, они отметили выигрыш вином и виски и познакомились поближе.
– Почему ты решил выбрать именно меня? – спросила лукаво Таня, смакуя красное вино. – Ведь в группе есть и другие девушки. Вероника, например. Какая красавица!
– Твой взгляд мне подсказал, что если я сейчас к тебе не подойду, то мы станем навек врагами, – Саша, по прозвищу Стайкер, двадцати двух лет от роду, любил иногда выражаться  высокопарно и считал себя непревзойденным знатоком человеческой психологии. И хотя нередко ошибался  в своих скоропалительных умозаключениях, однако все равно, – ничто не могло поколебать его в этом убеждении.
–  А я люблю только ирландское или шотландское виски, –  горделиво добавил он, делая глоток за глотком и явно красуясь перед девушкой. – Этот – дрянь… Вот, помню, в Лондоне…

 Но увидев, что она совершенно не реагирует на его петушиньи выпады, тут же, словно оправдываясь, смущенно спросил: – Это пижонство?
Девушка улыбнулась.
– Я рада, что ты ко мне подошел, – Таня была честна, искренна, доверчива и естественна. Парень ей нравился. За внешней бравадой своего кавалера ее прозорливое сердце смогло разглядеть беспокойную душу, которая отчаянно искала, но пока не находила в  жизни настоящей, надежной опоры.
Пара смотрела друг на друга и улыбалась. Оба были довольны, что здесь, в чужой стране, перед этой  в какой-то мере пугающей игрой, перед непонятными пока обстоятельствами они вдруг так замечательно познакомились и, кажется, нашли друг другу.

В самолете они уже сидели рядом, а когда милую Таню сморил сон, она доверчиво склонила голову на плечо  нового друга Саши.
Знакомство их произошло на третий день после общего сбора команды в Москве и отлета из России. И Сашка, недолго думая, стал называть свою подругу красивым словом Акбаль или Синяя Ночь – именно так именовался третий день двадцатисуточного цикла из древнего календаря народа майя.
Однако быть вместе в тот раз им довелось недолго. На следующее утро организаторы разлучили их, поместив в разные команды и отправив на соседние острова. По условиям игры команды некоторое время должны были соревноваться друг с другом, а  потом уже оставшихся «героев» сольют в одно племя, где каждый  будет бороться только за себя.

Чувство горечи молодых, у которых влюбленность только-только вспыхнула пышным цветом, было беспредельным. Даже строгие и беспристрастные организаторы поддались сочувствию и предоставили  им несколько минут на прощание.
– Ты прекрасна, возлюбленная моя Акбаль, – горячо шептал впечатлительный Сычев, обняв девушку и не замечая, что почти цитирует Песнь песней из Библии, – твои волосы пахнут свежей травой, твои глаза как озера, в которых хочется утонуть, твое дыхание – водопад, в котором сладко купаться в жаркий день, твои губы – словно створки в ворота рая…
Из глаз Тани потекли слезы.
– Не плачь, любимая, – утешал ее галантный и  заботливый кавалер. – Мы расстаемся ненадолго. Мне сказали, что через неделю мы воссоединимся, и тогда уже ничто не разлучит нас.
Эмоциональный и внушаемый Сашка, как правило, легко уверовал в то, о чем говорил, хотя потом нередко вынужден был признаваться в собственной неправоте и даже давать задний ход. Но сейчас он был искренне убежден в своих словах... Он и сам бы заплакал, но – не мог  же ударить лицом в грязь перед  любимой девушкой!
…Спустя несколько минут каждый из них, как и все остальные, вплавь добирался до своего места временного обитания.

4

– Полная свобода! Какой пафос! Какая красота! Сто процентов! –  кричал восторженно Сашка-стайкер, когда он и его соплеменники доплыли до дикого острова. – Делай, что хочешь. Я буду писать здесь роман из жизни пиратов прошлых веков. Самое подходящее для этого место. Мы потерялись во времени, за века и, может быть, – тысячелетия здесь  ровно ничего не изменилось. Мы словно попали  в разные исторические эпохи. Когда еще  удастся такое пережить…

Он сильно грустил по своей возлюбленной, оставшейся на соседнем острове, и излишней эмоциональностью, по привычке, прикрывал  свою тоску. Более старший, бывший спецназовец Серега Двойнов заметил его состояние и незаметно для других подмигнул ему. Мол, давай отойдем. Независимой походкой он направился к группе пальм, растущих на берегу. Через минуту там же появился и Стайкер.
– Курить будешь? – предложил Сергей, доставая пачку сигарет.
– Еще бы! – обрадовался Сычев. – Как  тебе удалось? Ведь велено было ничего с собой не брать.
– Я пачку завернул в непромокаемый пакет и засунул в плавки. Не полезут же они туда, – ухмыльнулся Сергей.
Они с наслаждением закурили.
– Ловко, – восхитился Сашка. – Я до этого не додумался.
– Куда тебе, – снова усмехнулся его собеседник. Похоже, у него вообще манера была такая  – разговаривать и при этом усмехаться. – Ты же от своей крали не мог оторваться.
– Да уж, – помрачнел пират-писатель. – Только познакомились и на тебе… Не могли, блин, поселить нас на одном острове, – ругнул он организаторов.
– Я тебе, короче, вот что скажу, – чуть с заговорщицким видом сказал Сергей. – Главное, чтобы она на соседнем острове продержалась эти несколько дней, не дала себя сожрать. Потом нас объединят, ну, а там, – многозначительно добавил он, –  маленько поглядим…

Его любимое словечко «маленько», которым он сыпал когда с толком, когда нет, приобретало в зависимости от ситуации разный эмоциональный оттенок. И вообще от его манеры разговаривать неторопливо, с какой-то все понимающей усмешкой, от всей его в целом нехилой фигуры веяло прочностью и основательностью. И вечно сомневающийся Сашка, который, впрочем,  никогда бы в этом не признался, подумал, что в нынешней неясной и зыбкой ситуации неплохо бы с ним сблизиться. Такого же мнения, по-видимому, придерживался и его собеседник, которого Сычев, любивший по первому впечатлению давать прозвища, уже стал называть про себя Большим Другом.
– Ладно, вернемся к остальным, чтобы не вызывать у них подозрений, – сказал Сергей. – Здесь ведь все за всеми шпионят. Зона, одним словом. Давай решим так: если захочешь покурить или просто поговорить, сделай незаметно  для других большим и указательным пальцами вот так – ну, как утка  делает клювом, когда крякает. Я увижу, пойму, мол, надо пообщаться, перетереть что-то,  мы отойдем и подымим.
Оба, весьма довольные разговором, вернулись  каждый по отдельности к остальным, которые хмуро и с явным недоверием посмотрели на них.

5

Группу из шестнадцати человек, разделив на две части и поселили на соседних островах. Первых назвали Ящерицами, а других – Черепахами. Черепахи сначала несколько обиделись – как их можно сравнивать с каким-то глупым, неповоротливым пресмыкающимся? А потом название им даже понравилось: мол,  тише едешь, дальше будешь. И, в конце концов, они оказались правы, поскольку именно их команда вышла в победители.  Остатки Ящериц вынуждены были позднее присоединиться к ним.

Но сначала Черепахи разбирались друг с другом. От первых двух соплеменников  им удалось избавиться сравнительно легко. Тут между остальными никаких разногласий не было. Меченый сразу показался всем ненадежным. «Меченым» прозвали игрока из-за того, что у него был шрам на щеке. Когда-то он был судим за кражу, но свой срок  отмотал и вел добропорядочный образ жизни. Хотя шлейф судимости так и продолжал за ним тянуться.
Он был сочинителем душещипательных рассказов, писать которые пристрастился еще в колонии,  так, от нечего делать. Рассказы были про любовь и нежность и  такие трепетные, как легкокрылые бабочки. Его опусы охотно печатала тюремная газета с символическим названием «Казенный дом».
Но, понятно, что не из-за этих рассказов его взяли в игру. Организаторам хотелось посмотреть, как его, такую вроде бы одиозную личность, примет общество и как он  сам адаптируется в нем.

На острове Меченый вел себя тихо, почти ни с кем не общался.  О себе не любил рассказывать. Избегал споров, не участвовал в горячих обсуждениях о том, как строить хижину, добывать огонь, спасаться по ночам от холода и дождя, разыскивать пищу... Днем обычно валялся на песке, читал книгу, а вечерами  забирался в хижину и  рано ложился спать. Был безликий и смирный,  как котенок, никакого вреда от него не было. Безропотно выполнял все, что бы его ни попросили. И, тем не менее, не внушал доверие.
От сочинителя-вора все решили при первом же голосовании избавиться. Общество не пожелало принять человека, в отношении которого у него было предубеждение. Менять же свое предвзятое мнение общество не захотело.
Случай представился уже через три дня после прибытия на остров. Меченый ушел из игры, так ни с кем и не попрощавшись... Общество его проигнорировало.

Со вторым игроком тоже все вышло просто. Это была весьма капризная дама, которая сразу заявила, что приехала сюда отдыхать и категорически отказалась что-то делать на общее благо. Чем и вызвала неприятие племени. Как ненужный балласт и бесполезный элемент, она оказалась следующей на вылет.
Но если первые двое вылетели по эмоциональным мотивам, то дальше пошла уже в ход тактика. Кто окажется хитрее? Или умнее и дальновиднее?

Бизнесмен Цельский и чиновник Коротаев быстро нашли между собой общий язык. Они были, примерно, одного, более солидного, чем остальные, возраста, а значит, поопытнее их во всяких житейских и прочих делах, а потому были уверены в том, что победа им достанется легко, надо только хорошо постараться.
Впрочем, что тут удивительного? Цельский, поднаторевший при ведении бизнеса в  разного рода ухищрениях, сразу понял, что без надежного напарника не обойтись. Но не с горлопанистыми же пацанами дело иметь? Чиновник Коротаев – величина, конечно, невысокого масштаба, районного, так сказать, уровня. Но здесь, на этом диком острове, разве статус имеет какое-то значение? Важен взаимный солидарный дух, внутренний корпоративный нюх… А этого и у Цельского, и Коротаева было  в достатке. Чиновник и бизнесмен – как же, как же? Друг без друга им не обойтись. Рука руку всегда моет…
 Поэтому не случайно, что еще в самолете  их места оказались рядом, а после пары-тройки слов они сразу поняли, что души у них, действительно, родственные.
– Что эти пацаны понимают в настоящих делах? – шептал Цельский Коротаеву. –  Один – дурачок, воображающий себя великим писателем, другой – солдафон, ать-два, ать-два, пары слов не умеющий связать. Мы их разделаем под орех.
– Мы должны всегда иметь большинство при голосовании, – авторитетно заявлял Коротаев. – Надо заключать временные союзы, а потом избавляться от лишнего хвоста.
– Для начала девиц привлечем на свою сторону. Я займусь Вероникой, а ты – Полиной. – И Цельский захихикал, потирая руки…
Расчет Цельского был прост: сначала расправиться с парнями, затем турнуть с острова девиц. А уж потом он найдет способ, чтобы избавиться от временного союзника – Коротаева. И тогда все деньги достанутся ему.

Но к великому удивлению и разочарованию Цельского события развернулись совсем не так, как он рассчитывал. С девушками договориться не удалось. Более того, они быстро переметнулись в противоположный лагерь, который благодаря им значительно усилился. Обаяшка Сережка Двойнов, спокойный, как танк, и невозмутимый, как слон,  умудрился обольстить девушек. Или обнадежить их. Он вызывал у них большее доверие, чем Цельский.

Накануне вечером перед очередным испытанием Цельский и Коротаев провели секретное совещание.
– Пока противник еще не утвердился в своих позициях, и все у него рыхло и неустойчиво, надо атаковать, – горячо шептал Цельский. –   Если при игре в «дурака»  я знаю, что  у соперника нет козырей, то сам иду с козыря. Будем убирать Веронику. Она  скрытая, коварная и опасная.
–  Злишься на нее за то, что она тебе отлуп дала по полной программе, –  усмехнулся Коротаев, но увидев,  как  у Цельского заходили нервные желваки на скулах, поспешно добавил. – Я согласен.

Однако Сергей, Сашка Сычев, Вероника и еще одна дама, которую они уговорили вступить с ними в союз, дали настоящий бой образовавшейся группировке соперников. И на ближайшем совете из племени был изгнан главный союзник Цельского – Коротаев.
 Сделано это было ловко и не без помощи Сергея Двойнова.

6

На очередном испытании каждой из двух команд надо было достать из глубины моря тяжеленный железный ящик, подтащить его к берегу, а затем перенести к месту финиша. Там  открыть дверцу ящика, достать оттуда флаг и поднять его на шесте. Кто быстрее это сделает, тот и победитель. Победившая команда  на три дня остается в полном своем составе, а проигравшая этим же вечером будет голосовать за выбытия очередного соплеменника.
Задание было трудным. Ящики находились на глубине четырех метров, мужчины по двое из каждой команды ныряли на дно, перетаскивали на несколько метров тяжелый груз и выныривали обратно, чтобы глотнуть воздуха. В это время две другие пары мужчин спускалась вниз. И так  до самого берега, где за «своих» отчаянно болели девушки, готовые  тут же подхватить ящик, чтобы помочь нести его до финиша.

Обычно в минуты сложных испытаний как-то забывались разногласия внутри племени, командный дух овладевал всеми. Каждый действовал в едином порыве, у всех была одна общая цель – непременно выйти победителем и продлить свое существование еще на несколько дней.  Но единство команды тут же распадалось, едва только испытание заканчивалось. Снова начинались интриги, тайные заговоры, взаимные обвинения, временные союзы и партийные расклады.
Сергей нырял в воду вместе с Цельским, и в какой-то момент ящик выскользнул из его рук и едва не упал на ногу партнера по команде. Хорошо, что дело произошло под водой, где скорость падения несколько замедляется, и Цельский сумел отодвинуть ногу. Случись такое на суше – быть ему с тяжелой травмой. Нарочно ли Сергей уронил ящик или нет, кто скажет? Сам он потом уверял, что  так получилось нечаянно.

Однако позднее, уже на суше, когда все обхватили ящик и тащили его к финишу, Двойнов вдруг споткнулся и  снова выпустил тяжелую ношу. Хорошо, что остальные успели отпрянуть, иначе могла бы произойти большая беда. Никто, к счастью, не пострадал, но команда Черепах  безнадежно проиграла. Противник – Ящерицы  – ликовал, а Черепахи понуро брели к своей хижине. Вечером им предстоял совет племени, на котором кто-то из них будет изгнан.
Гораздо позднее Сергей все же признался, что споткнулся специально, так как хотел проигрыша своей команды. Из тактических соображений. «Ну, маленько схитрил», – объяснял он. На вечернем совете его сторонники проголосовали против Коротаева, выведя  его из игры, и окончательно разбили группировку противника.

Так Цельский остался совсем один в окружении чуждых ему соплеменников.
Далеко не всякий человек  даже в нормальном обществе и победу, и поражение принимает спокойно и с достоинством. А здесь, на острове, с человеком вообще могут происходить удивительные метаморфозы. Цельский чрезвычайно возмущался,  обвинял всех в нечистоплотности и интригах,  тайном и подлом сговоре... Больше всего  был  обижен  на Веронику, которую величал не иначе, как «серым кардиналом».
– Вы все гады! Все сволочи! – кричал Цельский, нервно поправляя в порыве благородного возмущения очки. – Я хотел честной игры. Я думал, что имею дело с порядочными людьми. Почему вы меня ненавидите?
– А за что тебя любить? Ты только и делал, что интриговал и настраивал всех друг против друга. Теперь проиграл, потому и кричишь о справедливости и морали, – усмехался Сергей. –  Если бы был на коне, – то вел себя по-иному и о морали  не вспоминал.
– Это ты-то порядочный, – возмущалась в свою очередь Вероника, наступая на Цельского. – А кто предлагал мне вступить с ним в коалицию? Кто преследовал меня, склоняя к сексу?  Я могу все рассказать…
– Каждый человек честен по-своему – бормотал Цельский, отступая от рассерженной Вероники, которая напоминала воинственную амазонку. – Честность честности рознь. И вообще, искра божья должна быть в каждом…
– Ладно тебе, – с иронией заметила Татьяна, – прикрывать собственную дурость рассуждениями о божественном.
– А, – махнул  он на нее рукой. – И ты такая же. Только притворяешься чистенькой… И ты тоже хорош, – накинулся он на Двойнова. – Признайся, нарочно ведь упал, чтобы мы проиграли. И ящик под водой мне на ногу специально хотел уронить…
Сергей ничего не отвечал, только усмехался.
Впрочем, недолго Цельский блистал своим присутствием на острове, пугая игуан  гневными репликами и наводя  на всех тоску длинными занудливыми речами. Совсем скоро более удачливые и расчетливые соперники выкинули его из игры.

***
– Братство и товарищество – превыше всего, – пел Бертран  пиратскую песню, ловко управляя  парусом маленькой лодки. – Мы вольные птицы, и ничто не затмит дух нашей свободы. Ни  женщины, ни золото…
Бертрану очень нравилось быть флибустьером. Его чрезвычайно привлекал дух вольности, бесшабашной смелости и пиратской чести. Тем более, что на европейском континенте его ждала виселица за разбои и убийства. А местная власть такую деятельность только приветствовала и поощряла, если, конечно, она была направлена против испанцев. То, что в одночасье Бертран из богача превращался в нищего, нисколько не пугало его. Наоборот, это были несколько дней настоящего рая – обилие еды, неограниченное спиртное, необузданные кутежи и драки, доступные женщины… Ради этого можно снова и снова рисковать жизнью.  Подумаешь – новый поход,  и он снова богат!

 Да  еще рядом с ним надежный друг, на которого всегда можно положиться... Настроение у Бертрана было превосходным: сейчас они с Жаком разделят клад, и он опять окунется в веселый и безудержный разгул.  Нет, жизнь определенно прекрасна…
Жак мрачно сидел на корме и,  держась за руль, сосредоточенно направлял лодку по нужному курсу. В восточной части этого крохотного острова можно запросто попасть на коралловые рифы, там постоянно бушуют волны, перекатывающиеся по мелководью, и  если проворонишь и упустишь момент, то  тебя закрутит, перевернет, швырнет о камни и тогда – прощай, жена, прощай, жизнь! Но Жак знал, что среди бушующих волн есть узкий кусочек спокойной воды, словно в густом лесу тропинка, надо только попасть на нее, а там она сама выведет тебя в нужное место. Рулевой рассчитал верно – их утлое суденышко шло точно по фарватеру, который через несколько минут  привел в маленькую, спрятанную среди скал бухту.

Лодка мягко врезалась в песок. Жак и Бертран выскочили на берег, затянули ее подальше на берег, чтобы не смыло волной. Вход в пещеру закрывала сверху скала, а снизу – вода. Чтобы попасть внутрь, необходимо было поднырнуть под скалу. Можно было, конечно, дождаться отлива, и тогда просто войти в  пещеру, двигаясь по пояс в воде и почти не пригибаясь. Но сейчас был час прилива, и не в правилах пиратов что-то выжидать, когда надо быстро действовать. Сначала с лопатой в руках нырнул Бертран, за ним  с киркой – Жак.

Пещерка  смутно освещалась, небольшое отверстие справа в скале запускало сюда дневной свет, так что вполне можно обойтись без факела. В левом углу на горке лежал большой плоский камень. Мужчины, взявшись с двух сторон, сдвинули его, и перед ними открылась ямка. Бертран быстро раскопал ее, показался деревянный сундук, который пираты вытащили наружу. Открыв крышку, Бертран от радости зацокал языком – так много здесь было золотых и серебряных монет. А когда он наклонился над ними и взял в пригорошню  несколько дублонов, Жак, вытащив из-за пояса кривой кинжал, с силой вонзил его в шею друга. Кровь ручьем полилась в сундук, пачкая монеты, сам Бертран, повернувшись, упал на спину, удивленно посмотрел на Жака, медленно, с трудом сказал: «Ты что, брат?».
 А потом тихо добавил: «Будь проклят ты! Будь проклято это сокровище! Будь проклят этот остров!». Он хотел, еще что-то вымолвить, но не успел – умер.

  Жак неторопливо вымыл в воде кинжал, оттащил в сторону сундук с деньгами, бросил в яму тело Бертрана и засыпал  его песком. Сверху положил плоский камень, на котором киркой выбил три буквы – R. I. P., что по латыни означало – «Покойся в мире».

6

– А ты хорошо пишешь, Саша, – отметила по окончания чтения очередной главы красавица Вероника, сидящая на бревне возле самого огня. Она была мерзлячкой, днем в жару чувствовала себя превосходно, но в прохладные вечера, и тем более – под дождем, постоянно мерзла. – Очень выразительно. У  меня даже мороз по коже пошел, когда жестокий Жак так вероломно убил  друга.
– Ну, раньше это было просто. Жизнь человеческая вообще ни во грош не ставилась, – многозначительно, со знанием дела, сказал молодой Николай.
– Интересно, а что чувствует человек, совершивший убийство? – вдруг задумчиво спросила  Татьяна, и от своих же слов поежилась.

Все молчали. И хотя более чем за месяц совместного проживания на острове, где не было ни радио, ни телевидения, ни интернета, вообще никакой связи с внешним миром, они  долгими вечерами проговорили, наверное, обо всем на свете, тем не менее, вопрос прозвучал странновато, даже как-то дико.
–  Если бы мы оставили тогда на острове Меченого Яшку, то могли  бы, скорее всего, получить ответ, – заметил, усмехнувшись, Сашка-пират. – Он с этой братией в тюрьме постоянно общался.
– Наверное, на этот вопрос ответил бы Сергей? – произнесла Вероника. – Или Владимир Викторович?
– Откуда я могу знать?  – удивился Сергей. – С чего ты взяла?
– Но ты ведь служил в спецназе, участвовал в разных операциях, – сказала Вероника. – Ты  сам мне говорил.

Сергей поморщился. Он никогда не бравировал тем, что раньше был спецназовцем, вообще не любил касаться этой темы.
– Я не совершал убийства, – нехотя сказал Сергей. – Хотя мне приходилось участвовать в операциях по ликвидации террористов и уничтожать их. Но это, как вы понимаете, не одно и то же.
– Владимир Викторович, – не унималась Вероника. – Вам ведь приходилось расследовать убийства? Расскажите, как убийцы ведут себя, рассказывая о преступлении: смущаются, каются или бравируют.
Владимир Викторович – это я. Действительно, больше двадцати лет я проработал следователем, но около года назад вышел в отставку.
– Убийства… Убийства…,– повторил я и задумался.

Ну, о чем или о ком я мог им поведать? О том убийце, который возомнил себя Робин Гудом, якобы восстанавливающим справедливость, подкарауливая  ученых в подъездах домов и топором дробя их черепа?  Или о «снайпере», который с балкона собственной квартиры выстрелом из ружья убил девушку только за то, что она, по его мнению, слишком громко, стоя у входа в магазин, рекламировала товары? Или о враче, накинувшемся  по пустячной причине на пациента, зверски избившем его, от чего несчастный испустил дух? А может, о коллекторе, который бросил бутылку с зажигательной смесью в окно дома человека, не сумевшего  из-за бедности вовремя возвратить пять тысяч рублей,  и убил его двухлетнего сына?
 Сколько еще таких безжалостных, глупейших убийств мне приходилось расследовать!  Что двигало этими людьми? Почему они вдруг решили, что имеют право становиться вершителями чужих судеб и жизней? Почему они так просто берут на себя роль палача? Почему люди так легко стали убивать друг друга?
И хотя я большую часть жизнь имел дело с самыми отъявленными преступниками и негодяями, но до сих пор не могу ответить на этот вопрос. Коварный дьявол не бездействует, очень хорошо старается и калечит души людей.  Все стало быть дозволено? Не знаю…

– Ну, – нетерпеливо подтолкнула меня Вероника.
– Наверное, я не смогу удовлетворить ваше любопытство.
– Жаль, – вздохнула Вероника. – Хотелось услышать что-нибудь  эдакое интересное, познавательное.
 Почему-то именно ее больше всего заинтересовала эта тема.
– Все, – вдруг резко поднимаясь с места, заявил Сергей,– нашли, блин, о чем,  на ночь глядя, говорить. Давайте ложиться спать.

7

Тоскуя о возлюбленной, Сашка-стайкер чего только не выдумал, чтобы найти способ связаться с ней.  Во время испытаний, которые организаторы устраивали через каждые три дня, обе группы встречались на каком-либо из островов, а после соревнований участники игры быстро разъезжались.  Поэтому Татьяна с Сашкой могли видеться только мельком и изредка перекидываться короткими фразами. Как это мало для бедных влюбленных!

И вот однажды  он задумал грандиозную авантюру –  переплыть к ней на остров.
Этот план он вынашивал несколько дней, и посвятил в него только одного человека, которому  доверял. Им был, конечно, Серега – Большой Друг.
Как заметил Сашка-стайкер, ночью бдительное око организаторов  игры ослабевает, и  он был уверен, что до утра они  его не хватятся. Провести же всю ночь с любимой девушкой – разве  этого не стоит такое незначительное приключение, как двухкилометровый марафон по темному морю! Что такое два километра для горячо влюбленного парня?

Сашка высчитал все точно. Несколько вечеров подряд он стоял на берегу моря, высматривая самую яркую звезду, сияющую над соседним островом, где находилась его любимая Акбаль.
И вот теперь, после захода солнца, он быстро плыл, отталкиваясь ластами  от воды и держа курс прямо на эту звезду.
– Это не простая звезда, а особенная, – шептал он, делая гребок за гребком. – Это путеводная нить моей Акбаль, которая обязательно приведет меня к  любимой. Вон как звездочка  ласково мне подмигивает.
Потом он стал думать о том, каким сюрпризом для Татьяны станет его неожиданное появление на острове.  Он представил себе, как тихонько подкрадется к лагерю, где она спит, наклонится над нею  и ласково поцелует. Она откроет глаза, сначала, конечно, ничего не поймет, подумает, что ей приснился чудесный сон. И тогда он снова поцелует ее... Она вскрикнет, обрадуется, они пойдут на берег моря, и впереди у них будет целая ночь любви.
Но странно, Сашка плыл уже больше трех часов и как будто должен  был приблизиться к острову. Однако, как ни всматривался Сашка, никаких очертаний суши перед собой  не наблюдал. Лишь ровная, темная гладь воды. Путеводная звезда, как и прежде, светила далеко впереди.

На небе из-за облаков между тем показалась огромная луна, которая высветила все вокруг. Сашка перестал грести, оглядел пространство вокруг себя и… похолодел:  ничего похожего на землю – ни  спереди, ни сзади –  нигде, как будто и в помине не было. Он находился  совсем один в открытом море. Неужели заблудился?
 И тут почувствовал, что его несет куда-то вода. Он вспомнил, как инструкторы предупреждали всех еще перед началом игры – не заплывать далеко в море – здесь опасные течения, обязательно утащат. И еще говорили, что в море водятся кровожадные акулы.

Сашке и в самом деле показалось, что огромная тень мелькнула в воде совсем рядом с ним. Он редко впадал в отчаяние, но здесь заробел по полной программе. Так  глупо расстаться с жизнью совсем не хотелось...
 Тень снова мелькнула, и парень почувствовал, как  его ноги коснулось что-то скользкое, упругое, смертельно холодное.  Что делать?  Не ластами же обороняться от кровожадных хищников.
Осознав всю безнадежность своего положения, бедный Саша прошептал: «Прощай, любимая». Потом лег спиной вниз на воду, раскинул в сторону руки и приготовился к смерти.

И вдруг услышал  идущее откуда-то из темной высоты легкое стрекотание мотора. Парень открыл глаза, слегка повернул  голову и увидел  быстро приближающийся луч света, узкий, как карандаш. Как будто некий великан шарил по воде фонариком, словно чего-то ища.
По мере приближения вертолета, стал  отчетливо виден световой столб прожектора, который спускался прямо в море. И, о счастье! Он шел прямо на Сашку.  В сердце парня вспыхнула надежда. Он отчаянно замахал руками и заорал, словно люди на вертолете могли его слышать.
Сашка мечтал лишь об одном – только бы вертолет не повернул и луч не ушел бы в сторону. Об акулах, которые, все сильнее сужая круги, стремительно плавали рядом и готовились к нападению, он как-то даже забыл.
Ему и в самом деле чрезвычайно повезло, потому что столб света быстро нащупал его и тут же замер вместе с зависшим на небольшой высоте вертолетом. Сверху была брошена веревочная лестница. Сашка, сам удивляясь своей ловкости, быстро, как акробат, вскарабкался на вертолет.

Оказалось, в ту ночь неожиданно на остров прибыл проверяющий и, не обнаружив Сашку, стал допытываться, где он. Двойнов сначала молчал, играя в «незнанку», но потом вынужден был признаться, что Стайкер захотел вплавь добраться до острова, где находится его невеста. Проверяющий немедленно вязался с  базой, и оттуда направили вертолет  на поиски Сашки.
Действительно, это было чистой случайностью и редчайшей удачей – в огромном ночном море  найти одинокого пловца. Все равно, что иголку в  стоге сена. И совсем уж настоящее чудо, что Сашку не сожрали акулы. Эти места просто кишело ими.
…Сычева сначала хотели выгнать из игры, но он так искренне каялся,  так бил себя в грудь, клятвенно обещая такого больше не повторять, что,  в конце концов, его решили оставить. Тем более, что руководствовался он благородными, джентльменский мотивами – просто хотел доставить удовольствие любимой девушке.
8

Две девушки лежали на песчаном  экзотическом  берегу моря.
– А ты красивая, – говорила Татьяна, разглядывая подругу. – Какая у тебя гладкая кожа, – добавила она и провела пальцем по ее руке. В этом прикосновении не было ничего чувственного,  так  – лишь одно восхищение.
Девушки уединились неподалеку от лагеря, только что искупались  и теперь лежали нагишом прямо на песке. Прекрасные и загорелые, словно две отдыхающие Афродиты.
Вероника усмехнулась.
– Красивая, – согласилась она.– Только до сих пор не знаю, красота мне дана на радость,  беду или испытание.
– Как так? – удивилась Таня.
– Да так. У меня в жизни через эту красоту  мало было  счастья, все больше неприятности, –  и она поморщилась. – А… не хочу сейчас об этом говорить.
Девушки перевернулись на живот. После ночного холода телу было приятно впитывать в себя тепло  разогретого песка.

–  А знаешь, меня этот остров часто пугает. – Таня  зябко повела плечами. – Он как будто живой. Иногда он мне представляется добродушным и даже веселым великаном. А иногда – чудовищем. Он и восхищает, и ужасает. Он  словно скрывает  какие-то великие и страшные тайны. Мне кажется, что он и нас меняет, правда, непонятно, в какую сторону – в хорошую или нет. Он как ловушка, призрак – вроде как манит сокровищами, а на самом деле испытывает тебя и показывает, кто ты есть нас самом деле.
Вероника улыбнулась.
– Ты просто устала. От однообразия  и дикарского образа жизни,  от скуки и отсутствия удобств. Тут еще Сашка со своим чтением, пиратами и  кровавыми убийствами...
Как бы утешая подругу, Вероника легонько погладила ее спину. Та вздрогнула, как от щекотки. Вероника засмеялась:
– Бог мой, какая ты недотрога.
– Нет, – не согласилась Татьяна. – Сашка как раз меня успокаивает и поддерживает.
– Как, кстати, у тебя с ним? Все ли хорошо?– живо спросила Вероника
Таня кивнула головой.
– Ты с ним уже спала?
От слишком уж  откровенного, прямо в лоб, вопроса, Татьяна поморщилась. Хотя, вроде, они здесь и стали как бы одной семьей, но не настолько же.
– Ну что ты засмущалась. Мы же здесь все свои.
Таня честно ответила.
– Нет.

Вероника снова провела ладонью по плечу подруги.
– Он, конечно, шалопай, но добрый малый. Не без способностей. Звезд с неба хватать не будет, но в хороших руках из него может выйти толк. – И  тут Вероника загадочно улыбнулась. – Хочешь дам совет. Ты сейчас переживаешь воздушный, миндально-цветочный период любви. Это пркрасно. Но потом, увы – будут и другие. Любовь – это такое чувство, которое завораживает, гипнотизирует, пьянит и уводит от реальности. А когда трезвеешь, то понимаешь, что многое здесь совсем не так. Таковы  его парадоксы. Поэтому никогда не давай слабинку, всегда будь начеку и бери сразу власть  в свои руки.
– Да я не хочу властвовать, – запротестовала Таня, отстраняясь от ласкающей ладони подруги. – Хочу быть обычной женщиной – любить и быть любимой. Хочу быть просто счастливой.

– Ты еще молодая, неученая – снова рассмеялась Вероника. – Потом вспомнишь и поймешь мои слова.  Запомни на будущее житейскую мудрость: мужчину, как правило, на измену толкает физиология, а женщину – осознание того, что она больше не желанна. Поэтому обязательно в любви люби себя. Будешь любить себя – мужчина тебя никогда не покинет. Это еще один из парадоксов любви. Вспомни  пушкинского Онегина – ему неинтересна была простая  деревенская девушка по имени Таня, которая добровольно отдавала себя ему. Но его до  предела разогрела недоступная княгиня Татьяна, от которой он потерял голову. Так вот, в мужчине нужно постоянно поддерживать инстинкт охотника.
– А это зачем ты мне говоришь?
– Чтоб ты не витала в облаках. И чтоб не совершала моих ошибок. – Вероника усмехнулась, потом вздохнула  и добавила. – Я давно поняла, что очень серьезно ни к чему не надо относиться. Иначе станешь рабом идеи, чувства или лично кого-то. К тому же есть еще сладкое искусство манипулирования другими. И все-таки я тебе немного завидую. Скажи, а чего тебе больше всего сейчас хочется?
– Больше всего? – задумалась Татьяна. –  Сейчас? Теплой душистой ванны, чашечки настоящего кофе и шоколадных конфет.
– А я как вернусь в цивилизацию, сразу же пойду к массажистке, потом сделаю прическу, макияж, маникюр, педикюр, надену дорогое платье и поеду в лучший ресторан. Ты думаешь, мне нужны эти пять миллионов? Да у меня один автомобиль стоит в два раз дороже.
– Тогда зачем ты здесь?
– А мне нравится. Я здесь сама по себе, никому ничем не обязана. Мне  нравится быть авантюристкой, искательницей приключений, я люблю рисковать. Иначе никогда, как говорится, не будешь пить шампанское. В жизни есть два главных зла – скука и нужда, от которых надо всеми силами избавляться. Еще мне интересно наблюдать над людьми в неординарной ситуации.  Над Николаем, например.

– Николай добрый и честный парень, – сказала Татьяна.
– Может быть, –  согласилась ее подруга и сухо добавила. – Только  зря он думает, что благодаря своей честности сумеет выиграть. Нет, в наших условиях нужно не это, а трезвый расчет и холодный ум.
– Ему, может, не столь важно выиграть, – возразила Татьяна, – сколько остаться порядочным человеком. Доказать, что в любых условиях надо и можно быть самим собой. Я его за это уважаю.
– Глупости. Ты посмотри, что больше всего люди сейчас ценят. Сначала идут богатство, власть, слава. Потом здоровье, красота. И только уж где-то сзади плетутся честность, милосердие, доброта… Вот и посуди сама. Что не так? Ты ведь тоже сюда не за туманом, а за деньгами приехала.
– Да. Но не любой же ценой.

9

–  Ну, и  куда ты меня тащишь? – спрашивала Таня.
 Сашка, не отвечая, крепко держал ее за руку и вел сквозь густые заросли вглубь острова. Татьяна не сопротивлялась. Несколько дней назад оба племени воссоединились, и молодые влюбленные  никак не могли наговориться и насытиться друг другом.

Наконец Сычев остановился, повернулся к девушке и заулыбался. За эти почти три недели  пребывания на острове он сильно похудел, загорел и оброс небольшой бороденкой. Татьяна с нежностью глядела на него. Их лица сблизились, и оба замерли в длительном поцелуе.
– Говори мне приятные слова, – потребовала Таня.
Что ж, в чем-чем, а в этом начинающий писатель был виртуоз, и он заговорил, да не просто так, а любовными стихами Пушкина и Блока: «Я помню чудное мгновение…»,  «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!», «И каждый вечер в час назначенный…»  и т.д. и т.п.
–  Спасибо, – тихо сказала восхищенная девушка, – Ну, и память у тебя. И читаешь ты здорово. И все ж, куда мы с тобой пришли?
Они стояли возле  старой, покосившейся, полуразрушенной хижины, от которой остались в основном столбы с настилом, дырявая крыша, да еще прогнившая лестница.
– Я ее обнаружил, когда исследовал остров, – с гордостью сказал Сашка. – Возможно, хижину построили еще пираты. Помнишь, «Остров сокровищ»… Я лазил наверх – оттуда классный вид на море, а еще видна скала на востоке острова, похожая на бандитский профиль. Там круто.
– Ну, уж пираты? – засомневалась Татьяна. – Скажешь тоже. Скорее индейцы, которые собирали здесь кокосы. Гляди, сколько тут пальм. Кстати, возле нас уже все деревья обобраны. Надо будет сюда ходить за плодами…
Она подошла ближе к хижине, подняла голову.
– Как ты умудрился забраться наверх, здесь же все сгнило?
– Хочешь, покажу, –  неугомонный Стайкер и в самом деле собрался лезть. Татьяна  быстро схватила его за руку.
–  Ни в коем случае. Ты мне нужен живой и невредимый.
Сашка засмеялся и прижал девушку к себе.
– Когда вернемся домой, то закатим  такую свадьбу…
– Однако ты еще не сделал мне официального предложения. Может, я и не соглашусь.
– Хорошо, любимая моя Акбаль, – он упал на колени, приложил обе ладони к груди, в область сердца. – Не прошу, а умоляю тебя стать моей женой.
– Я согласна, – просто сказала Таня. – Но с одним условием. Ты перестанешь хвастаться и употреблять мат по каждому поводу и без повода.
Сычев  попытался возразить.
– В нашей компании  –  это нормальный лексикон, универсальный, с помощью которого можно выразить самые разные эмоции, например…
–  Замолчи. И слушать не хочу, – проявила твердость Татьяна.
– Да-да, дорогая, – Сычев  вздохнул и с  готовностью закивал. – Хотя, блин, это мне удастся с трудом.

Саша Сычев сейчас мог поклясться в чем угодно. Впервые в жизни он чувствовал себя уютно и ладно. И виновата в этом – его возлюбленная Акбаль. От нее веяло удивительным спокойствием, мудрым женским началом, и постоянно комплексующий Сашка, совершивший в  своей недолгой жизни много разных и очень опрометчивых поступков, тянулся к ней всей своей душой.
– Иди сюда, – тихо произнесла Татьяна, и в глубине ее серо-голубых глаз загорелись таинственные огоньки. Она повела Сашку за угол хижины, туда, где густая тень давала легкую прохладу. – Иди сюда, – повторила она, опускаясь на землю и увлекая его за собой. – Пусть это случится именно здесь. Это станет самым запоминающимся моментом в нашей жизни…

Если бы начинающий писатель  Сычев был способен контролировать себя в те минуты, то он мог бы нарисовать такую картину: дикий остров, теплый солнечный день, изумрудное море, коксовые и банановые пальмы.  Под  одной из них – его прекрасная  возлюбленная, протягивающая ему экзотический плод и предлагавшая вкусить торжество любви, ну, почти как библейская Ева. А затем – два обнаженных сплетенных тела. Любовь в условиях и на фоне экзотической природы! Чем не сюжет для художника?
И еще, скажи кто-нибудь раньше Сашке, что в момент наивысшего напряжения чувств он станет шептать своей девушке «люблю» на разных языках, он ни за что не поверил бы. Но это случилось, и вызвало у Тани полный восторг и  прилив разных бурных эмоций. Самому же Сашке не хватало   рук, чтобы обнять возлюбленную везде, где он хотел…

Спустя некоторое время девушка сидела под пальмой, вытянув ноги, а  Саша лежал, положив голову ей на колени. Одной рукой девушка перебирала короткие светлые волосы его на голове, другой нежно проводила по груди.
– Интересно, Сергей и Вероника занимаются любовью? – задумчиво спросила Таня. – У них какие-то странные взаимоотношения...
– Вряд ли, – пожал плечами Сашка. –  Как-то я пошел за ними, когда они вдвоем решили уединиться. Так они лежали на песке на пионерском расстоянии друг от друга, и что, думаешь,  делали? Вероника обучала его испанскому языку.  Она же одно время была замужем за испанцем.  А Серега в свою очередь учил ее метать в цель ножи. Он мастер этого дела. Потом я не раз наблюдал – если Вероника не в настроении, то начинает кидать в пальму кинжалы. У нее это здорово получается…
– По-моему, Вероника слишком хорошо знает, чего хочет, – заметила Татьяна.
– Разве это плохо? –  удивился Сашка.
– Не знаю, – пожала плечами Татьяна. –  Наверное, зависит от того, чего именно хотеть! Вероника, вроде, старается держаться в тени, не спорит, не кричит, со всеми пытается ладить, но мне порой кажется, что думает она о чем-то своем, глубоко ею скрываемом. Что поделаешь – актриса, и порой не поймешь, где она играет, а где – настоящая. И еще, мне кажется, что у нее железный характер, который не остановится ни перед чем…

– Ну, чего она хочет, понятно. Ей, как и всем нам, нужен приз.
– Да, наверное, – как то неуверенно произнесла Таня и вдруг рассмеялась. – Да что мы все о ней. Давай о себе поговорим.  А ведь у нас все получается не так, как надо, не по-правильному. Обычно как бывает? Сначала знакомство, потом любовь,  потом свадьба, и наконец, свадебное путешествие... А мы – познакомились и одновременно влюбились, теперь совершаем как бы свадебное путешествие, я имею в виду нашу поездку сюда и все эти приключения на экзотическом острове. А уж затем – устроим свадьбу.
– Нет, – возразил Саша. – Наше настоящее свадебное путешествие еще впереди. Вот только деньги получим…
– Деньги…, – задумалась Таня и спросила: – Думаешь, они нам достанутся? Как считаешь, кто все-таки будет победителем?
– А ты что, не веришь в мою победу? – как то даже обиделся Сычев.
Татьяна загадочно улыбнулась и не ответила.
– Хорошо, – добавил после некоторой заминки Сашка. –  Если ты так ставишь вопрос, то скажу откровенно – победителем, то есть «последним героем», скорее всего, станет Большой Друг. Но уверяю тебя, деньги будут и у нас …
– Как так? – удивилась девушка, глядя на молодого человека. – Победитель – один, а денежки у всех… Непонятно.
Однако  ее кавалер, поняв, что проговорился, попытался неловко оправдаться.
– Понимаешь, не могу пока тебе ничего сказать. Потом ты все узнаешь… Пожалуйста, потерпи. И не обижайся.

– По-моему, – стала рассуждать Татьяна, – приз должен получить Николай. Он постоянно побеждает. А Сергей? Я не раз замечала, что он играет нечисто, на испытаниях порой мухлюет. Сколько раз ему делали замечания! Николай семь или восемь раз получал тотем на «бессмертие», а Сергей – ни одного. Плохо, если кто-то добросовестно трудится, выкладывается по полной, обжигается на молоке, а пенки снимает более хитрый и ловкий... Впрочем,  ведь  я тоже здесь как бы не из последних  и тоже могу претендовать на победу… Или ты так не считаешь?
– Почему не считаю, –  растерялся Саша. – Да-да, конечно...
– Тогда мне не  очень понятно, почему ты так Сергея защищаешь?
– И все же приз достанется Большому Другу, – упрямо повторил Сашка. – Он не такой, как ты думаешь. Не суди о нем легко. В самом начале игры он помог Веронике. Помнишь, Цельского, дельца из Питера, изображавшего из себя крутого. А на самом деле гнилой мужичок. Он стал подбивать клинья под Веронику, мол, остров, пляж, почему бы не завести  что-то типа курортного романчика. Короче, Вероника его отшила, он затаил на ее обиду и решил отомстить. Сергей узнал об этом, рассказал  все мне. Я, конечно, тут же согласился. Полина тоже была за нас. Получилось четыре наших голоса против их трех. В результате, ушел подлец Цельский. По-моему, благородный поступок.
– Ну, не знаю, – неуверенно произнесла Таня. – Все равно он мне не нравится. Он нехорошо, как-то не по-мужски поступил с той же самой Полиной… Кто гарантирует, что при случае он так же непорядочно не поступит с другими. Например, с тобой.
Сашка поморщился, покрутил головой, словно стряхивая с себя навязчивые, но ненужные мысли, и ничего не ответил.

10

Жизнь на острове не отличалась особым многообразием. Дни проходили в поисках пропитания,  готовке пищи, уборке жилья и создании и поддержании примитивного уюта.
А еще в хитросплетениях и интригах, возникавших и распадавшихся отношениях и союзах, тайных размышлениях  и явных разговорах о том, как бы выжить, в сговорах и постоянных сплетнях о своих соплеменниках. Скуку и тоску по дому и близким старались в себе глушить, об этом почти не говорили.
Лишь соревнования раз в три дня вносили некоторую дозу адреналина в размеренное течение времени, тем более, что за этим следовало  обязательное расставание с кем-то из островитян.

Организаторы эксперимента в своих фантазиях помучить игроков не знали предела. То заставляли глотать живых личинок и каких-то насекомых, что кроме тошноты и отвращения ничего не вызывало, то требовали стоять на одной ноге на жердочке, словно куры на насесте, то приказывали тащить, кто быстрее, из глубины моря тяжелые ящики с камнями... Но в тот раз  они решили провести не спортивно-силовой конкурс или испытание на выносливость, как обычно делали, а нечто более интеллектуальное.
На земле было сооружено квадратное поле, разграфленное наподобие шахматной доски, каждый из игроков вставал на свой квадратик. А дальше игроку в порядке очередности надо было  переступать на следующую свободную шашечку, пока у него совсем не останется выбора. Победит тот, кто последний сможет сделать следующий шаг. Им оказалась Полина – полненькая смешливая девушка из Самары, редактор какого-то скучного технического журнала.

Приз победителю в этом конкурсе был необычным и весьма заманчивым – шашлык на природе с вином и фруктами, а также возможность взять с собой в напарники любого игрока. Полина выбрала Сергея Двойнова. И они исчезли на два часа.
… Для вечно голодных  дикарей это было нечто из области фантастики. Под пальмой стоял временный стол, усыпанный различными яствами. Тут же  две бутылки вина. На блюде дымились только что зажаренные куски мяса. Организаторы предупредили – ешьте, сколько хотите, но с собой брать ничего нельзя. Полина и Сергей, отвыкшие от хорошей еды и вина, быстро захмелели. Вошедший в раж Сергей отпускал соленые шуточки, а Полина – покажи только пальчик, хохотала по каждому поводу.
– Пригласи меня танцевать, – попросила девушка.

Сергей обнял  Полину и начал напевать веселую песню. Размягченная девушка склонила голову на его грудь. Потом, уже не танцуя, а просто раскачиваясь на  одном месте и прижимаясь друг к другу, они стали тихонько петь дуэтом. А когда снова садились за стол,  то оба, хохоча, упали со скамейки спиной на землю. Поднялись, выпили еще вина, есть уже не хотелось. Сергей запел не совсем приличные куплеты про то, что  скоро он поедет в Абхазию, а пока на девушку «залазает». Полина продолжала хохотать до упаду…

В лагере в это время было какое-то затишье. Молодые влюбленные Саша и Татьяна куда-то исчезли, Николай уплыл подальше от берега устанавливать перемет, я бродил по острову с фотоаппаратом в руках в поисках редких кадров. Вероника, насупившись, сидела на топчане и о чем-то напряженно думала. Затем решительно встала и метров с пяти ловко метнула в пальму один за другим два ножа. Оба  воткнулись в дерево в нескольких сантиметрах друг от друга. Кто бы сейчас взглянул на Веронику, тот невольно бы залюбовался ею. Дева-воительница, Афина-Паллада, да и только!

Сильно навеселе, в обнимку Сергей  и Полина вернулись  в лагерь. Здесь собралось уже все племя. У Сергея был вид петуха, только одержавшего верх над очередной курицей, – радостный и горделиво-напыщенный, а у Полины – открыто-торжествующий, как у женщины, отбившей парня у более  сильной и красивой соперницы. Конечно, о том, чтобы тайком принести для соплеменников с пиршественного стола чего-нибудь съестного, оба забыли. Сергей снова орал куплеты с рифмой «Абхазию-залазаю», а радостная  Полина  подробно рассказывала, какой у них был шикарный обед с вином. Потом, повернувшись боком к Веронике, несколько раз повторила, что Сергей восхитительно целуется.
Все чувствовали себя неловко, а Вероника стояла рядом с каменным лицом, закусив верхнюю губу. Нижняя  ее губа выступала чуть-чуть вперед – признак твердого характера  и упорства в достижении цели.
О чем она говорила в ту ночь с Сергеем – неизвестно...

Но на следующий вечер состоялся очередной совет племени. Для дикарей это всегда было событием, от которого веяло неким древним языческим обрядом, окруженным завесой таинственности и сдобренным налетом мистицизма. А как еще иначе, если должно произойти чрезвычайно важное действо – изгнание с острова  соплеменника?
 Люди, одни с тревогой на сердце, другие с уверенностью  в глазах, но все со священным трепетом в душе шли  медленно, друг за другом, на ритуальную поляну с факелами в руках и садились полукругом возле гигантского костра. Зловещие отсветы играли на лицах сидящих.
«Верховный вождь», он же постоянный ведущий игры поочередно приглашал каждого к урне, стоящей на столе, где были разложены куски пергамента. Вызванный писал на нем имя соплеменника, с которым желал бы расстаться, и бросал листок в урну. Затем ведущий…, нет, не сразу, а строго выдерживая паузу, интригуя и накаляя до предела момент истины, неторопливо вытаскивал очередной листок, разворачивал его и объявлял написанное там имя. Тот, кто чаще всего упоминался в списке, удалялся из племени. Его факел «верховный вождь» торжественно гасил.
 В этот раз такая честь выпала Полине, что стало для нее полной неожиданностью, ибо укрепив вчера связь с Сергеем, она считала себя почти неуязвимой.
 И первый, кто проголосовал против недавней подруги, был несколько смущенный и криво улыбавшийся Сергей Двойнов.

***

Море было спокойным, дул мягкий, несильный ветер, и Жак, подняв парус, вывел лодку из  бухты в открытое море. Он старался не думать об убитом Бертране, о том, кого еще недавно называл братом, с кем делился в долгих и опасных походах последними крохами пищи  и  глотками выпивки. Но отрывистые, тревожные мысли ненароком, сами собой зарождались и крутились в его голове, а на сердце лежала неприятная свинцовая тяжесть. Если бы Жак знал, что такое совесть, то, наверное, понял бы причину своего состояния. Но он этого не знал, ему просто хотелось избавиться от ненужного и гнетущего ощущения, что он всеми силами и пытался сделать. Он стал думать о том, как замечательно они с Эстелой теперь заживут.

Ветер ровно надувал парус, и Жак, взяв курс, прочно закрепил  руль и гик в нужном положении. После чего пробрался на нос лодки, где хранился мешок с продуктами, достал бутыль с вином и сделал несколько хороших глотков.
Настроение у него немного поднялось. Над поверхностью моря то и дело вздымались тучи летучих рыбок, иногда возле лодки мелькали зловещие тени акул. Глядя на них, Жак усмехнулся: мне ли вас бояться!
Он снова вернулся на корму, достал из-под лавки ящик открыл его и стал перебирать золотые и серебряные монеты. Этих денег хватит не только для того, чтобы снарядить корабль для пиратских набегов… Отныне он  – один из самых богатых людей на острове и, кто знает, возможно, в скором времени станет губернатором. О нем уже не раз упоминалось в послании его величеству королю Франции как о достойном и верном подданном.
 И Жак с удовольствием стал думать о будущем, которое отныне казалось ему светлым и безоблачным. Таким же светлым и солнечным было  и сегодняшнее утро, а к вечеру Жак надеялся уже быть дома.
Легкое, величиной с перышко, облачко, возникшее на горизонте,  поначалу совсем не  вызвало у него беспокойства. Однако оно стало стремительно приближаться, темнеть, пока, наконец, не превратилось в багровую тучу. Жак с тревогой стал наблюдать за ней. Туча стремительно росла и постепенно закрыла собой большую половину неба.

Внезапно упал ветер, стало зловеще тихо, помрачневшее море замерло в каком-то тревожном ожидании. Потемнело так, будто наступил поздний вечер. То и дело небесное пространство прорезали яркие молнии, словно огненные стрелы.
Вдруг из  основания тучи  к поверхности моря спустилось воронкообразное облако, и между двумя стихиями, морем и небом, как бы образовался своеобразный мост. Будучи опытным мореплавателем, Жак сразу понял, что это такое. Торнадо – который в этих местах, крайне опасен! Если воронка захватит Жака, он  неминуемо погибнет. Сердце его сжалось от тревожного ожидания. Он надеялся, может, смерч обойдет его стороной.
Буря между тем усиливалась, и чтобы ветер не сорвал парус, Жак вынужден был спустить его. Лодку не просто раскачивало, ее кидало вверх и вниз, словно щепку. Будучи неуправляемой, она становилась забавой, игрушкой  в руках волн и ветра. Торнадо стремительно приближался.

Смертельно напуганный Жак перекрестился и принялся читать молитву во спасение.  В этот момент необычайно высокая волна подняла лодку на самый гребень, а когда она ухнула вниз, то Жака выкинуло в открытое море. Тут же  налетевший смерч подхватил лодку, стремительно закружил, втянул в себя, словно пушинку, и она, крутясь, как волчок, и поднявшись над водой, исчезла внутри смертельной воронки.
Как ни странно, но  Жака торнадо не затронул. Его бросало на волнах то вверх, то вниз до тех пор, пока он не в силах больше сопротивляться,  не потерял сознание.

…Когда Жак очнулся, то увидел, что буря стихла и снова светило солнце. Он не утонул и мысленно возблагодарил бога за чудесное спасение. Спасительным же чудом оказалось случайное бревно, за которое он  намертво, словно за шею лошади, уцепился  перед тем, как потерял сознание. И все время не отпускал.
На горизонте темнела полоска суши, вот он – его остров. Именно к нему и плыл Жак, держась одной рукой за бревно. Теперь он был почти  уверен, что спасется.  Да, унесенных торнадо денег было, конечно, жаль, особенно сейчас, когда смерть уже не маячила перед глазами, опасения и страхи остались позади. Кто знает, на чью счастливую голову может теперь упасть с неба  этот чудесный дар...
Несколько раз Жак пытался оседлать  бревно, но каждый раз  оно переворачивалось, и он с головой окунался в море. В конце концов он отказался от этого намерения, и теперь  толкал ствол перед собой. Конечно, так двигаться получалось медленнее, чем если бы он плыл сам по себе, но когда он чувствовал, что силы его на исходе, то обеими руками цеплялся за дерево и некоторое время отдыхал. Бросить же бревно и добираться до острова самостоятельно, он не решался.

…Акулы появились неожиданно, когда до острова оставалось не больше полумили. Они стали кружить возле пловца, постепенно сужая пространство. Судорожно цепляясь за какой-то сучок, Жак сделал очередную попытку вскарабкаться на бревно. Ему удалось буквально вползти на него, крепко прижавшись животом к дереву. Как хотел он в этот момент стать его частью!  Жак замер, боясь пошевелиться, чтобы не потерять хрупкое равновесие и  не оказаться в смертельной ловушке, кишащей кровожадными хищниками.
Между тем крупная акула, проплывая под бревном, задела его хвостом. Бревно завертелось, и Жак  моментально очутился под водой, головой вниз.  Он  разжал руки, оттолкнулся от бревна, перевернулся, попытался было всплыть, но тут ощутил мощный удар в спину и страшную боль в правой ноге. Кровавое облако окружило Жака. Он очутился на поверхности и, ничего не соображая от охватившего его ужаса, яростно забил руками по воде. Последовала очередная атака акулы, и Жак остался без левой руки. Еще одно нападение –  и вот уже нет второй ноги…

Перед глазами пошли красные круги,  и Жак, теряя сознание, вдруг явственно услышал голос Бертрана: «Будь ты проклят!».
Больше он ничего не чувствовал. Небытие окончательно захватило его.  Акулы еще долго кружили вокруг кровавого пятна, оставшегося на месте Жака и медленно растворявшегося в недрах морской воды.

11

Сашка, закончив чтение, сидел  на  ящике возле костра. Как любой начинающий сочинитель, навострившийся гладко выкладывать фразы  на бумаге, к тому же очень самолюбивый он, конечно, ждал не критики, а похвал и одобрения. Его соплеменники, кто – лежа на топчане, кто – сидя на бревне у костра, кто – стоя возле пальмы, не торопились высказываться.
– Однако страшный конец ты придумал, – наконец произнесла Татьяна. – Я как представила  этого Жака, которому акулы отгрызают руки и ноги, чуть с ума не сошла. Можно было  бы закончить как-то полегче, повеселее…
– Нельзя, – загорячился Сашка. – Тогда теряется главная мысль книги. Порок и зло должны быть наказаны.
– Ну и наказал бы, только не столь кровожадно, – заметил Николай. – Мне тоже как-то стало не по себе.
– В жизни нередко именно зло и  побеждает, – заявила  Вероника. – Я бы могла привести немало примеров. – И добавила: –  Интересно, сколько  в сундуке было сокровищ? Если перевести на наши деньги…
– У-у-у, – протянул Сашка. –   Кто знает. Может миллионов  сто или двести. А то и все пятьсот.
– Долларов, – засмеялся Серега.
– Пятьсот миллионов! – воскликнула Вероника. – Интересно, сколько весят и какой объем занимают эти деньги?
– Зачем тебе? – удивился Сашка.
– Так, чтобы наглядно представить такую сумму.
– Контейнер размером примерно два на два метра, – сказала Татьяна, обладавшая хорошим воображением и неплохими математическими способностями. –  Вес  их, думаю,  не менее двухсот килограммов.
– М-да…, – задумчиво покачала головой Вероника.

– Знаешь, как бы я окончил книгу, – снова вступил в разговор Николай. – Жак, преодолев все трудности, добирается до острова, его радостно встречает жена. Он рассказывает ей, какие опасности его подстерегали – страшная буря, атака акул. Да еще и деньги подрастерял… «Самое главное, что ты остался жить», – сказала растроганно жена, – а деньги… Да бог с ними. Нам хватит того, что есть». Оба  глубоко раскаялись в том, что они так подло поступили с Бертраном,  и потом всю жизнь замаливали грехи, отдавая свои сбережения на благотворительность.

– Ну, это нереально. Я бы сделала другое окончание, – тряхнула головой Вероника. – Жак благополучно добрался со своими сокровищами до острова,  потом они с женой перебрались во Францию, король был милостив к ним и оставил их при дворе. Жак стал министром по заморским территориям, они счастливо прожили свой век.  Ну, а что был убит Бертран, то тут, как говорится, увы – «такова селяви». Пират есть пират, и какая разница, где и как его убьют.
– Вот напишите свою книгу и заканчиваете ее, как хотите, –  недовольно буркнул Сашка. – А  конец  моего сочинения будет таким, как я решил.

– Однажды в горах мы отбивались от наседавших боевиков, – вдруг задумчиво сказал Сергей. – У нас закончились боеприпасы, по рации мы попросили начальство прислать нам подкрепление. И что услышали в ответ: «Патронов нет. Но вы там держитесь». Это прозвучало словно издевательство…
Двойнов  замолчал.
– Сереж, и что было дальше? –  произнесла Татьяна.
– Дальше? – переспросил он. – Хорошо ребята подоспели из соседнего аула. Там стояло наше подразделение, они услышали звуки стрельбы и бросились на помощь. Если бы не они, не сидел бы я сейчас с вами, а гнил бы в земле, как этот Бертран. Из-за разгильдяйства какого-то начальника или предательства… Один боец из того подразделения позднее стал моим корешом, и мы с ним не раз выходили из опасных ситуаций. И я знаю, стоит мне кликнуть, он тут же примчится на помощь. Где бы я ни находился. Так же, впрочем, как и я.
Все переглянулись, к чему он это рассказал? 

– И все-таки проклятье реально существует, – неожиданно заявила Таня.
В мистике тропической ночи, в таинственных отблесках костра, после жуткой истории, поведанной Сашкой, эти слова прозвучали как-то особенно выразительно. Все снова переглянулись.
– И я где-то читал, что проклятье, связанное с кладами, действительно есть, – подтвердил Николай. – Нет, конечно, это не то, что пираты произносили над своими кладами, типа: «Кто дотронется до моего золота, спрятанного здесь,  тому неминуемая смерть». Проклятие алчности – вот, что тяготеет над кладами.  Оно убивает душу и тело.

Вероника на эти слова засмеялась,  а потом, обратившись ко  мне,  спросила:
– Почему вы ничего не говорите, Владимир Викторович? Что скажете об этом Жаке?
Я долго не отвечал, наконец, произнес.
– Наверное, это прозвучит банально, но  я тоже уверен, что существует некий закон справедливого возмездия. Те или иные поступки всегда связаны с определенными последствиями. Того, кто  пытается устраивать свою судьбу через беды и несчастья других, ждет неминуемая кара. И неважно – немедленно или через несколько дней, месяцев, лет, десятилетий...
–  Кто  ж его накажет? – насмешливо переспросил Сергей. – Наш самый честный российский суд?
– Я говорю о законе жизненного равновесия. К сожалению, люди плохо учатся на чужих ошибках, а когда совершают свои,  бывает уже поздно что-то исправить. Вот тогда и вступает в силу непреложный закон, восстанавливающий нарушенный баланс… Как он будет реализован: через человеческий или через иной, самый высший и справедливый суд, а может как-то еще – определяет провидение. Недаром говорится – воздаться им по делам их.
  Никто со мной не стал спорить. Но я чувствовал, что у некоторых по  этому поводу имеется свое собственное мнение, и оно далеко не совпадает с моим. Сергей пробормотал: – По-моему, чушь какая-то.
Лишь Татьяна подошла ко мне и тихонько произнесла: – Я согласна с вами, Владимир Викторович.


Часть 2

Преступление

1

Видимо, это моя последняя ночь на острове. Впрочем, почему видимо? То, что меня на ближайшем совместном сборище «съедят», – в этом нет никакого сомнения. Они давно уже не шушукаются друг с другом. Зачем? У них все давно определено. Я один, а их четверо… Правда, у меня есть  потенциальный союзник – Николай, но все равно, даже если он встанет на мою сторону, два против четырех – силы неравные.
Съедят меня в самом прямом смысле. Ибо, как еще вести себя  дикарям, которые решили избавиться от ставшего ненужным соплеменника. Сожрать, да и только. И не подавиться. Самый простой способ.

Да, меня они не боятся, я для них уже отрезанный ломоть. Я никогда не лез вперед, не вступал ни в какие коалиции, вел себя тихо, ходил по острову с фотоаппаратом, занимался хозяйством, насколько это возможно в дикарских условиях. Я не был для них опасен, поэтому меня  и оставили на самый последний момент. Они  молодые,  почти без тормозов,  хотят всего и сразу, идут к своей цели прямо и напористо. Они страдают той самой детской болезнью «левизны», как  и всякое новое молодое поколение, которое уверено, что только оно знает, что делать и как надо жить. А еще считает, что между черным и белым почти нет никаких оттенков. Впрочем, это объяснимо: в отличие от меня они еще только добывают свое место под солнцем. 
Основных своих соперников они смогли нейтрализовать и чувствуют себя хозяевами на этом острове. Теперь наступил мой черед. И никто уже не может им помешать, кроме…

Да, вот  только Николай для них – крепкий орешек. Он герой-одиночка, ведет честную и сильную игру, надеясь только на себя. И, как ни странно, ему постоянно везет – каждый раз он выигрывал очередное испытание и заслуживает тотем, своего рода иммунитет от изгнания. То есть, на очередном совете никто не может проголосовать против него и выкинуть из племени. Таким образом, он получал право на кратковременное «бессмертие» и продолжение островной жизни до следующей проверки на прочность, которую то и дело устраивала нам изощренная фантазия организаторов.
Для остальных, и особенно  для Сергея, он давно стал постоянной головной болью. Его  даже прозвали Кощеем Бессмертным, и не только за худобу. Он имел все шансы на окончательную победу, чтобы стать «последним героем» и взять приз.
Нет, мне определенно этой ночью не спится. Пойти прогуляться, что ли? Разбудить Николая, поговорить с ним напоследок? Может,  больше никогда не увидимся.

Я спустился с настила, бывшим когда-то плотом, на котором мы сюда приплыли, а сейчас ставшим общим спальным местом, и вышел из шалаша. Раньше в нем помещалось девять человек, а сейчас осталось пятеро. Четверо спят вместе в дальнем углу, а ближе к выходу – я один. Николай с самого начала предпочел уединиться на берегу, привязал к двум близко стоящим пальмам гамак, там и ночевал.
Выйдя за  бамбуковый частокол, окружающий нашу хижину, я пошел вдоль кромки воды. Мы соорудили частокол после того, как в первое же утро были атакованы хозяевами острова – любопытными игуанами. Они пришли посмотреть, кто же нарушил их извечный покой, и до смерти напугали наших женщин. Потом, правда, выяснилось, что это добродушные и  даже милые существа, несмотря на всю свою каннибальскую внешность.
Позднее они больше не проявляли к нам никакого интереса, мы мирно, но на почтительном отдалении сосуществовали друг с другом. А одну игуану, около полуметра длиной, нам удалось даже приручить, подкармливая кокосовой кашей, и сейчас она, словно сторожевой пес, спала неподалеку где-то на дереве. Сначала мужчины рассматривали ее как возможную добычу, как-никак мясо, но тут яростно воспротивились  наши сердобольные женщины, и  необузданную стихию голода и  охотничьи инстинкты в конце концов победила гуманность. Однако на остальных диких зверьков табу неприкосновенности не распространялось, хотя периодически возобновляемая на них охота ни разу не увенчалась успехом. Слишком  хитрыми и увертливыми оказались местные ящерицы.

Гамак был пуст, Николай куда-то запропастился. Песок под моими ногами чуть-чуть поскрипывал, здесь он мелкий, как мука, и днем под солнцем  сиял ослепительной белизной. Сейчас в сером предрассветном утре казалось, что он шевелится – то крабы-отшельники вышли на охоту. Днем их не видно – видно, где-то отсыпаются. Мы ловили их десятками, потом отваривали, но они такие маленькие,  мяса едва на зуб хватало, словно семечки грызешь. А разве семечками наешься?
 Я решил искупаться, разделся догола и ринулся в теплую воду. Плавать далеко было рискованно, может подхватить течение и вынести в открытое море. Какая-то тень проплыла под водой возле меня. Я  тут же вспомнил о Сашке-флибустьере, который попытался переплыть к любимой девушке и получил хороший шанс попасть в зубы  тигровой или белой акуле, если бы не бдительность спасателей, и  быстро вернулся  на берег.

Как всегда, хотелось есть. Никогда не утоляемый до конца голод – постоянный спутник «робинзонов», оказавшихся на необитаемом острове, стал едва ли ни привычным. Так относишься к неизлечимой хронической болезни, к постоянно ноющей зубной боли, с которой смиряешься и даже перестаешь замечать.
Интересно,  что голод и связанный с ним вечный поиск еды как-то притушил другой основной инстинкт. Несмотря на повальное совместное спанье молодых мужчин и женщин, особых сексуальных вспышек в племени не наблюдалось. Хотя кое-какие эпизоды были… А организаторы, памятуя о возможных всплесках основного инстинкта, запасливо приготовили для нас пачки презервативов.
Но где же Николай? Если он пошел по естественной надобности, то уже давно должен был вернуться. Хотя для этого далеко и ходить-то не надо – «биотуалеты» за каждым кустиком или пальмой. Утренний воздух был свеж и прохладен,  и я, успев слегка продрогнуть, отправился вдоль кромки воды в дальний конец острова, туда, где чернели скалы. Что меня туда потянуло, не знаю. Просто там я никогда не был. Раз у меня осталось так мало времени для островной жизни, то  надо все здесь осмотреть. Вряд ли когда я сюда еще попаду.

Я шел к восточной скалистой части острова, и по мере моего приближения  все громче слышался грохот бившихся о камни волн. На острове вообще почти никогда не прекращался звук прибоя, то тихий, то громкий. К нему быстро привыкаешь, как, например,  в городе к вечному шуму автомобилей.  Я давно понял, что  морские волны не очень-то зависят от мощи ветра и живут по каким-то своим законам. Но когда ветры и волны объединяют усилия и действуют в унисон – может наступить бедствие, настоящий коллапс.
Скала, нависшая над морем, издали напоминала в профиль физиономию пирата, каким его часто изображают на картинках – в бандане и с горбатым носом. Солнце, поднимающееся над морем, высветило зловещий оскал «головы». Волны как-то особенно яростно накидывались здесь на берег, грохоча, недовольно шипя  и раскидывая тучи брызг. Подняться на скалу с этой стороны было невозможно.
Чтобы обойти гору,  мне пришлось углубиться в густые мангровые заросли, настоящие джунгли. Как хорошо, что я взял с собой мачете, без него  тут явно не пройти. Увы, гнилостные болотные испарения и высокая влажность, делали свое недоброе дело, скоро у меня начала кружиться голова, поэтому приходилось часто отдыхать. Наконец я прорубил себе путь к подножью пологого склона и стал подниматься на гору. Она была невысока, метров тридцать пять-сорок, но лезть на нее непросто из-за частых острых выступов и глубоких трещин. Но вот я на вершине.

Утреннее море вдали спокойно и величаво, на горизонте зеленел соседний островок, на котором когда-то обитала часть моих соплеменников, почти все из них сейчас уже «съедены». Мне вдруг стало грустно. Участь быть очередной жертвой не волновала меня, я давно понял, что надо уметь жить в соответствии с неизбежными законами судьбы, ибо только она все точно расставляет по своим местам.
Печаль моя была вызвана тем, что за эти тридцать дней, несмотря на тоску по дому и семье, я как-то привык  к этому тропическому острову и изумрудному морю, которые давно уже не выглядели экзотикой, став обычной средой обитания.  Я привык к этим чужим запахам: то сладковато-приторным от неведомых цветов и плодов, то напоминающим гнилую сырость подвала – это в гуще леса, то густым, свежим и соленым – океанским. Океан здесь везде, он дышит, он вечно живой. Я привык даже к этому влажному климату, из-за которого одежда почти не просыхала, даже к полуголодному  сосуществованию, даже к этим молодым и настырным ребятам,  к Сергею и Саше-пирату, с их эгоизмом и самоуверенностью, которые  ради пяти миллионов  скоро  блистательно меня «сожрут».

В задумчивости я опустил взгляд к подножию ущелья и…  то, что увидел, заставило меня вздрогнуть от ужаса. На дне небольшой бухты, на песке у кромки воды находилось неподвижное тело Николая… Я закричал, замахал руками, а вдруг он еще жив? Нет, Николай не шевелился. Он лежал лицом вниз, неестественно подогнув под себя одну ногу. Упал с горы? Несчастный случай?
Нет, в его спине торчал длинный нож. 
Я наклонился над обрывом так, что сам едва не свалился в пропасть. Добраться до лежащего паренька не было никакой возможности: бухта с трех сторон окружена крутыми скалами, а со стороны моря – вход в нее защищали злые волны, бьющиеся о камни…

2

Татьяна любила эти утренние часы. Солнце только-только встает, долгожданная прохлада заставляет забыть о  вечно зудящих и кусающих даже сквозь предохранительную сетку москитах, о пугающих таинственных шорохах и диковинных лесных звуках, о дожде, который неизменно начинался в одно и  то же время, едва только сон овладевал всеми. И тогда лежавшие в хижине люди принимались усиленно ворочаться, ища  более удобное и безопасное место, поскольку крыша, покрытая пальмовыми ветками, не очень-то способствовала защите от дождевых потоков.

 Утро – самое спокойное и комфортное здесь время, поэтому вся команда дружно и крепко спит. Только не Татьяна. Она специально вставала пораньше, чтобы побыть наедине с собой, поразмышлять о чем-нибудь или просто восхититься началу нового  дня.
Девушка весело помахала рукой зеленой игуане, соскочившей с пальмы и в ожидании глядевшей на нее – не несет ли она угощение. Поняв, что ей ничего не светит, ящерица юркнула за ствол дерева.

Купание было одним из немногих доступных удовольствий на этом острове. Как само собой разумеющееся, все – не сразу, правда, а с какого-то времени – стали купаться нагими, совсем не стесняясь друг друга и не испытывая при этом никакого неудобства и эротических чувств. Нудисты, да и только… Татьяна иногда удивлялась: смогла бы она,  учительница младших классов, вот так спокойно раздеться среди посторонних где-нибудь на пляже, там – «в цивилизации»? Нет, и еще много раз, нет! А здесь  чувство стыдливости как-то затушевывалось. Нагота воспринималась вполне естественно, а половые признаки словно нивелировались и совсем не возбуждали любопытства или смущения. Дикарские условия ли в этом виноваты, жаркие  ли погоды или просто они  настолько сблизились и привыкли друг к другу, что перестали  стесняться? Хорошо это или плохо? Мама Тани наверняка бы с укором сказала, что нынешние молодые люди совсем «не ведают сраму».

Тюнюшка с удовольствием плескалась в теплой прозрачной воде, стараясь реже раскрывать  глаза. Море настолько соленое, что в глазах  тут же  появлялась резь. Она с наслаждением легла на спину, раскинув руки и ноги и  чуть-чуть пошевеливая  ими для поддержания равновесия. Море, словно перина, мягко поддерживало ее снизу. Удивительной синевы  небесный шатер раскинулся сверху над ней. Находясь на грани двух стихий почти в состоянии невесомости, Татьяна ощущала, как  полностью сливается с природой.
Мысли при этом у нее были очень приятные. Позавчера «главный вождь», он же один из организаторов и ведущий игры  раскрыл наконец  сюрприз, на который  не раз сам намекал, повторяя «ждать осталось недолго». Им, то есть ей и Саше, будет предоставлена возможность здесь же, на острове зарегистрировать свой брак. По местным, правда, законам.

Им даже дали возможность позвонить Таниной маме, чтобы испросить ее разрешения. Валентина Семеновна никак не могла взять в толк, зачем делать это на чужестранном острове, если они скоро вернутся домой, где все можно будет устроить по-людски. Но они уверяли ее, что это так «экзотически и романтически» именно тут и сейчас совершить обряд. А потом дома  у них обязательно будет и  настоящая регистрация, и венчание. В конце концов мама Тани махнула рукой – мол, делайте, как знаете!
Девушка поплыла обратно к берегу. Вот по песку спешит,  почти бежит Владимир Викторович. Странно его видеть таким: течение жизни на пустынном острове иное – неторопливое, размеренное – совсем не то, что в многолюдном городе. Здесь не надо никуда торопиться, ну, совершенно незачем. Поэтому вид спешащего человека невольно вызывал недоумение. Может, у него какая-то важная новость? Владимир Викторович из всех оставшихся «в живых» – самый старший,  поэтому в глаза все его называли по имени-отчеству. Хотя между собой молодежь именовала «следаком», потому, что  еще не так давно Кузнечиков работал следователем, и иронизировала, что самое страшное преступление, которое можно совершить на этом острове – это стащить у соседа кусок банана.
Таня вспомнила, что на  последнем «секретном совещании» было принято решение убрать его с острова. И поморщилась. Все это не вызывало у нее одобрения. Но она должна подчиняться общему мнению. Таковы условия их уговора.

…Я издали увидел купающуюся Татьяну и, подойдя ближе, жестом попросил ее вернуться на берег. В знак приветствия она тоже помахала мне рукой. Мне нравилась эта обаятельная и рассудительная девушка. Нисколько не стесняясь меня, обнаженная, она вышла из моря. Невольно я залюбовался ею: распущенные влажные волосы слегка прикрывали невысокую грудь, лицо чистое, свежее, загорелое... В руке – большая раковина, которую она только что подняла с морского дна. Ни дать, ни взять – боттичеллиевская Венера. Она надела длинную почти до колен футболку, опустилась рядом на песок. И улыбнулась.
– Не правда ли, красивая? – поворачивая раковину перед собой, спросила она. – Словно из перламутра.
Поскольку я не ответил, она озабоченно посмотрела на меня и взяла за руку.
– Владимир Викторович, – сказал Таня, – вы же знаете, я очень вас уважаю. Вы самый достойный среди нас. И самый мудрый. Я думаю, вы все понимаете…
– Милая Таня, ты о чем?
– Ну, они хотят вам сегодня преподнести «черную метку».
«Черная метка» в условиях острова означала официальное предупреждение, что я – следующий на вылет. Этот «благородный» жест  пиратского кодекса чести предложил недавно применять наш уважаемый писатель – Саша-флибустьер.

– Таня, – покачал я головой. – Меня это совсем не волнует.
– А что вас волнует?
– Скажи, ты давно видела Николая?
– Нашего Кощеюшку, – улыбнулась она. – Вчера вечером. Как и все. Он рано ушел, сказав, что где-то отыскал несколько хлебных деревьев и к завтраку доставит свежих плодов. Вы же знаете, он неугомонный, всегда что-то ищет и приносит в лагерь.
– Больше он не появлялся в лагере?
–  Нет, не появлялся, – удивилась девушка. – Во всяком случае, я его не видела. А что? Что такое? – забеспокоилась она.
–  Николай мертв, –  сказал я.  – Я только что видел его тело.
– Да вы что? Вы что? – с испугом глядя на меня, растерянно повторяла Татьяна. –  Вы шутите? Скажите, что шутите!…

 Девушка никак не могла осознать трагическое известие. Она уставилась  прямо перед собой,  опустив плечи, а когда, наконец, повернула ко мне голову, то я увидел, как посерело ее лицо.
–  Не может быть? Что?... Как это случилось?... Это не по правилам... Она наконец поняла, что я не шучу
– Это несчастный случай? – глухо спросила она.
– Нет, он убит ножом в спину.
– Убийство! Какой ужас….

3

Утро в лагере начиналось по давно заведенному сценарию. Тот, кто просыпался раньше остальных, должен был зажечь огонь и наколоть дрова. Затем поднимались женщины и принимались готовить завтрак, как правило, кашу или оладьи из кокосового теста или бананов. Костровым из-за пристрастия к ранним подъемом обычно оказывался Николай. Впрочем, он всегда охотно выполнял любую работа.
Но поскольку сейчас Николая в лагере не было, а другие привыкли, что этим занимается именно он, то к костру никто так и не вышел. Проснувшийся Сергей Двойнов растолкал спящего Сашку и, голова к голове, они принялись шептаться.
– Ты приготовил метку?
– Вот она.
Саша-пират вытащил из-под спальника деревянный кружок, на котором  был старательно нарисован черный череп и под ним две скрещенные кости.
– После завтрака вручим ее следаку. Его пора выкидывать.
– А кто будет следующий, Большой Друг? – спросил  Саша.
– Кощей. Ведь мы это уже обсудили.
– А если он снова получит тотем?

Двойнов поморщился и озабоченно покрутил головой.
– Не получит. Так дальше продолжаться не может. Я тут кое-что придумал. Его надо остановить. Любой ценой….
– Любой ценой?
– Да, – сказал Серж. – Мы тут живем по волчьим понятиям. Одни хищники едят других. Иначе сожрут нас самих. Таков закон джунглей. И потом…, – он чуть задумался и, кривя губы, произнес, –  в джунглях совсем не исключены какие-то случайности…
– Что? – ошеломленно воскликнул пират Саша. – Что ты имеешь в виду?
– Да так, – уклончиво сказал Сергей. – Просто маленько мысли вслух. Ну, что ты завис? Почему кто-то может урывать от жизни сочные и вкусные куски… А мы что? Наша жизнь здесь – как липкая паутина, и, чтобы не завязнуть и выжить в ней, необходимы разные маневры и умные ходы. Я давно понял, в жизни успеха добивается далеко не самый умный или талантливый, а самый ловкий.
– Ладно, – согласился Сычев. – Только  ничего не говори  моей Тане. Она возмутится.
– Да, пожалуй, и Веронике об этом ни слова. Она ведь у нас вроде как чистюля. Хотя, – тут  Серж усмехнулся,  –  схавала Полину и не поморщилась.
Сашка возразил.
– По-моему, это ты ее слопал, а не Вероника.
– А, неважно, – небрежно махнул рукой Сергей. – Ну, хорошо, это было сделано с ее подачи.

Оба помолчали, потом флибустьер осторожно спросил:
– Кощея не будет. А что дальше?
– Дальше? – переспросил Двойнов и усмехнулся. – Останемся только мы. И все пойдет, как по маслу. Будем  по очереди уходить с острова, но с одним условием – «последним  героем», как  договорились, останусь я.  Деньги  поделим между мной, тобой и Вероникой. Победителю – шестьдесят процентов, остальным по двадцать.
– Подожди, а Таня? Она ведь тоже в нашей команде. Где ее доля?
– Причем здесь Таня? Когда мы принимали этот план, то Татьяна еще находилась на другом острове. Ты что, обо всем ей рассказал?
– Нет, – как-то неуверенно произнес  Саша. – Она еще в самом начале игры заявила, что ни в каких заговорах участвовать не будет. Это, мол, не в ее принципах…

–  Когда речь идет о больших деньгах, то моральные принципы можно на время отложить, – многозначительно заявил Сергей. – А позднее снова к ним вернуться. Ладно, сделаем так: тебе с Таней двадцать пять процентов, а Веронике – пятнадцать. Тем более, она говорила, что деньги не очень ее интересуют. Я ее сам предупрежу.

В этот момент лежавшая рядом Вероника подняла голову:
– Что вы все шепчетесь? Обо мне, что ли?
– Нет, Ника, – рассмеялся Серж. – Мы с Сашком все обсуждаем новую главу из его романа. Помнишь,  вчера: про двух пиратов, что заховали деньги в пещере… И про то, как один пират зарезал другого, сам потом погиб. И деньги  никому не достались… Прямо цельный дедюктив…
– Не «дедюктив», а детектив… Не заховали, а спрятали.  Не «ложить», а класть. Не зво;нит, а звони;т. Не цельный, а целый, – с вызовом и  даже с раздражением отчеканила аккуратистка Вероника, любившая  ясность и точность во всем. – Сколько тебе можно объяснять!  И когда ты, Сергей, научишься по-русски нормально говорить.
– Так я же стараюсь… И по-русски, и по-испански…, – добродушно ухмыльнулся Двойнов. Коверкая язык, он порой специально поддразнивал Веронику. – Ладно,  Николая что-то не видно, наверное, пошел рыбу ловить, пойду разжигать костер.

4

Саша-флибустьер подозрительно посмотрел на нас, когда мы с Татьяной подошли к хижине. Почему вдвоем? Где были? –  так и читалось в его ревнивом взгляде. Переглянулся с Сергеем. Потом, уловив что-то в наших потерянных лицах, тревожно спросил:
– Что случилось? 
Я решил, что лучше  сказать трагическую правду сразу.
– Николай мертв.

Если бы внезапно произошло землетрясение, оно бы, наверное, не произвело такого шока, как эти слова. Саша-флибустьер побледнел, у него задрожали губы, он растерянно переводил взгляд то на меня, то на Татьяну, то на Сергея, не в силах что-либо произнести. Недавно проснувшаяся Вероника высунулась из хижины,  хлопая глазами. Сергей внешне оставался спокойным и даже попытался криво улыбнуться: – «Вот, блин». Спецназовский опыт научил его быть сдержанным.
Я почувствовал, что во мне  вдруг заговорил прежний следователь, и стал критически оценивать реакцию соплеменников. Самые первые эмоции зачастую являются и самыми верными.
–  Николай убит ножом в спину, – повторил я. –  Я только что видел его тело.
«Как? Почему? Что произошло? И что теперь делать?» – как бы читалось в глазах у всех. По щекам Татьяны покатились слезы. Сергей с силой вонзил топор в ствол пальмы, сел на топчан, лицо его окаменело, губы сжались.
– Надо срочно уведомить о случившемся организаторов, – сказал я.

Дело в том, что вчера нам сообщили, что согласно условиям игры мы на пару дней остаемся на острове совершенно одни. И охранники, и наблюдатели, и наш постоянный ведущий – все покинули остров. Организаторам запланировали новое необычное мероприятие, им захотелось посмотреть на нас в обстановке, как они выразились, «естественного состояния» – полной изоляции, полной  свободы и полной  самостоятельности.
Похоже, они решили «усовершенствовать» Стенфордский эксперимент, резонно, полагая, что наши условия вполне сопоставимы с тюремными. Хотя никаких ролей, как в том эксперименте, где всех испытуемых поделили на охранников и заключенных, палачей и их жертв, нам заранее заготовлено не было. Мол, мы сами между собой разберемся...
На всякий случай нам оставили в укромном месте единственную видеокамеру, чтобы каждый мог связаться с организаторами, если возникнет  острая необходимость. Связь, правда, односторонняя, – мы можем передавать информацию, а  там  уж сами решат, что с ней делать.

Ни слова не говоря, все, как по команде, гуськом двинулись к тайнику. Вот она – толстая пальма, вот видеокамера, прикрепленная к дереву, вот кнопочка, которую надо нажать, чтобы камера включилась, начала  принимать и передавать изображение. Но в чем дело? Кнопка выдернута с мясом, а сама камера испорчена… Ошеломленные «дикари» долго глядели на  этот акт вандализма.
– Не понял, – наконец произнес Сергей.
– Что это? – вопрос Татьяны повис в воздухе. Но в ушах каждого «что это?» прозвучало многоголосым эхом.
– Кажется, кто-то захотел оставить нас без связи, – сказал я.
– Зачем? Кому это понадобилось? – снова спросила Татьяна.
«Дикари» растерянно переглянулись друг с другом.

 – А поскольку никого другого на острове нет, то тот неизвестный, «кому это понадобилось», является, похоже, одним из нас, –  добавил я. 
 Все – джин был выпущен из бутылки. Мысль, которую никто не хотел    не то, чтобы признавать, а, наоборот, всячески отталкивал от себя, стараясь не допустить даже возможности ее появления, вдруг выбилась наружу.
 И как-то сразу стало тревожно, неуютно. Каждому тут же захотелось отодвинуться от ближайшего соседа, словно именно он мог оказаться тем неизвестным «кто-то». Лишь влюбленные – Саша и Таня, наоборот, плотнее прижались друг к другу.
– Чушь! – воскликнул Сергей. – Мы все здесь на виду друг у друга. Чтобы убить человека, надо время…
Никто ему не ответил.
– Когда организаторы обещали прибыть на остров? – спросил я.
– Только послезавтра, – глухо сказала  Вероника.
– Связи с ними у нас нет, добраться до них нет никакой возможности. Значит, два дня мы предоставлены самим себе...

5

…Напряженность витала над лагерем. Никто не хотел ничего ни делать, ни разговаривать. Да вроде и говорить было не о чем. Все в угрюмом молчании сидели возле костра.
– Боже мой, – застонала Татьяна. – Я только сейчас вдруг осознала: неужели в этой странной игре под нелепым названием «остаться в живых», в борьбе за так называемое выживание можно  убивать другого? По-настоящему!  Это же чудовищно! Неужели мы и в самом деле одичали? Неужели игра так смогла  нас переменить, уничтожить все человеческое,  порядочное, низвести  до уровня  первобытного недочеловека? 
– Да перестань ты причитать, – угрюмо произнес Двойнов. – Откуда известно, что его убил кто-то из нас?
– А кто тогда? Кто? – переспросила Таня. – Если  никого, кроме нас, здесь нет…

– Я знаю, кто убил, – неожиданно сказал Сашка.
Все  с напряженным вниманием уставились на него.
– Да, знаю, – упрямо повторил он. – Это  Яшка Меченый, которого мы «съели» одним из первых. Ну, помните. Он был за что-то судим. Так что мог и убить?
– Чепуха. Как  бы он это сделал, если его больше трех недель нет с нами, – усмехнулся Серега. – Он давно уже где-то на Большой Земле отдыхает. А может, снова  сидит.
– Может, он вернулся и убил, – неуверенно произнес Сашка.
– Зачем ему это? – угрюмо спросил Сергей.
Сашка молча пожал плечами: мол, откуда я знаю.

Тогда я предложил:
– Каждый из нас должен подробно рассказать, что он делал вечером и  ночью, куда ходил, с кем и о чем разговаривал.
– А это зачем?  –   теперь все удивленно уставились на меня.
– Чтобы узнать, кто  мог убить Николая, – сказал я.
Мое предложение буквально взорвало Сергея. Оно ему явно не понравилось.
– Да кто вы такой, чтобы командовать? –  кипел он от негодования. – Вы тут не следователь, а такой же, как другие.
Я понимал, что действительно нахожусь в странном положении, в некоем подвешенном состоянии. На этом  далеком иностранном острове, в этих диких условиях, за мной, как раньше, когда я был настоящим следователем, не стояли  ни сила закона, ни авторитет власти. Сейчас я предоставлен только самому себе да еще некоему стечению обстоятельств.
Если до сегодняшнего утра  в нашей компании было некое равновесие,  с достаточным пониманием каждым своей роли, а также своей «островной судьбы», то сейчас оно резко нарушилось. И что за конфигурация сложится из новых составляющих – никому теперь неизвестно. Но то, что в этой складывающееся ситуации у меня будет несколько иная роль  – я не сомневался. Мое новое положение будет зависеть от того, как я смогу себя поставить перед остальными.

– Нам нельзя ссориться, – попыталась примирить нас Вероника. – Владимир Викторович самый старший из нас и самый опытный. Он занимался расследованием преступлений. Он профессионал. Я считаю, что мы должны доверить ему это жуткое дело. Нам надо все выяснить, раскрыть эту страшную тайну. Иначе  будем бояться друг друга. Я не смогу спокойно спать…
 Обычно Сергей прислушивался к мнению Вероники. Соперники  не раз утверждали, что  именно она внушает Двойнову, как ему поступить  в том или ином случае, какое решение принять. Я, правда, так не считал: Сергей, на мой взгляд, был самодостаточной личностью.

– Почему  именно он? – не успокаивался Двойнов. – У меня, например, имеются не менее серьезные основания считать его убийцей. Он первый обнаружил тело Николая и  почему бы не предположить, что он его и убил.
– Ты что, Сергей? – как-то странно посмотрела на него Татьяна. – Ты в своем уме?
– Ну вот, уже есть и первое обвинение, – усмехнулся я. – А я, кажется, никого не обвинял. Просто желал бы выяснить некоторые обстоятельства. Думаю, это в общих интересах.
– Хорошо, тогда можно я начну? – поддержала меня Татьяна. – Когда после сумасшедших танцев Николай вчера вечером покинул нас, мы  с Сашей пошли прогуляться. Сидели на бережку, целовались… Говорить, чем еще конкретно занимались?
– Пожалуй, не надо.
– Ладно. Потом  мы вернулись обратно, легли спать. Утром я пошла купаться и встретила вас, Владимир Викторович.  От вас и узнала о смерти Николая. Все.
– Вчера, после того, как  я порезала ногу, и наша чумная вечеринка закончилась, я уснула. И проспала до утра. Никуда не ходила, – заявила Вероника.
– Теперь ты, Саша, – сказал я.

Стайкер переглянулся с Сергеем, словно испрашивая у него разрешения. Несмотря на браваду и желание казаться независимым, Саша находился под сильным влиянием Двойнова. Тот едва заметно кивнул головой.
– Ну, мне совсем нечего добавить, – криво усмехнулся Сычев. – Татьяна рассказала абсолютно все.
– Да, Таня рассказала все, что знала, но кое-что ей неизвестно. – Я посмотрел на «пирата». – Ночью, после того, как вы с ней вернулись, и она легла спать, ты куда-то уходил вместе с Сергеем.
Таня бросила удивленный взгляд на своего жениха. Тот растерянно заморгал  и стал нервно тереть рукой подбородок.

–  Мы со  Стайкером ходили маленько  покурить, – пришел на помощь  другу Сергей. – У меня скопилось несколько окурков, которые выбросили организаторы, когда устраивали здесь испытания,  и мы делали из них самокрутки. Для этого Сашок даже пожертвовал странички из русско-испанского разговорника. А вот энциклопедию не разрешил, хотя там бумага гораздо тоньше. Вам некурящим не понять состояние курильщика, оставшегося без табака. Это хуже, чем голод. У следователя есть еще вопросы?
Сергей с подчеркнутой вежливостью сделал поклон головой в мою сторону. Я ответил, что «нет».
– А вот у меня есть вопросы к нашему уважаемому Владимиру Викторовичу, – продолжал  Двойнов. – Мне, например, совершенно неясно, зачем рано утром он пошел к той горе? 

По опыту я знал, что на вопрос с подвохом надо отвечать или прямо или туманно, но правдоподобно. Только не оправдываться. Еще я прекрасно понимал, что если в обычной ситуации какой-то твой поступок  или слова выглядят вполне безобидно, то в резко изменившихся условиях могут приобретать совсем иное, подозрительное или даже зловещее значение.
–  Я знал, что на ближайшем совещании вы собирались меня выкинуть из игры, – спокойно сказал я. – И решил сделать заключительную прогулку по острову. На горе я ранее не был, и потому захотел ее осмотреть. Еще – сделать на память фотографии.
– Вы единственный, кто видел тело Николая. Не кажется ли вам, что мы все  должны пойти туда?
– Что ж, – пожал я плечами, – пойдемте. Прямо сейчас.
– Я не смогу смотреть на это, – поежилась Татьяна. – Это ужасно.
– Я тоже, – сказала Вероника.

6

– Ну, и где же Николай? – с  натянутой насмешкой спросил Сергей.
С ним вдвоем  мы находились на вершине горы, там, где сегодня рано утром был я, и глядели вниз. Но на том месте, внутри маленькой бухты, где я обнаружил мертвого юношу, никого сейчас не было. Лишь волны ожесточенно бились о скалы.
– Тело могло смыть и унести волной в море.
С собой у меня был бинокль. Внимательно, водя им из стороны в сторону, я осматривал морскую поверхность – увы, ничего и никого. Морское течение  способно было  оттащить тело далеко-далеко. Где теперь его искать?
– Надо попробовать добраться туда, в бухту, –  сказал я.
Сергею не очень понравилось мое предложение.
– Как вы думаете это сделать?
– На плоту. Видишь, в некоторых местах между волнами есть более-менее спокойные участки воды. Попробуем пройти по ним. Или ты боишься?
Мои слова заставили Двойнова встрепенуться.
– Чего мне бояться? Просто я не совсем понимаю, зачем это надо?
– Если было совершено преступление, но надо закрепить его следы для последующего расследования.  Кроме нас с вами это сделать некому.

– А может, блин, никакого преступления и не было!? Может, вам все показалось? – вскричал раздраженно Сергей. – Может, Николай сейчас лежит на пляже или в лагере и посмеивается над нами, идиотами? Может, вы с Николаем все это специально затеяли, потому что боялись, что на ближайшем совете вас съедят? А сейчас громоздите, как говорят в спецназе «зеркала и дым», чтобы ввести всех в заблуждение.

Я  понимал, что, что Двойнов злится на меня, потому что сценарий, который он  так тщательно разработал  и который должен был привести его к победе, вдруг стал рассыпаться. Я принес ужасную весть, а она может стоить главного – лишить Сергея больших денег. Понятно, что если  страшное ЧП действительно имело место, то это означало только одно – немедленное прекращение игры, уголовное расследование и прочие неприятности…
– Хорошо. Сейчас придем в лагерь, и я  покажу сделанные мной утром фотоснимки, где ты все увидишь сам.
Сергей не ответил, осматривая пространство вокруг себя.
– Как он мог очутиться там, внизу? – спросил  он наконец.
– Возможно, его убили на том самом месте, где сейчас стоим мы, а тело сбросили вниз, – сказал я.
– Тогда должны остаться следы крови, но их здесь нет.
– Не исключено, что его могли убить внизу, а затем тело  доставить в бухту. Или он с кем-то приплыл туда и там был лишен жизни.  Наконец, его убили  и сбросили в море,  а волной или приливом тело прибило к берегу. Все это возможные версии, которые требует проверки.
…Мы спустились вниз, где у подножия горы нас оставались ожидать девушки и Саша-пират. Но последнего сейчас  на месте не было.
– А  где Стайкер? – спросил Двойнов.
– Он хотел подняться к вам, однако повредил ногу. Наверное, растяжение.  И решил вернуться в лагерь, – пояснила Таня. – Я хотела его сопровождать, но он отказался, заявив, что здесь я буду нужнее.

…Когда мы пришли в лагерь, Саша-пират лежал в гамаке, но увидев нас, вскочил, как-то виновато улыбаясь.
– Ну, удалось что-то выяснить? – спросил он.
– Нет, – усмехнулся Сергей. – Никакого тела там нет. Возможно, Владимиру Викторовичу просто что-то почудилось.
Ни слова не говоря, я подошел к лежаку и взял висевший на столбе фотоаппарат. Утром, когда я обнаружил тело Николая, то специально сделал несколько снимков.
 Но внезапно я похолодел – увы, никаких фотографий сейчас не оказалось. Они были стерты…
– Ничего нет, – растерянно произнес я. – Кто-то залез в мой фотоаппарат и вычистил все снимки.

7

Это на большой земле лангусты – деликатес и экзотика, а здесь на острове – самая обычная, хотя и не частая, для нас пища, как и любая другая. Мы  ели все, что только могли отыскать, все, что растет, движется или плавает. Вошло в привычку пробовать на зуб любые фрукты. Если плод горький, его тут же выплевываешь. Если приятный на вкус, то ешь и несешь племени. Впрочем, со временем мы уже по виду научились отличать хорошие плоды от несъедобных. Были любимые блюда: те же лангусты, жареная рыба или печеные бананы. И все же – еды не хватало. Я  мечтал о самом обычном куске хлеба, которого не пробовал уже целый месяц и который нередко мне снился по ночам.

 Добывал лангустов все тот же Николай. Он клал кокосовую мякоть в самодельную ловушку, оставлял на ночь в море, а утром в ней иногда оказывались два-три крупных лангуста. Но теперь Николая нет, и ловить ракообразных было некому.
– Бедный Кощеюшка, – глаза Татьяны наполнились слезами. – Среди нас он был самым достойным… И еще незаменимым. Почти все хозяйство держалось на нем…
Ей никто не ответил. Сергей лежал под навесом, мы с Вероникой сидели на бревне возле костра. Сашка возле пальмы обнимал взволнованную Татьяну и успокаивал ее.

– Что же теперь будет? – спросила Вероника, обращаясь ко мне. – Как вы считаете?
– Игра закончилась, – сказал я, – и наступили суровые будни. Совсем скоро сюда приедут местные компетентные органы и начнут расследование. Всех нас станут допрашивать.
 – Здорово, блин! – воскликнул Сергей. – Больше месяца мы проторчали на этом проклятом острове, выбивались из сил, голодали, жертвовали здоровьем, комфортом… И  теперь все коту под хвост.
– Сергей, как ты можешь так говорить! – упрекнула его Татьяна.
– Да я что! Я ничего, –  махнул рукой Сергей. – Просто обидно. Глупо сидеть вот так и ничего не делать. Смотреть друг на друга и думать, кто из нас убийца.
– Что мы можем сделать? – спросила Вероника. – Нам остается только ждать… 
 Сергей вдруг решительно поднялся с лежака и взял в руки мачете.
– Пойду наберу кокосов. Есть все равно что-то надо.

Однако пройдя несколько шагов, он обернулся.
– Владимир Викторович, может, вы составите мне компанию?
 Это было нечто новенькое. Раньше Двойнов уединялся то с Вероникой, то с Сашкой. А  теперь пригласил меня. Я тоже взял мачете и двинулся вслед за Двойновым.
По островным меркам мы шли довольно долго, целых минут двадцать. Сергей наконец остановился, резко обернулся и, сощурив глаза, поглядел  на меня в упор:
– Владимир Викторович, давайте начистоту. Ведь вы, в первую очередь, подозреваете меня. Не так ли?
Такой резкий выпад требовал немедленного реагирования. Длинный нож в правой руке Сергея напоминал готовую к бою шпагу фехтовальщика.  Тут как в дуэли – ответный ход должен быть таким же быстрым и метким. Можно, правда, попытаться уклониться от атаки.

…Во время игры меня не раз смущало его поведение. Еще в самом ее начале, когда мы соревновались командами и шло испытание  на скорость, Сергей  на последнем этапе, у самого победного финиша, умышленно споткнулся и упал, тем самым  приведя свою команду к поражению.  Он сам потом говорил, что сделал так нарочно, потому что это позволило ему вечером убрать опасного соперника. Но командный дух и вера в честность борьбы были серьезно подорваны.
В другом испытании нас проверяли на равновесие и выдержку, поставив всех над морем на узкую доску, и Сергей попытался незаметно столкнуть соперника, а это был Николай, в воду.
Кто-то, может, сочтет его выходки за умелые тактические приемы, но мне они казались не совсем чистоплотными уловками.  Его неудержимое стремление победить во что бы то ни стало, желание единолично верховенствовать  в масштабах нашего маленького сообщества, сильно коробило меня.
Хотя, конечно, это  еще не повод для обвинений в убийстве. Так, лишь информация к размышлению.

Когда нет серьезных оснований подозревать в преступлении кого-то конкретно, как в нашем случае,  то начинаешь подозревать всех. Кого-то больше, кого-то меньше. Сергей для меня был одним из нескольких. Впрочем, как и я для него.
Однако сейчас его вопрос мог означать то, что он, кажется,  начинает признавать во мне лицо, которое в создавшихся условиях обладает определенным авторитетом. Раньше, до несчастного случая с Николаем, он рассматривал меня только как разменную пешку, очередную жертву, которую легко выкинуть их игры и  с которой считаться нет никакой необходимости.

–  Сергей, я не знаю, кто это сделал. В совершенном преступлении нет никакой логики. На Большой Земле, когда убивают неугодного, то надеются на то, что смогут скрыться от следствия и суда, «отлежаться» где-нибудь в глубинке, а то и  в уехать в другую страну. И, в конце концов, все равно попадаются. А здесь? Убрать таким способом соперника в наших условиях – мягко говоря, неразумно. Никуда не скроешься. Совсем скоро начнется официальное расследование, но пока что-нибудь прояснится, все мы можем оказаться в панамской тюрьме. А попасть в местную каталажку, я  совсем  не хочу и никому не пожелал бы. Это вам не гуманная и толерантная Голландия или Швеция, озабоченные правами заключенных… В местных тюрьмах правят бал иные законы и традиции. Так что лицо, убившее  Николая, проиграло по всем статьям.
– Да-да, вы, наверное, правы. Я как-то об этом не подумал. Хотя ведь тело не найдено. А, как говорится у вас, у юристов:  нет тела – нет преступления.
– Случается и наоборот: тело есть, а преступления нет. Так что твое утверждение нельзя принять за аксиому.  И потом, ведь кто-то сломал видеокамеру, выкинул фотографии из моего аппарата…
Что-то Двойнова мучило, я это хорошо видел. И мне надо, раз уж инициатива разговора исходит от него, воспользоваться ситуацией, чтобы он раскрылся, как можно больше.
– Владимир Викторович, а бывают безмотивные  убийства?
– Да. Представь себе человека, который ничем вроде не отличается от других, внешне выглядит вполне нормально, ведет себя  прилично, кошечек и собачек любит... Но у него есть некая скрытая до поры до времени черта, например, агрессивность, жестокость. При каких-то условиях она усиливается и  может даже перерасти в патологию.  И тогда у такого человека возможна внезапная неконтролируемая вспышка агрессии. У специалистов это именуется акцентуированными особенностями личности.
– Слишком учено, туманно – поморщился Сергей. – Нельзя ли попроще.

– Попроще? – задумался я. – Хорошо, расскажу такой случай. Одна девушка, студентка, подрабатывала на фирме.  На улице, возле магазина, она рекламировала товар и зазывала покупателей. Это не понравилось жителю близ стоящего дома. Он взял ружье, вышел на балкон и выстрелил в девушку… Я многое чего в жизни видел, но тот дикий случай до сих пор не дает мне покоя – как это нормальный, здоровый человек убивает другого только за то, что тот громко разговаривал. Как  оказалось легко и просто  этому человеку взять на себя роль палача! Что произошло в его психике, что за пунктик спровоцировал на жестокое убийство, заставил перейти красную черту, из-за которой нет возврата?  Преступление – бессмысленное, беспощадное...  На суде он получил двадцать лет строгого режима. Вот так.

И тут произошло нечто такое, чего я никак не ожидал. На лице Сергея не было, как говорится, лица. Только застывшая маска. Действуя, как автомат, он вдруг размахнулся и кинул свой нож… Нет, не в меня, а в стоящее рядом дерево. Выхватил  из моих рук мачете и тоже метнул в ствол. Затем, ни слова не говоря, бросился бежать и скоро скрылся между пальмами. 
Я с трудом вытащил оба клинка из ствола пальмы. Удары был нанесены мощно, мастерски. Невольно подумал, пущенный с такой силой нож в человека – верная смерть. Сергей не возвращался.
Что так сильно в моем рассказе взволновало его?
В лагерь я возвратился с двумя ножами, но без Сергея и плодов. И был встречен вопрошающими взглядами соплеменников, которые сгрудились возле костра. Я коротко сказал им, что Сергей придет позже.
Беспокойство было написано на всех лицах. На моем, думаю, тоже.

8

Гром гремел несмолкаемо, переваливаясь раскатами из одного края неба в другой. Молнии сверкали не узкими огненными извилистыми полосами, как в нашей российской сторонке, здесь они непрерывными всполохами зажигали добрую половину небосклона, так что становилось светло, как днем.  Ветер свистел и гнул пальмы, дождь лил не тонкими струйками, а непрерывным потоком, словно водопад. И нигде не было от него спасенья.  Мы  мокли под дырявым навесом, прижимаясь друг к другу, но никак не могли согреться. Хорошо, что лагерь догадались разбить подальше от кромки моря, на возвышенности, а то бы нас еще и снизу, и с боков  обдавали соленой водой взбунтовавшиеся волны.
Вот так рай моментально превратился в ад. На Карибах набирал силу сезон ураганов.

Дождь к ночи стал чуть затихать, и я было задремал. Сергей появился почти под утро. Он потряс меня за плечо и прошептал в самое ухо:
– Владимир Викторович! Владимир Викторович! Мне очень надо с вами поговорить.
Я встал с мокрой постели. Мы вышли к пляжу, который сейчас напоминал кипящий котел, волны набрасывались на берег, докатывались до наших ног и, отступая, злобно шипели. Найти более подходящее место для разговора было невозможно. Словно  два заговорщика мы вплотную приблизили наши головы, чтобы слышать друг друга. Сергей принялся говорить.
– Извините, что я вчера так неожиданно убежал. На меня  чрезвычайно подействовал ваш рассказ, ну… о той девушке. Разбередил душу. Мне надо было маленько подумать. Блин… Не знаю даже, с чего начать. В спецназе ведь не разговору обучают, а умению  четко выполнять приказы и команды. Это, конечно, правильно. Ликвидировать опасного террориста, врага – это было выполнением служебного долга. Это нормально. Но… один раз и я был готов на «беспощадное и бессмысленное» убийство.

Он тяжело вздохнул, перевел дыхание и продолжил рассказ.
– Еще во время службы я познакомился с девушкой. Звали ее Людмилой. Короче,  случилась у нас любовь-морковь, и мы собирались пожениться, как только я вернусь с армии. Долгожданный день настал, я, словно, на крыльях, примчался в Москву. Утром я еще разговаривал с ней по телефону, «люблю», «целую» и все такое прочее... И вдруг  днем узнаю, что она убита...
Сергей замолчал, лицо ее передернулось, словно по нему прошла судорога. Потом искоса взглянул на меня.
– Да-да. Это она. Та самая девушка.
Он прикрыл глаза, воспоминания давили на него всей своей могучей тяжестью.
– Я не помнил себя. Наверное, именно такое состояние бывает, когда говорят – «мир перевернулся» или «обрушилось небо». Я примчался в полицию, где находился убийца, стал требовать, чтобы мне срочно привели его, я, мол, хочу взглянуть ему... На самом деле я был готов его убить. И точно бы сделал это. Я находился в каком-то помешательстве и не соображал, что делал. Меня схватили… Очнулся я позднее в незнакомом кабинете, лежал на диване. Голова была тяжелая, меня не отпускала тупая давящая боль в груди. Врач сделал мне укол. Потом пришел какой-то работник полиции, оперуполномоченный,  я не запомнил его фамилии, мы с ним еще пили чай с бутербродами. Он расспрашивал меня о Людмиле, обо мне… Потом отпустил.

Двойнов долго смотрел на бурное море, которое по мере приближения утра постепенно успокаивалось.
Я внимательно слушал Сергея. Я хорошо помнил тот день. Мне позвонил дежурный по отделению и доложил, что явился жених убитой девушки, требует убийцу, ведет себя как помешанный. Что делать? Я в то время находился на срочном задании и приехать не мог. Велел вызвать врача. Да, тогда мы с Двойновым не встретились, но… Вот, судьба все-таки свела нас здесь.
– Ты тогда прилично побушевал, – сказал я Сергею. – Порвал китель у полицейского, когда тебя пытались утихомирить. Позднее я пытался с тобой встретиться, хотел поговорить, но ты уехал из Москвы.
–  Эх, Владимир Викторович… Моя первая и самая сильная любовь всегда будет жить в моем сердце. – Он вздохнул. – Ладно, начистоту так начистоту. В моей жизни случилось несколько, так сказать,  предательств. Да-да, именно предательств, которые стали поворотными в моей судьбе.
Первое, – когда я был еще подростком. Отец бросил нас – мать и трех детей, оставив семью без денег. Я ему это так и не простил. Попытки отца позднее восстановить со мной отношения разбивались о гранит моего решительного «нет».
Второе предательство было совершено, когда я служил в спецназе. В стране, если помните, начался очередной экономический кризис. Тогда нам, сотрудникам спецслужбы, урезали на десять процентов должностные надбавки. Большие начальники утверждали, надо всем экономить, ради страны мы должны немного потерпеть. Мы это понимали…

Но однажды нас поднимают по тревоге и говорят, что мы идем на ответственное задание. Как сейчас помню, было холодно, шел дождь… А что оказалось на самом деле? Местный олигарх устроил своему сыну пышную свадьбу, и мы, сотрудники спецназа,  элитное подразделение, должны были ее охранять.
Он помолчал, тяжело вздохнул, покачал головой.
– Это была не просто обычная свадьба. Не менее тысячи богато одетых гостей. Я видел невесту в шикарном платье – два пажа несли ее шлейф. Говорят, платье заказывали во Франции за сотни тысяч евро. Выступали звезды шоу бизнеса, которых я мог увидеть до этого только по телевизору, иностранные и наши певуны и певуньи. Каждому, вроде, заплатили по миллиону долларов. Все прославляли щедрость олигарха. Губернатор подобострастно жал ему руку и говорил разные приятные слова. Была веселая музыка, огромный салют, как во время празднования дня Победы...
 Мы же с коллегами мокли под дождем, переглядывались друг с другом и злобно матерились. И каждый думал: вроде говорили, что всем надо экономить… А тут  напоказ такая роскошь. Сумма, которую олигарх выложил на свадьбу,  превышала годовой бюджет нашей области. Мол, знай наших! Ну, совсем как пир во время чумы. Или быку дозволено все, кажется так?

Вот тогда я и решил бросить службу. Ведь присягал я на верность не олигарху или губернатору… В душе  образовалась  не просто зарубка, а целая пробоина.
Да, Владимир Викторович вы правы: я действительно уехал из Москвы. Маялся, пытался открыть собственное дело, сошелся с бывшим одноклассником, который занимался строительным бизнесом, вложил все свои сбережения, что удалось накопить за время службы… Но недаром говорят, рожденный ползать – летать не может. Я ведь, когда в спецназе служил,  то привык полностью доверять коллеге, как самому себе. Там по-другому нельзя – если взаимодоверие пропадает, все летит к черту, в том числе и жизнь… А в бизнесе, увы, не так. Тут во главе угла – личный интерес, а все остальное по боку.
Короче, кинул меня бывший одноклассник, нахапал денег и сбежал за границу. Ищи теперь ветра в поле. Остался я без средств и без работы. Ну, потом устроился на таможню. Там познакомился с женщиной с редким и красивым именем – Владислава, которая смогла утешить мою душевную рану.  Женился, родилась у нас дочка Машенька. И тут вдруг этот конкурс. Я сразу подумал – вот мой счастливый час. Сделаю все, чтобы получить  пять миллионов.
Сергей подумал, вздохнул и добавил:
– Но, похоже, опять не судьба.

Он снова вздохнул:
 – Вот так, возникают какие-то обстоятельства, и ты начинаешь многое воспринимать по-иному. Так и у меня.  Раньше были «понты-понты», хотелось всего и сразу: машину, классную квартиру, одежду от «фирмы», весь ты из себя крутой, пальцы веером и все такое прочее. Не один я такой. А сейчас – как то стало не по себе. Словно кошки по сердцу скребутся. Да, я желал получить эти пять миллионов. Но не ценой гибели моего товарища… Не дай Бог.
Он пристально взглянул на меня. 
– Скажите, Владимир Викторович, вы мне верите?
Пожалуй, я ему верил. Но одна мысль не давала мне покоя: только небесам известно, что  может рождаться и зреть в голове недовольного человека, на фоне несбывшихся надежд и неосуществленных планов.
И еще, неужели нужна катастрофа, чтобы в  людской голове  что-то сдвинулось?

9

Дождь к утру прошел, и даже выглянуло солнце. Маленький плот, который мы соорудили из бамбуковых стволов, обвязав их стропами от парашюта, болтало на волнах так, что едва не переворачивало. Нам стоило огромных усилий удерживать его в равновесии. Пришлось сделать большую дугу по прибрежной полосе моря, прежде чем мы отыскали среди  бушующей стихии узкий клин более-менее спокойной воды. И теперь медленно,  с огромной осторожностью, лавируя и работая двумя веслами, продвигались вперед. Не сразу нам удалось добиться синхронности движений. Я сидел спереди и удерживал веслом утлое суденышко в нужном направлении, чтобы его не крутило туда-сюда. Более сильный Сергей делал мощные гребки. Тяжело дыша, мы наконец втянулись в узкое пространство бухты и выбрались на песок.

Вот оно, то самое злосчастное место. После тщательного его осмотра ничего подозрительного мы не обнаружили.
Это действительно уже походило на какое-то наваждение, если бы не мысль, которая меня, как бывшего следователя, не отпускала – кто-то специально уничтожает следы преступления.
В самой глубине бухты в скале, над поверхностью воды, мы вдруг увидели небольшое отверстие, вполне достаточное для того, чтобы в него мог втиснуться человек. Что это? Сергей первым полез в воду, доплыл до странного отверстия, внимательно его осмотрел. Потом махнул мне рукой. Через минуту я был около него.
– Похоже, здесь вход в пещеру. Что будем делать? – спросил он.
– Попробуем пробраться туда.
Я поплыл сквозь темную дыру и через пару метров почувствовал, что очутился в каком-то пространстве. Скоро мои глаза стали различать некоторые контуры. Эта была небольшая пещера, тусклый свет откуда-то сбоку едва освещал ее.
– Блин, да что это такое? – услышал я за своей спиной удивленный голос напарника.

Привыкнув к слабому освещению, глаза позволили рассмотреть пещеру. Она была длиной метров восемь, с левой ее стороны отвесная стена уходила в воду, а с правой был  неширокий берег, где мы, помогая друг другу, скоро и очутились. Перед нами  оказалась небольшая ровная площадка, на которой лежал плоский камень. Можно было различить какие-то знаки, выбитые на камне. Мы с Сергеем переглянулись. На камне проглядывались три буквы – R. I. P.
Ошеломленный, я никак не мог  сразу сообразить, что это за знаки. Тут же почувствовал, как Сергей схватил меня за руку.
– Идем отсюда. Бежим скорей.

Мы стремительно кинулись в выходу и опомнились только тогда, когда выбрались наружу, оказавшись снова возле нашего плота. Немного придя в себя, я обеспокоенно спросил Сергея.
– Что с тобой? Все ли в порядке?
– Никогда не верил в мистику, – плотно сжав губы, выдавливал из себя слова Сергей. – Считал, это все бабушкины сказки. Но тут меня охватил какой-то невероятный ужас. Я там чуть не задохнулся. Воздуху перестало хватать. Едва не сдох.
Это действительно походило на какое-то наваждение, если бы не удивительные обстоятельства.
Не далее, как позавчера вечером Саша читал нам главу из своего приключенческого романа, там пират убивает своего приятеля, прячет труп в пещере, а сверху кладет камень с надписью R. I. P. – «Покойся в мире».
Вот это да! Что все это могло означать?

10

– Откуда тебе известно про грот, про могильный камень с надписью? – набросился коршуном Двойнов на Сашку-пирата, когда мы возвратились в лагерь.
Сашка растерянно захлопал глазами.
– Не строй из себя невинную простушку, – рассердился Сергей. – Все ты прекрасно понимаешь. Когда ты там был?
– Я не был там никогда, – наконец выдавил из себя Сычев.
– Не ври.
– Ей-богу,– Сашка даже перекрестился. – Мне про эту пещеру и камень поведал Николай.
– Что? – Двойнов переглянулся со мной. – И ты ничего никому не сказал!
– Да как тут скажешь, когда такое заварилось! Да заикнись я, вы все скажете, что я… , что я …, – он никак не мог выдавить из себя, – убийца.
– И ты решил, что лучше смолчать, – напирал Сергей.
Удрученный Сашка не отвечал.
– А может, тебе еще что-нибудь известно?
Совсем растерявшийся пират кивнул головой.
 – Еще Николай показал мне  старинную монету, которую там нашел… Он высказал предположение, что в пещере может быть зарыт клад, и хотел тщательно ее обследовать.
– И ты все это знал и скрывал, – развел руками и почти кричал Двойнов. –  Так ты там все-таки был или нет?
– Да не был, я же сказал. Мы с Николаем только собирались ее осмотреть, но…
– Ну, что же, по-моему, Владимир Викторович, все ясно. Он врет.

Сашка подавленно замолчал. А я, как говорится, переваривал услышанное. Я не был, подобно Сергею, склонен делать поспешные выводы.
Хотя информация и в самом деле была убийственной. Как все ладно сходилось: сломанная видеокамера, выброшенные фотоснимки, клад и, наконец, смерть Николая – все замыкалось на Сычеве. И повод для убийства сразу нарисовался – желание завладеть кладом. Но…
 Я по опыту знал, когда все так идеально совмещается, значит, что-то не так. Значит, жди подвоха. Нет, надо еще раз обдумать и проверить. Никогда нельзя терять чувство реальности, особенно в состоянии эйфории от внезапно свалившегося на голову открытия, которое вроде как само далось в руки. Я знал, массу примеров, когда победа вдруг становилась весьма призрачной и превращалась в свою противоположность, а пойманная птица «истины и счастья» немедленно исчезала в небесах...

Ну, не походил Сашка на убийцу! Шалопай?  Да. Озорной? Да. Легкомысленный, часто беззаботный, беспечный, подверженный рефлексии… И еще, он не был способен ловчить.
 Так-то оно так. Однако, как говорит поговорка, – «и на старуху бывает проруха». И все же – факты, факты. Их ведь надо связать как-то с образом Сашки. Или отделить друг от друга.
Неужели  тысячи лет цивилизации так и прошли бесследно и ничему человека не научили? Он как был дикарь так им остался. Или настроение у меня такое,  уж слишком поганое, что подобные мысли стали одолевать? Стоит человеку попасть в соответствующую ситуацию, избавиться от внешних скреп, и он перестает быть цивилизованной личностью? 
– Хорошо,- сказал я,- поставим вопрос так: кто еще знал об этом кладе?
Все молчали.

И тут случилось то, чего никто не мог предвидеть. Разъяренная Татьяна, как тигрица, подскочила к Сергею, вот-вот разорвет.
–  Ты…, ты…, – кричала она в гневе. –  Да как ты смеешь? Ты, который всю игру комбинировал, мухлевал, избавлялся от неугодных... Я все знаю! Все! И как ты шпионил за Николаем, как хотел выкинуть его, спровоцировать несчастный случай... А теперь вдруг решил стать чистюлей... Не смей обвинять Сашу! Ты его мизинца не стоишь… А ведь он называл тебя Большим Другом. Сволочь ты, а не друг.
Похоже, и сам Сашка не ожидал такого выпада от своей  тихой и покладистой возлюбленной. Глядел на нее восхищенным взглядом.

А Сергей? Он совсем не возражал, не протестовал, лишь удивленно рассматривал Таню, словно впервые видел. Так смотрит, бывало, огромный пес на маленького котенка, который, выгнув спину и взъерошив шерсть, смело наступает на него. И пес, глядя искоса, смущенно опускает голову и покорно ретируется.

– Кто взял спички? – вдруг спросила Вероника. –  Где спички? Дождь совсем залил костер, надо его разжечь.
Ее слова вывели всех из состояния стопора. Мы как-то сразу засуетились, забегали, принялись искать спички.  В пылу происшедших событий и возникших на их почве острых баталий все как-то забыли, что надо поддерживать огонь. А без костра пропадем. Увы, спичек нигде не было.
И вдруг Вероника вспомнила:
– Николай прятал спички в…, – она замялась, – ну, в общем, в презервативе. Надо поискать.
 Я невольно усмехнулся: действительно, надежнее хранилище в нашем сыром климате придумать трудно. Весьма удобное  и многофункциональное средство.

Решили проверить сумку Николая, и тут, среди его личных вещей обнаружили кусок бамбука, один конец которого был заткнут тряпкой. Вытащили ее, тряхнули бамбук, из него выпал наполненный чем-то презерватив.
Да, на наше счастье, там действительно оказались две оставшиеся спички.
А еще – потрепанный пергамент и странная монета. На одной ее стороне был изображен древний гербовый щит, на другой – крест. Начитанный Сашка тут же предположил, что это – старая испанская золотая монета под названием эскудо.
 Каждый из нас с каким-то благоговением и невольным страхом, словно соприкасаясь с великой тайной, подержал ее в руках.
Потом все долго и внимательно рассматривали старинный пергамент. На нем была нарисована какая-то карта. Внимательно всмотревшись, мы поняли, что это был грубо начерченный план нашего острова и той самой злополучной пещеры, которую  сегодня посетили мы с Сергеем.
Крестиком в глубине грота был обозначен камень с надписью R. I. P.

11

– Ты талантливый, яркий и дерзкий, как пламя, иногда больно обжигаешь, иногда твои искры дают яркий и теплый свет, – увещевала  своего возлюбленного Татьяна. – Тебе  только надо быть спокойнее, не выступать без нужды,  не вспыливать по каждому поводу. И не лукавить, думая, что ты самый умный. Ну почему, почему ты мне сразу не рассказал о кладе?
Они сидели на песке возле моря, которое, словно застыдившись ночного своего буйства,  теперь умиротворенно ласкалось, подкатывая к ногам влюбленных, неторопливые, чуть шуршащие волны. Спрятавшись за пальмой, на них посматривала игуана, словно спрашивала: вы почему не кормите меня? Действительно, о ней как-то позабыли. До нее ли теперь, когда такие дела закрутились!

– Да я ничего, – оправдывался Сычев. – Я как-то не придал этому особого значения. Ну да, Николай мне все рассказал: о том, как еще в самом начале игры он решил обследовать остров, ты ведь помнишь, какой он был любознательный, и случайно обнаружил эту пещеру, как побывал в ней и нашел там монету и старую карту. Незадолго до своей гибели он предлагал мне посетить этот грот. Говорил, правда, что попасть туда непросто. Он добирался туда вплавь, найдя узкое пространство среди кипящей воды. Рисковал смертельно. А мы с ним планировали использовать плот.
– И ты это скрыл от меня? – обиженно спросила Таня. – Как же так? Мы ведь договорились, что будем делиться всем. А ты  в самом начале уже был неискренен со мной.

–  Любимая, – Саша попытался было обнять девушку. Ах, эти опущенные вниз уголки губ, которые он так любил целовать! Но она обиженно увернулась от него. – Я хотел сделать тебе сюрприз. Думал, а вдруг действительно найду клад. Представлял, как насыплю к твоим ногам кучу золотых монет, хотел увидеть твое изумленное и радостное лицо. А теперь подумай – я бы растрепал, а вдруг там никакого клада нет. Как бы я выглядел! Поэтому я решил помолчать, пока все не выясню. Поверь, я с трудом сдерживал себя, так мне хотелось рассказать тебе. Не терзай меня, я сам очень огорчен, что так получилось.
Сашка был не просто огорчен, он был подавлен, почти раздавлен. Его любимая расстроена, и виноват в этом только он. А тут еще лучший друг подозревает его в убийстве. Он вскочил, подошел к самой кромке воды, присел на корточки и машинально окунул руки в теплую воду. Татьяна приблизилась к нему.

– Ты ведь не веришь, что это мог сделать я? – Сычев обернулся к ней, быстро-быстро заморгал, словно его одолел нервный тик. – Я про несчастного Колю…
– Я верю тебе, – тихо сказала Татьяна. – Но теперь тебе надо убедить в этом других.
Она, задумавшись, надолго замолчала. Сашка виновато взглянул на нее.
– Я должен тебе еще кое-что сообщить, –  он вздохнул. – Ведь это я стер снимки в фотоаппарате Владимира Викторовича. Так получилось совсем случайно. Я решил посмотреть, что именно он фотографирует, а когда обнаружил фотки Николая с ножом в спине, был до чрезвычайности  ошарашен. И нечаянно нажал какую-то кнопку. Все снимки исчезли…  Только признаться в этом не было никаких сил.  А теперь поздно. Теперь стали подозревать меня. Знаешь, я иногда думаю, это что-то неестественное, какая-то  страшная мистика повседневности, в которую невозможно поверить, если бы только она не была реальностью.
– Бог мой, как все запуталось! – воскликнула Татьяна. – И зачем только я согласилась участвовать в этой нелепой игре? Нет, нет, – тут же возразила она сама себе, – иначе я не встретила бы тебя. А это самое важное. Как же нам быть? Думаю, мы должны обо всем рассказать Владимиру Викторовичу. Он умный, деликатный, он поймет. Как замечательно, что его не вывели из игры раньше! Ведь хотели…
– Да, это было бы большой ошибкой, – согласился уныло Сашка. Он взял ладонь Татьяны, сжал ее, потом поцеловал. – Спасибо тебе за все, моя  верная Акбаль. 
Он грустно усмехнулся и, словно маленький обиженный мальчик, вымолвил:
– Сергей решил все взвалить на меня. Тоже мне «Большой Друг» называется.
– Неужели все-таки это сделал он? – покачала головой Татьяна. – Да, он много раз поступал непорядочно. Но чтобы такое…

12

Жил-был один американец. Прожил он семьдесят один год, и в течение всей жизни в него семь раз попадала молния. И ни разу не убила. Он даже попал в книгу рекордов Гиннеса как «человек-громоотвод». Правда, умер он все равно не своей смертью, правда не от молнии – покончил жизнь самоубийством… от неразделенной любви.
К чему я все это рассказываю? Просто потому, что меня, наверное, тоже пора заносить во всемирную книгу рекордов как человека, которому в течение жизни трижды приходилось искать и находить клады. Такая уж у меня планида! Несколько лет назад мы нашли сокровище в Ейске на даче у моего друга Михаила Бондарева. Позднее при расследовании смерти Кати Бежевой я отыскал спрятанные в дупле дуба пятьсот тысяч долларов… И вот теперь схожая ситуация складывается в третий раз. Снова, кажется, замаячил таинственный клад. Вольно невольно, поверишь в некую  жизненную предопределенность. Словно петля времени вновь и вновь затягивалась надо мной.

Я никогда не видел этой пресловутой книги Гиннесса, о которой так много говорят, но представил, что именно будет там написано обо мне. Например,  броский заголовок: «Человек, трижды нашедший клад», и далее – сведения обо всех моих находках. Думаю, информация привлечет внимание, и я попаду в мировую историю.
Я усмехнулся. Ну, размечтался… Хотя сейчас совсем не весело, а наоборот, очень даже тревожно. Ситуация не только не становится яснее, а все больше и больше запутывается.

Опыт следователя давно меня научил: не надо бояться быть обманутым (следователя часто пытаются обмануть, и он к этому привык). Но  всегда смертельно опасно  обмануть самого себя.
Я не был согласен с Сергеем в том плане, что все мы  здесь на виду друг у друга, потому никто из присутствующих такое совершить не мог. Объективно – мог быть кто-то из «своих». Расчет убийцы был достаточно прост: Николай, мол, пошел купаться, не справился с волнами, и его унесло в открытое море. А там – зубастые акулы... Несчастный случай! Только не учел преступник, что море не захочет принять тело, а вернет обратно на остров, в бухту, где я его и обнаружил.

Однако, увы, мое расследование ни к чему так и не привело. Не сходятся концы с концами. По каждому подозреваемому есть большие сомнения. А все сомнения, как говорится в законе, в пользу подсудимого.  Кого же  тогда подозревать? Остается только меня самого!  Я снова усмехнулся. Вот парадокс.

Один мудрый закон гласит: если внутри  некоей системы невозможно найти правильного решения, значит, оно (решение) лежит где-то во вне. Но как этот закон применить к ограниченному пространству острова и к нашему узкому кругу его обитателей? Кто, кроме нас, может быть причастен к трагическому событию, если больше никого на острове нет? Вопрос, на который у меня нет ответа.
Как много произошло за эти два дня! Впрочем, завтра сюда прибудут организаторы. Что они здесь увидят? Да, конечно, ужаснутся. К какому непредсказуемому финалу привел их пресловутый социально-психологический опыт!
Затем начнется официальное следствие. И тогда, вероятно, что-то прояснится.

А пока я предложил своим товарищам по несчастью маленький эксперимент. Или ритуал проверки на искренность, –  как хотите!  И надо же – все сразу согласились. Какие, однако, они стали послушные.
Мы сели в кружок друг перед другом, положили руки на колени ладонями вверх. Затем, не отводя друг от друга взгляда, каждый должен был произнести одну единственную фразу. Первой это сделала Татьяна. Глядя на своего возлюбленного, она легко и просто сказала:
– Я не убивала.
Эмоциональный Сашка-пират быстро-быстро заморгал, так всегда он невольно делал  в минуты  глубокого волнения, и произнес, словно выдавил из себя:
– Я не убивал.
Сергей сказал очень спокойно:
– Я не убивал.
Вероника глубоко вдохнула воздух (точно так же, как на испытаниях с личинками – чтобы преодолеть отвращение и заставить себя их проглотить)  и выдохнула:
– Я не убивала.
После этого все уставились на меня. И я повторил уже сказанное ими:
– Я не убивал.
Все теперь ждали от меня разъяснений. Действительно, зачем я пошел на такую, по их мнению, глупость?

Есть такое следственное действие – очная ставка. Когда кто-то врет, а другой говорит правду, то их сводят друг с другом, и каждый должен перед лицом другого повторить свои показания. Нередко в таких случаях лжец не выдерживает и, как любят говорить следователи, «раскалывается». Вот я и подумал, пусть каждый поклянется в своей невиновности «перед лицом своих товарищей» – как в пионерском торжественном обещании. И возможно, кто-то выдаст себя, хотя бы взглядом, нечаянным словом,  невольным движением души.

Увы, я вынужден признать, что  мой эксперимент не удался. А может, наоборот, подтвердил мысль, что виноватых среди нас нет? Тогда кто?
Так я им и объяснил. И тут Сергей мягко сказал:
– Послушайте, Владимир Викторович. Может, вам действительно что-то показалось? Говорят, бывают такие случаи – разные там слуховые, зрительные и голосовые галлюцинации.
Что я ему мог на это ответить? Конечно, сказал, что ничем подобным не страдаю и никогда не болел. Но ведь и доказательств собственной правоты у меня никаких нет. Кроме того, что бедный Николай исчез.
 И тут с неожиданным заявлением выступил Сашка:
– Владимир Викторович абсолютно прав. Я лично видел те самые фотографии. Николай и в самом деле убит. В его спине был нож. Только…, только, я нечаянно  их стер. А потом побоялся в этом признаться.
– Та-а-к, – протянул Сергей. – Кажется, что-то начинает проясняться. Или, –  тут сделал многозначительную паузу, –  еще больше запутываться.
Ему никто не ответил. А Татьяна вдруг сказала:

– Раз уж мы решили стать такими правдолюбцами, то  предлагаю всем покаяться. Рассказать, что он сделал не очень хорошее, будучи на этом острове. Или просто помыслил такое сделать.
Все  с удивлением посмотрели на нее. Лишь губы Сергея скривились в легкой, еле заметной усмешке. Мол, еще одна помешанная.
– А почему бы и нет? – поддержала подругу Вероника и тут же быстро добавила: – Только мне каяться совсем не в чем.
– Я каюсь в том, что никому не сообщил о кладе, не признался сразу в порче фотоснимков, – сказал Сычев. – А еще в том, что в сговоре с Большим Другом хотел сделать так, чтобы Николай проиграл, а выигрыш достался Двойнову. И в том, что этот выигрыш мы хотели между собой поделить.
Я увидел, с какой гордостью посмотрела на своего возлюбленного Татьяна. Еще  заметил, как трудно амбициозному Сергею Двойнову переломить себя и начать в чем-то признаваться.
– Да, я был не во всем прав, – тихо, ни на кого не глядя, выдавил он. – Согласен с тем, о чем сказал Стайкер. Но самое главное, каюсь в том, что  понимал – это настоящее свинство, но все равно хотел сделать.
И, подумав, добавил:
– А вот тот олигарх, кажется, не понимал, какое это огромное свинство – заставлять спецназовцев охранять его свадьбу? Только ему было наплевать...
– Какой олигарх? – спросила Татьяна. – Какую свадьбу?
– Да так, – махнул рукой Двойнов. – Владимир Викторович знает.
– Интересно, за сколько дней может деградировать человек, если его оставить без средств существования. Робинзон Крузо доказал, что деградации не наступает, пока не потерян смысл бытия. А какой смысл нашей жизни здесь? – вдруг спросил Сашка-пират, оглядывая поочередно всех нас. Никто ему не ответил.

– Ужасно есть хочется, – вдруг сказала Вероника. – Пойду принесу кокосы.
Под пальмами в деревянном ящике у нас хранился запас плодов. Туда и направилась Вероника. Сычев стал искать нож, которым мы обычно разламывали кожуру кокосов и плодов хлебного дерева и вытаскивали мякоть.
– Где нож? – спрашивал Саша. – Кто взял мачете?
Всего у нас было четыре ножа, но один исчез вместе с Николаем. Должны оставаться еще три. Без них мы на острове, как без рук. Все усердно принялись за поиски мачете, –  увы, их нигде не было. Что за новые фокусы?

Вдруг  мы услышали испуганный женский возглас. Крик как-то быстро сник, словно женщине внезапно зажали рот. Мы  переглянулись.
Из-за пальм появился мужчина, который прижимал к себе Веронику, приставив лезвие ножа к ее горлу. Мужчина остановился в нескольких метрах от нас. Блики от костра играли на его исхудавшем лице, глаза  лихорадочно блестели.
– Никому не двигаться, – скомандовал он. – Иначе…
И он выразительно, но как-то совсем по-киношному, провел ножом рядом с горлом девушки.
 Мы сразу узнали его. Это был Цельский – наш бывший игрок, соперник и враг.

13

– Значит так, – скомандовал Цельский. – Пришло время нам за все поквитаться. Вы отдаете мне карту, и только после этого я отпускаю женщину.
Мы переглянулись.
– Какую карту? – сделал удивленное лицо Двойнов. – Никакой карты у нас нет.
– Не надо «ля-ля» –  угрожающе сказал бывший соплеменник. – Мне нужна карта пещеры, которую нашел Николай. Ну, живо!
И он снова провел ножом рядом с шеей Вероники.
«А ведь руки-то у него дрожат, – отметил я про себя. – И ведет он себя не как настоящий бандит, а  слишком уж демонстративно. Одним словом, так, как по его представлению, вроде должен себя вести злодей. Правда от отчаяния и волнения может совершить нечто непоправимое».
Мы молчали. Вероника умоляюще глядела на нас.

–  Да отдайте вы ему эту карту, – вдруг категорически сказала Татьяна. – Кто знает, что у него на уме.
Сергей нехотя полез в нашу хижину и выкинул старый пергамент под ноги Цельскому. Тот, крепко держа Веронику за запястье, заставил ее  нагнуться и поднять карту с земли.
– Всем стоять на месте, – пятясь и размахивая ножом, потребовал Цельский. – Я отпущу женщину только тогда, когда буду уверен, что нахожусь в полной безопасности.
И вместе с Вероникой он исчез в гуще леса.

14

Молчание, которое повисло над нашим маленьким лагерем, было зловещим и тревожным.
– И что нам теперь делать? – ни к кому собственно не обращаясь, спросила  Татьяна.
Никто ей не ответил. Но в напряженной тишине чувствовалось, что все ждут именно моего слова, как человека старшего и более опытного.
 Вот так неожиданно  изменилась ситуация, а вместе с ней в нашем  маленьком обществе сдвинулся и центр власти. От Сереги Двойнова он теперь окончательно перешел ко мне.
Конечно, надо спасать Веронику. Но как?

Признаюсь, я так и не смог до конца  распознать эту женщину. Как-то она сказала, что иногда чувствует себя примерной послушницей, запертой в строгом монастыре, которой предназначено нести тяжкий крест. А порой называла  себя стервой. Как однажды в шутку заметила, ей свойственен эффект губной помады, и пояснила, что может экономить на всем, но в качестве компенсации никогда не откажет себе в покупке лишней помады.
При нас, впрочем, стервозность свою никогда не выказывала. Умница, красавица, выдержанная, охотно помогавшая другим, стойко переносившая все тяготы нашей островной жизни. Ее практические советы отличались толковостью и почти всегда принимались нашим обществом. Это она придумала использовать в качестве посуды скорлупу от кокосовых орехов, она, ценившая во всем порядок и чистоту, немало сделала для создания подобия некоторого уюта в нашем диком хозяйстве.
И все-таки, Вероника была «вещь в себе». Порой долго сидела в тени деревьев в полном  одиночестве. О чем размышляла, что задумывала? Как-то пояснила, что ее имя –  Вероника – означает «приносящая победу!». Добавила, что обеспечит победу тому, кто  всегда будет с ней и ее не предаст. А  с теми, кто стал ее врагом,  она никогда не церемонится и их не прощает. Цельского ненавидела всей душой, о чем не раз говорила.

И вот теперь  оказалась  заложницей в его  руках. Что он с ней  может сделать?
 И еще: откуда Цельский узнал про карту и клад? Как он снова очутился на острове, если по условиям игры сразу после голосования его должны были отправить домой, на Большую  землю.
Вопросы важные, серьезные, но думать сейчас о них  у меня не было ни времени, ни желания.
Вооружившись дубинками, мы направились по следу Цельского. Татьяна ни за что не захотела оставаться в лагере и пошла вместе с нами.

15

По дороге Сашка рассказал нам о старой хижине, расположенной на другой стороне острова, и предположил, что, судя по направлению, Цельский с заложницей направился именно туда. Идти по ночному острову по колено в болотной жиже, среди запутанных кустов, корней и ветвей деревьев было нелегко. Ни никто  из нас даже не заметил этих трудностей.
Всех вела одна единственная мысль – во что бы то ни стало спасти соплеменницу, попавшую в беду. Уже ни у кого не было сомнений в том, что настоящим убийцей был именно Цельский. И если он совершил одно страшное преступление, то ему ничего не стоит пойти на второе.

Наконец появилась старая хижина, о которой рассказывал Сашка.
Но едва мы подошли к ней, как совсем рядом раздался рев взведенного мотора, и в свете луны, мы увидели, как от берега быстро отчаливает моторная лодка. На ее борту мелькнули смутные силуэты двух человек. В растерянности мы остановились на берегу моря  у самой кромки воды.
– Все понятно, – воскликнул Сергей, – Цельский помчался к пещере за кладом. А Веронику прихватил с собой. Вперед, за мной! Пока он будет огибать остров по морю, мы быстрее его доберемся до пещеры.
И снова почти в полной темноте мы помчались к «зловещему пирату» – так между собой мы окрестили скалу, напоминающую человеческую голову в бандане. В который уже раз я дивился тому, как легко и стремительно нам давался тяжелый обычно переход сквозь густую и  болотистую мангровую чащу. Словно благородная цель спасения соплеменника, которой  все мы были заряжены, раздвигала перед нами все преграды.

Однако, когда мы наконец оказались рядом со скалой, то в растерянности остановились у ее подножья. В пылу погони мы совсем забыли, что без плота или длинной и крепкой веревки нам не  добраться до маленькой бухты, ведущей в пещеру. Отчаянный Сашка  хотел было броситься в море и саженками доплыть до цели, но все горячо запротестовали, и он, слегка подумав, отказался от этой безумной идеи. В полном безмолвии уселись мы на песчаный берег, тоскливо размышляя о безнадежности нашего положения.
Сквозь морской прибой послышался все приближающийся звук ревущего мотора, и вскоре в рассветном полумраке  показалась лодка. Мы видели как рулевой, а им был Цельский, отчаянно  боролся с волнами, грозящими перевернуть утлое суденышко, и  ему с трудом удавалось придерживаться нужного курса. Вероники не было видно, скорее всего, злодей связал ее и бросил на дно лодки. Наконец моторка, успешно пробравшись через бушующий кипяток волн, скрылась в маленькой бухте.

Сергей вскочил на ноги.
– Полезу наверх, посмотрю, что он там будет делать.
Мы последовали его примеру и стали карабкаться на скалу.
Когда мы добрались наверх и заглянули в пропасть, то увидели в бухточке  только пустую лодку. Ни Цельского,  ни Вероники рядом не было.  У каждого из нас мелькнула тревожная мысль: неужели он убил ее, а труп затащил в грот, чтобы там бросить?
Уже совсем рассвело, когда из пещеры по грудь в воде появился Цельский.  На его плечах был большой мешок, от веса которого он сильно сгибался и едва передвигал ноги. Добравшись до лодки, он бросил мешок на корму. Даже мы, находясь на тридцатиметровой высоте, услышали стук  об лодку чего-то очень тяжелого, звонко металлического.  Немного отдохнув, Цельский снова полез в пещеру и спустя примерно десять минут выбрался оттуда с новым мешком. А потом и с третьим. Больше он в пещеру не пошел, распределяя тяжелый груз равномерно по всей лодки и собираясь, по всей видимости, отчалить.
Понимая, что ничего сделать не сможем, мы в отчаянии наблюдали за его маневрами.
– Послушай, Цельский, – закричал Сергей Двойнов. – Неужели ты думаешь, что тебе удастся скрыться с сокровищами?
Цельский поднял голову и, увидев нас,  усмехнулся и помахал рукой.
–  Привет, ребята. Скоро я буду так далеко, что ни одна собака меня не найдет. А вы оставайтесь на этом вонючем острове ради каких-то жалких пяти лимонов.
 – После того, что вы тут наделали, вас отыщут где угодно и будут судить, – крикнул я.
– А я ничего такого не делал, – ответил Цельский. – Искать и находить клады никому не запрещено.
– А смерть Николая? А Вероника?
– Ну, это еще надо доказать. Впрочем, сейчас сами увидите.

То, что произошло потом, заставило нас проглотить в изумлении язык. Из пещеры показалась живая и невредимая… Вероника. Она подняла голову вверх, внимательно оглядела нас и, ни слова не говоря, подошла к лодке. Вместе с Цельским они столкнули лодку в воду, и оба забрались в нее. Цельский завел мотор и стал медленно выводить суденышко из бухты. 
– Неужели мы дадим им уйти? – наконец в отчаянии спросил Сашка.
– А что мы можем сделать? –  угрюмо ответил  Сергей.
– Вот это да! Они сговорились! – воскликнула Татьяна. –   И эта стерва все время жила вместе с нами, делила кров, пищу…, – и, качая головой, повторила. – Неужели мы дадим им уйти?
          – Веро-Веро-Вероника, приносящая победу, – вдруг пропел Сергей Двойнов и нервно рассмеялся. – Вот зачем она просила научить ее метать ножи. Способная однако оказалась ученица.
Он схватился сначала за голову, потом закрыл руками лицо. Я никогда не видел обычно уверенного в себе кандидата в победители в таком отчаянии.
– Какой же я идиот! Когда же я научусь не верить людям?

Двое в лодке тем временем, понимая, что им ничего не угрожает, и  что мы для них никакой опасности не представляем, неторопливо  выбирались из бухты. Им предстоял трудный переход через бурлящие рифы, чтобы выбраться к чистой воде и открытому пространству. Нам же только оставалось молча, скрепя сердце, наблюдать за тем, как преступники станут удаляться, пока не исчезнут в безграничном морском просторе.

Общая картина преступления вдруг ясно представилась мне. То, что мудреную комбинацию придумала Вероника, действительно «серый кардинал», у меня сомнений не было. Цельский с его скандальным характером больше, чем на громкую свару и занудливое нытье, способен не был.
Я снова подивился ее уму, правда, теперь имеющему огромный знак минус. Как же все тонко она задумала! Лишь маленькая случайность не позволила ей осуществить замысел в полной мере. Надежда на природное ЧП, как  на причину смерти Николая, не оправдалась. Море не захотело принять тело бедного юноши, а выбросило   на берег, в маленькую бухту, где я его и обнаружил.
Но зато остальное было разыграно, как по нотам. Ночное похищение – этот маленький спектакль  сделан был так, что  у зрителей в реальности происходящего сомнений не возникло. Она понимала, что мы, конечно, бросимся в погоню, чтобы спасти ее. Поэтому заранее был подготовлен катер,  на котором прибыл на остров Цельский. Он, искусно разыграв похищение, забрал ее с собой и, как говорится, концы спрятаны в воду. Лично она не причем, поскольку идеально выступила в качестве потерпевшей, заложницы.

Да, по всему видно, что в театральном институте она зря время не теряла. Какую однако талантливую актрису потеряло театральное общество! Правда она, скорее всего, не ожидала, что мы тоже ринемся к бухте  и раскроем в конце концов ее истинную роль.
Впрочем, это уже никакого значения не имело. Она получила то, что хотела, к чему стремилась, клад в ее руках,  и вот-вот вместе с соучастником  они скроются навсегда.

И вдруг…. О, какое это чудесное слово! Его чрезвычайно любят писатели и кинематографисты. Оно позволяет им  выйти из затруднительной ситуации, из тупика, куда их завел неуклюжий сюжет, и резко поменять течение действия, чтобы благополучно завершить изрядно надоевшее повествование каким-нибудь  счастливым или не очень  окончанием.
Итак, вдруг… в прозрачном утреннем небосклоне показался маленький, как стрекоза, вертолет. Мы сразу его узнали, на нем обычно прибывали на остров организаторы игры и наши хозяева. Вскочив, мы отчаянно замахали руками, так что люди на вертолете не могли не увидеть нас. Вертолет стремительно приближался к нам.
Однако, если его появление нам доставило неописуемую радость, то тем двоим  на лодке – тревогу и отчаяние. Мотор на их лодке яростно взревел, и задрав нос, она помчалась вперед.
Оба искателя приключений забыли об осторожности, и это имело для них роковое последствие. Волны яростно накинулись на лодку, закрутили, захлестнули водой, и наконец – перевернули ее. С высоты горы мы увидели, как из мешков, сверкая в лучах восходящего солнца, посыпались в воду желтые и белые  металлические кружочки. Море стремительно заглотило пиратское сокровище, надежно укрыв его в своей утробе.

Цельский и Вероника, оказавшись в море, отчаянно закричали, ударяя изо всех сил руками по воде.   Оба были неплохими пловцами и, наверное, смогли бы как-нибудь справиться с волнами.
Если бы… – вот еще одно удачное словосочетание и спасательный круг для сочинителя, но увы, отнюдь не для наших кладоискателей,  –  не акулы.
Дело в том, что после вчерашней бури  рыбешка подалась к берегу, а вслед за ней сюда приблизились и акулы. Даже мы со скалы видели их  мелькавшие спины и зубастые пасти. А каково сейчас было нашим бывшим соплеменникам в кишащем кровожадными хищниками море? 
Отчуждение и ненависть к ним тут же сменилась у нас жалостью и тревогой. Даже самым лютым врагам не пожелаешь такой смерти.

На вертолете тоже поняли масштаб возможной беды, потому что он резко сменил курс, сделал круг и приблизился к терпящим бедствие. Машина замерла  на высоте в десятке метров от них, с нее спустился веревочный трап, по которому быстро забрались вверх несостоявшиеся искатели приключений.
…Вертолет совершил посадку на песчаном берегу недалеко от нас. Из него вышли два знакомых нам организатора игры и пара полицейских.
– Вы не подавали никаких сигналов. Проверка показала, что видеокамера испорчена, связи с вами не было, –  сказал старший организатор. – Мы встревожились, не случилось ли что с вами, и как только погода позволила, прихватив  на всякий случай двух местных полицейских, вылетели сюда.
– Случилось, и даже очень многое, – глухо сказал Сергей Двойнов. – Полицейским  хватит работы надолго.

Татьяна беспокойно посматривали на  важных  от выпавшей на их долю миссии  полицейских. Сашка-стайкер сосредоточенно молчал.
Я оглянулся в сторону вертолета. Из иллюминатора выглядывали  серые лица и убитые глаза Цельского и Вероники… Для них игра была закончена. Увы, порой бывает слишком поздно чему-то учиться и что-то понимать.

Конец