Восточно-Прусская операция-1-9-2-7

Электронная версия данной книги создана исключительно для ознакомления только на локальном компьютере! Скачав файл, вы берете на себя полную ответственность за его дальнейшее использование и распространение. Начиная загрузку, вы подтверждаете свое согласие с данными утверждениями! Реализация данной электронной книги в любых Интернет-магазинах, и на CD (DVD) дисках с целью получения прибыли, незаконна и запрещена! По вопросам приобретения печатной или электронной версии данной книги обращайтесь непосредственно к законным издателям, их представителям, либо к автору!


В. Шпинев «Восточно-Прусская операция. Краткая хроника»–1-9-2-7.

Немецкие оборонительные сооружения в Германии, Польше и Восточной Пруссии (приграничные укрепления, укрепрайоны, бункеры, форты, полевые укрепления).

Форты Кенигсберга.  Слухи и легенды о подземных ходах и помещениях у фортов. Продолжение.

Из книги А. Пржездомского «Секретные объекты «Вервольфа»:

Поднимать, а тем более тащить тяжелые ящики по узким коридорам замка было нелегко, и люди в грязно-серой униформе без знаков различия, кряхтя и чертыхаясь, с трудом поворачивались в узких дверных проемах и на лестницах. Замок сгорел еще летом прошлого года, когда англичане и американцы совершили свой «террористический налет» на город. Тогда полыхали ярким пламенем тысячи домов Кёнигсберга, в считанные минуты превратились в прах дома Альтштадта — Старого города, стали зловещими дымящимися руинами Кафедральный собор, университет, почтамт, оперный театр, биржа и многие другие сооружения восточно-прусской столицы.
 
Северное крыло Королевского замка, где проводились работы, представляло собой остов некогда могущественного сооружения, построенного в годы господства Тевтонского ордена. Даже сейчас, когда все было разрушено, можно было видеть могучие стены со стрельчатыми окнами-арками, длинный ряд прямоугольных отверстий на уровне третьего этажа — следы рыцарской турнирной галереи, каркас старинного винного погребка «Блютгерихт» — «Кровавый суд», «примостившегося» у закопченных стен. Сгоревший орденский замок не утратил своего прежнего величия, только казался теперь более зловещим. В пустых закопченных оконных проемах виднелись мрачные ниши в стенах, скошенные, готовые рухнуть балки перекрытий, металлические решетки…
 
В течение последних трех недель в развалинах замка проводились интенсивные фортификационные работы по подготовке его к обороне. Для того чтобы это сделать наиболее профессионально, к работам были привлечены компетентные специалисты своего дела: бывший старший советник по строительству Ганс Гербах и советник кёнигсбергского управления подземного строительства Эрнст Мунир. Оба инженера неплохо знали особенности объемно-пространственной архитектуры Королевского замка, в том числе его многочисленных подземных лабиринтов и сооружений. Гербаха разыскали по указанию крайслейтера Вагнера в одном из батальонов фольксштурма, где он нес караульную службу на военных складах Шёнбуша[165], а Мунира — в подвале его полуразрушенного дома на Герхардштрассе[166].

Гербах и Мунир после инструктажа у крайслейтера Вагнера в подземном бункере под Домом труда были представлены в СД оберфюреру Бёме… Оба инженера-строителя заверили Бёме в том, что он может полностью полагаться на их преданность и что они готовы выполнить любое поручение.
 Бёме представил инженерам двоих офицеров — оберштурмфюрера Крайхена и оберштурмфюрера Вурца.
 — Эти сотрудники отвечают за сооружение и переоборудование подземных объектов в Кёнигсберге в интересах СД. Они будут контактировать с вами по некоторым вопросам. Вы обязаны выполнять все их указания беспрекословно…
 — Но, господин Бёме, — робко проговорил Гербах. — Крайслейтер Вагнер, когда мы были у него на прошлой неделе, сказал нам то же самое про себя… Он сказал, что мы должны беспрекословно выполнять только его указания.
 Бёме недовольно посмотрел на обоих. В его сузившихся глазах прочитывался едва скрываемый гнев.
 — Я еще раз повторяю: вы обязаны беспрекословно выполнять указания моих сотрудников. Что вам говорил крайслейтер — это его дело. Он отвечает за организацию фольксштурма и оборону города по линии партии. Я же отвечаю за все. Прежде всего за то, чтобы враги рейха и фюрера не могли помешать нашим доблестным солдатам защищать священную землю тевтонов. Я подчиняюсь только двоим начальникам — нашему фюреру Адольфу Гитлеру и рейхсфюреру Гиммлеру…

Так оба советника оказались посвящены в самые сокровенные тайны СД конца войны, в том числе связанные с созданием тайных баз «Вервольфа» на территории Кёнигсберга.

В течение буквально нескольких дней был прорыт туннель, соединяющий подземелье северного крыла Королевского замка с Альтштадтской кирхой. Он проходил через подвалы домов Старого города, петляя среди древних фундаментов, натыкаясь на дренажную систему, и соединялся с городским канализационным коллектором. На строительстве туннеля трудились свыше трех десятков человек, в основном польских рабочих из лагеря «Шихау» и строительного взвода «Оперативной группы Б».

Второй туннель, получивший условное наименование объект «Б-Зет», был сооружен в восточной части Королевского замка. Из подвалов здания Унфрида[167] шел старый рыцарский подземный ход. От него был прорыт, вернее… проложен среди фундаментов другой ход, который круто спускался вдоль Шмидештрассе[168] в сторону Прегеля. Этот туннель уже не имел выхода в канализационный коллектор, но соединялся с рядом сохранившихся среди развалин Старого города водосточных колодцев. Гербах и Мунир руководили всеми работами по сооружению туннеля, не понимая только одного: зачем нужен подземный ход в этом направлении? Ведь поверхность земли здесь шла под уклон, дома были вдрызг разбиты еще во время августовской бомбардировки города, а близость реки позволяла опасаться, что даже после незначительного дождя ее воды могут затопить подземный туннель.
 Руководивший этой работой оберштурмфюрер Вурц дважды пресекал неуместные вопросы инженеров о целесообразности строительства туннеля, а на третий раз просто пригрозил им:
 — Господа! Ваш повышенный интерес к использованию объекта «Б-Зет», по-моему, заслуживает внимания гестапо… Ваше дело выполнять мои указания и не задавать глупых вопросов!

 К строительству второго туннеля были привлечены только русские военнопленные. Оборванные и грязные, они с трудом передвигались среди развалин, копошились в подземных казематах восточного крыла Королевского замка и многочисленных подвалах Старого города. Эсэсовская охрана покрикивала на них, подгоняла, заставляла быстрее выполнять невыносимо тяжелую работу — вытаскивать грунт и каменные обломки из подвалов, ломами и кирками пробивать толстые фундаменты, укреплять потолок туннеля металлическими балками и решетками.

 В подземелье был протянут кабель и развешаны лампы-подсветки. В сумраке подвалов, при слабом свете этих ламп военнопленные казались призрачными тенями прошлых столетий. Охрана так их и звала — «призраки». Вся территория, где проводились работы, была оцеплена фольксштурмом, но ополченцы, стоящие в цепи, не могли видеть, а тем более знать характер работ, проводимых в замке. Они были осведомлены только об одном — в связи с подготовкой русскими генерального штурма города укрепляются все объекты, которые могут быть использованы для обороны. А в том, что скоро в Кёнигсберге развернутся уличные бои, не сомневался уже никто.

 К тому моменту, когда оберфюрер Бёме получил от гаулейтера Коха указания об укрытии ценностей на объектах «W», то есть в подземных сооружениях «Вервольфа», а после этого согласовал все конкретные вопросы с доктором Роде, практически все объекты были построены, оборудованы и приспособлены для целей диверсионной борьбы. Теперь нужно было предпринять все необходимое, чтобы скрытно разместить в некоторых из них особо ценный «груз», предварительно освободив необходимые помещения от складируемых в них оружия, боеприпасов, снаряжения и продовольствия. Для этого уже не требовалась помощь Гербаха и Мунира. Оберфюрер Бёме лично поблагодарил их за четкое исполнение служебного долга, еще раз напомнил о том, что они обязаны все «забыть» и никогда, ни при каких обстоятельствах никому не сообщать о работах, в которых они принимали участие совместно с СД…

Организует отправку в Шлезвиг-Гольштейн[169].

До Пиллау вас довезет наша машина. Она будет стоять на Гендельштрассе[170] около второго входа в полицай-президиум.
 
Этими словами Бёме закончил непродолжительную беседу с Гербахом и Муниром в трехэтажном особняке на Лёнсштрассе, именуемом «виллой W».

Ганс Гербах жил на Штайнштрассе, неподалеку от перекрестка с Хаммервег[171].

Из информации агента советской контрразведки Л об обстановке в городе перед штурмом его советскими войсками: «Снабжение населения Кёнигсберга продуктами питания было неплохое, и люди, в общем, жили лучше, чем раньше по карточкам… В большинстве случаев вместо говядины выдавалась конина. Картофель был почти что в каждом погребе, так как заранее был на основании приказа распределен по погребам…
 Населению иногда выдавался дополнительный паек. На Пасху выдали пшеничную муку и сахар и, кроме того, водку… Я впоследствии не встретил ни одного человека, который утверждал бы, что ему пришлось голодать во время осады города. Управление здравоохранения давало слабосильным, желудочным больным и другим подобным гражданам ордера на получение молока, белого хлеба, жиров и т.д.»…

Наци собираются уйти в подземелья и оттуда воевать с русскими…

Бёме, который работал раньше в полицай-президиуме… Я слышал, что он работал в Кауэне[172]. Сейчас он, по-моему, возглавляет всю службу безопасности Восточной Пруссии.
 
Эта тетрадь была плодом длительных занятий советника. Занимаясь уже давно проблемами строительства и архитектуры, Гербах не оставлял надежды когда-нибудь опубликовать книгу на эту тему. В тетрадь он записывал казавшиеся ему наиболее интересными сведения об объектах, в строительстве которых принимал участие, свои мысли о перспективах градостроительства в Кёнигсберге, расчеты инженерных сооружений. Здесь же он поместил любопытнейшие с его точки зрения данные о подземельях Королевского замка. Все, что Гербах узнал от профессора Фридриха Ларса, подробно изучавшего это старое рыцарское сооружение времен Тевтонского ордена, он тщательно заносил в свою тетрадь. Несколько раз вместе с Ларсом из любопытства он принимал участие в обследовании глубоких подвалов и даже записал в тетрадь точные размеры подземных ходов. Все это пригодилось совсем недавно, когда он занимался планировкой и строительством новых подземных сооружений в Королевском замке под руководством СД…
И тут Ганса Гербаха словно ударило в голову. Ускользавшая от него мысль как-то сразу пронзила сознание: «Неужели нас с Муниром, знающих о тайных объектах СД в центре Кёнигсберга, просто так отпустят в рейх?» Он вспомнил слова оберфюрера Бёме о чрезвычайной секретности проводимых работ. Он вспомнил угрозу, прозвучавшую в голосе оберштурмфюрера Вурца, когда они проявили повышенный интерес к «тайне рейха»…
 Он вспомнил, как однажды кто-то рассказал ему, что эсэсовцы расстреливают военнопленных, которые строят и маскируют бункеры. Чтобы не могли рассказать врагу…

Гербах подошел к книжному шкафу, раскрыл нижние дверцы. Все пространство на двух полках было сплошь забито кальками и синьками, различными схемами и чертежами, пакетиками с фотографиями и коробочками с негативами. Советник… наконец нашел то, что искал.
 — Это светокопии чертежей подземелий Королевского замка. Когда мы занимались с профессором Ларсом обследованием рыцарских комнат и проводили раскопки на замковом дворе — ты помнишь, это было в тридцать втором, — старший инспектор Радке сделал для меня эти светокопии. На них мы с профессором отмечали то, что удавалось обнаружить нового, …разные ранее не известные ходы, замаскированные еще в Средние века ниши…

Погребение сокровищ.

Весь вечер доктор Альфред Роде провел в руинах Королевского замка. Надо было дать последние указания об укрытии ценностей. Несмотря на то, что все вопросы, казалось, уже согласованы с СД и лично с оберфюрером Бёме, оставалось еще немало проблем, которые следовало решать на месте, сообразуясь с обстановкой. Планируемая переброска пятидесяти семи ящиков из подвалов южного крыла разрушенного замка в бункер рядом с Росгартенской кирхой задержалась из-за того, что долго не приходили грузовики.
 Доктор Роде нервничал, оберштурмфюрер Вурц, руководивший всеми работами, выходил из себя от каждого обращенного к нему вопроса. Нервозная обстановка усугублялась тем, что оберфюрер Бёме обещал уже на следующий день проверить, все ли его указания исполнены точно и в срок.
 Крупногабаритные ящики с панелями и деталями отделки Янтарной комнаты, которые в течение трех часов военнопленные вытаскивали из углубленного подвала северного крыла Королевского замка, стояли рядом с обугленным остовом пристройки ресторанчика «Блютгерихт». Так как весь замок по периметру был оцеплен взводом охраны СС, во дворе практически никого не было. Грузовик, на котором привезли военнопленных, а также четыре мотоцикла с колясками стояли поодаль, рядом с развалинами постройки Унфрида, от которой осталась одна коробка с пустыми глазницами окон и обрушившимися перекрытиями.
 Эсэсовская охрана, прибывшая на мотоциклах, разместилась на первом этаже круглой башни, именуемой башней Луизы. Там действовал питательный пункт фольксштурма…

Кроме доктора Роде во дворе замка с утра находились три инженера из Управления высотным строительством, которые привлекались к фортификационным работам в развалинах замка. Но затем их куда-то вызвали, и Роде их больше уже не видел. Временный распорядитель винного ресторана «Блютгерихт» Пауль Файерабенд появился на несколько минут в сопровождении не знакомого Альфреду Роде офицера СС и тоже исчез. Казалось, кто-то невидимый руководит этим театром теней, то возникающих, то исчезающих среди руин Королевского замка.
 К полудню прибыли три автомашины для отправки «груза». Пятьдесят семь ящиков с музейными экспонатами и трофеями было отправлено в сторону Росгаргена. Доктор Роде намеревался было сопроводить груз до места, но оберштурмфюрер Вурц не разрешил ему этого сделать…

— Укрытие «груза» поручено гаулейтером СД. Все будет в сохранности. А вам знать точное местонахождение особо важного объекта «Вервольфа» совсем необязательно!
Доктор Роде понял, что спорить или возражать здесь бесполезно…

В течение часа Вурц отсутствовал, а затем снова появился в замке.
 — Господин Роде! Эти ящики… — Он указал на стоящие у спуска в «Блютгерихт». — Мы разместим здесь, в замке…
 
Когда началась война, ему не было еще и пятидесяти. Но он уже более десяти лет возглавлял Дирекцию художественных собраний Кёнигсберга. В Берлине только что вышло четвертое издание его книги «Замок в Кёнигсберге и его коллекции», в которой со свойственными ему педантичностью и обстоятельностью Альфред Роде описал все замковые апартаменты, начиная от помещений Тевтонского ордена и кончая залами Прусского музея.
 С началом Польской кампании, когда Кёнигсберг стал перевалочным пунктом для трофеев вермахта и его многочисленных спецкоманд по сбору художественных и исторических ценностей, доктор Роде оказался в гуще событий, связанных с размещением вывезенных с оккупированной территории картин, скульптур, различных музейных экспонатов. Когда же немецкие войска вторглись в пределы Советского Союза, а гаулейтер Кох стал рейхскомиссаром оккупированной Украины, культурные ценности потекли в Кёнигсберг нескончаемым потоком… Доктор Роде, буквально обезумев от наплыва такого количества сокровищ, целыми днями пропадал в Королевском замке, отдавая необходимые распоряжения о размещении трофеев в запасниках кёнигсбергских музеев, требуя от своих сотрудников составлять подробные описи… Пока линия фронта была далеко, ценности размещались в подсобных помещениях музеев и выставок. В конце сорок третьего, когда появилась угроза бомбардировок, их стали складировать в подземных казематах фортов и бастионов, подвалах кирх и имений. Часть ценностей, в основном это были золотые и серебряные вещи, разместили в сейфовых залах Рейхсбанка, расположенного рядом с Королевским замком.
 После страшных налетов американцев на Гамбург и Киль в июле, а англичан на Ганновер и Кассель в ноябре 1943 года доктор Роде понял, что ценности надо срочно упаковывать и прятать как можно дальше от людных мест. Его тревога достигла апогея, когда взрывы раздались совсем рядом — в Готенхафене и Мариенбурге[184].

 «Надо спасать сокровища!» — с этой мыслью Альфред Роде каждый день ложился и вставал. Сначала он обратился к своему музейному начальству в Берлине. Но там было уже не до того. Столица рейха подвергалась налетам англо-американской авиации, и все занимались спешной эвакуацией ценностей музеев в Саксонию, Баварию, Тюрингию и Силезию. Тогда Роде напросился на встречу к гаулейтеру Коху для того, чтобы призвать высшее должностное лицо на территории Восточной Пруссии дать указание о немедленной эвакуации ценностей. Но тот не только лично не принял искусствоведа, но и передал ему через своего заместителя Гроссхерра, что считает эвакуацию ценностей преждевременной и, более того, вредной, так как, с одной стороны, он, дескать, подвергнет ценности еще большей опасности при транспортировке, а с другой — может вызвать панику среди населения Восточной Пруссии. «Мы не допускаем даже мысли о поражении Германии и пресечем любые попытки посеять неверие в нашу победу, даже если это сделает ученый с мировым именем!».
 Точка на спорах — надо эвакуировать культурные ценности из Кёнигсберга или нет — была поставлена в ночь на двадцать седьмое августа 1944 года, когда сто семьдесят четыре самолета англо-американской авиации совершили бомбовый налет на Кёнигсберг. В эту ночь кёнигсбержцы, как всегда, заслышав вой сирены воздушной тревоги, заспешили в бомбоубежища и бункеры. Налетов на город пока практически еще не было, и жители надеялись, что все обойдется привычной суетой и волнением. Но то, что произошло, повергло их в ужас. На город, особенно на его северо-восточную часть, между Кранцер Аллее и Герцог-Альбрехт Аллее, упали тысячи зажигательных и фугасных бомб, превратив в руины многие здания и сооружения. Основная часть бомб упала на казармы и штабные корпуса Главного командования первого военного округа, где было разрушено множество зданий. Они горели больше суток, несмотря на то, что кёнигсбергские пожарные пытались их тушить. Сильно разрушенной оказалась также мощная Оттокар-кирха, но жилых домов пострадало немного. Однако кёнигсбержцы впервые по-настоящему почувствовали кошмар приближающегося Апокалипсиса. Именно тогда, на следующий день после бомбежки, доктор Роде получил, наконец, санкцию готовить все ценности к отправке в рейх…

 Спустя два дня налет повторился, он оказался еще более страшным и трагическим по последствиям, чем предыдущий. В ночь на тридцатое августа сто восемьдесят девять самолетов сбросили на Кёнигсберг почти полтысячи тонн фосфорных и других зажигательных бомб. Теперь уже объектом бомбометания стал исторический центр города. Над ним были выброшены сотни осветительных ракет, которые позволяли летчикам наносить прицельные удары по городским кварталам. Все было объято пламенем. Гигантскими факелами горели Кафедральный собор и Королевский замок, Кнайпхофская и Альтштадтская ратуши, старое и новое здания Университета, Почтамт, Нойросгартенская кирха, Лёбенихтская гимназия и громадные сараи-шпайхеры.
 В считаные минуты центр города, застроенный преимущественно старыми домами с причудливыми башенками и фронтонами, украшенными скульптурами и орнаментами, был превращен в костер…

 По улицам, просачиваясь в канализационные колодцы, с шипением стекая в вентиляционные отверстия подземных убежищ, неслась горящая, полыхающая зеленым огнем горючая смесь. Никто не знает, сколько людей заживо сгорели в домах и подвалах, задохнулись от дыма и гари, оказались заваленными рушащимися перекрытиями и стенами. Счет шел на тысячи. Но в огне погибли не только люди. В пляске огненной смерти сгинули многочисленные произведения искусства — картины и скульптуры, музейные экспонаты и старинные книги, немецкие художественные коллекции и награбленные в Советском Союзе, Польше и других странах Европы трофеи.

 Доктор Роде долго не мог прийти в себя от того, что он увидел после бомбардировки. Он прибыл к горящему Королевскому замку вечером следующего дня. Тот еще горел, но усилиями пожарных огонь удалось немного обуздать. Из всех окон западного крыла замка и из стрельчатых арок стометровой колокольни валил смрадный дым, кое-где вырывались языки пламени, разбрасывая снопы искр. Здания вокруг превратились в грязные дымящиеся скелеты с обезображенными фасадами…
 
Восемь больших стенных панелей Янтарной комнаты были попарно уложены в специально для этого изготовленные деревянные ящики. Чтобы не повредить тонкое янтарное покрытие и отделку, ящики внутри проложили мягкой тканью, а сами панели закрепили перекладинами с прочными скобами. Даже при неаккуратном перемещении или падении ящика закрепленные панели держались очень прочно, не подвергаясь опасности удариться или переломиться. Особое внимание при упаковке панелей доктор уделил герметизации для предотвращения проникновения влаги внутрь ящиков. Войлок, каучуковые прокладки, прорезиненная ткань — все это гарантировало, что вода ни при каких обстоятельствах не проникнет внутрь ящиков…

 В марте прошлого года Роде разместил ящики в подвале здания Унфрида, затем, перед самым пожаром — в подземном ярусе Прусского музея вместе с экспонатами отдела археологии…

— Эти ящики мы не сможем никуда вывезти, а держать там, куда вы их затолкали осенью, невозможно. Вода уже стала заполнять подвалы, а господин оберфюрер дал указание захоронить «груз» в сухом месте.
— И где ж теперь вы собираетесь их похоронить?
 — Да вот опять сюда же, в северное крыло. Только теперь уже с другого входа…

Ящики были такими большими, что Роде с трудом мог представить, как их протаскивали через узкие дверные проемы и разветвленные коридоры старинных подземных ходов в северном крыле Королевского замка. Когда он в конце прошлого года размышлял о том, куда поместить ящики с упакованной Янтарной комнатой, чтобы это было более надежно с точки зрения ее сохранности, доктор, прежде всего, подумал о западной части северного крыла Королевского замка, которая менее всего пострадала от пожара во время августовской бомбардировки. Рухнула крыша, почти полностью выгорели помещения двух этажей, превратившись в зловещие черные склепы с кучами золы и пепла, но сохранились нетронутыми рыцарские подвалы и подземные казематы.
 На первом этаже, на том же уровне, где располагались знаменитые залы «Блютгерихта» — Большой и Малый ремтеры[185], размещалась анфилада из шести комнат разной величины, самая большая из которых имела площадь тридцать шесть, а самая маленькая — шестнадцать квадратных метров. Некоторые из этих комнат имели выход в длинный коридор. Массивные внешние стены из камня, построенные еще в пятнадцатом веке, достигали толщины двух с половиной метров, а кирпичная стена, отделявшая комнаты от коридора, тоже построенная в рыцарские времена, совсем немного уступала им в размерах. По-видимому, именно благодаря этой стене помещения, примыкавшие к круглой башне, вообще не пострадали, хотя совсем рядом огонь зверски расправился с великолепными покоями Великого магистра.
 Альфред Роде считал, что самой приемлемой по конструкции в этой анфиладе сохранившихся комнат была последняя, примыкающая к бывшему гаражу, от которого ее отделяло две стены. Между этими стенами и находилась узкая камера-полость шириной чуть более метра, куда и поместили тщательно упакованные панели Янтарной комнаты. Для размещения четырех больших ящиков со стеновыми панелями места оказалось вполне достаточно, а другие, более мелкие были поставлены тут же — в соседней комнате со сводчатым потолком. Так как дверь в эти оба помещения отсутствовала, а из каменной кладки торчали только костыли с шарнирами, ничего не оставалось, как наспех смастерить ее в одном из цехов завода Шихау из толстого стального листа, приварить к ней внушительные металлические штыри и насадить на шарниры. Закрытая на два тяжелых навесных замка, она казалась достаточно надежной. Кроме того, пост полиции порядка, установленный в замковом дворе, постоянно держал в поле зрения все входы в западное крыло, не допуская проникновения туда посторонних лиц.
 Теперь же, когда все взяла в свои руки служба безопасности, судьбу Янтарной комнаты и других хранившихся в замке сокровищ должны были определять люди из СД, готовившиеся к подпольной диверсионно-террористической деятельности против советских войск…

Оставление ящиков с панелями Янтарной комнаты и другими ценностями в тех местах, где они были сложены после августовской бомбардировки, абсолютно не гарантирует их от гибели во время штурма города. Он не без оснований предполагал, что замок станет последним оплотом сопротивления в городе и на него придется удар всей мощи наступающих.
 Доктору Роде были не по душе намерения Бёме и его сотрудников спрятать ценности в каких-то совершенно не известных ему местах. Чувствуя себя ответственным за сохранность сокровищ, он хотел, чтобы его посвятили во все подробности операции, но понимал, что это совершенно не входит в планы СД…

Когда уже сгустились сумерки, из замка были вывезены последние ящики с «грузом», который подлежал укрытию на объектах «Вервольфа» за пределами цитадели. Во дворе остались лежать под охраной эсэсовцев только ящики с панелями Янтарной комнаты да около полусотни стальных контейнеров с запаянными крышками. Все контейнеры были аккуратно завернуты в чехлы из прорезиненной ткани и имели маркировку в виде буквенно-цифровых индексов.
 Доктор Роде, хотя сам непосредственно не упаковывал эти контейнеры, знал, что в них находятся экспонаты Прусского музея — золотые и серебряные украшения конца прошлого тысячелетия, столовые приборы из благородных металлов, особо ценные изделия из фарфора, предметы церковной утвари. Здесь же были особо дорогостоящие экспонаты из Художественных собраний Кёнигсберга, размещавшихся тут же, в замке: итальянская майолика, северный фаянс, французский и русский фарфор… Содержание более половины контейнеров составляли трофеи, вывезенные из Советского Союза и Польши: иконы и оклады из серебра и золота с драгоценными камнями из православных церквей, дарохранительницы, дароносицы, кадильницы и кресты из польских костелов…
В восьми контейнерах, отмеченных яркой красной двойной полосой, находились вовсе не музейные ценности. В каждом из них лежало, по меньшей мере, по пятьдесят килограммов золота, платины и драгоценных камней. Это были «трофеи» кёнигсбергского СД, в том числе «добытые» зондеркомандами «Оперативной группы Б»: золотые коронки, кольца, броши, серьги, ожерелья, браслеты, кулоны, медальоны, наручные и карманные часы, а также целые россыпи рубинов, сапфиров и изумрудов, аккуратно упакованных в мешочки из холщовой ткани… Большинства бывших хозяев этих вещей уже не было на свете. Они закончили свою жизнь либо в заполненными трупами рвах и ямах, либо в печах крематориев концлагерей.

 Теперь, когда большинство ценностей было вывезено из Королевского замка, казалось, доктор Роде должен был почувствовать некоторое облегчение. Живописные полотна голландских мастеров, таких как Лукас ван Лейден и Питер Брейгель, художников итальянского ренессанса, немецкой школы живописи, и многие другие произведения искусства нашли свое тайное пристанище на объектах «Вервольфа» под кодовыми наименованиями «W-17», «W-19» и «W-33». А это, по мнению сотрудников службы безопасности, гарантировало их полную сохранность…

Бёме, Вурц и Крайхен, с которыми контактировал ученый, считали, что Роде следует довольствоваться их уверениями в надежности укрытий и не проявлять излишнего любопытства к объектам особой важности.
 Все, что знал Альфред Роде, так это то, что картины и экспонаты размещены в каких-то бункерах в районе Росгартенской кирхи, около форта «Фридрих-Вильгельм IV» в Кведнау и где-то рядом с ипподромом. То, что Янтарная комната будет перепрятана в одном из тайных объектов «Вервольфа» неподалеку от замка, ему тоже уже стало понятно… Роде знал, что ящики с панелями собираются тащить куда-то по туннелю, соединяющемуся с подземельями северного крыла Королевского замка. Куда же отправятся стальные контейнеры, ему было совершенно неведомо…

Доктора Роде беспокоила не только судьба вывезенных и спрятанных художественных ценностей. Его мучила участь тех экспонатов Прусского музея и Художественных собраний Кёнигсберга, которые должны были остаться в подвальных помещениях замка, там, куда они были сложены еще перед налетом англо-американцев в прошлом году.
 Все подвалы южного и северного крыльев Королевского замка были заставлены ящиками и коробками, в которые наспех были свалены бронзовые фибулы и браслеты, старинные доспехи и оружие, фарфоровые вазы, медные кувшины и дорогие курфюршеские и королевские сервизы. Десятки щитов, мечей, каменных и железных ядер, предметы старинного быта — топоры, молотки, ножи, различные инструменты, — все это навалом лежало на каменном полу замковых подвалов. В мешках вперемешку с монетами, памятными медалями и пуговицами с богатых камзолов лежали медвежьи зубы и моржовые клыки, лаковые миниатюры на маленьких дощечках, статуэтки из кости и древние находки из прусских курганов. Все это богатство не подлежало вывозу из Королевского замка и должно было остаться в его подземных казематах «до лучших времен», как сказал оберштурмфюрер Вурц…

Роде… прошел вдоль закопченных стен южного крыла с черными провалами глазниц-окон, стараясь обходить кучи мусора и битого кирпича, и оказался перед старинным порталом.
«Подъезд № 6» — луч фонаря выхватил надпись на аккуратной синей табличке, чудом сохранившейся неповрежденной среди черных стен… Последний раз Роде был здесь пять дней назад, когда вместе со своими сотрудниками еще раз осматривал сложенные в подвалах экспонаты. Когда СД активно занялась укрытием ценностей, музейные работники посчитали, что смогут «пристроить» в надежное место еще какие-нибудь реликвии. Но все оказалось тщетным. Определенный через два дня после этого и согласованный с высшим руководством восточно-прусской службы безопасности перечень ценного «груза», подлежащего укрытию, оставил за своими пределами многие сокровища Прусского музея и Художественных собраний Кёнигсберга.

 Роде вошел внутрь помещения… Роде осветил фонарем знакомый вестибюль, нашел арочный проход в соседний зал, из которого спускалась крутая лестница в подвальный этаж южного крыла. Деревянные перила сгорели, и на ступенях частоколом торчали искореженные прутья, как зубья гигантской расчески.
 В подземелье пахло сыростью… Повсюду на полу в несколько рядов лежали ящики. На каждом из них черной краской были нарисованы буквы «Pr.Mus.»[186] и через дробь — цифры. Эту маркировку делали сотрудники доктора Роде еще прошлым летом, помечая так экспонаты Прусского музея. Картонные коробки совершенно раскисли от воды…

 Из стрельчатой арки северного крыла замка, куда по нагромождению камней и щебня был проложен дощатый настил, стали выходить серые фигуры, сопровождаемые усиленной охраной эсэсовцев. Было ясно, что пленные закончили свою тяжелую работу где-то там, в недрах замка, и теперь их выводили наружу к грузовику с брезентовым верхом…

Известный искусствовед, выдающийся ученый с мировым именем, директор Художественных собраний Кёнигсберга, доктор Альфред Роде покидал замок в сопровождении эсэсовского охранника. Он был не просто растерян или удручен. Он был раздавлен. Впервые в жизни он почувствовал, что его знания, профессиональные качества, духовный мир, человеческая сущность — все это может быть обращено во прах грубой и примитивной силой, которой нет никакого дела до чаяний его души, ни до его представлений о чести и совести. Причем сделано это может быть просто так, походя, из скотского желания унизить и оскорбить другого человека и тем самым доказать свое превосходство над ним.
 Оберштурмфюреру Вурцу пришлось все-таки при докладе оберфюреру Бёме о завершении работ по укрытию «груза» на объектах «Вервольфа» сообщить о случившемся инциденте. Правда, он не сказал, что в припадке ярости чуть было не задушил доктора Роде. Но Бёме, неплохо знающий Вурца, вполне мог представить, что стоит за словами оберштурмфюрера: «Я вынужден был поставить его на место»…

— Немного пораскиньте мозгами: когда русские окажутся в городе, они, конечно, начнут искать все эти наши объекты. Будут опрашивать пленных немецких солдат, фольксштурмистов, гражданское население. Кроме того, мы с вами еще точно не знаем, попал ли кто к ним в руки из числа бойцов спецподразделений «Вервольфа». Потом ваш прокол с инженерами. Ладно, с Муниром мы решили все как надо. Но Гербах! Вы упустили его! А он, если попадет в русскую контрразведку…
 
- Свяжитесь немедленно с Нойманом, командиром «Морской команды донесений М-166»… в Пиллау…
Сам Нойман сидит здесь, в городе, на Кранцер Аллее… Мы договорились с ним о том, что одна из подводных лодок его «флотилии» зайдет в Прегель, чтобы забрать в «час Икс» особо ценного агента. Предварительно мы определили, что место ожидания лодки будет около нового железнодорожного моста. Обсудите с ним и его сотрудниками все, что нужно сделать для того, чтобы лодку не обнаружили раньше времени… Главное, чтобы по команде они могли взять на борт нашего человека и тайно покинуть город. Даже если в нем уже будут русские… Это очень важное задание. Я думаю, важнее даже подготовки наших спецгрупп для борьбы в тылу врага…
Как дела с «грузом»? Всё успели укрыть?
 — Почти всё, господин оберфюрер. Несколько контейнеров осталось отправить в Понарт, да заканчиваем работы в районе замка и в бункере на Россгартен. Начали мероприятия по легендированию и дезинформации…

Бёме снова вызвал в кабинет ожидающих в приемной офицеров.
 — Мы закончили на абсолютно бездарном обеспечении конспирации работ по укрытию груза на объектах «W». Теперь надо быстро исправлять то, что сделано непрофессионально. Во-первых, полностью завершить маскировку объектов, не допуская при этом их расшифровки. Во-вторых, провести комплекс дезинформационных мероприятий. В-третьих, полностью отработать списки ранее допущенных к спецработам…

- Мы полностью отработали намеченный позавчера план. Практически все, что было отмечено по «Перечню ценных предметов», подготовленному Роде, мы разместили на специально выделенных объектах «Вервольфа»: на объекте «W-17» — это бункер рядом с фортом в Кведнау — картины и экспонаты Прусского музея и Художественных собраний Кёнигсберга, на объекте «W-33» — это бункер в Росгартене — «груз» из России и спецпакеты из Рейхсбанка… На объекте «W-19» — это бункер около ипподрома — мы разместили стальные контейнеры из подземелий Королевского замка. Все отбирал сам доктор Роде…
Ну а остальное… разместили там, где это было возможно: в Лохштедтском замке, в подземных хранилищах пивзаводов Шёнбуш и Понарт, в нескольких довольно приличных подвалах в Хуфене и Амалиенау. Но, конечно, уже с другой степенью надежности, чем на объектах «Вервольфа».
 — А как с маскировкой?
 — Здесь почти все уже сделано. Практически везде во время прошлой бомбежки города мы провели направленные подрывы зданий и сооружений, расположенных рядом с объектами «Вервольфа». Объект «W-19» замаскировали под простой бункер ПВО, разрушенный прямым попаданием фугасной бомбы…
— А как бесценное сокровище доктора Роде, …Янтарный кабинет?
— Мы переместили ящики с янтарными панелями из двух подвальных комнат северного крыла Королевского замка в специально оборудованный бункер, как мы его называем, «футляр». Мы хотели разместить в нем спецснаряжение для нашей группы «022», в том числе законсервированную радиоточку. Бункер отменный, глубокого залегания, полностью герметичный. Ни вода, ни сырость туда проникнуть не смогут. Эти янтарные стены могут лежать там хоть сто лет, и ничего с ними не сделается… В этом бункере «груз» может храниться сколько угодно и не пострадает ни от влаги, ни от взрывов…
 — Теперь вы, Шмидт, доложите о том, какие дезинформационные мероприятия проводит ваше отделение…  — Господин оберфюрер, мы с моими людьми сразу после получения задания разработали план мероприятий по дезинформированию противника. Его утвердил оберштурмбаннфюрер Готцель…

Оберштурмбаннфюрер Шмидт совсем недавно прибыл из Берлина для прохождения дальнейшей службы в кёнигсбергской СД. Никто толком не знал, почему этого офицера перевели из элитного подразделения РСХА под названием «Группа VII С», которая занималась какими-то «специальными научными заданиями». Поговаривали даже, что дело не обошлось без «группы специального розыска» гестапо, сотрудники которой осуществляли слежку за высшими должностными лицами в учреждениях рейха, в том числе за сотрудниками самой службы безопасности. Но сколько Бёме ни пытался выяснить истинные причины перевода Шмидта в Кёнигсберг через своих людей в Берлине, ему это так и не удалось.
 — Мы начали активное продвижение дезинформации о местах укрытия ценностей, документов и оружия. В этих целях через агентуру нами доводятся сведения о том, что, например, в районе Штайндамм, у крематория, в замке Нойхаузен, на Йудиттер Аллее[188] имеются бункеры или другие подземные сооружения, куда помещены различные ценные предметы. Для подкрепления информации мы провели несколько активных дезинформационных мероприятий — проводили оцепление ложных объектов, демонстративное движение груженого транспорта. Нами изготовлено несколько документов дезинформационного характера, подготовлены легенды для шести наших агентов, в том числе агента под псевдонимом Борн — офицера люфтваффе… [189]
— Вы имеете в виду Виста?
— Так точно, господин оберфюрер. Это надежный, преданный идеалам национал-социализма человек, бывший член СА. Ему отработана соответствующая линия поведения и канал вывода его из Кёнигсберга после взятия русскими. Борн снабжен целым рядом фиктивных документов, в том числе приказами и записками, связанными с укрытием ценностей…

— Узловым объектом для дезинформирования «Иванов» должен стать доктор Роде. Я думаю, его надо оставить в Кёнигсберге, но, разумеется, под надежным присмотром. От него пользы будет гораздо больше, если он останется жив. Ведь русские, как только начнут поиски художественных ценностей, в том числе наших восточных трофеев, сразу будут искать того, кто был причастен к их укрытию, и неизбежно найдут Роде. Он — известный в мире ученый, не «запятнанный» активной работой в НСДАП и сотрудничеством с гестапо. Либерал по взглядам. Среди его друзей были и «враги рейха». Так что можно его считать даже «жертвой нацистского произвола»…

— Если мы делаем ставку на Роде как основное средство дезинформации, мы должны понимать, что ему известно достаточно много. Силового давления он, конечно, не выдержит и расскажет все, что знает. Господин оберфюрер, не нанесем ли мы здесь больше вреда, чем получим пользы?
— Для русских Роде будет просто находкой. Они будут использовать его как главного эксперта и постараются выкачать из него все, что он знает. А знает-то он не так-то уж и много, не правда ли, Вурц?
 — Так точно, господин оберфюрер. Ему не известно местонахождение ни одного из объектов «W». Он знает лишь только примерные районы их расположения. Единственное, что ему известно, так это то, где находятся оставшиеся в подвалах замка экспонаты Прусского музея. Но это все — хлам и старье, не имеющие никакой ценности… Повторяю, ни одного конкретного объекта этот Роде не видел.
 — Слышали? Теперь займитесь его обработкой, вбейте ему в башку, что он знает, где что спрятано. Как это сделать, не мне вас учить, Крайхен! Обеспечьте за ним агентурное наблюдение и проработайте возможные варианты вывода его из оперативной игры…
— Господин оберфюрер, утечка информации об объектах «W», расположенных в Кёнигсберге, практически исключена. При оборудовании каждого из них работали наши офицеры, плюс привлекались сотрудники гестапо. Рабочая сила, а это были, как правило, русские военнопленные и польские рабочие, общей численностью около трехсот пятидесяти человек, фактически уже не представляет никакой опасности. По информации отдела «Н» гестапо, в отношении большинства привлекавшихся к работам на объектах уже проведены необходимые экзекуционные мероприятия. Остались… около двадцати человек. Их используют для нужд консервации агентурных материалов гестапо. После завершения этих работ вопрос будет закрыт полностью.
 — А немцы?
 — Среди привлекавшихся — около сотни солдат и офицеров саперных, строительных и инженерных частей, порядка восьмидесяти человек личного состава охранных подразделений СС, двенадцать гражданских лиц — специалистов инженерного профиля. От всех отобраны подписки о неразглашении сведений, все находятся под агентурным контролем гестапо. В отношении двадцати двух человек пришлось принять радикальные меры воздействия в связи с тем, что они допустили разглашение информации… Риск утечки информации о месторасположении конкретных объектов к русским сведен до минимума…
 — Подготовьте краткое донесение в Берлин, в три адреса — в специальный отдел «VI S», группу «VI G»[190] и лично Кальтенбруннеру…

Когда все вышли из кабинета, Бёме спросил:
 — Ну как, Зигфрид, вы встретились с Нойманом?
 — Так точно, оберфюрер. Мы обговорили с ним главное — место дислокации «Зеехунда» и вероятное время операции. Я назвал ему ориентировочно период между двадцатым и тридцатым апрелем…
 — Вы погорячились, Готцель. Я думаю, что времени у нас не более двух недель. По всему видно, что русские начнут атаку дня через три-четыре. Крепость продержится не более недели, даже если наши воины будут сражаться до последней капли крови. Значит, операция будет где-то между десятым и двадцатым апреля… Под видом ценного агента город должен буду покинуть я… У меня есть крайне важное поручение рейхсфюрера. Оно связано с теми работами, которые мы проводим последние недели, и касается укрытия ценностей рейха в замаскированных бункерах «Вервольфа». Дело в том, что многим из нас придется уехать из Германии, возможно, даже из Европы, сменить имена и фамилии. В эти планы посвящены всего несколько человек в кёнигсбергской СД. Они готовят все необходимые документы, занимаются разработкой каналов эвакуации через агентурную сеть службы безопасности…
Это очень секретная операция, разработанная РСХА. У нее есть кодовое название — «Рио». Главное, что в результате ее осуществления должны оказаться в безопасном месте видные руководители движения, сотрудники разведки и контрразведки, тайной полиции, военно-технические специалисты и ученые, работающие над урановым проектом и в области ракетостроения. Но это не все. Речь идет также о переводе валютных средств и золотых активов НСДАП, которые должны стать основой для возрождения национал-социализма. Мы здесь, в Восточной Пруссии, укрыли в тайных хранилищах бесценные сокровища, которые стоят сотни миллионов долларов. Точные сведения о местах их укрытия знаем только мы — СД. Я должен… спасти эту информацию и доставить ее туда… куда требуется. Думаю, что этим ценностям недолго лежать в земле. Они еще поработают на Великую Германию!

Было видно, что Бёме заметно волнуется, рассказывая все это Готцелю. Ведь до сих пор об операции «Рио» практически не знал никто. А ведь был еще и план «Шлюз», который предусматривал организацию одного основного и двух резервных каналов эвакуации видных нацистов из Германии в Сальвадор, Аргентину, Бразилию, Парагвай и Уругвай. Согласно этому плану, из Кёнигсберга подлежали эвакуации по тайному каналу всего сто девятнадцать руководителей НСДАП, СС и СД. Оберфюрер Бёме собственноручно составил этот список, а затем согласовал его с гаулейтером. Пока никто из тех, кто был в этом списке, даже не подозревал о его существовании…

 Оберфюрер Бёме на случай «тайной эвакуации», а проще говоря, бегства должен был, имея специально изготовленные документы на гражданское лицо, переждать несколько дней на одной из конспиративных квартир в пригороде Кёнигсберга, а затем с толпами беженцев пробраться в Баварию, оттуда в Швейцарию, далее, снова сменив документы и изменив внешность, отправиться во Францию. Порты Марсель или Бордо должны были стать последними отправными точками маршрута в Латинскую Америку…

Осенившая оберфюрера Бёме идея использовать для эвакуации сверхмалую подводную лодку показалась ему привлекательной хотя бы потому, что позволяла избежать прямого контакта с русскими, которого Бёме опасался больше всего. Конечно, это было крайне опасным — пробираться по речному фарватеру в городе, где еще не стихли бои. Но Бёме знал о том, что в «Группе боевых пловцов Ост» служат настоящие асы, на счету у которых сотни рейдов во вражеские воды. Он знал также и о том, что Прегель ниже железнодорожного моста имеет глубокий и достаточно свободный фарватер. А там — Кёнигсбергский канал, залив, Балтика и, наконец, датский остров Борнхольм, где стоял немецкий гарнизон…

— С корветтен-капитаном мы обговорили некоторые детали. А завтра я еду в Пиллау и познакомлюсь с обер-лейтенантом Принцхорном, командиром «Зеехунда»…

Оберштурмфюрер Крайхен нашел доктора Роде в его временном кабинете на улице Ланге Райе. Здание Геолого-палеонтологического института было только частично разрушено, в основном пострадали его верхние этажи и пристройка, расположенная с тыльной стороны фасада. Несколько комнат, где размещались лаборатории и когда-то сидели научные сотрудники, были свободны после эвакуации в 1944 году основных фондов и Янтарного собрания института в Нижнюю Саксонию. Полупустые шкафы и витрины были сдвинуты в сторону, и за двумя столами разместился доктор Роде с двумя его сотрудницами. Все, что уцелело после пожара в замке, Роде перевез сюда: три ящика с картотекой коллекций Прусского музея и Художественных собраний Кёнигсберга, несколько коробок с инвентарными книгами и журналами учета экспонатов, целый ворох документов в мешках — записки и справки, переписка с Оперативным штабом рейхслейтера Розенберга и «группой Кюнсберга», сопроводительные письма и описи, другие служебные документы, связанные с перемещением культурных ценностей с оккупированных территорий СССР в Восточную Пруссию.
Когда оберштурмфюрер Крайхен вошел в комнату, доктор Роде сидел на ящике и перебирал папки с документами.
— Добрый день, доктор! Я приехал за вашими бумагами… Я пришел забрать, согласно договоренности, все документы и материалы, связанные с нашими и трофейными музейными ценностями. По указанию господина оберфюрера они также будут укрыты в надежном месте…

Спустя полчаса все мешки, а их было не меньше двадцати, были доверху заполнены документами и материалами, превратившимися сразу из ценного для каждого исследователя средства описания, поиска и методологии в кучу ненужного хлама, с которым теперь можно было делать все что угодно…

— Господин доктор, оберфюрер Бёме просил меня поговорить с вами о наших совместных планах на ближайшее будущее… Господин оберфюрер просил меня только обсудить с вами некоторые вопросы и передать предложение остаться в городе.
— Как остаться? Я и так остаюсь в Кёнигсберге и никуда не уезжаю!
— Да нет, доктор, я имею в виду, что вы должны будете остаться в городе, когда сюда придут русские.
— Придут русские? Но ведь и гаулейтер и господин Бёме уверяют меня, что гарнизон крепости Кёнигсберг будет сопротивляться до последнего и русским не бывать в городе!
 
— Все правильно, доктор. Но на войне бывает всякое и на некоторое время немецкие части могут оставить Кёнигсберг, чтобы, накопив силы и подтянув подкрепления, снова взять город… Мы хотим, чтобы вы остались в городе, когда его займут русские солдаты… Вы — ученый с мировым именем. Вас знают не только в Германии, но и в других странах. Русские, хотя и дикий народ, но не посмеют вас тронуть. Они наверняка будут расспрашивать вас про ценности кёнигсбергских музеев, про наши трофеи, которые мы вывезли с Восточного фронта… Вы, доктор, останетесь здесь и, когда русские будут вас расспрашивать, где спрятаны сокровища, честно расскажите все, что знаете… Вы знаете, где хранятся экспонаты Прусского музея… Явам сейчас расскажу об одном объекте, который находится совсем недалеко отсюда. Вы знаете улицу Розенштрассе? Она выходит на Штайндамм неподалеку от Штайндаммской кирхи… Там есть глубокий подземный бункер. Его построили еще в сорок третьем как бомбоубежище. Можете смело вести туда русских. Они найдут там то, что ищут… Там мы спрятали кое-какие картины, скульптуры и некоторые экспонаты… Речь идет о заурядных работах, в основном, копиях и не имеющих большой культурной ценности экспонатах…
— Но я не знаю, где этот бункер! Как я его найду?
— Не волнуйтесь, вам его покажут завтра же…
— О чем я должен еще рассказать русским, кроме бункера на Штайндамм?
— Расскажите все, что знаете: что СД вывезла все основные ценности из Кёнигсберга в Саксонию, что Янтарную комнату последний раз видели в северном крыле замка, что некоторые ценности спрятаны где-то в пригородах Кёнигсберга…
— Но они же начнут искать!
— Ну и пусть ищут! Они ничего не найдут, потому что никогда не узнают точно, где спрятаны ценности. Они будут их искать везде — здесь, в Восточной Пруссии, в генерал-губернаторстве, в Саксонии и Тюрингии… Но им никогда не узнать, где конкретно спрятано достояние рейха! Даже если они, как кроты, перероют всю землю!

Крайхен и Роде проговорили еще минут двадцать. Как раз ровно столько, сколько потребовалось солдатам, чтобы вынести все мешки во двор Геолого-палеонтологического института и разжечь там огромный костер. В этом костре погибли все учетные и инвентарные книги Прусского музея и Художественных собраний Кёнигсберга, дела с перепиской между отделом реквизиций и просмотра Оперативного штаба рейхслейтера Розенберга, Министерством оккупированных восточных областей и кёнигсбергскими музейными учреждениями. Именно тогда, третьего апреля 1945 года, навсегда были утрачены многие документальные свидетельства нахождения в Кёнигсберге многочисленных культурных ценностей из самых разных стран мира, и уже никто не может точно сказать, сколько их было на самом деле.


Продолжение: http://proza.ru/2016/12/28/911.