Гвоздь и волшебная книга

                Гвоздь и волшебная книга


Из влажных и душных объятий глубокого сна его вырвал звонок будильника. Пронзительный писк сверлом ввинчивался в мозг. Сережа разлепил тяжелые ото сна веки и взглянул на табло электронных часов: 5.30 утра… Надо вставать. Сначала он принял заранее подготовленную таблетку обезболивающего, а затем медленно, осторожно попытался согнуть правое колено. Боль, вечный враг Сережки, с которой он боролся целыми днями, на ночь подписывала договор о перемирии и тоже засыпала. Но с утра военные действия возобновлялись. Выбрав много лет назад местом жительства в его организме коленные суставы, боль просыпалась при первом же движении и сначала медленно, тяжело ворочалась, как дикий зверь в берлоге, которого не вовремя потревожили, потом начинала рычать, скрипеть и щелкать зубами.
Ничего, думал Сережа, сгибая левое колено, вы у меня все равно заработаете. Колени напоминали заржавевшие, давно не знавшие смазки, железные механизмы. Они скрипели, стонали, но поддавались такой же железной воле своего хозяина. Впереди было два часа упорных упражнений, к окончанию которых он снова сможет ходить, как нормальный человек, ну, почти, как нормальный.
Сережа Гвоздиков, по кличке Гвоздь, с двух лет болел артритом, и вот уже 16 лет боролся с ним в прямом смысле этого слова. И борьба была не напрасной. Он научился справляться с болью, подчинил ее себе, как дрессировщик подчиняет себе дикого зверя. Вот и теперь боль вгрызалась в его колени, вытягивала сухожилия, сводила мышцы, а он, сжав зубы, упорно и терпеливо, сгибал и разгибал суставы, заставляя их двигаться, работать, служить ему верой и правдой.
В 7.30 он встал и, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, как матрос на плывущем корабле, пошел умываться, одеваться и завтракать. Впереди его ждал новый день.
Когда Гвоздь допивал свой чай, параллельно надевая рубашку и запихивая учебники в рюкзак, в прихожей раздался звук открываемого замка. Это мать вернулась с ночной смены. Она вошла и тяжело опустилась на табуретку, устало стаскивая зимние сапоги.
- На улице такой гололед, сынок, - произнесла она громко, так, чтобы он обязательно услышал, - может, сегодня пропустишь занятия?
Сергей выглянул из кухни и посмотрел на мать.
- Доброе утро, мама! Все нормально, я справлюсь с гололедом.
- Хоть палочку возьми, а то вдруг, не дай бог… - в ее взгляде был неизбывный, многолетний страх за сына и мольба.
- Мам, я справлюсь! – жестко, с расстановкой повторил Гвоздь и отвернулся от ее умоляющих глаз. Ну, как она не поймет, что ходить с палкой в восемнадцать лет невозможно, просто невозможно, проще умереть!
Мать, повесив старенькое, потертое пальтишко на вешалку, прошла в кухню и села за стол. Усталостью в ней было пропитано все: слегка опущенные уголки губ, тонкие морщинки вокруг голубых, как будто немного выцветших глаз, опущенные плечи и безвольно сложенные на столе ладони. Острая как игла жалость кольнула сердце Сережи, но он вздохнул поглубже и отвернулся к плите, наливая ей чай.
- Сынок, оказывается в поликлинике на нашем участке теперь новый доктор, - возобновила она старую песню, поглядывая на сына с опаской.
- И что?
- Может, сходим к нему, оформим инвалидность?..
- Я не инвалид, мама! – взорвался Гвоздь, стукнув чашкой по столу и чуть не расплескав прозрачную коричневую жидкость. – Сколько раз тебе говорить, я нормальный, такой же, как все! И я не буду оформлять инвалидность!
Мать, еле сдерживая слезы, отвернулась к стене, прикрыв рот рукой. Ну, конечно она знала, что разговор этот бесполезен, но все-таки надеялась, а вдруг?.. Ее сын отказывался признавать себя инвалидом и требовал того же от нее.
Не допив чай, раздраженный этим разговором, Гвоздь быстро оделся и, не взяв с собой палку, отправился на занятия в колледж, где он учился на бухгалтера. А мать, чуть не плача, замерла у окна, глядя, как вытянувшаяся за последний год угловатая фигура сына неуклюже, с опаской, но с гордо выпрямленной спиной, преодолевает скользкий тротуар. Она тяжко вздохнула и поплелась отсыпаться после работы.

Видимо она перешла ту грань усталости, за которой сонливость в крепком объятии сливается с бессонницей. Сон не приходил, ему мешали упорно лезущие в голову напрасные мысли. Сын был гордым и упрямым, как дед, и с этим приходилось мириться. Она маялась, ворочаясь с боку на бок, когда раздался резкий, требовательный звук дверного звонка. Кто бы это мог быть? Думала она, вставая с постели, запахнув на груди домашний халат, и с облегчением, что теперь не придется мучиться со сном, пошла открывать.
На пороге стояла соседка с первого этажа Наталья, дородная женщина средних лет с добродушным лицом.
- Ой, Оленька, я тебя разбудила… - виновато пробормотала Наталья, но вошла в квартиру. – А я только хотела спросить, есть у тебя ванилин или нет? Хочу выпечкой заняться к приезду дочки.
Ольга пожала плечами и пошла на кухню.
- Ты проходи, Наташа, я сейчас посмотрю.
Пока соседка разыскивала ванилин, открывая кухонные шкафы, Наталья огляделась по сторонам. Бедность, тщательно скрываемая идеальной чистотой и порядком, все равно сквозила из каждого угла. Чему удивляться, думала Наталья, если мать одна растит больного ребенка без всякой посторонней помощи?
- Вот, кажется нашла, - Ольга положила перед соседкой небольшой пакетик с ванилином. – Бери. Пусть Маришка порадуется. Как у нее дела?
Обе женщины присели за кухонным столом напротив друг друга.
- Нормально. Сессию сдала.
- Умница у тебя дочка!
- А твой как?
- Учится, кажется неплохо. Вот сегодня такой гололед, а он все равно пошел, не хочет занятия пропускать. – Ольга отвела взгляд в сторону, будто чувствовала свою вину.
- Так и не хочет оформлять инвалидность? – участливо поинтересовалась соседка. Ольга отрицательно покачала головой. – А мать он пожалеть не хочет? Ты же на трех работах разрываешься, чтобы ему на лекарства хватало! А инвалидность хоть какую-то копеечку даст, да льготы какие-никакие. Ну, хочешь, я сама с ним поговорю?
- Да бесполезно все это, Наташ. Ничего, скоро Сережа учебу закончит, найдет себе работу, станет легче, – в глазах матери загорелся огонек надежды.
- Думаешь, сейчас так просто найти работу, особенно молодежи без опыта? Может, с инвалидностью то было бы легче. Сейчас государство квоты на инвалидов выделяет на предприятиях. – не унималась Наталья.
- Он считает, что справится со всем сам, без посторонней помощи.
- А его отец? Он то сыну помочь не хочет?
Ольга отвернулась к окну. Это была болезненная тема, влезать в которую совсем не хотелось, но соседка смотрела на нее так искренне и сочувственно, что язык заговорил сам собой.
- Он ушел от нас, когда Сереже исполнилось пять, просто не выдержал. Не все могут жить в семье с тяжело больным ребенком. Какое-то время помогал нам, деньги присылал, а потом снова женился, родились дети, денег на всех хватать не стало. Так что, пришлось нам справляться самим.
- А на алименты ты в суд подавала?
- Нет. Зачем? Это же унизительно! Если у человека есть совесть, то он и без всякого суда будет помогать собственному сыну, а если нет, то и деньги его нам не нужны! – с уверенностью, выстраданной за многие годы, ответила Ольга.
- Я с тобой не соглашусь! – закачала головой Наталья. – Плевать на совесть, есть она или нет, но хоть какая-то помощь ребенку была бы. Гордые вы оба, Оля, что ты, что твой Сережа. От этой гордости трудно вам жить, хотя люди вы очень хорошие. И помог бы, да не знаешь, как к вам подступиться!
***
Сергей возвращался с занятий через заледенелый парк. Двухдневный снегопад внезапно сменился короткой оттепелью, а потом снова подморозило и все дорожки в парке превратились в каток, а деревья стояли будто хрустальные, каждая веточка оказалась заключенной в сверкающий в солнечных лучах прозрачный ледяной футляр. Он шел медленно, осторожно, выбирая места, хоть немного посыпанные дворниками песком и солью, где было не так скользко.
От напряжения колени болели больше обычного, он даже неосознанно кусал губы, отчего губы на морозе обветрились и стали трескаться. Устав так, что в ногах появилась противная дрожь, Сережа решил сесть на садовую скамейку и передохнуть. Мать была права, надо было взять с собой палку, идти было бы легче. Но от мысли, что ребята в колледже увидят его, как дряхлый старик, идущего с палочкой, жгучий стыд заливал щеки румянцем. Я сильный, думал Гвоздь, я справлюсь, перетерплю!
Из темных омутов памяти всплыло детское воспоминание: он, Сережа, 4-5 летний едет в коляске, как маленький, потому что идти совсем не может, колени распухли и перестали разгибаться, коляску везет отец. Мимо них на трехколесных велосипедах проносятся с криком и гиканьем трое ребятишек, ровесников Сережи, соревнуясь, кто из них быстрее. Отец смотрит на них с восхищением и завистью и говорит: «Вот, какие ребята молодцы, как здорово гоняют на велосипедах!» и бросает взгляд на сына. Глаза его тут же тускнеют, подергиваются какой-то блеклостью, и взгляд словно отстраняется, становится чужим. И Сережа понимает, что никогда не будет папа смотреть на него с таким же восторгом, как на тех ребят, если он не будет ходить, бегать, кататься на велосипеде, как и другие дети, не будет его любить, если он, Сережа, будет хуже других.
Он не мог себе позволить быть хуже других, слабее, но пораженное болезнью тело отказывалось играть в эту иргу, поэтому жизнь Сергея проходила как бы на обочине. Он не мог завести близких друзей, потому что перед ними невозможно было бы скрывать свои слабости. Пряча за маской надменности физическую немощь и неуверенность в себе, он отказался сегодня идти с ребятами из группы на дискотеку, что устраивали в колледже под Новый год. Ну, какая для него дискотека? От одной мысли, что все будут тыкать в него пальцем, шушукаться за спиной или, что еще хуже, жалеть, становилось так скверно на душе, что даже перехватывало дыхание. Нет, пусть они там развлекаются, а я буду готовиться к экзаменам. В чем, в чем, а в учебе ему удавалось быть в первых рядах, что слабо, но компенсировало вынужденное одиночество. Среди ребят он слыл умным, слегка надменным одиночкой. Одногруппники выстраивались в очередь, чтобы списать у него конспекты, но на близкие дружеские отношения не напрашивались.
Он вытянул ноги и привалился к спинке скамейки. Зимний парк напоминал лес в волшебном царстве снежной королевы. Он удивился, что в середине дня вокруг никого не было, хотя обычно по дорожкам гуляли мамы с колясками, бегали трусцой любители здорового образа жизни, бабушки-пенсионерки болтали друг с другом на скамеечках. А сегодня никого не было… Наверное, из-за гололеда, подумал Сергей, и вдруг увидел в метре от себя на выкрашенных в зеленый цвет досках скамейки брошенную или забытую кем-то книгу. Обычная книжка карманного формата, какие носят с собой любители почитать в общественном транспорте по дороге на работу. Весьма потрепанная книжка, с выцветшей от частого чтения мягкой бумажной обложкой и загнутыми уголками страниц. Какая-нибудь бабулька, наверное, забыла, прочитав женский романчик из разряда «розовые сопли».
Сергей немного нагнулся и внимательно взглянул на книгу. На обложке среди разноцветных геометрических фигур тусклым золотом блестела надпись: «Эта книга для тебя». Странное название для женского романа, подумал Сергей и придвинул книжку поближе. Внизу обложки мелкими черными буквами было написано: «Открой меня!». Кого, меня? Книжку, что ли? Сергей взял в руки бумажный томик и открыл. Может это детектив или приключения?
Он попытался прочесть набранный обычным шрифтом текст, но смысл напечатанного ускользал, будто книга была не на русском, а на каком-то незнакомом языке, но написанная русскими буквами. Вдруг он понял одну фразу: «Ну что, мама была права?»… Он бы не обратил на эту фразу особого внимания, но то, что следовало за ней заставило его внутренне похолодеть: «С палочкой по такому гололеду было бы значительно легче!» Сергей отбросил от себя странную книгу, словно ежа, с виду такого симпатичного, а на самом деле ужасно колючего. Книжка шлепнулась на скамейку и обиженно зашелестела страницами, а Гвоздь опасливо оглянулся и посмотрел по сторонам. Какой странный день… В зимнем парке с хрустальными деревьями по-прежнему никого не было. Налетевший неизвестно откуда порыв ветра раскрыл книжку, и Серега против собственной воли прочел: «Мог бы послушать мать! Разве она не заслуживает того, чтобы ее хоть иногда жалели, хоть иногда прислушивались к ее советам? Она же любит тебя! А ты?..» От лица Сергея отхлынула кровь, а сердце в груди сделало кувырок и забилось чаще… Книга с ним разговаривала!
Он схватил чудесную книжку и засунул себе за спину, словно опасаясь, что кто-нибудь увидит ее и заподозрит неладное. Спине тут же стало тепло. Книжка его согревала! Испуг ушел, растворился в морозном воздухе вместе с паром, вылетающем изо рта. Сергей стал думать о матери…
Бедная мама, он родился, когда она сама была еще совсем девчонкой, поэтому из-за его болезни так и не получила нормального образования, не приобрела достойной профессии. Вот и вынуждена теперь перебиваться неквалифицированной, а значит малооплачиваемой работой. Как же она пережила уход из семьи отца? И ведь не сломалась, все выдержала, вытерпела, и его, Сережку, никому в обиду не дала, лечила постоянно, надеялась на излечение. И замуж после не вышла, не устроила свою личную жизнь, а ведь она еще не старая, сорока еще нет. Права говорящая книга, он ее совсем не жалеет, все со своей гордыней нянчится. А надо просто взглянуть правде в глаза: он-инвалид, калека, он слабый, не такой как все. И пусть над ним смеются, показывают пальцем, даже жалеют, но мама в этом не виновата. Это его чаша, и он выпьет ее до дна!
Сергей достал книгу и посмотрел на выцветшую обложку совсем по-другому.
- Спасибо тебе, умная книга, - честно поблагодарил он и, положив томик на скамейку, неуклюже, с усилием поднялся на ноги. Пора было возвращаться домой. Он подхватил свой рюкзак и повернулся в сторону дома, но в последний момент обернулся и бросил прощальный взгляд на книгу. Вместо названия большими золотыми буквами сияла то ли просьба, то ли приказ: «Возьми меня с собой!». Серега нагнулся и засунул удивительную книгу в рюкзак к учебникам.

Дома мама снова собиралась на работу. Сын вошел в дом и замер на пороге кухни, где на столе его уже ждал вкусный ужин.
- Я на работу, Сережа, - сказала мама, снимая с вешалки пальто. – Поешь как следует, пожалуйста. А то совсем худой стал.
- А ты то поужинала? – спросил он.
- Я потом.
- Когда потом? – удивился Серега, наблюдая, как мать торопливо застегивает пальто.
- Когда с работы вернусь, - мама поцеловала его в щеку и пошла к двери.
- Мам, что ты там про нового участкового говорила? – Он торопился успеть сказать, пока она не ушла. – Если участковый врач другой, может сходим, оформим мне инвалидность?..
Мать замерла в дверях, на лице ее смешались выражение удивления и недоверия. Что она слышит? Можно ли верить собственным ушам? А Сергей замялся, не зная, как объяснить ей, почему так внезапно изменил свое решение.
- Пособие по инвалидности небольшое, но все-таки… Тебе вон пальто новое купить надо.
Мать резким, порывистым движением обняла его, прижалась к его лицу мокрой от слез щекой и, не сказав ни слова, выбежала из квартиры. Она уже опаздывала на смену.
А Сергей отправился в комнату и достал свою удивительную находку. На обложку книги снова вернулось прежнее название «Эта книга для тебя». Или это вовсе не название, а призыв, приманка? Сережа осторожно провел кончиками пальцев по выпуклым золотым буквам.
- Никогда не верил в сказки, - прошептал он, - даже в Деда Мороза в детстве, а тут такое! То ли книга, то ли разумное существо… И ведь разговаривает!
Он раскрыл первую страницу и сразу прочел: «Давай поговорим!».
- Ну, давай! – усмехнулся Серега. – Расскажи о себе. Что ты такое?
«Нет. Давай о тебе» - ответила книга. Надо же, какая упрямая и скрытная.
- Да что обо мне говорить? Ты и так про меня все знаешь! Вот решился радикально изменить свою жизнь, оформить инвалидность, чтобы матери было хоть немного легче в материальном плане. Так что скоро на моей жизни можно будет поставить крест!
«Почему так категорично?» - поинтересовалась книга.
- Я считаю, что инвалидность – это что-то вроде клейма на лбу. Все теперь будут знать, что я больной, слабый, убогий и жалкий. А у таких нет и не будет никаких перспектив в жизни. Представляю, как парни из колледжа будут сторониться меня со словами: «Ну, что ты хочешь от него? Он же инвалид!». А девчонки будут шушукаться за спиной и сочувственно вздыхать: «Ох, бедненький!» - Сережа тяжело вздохнул.
«Почему ты так боишься быть слабым?»
- Вовсе не боюсь! Просто… Просто слабых не любят, не уважают, их презирают или жалеют. А презрение и жалость, сама понимаешь, не самые лучшие чувства.
«Не правда! Мама тебя любит такого, какой ты есть, слабого и больного!»
- Мама! – хмыкнул Серега, - Скажешь тоже. Мама – это мама! Конечно она меня любит, и я ее люблю. А вот отец меня не любит, он даже из семьи ушел из-за меня! Потому, что я не такой как все, хуже других.
«Не соглашусь с тобой! Истинная любовь имеет другую природу, духовную, и направлена от одной души к другой. А физическая оболочка не имеет значения!»
- Нет, книжка, я тебе не верю. Любовь, высокие чувства - все это выдумки писателей, и встречаются только вот в таких вот книжках. Я считаю, что лучше себя не обманывать, быть честным перед собой! Да, я – инвалид, я слабый и жалкий, и в лучшем случае могу рассчитывать только на сочувствие. И с этим надо научиться жить, смириться, потому что мой удел - одиночество. Если оформление инвалидности как-то поддержит маму, я на это пойду.
«Как тебя переубедить?»
- Да, никак! Не надо меня переубеждать, - твердо заключил Сергей и закрыл книжку с тяжелым сердцем. В его ладонях лежал маленький бумажный томик и грел его руки, словно это был добрый друг, проникнувшийся сочувствием и состраданием. Странным образом тепло от книги потекло по рукам вверх, проникло в грудь и сконцентрировалось в самом Сережином сердце. И Сережа Гвоздиков впервые в жизни почувствовал себя не одиноким…
***
Последний раз он был у врача пять лет назад. Участковый терапевт, солидная, самоуверенная дама, сосредоточенно что-то писала в амбулаторной карте, не отрывая от нее глаз, недовольно, с раздражением реагируя на робкие вопросы Сережиной мамы по поводу других методов лечения, ведь те, что они испробовали, не помогали.
- Ну, а что вы от меня хотите? – наконец соизволила она взглянуть на посетителей. – Болезнь у вашего сына неизлечимая. Радуйтесь, что он ходит…Пока. – И снова углубилась в свою писанину.
По сути это был приговор, конец всем надеждам на лучшее, на выздоровление. И то, каким тоном это было сказано, так поразило Сергея, что он встал со стула и молча вышел из кабинета, даже не попрощавшись. Все, решил он про себя, к черту всех врачей! Он больше не верил им и не считал нужным попусту тратить время на посещение поликлиники. Он сам справится со своей болезнью, должен справиться. Со следующего дня он начал вставать в 5.30 утра и делать двухчасовую зарядку каждый день.

Новый участковый доктор, симпатичная женщина средних лет с добрыми карими глазами, выспросила у Сергея все о его болезни, о том, как и какими способами лечился, внимательно его осмотрела, осторожно ощупав деформированные коленные суставы, и выдала кучу бланков на обследования для оформления инвалидности, а в конце сказала, обращаясь сразу и к Сереже, и к его маме:
- В последнее время медицина сделала большой шаг вперед. Думаю, хирург-ортопед подскажет вам выход. Единственное, о чем я вынуждена вас предупредить, ходить по врачам вам придется долго, пока оформите инвалидность. Наберитесь терпения. Удачи вам! – улыбнулась она.
А когда за пациентом и его мамой закрылась дверь кабинета, тяжело вздохнув, сказала медсестре:
- Гвоздиков. Фамилия то какая! Как будто именно про этого мальчика сказал Маяковский:
«Гвозди бы делать из этих людей.
Крепче бы не было в мире гвоздей.»

Дома, разложив на столе бумажки, принесенные из поликлиники, Сережка сел на стул и задумался. У него было странное ощущение, будто он подошел к двери, ведущей в неизвестность, приоткрыл ее чуть-чуть и замер на пороге. И страшно, и заманчиво… На краю стола лежала чудесная книжка, что обнаружил он в парке, и притягивала взгляд Сергея.
- Вот так вот, книжка, - неожиданно для самого себя Гвоздь вдруг заговорил, обращаясь к книге, как к живому и разумному существу, - по твоему совету пошел оформлять инвалидность, а это такая канитель… Очереди, бесконечные анализы, консультации… Сдохнуть можно, пока оформишь.
Он с интересом посмотрел на обложку, но там по-прежнему золотыми буквами было написано «Эта книга для тебя» и надпись не менялась.
- Что молчишь? – Сергей взял книгу в руки и раскрыл где придется.
Бессмысленное нагромождение русских букв, буквы сливались в непонятные слова, слова – в предложения. И вдруг некоторые слова прямо на глазах стали обретать смысл. «Самый длинный путь начинается с первого шага», прочел Сережа и задумался. А ведь умная книга права, надо начать, сделать первый шаг, а там потихоньку, потихоньку… 

Хирург-ортопед, молодой парень лет тридцати, удивленно поднял брови, осматривая Сержу.
- Что ж ты, дружок, столько лет зря мучаешься?
- Что значит зря? – уточнил Сергей, с трудом надевая ботинки.
- Тебе же давно надо было суставы протезировать. Эти операции теперь на поток поставлены.
- А деньги где взять? Банк ограбить? – невесело усмехнулся Гвоздь.
- Нет, банк грабить не надо. Надо государственную квоту получить и прооперироваться бесплатно. Сейчас многие так делают. Ну что, писать тебе направление?
Сергей замялся. В его голове не укладывалась новая информация. Что еще за квоты? И что значит протезировать суставы? Доктор, видя растерянность на лице парня, стал рассказывать подробнее. Из рассказа выходило, что Сережу можно вылечить! Надо только больные, почти разрушенные суставы заменить на искусственные из какого-то хитрого сплава. Легко сказать, заменить!
- Ну, что танцевать сможешь после операции, не гарантирую, но ходить без боли точно сможешь! Хотя и танцевать, наверное, сможешь, если захочешь. Ты парень с сильным, волевым характером. У тебя все получится! – убежденно произнес доктор, выдавая направление на операцию.
После посещения хирурга-ортопеда мама долго плакала в конце коридора, спрятавшись за кадкой с каким-то деревцем, тщетно пытаясь прочесть затуманенными слезной пеленой глазами бумажку, выданную доктором на получение квоты. Бумажка, как пойманная бабочка, подпрыгивала и трепетала в дрожащих от волнения руках. А Серега растерянно мычал «Мам, ну, мам, перестань», чувствуя, как в глубине его закаленного волей сердца теплеет и оттаивает многолетний лед, тоже готовый вот-вот пролиться из глаз жгучими слезами.
***
Дальше события стали развиваться с молниеносной быстротой. Так бывает, когда внезапно, случайно попадаешь именно на тот путь, что предначертан тебе судьбой, а дальше остается только плыть по течению, с удивлением и радостью созерцая проплывающие мимо берега, не имея ни малейшего представления о том, где, в каком месте придется пристать к берегу…
Квоту на операцию Сергей получил в самом конце декабря, считай без очереди. Кто-то по неведомым ему обстоятельствам отказался ложиться на операцию 29-го декабря, других из общей очереди, желающих провести Новый год в больнице, кроме Сережки, тоже не нашлось. Он даже не успел оформить в колледже академку, так и пошел на госпитализацию, как на войну с неизвестным исходом.
Но операция прошла удачно. Ему протезировали левый коленный сустав, сказав, что через год прооперируют и правый. Мать проводила возле сына все новогодние каникулы, пока страна широко, с размахом, с риском для здоровья, праздновала сначала Новый год, а потом и православное Рождество. К моменту завершения череды праздников Сергей уже смог сам передвигаться по палате на костылях.
К концу февраля он сменил костыли на палочку, а в марте его отправили на курс восстановительного лечения в реабилитационный центр.
Этот самый центр располагался за городом, в сосновым лесу, где воздух был таким насыщенным и вкусным, что его хотелось съесть, закусив сочной, зеленой хвоей. Снег еще лежал по бокам дорожек окружавшего клинику парка, но на полянках, на пригреваемых солнцем пригорках уже образовывались проталины, обнажая голую, коричневую землю с остатками прелой листвы, и добавляя к лесным ароматам запах сырой земли. Сергей побаивался гулять по сырым и скользким дорожкам, и предпочитал наблюдать за пробуждением весны из окна своей палаты.
Весь его день был расписан по минутам и заполнен всевозможными процедурами, лечебной гимнастикой, занятиями в бассейне и физиотерапией. Под конец дня он так уставал, что засыпал мгновенно, едва его голова касалась подушки.
В тот день он первый раз отправился на массаж. Разыскав нужный кабинет в конце коридора, он постучал в дверь, подергал ручку, но кабинет был закрыт и пришлось присесть в ожидании массажиста в одно из расположенных вдоль стены кресел. Хозяин кабинета не заставил себя долго ждать. Высокий, крепкий блондин с курчавой окладистой бородкой, о таких обычно говорят: «косая сажень в плечах», чем-то походил на былинного русского богатыря Илью Муромца или Добрыню Никитича. Он быстрым, решительным шагом прошел по коридору и, открывая ключом дверь кабинета, с улыбкой спросил:
- Ну, есть кто ко мне?
- Я! – ответил Сержа, поднимаясь из кресла.
- Проходите! – любезно пригласил блондин и распахнул перед ним дверь.
В кабинете по середине располагался большой массажный стол, в углу у двери стоял письменный стол, за которым и угнездил свое богатырское тело хозяин кабинета на маленьком вертящемся стульчике. Сергей протянул массажисту бумажку с направлением, а тот, не обратив никакого внимания на это, с дружелюбной улыбкой спросил:
- Как ваша фамилия и диагноз?
- Гвоздиков моя фамилия, а в диагнозах я не разбираюсь.
- Будьте добры, прочтите, что написано в направлении! – продолжал настаивать массажист.
Он что, сам не может прочесть? С некоторым раздражением удивился Сергей, поднося к глазам направление и с трудом разбирая корявый врачебный почерк. Массажист тем временем достал плотный картонный лист и стал колоть его странной штуковиной, напоминающей шило. Сергей растерянно замолчал.
- Читайте, читайте, - подбодрил его блондин.
И тут до Сереги дошло – азбука Брайля! Массажист был слепым и писал методом слепых, используя азбуку Брайля. Сочетания выпуклых точек на картонном листе, оставленным специальным, похожим на шило, приспособлением, означали буквы, слова, которые слепые люди читали, проводя по ним кончиками пальцев! Сергей был ошарашен своим открытием не столько от того, что впервые в жизни видел слепого массажиста, сколько от того, что, не будь этих специальных приспособлений для письма, он никогда бы не догадался, что хозяин кабинета не видит! Как спокойно он ориентировался в коридоре и у себя в кабинете!
- Ну, давай Сережа, раздевайся и забирайся на стол. Сможешь? Помощь не нужна? – доброжелательная улыбка озаряла круглое, румяное лицо со светло голубыми глазами.
- Смогу, - ответил Сергей и стал раздеваться, - А как вас зовут?
- Антон.
Антону на вид было лет 28-30. Он свободно двигался по кабинету, безошибочно доставая с полок шкафов или из ящиков стола необходимые для работы принадлежности. От крупных, мощных рук его с широченными ладонями исходила какая-то добрая сила, и лишь слепые глаза не фиксировали свой взгляд на предметах, а словно плавно скользили в пространстве.
Массаж он делал мастерски! Сильные пальцы гладили, разминали, растирали отвыкшую от ходьбы, после операции и за долгое время использования костылей, Сережкину ногу, но делали это так бережно, почти ласково, что Серега совсем не испытывал боли, наоборот, нога оживала, наливалась новой силой, словно слепой массажист делился своей собственной силой с пациентом. При этом Антон с удовольствием рассказывал о случаях из своей практики, даже пару анекдотов рассказал.
На третьем сеансе массажа Сергей не выдержал и задал мучивший его уже несколько дней вопрос:
- Антон, а ты давно… не видишь?
- С детства, - легко ответил Антон. – Я учился в спецшколе для слепых, а потом учился на массажиста.
- Тебе трудно было?
- Нет. Скорее, интересно! У нас, у слепых, пальцы обладают особой чувствительностью. Поэтому массажисты вроде меня ценятся. Я несколько лет проработал в частном медицинском центре, а потом перешел сюда, в реабилитационную клинику. Здесь на много интереснее, хоть и платят поменьше. Мне очень нравится моя работа, особенно, когда приходит к тебе пациент на костылях, а уходит на своих ногах! А недавно я ездил на курсы повышения квалификации в Краснодар вместе с друзьями, изучали новые методики. Вот одну из них на тебе и опробую, если не возражаешь.
- Не возражаю... А как же ты до работы добираешься?
- А у меня есть «глаза» - моя жена Наташа. Она меня проводит на работу и встречает с работы.
- Ты женат?!.. – от удивления Серега чуть не свалился с массажного стола.
- Да. Уже пять лет. Жена у меня замечательная! Она тоже инвалид первой группы, живет с пересаженной почкой. Мы с ней дополняем друг друга: я семью обеспечиваю, а она занимается домом, ну и сопровождает меня везде. Можно сказать, идеальная пара!
Сережа внимательно посмотрел на массажиста: несмотря на блуждающий взгляд слепых глаз, выражение его лица можно было назвать абсолютно счастливым, казалось, некий таинственный свет просачивался изнутри, из глубин души, разливаясь по щекам приятным румянцем. Уж кто-кто, а похожий на былинного богатыря Илью Муромца Антон, несмотря на слепоту, несмотря на инвалидность, никак не выглядел убогим и никчемным, жалким и никому не нужным. Может, подумал Гвоздь, дело не в инвалидности, а в чем-то другом?
***
Заканчивалась вторая неделя реабилитации. Ходить с каждым днем становилось легче и легче, и Сережа стал выходить на улицу, если не было дождя и ветра, на всякий случай прихватив с собой палочку. Снег почти сошел, а сквозь прелую листву стали пробиваться, таясь от любопытных взглядов, острые зеленые стебли первоцветов. Пробуждаемая теплыми весенними ветрами природа отправляла в мир своих самых смелых и неприхотливых первопроходцев.
Сергей после всех процедур отдыхал, лежа в кровати с книжкой в руках, той самой, с которой теперь ему было трудно расстаться. Волшебная книга за это время превратилась в единственного друга и собеседника. А общаться с ней стало совсем просто: бумажный томик научился читать Сережкины мысли и задавать вслух свои вопросы уже не было необходимости. Еще одной замечательной особенностью волшебной книги оказалась способность превращаться в любую книгу по заказу: хочешь – фантастику, хочешь- приключения или детектив, на выбор! Так за время своего лечения Сергей прочитал всего Конан Дойля, а потом хитрая книжка стала «подсовывать» ему русскую классику, Толстого, Достоевского, Бунина, Булгакова. И Сережа постепенно «втянулся», увлекся чтением. Он лежал на кровати, вытянув немного уставшую от занятий в бассейне, ногу и читал «Мастера и Маргариту».
Вдруг в дверь палаты постучали и через секунду на пороге появился… клоун. Сергей отложил книжку на тумбочку и приподнялся на локте. Перед ним стояла невысокая, худенькая девушка с ярко красным клоунским носом-шариком, нарисованными веснушками и торчащими в разные стороны косичками, как у Пеппи Длинный Чулок. На одетой поверх блузки широкой белой майке было нарисовано оранжевое солнце и надпись вокруг него: «Солнце светит всем одинаково».
- Привет! – Сказала девушка с порога, - У тебя случайно нет цветных карандашей?
- Чего? – Сергей сел на кровати и растерянно уставился на гостью.
- Цветных карандашей. Ну, которыми рисуют… Я волонтер, развлекаю детишек, которые тут лечатся. Вот, сегодня рисовали, рисовали, все карандаши исписали, поломали, а рисунки свои еще не докончили. Так есть у тебя карандаши или фломастеры? – веселые карие глаза смотрели на Сережку с надеждой.
- Нет, к сожалению, карандашей у меня нет.
- Жаль. А может есть что-нибудь для игры или для занятий с детьми?
Сергей растерянно пожал плечами. В этот момент взгляд девушки упал на тумбочку, где лежала волшебная книжка.
- Ух ты! – она подбежала и схватила книжку в руки, - Красота какая!
Сергей не поверил собственным глазам: гостья держала в руках большую, роскошную, иллюстрированную книгу сказок.
- Откуда у тебя такое чудо? – девушка с восхищением перелистывала глянцевые страницы с великолепными картинками, - А можно мы с ребятами ее почитаем?
- Конечно, - не задумываясь ответил Сережа.
Веселый клоун с косичками прижала книгу к груди, как что-то невероятно ценное, и направилась к двери, но на пороге замерла и снова посмотрела на Сергея.
- А пойдем с нами. Чего лежать целый день в кровати? Поиграем с детьми. Они, знаешь, какие смешные! Меня Маша зовут. А тебя?
- Сергей, - пробормотал Серега, поднимаясь с кровати. Он никогда не играл с детьми и не знал, как это делается, но девушка Маша была такой милой и веселой, да и в руках она держала его волшебную книгу. – Пойдем.
Зачем волшебная книга превратилась в книгу детских сказок, да еще такую яркую и привлекательную? Что задумала хитрая книга? Сергей взял палочку и, прихрамывая, направился следом за жизнерадостным клоуном-волонтером.

В холле первого этажа творилось что-то невообразимое! Яркие, разноцветные воздушные шарики заполнили все пространство холла, уткнувшись в невысокий потолок и мерно покачивая блестящими ленточками, привязанными к основанию шариков. За журнальными столиками расположились юные художники с фломастерами и карандашами в руках. Множество уже готовых шедевров красовались на самом видном месте на доске объявлений, пришпиленные кнопками. Дети галдели, смеялись, ссорились, как в обычной школе на переменке. И только прислоненные к спинкам кресел и диванов палочки и костыли напоминали о больнице. Среди детей ходили, помогая с рисунками, еще две девушки-волонтеры, загримированные под клоунов и в белых майках с нарисованным солнцем.
Маша вышла в центр холла и громко объявила:
- Смотрите, что у меня есть! - и высоко подняла книжку.
Десятки детских головок повернулись в ее сторону.
- Хотите, почитаю сказки?
-Да-а-а! Хотим!! – хором закричали дети и потянулись к Маше, усаживаясь вокруг нее на диван, на кресла, подтаскивая поближе стулья.
Яркая обложка книги притягивала детские взгляды, и те с любопытством сначала заставили Машу показать им все картинки, а потом только выбрали самую интересную сказку. Девушка начала читать, а дети притихли, внимательно слушая.
Сергей присел возле освободившегося журнального столика и тоже приготовился слушать, как вдруг кто-то потряс его за плечо. Сергей обернулся. Перед ним стоял мальчик лет десяти с коробкой шахмат под мышкой.
- Привет! Ты в шахматы играть умеешь? – спросил мальчик.
- Умею. Немного.
- Тогда давай, поиграем?
- А разве ты не хочешь сказки послушать?
Мальчик в ответ презрительно фыркнул:
- Я что, маленький?!- и стал расставлять шахматные фигурки на доске.
Сережиного соперника звали Петя и лечился он здесь после тяжелой травмы, полученной в автоаварии. Маленькие круглые очочки делали его по-взрослому серьезное лицо похожим на Знайку из сказки Носова про приключения Незнайки и его друзей.
- А у тебя что с ногой? – в промежутках между ходами поинтересовался Петя.
- А мне недавно больной сустав заменили на здоровый, но металлический.
- Как, металлический? – вскинул удивленные глаза мальчик.
- Так. Через год обещали и второй заменить. Так что я, можно сказать, одной ногой уже в будущем, а второй еще в прошлом стою!
- Так ты киборг, получается?! – в голосе Пети слышалось неподдельное восхищение. – А у меня после аварии аппарат Илизарова стоял. Спицы прямо из ноги торчали, и такие металлические круги. Здорово было! Я тоже киборга напоминал. – С гордостью добавил мальчик, - Но кости срослись и аппарат сняли.
Похоже, Петя был разочарован, словно это была не тяжелая травма, а увлекательная игра, в которую он с удовольствием играл, и игра кончилась.
- Скоро люди будут жить до 300 лет. По мере выхода из строя им будут заменять на железные все суставы, кости, потом поменяют на искусственные внутренние органы, ну, там сердце, почки. И люди превратятся в киборгов и будут жить долго-долго! Вот увидишь! - с уверенностью заключил Петя.
- Ты давай, играй, писатель-фантаст, а то я тебе мат в два счета поставлю! – Предупредил Сережа с улыбкой.
Пока его соперник обдумывал очередной ход, Сергей тайком посматривал в сторону Маши. Она сняла мешающий чтению клоунский нос и читала сказки так вдохновенно, с таким выражением! Она, наверное, в театральном учится, с восхищением подумал Сережа и невольно залюбовался девушкой.
После чтения сказок дети, с жаром обсуждая услышанное, потянулись на ужин в столовую. Сергей пожал сопернику в шахматной игре руку за честную ничью и встал от журнального столика. К нему с улыбкой подошла Маша и протянула книжку.
- Спасибо тебе большое, Сережа, за замечательную книжку! Заметил, как внимательно дети слушали?
- Это от того, что чтец был замечательный, - ответил Сергей и взял книгу. Большая, довольно тяжелая, в твердой красивой обложке, книга ничем не напоминала маленький, карманный, весьма потрепанный томик, к которому он уже привык.
Маша с Сережей направились по коридору в сторону Сережиной палаты.
- Скажи, а почему ты вообще этим занимаешься? – смущаясь, будто спрашивал что-то запретное, поинтересовался Гвоздь. Он скосил на нее глаза и удивился, какой красивой казалась девушка, несмотря на нарисованные коричневым карандашом веснушки на аккуратном носике и торчащие в разные стороны косички.
- Волонтерством? Тебя это удивляет? – вопросом на вопрос ответила Маша и усмехнулась.
- Удивляет. Можно подумать, что тебе больше заняться нечем, как возиться с больными детьми.
- Я в 8 лет попала в больницу и хорошо помню, как грустно и даже страшно мне было. Люди в белых халатах казались опасными и жестокими, а спрятаться от них не было никакой возможности. И рядом не было мамы или папы. Страх и бессилие, тоска по дому, слезы в подушку по ночам, невкусная еда и боль, постоянная физическая боль… Мы живем в двадцать первом веке, и дети не должны страдать, когда лечатся в больнице. Поэтому я и прихожу сюда. Превращаюсь в клоуна и развлекаю их. Когда у ребенка хорошее настроение, лечение идет лучше, эффективнее. Так врачи говорят!
- Тебе их жалко?
- Нет. Жалость – нехорошее чувство. Я его не люблю. Мне кажется, жалость унижает человека. Эти дети очень часто демонстрируют такую силу воли, такое мужество, что взрослые могут позавидовать! За что же их жалеть? Сочувствую – да, сопереживаю – да, а жалеть - не жалею.
Сергей остановился и внимательно посмотрел на Машу. Веселые карие глаза были серьезны, из них, казалось, льется тихий добрый свет.
- И потом, они так искренне радуются, когда к ним приходишь, получаешь такой заряд положительной энергии от них, что хочется совершить какой-нибудь подвиг. Честное слово! Так что у нас с ними происходит взаимообмен добротой и любовью.
Они подошли к двери его палаты и остановились на пороге.
- Спасибо тебе еще раз за чудесную книжку и до свидания! – Маша улыбнулась доброй, благодарной улыбкой и Сергею показалось, что ее нарисованные веснушки засветились в коридорном сумраке, засияли неведомым светом.
Она сейчас уйдет и больше он ее никогда не увидит! С тоской подумал он и прижал к груди книжку. От книги пошло отчетливое тепло, проникая прямо в сердце, передавая ему таинственную силу. И тут он сказал то, чего от себя никак не ожидал:
- Можно, я присоединюсь к вам в следующий раз?
- Конечно, можно! – радостно засмеялась девушка. – Мы только рады будем! Приходи во вторник в шесть вечера туда же, в холл первого этажа. И книжку свою приноси, а то мы еще не все сказки прочитали!
И она, махнув на прощание рукой, побежала по коридору, при этом забавно помахивая торчащими в разные стороны косичками.
Сергей вошел в палату, положил книгу на тумбочку и стал пристраивать палочку к спинке кровати. А когда снова взглянул на книгу, то увидел привычный карманный формат и большие золотые буквы на обложке: «Эта книга для тебя».

Незаметно пролетели две оставшиеся до окончания реабилитации недели. По вторникам и субботам приходили волонтеры фонда с длинным, но очень справедливым названием «Солнце светит всем одинаково» и развлекали больных детишек. Дочитали сказки, потом волшебная книга превратилась в учебник игры в шахматы и, так как Сергей оказался обладателем этого замечательного учебника, сама собой организовалась шахматная школа под его руководством. Дети постарше, кому уже не так интересно было общение с клоунами и чтение сказок, потянулись за шахматные доски, собранные по всей больнице у добрых медиков или больных, в количестве восьми штук. Пользуясь волшебной книгой как руководством, Сережа давал детям шахматные задачки, а они старались их решить. Двух дней в неделю оказалось мало и занятия по шахматам переросли в ежевечерние. Маша, приезжая в реабилитационный центр в очередной раз, не уставала хвалить Сергея, превратившего скучные больничные вечера в интересное и увлекательное времяпрепровождение. Для Сережи ее слова казались бальзамом, проливавшемся в самое сердце, и он смущенно улыбался.
Когда курс лечения закончился, и Сергей готовился к выписке, Маша забежала к нему в палату попрощаться, и протянула ему клочок бумаги, на котором был записан ее телефон… Сергей так обрадовался, что растерялся. А он то страдал последние несколько дней в горьком предчувствии неизбежного расставания, без всякой надежды на новую встречу, почти не спал последнюю ночь. И вот он держал в руках листок с длинным рядом аккуратно записанных синей шариковой ручкой цифр и потрясенно молчал.
- А ты мне свой телефон не напишешь? – спросила девушка, глядя с улыбкой на его растерянную и счастливую физиономию.
- А? Да… Конечно, напишу!
Почему-то все из рук падало, простой карандаш с обломанным стержнем, ручка, листок из записной книжки никак не вырывался, пальцы от волнения дрожали, а сердце в груди так торопливо стучало, что трудно было дышать. Наконец он смог написать свой номер телефона, с трудом вспомнив последовательность цифр, и с замирающем сердцем протянул Маше. Сегодня она была без клоунского грима, никаких веснушек на ее милом, немного курносом носике не было, а вместо смешных косичек длинные каштановые волосы мягкими локонами спадали на плечи, обрамляя нежный овал лица.
За две недели знакомства Сергей понял, что, Маша необыкновенная девушка, не только потому, что очень красивая, она была просто не такой, как все. Девчонки, с которыми он учился в колледже, напоминали стайку воробьев или синичек, шумно, суетливо и нестройно чирикающих о своих проблемах и проблемках, обсуждающих шмотки и чужих ухажеров, вздыхающих по красивым киноактерам или модным певцам, бесконечно смакующих новые сплетни. Маша была и умнее их, и глубже, душевнее. С ней хотелось говорить и говорить часами обо всем на свете. У нее всегда было свое мнение, которым она делилась деликатно, не навязывая, с интересом и уважением выслушивая мнение других. В ней была какая-то целостность, какой-то внутренний стержень, что вызывало в Сережке уважение и восторг. И вот теперь он трепетно сжимал в руке бумажку с номером ее телефона, а значит еще ничего не кончилось, значит была надежда, что расстаются они не навсегда. От этого хотелось жить, хотелось петь и бежать по коридору в припрыжку, откинув в сторону надоевшую палку.
***
Заканчивался апрель, весна набирала силу, прорываясь в мир с треском раскрывающихся почек, с гомоном птичьих стай, вернувшихся с юга, с веселым журчанием ручьев вдоль дорожек парка. Сергей ходил кругами по комнате и никак не мог решиться позвонить Маше без повода. Она же занята, думал он, оправдывая свое бездействие, у нее учеба в педагогическом, зачеты, лекции. Вдруг она будет недовольна его звонком? И как назло никаких официальных праздников, с которым можно было бы ее поздравить, в ближайшие дни не ожидалось. Он то брал телефонную трубку в руки, мучаясь сомнениями, то откладывал ее в сторону, так и не решаясь набрать заветный номер.
И тут Маша позвонила сама!
- Привет! Как дела?
Оказывается, все так просто! Просто поинтересоваться, как живет человек, как идут его дела, просто протянуть к нему через время и пространство тонкую, невидимую нить своего небезразличия, и дать почувствовать, что он не один в этом мире! И вот уже небо становится выше, пронизанное острыми солнечными лучами, вбирая в себя полет облаков и пронзительные птичьи крики, а мир становится ярче от покрывающихся зеленым пухом деревьев, от весенних, радостных нарядов людей и распускающихся крошечных глазков мать–и-мачехи, так похожих на рассыпанные по земле солнечные зайчики…
Оказалось, что им есть, о чем поговорить, что обоим интересно узнать, как протекает жизнь друг друга, какие события наполняют ее, какие проблемы возникают. Они болтали по телефону, а мама Сережи ходила мимо на цыпочках затаив дыхание, боясь спугнуть что-то, как она чувствовала своим материнским сердцем, очень важное, очень хрупкое и прекрасное.
Под конец разговора Сергей вдруг осмелел и пригласил девушку на прогулку в парк, благо погода была чудесная, просто подышать свежим воздухом. Сердце его не успело замереть в ожидании, как она согласилась.

Он готовился к первому свиданию как к решающему экзамену. И самым сложным вопросом был вопрос брать или не брать с собой палку? Оперированная нога уже практически не болела, а после курса реабилитации сустав сгибался и разгибался полностью, но вторая нога, словно обидевшись, что ею пренебрегли и выбор сделали в пользу другой, болела с удвоенной силой, ныла и ни на минуту не давала забыть о себе. Поэтому ходить с палочкой было хоть немного, но легче.
Сергей, выбрав в шкафу рубашку и свитер, отутюжев выходные брюки, достал волшебную книгу и сел в своей комнате на диван.
- Ну как я пойду с девушкой по парку, опираясь как старик на палку, и хромая? Что она обо мне подумает?
«Что у тебя болит нога и с палкой тебе ходить легче». Ответила книга.
- Это, наверное, очень глупо с моей стороны, но очень хочется, чтобы Маша смотрела на меня как на мужчину, а не на жалкого инвалида. Жалость унижает человека. Она сама так говорила. Я знаю, она меня неоднократно видела с этой дурацкой палкой, но то было в больнице! Я не хочу производить впечатление несчастного больного, понимаешь?
«Понимаю. Благоприятное впечатление можно произвести куда более простым способом!»
- Каким?
«Подари ей цветы. Хитрость такая: она будет смотреть на цветы, а не на твою палку».
- Что б я без тебя делал, книжка?!- обрадовался Серега доброму совету и бросился собираться на свидание.
Золотые буквы на обложке выгнулись дугой так, что казалось будто книга улыбается.
Причесав в пятый раз волосы перед зеркалом, в десятый раз застегнув и расстегнув внезапно ставшими жутко неловкими пальцами верхнюю пуговицу рубашки, Серега направился в коридор, бросив прощальный взгляд на книгу. Обложка призывала: «возьми меня с собой!»
- Ну, на свидании ты мне зачем? – с некоторым упреком спросил Сергей, но все-таки взял бумажный томик и сунул в левый карман куртки. Да и спокойнее ему было с этой книжкой, чувствовалась безмолвная поддержка верного друга.

Маша стояла у пока еще молчащего фонтана к нему спиной и он, немного замявшись, тихо произнес:
- Маша! – и протянул ей букет снежно-белых тюльпанов.
В первый момент девушка дружески улыбнулась, как старому знакомому, но взгляд ее упал на букет и что-то произошло с ее лицом: карие глаза округлились, губы чуть-чуть приоткрылись, выдохнув удивленное «О-о-о!», и она взглянула на него совсем другими глазами. Ему показалось, что взгляд этот проник в самую глубину его души. Что она там увидела? Бог знает, но ее глаз подернулись влагой, и она растерянно, и даже как-то испуганно захлопала ресницами.
- Спасибо. Не ожидала…Мои любимые цветы…- она уткнулась лицом в хрупкую нежность бутонов, и они медленно пошли по дорожкам парка.
- Люблю это время года, - сказал Сергей, - весной всегда хочется жить, несмотря ни на что.
- Да. Кажется, еще чуть-чуть и взорвется такой фонтан жизненной энергии, жажды жизни, что сметет с лица земли все старое и отжившее, и расцветет с невиданным размахом и щедростью!
- Да ты поэт, Маша! – улыбнулся Сергей, бросив на нее взгляд, полный нежности и восхищения.
Они долго гуляли по парковым аллеям и дорожкам среди молодых мамаш, неспешно толкающих впереди себя коляски с младенцами; среди жизнерадостных старичков, наконец осознавших, что все-таки пережили очередную зиму, и как птицы, счастливо чирикающих на скамейках; среди спортсменов-бегунов и велосипедистов, наконец-то вырвавшихся на свободу из тесных и душных спортзалов и фитнесс-центров.
- Давай сядем посидим, - предложила Маша, подходя к зеленой скамейке, - а то я немного устала.
Не ты устала, а я, но ты почувствовала это и нашла деликатный выход из положения так, чтобы не задеть мое самолюбие! Подумал Сережа и в душе его стало тепло и радостно. Они сели на скамейку и ему показалось, что здесь он уже когда-то был, именно здесь, кажется, на этой скамейке, он и обнаружил свою волшебную книгу. Памятное место!
Он посмотрел вокруг и снова удивился: по-прежнему светило солнце, покрывались робкой зеленью ветки деревьев, на газонах пробивалась свежая трава, но куда делись все мамаши с колясками, старички и велосипедисты? Парк был пуст…
- Маша, скажи, - наконец решился он задать мучивший его вопрос, - тебя не коробит то, что ты гуляешь по парку с хромым инвалидом?..
Удивленные карие глаза уставились на него.
- Ах, вот ты о чем!.. Сережа, болезнь – это испытание, которое может выпасть каждому. И дело не в болезни, а в том, как человек преодолевает это испытание. Кто-то будет ныть, жаловаться, выпрашивая, как нищий на паперти, крохи жалости и сочувствия у окружающих. А кто-то, как ты, собрав в кулак все свое мужество, сцепив зубы, будет молча бороться с болью, терпеть и бороться… И обязательно победит! И ты победишь свою болезнь, я это знаю, чувствую!
Лицо девушки раскраснелось и, казалось, светилось изнутри, а в голосе слышалась убежденность.
- Ты, Сережа, конечно, очень несовременный… Кто же в наше время дарит девушкам цветы? Это же вышло из моды, к сожалению… Но ты настоящий, понимаешь, настоящий!
Серега не понял, какой смысл вкладывала Маша в слово «настоящий», но теплая волна счастья, возникнув в глубине груди, там, где сердце, стала быстро растекаться по всему телу, делая его легким, растворяя боль в колене, уничтожая остатки страха и неуверенности в себе. Особенно тепло стало в левом боку, там, где в кармане лежала волшебная книга. Тепло быстро нарастало, переходя в настоящий жар. И вот уже жгло так, что казалось, в карман положили раскаленный кирпич. Серега быстро вынул книжку и положил на скамейку рядом с собой.
- Что это за книжка? – поинтересовалась Маша, заглядывая через его плечо.
- Да вот, не так давно нашел ее тут, на скамейке, бесхозную, взял почитать, теперь возвращаю.
- О чем книжка?
- О жизни.
- Интересная?
- Очень!
- А можно я ее тоже почитаю?
- Ну, не знаю…- замялся Сергей, - Захочет ли она, чтобы ты ее прочитала?
Девушка протянула руку и взяла книжку. На обложке не было золотых букв.
- Интегральные уравнения?.. – с растерянным удивлением прочла Маша - Действительно, очень жизненная книга! - Она пожала плечами и протянула книгу Сергею, – Единственный предмет, который я никогда не любила в школе, была математика. А уж про алгебру и математический анализ и говорить не приходится!
Серега держал книгу в руках и чувствовал, как она быстро теряет свое тепло. Неведомая чудесная энергия уходила, пряталась от него, теряла с ним связь. Горло слегка сдавило от предчувствия неизбежного расставания. Он провел по обложке ладонью, погладил растрепавшийся от частого чтения переплет и бережно раскрыл книгу на середине. Среди бессмысленного нагромождения букв проступили слова. Книга с ним прощалась:
«Мир полон хороших, добрых, чутких, отзывчивых людей! Распахни перед ними двери своего сердца, и будь счастлив!»
Спасибо тебе, добрая книга! Подумал Сергей про себя и положил книжку на выкрашенные зеленой краской доски скамейки. Может кому еще пригодишься? А вслух сказал:
- Знаешь, Маша, о чем я мечтаю больше всего на свете?
- О чем?
- Научиться кататься на велосипеде! С самого детства мечтаю…
- Научишься, обязательно научишься! – засмеялась девушка, беря его под руку и увлекая со скамейки дальше по дорожке парка, - Это совсем не сложно.
- Даже если очень сложно, я все равно научусь! Через год, когда восстановлюсь после второй операции, обязательно научусь, - и в голосе его не было ни одной, даже самой слабой нотки сомнения.
- Значит, через год будем вместе кататься на великах вот по этим самым дорожкам парка, – подтвердила Маша.
Они не заметили, уходя, как легким, неизвестно откуда взявшемся порывом ветра, раскрыло страницы книги, и они зашевелились, замахали вслед уходящей паре. А к скамейке подошла и устало опустилась на зеленые доски странная девушка: всем своим обликом она напоминала тускло тлеющую спичку, которая и не гаснет, и не разгорается ярким, светлым пламенем.
Девушка подняла забытую кем-то книжку и закрутила длинной худой шеей по сторонам в поисках рассеянного хозяина. По дорожке шли, удаляясь от скамейки, молодые люди, парень хромал и опирался на палку, а девушка то и дело подносила к лицу букет роскошных белых тюльпанов, вдыхая их тонкий аромат.
- Подождите! – пискнула девица невразумительно и поднялась было со скамейки, чтобы догнать парочку, но взгляд ее упал на обложку, и тусклые, бледно-голубые глаза стали расширяться, белесые брови полезли на лоб, поднимаясь над стеклами некрасивых, давно вышедших из моды, очков.
Крупные, выпуклые золотые буквы на потрепанной обложке книги убеждали: «Эта книга для тебя!» А внизу четкими черными буквами призывно и убедительно шла надпись помельче: «Открой меня!» И руки девицы сами собой раскрыли странный бумажный томик…