Зимний вечер

Маша громко ворвалась в дом, свалила охапку дров и плюхнулась на скамью, отряхивая снег с выбившихся волос. Её красивые черные глаза лукаво щурились по сторонам, а белозубая улыбка играла на румяном лице.
- Батько приехал, - выговорила она, - казав печку топить.
- Батько, батько! - подхватила притихшая детвора, и кто в чем прыгали в сапоги.
Рыбаки уже затащили лодку, выбрасывали снасти, выставляли корзины с рыбой. Берег был забит шугой, кругом лежал снег, и только серая днепровская рябь в скупом ноябрьском рассвете сопротивлялась морозам.
- Дай мэни, дай я, - кричала детвора хватаясь за корзины с рыбой.
- Тю, а ну, не валяй, - прикрикивали старшие братья, деловито вытаскивая тяжелые дубовые весла из уключин.
Встречать рыбаков сходились соседи из домов вдоль Днепра. Петро задержался в плавнях дольше всех в поселке. Уже поговаривали, что был слух о брошенном корпусе на лимане, но Валентина отмалчивалась и не сердилась. На сердце было спокойно.
- Ну, шо, сосед, перезимуешь? – хлопал Петра по замасленному пиджаку старый Гриня.
- Та буде шо наморозить, - отвечал Петро, отирая пот со лба, - сома добре взялы и карпа з ямы шугнулы. Добрый карп, жирный. Та ты приходь до Валюшки з торбой.
- Дообре, - жамкал дед беззубым ртом, сторонясь в снег.
Валентина стояла в дверях, сложив руки на груди, мирно разглядывая суету на берегу.  С Днепра уже тянуло сыростью и по утрам над рекой стоял густой туман. Петро выглядел уставшим, прихрамывал. Контуженая нога застывала от сидения в лодке и ещё несколько дней он будет жаловаться  – «рыба та зайци заведуть у старци». 
- Схуд, - тихо проговорила она, беря за руку мужа, когда он свалил с плеча перемёт под окном, - Машутка воды ще з зори наносила, зара баньку согриемо. Як Семен?
- Хто зна, шо той Семен. Мовчить соби. А де кращого помичника кликать? Свои ще в люльки, - отвечал Петро кивая на сыновей. - Як батьки твои?
- До городу подались, вид тоди чутки немае. Старый зовсим занедужав.
- Що той город, - вздыхал Петро, осторожно ссыпая табак с ладони в обрывок газетной бумаги.
Без умолку верещала кошка, копошась в ногах с выводком котят. Детвора, путаясь в полушубках и старых длинных шинелях, с трудом втаскивала корзины в сени.
- Диви яки зуби, - восхищенно толкались они, разглядывая сомовьи головы, торчащие из корзин, - а вуса яки! Ды, а в того окунь з рота сторчить!
Из глубины сарая за детворой внимательно наблюдала корова, пережёвывая сенную жвачку. Сладковатый запах свежей рыбы взволновал пару свиней в дальнем темном углу и повизгивая большие круглые пятаки нетерпеливо тыкались в щели между досками.
К обеду, в доме набилось народу. Все были рады счастливому возвращению Петра с Семеном. Распаренный после бани, в белой льняной рубахе с распахнутым воротом Петро довольно улыбался сидя за столом. Младшая Надюшка мирно притихла у него на коленях, прислушиваясь к непонятным разговорам взрослых.
- Воду вижило, в сапогах по корчах хлюпалы шо мали в калюжах, - возмущался Петро, - з горы дурне дуло по Днипру горнуло шо на той бик не перепхнесся. Три дни чекали, та й скатились в лиман аж за маяк, там затишно.
- Шо тамошни хлопци кажуть?
- Кажуть, осетра було, севрюга, з промислами далеко не виходили. Добре живуть.
Графины быстро опустели, на скатерти темнели красные пятна. Задорно хохотали женщины, перекрикивая друг друга.
- До биса ту кляту, як вона мени казала, шо я стерва, - шутя горячась, возмущалась Валентина. -  На базари зустрила, вона пыку видвернула, та хай бог милуе, шо мени?!
- Чоловик з кацапив згодом прийихав, то схаменеться.
За окнами серел ранний ноябрьский сумрак, начиналась метель.
- Низовий ще з вчора ввечери развертався, - говорил захмелевший Семен. -  Снигу намете, та тёпло буде.
В низкой хате было душно и раскрасневшаяся Мария, чуть покачиваясь в стороны, затянула унылую ноту, - Ой, мени казала ма-аты… Все разом стихли, в печи потрескивал огонь и был слышен общий вдох, а за тем разлилась по Днепру хмельная, ноябрьская песня, -  Не журыся вечора-ами…
Узкой тропинкой с кручи, к дому Петра спускались двое, один в кожаной фуражке, куртке, широких галифе и блестящих сапогах. Другой в серой шинели и винтовкой за спиной шел позади. Снег под ногами был мокрым и рыхлым, а теплый южный ветер бросался огромными белыми хлопьями и человек прятался в высоком кожаном воротнике.
- Которая хата? – обернулся он к своему спутнику.
- Он та, шо пид рогозой, - указывал тот.
Через минуту песня оборвалась и Днепр погрузился в мертвую тишину, и только ветер завывал, путаясь в густых ивовых прядях.