Фавиан и улицы

— Ты же сказал, до конца недели?

— Да, но понимаешь, так вышло, что внезапно решил приехать старый приятель, и я обещал пустить его к себе — ему больше негде остановиться.

Фавиан как обычно сидел в пабе у Мауро, медленно потягивая горячий кофе со специями. У Мауро он всегда получался выше всяких похвал, Фавиан часто думал, что тот в тайне подрабатывает на стороне – варит кофе каким-то божествам. Поэтому даже если хотел, то не мог сейчас разозлиться.

Мауро немного помедлил, прежде чем продолжить, улыбнувшись как-то виновато:
— Я сейчас поступаю как последняя сволочь, признаю, — слегка похлопал по плечу Фавиана своей тяжелой рукой, — но у тебя же полгорода знакомых.

Перекинув полотенце через плечо, полез куда-то за стойку.

— Вот, сейчас, хочешь, я дам тебе номер одного парня из клуба латинистов? У него должна быть свободная комната…

Фавиан прервал его на полуслове, слабо улыбнувшись:

— Спасибо, не надо, у меня есть одно место на примете.

На самом деле не было, конечно, никакого места на примете — обычно он нигде подолгу не задерживался, а ночлег находился как будто сам собой и совершенно спонтанно.

Играл там, где придется, в любую погоду. Жара не могла отнять у него ни виолончели, ни смычка, ни преданных слушателей, собиравшихся полукругом. Некоторые засиживались подолгу на горячей мостовой, скрестив ноги, словно уходя в транс, слушая звуки, разрывавшие шумные улицы итальянского города.

Тибр всегда встречал гостеприимно, холодящим лицо ветром и легкой рябью на поверхности. Пройтись вдоль реки, постоять на мосту, или спуститься от него вниз по лестнице и сидеть у берега, пока не солнце не скроется за горизонтом.
Когда умерла Элен, он стоял на мосту, и не мог пошевелиться, не мог больше ничего, кроме как смотреть вдаль, туда, где река уходила все дальше и дальше, соединяясь с бесконечностью.

Сам не заметил, как уснул, прислонившись головой к холодящей каменной кладке. Река была сейчас единственным местом, которое могло подарить такой нужный отдых. Проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит. И правда — открыв глаза, обнаружил рядом седовласую старушку, которая внимательно на него смотрела. Она приняла его за бездомного, предлагала купить в соседней лавке сэндвич и кофе, спрашивала, есть ли у него, где ночевать. Пытался объяснить, что он не бездомный, а что выглядит так, ну, так это потому что теперь не было особой разницы в том, что носить, и в том, бриться или нет, а еда —  про неё он часто забывал и раньше.

Один раз показалось, что в толпе увидел Эл в этой ее смешной оранжевой толстовке. До этого ни разу не испытывал на себе никаких видений, поэтому почему-то сразу поверил, что все взаправду. Эл улыбалась, и увидел он ее именно когда начал играть ее любимую мелодию. Никогда не понимал, почему она ей так нравилась – смычком приходилось ударять по виолончели сильно, почти что со злобой, только тогда можно было получить нужный звук. Мелодия нарастала постепенно, достигая своего пика, а потом резко обрывалась, и так повторялось несколько раз.

Не остановился, сыграл все, полностью, но стоило моргнуть – как Элен уже не было в толпе.

Видел ее так еще несколько раз, как не сошел с ума – непонятно.

Один раз, вечером, засиделся у Пантеона (там, где играл обычно) допоздна. У храма всегда было легче играть, руки словно все делали сами, а мозолей как будто не было вообще.

На площади его знали, поэтому никто не беспокоил, не спрашивал, все ли в порядке, когда он просидел несколько часов с закрытыми глазами у входа.

В голове проносились новые мелодии, незаконченные, которые нужно было собирать воедино по лоскуткам.

Устал настолько, что решил было заснуть прямо там, если бы не ветер. Сладковатый, словно только распустившийся цветок, свежий, как будто прилетевший с самого берега моря. Ветер ерошил волосы и забирался под воротник, и если оставались еще отголоски каких-то забот и мыслей, то сейчас они испарились окончательно. Отчетливо осознал направление ветра – он словно звал куда-то, подталкивая бережно, но настойчиво, как будто тянул за руку.

Когда открыл глаза, понял, что уже не сидит, а стоит у входа в Пантеон, и двери, которые в это время обычно были уже закрыты, сейчас наоборот были распахнуты нараспашку. Внутри не видно было ничего, потому что оттуда разливался свет – яркий, но не ослепляющий. Свет заполнял все вокруг, и был будто осязаемым.
 
Специально оглянулся по сторонам, чтобы попытаться разобрать хоть что-то, но безуспешно: все остальное, что было раньше, то ли исчезло, то ли и не существовало вовсе никогда. Опять посмотрел в том направлении, где должен был быть вход, –  тогда-то и увидел Эл. Волосы ее были слегка растрепаны, и сама она была в каком-то странном длинном платье – но это точно была она, в этом он был уверен. Эл улыбнулась и протянула ему руку.

Фавиан уверенно обхватил руку Элен двумя руками, сделал шаг вперед, и растворился.