В поисках кайфа. Адам второй. Глава 12

 …Утром Олечка просыпается от дальнего звона будильника. Не открывая глаз, она слушает как Лиля, позвякивая посудой, завтракает, как потом хлопает дверь и наступает тишина. Она тихо, чтобы не разбудить Адама, выбирается из постели. Идет в зал и негромко зовет. – Ли-ля! Вы здесь! Ли-иля!
    Никто, понятно, не откликается. Она выходит на веранду, выглядывает из дверей. На улице тихо, часов семь, наверное. Олечка закрывает дверь на крючок и возвращается в дом.
    Адам спит, смешно открыв рот. Олечка снимает  трусики и голая забирается под одеяло. Тесно прижавшись к любовнику, запускает ладонь в трусы и нежно сжимает горячий член. Адам глубоко вздыхает. Олечка утыкается в его загорелую грудь с ручейком волос посередине и с замиранием ощущает в своей ладони восхитительное чудо: отвердевающее шевеление мужской плоти. Она любит этот процесс, любит сам по себе, но если это происходит с мужчиной, который тебе нравится, это вовсе чудесно. Жаль, что в ее жизни так было не всегда. Или – не жаль? За это подруги иногда называют ее шлюхой. Что, конечно же, неправда. Она просто любит вот это чудо жизни, которое увеличивается в ее руках. Любит, когда это чудо входит в нее. И еще она умеет нравиться мужчинам в постели, за что подруги иногда называют ее развратницей и бесстыдницей, а  она - соблазнительницей.
    - Где хозяйка? – спрашивает Адам.
    - Тараканы съели, - томным полушепотом отвечает Олечка.
    - Без шуток.
    Это слова, думает она. По его дыханию, по тому, как его рука сжимает ее ягодицу, по тому, как бъется его сердце, она чувствует: он в ее власти. Он ее захочет и при хозяйке. И это главное.
     – Хозяйка ушла. Дверь – на крючке. А Олечка и ее киска тебя хотят.
    Девушка сбрасывает одеяло на пол и, полуприсев над любовником, со стыдливой игривостью  вводит в себя  его член. Закусив губы, и откинувшись назад, на руки, она медленно двигает бедрами вверх-вниз, прогибаясь низом живота к Адаму, давая ему возможность насладиться зрелищем ее лона. Олечка уверена, что это и есть высшая власть женщины: мужчина сладострастно желающий ее и обозревающий ее киску. И, что важно, еще не кончивший.  И чем длиннее этот период, тем сильнее мужчина привязывается к ней и тем больше желает с ней секса. Адам сжимает олечкины бедра и убыстряет темп соития. Девушка, не останавливаясь, склоняется над ним, жарко шепчет. – Ты хочешь быстро, да?
    - Да! – бормочет Адам. – И немножко поспим… И продолжим.
    Олечка ликует и удваивает нежные усилия.

    …- Я пойду, отолью, - говорит Адам.
    Он одевает джинсы, рубаху, кроссовки на босу ногу, и идет во двор. Бетонная дорожка, огибающая дом и усыпанная палыми грушами, приводит его к известному деревянному сооружению. Справив нужду, он идет назад. Откуда-то из-за забора до него доносится бубненье мужских голосов. Адам подкрадывается к калитке, и осторожно приоткрыв ее, выглядывает на улицу.  Увиденное напоминает ему об его статусе беглеца. У соседнего дома стоит знакомый двуликий кагэбэшник и о чем-то распрашивает заспанного мужика в трико. Тот слушает, хмуро глядя в землю. Напротив их, поперек дороги, лежит поваленное дерево.
    - Молодой человек? Вопрос можно?
     Адам вздрагивает и поворачивается. Вдоль забора, навстречу ему идет мужчина в ширпотребовском пиджаке и фальшиво улыбается. Адаму на миг кажется, что сейчас он достанет из кармана кусок колбасы и начнет звать его: кутя! кутя! кутя!..
    Адам защелкивает калитку на шпингалет и бежит за дом. Дальнейшее он помнит калейдоскопическими фрагментами: прыжок через низкий забор - вскарабкивание на высокий; лохматый пес, справляющий нужду  и от испуга улепетывающий в конуру;  опять забор; матерящаяся баба с граблями у кучи дымящейся травы, опять забор, теперь  улица, которую он пересекает не задумываясь, и снова – заборы, заборы, петляние между помидорных кольев,  забор и переулок, который выводит его на пустыри на окраине города.
    Он легко бежит по натоптанной тропе между невысокими  карагачами и ивами, постигнув истину второго дыхания.
    В конце концов, Адам решает, что достаточно оторвался, что пора остановиться и подумать. Он сворачивает с тропы вбок, в крошечную низину, и садится на любезно изогнутый ствол карагача.