Пушкин и депеша Геккерна

VII - Пушкин и депеша Геккерна

1. Анна Павловна Романова и принц Вильгельм Оранский
2. Взгляд на проблему с депешей Геккерна. По следам Эйдельмана
3. Пушкин: возвращение «диплома»
4. После Пушкина
Дополнения и размышления
1. Бруннов и Нессельроде
2. От Идалии к Нессельроде
3. Диплом на бланке и другие письма
4. Геккерн знал о письме на бланке для Пушкина
5. Анонимное письмо подписано
6. Непременный секретарь граф И.Борх
7. Венское общество и Пушкин
8. Шаги к дуэли



ДЕПЕША ГЕККЕРНА:

1. Анна Павловна Романова и принц Вильгельм Оранский.

«В 1816 году 20-летняя Анна Павловна вступила в брак с нидерландским наследным принцем Оранским (с 1840 года король Виллем II). Этот брак позволил Оранской династии поправить финансовые дела, так как, согласно Учреждению об императорской фамилии, великим княжнам при вступлении в брак полагалось денежное приданое в 1 млн. руб.». http://ru.wikipedia.org/wiki/
«Виллем настолько нуждался, что у него не было средств даже на корону. Бедному принцу банально было нечем короноваться. Вздохнув, Анна Павловна отдала мужу свои бриллианты, чтобы он сделал себе приличную корону. Ходили сплетни, что Виллем был склонен к содомитскому греху; поговаривали, что он содержит любовника, который его разоряет». http://www.gollandia.nl/ 
«Всю жизнь благородная женщина штопала финансовые дыры, проделанные беззаботным супругом, который жил широко и весело, ни в чем себе не отказывая, был заядлым картежником, с королевской роскошью содержал латинского любовника и был склонен к содомитскому греху и извращениям. Одного из сердечных дружков мужа Анна подозревала в краже значительной части своих бриллиантов, которая произошла перед вынужденным отъездом королевской семьи Оранских из Брюсселя, во время франкоязычного бунта, когда Нидерланды потеряли Бельгию. Но даже в такой трудной ситуации и несмотря на личные неприятности, Анна вновь проявила настоящее благородство и милосердие. Именно в этот период появляются основанные ею на личные средства госпиталь и инвалидный дом для воинов, получивших ранения и увечья во время драматических событий при отделении Бельгии.
В то время как королева Анна заботится о больных и обездоленных, ее супруг избирает местом своей резиденции и развлечений город Тилбург».

Анна Павловна, часто тосковавшая в одиночестве, постоянно поддерживала контакты со своими родными в России. Она еженедельно писала матери, обращалась к братьям, Александру и Николаю, за советом и помощью.
Она переписывалась также и с В. Жуковским, как воспитателем и семейным учителем в доме Романовых. Вполне естественно, что Вильгельм, с его влечением к удовольствиям,  давал Анне много поводов к обидам и приводил не раз к недоразумениям и ссорам супругов. И не раз эти обстоятельства становились для Анны темой для обсуждения их в переписке с родными.

2. Взгляд на проблему с депешей Геккерна. По следам Эйдельмана.
Николай в мае 1836 года пошёл навстречу просьбам Геккерна об усыновлении им поручика Жоржа Дантеса. Вероятно, при этом он закрыл глаза на недостаточно законные основания к этому акту. Или попросту не знал о них. При этом видна лёгкость, с которой молодой человек явился в Россию под крылом Геккерна, благополучно пристроившего  поближе ко двору «своего питомца».
К тому же, Дантес вскоре был представлен и Александре Фёдоровне, которая не только помогла ему денежными средствами из своей личной шкатулки, но и включила  его в свиту своих «танцоров». Александра Фёдоровна была вовсе не глупа: в поле зрения её избранного кавалергарда Александра Трубецкого должен быть приближённый Государя, Дантес.
Налицо поистине удивительное ПОКРОВИТЕЛЬСТВО человеку, явно не имевшему для этого никаких видимых заслуг. Но этот человек тотчас оказывался в долгу перед Государем за Его высочайшие благодеяния.

Аудиенция Николая Первого и посланника Нидерландов Геккерна, явившегося из отпуска  в мае 1836 года, имела темой не только межгосударственные отношения. Известно было о маршруте путешествия посланника и его пребывании в Нидерландах. Кроме решения вопроса об усыновлении Геккерном Дантеса, Николай, вероятно, счёл уместным  коснуться обстоятельств семейной жизни своей сестры, Анны Павловны, надеясь услышать ответы на свои вопросы,  узнать новости, доступные Геккерну.
Да, тема семейных отношений явно была затронута в контексте беседы посла и Государя. Это обстоятельство прочитывается в тексте последовавшей за тем депеши Геккерна по линии Министерства иностранных дел:

Якоб ван Геккерн – Иоганну Верстолку ван Сулену,
Санкт-Петербург, 23 мая 1836 года
«После того как выражение моего почтения было принято с обычным благоволением, его Величество подробно остановился на отношениях с Его Королевским Высочеством принцем Оранским. Его Величество, который совершенно естественно чувствует родственную привязанность к Их Королевским Высочествам, откровенно высказался насчёт непостоянного характера Её Высочества принцессы, и сожалея о том, что он назвал неспособностью монсеньёра принца Оранского продемонстрировать большую терпимость в отношении этой несчастной особенности и приложить больше усилий для восстановления доброй гармонии, отсутствие которой он считал опасным примером для августейших детей Их Королевских высочеств и совсем не  вдохновляющим для будущего молодых принцев. Когда аудиенция была закончена, я отправился к Императрице. Без излишних церемоний Её Величество спросила меня, почему мы держим такую значительную армию и служебный персонал на границах, прибавив, что сегодня это полностью лишено всякого смысла, разве только для потакания пристрастиям принца Оранского, которому, по-видимому, не нравится жить в Гааге».

Принц Оранский, с некоторым опозданием узнавший о содержании майской депеши из России, заключил, что «изобретённый сюжет» Геккерна много вредит репутации его не только как наследника престола. Последовала реакция, отражённая в его первом письме Николаю  от 26 сентября  1836 года:
«Я должен сделать тебе, дорогой мой, один упрек, так как не желаю ничего таить против тебя. Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном, как с посланником или в любом другом качестве? Он изложил все это в официальной депеше, которую я читал, и мне горько видеть, что ТЫ НАХОДИШЬ МЕНЯ ВИНОВАТЫМ И ПОЛАГАЕШЬ, БУДТО Я СОВСЕМ НЕ ИДУ НАВСТРЕЧУ ЖЕЛАНИЯМ ТВОЕЙ СЕСТРЫ.
До сей поры я надеялся, что мои семейные обстоятельства не осудит, по крайней мере, никто из близких Анны, которые знают голую правду. Я заверяю тебя, что ВСЁ ЭТО ЗАДЕЛО МЕНЯ ЗА СЕРДЦЕ, РАВНО КАК И ФРАЗА АЛЕКСАНДРИНЫ, СООБЩЁННАЯ ГЕККЕРНОМ: спросив, сколько времени еще может продлиться бесконечное пребывание наших войск на бельгийской границе, ОНА СКАЗАЛА, что известно, БУДТО ЭТО ДЕЛАЕТСЯ ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ДЛЯ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ МОИХ ВОИНСТВЕННЫХ НАКЛОННОСТЕЙ...».

Эта интересная фраза - «в любом другом качестве» - могла бы насторожить внимательного читателя. Виллем считал, что Николай мог себе позволить с Геккерном неофициальное обращение? Мог позволить простую светскую беседу, беседу приятельскую? Вполне мог, поскольку Геккерна приглашали на обеды в кругу императорской семьи, он был в большой дружбе с Министром иностранных дел Нессельроде и его влиятельной женой, общался с семейством Строганова, дипломата, был принят в высшем обществе Петербурга. В его адрес не было до сих пор нареканий!
Нужно лишь согласиться с тем, что Виллем не желает обсуждать с Николаем и его родственниками свои личные поступки, как человека, и свои решения, как наследного принца Голландии.
Тем не менее, угадывается, что в беседе с Геккерном, занятым усыновлением Жоржа Дантеса, Николай явно коснулся темы семейного счастья, воспитания. Он мог выразить свою жалость к сестре, зная об отношениях её с принцем. Николай очень любил показать себя хорошим семьянином, отцом. Воспитательные ноты в его разговоре мог услышать каждый. Он, возможно, говорил о детях Анны Павловны и Виллема, об обязанностях отцовства.
В свою очередь, Геккерн понимал, что должен зарекомендовать перед Государем себя и Жоржа с самой достойной стороны, приняв намёки царя на его не всем понятное «усыновление» Дантеса.

В депеше, присланной Геккерном, Виллем понял скрытый смысл «изобретённых сюжетов»:
1. Николай знает о причинах ссор и размолвок в личной жизни Виллема, о которых никогда не говорится ни впрямую, ни косвенно даже в письмах, не терпящих «любопытства почты».
2. Николай осуждает причины, повлиявшие на личные отношения Виллема и Анны.
3. Александра Фёдоровна догадывается об особенностях «воинственных наклонностей» Виллема, о причинах его нежелания пребывать в Гааге.

Отдельного обсуждения требует высказывание императрицы Александры Фёдоровны, сообщенное Виллему  Геккерном: «Спросив, сколько времени еще может продлиться бесконечное пребывание наших войск на бельгийской границе, она сказала, что известно, будто это делается теперь только для удовлетворения моих воинственных наклонностей...».
«Воинственность» Виллема вызывает, конечно, некоторые вопросы. Дело в том, что ещё в 1830 году по предложению Англии 5 держав – Англия, Франция, Россия, Австрия и Пруссия –  признали независимость Бельгии и заставили голландское правительство пойти на временное прекращение военных действий против Бельгии. Вскоре, уже в 1831 году, эти же 5 держав объявили Бельгию нейтральным государством.
Тогда по какому праву наследный принц, вопреки воле своего отца, короля Виллема Первого, вплоть до 1838 года демонстрировал силу своих войск  у границ с Бельгией, нарушая соглашение 5 держав? Виллем проявляет амбиции, не совместимые с Конституцией своей страны!
Вероятно, по поводу политики и «войск на границе» принц Виллем спорил не только с отцом, королём Голландии. Он спорил также  со своей женой. И, в этом случае, вовсе не по поводу независимости Бельгии, а по поводу собственной свободы от семейных уз.
Николай Первый и его жена, близкие Анны Павловны, были в курсе семейных раздоров голландских супругов, часто живших порознь. Известно, что Анна Павловна предпочитала одиночество и часто жила далеко от мужа, в своей личной усадьбе Сустдейк.
Надо заметить, что впоследствии, став королём Голландии в 1840 году, Виллем предпочёл для себя город Тилбург, славившийся увеселительными заведениями. На карте Европы город Тилбург  находится недалеко от границы с Бельгией. Виллем не только вследствие своих «воинственных наклонностей» держал войска на бельгийской границе. Виллему нравилось быть подальше от семейных обязанностей и забот, чтобы дать волю своим истинным «наклонностям» в городе Тилбурге.
Александра Фёдоровна вовсе не напрасно высказалась в беседе с Нидерландским посланником по поводу того, «сколько времени еще может продлиться БЕСКОНЕЧНОЕ пребывание» голландских войск на бельгийской границе. Государыня особенным образом интересовалась всеми обстоятельствами придворной жизни не только в России. В её трудночитаемом немецкоязычном дневнике можно было бы найти множество записей, касающихся её личной жизни, увлечений, забот о детях и душевных переживаний о своём некогда любимом Николае. Она знала обо всех, как ей казалось, любовных связях своего супруга. И наверняка интересовалась такими же обстоятельствами жизни сестры Николая, которая часто в переписке жаловалась на отчуждённость своего супруга Виллема.

Переписка Николая и Виллема нашла решение  казуса между ними и закончилась письмом Вильгельма от 30 октября 1836 года: «Я должен тебе признаться, что был потрясён и огорчён содержанием депеши Геккерна, не будучи в состоянии ни объяснить ситуации, ни исправить твою ошибку. Но теперь ты совершенно успокоил мою душу, и я тебя благодарю от глубины сердца. Я тебе обещаю то же самое при сходных обстоятельствах».
Любопытно, каким же образом Николай  к 30 октября 1836 года «совершенно успокоил душу» щепетильного Вильгельма?
Очевидно, что Николай в своём предыдущем письме, исчезнувшем под грифом секретности или уничтоженном, от 10 октября 1836 года, пообещал Вильгельму каким-то образом разрядить создавшуюся неблагоприятную для будущего короля атмосферу при его конституционном дворе. Николай, обходя «любопытство почты», то есть с курьером, отправил ему это письмо, в котором  изложил свой план решения проблем: он нашёл способ дискредитации и отставки  Геккерна, вызывающего подозрения.
Здесь уместно вспомнить о том, что именно со средины октября Дантес начал более активное проявление «любви» к  Наталье Николаевне Пушкиной. Вскоре Пушкин получил анонимное письмо, спровоцированное встречей Дантеса и Натальи Пушкиной по настоянию Геккерна.
Достаточно было лишь факта встречи, которую назвали «тайным свиданием». Есть вероятность, что Трубецкой, приближённый императрицы, движимый высочайшими указаниями, постарался помочь Дантесу и превратил в «дело чести полка» отказ Натальи Николаевны Пушкиной всем домогательствам Дантеса!


3. Пушкин: возвращение «диплома».
Пушкин по виду диплома на бланке понял, что это клишированное анонимное письмо исходит из окружения Дантеса. И причиной ему – Дантес. Тем не менее, этого француза до сих пор с удовольствием принимали в кругу знакомых и друзей Пушкина. Зная о волокитстве Дантеса за Натальей Николаевной, ему нужно было не только расквитаться с ним, но и наказать, опозорить перед правительством и обществом.
Пушкин пишет иное, чёткое по форме, но неоднозначное по содержанию анонимное письмо. В свой адрес! Задуманное анонимное письмо затрагивало Дом Романовых: жену ещё здравствующего Д.Л. Нарышкина, бывшую любовницу Александра Первого; Министерство иностранных дел Несельроде, где служит Иосиф Борх, жена которого - фаворитка Николая Первого. Пушкин не побоялся вписать своё имя рядом с прочими, ему нечего было терять: он давно жил «между пасквилями и доносами», давно замыслил побег из свинского Петербурга, не имея средств к существованию из-за долгов и банкротства «Современника».
И потому не случайно экземпляры анонимного письма оказались и в руках Министра иностранных дел Нессельроде, и в руках Бенкендорфа в Третьем Отделении - для самого Николая Павловича! Это был ответ Пушкина авторам «диплома рогоносца» от «историографа».

Пушкин, сам того не ведая, с 4 ноября 1836 года оказался заодно с Николаем и Виллемом в отношении к Геккернам.  После помолвки Дантеса и Екатерины Гончаровой, 21 ноября, Пушкин писал Геккерну о том, что хотел обесчестить его в глазах Нидерландов и России:
«Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор ОБЕСЧЕСТИТЬ ВАС В ГЛАЗАХ НАШЕГО И ВАШЕГО ДВОРА. Я вам скажу это. Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце мое чувствительно. Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отмщенным  ни смертью вашего сына, ни его женитьбой. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо, и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела, из которого мне легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев».
Геккерны должны исчезнуть с его глаз! Или должен исчезнуть Пушкин!

Соллогуб, Жуковский и сам Николай погасили на время эту вспышку ярости со стороны поэта. Вмешательство Жуковского смягчило Николая, и он  дал какие-то указания: Бенкендорфу необходимо следить за ситуацией, а Пушкину следовало быть осторожным  в конфликте с иностранным подданным.
В письме 25 января 1837 года Пушкин снова пишет: «Я вынужден признать, барон, что ваша собственная РОЛЬ была не совсем прилична. Вы, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КОРОНОВАННОЙ ОСОБЫ, вы отечески сводничали вашему сыну.
По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы… Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. ТОЛЬКО НА ЭТОМ УСЛОВИИ СОГЛАСИЛСЯ Я НЕ ДАВАТЬ ХОДА ЭТОМУ ГРЯЗНОМУ ДЕЛУ И НЕ ОБЕСЧЕСТИТЬ ВАС В ГЛАЗАХ ДВОРОВ НАШЕГО И ВАШЕГО, К ЧЕМУ Я ИМЕЛ ВОЗМОЖНОСТЬ И НАМЕРЕНИЕ.
Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел ЗАИГРЫВАТЬ с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и РАЗЫГРЫВАЛ преданность и несчастную любовь, тогда как он просто ПЛУТ И ПОДЛЕЦ. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь».

В письме к Бенкендорфу накануне последней дуэли прослеживается не только упорное осуждение действий обоих Геккернов. Чёрным по белому Пушкин пишет о «ком бы то ни было», с кем связано имя Натальи Николаевны Пушкиной. И этому «кому бы то ни было» он не намерен представлять доказательства того, что он утверждает».
«Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано С ЧЬИМ БЫ ТО НИ БЫЛО ИМЕНЕМ. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерен приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели.
Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил просить г-на д’Аршиака (секунданта г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не имевший места. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерена, о чем считаю своим долгом ДОВЕСТИ ДО СВЕДЕНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА И ОБЩЕСТВА.
Будучи ЕДИНСТВЕННЫМ судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, Я НЕ МОГУ и не хочу представлять КОМУ БЫ ТО НИ БЫЛО доказательства того, что утверждаю».

Пушкин, не желая представлять доказательства, уверенный в своей правоте, явно подставлял Геккерна. Но он понимал, что анонимное письмо на бланке, полученное им ещё раньше, возможно - в средине октября, исходило из иностранного посольства. И заинтересован в таком послании Пушкину был именно Геккерн, потворствующий и помогающий  Дантесу и, возможно, «кому бы то ни было»!
Пушкин не мог остановиться, видя наглость Дантеса. Всё поведение Пушкина в свете, его нескрываемое презрительное отношение к Геккернам в салонах и на балах даже Николая заставляло думать, что «давно нужно было ждать дуэли»! И Николай ждал. Он лишь позволил себе сделать замечание Наталье Николаевне о её неосмотрительном поведении в свете при явной ревности мужа.
Дуэль оказалась неизбежной.  Это было решение Пушкина: дуэль должна быть «чем кровавее, тем лучше». Это как "русский бунт, бессмысленный и беспощадный". И Пушкин не оповестил о своём намерении Бенкендорфа.
Да, январское письмо Пушкина к Бенкендорфу было написано заблаговременно. Но не отослано. Он взял письмо с собой, когда отправился на дуэль: письмо лежало в кармане его сюртука. Данзас должен был поступить с письмом так, как подскажут обстоятельства.

«Пушкин думал над осуществлением плана какого-то необычайного отмщения Геккерену. Может быть, план был таков, как рассказывает граф Соллогуб, может быть, иной. Осуществление части этого плана мы находим в известном письме к графу А. X. Бенкендорфу, датированном 21 ноября 1836 года:
«Я вправе и думаю даже, что обязан довести до сведения вашего сиятельства о случившемся в моем семействе», – так начинается это письмо. Изложив кратко историю событий до отказа своего от вызова Дантесу, Пушкин пишет: «Между тем я убежден, что анонимное письмо было от г. Геккерна, о чем считаю обязанностью довести до сведения правительства и общества. Будучи единственным судьею и хранителем моей чести и чести моей жены – почему и не требую ни правосудия, ни мщения, – не могу и не хочу представлять доказательств кому бы то ни было в том, что я утверждаю».
Итак, задача этого письма – обличение Геккерена-старшего, составителя анонимного пасквиля, и таким образом сильнейшая компрометация посланника европейской державы. По всей вероятности и по показаниям традиции, письмо это осталось непосланным и план неслыханной мести Геккерену остался не осуществленным ни в целом, ни в части». - Щёголев П.Е. «Дуэль и смерть Пушкина» - «Русск. стар.», т. XXVIII, 1880, июль, с. 520.
Но вполне ясно, что план Пушкина был прост и ясен: предстояла дуэль с иностранным подданным, дипломатом. И эта дуэль могла повлиять на международные отношения. Только поэтому Пушкин ждал вызова  от Геккерна, КТО БЫ ОН НИ БЫЛ, Якоб Теодор Борхардт Анн, барон ван Геккерн де Беверваард.
«Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор ОБЕСЧЕСТИТЬ ВАС В ГЛАЗАХ НАШЕГО И ВАШЕГО ДВОРА. Я вам скажу это. … Я хочу, ЧТОБЫ ВЫ ДАЛИ СЕБЕ ТРУД И САМИ НАШЛИ ОСНОВАНИЯ, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо, и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела…».

4. После Пушкина:
«30 января 1837 года, на другой день после смерти Пушкина, Геккерн послал своему министру иностранных дел барону Верстолку ван Зеелену первую депешу о происшедшем событии, изображая себя и Дантеса в выгоднейшем свете и не допуская даже мысли об отставке:
“Потомок африканского негра, любимца Петра Великого, г. Пушкин унаследовал от предка свой мрачный и мстительный характер...
Полученные им около четырех месяцев тому назад омерзительные анонимные письма разбудили его ревность и заставили его послать вызов моему сыну, который тот принял без всяких объяснений...
Однако в дело вмешались ОБЩИЕ ДРУЗЬЯ, и, зная, что дуэль погубила бы репутацию жены г. Пушкина и повредила бы его детям, сын мой счел за лучшее дать волю своим чувствам и попросил у меня согласия на брак с сестрой г-жи Пушкиной...
Два месяца спустя, 10 января, брак был совершен в обеих церквах в присутствии всей семьи...
Демону ли зависти, чувству ли ревности, никому, так же, как и мне, непонятному, или какому-либо другому неведомому побуждению следует приписать то, что произошло затем? Не знаю; но только прошлый вторник (сегодня у нас суббота), в ту минуту, когда я собирался на обед к графу Строганову, и без всякого видимого повода, я получаю письмо от г. Пушкина. Мое перо отказывается воспроизвести все отвратительные оскорбления, которыми наполнено было это низкое письмо...
Встреча противников произошла на другой день, в прошлую среду. Дрались на пистолетах. У сына была прострелена рука навылет, и пуля остановилась в ребре, причинив сильную контузию. Г. Пушкин был смертельно ранен и скончался вчера днем. Так как его смерть была неизбежна, то император велел убедить его, чтобы он умер как христианин, послал ему свое прощение и обещал позаботиться о его жене и детях.
Нахожусь пока в неизвестности относительно судьбы моего сына. Знаю только, что император, сообщая эту роковую весть императрице, признал, что барон Ж. Геккерн не мог поступить иначе. Его жена находится в состоянии, достойном всякого сожаления. О себе уж не говорю...
Если что-нибудь может облегчить мое горе, то только те знаки внимания, которые я получаю от всего петербургского общества. В самый день катастрофы граф и графиня Нессельроде, так же как и граф и графиня Строгановы, покинули мой дом только в час пополуночи”.
Геккерн, понимая свою исполненную роль, метаясь меж двух дворов, как меж двух огней, ещё до начала суда над участниками дуэли позволил себе просить Министра иностранных дел Нессельроде, осведомлённого об истинных причинах трагедии, «умолить государя»:
"Окажите милость, соблаговолите умолить государя императора уполномочить Вас прислать мне в нескольких строках ОПРАВДАНИЕ моего собственного поведения в этом грустном деле; оно мне необходимо для того, чтобы я мог себя чувствовать ВПРАВЕ оставаться при императорском дворе; я был бы в отчаянии, если бы должен был его покинуть; мои средства невелики, и в настоящее время у меня семья, которую я должен содержать". - Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- графу К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ (рус. министру иностр. дел), 30 янв. 1837 г. Щеголев, 291.

Пушкиновед М. И. Яшин восстановил  по косвенным данным содержание беседы Пушкина с царем 23 ноября 1836 года. Исследователь подчеркивал бездействие Николая после этих событий: "B ноябрьские дни Николай знал все: и пасквиль, и подготовку дуэли, но ничего не предпринял... предпочитая ожидать дуэли".
Близко к истине то, что для Николая эта ситуация с Пушкиным и Дантесом оказалась вполне «сходной», подходящей для решения его проблем с принцем Оранским.

После дуэли Пушкина с Дантесом, когда принц Виллем в Голландии и царь Николай Первый в России пришли, наконец, к согласию и рассчитались друг с другом в недоразумении с пресловутой депешей Геккерна, настала пора подведения итогов:
Из послания Николая I к сестре Анне Павловне от 3 февраля 1837 года из Веймарского архива: “Пожалуйста, скажи Вильгельму, что я обнимаю его и на этих днях пишу ему, мне надо много сообщить ему об одном трагическом событии, которое положило конец жизни пресловутого Пушкина, поэта; но это не терпит любопытства почты”.
Наконец, 8 марта 1837 года Вильгельм Оранский отвечал на доставленное курьером письмо Николая I от 15 февраля 1837 года: “Дорогой, милый Никки! Я благополучно получил твое письмо от 15 февраля с курьером, который прибыл сюда, возвращаясь в Лондон.  И я благодарю тебя за него от всего сердца, ибо та тщательность, с которой ты счел нужным меня осведомить об этой роковой истории, касающейся Геккерна, служит для меня новым свидетельством твоей старинной и доброй дружбы. Я признаюсь тебе, что все это мне кажется, по меньшей мере, грязной историей, и Геккерн, конечно, не может после этого представлять мою страну перед тобою; поэтому для начала ему дан отпуск. … Мне кажется, что во всех отношениях это не будет потерей, и что мы, ты и я, долгое время сильно обманывались на его счет.
Я в особенности надеюсь, что тот, кто его заменит, будет более правдивым и не станет изобретать сюжеты для заполнения своих депеш, как это делал Геккерн. Здесь никто не понял, что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном, особенно потому, что Геккерн подтверждает, что они не связаны никакими кровными узами».

Литература:
 НОВЫЙ МИР № 3, 1972 - Н. Эйдельман О ГИБЕЛИ ПУШКИНА  (По новым материалам).
«Пушкин. Из биографии и творчества 1826-1837. - Часть 3. УХОД. - :
Интернет: http://ru.wikipedia.org/wiki/ Нидерланды, Голландия.
http://www.gollandia.nl/ -  Анна Павловна


ДОПОЛНЕНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ К ТЕМЕ.

1. БРУННОВ И НЕССЕЛЬРОДЕ
Версия об анонимном дипломе рогоносца, сочинённом  Пушкиным не единственная. У Пушкина были враги, готовые при случае пустить в ход свои способности к отмщению на выпады Пушкина в их адрес. И потому самый важный вопрос, занимающий всех, кому интересна жизнь Пушкина, является вопрос о том, КТО был автором «Диплома рогоносца», полученного Пушкиным 4 ноября 1836 года. Вторая сотня лет идёт с тех пор, как начался поиск. Поначалу подозрения пали на П.В. Долгорукова и его друга Гагарина.
Анализ почерков завершился в августе 1927 года. Тогда было доказано авторство П.В. Долгорукова. Поэтому Щёголев уже НЕ СТАЛ ПРОВЕРЯТЬ версию Г.В. Чичерина, изложенную на два месяца позднее - 18 октября 1927 года. 

Но, поскольку авторство П.В. Долгорукова в настоящее время отвергнуто, не любопытно ли вновь обратиться к  письму министра иностранных дел СССР Г. В. Чичерина. Чичерин предполагал, что инициатором написания «диплома» была графиня Нессельроде, но составил его Ф. И. Бруннов – чиновник министерства иностранных дел, дипломат, ближайший помощник К.В. Нессельроде, как и К.В. Нессельроде - немец по национальности. Версия Г. В. Чичерина об авторстве «диплома» изложена им в письме к П. Е. Щёголеву от 18-го октября 1927 года:
«Многоуважаемый Павел Елисеевич, в «Огоньке» 16 октября я впервые увидел факсимиле пушкинской анонимки. Почерк поразил меня, как знакомый. Мне кажется, что это почерк Фил. Ив. Бруннова, многочисленные lettres particuliers (частные письма – Е. Л.) которого я читал почти 30 лет назад, когда работал с Н. П. Павловым-Сильванским в Госархиве. Конечно, могу ошибаться, но характер почерка уж очень знакомый.
На почерк П. В. Долгорукова совсем не похож. Экспертиза Салькова напоминает мне известную экспертизу Бертильона в деле Дрейфуса.
Бруннов – сын немецкого пастора, сделавшийся бароном и графом, блестящий дипломат старой школы, злой остроумец и насмешник, в молодости подлизывавшийся вовсю, позднее изводивший Горчакова своими сарказмами, в последние годы перед англо-русскими переговорами 1840-1841 гг. был в Петербурге при Нессельроде. В период Крымской кампании кн. П. А. Вяземский изображал, как Бруннов пластронировал перед великими княгинями. Это была его большая слабость. В 30-х годах он, несомненно, пластронировал перед Марьей Дмитриевной (Нессельроде – Е. Л.). Историк Шимин однажды в разговоре со мной охарактеризовал Нессельроде: «Его жена была умнее его». Мне представляется такая картина: злая, энергичная, властная Марья Дм<итриевна> имела при себе подлизывающегося остроумца Бруннова; он её, несомненно, увеселял после обеда, она, очевидно, в соответствующих красках рассказала о романе государя с Пушкиной; Бруннов, любитель шалостей и скабрезностей, очевидно, сочинил тут же остроту об ordre de cocus (орден рогоносцев – Е. Л.) и сказал – «Пушкин заслуживает диплома», Марья Дм., оскорблённая Пушкиным, ухватилась за это, и Бруннов тут же набросал карикатуру официального документа. Вы, несомненно, легко достанете в Центроархиве какие-либо lettres particuliers Бруннова для проверки моей гипотезы.
С совершенным почтением Георгий Чичерин».

Однако, резюме от Чичерина вряд ли годится быть основанием к гипотезе об авторстве Бруннова: «Мне представляется такая картина: злая, энергичная, властная Марья Дм<итриевна> имела при себе подлизывающегося остроумца Бруннова; он её, несомненно, увеселял после обеда, она, очевидно, в соответствующих красках рассказала о романе государя с Пушкиной… ».
Бруннов, допустим, мог быть причастен к авторству, но несколько иначе. Не без инициативы Марии Дмитриевны, высказанной ею своему мужу, графу Нессельроде!

Примечание от 04.07.2014 г.
Если перечесть последние записи о Депеше Геккерна и о конфликте Николая Первого с принцем Оранским Виллемом, который закончился их сговором против Геккерна, то можно предположить следующее:
Во-первых, конфликт  решался в личной переписке, через секретную почту, буквально "из рук в руки". Но может ли быть, что такая переписка могла пройти в России мимо министра МИД Нессельроде? Или мимо Бенкендорфа? Негласно по секрету!
Во-вторых, следуя намерениям Государя, Нессельроде оказался не только  участником разрешения конфликта, но и его прямым исполнителем.
"Такое предположение находит подтверждение в словах Александра II, сказанных позднее: «Ну, так вот, теперь знают автора анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина: это Нессельроде»".
Но Черейский и Вересаев говорят о жене министра, Марии Нессельроде! Более очевидно, что это действительно дело рук самого К.В. Нессельроде! В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ! Его жена о «семейственном» конфликте Николая с принцем Виллемом вряд ли что-то знала и могла влиять на Бруннова.
В-третьих, если принять, что текст первоначального анонимного письма Пушкину, исходил не от «красных кавалергардов», а от Нессельроде - был  на отпечатанном бланке и не касался имени царя - то заполнить его и отослать мог исполнительный клерк БРУННОВ! Но ещё легче сделать это мог сам Нессельроде.
В-четвёртых, Пушкин должен был понимать, что его личные мотивы в отношении Геккернов переплетаются с государственными.  И тогда Пушкин в ответ на "безымянное письмо"  сочиняет другой текст Диплома рогоносца, как вызов всему светскому обществу. Он идёт на риск. С помощью "человечка-машинки", возможно.

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 17 т. Том 16 (Переписка 1835-1837). — 1949. 1266. Ф. Ф. Вигель — Пушкину. Около 18 октября 1836 г. Петербург:
«Вы требуете от меня того, об чем я сам хотел просить Вас; у меня есть человечек-машинка, который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное. Его рукой писано письмо мое и мною даже не подписано. Вот вам доказательство, что я не ищу его известности; оно писано для одного. Надобно было быть уверену в его уме и проницательности, чтобы осмелиться так писать. Он один сквозь некоторую досаду мог увидеть беспредельную к нему любовь и преданность: талант поставил его выше мелочей обыкновенного самолюбия. Он может не уважить мнением моим, но чувства, я знаю, всегда уважал. — Я болен, без того бы сам к вам явился. Я чувствую (1) простуду и в то же время моральную болезнь, какое-то непонятное лихорадочное беспокойство. Нежную, обожаемую мать разругали, ударили при мне по щеке; желание мести и бессилие меня ужасно тревожит. — Я ожидаю от Дим.<итрия> Ник.<олаевича> извещение когда удобнее ему будет дружески, по Арзамасски, побеседовать с вами. …»
http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/pushkinu-1266.htm.

Письмо Вигеля было ответом Пушкину на поднятый им вопрос о публикации «Философического письма» П. Чаадаева. Эзопов язык Вигеля вполне понятен. И встреча нужна была ради того, чтобы как-то отреагировать на это событие, всколыхнувшее патриотические чувства светского Петербурга не в пользу Чаадаева.
Писем самого Пушкина к Вигелю в 1836 году мы не знаем. Но кажется странным обращение Пушкина к своему давнему, ещё со времён первой ссылки, знакомому, почти другу, который отвечает, вероятно, на его просьбу:
«Вы требуете от меня того, об чем я сам хотел просить Вас; у меня есть человечек-машинка, который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное».
Выходит, что и Пушкин, и Вигель были озабочены о секретности или АНОНИМНОСТИ какого-то ПЕРЕПИСЫВАНИЯ? Предположим.
"МОРАЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ", "ЖЕЛАНИЕ МЕСТИ И БЕССИЛИЕ меня ужасно тревожит", - такой настрой души Ф.Ф. Вигеля, ощущаемый в его письме, уверенно можно сказать, был в душе самого Пушкина. Но по другому поводу. Вигель написал письмо митрополиту Серафиму против Чаадаева. Пушкин, приняв помощь «человечка-машинки», решил «довести до сведения правительства и общества»...

Примечание к теме:
БРУНОВ Филипп Иванович, барон (31 VIII 1797—30 III 1875) — чиновник особых поручений при М. С. Воронцове в Одессе (с мая 1823 по 1826), где встречался с Пушкиным (2—4), с 1832 при вице-канцлере К. В. Нессельроде, с янв. 1833 член Главного управления цензуры при М-ве иностр. дел, впосл. русский посол в Англии, граф.
Пушкин упомянул Бруннова в своем дневнике (1834) в связи с составленной Брунновым обвинительной запиской, приведшей к запрещению «Московского телеграфа».
«В 2000 году в журнале «Огонёк была опубликована заметка «Червонный валет». Её автор Елена Литвин, старший научный сотрудник ИМЛИ, рассматривает версию о том, что полученный Пушкиным и его друзьями оскорбительный «Диплом историографа Ордена Рогоносцев» был сочинён и переписан рукою Ф.И Бруннова. Е. Литвин ссылается на малоизвестный факт – письмо наркома иностранных дел Г.В. Чичерина … Бруннов дважды упоминается в летописи жизни Пушкина: в дневниковой записи Пушкина о «московском Телеграфе» и в воспоминаниях И.П. Липранди (Одесса, зима 1824 года) … Приводит мнение В.П. Мещерского о Бруннове: «Вообще такого оригинального и самобытного типа цинизма в своём презрении к каким бы то ни было нравственным обязанностям я никогда не встречал…» … Эта нелестная характеристика позволила Е.Липранди сделать заключение: «Красивый почерк», «французский стиль», «оригинальный и самобытный тип цинизма». Проницательный Чичерин, похоже, прав: написание пасквилей могло быть поручено Бруннову. Для окончательного ответа на вопрос: «Чья рука?» - необходима экспертиза тех самых «частных писем», о которых упоминал Чичерин». Убеждённая в правильности своих выводов, она, старший научный сотрудник ИМЛИ, БЕЗУСПЕШНО пыталась получить из архива МИДа копии писем Бруннова для сличения его почерка с тем, которым написан пасквиль». – Комментарии и примечания С. Мрочковской-Балашовой в кн.: Долли Фикельмон «Дневник 1829-1837». Весь пушкинский Петербург. – М.: «Минувшее», 2009, 1008 с. – Стр. 684-685.


2. ОТ ИДАЛИИ К НЕССЕЛЬРОДЕ

К.В. Нессельроде и жена его Мария Дмитриевна в дружбе с голландским посланником Геккерном с 1823 года! Правда, при усыновлении мальчика этот "хитрая бестия" Геккерн всё-таки протащил в документах незамеченные многими чиновниками ошибки в условиях усыновления. Поговаривают, что тут не всё чисто с нравственной стороной дела.
Ну, да, поначалу Дантес с его шуточками и волокитством за женщинами и барышнями ничем не выделялся среди других молодых повес. И Пушкину он даже нравился. И в доме бывал у него Дантес, да и пусть: двум свояченицам не мешало бы и замуж! Пушкин имел причины согласиться на уговоры Натали, чтобы  Катрин и Александрина жили в их доме: они получают содержание из имения Гончаровых по 4500 рублей в год каждая!
Наташа то беременна, то в родах, то больна. Но ей приходилось иногда и с собой не считаться, чтобы сопровождать сестёр в свете. Они уговорят кого угодно. Замуж бы их скорее... Однажды Пушкин услышал шутку Дантеса в свой адрес о "трёхбунчужном паше". Смеялся вместе со всеми.
Так откуда же сплетни и намёки? Неужели сам Пушкин, как всегда, не удержался от злословия и выдал что-нибудь о порочности "семьи" Геккерна и Дантеса? Или поддержал слухи устной эпиграммой? Дантес на фоне этих слухов совсем по-другому выглядит со своим волокитством. Нет, таких "женихов" Гончаровым не надо. Не слишком ли много внимания Дантес стал проявлять к Натали? Она, похоже, увлечена.
Мария Дмитриевна Нессельроде помнит, как этот забияка Пушкин писал об её отце в своей злой эпиграмме: "Гурьев грабил весь народ!". Надоедливый сочинитель. Да ещё выражал неудовольствие, когда она отвезла в 1833 на бал в Аничков дворец его Натали! Неблагодарный! Глядите-ка: получил камер-юнкера, в Аничков является, а мундир носить не хочет. Довольный, что денежки ему государь отсыпает, а всё одно - артачится. Служит у её мужа под крылом, жалование получает, на службе не появляется, да ещё и язык за зубами держать не умеет! Отослать бы его куда-нибудь. В деревню. Если уж не к друзьям-декабристам. Геккерн, конечно, подкузьмил со своим сыном, господь ему судья, но мы тут ни при чём. Пушкин зверем смотрит в сторону Дантеса, ревнивец! Да этому мальчишке и без Натальи Николаевны не скучно! Великосветские кумушки зря не скажут! Донесут, откуда ветер дует.
Да-да! Марии Дмитриевне Нессельроде всё доподлинно известно! Она с апреля сего 1836 года СТАТС-ДАМА, особа, приближённая к Императрице, к  Александре Фёдоровне. А уж статс-дама должна быть в курсе всех капризов государыни. Думает Мария Дмитриевна, что мадам Пушкина не зря интересует государыню: Дантес вертится в доме Пушкина, что ему там? К тому же, нужно быть в курсе любовных пристрастий Его Императорского Величества. Иначе, зачем этому Пушкину столько внимания от Николая? Канкрин рассказывал! Это авансы или уже благодарности?
Жорж в кавалергардском полку служит, там и Полетика, офицерская жена, троюродная сестра Натали. Неужели редко видятся?  Идалия в курсе, у неё друзей много. А поклонников ещё больше. И Дантес дружит с Идалией, как к себе домой захаживает! Нахал. Жорж волочился, конечно, и за Идалией. Геккерн не зря справлялся, что за дамочка эта Полетика. Он о своём Жорже всё знать должен, как же? Не приведи господи, если попадёт в историю, как тот Савельев, или ещё хуже - женится не спросясь! Уж эти барышни на выданье своего не упустят! Надо бы его подальше держать от семейства Пушкиных. Геккерн зря не будет волноваться. Надо присмотреть за мальчиком. И, кстати, прекратить эти двусмысленности по поводу "усыновления".
Мария Дмитриевна знает, что будет удовлетворена, если Пушкин получит «Диплом рогоносца», станет заботиться о своём  собственном имени, забудет об эпиграммах, порочащих честных людей! В таком случае, очень хорошо, что самой графине даже не придётся участвовать в таком деле. Достаточно намекнуть Трубецкому! Остаться другом Геккернов и праздновать победу над Пушкиным – вполне устраивало самолюбие Марии Дмитриевны!
Вспомним инцидент с одним из поклонников Идалии, кавалергардом Савельевым, который почти «придушил» старшего офицера в ответ на его недоброжелательный отзыв об Идалии. Савельева судили. Об этом Пушкин сообщал в письме к жене и сделал вывод: "Вообрази, как жалка Идалия!" - (письмо от 6 мая 1836 года). Вероятно, Идалия узнала впоследствии не только об этом, но и о действительном отношении к ней Пушкина... Александр Васильевич Трубецкой, «Бархат», любимец императрицы, почти неприкосновенный, ультрафешенебль – брат Идалии Полетики по отцу. Вероятно, после неудачных попыток заполучить Наталью Пушкину, Дантес просил через Трубецкого устроить ему, как бы невзначай, встречу с ней. Надо помочь приятелю. И Трубецкой решился просить об этом Идалию. К тому же, и Нессельроде приложила старания. Сестрёнка согласилась.
Мы знаем о дальнейшем со слов самой Натали. Об этом она рассказывала «Вяземской и мужу», Александрине. Позднее и совсем иначе, как о весёлой выходке Дантеса в кругу друзей,  рассказывала Натали Ольге Павлищевой, сестре Пушкина.
Поведение Дантеса испугало и возмутило её, она отказала ему и покинула квартиру Полетики. Но, кроме прочего, важным обстоятельством было то, что Натали никогда не предполагала  серьёзных  отношений с Дантесом. Он лишь развлекал её, он ей «просто нравился», она говорила об этом Вяземской. К тому же, по убеждению многих, сказку про "заламывание рук" могла внести в рассказ сама Вяземская.
Дантес получил отказ. Трубецкой, разумеется, в курсе. Вскоре всё становится известно при дворе, где активно сплетничают о волокитстве Дантеса за женой поэта Пушкина. И вот, к «отцу» Дантеса, Геккерну, уже проявляет дружеское участие Марья Дмитриевна Нессельроде, всегда готовая насолить Пушкину.
«Свидание» Натальи Пушкиной и Дантеса на территории кавалергардского полка в квартире Полетики – важное звено в поисках предполагаемых авторов диплома. «Пешками» в игре статс-дамы Нессельроде, в таком случае, были ультрафешенебли - "красная" молодёжь кавалергардского полка.
Дантес до последней возможности надеялся на ответное чувство Натали. Однако, в средине октября 1836 года шаловливые кавалергарды Трубецкого добыли шутовской бланк с «золотыми оленьими рогами», заполнили его и отправили  по почте Пушкину.


ДИПЛОМ НА БЛАНКЕ и другие письма
Анонимные письма в двойных конвертах Пушкин получил 4 ноября 1836 года, в среду, в тот день, когда он сам еженедельно занимался корреспонденцией  и рассылкой писем.
Письма были не на отпечатанных бланках! Это были письма, написанные изменённым почерком. Другие письма! Никто их не печатал в типографии и не украшал «золотыми оленьими рогами»!
Однако, то, что нам известно от Трубецкого – правда: Пушкин получил осенью одно письмо на бланке. «Въ другое время онъ не обратилъ бы вниманія на подобную шутку и, во всякомъ случа;, отнесся бы къ ней, какъ къ шутк;, быть можетъ заклеймилъ бы ее эпиграммой. Но теперь онъ увид;лъ въ этомъ хорошій предлогъ и воспользовался имъ по своему».
Известно, что у Д"Аршиака, секунданта Дантеса, Соллогуб видел в декабре печатный образец "диплома рогоносца" и узнал, что «венское общество целую зиму забавлялось рассылкою подобных мистификаций». Однако, в октябре-ноябре, очевидно, срочно нужно было заполнить один бланк «с оленьими рогами»!
О каких анонимных письмах вспоминал  в своём «Разсказе…» Трубецкой? Неужели также и зимой шалили кавалергарды, как и осенью?  "Въ то время н;сколько шалуновъ изъ молодежи, — между прочимъ Урусовъ, Опочининъ, Строгановъ, мой consin, — стали разсылать анонимныя письма по мужьямъ-рогоносцамъ. Въ числ; многихъ получилъ такое письмо и Пушкинъ. Въ другое время онъ не обратилъ бы вниманія на подобную шутку и, во всякомъ случа;, отнесся бы къ ней, какъ къ шутк;, быть можетъ заклеймилъ бы ее эпиграммой. Но теперь онъ увид;лъ въ этомъ хорошій предлогъ и воспользовался имъ по своему. Письмо Пушкина къ Геккерну и подробности дуэли Пушкина съ племянникомъ Геккерна, Дантесомъ, вс;мъ изв;стны».
«В 30-х годах дом Трубецких был гнездом, куда слетались так называемые «красные», то есть избранный кружок «ультрафешенебельных» офицеров Кавалергардского полка. Это были Куракин и Бетанкур, Скарятин и Урусов - друзья Дантеса. Все сыновья князя Трубецкого тоже служили в Кавалергардском полку. Александр Трубецкой назывался Вяземским в 1837 году «красный по преимуществу», Куракин - «просто красный», а Урусов - «красный человек».
Другой Александр, Строганов, младший брат Идалии Полетики, высокий и медноволосый, как сестра, был задумчивым юношей, любившим чтение. Про него поговаривали в полку, что будто бы он вступил в масонскую ложу, и увлекается изучением символики, собирая эскизы старинных и современных масонских печатей.
Примечание: Александр Сергеевич Строганов (1818—1864), граф, позднее - егермейстер двора его величества, известен как собиратель средневековых и новоевропейских монет; был одним из основателей С.-Петербургского археологического общества и членом Одесского общества и истории древностей российских".
«Остальные двое приятелей-однополчан Жоржа, Максим Урусов и Григорий Опочинин, ничем, кроме как беспрерывными рассказами о своих победах над слабыми женскими сердцами, не выделялись и были просто добрыми малыми, славными и открытыми…» - «Марта Меренберг. Зеркала прошедшего времени».
Итак, "славные и открытые" парни, красные кавалергарды, шутя, внесли в ЯНВАРЕ, развлекаясь всю зиму, последнюю каплю в дуэльную историю Пушкина и Геккернов?
Трубецкой и Соллогуб наводят на мысль, что анонимка посылалась дважды: ПЕРВЫЙ РАЗ - в конце октября; ВТОРОЙ РАЗ - в конце января.
«... Сам Пушкин говорил, что с получения безымянного письма он не имел ни минуты спокойствия. Оно так и должно было быть... Для Пушкина минутное ощущение, пока оно не удовлетворено, становилось жизненною потребностью... Чистосердечно сообщаемый женою разговор не заслуживал доверия в его глазах и мог только раздражать его самолюбие. В последние два месяца жизни Пушкин много говорил о своем деле с Геккереном, а отзывы его друзей и их молчание -- все должно было перевертывать в нем душу и убеждать в необходимости кровавой развязки». - Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. "Пушкин". II, 67 -- 68.
Да, мы знаем, что Соллогуб писал о бланках, виденных им в начале декабря 1836 года. Тогда в конце января "В ЧИСЛЕ МНОГИХ" других адресатов Пушкин ещё раз получил подобную такую же анонимку на таком же печатном бланке? Рождественские шутки простых парней, кавалергардов и бездельников: залежались неиспользованные бланки, пора пустить их в дело!


ГЕККЕРН ЗНАЛ О ПИСЬМЕ НА БЛАНКЕ ДЛЯ ПУШКИНА!

Геккерн знал, что Пушкин получил анонимные письма «ОКОЛО ЧЕТЫРЁХ МЕСЯЦЕВ ТОМУ НАЗАД», когда отправлял 30 января 1837 года очередную депешу своему Министру иностранных дел. Считая от обозначенной даты, выходит так, что анонимные письма были получены Пушкиным не только 4 ноября 1836 года, но и раньше, не позднее средины октября. И, по моей уже ранее описанной версии («Диплом на бланке»), это были заполненные от руки печатные бланки, которые добыли в иностранном посольстве. Вот строчки из  послания Геккерна министру:
«Потомок африканского негра, любимца Петра Великого, г. Пушкин унаследовал от предка свой мрачный и мстительный характер...
Полученные им около четырех месяцев тому назад омерзительные анонимные письма разбудили его ревность и заставили его послать вызов моему сыну, который тот принял без всяких объяснений...
Однако в дело вмешались общие друзья, и, зная, что дуэль погубила бы репутацию жены г. Пушкина и повредила бы его детям, сын мой счел за лучшее дать волю своим чувствам и попросил у меня согласия на брак с сестрой г-жи Пушкиной...
Два месяца спустя, 10 января, брак был совершен в обеих церквах в присутствии всей семьи...».

«Два месяца спустя» - это уже иной подсчёт. Это два месяца спустя после согласия Геккерна 7 ноября на брак Дантеса с Екатериной, что было окончательно решено 14 ноября на встрече Пушкина и Геккерна в доме Загряжской. 17 ноября на балу у Салтыковых было объявлено о помолвке. Через два месяца, 10 января, обряд бракосочетания Дантеса и Гончаровой свершился.

Теперь есть возможность определить более ясно, как увязываются следующие обстоятельства и даты Геккерна.
Первое:
«Бесцеремонные манеры» Дантеса, оказались кстати для Николая: представилась возможность прояснить и вывести на авансцену возможный конфликт между Дантесом и Пушкиным, который должен был коснуться дипломата Геккерна. Ведь тогда «сходные обстоятельства», ожидаемые принцем Виллемом, возможно,  не заставят себя ждать. Точнее по смыслу эти обстоятельства нужно бы назвать ПОДХОДЯЩИМИ обстоятельствами.
Второе:
Трубецкой и Полетика устраивают встречу Натальи Пушкиной и Дантеса. Простого факта встречи Натали и Дантеса было достаточно для заполнения «Диплома рогоносца» на бланке, добытом в иностранном посольстве. Кем? Вероятно, кавалергардами Трубецкого. Письмо было послано 16 октября, не позднее. «Диплом на бланке»!  Действия Александра Пушкина заставили друзей Дантеса искать пути его спасения.
Если Геккерн знал, что диплом на бланке отправлен 16 октября, то вполне верно то, что подсчитал Геккерн, отправляя 30 января 1837 года очередную депешу: Пушкин получил анонимные письма «ОКОЛО ЧЕТЫРЁХ МЕСЯЦЕВ ТОМУ НАЗАД».


АНОНИМНОЕ ПИСЬМО ПОДПИСАНО

Детали недоразумений между Николаем и Вильгельмом, не разглашаемые ими, секретные, в Министерстве иностранных дел не могли быть неизвестны НЕССЕЛЬРОДЕ или БЕНКЕНДОРФУ. Иначе, чем они занимаются, если не работают их осведомители? Назрел вопрос об устранении Геккерна от дипломатического поприща, искали повод.
На аудиенции 23 мая Николай неспроста завёл разговор о семейственных проблемах Оранских. Николай мог дать понять Геккерну, что его отцовство многим покажется сомнительным. По душам поговорили, как за семейным  обедом императорской четы, куда иногда приглашали Геккерна. Детали разговора дипломат поспешил отразить в депеше своему правительству, где затронул личные отношения принца Виллема  и принцессы Анны Павловны, сестры Николая Первого.
Геккерн, помня о подоплёке задушевной беседы с Николаем, старался, подтвердить законность усыновления и заодно отвести от себя и Дантеса подозрения в мужеложстве. По этой же причине летом и осенью 1836 года Дантес стал намеренно афишировать свою любовь к Наталье Пушкиной, на виду у всего света. Да, он был влюблён в «самое прелестное создание Петербурга» совсем недавно. И даже объяснялся с нею от всего сердца. И нисколько не желал её компрометировать, не хотел, чтобы её муж хоть что-то узнал, нет!
И вот, после возвращения в Петербург Геккерн постарался остудить его чувства. Но ещё более Дантеса остудил разговор Адлерберга, поверенного в делах Николая. Теперь нужно было вести себя иначе.
Детали недоразумений между Николаем и Вильгельмом, не разглашаемые ими, были секретными. Но в Министерстве иностранных дел они не могли быть неизвестны НЕССЕЛЬРОДЕ. Не могли быть неизвестны они и в Ш Отделении БЕНКЕНДОРФУ. Иначе, чем эти ведомства занимаются, если не работают их осведомители? Назрел вопрос об устранении Геккерна от дипломатического поприща, искали повод.

Пристальное внимание Пушкина к придворной жизни  прослеживается с 1834 года. Камер-юнкер Пушкин скупым эзоповым языком вносит в свой дневник заметки, слухи, сплетни, размышления. Пушкин понимал, что при Дворе не прошло незамеченным то обстоятельство, что Натали 4 марта стало плохо на балу и затем «у неё случился выкидыш». Чего стоит одна лишь фраза "... я УЖАСНО люблю царицу..." в дневнике Пушкина:
Дневник А.С. Пушкина, 1833-34 г. 1834 год. 8 апреля. 2 часа. Представлялся. Ждали царицу часа три. Нас было человек 20. Брат Паскевича, Шереметев, Болховской, два Корфа, Вольховский и другие. Я по списку был последний. Царица подошла ко мне смеясь: — Non, c'est unique!.. Je me creusais la t;te pour savoir quel Pouchkine me sera pr;sent;. Il se trouve que c'est vous!.. Comment va votre femme? Sa tante est bien impatiente de la voir en bonne sant;, la fille de son c;ur, sa fille d'adoption ... и перевернулась. (Нет, это беспримерно! Я себе голову ломала, думая, какой Пушкин будет мне представлен. Оказывается, что это вы... Как поживает ваша жена? Ее тетка в нетерпении увидеть ее в добром здравии, - дочь ее сердца, ее приемную дочь ... (Франц.)) Я ужасно люблю царицу, несмотря на то, что ей уже 35 лет и даже 36.
"Русский Dangeou" верен своему призванию. Он «ужасно» любит «хорошее общество». Особенно после получения в октябре 1836 года Диплома на бланке. Бумага и шрифт явно  указывали на Министерство иностранных дел, откуда бланк был извлечён.
В ответ Пушкин сочиняет многозначное по возможностям его трактовки, послание в свой адрес. Письмо затрагивает Дом Романовых упоминанием Д.Л. Нарышкина,  а «подписью»  И. Борха, шифровальщика и переводчика, прямо указывает на  Министерство иностранных дел. Такое мог написать только  русский Dangeou, историограф Пушкин! Он решил продолжить интригу и довести её до конца. Лучше – до победного конца.
Письмо не анонимное. Письмо «подписано» вполне разборчиво! «Непременный секретарь Ордена Рогоносцев граф И. Борх»! Пушкин назвал действующих лиц!
И что же мы знаем о Борхах?

БОРХ Любовь (Эмма) Викентьевна, урожд. Голынская (ум. 1868) — родственница Н. Н. Пушкиной, с 1830 жена гр. Иосифа Михайловича Борха (род. 30 VII 1807), переводчика Департаментата внешних сношений Министерства иностранных дел, титулярный советника (его именем был подписан пасквильный диплом, присланный Пушкину 4 нояб. 1836). Великосветская знакомая Пушкина (1830-е гг.). 27 янв. 1837 по дороге на Черную речку Пушкин с Данзасом встретили чету Борх (2).
1. Пушкин, XVI, с. 180; 2. Дуэль, с. 445—450; 3. Карамзины, с. 224.
БОРХ И.М.: «… Человек тщеславный, он был женат по расчёту на Эмилии Голынской (1812 — 11. 03. 1868, Париж) — женщине красивой, но легкомысленной и пустой. Её мать Любовь Ивановна (урождённая Гончарова), доводилась кузиной Н. Н. Гончаровой. Иосиф Борх в историю вошёл лишь как «непременный секретарь ордена рогоносцев», который и стал причиной дуэли А. С. Пушкина с Ж. Дантесом».

Из дневника Долли Фикельмон:
«17 февраля 1832. Позавчера мы, в свою очередь, дали бал в честь Их Величеств. Он очень удался. Убранство было красивым и элегантным. Фикельмон умеет сообщить подобным торжествам изысканную простоту, она в тысячу раз предпочтительней грандиозной пышности, придающей дому несвойственный ему вид. Император с Императрицей выглядели очень красивыми и веселыми. Император и Великий Князь Михаил танцевали до половины четвертого утра, что случилось с ними впервые в нынешнем бальном сезоне. Было совсем не жарко, общество небольшое, и все танцевали с удовольствием. На нашем бале присутствовала миниатюрная особа, которая в нынешнем сезоне в большой моде. Мадам Борх только что вышла замуж. У нее красивые, ярко-синие глаза; небольшого роста, миниатюрная, с очень маленькими прелестными ножками, ничего особенного в фигуре, самодовольный вид, не особенно умна, но весьма соблазнительная. Движется и танцует неграциозно».

По описанию Долли, Борх была красавицей. Красавицей ее называл и Дантес в письме к Геккерну в апреле 1836 года. Андрей Карамзин в письме матери из Баден-Бадена летом 1837 заметил, что «она очень хороша». Обе красавицы — Наталья Пушкина и Любовь Борх — одновременно появились в петербургском свете. Двор пожелал, чтобы обе украшали балы в Аничковом. Для этого их мужьям было присвоено низшее придворное звание камер-юнкера — Борху в апреле 1832 (тогда же его произвели в должность протоколиста), Пушкину - в конце 1833. Но Пушкину уже было без малого 35 лет, а Борху всего лишь 25. В апреле 1835 последовало новое повышение Борху — чин титулярного советника и назначение 2-м переводчиком 2-го департамента внутренних сношений».




НЕПРЕМЕННЫЙ СЕКРЕТАРЬ ГРАФ И.БОРХ
Текст анонимного письма Пушкину имеет особенность: каждый найдет в нём информацию, соответственную своему видению проблемы. Друзья Пушкина, знавшие содержание "диплома", видели в нём указание на Дантеса, поскольку  поведение его говорило о том, что он влюблён в Наталью Николаевну, а Пушкин, по их мнению, совершенно очевидно ревновал Натали к Дантесу.
Но раздражение Пушкина поведением Дантеса означало лишь раздражение, неприязнь к фальшивым выходкам балагура. Он абсолютно доверял своей жене, вовсе не ревновал, что подтверждали многие. Пушкин нервничал, воображение заводило его в кулуары Аничкова дворца, где Натали танцевала с царём, сидела рядом с ним за столом, как признанная красавица, как жена Борха, как другие, кто бывал «в большой моде»!  А это пробуждало в нём отнюдь не благородные наследственные качества, полученные от прадеда и деда: неконтролируемый гнев!
Обращая внимание на обстоятельства жизни и творчества Пушкина в 1836 году, можно сделать вывод, что его состояние часто было близко к аффекту. Особенно это обострилось с получением анонимного письма. А если к тому прибавить высокую мнительность и суеверность Пушкина, всегда помнящего предсказание гадалки о том, что он может погибнуть на тридцать седьмом году жизни "от белого человека"? Тогда понятно, что он уже подсознательно готов был к испытанию судьбы. Друзья и светские сплетницы видели его с "выражением тигра" на лице, слышали "демонический" смех, дома он уже не мог выносить никакого шума и суеты.
Что же, Дантес попался доведённому до последней черты Пушкину под горячую руку. Вызов он послал Дантесу и, спрятав свои эмоции, приготовился к ответному ходу.

"Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Сергеевича Пушкина коадъютором великого магистра ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх".

Кто мог быть автором «диплома», если текст  написан не Пушкиным?
Стилистика текста напоминает стиль масонов. Иносказание и стиль, возможно, не случайны. Вопросы:
1. "Великий Капитул"  - это символическое название, или указание на место, где находится собрание  "под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина"? Где "столица" русских масонов?
При Павле I, ставшем Великим магистром Мальтийского ордена, ВОРОНЦОВСКИЙ ДВОРЕЦ стал РЕЗИДЕНЦИЕЙ магистров и рыцарей. Мальтийская капелла - часть Воронцовского дворца в Санкт-Петербурге. В 1798-1800 годах при дворце по проекту Д. Кваренги была построена Мальтийская капелла, прекрасно сохранившаяся до наших дней. Дворец стал называться Замком мальтийских рыцарей.
Ворота со стороны Садовой улицы были увенчаны гербом ордена - белым Мальтийским крестом на красном фоне. В другом крыле дворца Кваренги спроектировал православную церковь во имя святого Иоанна Иерусалимского. Здесь же, во дворце размещался и КАПИТУЛ РОССИЙСКИХ ОРДЕНОВ. С приходом к власти императора Александра I деятельность Мальтийского ордена на территории России  была запрещена, и усадьба снова отошла в казну.
Во флигелях расположились торговые лавки. С 1810 года дворец был отдан ПАЖЕСКОМУ КОРПУСУ, образованному в 1759 году. Пажеский корпус был самым привилегированным военным учебным заведением.
Оно готовило офицеров гвардии. Обучаться в нем могли только дети и внуки самых ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ лиц. Будущие офицеры гвардии изучали здесь математику, военные науки, философию, право, историю, геральдику, русский и иностранные языки, государственный церемониал, а также верховую езду, фехтование и танцы.  В 1827 году архитектором А. Е. Штаубертом здание было основательно переделано для нужд этого учебного заведения. На втором этаже здания были устроены спальни для воспитанников. При этой переделке были утрачены богатейшие интерьеры дворца. ПАЖЕСКИЙ КОРПУС занимал дворец вплоть до самой революции.
http://gidtravel.com/country/russia/

В 1829 года были изданы правила о порядке зачисления в пажи и определения в Пажеский корпус, причём право просить о зачислении малолетних сыновей в пажи было предоставлено сначала лицам первых четырёх классов, а затем — первых трёх или же представителям фамилий, занесённых в пятую и шестую части родословных книг: титулованное и древнее дворянство.  https://ru.wikipedia.org/wiki/.

2."Подпись" И. Борх - намёк гораздо более обширный. Письмо для Пушкина было подписано  «несменным секретарем ордена рогоносцев графом И.М. Борхом», переводчиком департамента внешних сношений. Жена И.М. Борха - Л.М. Голынская, родственница Натальи Николаевны.
Достаточно вспомнить то, что сказал Пушкин Данзасу, своему секунданту, по поводу четы Борхов, встретившихся им на пути к Чёрной речке 27 января 1837 года: Пушкин высказался о мужеложстве И. Борха.

3. Что знал о Нарышкине и Борхе составитель пасквиля?
М.М. Сафонов: http://www.maltavista.ru/library/article/352  «Имя его неизвестно, подлость его бессмертна»:
«До сих пор никто из пушкинистов не сделал правильного перевода этого важнейшего документа, с которого и началась интрига, приведшая к гибели поэта. Главное – правильный перевод Обычно французский текст пасквиля переводят так:
"Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий капитул под председательством высокопочтеннейшего Великого магистра Ордена Рогоносцев, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина заместителем Великого магистра Ордена и историографом Ордена. Непременный секретарь: гр. И. Борх". Неточность перевода, затемняющая смысл пасквиля, отчасти объясняется тем, что переводчики не владели той терминологией, КОТОРУЮ ХОРОШО ЗНАЛ СОСТАВИТЕЛЬ ДОКУМЕНТА.
В тексте пасквиля нашла отражения причудливая смесь терминов, использовавшихся духовно-рыцарскими орденами, КАТОЛИЧЕСКОЙ церковью и МАСОНСТВОМ. Из этого следует, что составитель документа (а он до сих пор неизвестен) хорошо владел этой терминологией. …

Итак, точный перевод пасквиля выглядит следующим образом: "Рыцари Большого Креста, Командоры и Рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий капитул под председательством досточтимого Великого магистра Е(го) П(преимущества) Д. Л. Нарышкина, с общего согласия назначили (как вариант – "единодушно назвали". – М. С.) г-на Александра Пушкина коадьютером Великого магистра Ордена и историографом Ордена. Непременный секретарь: гр. И. Борх."

Новостью является объяснение Сафонова по поводу упоминаемых в тексте «диплома» Нарышкина и Борха:
«Виднейший пушкинист П. Е. Щеголев, правда, полагал, что в пасквиле идет речь о Иосифе Михайловиче Борхе – переводчике Коллегии иностранных дел, камер-юнкере. Однако о существовании командора И. И. Борха, учредителе родового командорства, дяде камер-юнкера, Щеголеву не было известно.
Вторая фамилия – Д. Л. Нырышкин – тоже связана и с Мальтийским орденом, и с родовыми командорствами. Отец Д. Л. Нарышкина являлся обер-шталмейстером двора Великого магистра и в 1799 году учредил юс-патронатное командорство.
Несмотря на то, что родовые командорства упразднили 20 ноября 1811 года, было широко распространено убеждение, что ближайшие родственники учредителя родового командорства не теряли право на звание командора. Это убеждение было неверно, но оно имело хождение и благополучно дожило до наших дней. Во всяком случае, составитель пасквиля вполне мог смотреть на И. Борха и Д. Нарышкина как на командоров Ордена Св. Иоанна Иерусалимского».

"Известно, что во время недолгого триумфа масонства при Павле Первом «знатнейшие русские дворяне с разрешения Императора начали учреждать родовые командорства. Для этого достаточно было иметь три тысячи рублей ежегодного дохода с собственных имений и отчислять каждый год с него десять процентов в орденскую казну. Учредитель и его наследники получали право носить командорский крест и мальтийский мундир. Павел также учредил институт Почетных командоров и Кавалеров ордена.
РОДОВЫЕ КОМАНДОРСТВА были учреждены элитой российского дворянства: Нарышкиными, Румянцевыми, Шереметевыми, Юсуповыми, Строгановыми, Самойловыми, Белосельскими, Долгоруковыми, Давыдовыми, Барятинскими, Демидовыми, Трубецкими, Воронцовыми, Бекетовыми, Олсуфьевыми, Жеребцовыми, Тюфякиными, Бутурлиными".

4. Не забудем главную линию «диплома» Д.Л. Нарышкин - А.С. Пушкин, текст которого уже давно известен. г-на Александра Пушкина «единогласно избрали заместителем Великого магистра Ордена и историографом Ордена». Всего лишь «избрали».  Автор диплома наверняка знал о том, что Николай 1 имел года два назад некоторые виды на жену Пушкина, когда он и Александра Фёдоровна пригласили её в Аничков, а Пушкин стал камер-юнкером.
Тогда муж, "если только он не глупец", принял меры и удалил жену на полгода из Петербурга.




ВЕНСКОЕ ОБЩЕСТВО И ПУШКИН
"В НАЧАЛЕ ДЕКАБРЯ д'Аршиак показал мне несколько печатных бланков с разными шутовскими дипломами на разные нелепые звания. Он рассказал мне, что ВЕНСКОЕ ОБЩЕСТВО целую зиму забавлялось рассылкою подобных мистификаций. Тут находился тоже печатный образец диплома, посланного Пушкину. Таким образом, гнусный шутник, причинивший его смерть, не выдумал даже своей шутки, а получил образец от какого-то члена дипломатического корпуса и списал". - Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 186.
Пушкинисты уверяют, что никаких забав с "рассылкой подобных мистификаций" ни в Вене, ни в Париже не было.  Разумеется. Соллогуб говорит о венском обществе Санкт-Петербурга, то есть - о служащих Австрийского посольства. В первую очередь – это дипломат Фикельмон и его жена Долли, также  Хитрово - добрая и любящая приятельница Пушкина. В Вене в то время находился посольский служащий А.М. Горчаков, лицейский приятель Пушкина. Послом в Вене был также Д. Татищев.
Сразу отметим, что никак не вяжутся эти имена с авторами пасквиля. И, тем не менее, в то же утро, 4 ноября 1836 года, Пушкин сказал Соллогубу, что он подозревает одну даму, которую ему и назвал. Полетика? Хитрово? Долли? Не ясно.  Но Пушкин читал Соллогубу письмо, адресованное Е.М. Хитрово.
В ответном письме Хитрово недоумевала о том, как могли недруги Пушкина впутать её, преданную ему всей душой, в такое недоброе дело с рассылкой анонимного письма:
«Для меня это настоящий позор, уверяю вас, что я вся в слезах – мне казалось, что я достаточно сделала добра в жизни, чтобы не быть впутанной в столь ужасную клевету! На коленях прошу вас не говорить никому об этом глупом происшествии. Я поражена, что у меня нашёлся столь жестокий враг. Что до вашей жены, дорогой Пушкин, то она ангел, и на неё напали лишь для того, чтобы заставить меня сыграть роль посредника и этим ранить меня в самое сердце!».

Вероятно, Пушкин в письме к Хитрово мог спрашивать её о том, что она думает о содержании анонимного письма. Тем более, что в последующие дни он также показывал его 8 ноября у Яковлева, разговаривал с Соллогубом, посвящал Жуковского в свои проблемы, рассказывал Екатерине Карамзиной и Софи. Это наводит многих на мысль, что Пушкин искал поддержки и помощи у всех, кто его окружал. А зимой рассказывал всем, кто только мог его слушать, о том, как он заставил Дантеса «сыграть труса».
Вот любопытные сведения об анализе почерка "диплома". Автор статьи Григорий Хаит. опубликовано в журнале "огонёк", 1987 год, №6.  http://russia-west.ru/viewtopic.php?id=4136 :
"Анализ почерка, которым написаны исследуемые документы, установил, что «оба текста и адрес выполнены одним лицом».а это не оставило сомнений и в другом вопросе: русский, учинивший адрес и надпись, воспроизвёл также французский текст «диплома». эксперт по французскому языку к.фиц подтвердила нетвёрдое владение писцом «диплома» французской орфографией. теперь посмотрим, что поведали отдельные детали технического исполнения экземпляров пасквиля. в тексте большинство знаков скорописи первой четверти xix века. но там оказались и отдельные литеры русской скорописи xviii века. из этого можно вывести, что фабрикатор анонимки имел как образец документ той поры о награждении русским царским императорским орденом («диплом ордена рогоносцев» — карикатура подобного акта), и даже предположить, что тут использовали диплом к ордену «св. иоанна иерусалимского», которого были удостоены и.борх и д.л.нарышкин, чьи имена приведены в анонимном пасквиле.
немало примечательного открывается и в эмоциональной окраске текста анонимного пасквиля. так, в одном его экземпляре после слов «историографом ордена» — несколько восклицательных знаков, а в конце выведен чрезмерный росчерк, который почитался тогда проявлением неуважения, если он оказывался в письме, записке, посланных мужчине, а в письме к женщине и вовсе не допустимым.
фабрикатор пасквиля осуществил и его корректуру: исправил первый инициал нарышкина, переделав «д» из ошибочного «л», а в надписи «александру сергеичу пушкину» в имени поэта превратив «и» в «у».
долгое время все эти описки объяснялись тем, что адреса и надпись воспроизводил простолюдин, только такой и мог якобы обозначить отчество поэта как «сергеичу», а имя его друга м. ю. виельгорского — «михайле».
однако, по мнению заведующего отделом культуры русской речи института русского языка ан ссср, доктора филологических наук л.и.скворцова, такое употребление имени и отчества на письме позволяло продемонстрировать близость отношений с адресатами. что и использовал пасквилянт, рассылая «дипломы» именно друзьям поэта, надеясь, что некоторые из них благодаря этому, не заподозрив ничего худого, перешлют письмо пушкину.
все сказанное позволяет предположить, что составителем и писцом подметного письма, скорее всего, являлся ОДИН И ТОТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК ВЫСШЕГО СВЕТА".

А.М. Горчаков
 
Пользуясь своим влиянием на Пушкина, князь А.М. Горчаков побудил его уничтожить одно произведение, «которое могло бы оставить пятно на его памяти». Пушкин написал было поэму «Монах». Князь Горчаков взял ее на прочтение и сжег, объявив автору, что это недостойно его имени. Эстетическое развитие князя Горчакова, его любовь к искусству (он составил себе превосходную коллекцию картин, в числе которых, по отзыву знатоков, нет посредственностей) должны были дать ему значительный вес в глазах чуткого и восприимчивого поэта.
ГОРЧАКОВ Александр Михайлович (4 VII 1798—27 II 1883) — лицейский товарищ Пушкина, дипломат, впосл. министр иностр. дел, канцлер, светл. князь. В послелицейское время Пушкин и Г., хотя и общаются в приезды последнего в Петербург (1818, 1819), все более отдаляются друг от друга. 5 февр. 1825 Г. писал А. Н. Пещурову: «Несмотря на противоположность наших убеждений, я не могу не испытывать к Пушкину большой симпатии». Последняя их встреча — в авг. 1825 у Пещуровых, родственников Г., в дер. Лямоново (69 верст от с. Михайловского), где Пушкин читал ему отрывки из «Бориса Годунова», — оставила у поэта неприятное впечатление. С Г. связаны послания Пушкина: «Пускай, не знаясь с Аполлоном» (1814), «Встречаюсь я с осьмнадцатой весной» (1817), «Питомец мод, большого света друг» (1819), строфы из «Пирующих студентов» (1814) и «19 октября» (1825). Сохранилась прозаическая запись Пушкина в альбоме Г. (перевод стихотворного отрывка Прадона) — самый ранний из известных автографов поэта (1811). В архиве Г. обнаружены поэма Пушкина «Монах» и др. автографы поэта, а также тетради Г. с записями лицейских лекций. Со слов Г. записаны его позднейшие воспоминания, в которых он причисляет себя к кругу друзей поэта.
Занимая видные государственные посты, А. М. Горчаков не мог заявить в печати о том, что хранит у себя рукопись антиклерикальной поэмы Пушкина «Монах» (1813), автограф которой был обнаружен в составе его архива лишь в 1928 г. видным пушкинистом П. Е. Щеголевым. -  (КА, 1928, т. 31, с. 160—201; 1929, т. 32, с. 183-190).

В 1833 году по личному распоряжению Николая I ГОРЧАКОВ БЫЛ НАПРАВЛЕН В ВЕНУ  в качестве советника. ПОСОЛ Д. ТАТИЩЕВ поручал ему ответственные задания. Многие донесения, шедшие в Петербург, составлялись Горчаковым. За дипломатические успехи Горчаков был пожалован в СТАТСКИЕ СОВЕТНИКИ (1834 г.).

Значит, А.М. ГОРЧАКОВ имел отношение к "венскому обществу" в Санкт-Петербурге? Горчакову, пожалованному  в 1834 году в статские советники, было известно о том, что Пушкин стал в тот же год камер-юнкером. Горчаков мог знать И. Борха, упомянутого в дипломе рогоносца, полученном Пушкиным.

Вот очень любопытное исследование Татьяны Щербаковой, опубликованное недавно: http://www.proza.ru/2011/03/11/1296 о «Гавриилиаде»:
"Но самая большая угроза Пушкину из-за разразившегося скандала в 1828 году шла именно из Тулы. И было это связано с одной фамилией, на которую он указал Николаю Первому, открывая авторство «Гавриилиады», - ГОРЧАКОВ.
Врагами Александра Сергеевича оказались не только Горчаковы и  Толстые, находящиеся в тесном родстве с ними, но и, к несчастью поэта, сами Бобринские. Потомки внебрачного сына Екатерины Второй и графа Григория Орлова, из родового имения Бобринское Тульской губернии. И они также были близкой родней Горчаковых.
Но сначала зададимся вопросом: кто же мог принести в лицей злосчатную поэму «Гавриилиада»? Сам Пушкин на следствии утверждал, что получил ее от кого-то из  офицеров Гусарского полка. Но, может быть, он не захотел выдать того, кто действительно имел доступ к  поэме и принес ее своим товарищам?  Это  Александр Горчаков, будущий министр иностарнных дел России, канцлер, родственник писателя-антеклерикала  князя Горчакова. В истории сохранилось мнение, что Александр Горчаков дружил с Александром Пушкиным, ведь тот  посвятил ему известное стихотворение. На самом деле, после  лицея никакой дружбы у однокашников не было. Более того, в ссылке в Михайловском Пушкин, встретившийся с Горчаковым в отдаленном поместье, весьма сухо отозвался о нем. И после этого встреч больше не было. Но у кого у первого возникла неприязнь? Давайте вчитаемся в последние строки стихотворения 1819 года «Послание к кн. Горчакову»:
И ты на миг оставь своих вельмож
И тесный круг друзей моих умножь,
О ты, харит любовник своевольный,
Приятный льстец, язвительный болтун,
По-прежнему остряк небогомольный,
По-прежнему философ и шалун.
Здесь Пушкин прямо говорит об антиклерикализме своего приятеля. Да еще такими словами: «остряк небогомольный»! Но это же можно сказать и об авторе «Гавриилиады»… Между тем,  Александр Горчаков выделялся среди   воспитанников лицея своими  высокими способностями к  литературе, отличным слогом письма, что, как отметили историки, очень помогло ему на его дипломатическом поприще. Но юные «остряки, философы и шалуны» пошутили в 1816-1817 году вместе, а отвечать пришлось только Пушкину. И не этой ли поэмы опасался  Александр Горчаков, вступив на успешный путь дипломатической карьеры? И не потому ли, что его престарелый родственник был раскрыт Пушкиным как автор «Гавриилиады», бывший однокашник поэта всю жизнь не любил его и даже не скрывал этого? Вот доказательства неприязни канцлера.
В 1855 году 82 чиновника Министерства иностранных дел, в списках которого когда-то числился Пушкин, обратились к своему министру А.М. Горчакову с прошением об открытии всенародной подписки на сооружение памятника. Однако сиятельный чиновник, хоть и был однокашником Пушкина, уклонился от решения этого вопроса. В 1860 году ходатайство возбудили лицеисты пушкинского и позднейших выпусков. Правительство уже не могло открыто препятствовать идее создания монумента, и, наконец, «высочайшее позволение» было получено с оговоркой: средства из госказны не выделять! В 1870 году инициативу подхватил выпускник лицея академик Я.К. Грот. Россия хотела увековечить Пушкинскую славу. Деньги собирали всем миром – в списках жертвователей – имена знаменитых и простых людей. Постепенно, с набежавшими процентами, накопилось 106 575 рублей 10 копеек. И вот наступило 6 июня 1880 года. Торжественная церемония открытия памятника превратилась в подлинно всенародный праздник, по существу первое общенародное чествование великого русского поэта.
Все газеты и журналы поместили подробные отчеты своих корреспондентов об этом событии. Но не было на празднике князя Горчакова. Он не приехал. И денег на памятник не давал, и  чествовать поэта отказался.
Почему же историки и литературоведы обошли в СССР, да и сегодня обходят эти факты? Почему князь Александр Горчаков до сих пор «ходит» в друзьях Александра Пушкина? Наверное, потому же, почему некоторые исследователи  жизни поэта утверждают, что  графиня Софья Александровна Бобринская не принимала участие в его травле при дворе Николая Первого. Потому что не хотят связывать фамилию Горчаковых с фактами преследования Пушкина из-за поэмы «Гавриилиада». Потому что  в атеистическом СССР, как уже говорили, очень хотели видеть Александра  Сергеевича безбожником.
Императрица сразу после свершившегося убийства была лишена возможности встречаться, с кем захочет, Геккерены высланы, за Александром Трубецким  негласно наблюдало ведомство Бенкендорфа. Трубецкой  стал проситься  за границу, но получил отказ. Он лишился карьеры и состояния. Выехать же  смог только через десять лет, но ненадолго. Николай Первый, а затем Александр Второй (этот – несмотря на юношескую дружбу с Трубецким) всю оставшуюся жизнь князя не выпускали его из-под наблюдения жандармов. Он  влачил жалкое существование, даже пустился в мошенничество». – Татьяна Щербакова - http://www.proza.ru/2011/03/11/1296

Пушкин: "Но теперь мы все разбрелись... Я пустился в свет, потому что бесприютен. Ты зовешь меня в Пензу, а того и гляди что я поеду далее, "прямо, прямо на восток". Мне навязалась на шею преглупая шутка. До правительства дошла, наконец, Гаврилиада; приписывают ее мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность.
Это да будет между нами. Все это не весело". - ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 1 сент. 1828 г., из Петербурга.
Воспоминания Соллогуба можно бы также проанализировать. Было ли ему известно о том, что его двоюродная сестра Надежда Соллогуб, молоденькая фрейлина, причина нешуточной ревности Натальи Николаевны, внушала любовные переживания Пушкину, отразившиеся в его известном стихотворении. Разве этого не заметили в семействе Соллогубов? И случайно ли 17 ноября 1836 года извозчик с запиской к Пушкину заехал вначале в дом отца Соллогуба? И Соллогуб старший, судя по записям в Воспоминаниях сына, «выглядел» что-то о содержании записки, но отправил извозчика к Пушкину. И ничего не предпринял?
Пушкин был влюблён в Надежду Соллогуб, мать которой, Анна Михайловна - урождённая княгиня Горчакова – сестра Александра Михайловича Горчакова.

http://feb-web.ru/feb/pushkin/chr-abc/chr/chr-0651.htm  СОЛЛОГУБ Надежда Львовна, графиня (1815—13 I 1903) — дочь Льва Ивановича Соллогуба (род. 1785) и графини Анны Михайловны, урожд. кн. Горчаковой (сестры А. М. Горчакова), двоюродная сестра В. А. и Л. А. Соллогубов (см.), фрейлина в. к. Елены Павловны; 9 окт. 1836 вышла замуж за границей за Алексея Николаевича Свистунова (1808—8 IV 1872), брата декабриста П. Н. Свистунова. Из переписки Пушкина с женой известно о встречах поэта с С. в конце сент. 1832, начале мая 1834, 12 мая 1834 (у В. Ф. Вяземской) и в конце мая — начале июня того же года (1). 27 мая 1833 С. выехала из Кронштадта за границу, и есть основание полагать, что Пушкин получил 26 мая разрешение на двухдневную поездку в Кронштадт для проводов С. (2).

По свидетельству Вяземской, Пушкин «открыто ухаживал» за С. (3), что вызывало ревность Н. Н. Пушкиной; Андрей Н. Карамзин в письме к Вяземской от середины окт. 1834 писал о «постоянстве ненависти» Н. Н. Пушкиной к С. (2). Свое чувство к С. поэт выразил в стихотворении «Нет, нет, не должен я, не смею, не могу» (1832). Можно предполагать и более поздние встречи Пушкина с С. у Карамзиных и в петербургском обществе (4). В июле 1836 С. уехала за границу, откуда вернулась уже после смерти Пушкина (4).
 1. Пушкин, III, с. 288; XV, по указ.; 2. ЛН, 58, с. 113—114; 3. РА, 1888, II, с. 309; 4. Карамзины, по указ.; 5. Дн. Сав., с. 363—364; 6. Письма, III, с. 290—291, 540; 7. Портреты С.: Подробн. каталог, с. 36, 44; Искусство, 1980, № 3, с. 61; Русский портрет из музеев РСФСР, № 121; ГЭ.


ШАГИ К ДУЭЛИ
Посланник Нидерландов Геккерн не случайно опекал француза-легитимиста Дантеса и привёз его в Россию. У Геккерна были обширные торговые дела, причём – не облагаемые пошлиной. Причиной тому – послабления со стороны России ради родственных связей дома Романовых с Домом Оранских: сестра Николая Первого была замужем за принцем Виллемом Оранским. Возможно, что от торговых сделок  Геккерна кто-то  имел неплохие доходы. НЕССЕЛЬРОДЕ?
Известно, что после «усыновления» Дантеса прибыль от торговли возросла. Значит, Дантес также являлся соучастником торговых сделок. Причём, его деятельность только начиналась. Геккерн учил его также и дипломатии?

К тому же, для Геккерна не последнее значение имело знакомство Дантеса с семейством Пушкина. Вероятно, посланник надеялся посредством его получать из окружения Пушкиных, Вяземских и Карамзиных новые сведения о настроениях просвещённого общества в России. А если учесть близость семейства Пушкина ко двору, то эти сведения он мог бы получать почти из первых рук. Скорее всего, Дантес был осведомлён о своей роли.
Всё, касающееся Геккерна и Дантеса, не могло, не интересовать Пушкина! Пушкин наблюдал. Но обстоятельства усугубились тем, что Дантес излишне демонстрировал светскому обществу своё увлечение Натальей. Особенно - осенью 1836 года. И тогда Пушкин приказал жене рассказывать обо всём, что касалось Дантеса и его поведения: что делал, что говорил, о чём говорил и как.
На аудиенции 23 мая Николай неспроста завёл разговор с Геккерном о семейственных проблемах Оранских. Николай мог дать понять Геккерну, что его отцовство многим покажется сомнительным. Геккерну, следовательно, нужно было отвести  подозрения в мужеложстве. По этой же причине осенью 1836 года Дантес стал намеренно афишировать свою любовь к Наталье Пушкиной, на виду у всего света. Да, он был влюблён в «самое прелестное создание Петербурга» совсем недавно. И даже объяснялся с нею от всего сердца. И нисколько не желал её компрометировать, не хотел, чтобы её муж хоть что-то узнал, нет! И вот, Геккерн постарался остудить его чувства. Но ещё более Дантеса остудили замечания Адлерберга, поверенного в делах Николая.
История с дуэлью касается конфликта между Оранскими и Романовыми. В его основу легла скандальная депеша Геккерна, в которой он упомянул о некоторых тонкостях «семейных отношений» принца Виллема и Анны Павловны. Этим посланник испортил отношения Виллема с его конституционным правительством, а также причинил вред самому Николаю, неверно обрисовав его взгляд на всю проблему. Виллем посчитал произошедшее ОШИБКОЙ Николая и призвал к сатисфакции. Оба монарха в секретной переписке договорились обличить и наказать оплошавшего Геккерна.
Таким образом, в ситуацию оказались втянуты силы не только Министерства иностранных дел, которым руководил Нессельроде,  но также и службы Бенкендорфа. Семейство Геккернов обратило на себя их повышенное внимание.
Слухи о волокитстве Дантеса за женой Пушкина дошли в конце лета 1836 года до кулуаров государыни Александры Фёдоровны. Она была озабочена своими платоническими отношениями с А. Трубецким, другом Дантеса. И полагала, что такая дружба вредит её избраннику, за которым наблюдают приближённые государя. Трубецкой, выполняя волю А.Ф. , также присматривает за Дантесом. Летом на манёврах кавалергардского полка Трубецкой обсуждает с Дантесом неожиданную записку Натали к Дантесу о ЕКАТЕРИНЕ Гончаровой.
К 10 октября из секретной переписки Николая и Виллема становится известно, что конфликт между ними проясняется. И это обстоятельство успокаивает принца. Затем Геккерн получил, возможно, устный выговор от Николая.
К этому времени и Дантес выслушал нелицеприятную тираду за своё поведение  от Геккерна, которого, в свою очередь, подогнали неудовольствия принца Оранского: над их семейством сгущаются тучи. Нависла угроза отставки. Дантесу нужно укрепиться в России, чтобы дальше продолжать торговые и дипломатические дела Геккерна. Но Геккерну сочувствуют НЕССЕЛЬРОДЕ и СТРОГАНОВЫ, тоже мастера по торговым делам!

Женская половина Двора Александры Фёдоровны, некий Комитет общественного спасения, с подачи Марии Нессельроде, решила женить Дантеса на княжне Барятинской. Друзья Трубецкого донесли юной княжне слухи о её предстоящей помолвке с Дантесом, о чём свидетельствует запись в её дневнике в конце октября 1836 года. Но Дантес оказался связан более близкими  отношениями с Екатериной Гончаровой. Возможно, он шёл на поводу у Натальи Николаевны после её записки летом, которую видел и читал Трубецкой. Самоотверженная любовь Екатерины к Дантесу во многом повлияла на развитие ситуации.

Дантесу необходимо "тайное свидание" с Натали, но он постоянно получает отказ. Тогда же друзья Дантеса посылают Пушкину Диплом рогоносца (диплом на бланке), в чём активную роль играли "бархатный" Трубецкой и его сестра Полетика. Этим они вносят смуту в семью  Пушкиных.
Пушкин получил этот Диплом, возможно, уже к 16 октября, и понял, откуда он исходит. Нетрудно было Пушкину  догадаться о причинах этого послания, поскольку Натали «всё рассказывает мужу». Но не время ещё Пушкину драться: нужно закончить повесть «Капитанская дочка», это важная веха его творчества. От неё будет зависеть не только дальнейшее  материальное положение семьи.
Пушкин понимает, что может быть втянут в интригу, связанную с иностранным посольством: Самая вероятная причина пасквиля – ухаживания барона Дантеса-Геккерна за Натальей. А что, если "простой офицеришка" Николай, "грех алчный", гоняется за его женой? Выход из ситуации – ДУЭЛЬ с Дантесом! При этом действовать надо наверняка. И для этого надо добиться поддержки себе, «довести до сведения правительства и общества»! В душе Пушкин надеется на «благодарность» со стороны Николая: он за это противозаконное действо вышлет Пушкина из «свинского» Петербурга подальше, в деревню! Вот так! Этого поэт добивался с 1834 года!

В эти дни он пишет письмо или записку к Ф. Вигелю, желая поговорить с ним «по-арзамасски» о журнальных проблемах, о Чаадаеве, о переписке бумаг, сообщает о своём тяжёлом моральном состоянии – всё это очевидно из ответа Вигеля, присланного Пушкину около 18 октября.
19 октября Пушкин завершает работу над «Капитанской дочкой». Пишет ответ Чаадаеву на его "Философические письма", встречается с друзьями по Лицею. Но главное то, что он постоянно размышляет над своей личной проблемой: неужели Наталья ему изменяет?
Надо подчеркнуть, что царь давно "заметил" или заранее знал о поведении Дантеса.  За обоими Геккернами присматривают люди Бенкендорфа. Возможно, царь не знает лишь о «Дипломе рогоносца».
Пушкин получает (после 18 октября) письмо от Вигеля, затем встречается 21 октября с Вигелем и Блудовым. Обсуждали главное – дело Чаадаева, возможные репрессии. Необходимо было реагировать на «Философическое письмо» так, чтобы не навредить ни себе, ни другим. Встреча обещалась быть «по-арзамасски», но из письма Вигеля известно, что Пушкина интересует «человечек-машинка»: он может переписывать тексты, «совершенно ему не понятные».

Во время болезни с 23 по 27 октября Пушкин не выходит из дома.
Возможно,  он занят перепиской полученного ранее или сочинённого им самим «Диплома рогоносца» вместе с помощником, «человечком-машинкой», которому НЕ ПОНЯТЕН ТЕКСТ ПО-ФРАНЦУЗСКИ!
Одновременно он изготовляет символическую печать для конвертов.
Завершив работу, Пушкин выжидает подходящей ситуации к тому, чтобы разослать письма по адресам друзей и всем, кому он доверял это знать.

После инцидента 2 ноября в публичном собрании, о котором Пушкин упоминает в черновике письма от 21 ноября, или после чтения «Капитанской дочки» у Вяземского 1 ноября, возникает конфликтная ситуация между Пушкиным и Дантесом.
2 и 3 ноября Пушкин и его помощник «человечек-машинка» ("через почту или с неизвестным посыльным") рассылают изготовленные экземпляры «Диплома рогоносца»  в двойных конвертах по адресам.
Утром 4 ноября Пушкину возвращаются три экземпляра анонимного письма. Вечером того же дня он посылает вызов Дантесу без всяких пояснений.

Геккерн читает письмо и приходит в ужас! В его голове носятся только три мысли: карьера, торговля, Жорж! Геккерн бежит к Пушкину, умоляет дать ему отсрочку на сутки. Нужно торопиться с женитьбой сына! Барятинская узнаёт от друзей о намерениях Дантеса, но знает о его поражении у Натали Пушкиной через Трубецкого. При встрече с Дантесом  5 ноября она «вежливо» ему отказывает. Геккерн вновь мчится к Пушкину, прося отсрочки ещё на две недели!
Дантес вспоминает о летней ЗАПИСКЕ от Натали и договаривается с Геккерном, что дело можно уладить женитьбой на Екатерине. Есть доказательство, что о женитьбе говорили ещё летом. И тогда всё останется по-прежнему.
7 ноября Геккерн рассказывает Жуковскому о давнем желании Дантеса жениться. Затем у Загряжской говорит о «материальной» причине, о намерении Геккерна пойти навстречу сыну. Жуковский "открывает глаза" Пушкину, пытается уладить конфликт. Пушкин раздражён, не верит в намерения Дантеса, но терпеливо ждёт окончания срока, обещанного Геккерну.