Царские воспоминания

VIII – Царские воспоминания

1. Николай Первый против семьи Геуккернов
2. Депеша Геккерна
3. Разночтения и царский след
4. И снова царский след
5. Царские воспоминания
6. Царю известно




НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ ПРОТИВ СЕМЬИ ГЕККЕРНОВ

Николай Первый вёл скрытую борьбу против бугрства.  Так называли гомосексуализм в то время. Это явление было распространено в начале 19 века также в светском обществе Петербурга.
Нужно  подчеркнуть, что усыновление Нидерландским посланником, дипломатом Луи Геккерном, кавалергарда Жоржа Дантеса, прибывшего из Франции в конце 1833 года в Россию, дало повод русскому царю поставить новоявленной семье на вид это "щекотливое" обстоятельство... Может быть, действительно недаром царь на аудиенции с посланником Геккерном в мае 1836 года обратил особое внимание на подобные отношения? И не случайно же после непродолжительного пребывания Дантеса в качестве ординарца при Николае (с 9 октября по 13 октября) и Луи, и Жорж так отчаянно засуетились вокруг прекрасной половины светского Петербурга.
Но обострившееся внимание к Наталье Николаевне Пушкиной со стороны Жоржа Дантеса, который начал буквально преследовать её своим вниманием и домогательствами, желая получить всё, что ему, как он считал, было обещано всем её  поведением, говорило об особых обстоятельствах. Причём, именно эта цель более всего занимала Жоржа.

И вот все пути к славе успешного женского угодника сошлись, как очевидно, в одну дорогу: в дом Александра Пушкина. К тому же, Дантес уже был дружен с Идалией Полетикой,  ухаживал за Екатериной Гончаровой, явно в него влюблённой, жаждал близости с Натали... Тем более, что избранница Луи Геккерна на роль жены для Жоржа, Мари Барятинская, увы, не могла простить последнему его ветреность и видимую всему свету его любовь к жене Пушкина. Да, поначалу Жорж был настолько влюблён, что не заметить этого со стороны было невозможно. Но время шло и всё менялось.
В письме Геккерну от 6 марта 1836 года Дантес пишет о Наталье Николаевне Пушкиной: «… Когда я пошёл на бал во дворец, великий князь и наследник дразнил меня ею, из чего я немедленно заключил, что люди что-то заметили во мне, но насчёт неё, я уверен, ни у кого не возникло и подозрения, а я слишком её люблю, чтобы скомпрометировать, и, как я сказал раньше, всё кончено, и я надеюсь, что когда ты вернёшься, ты найдёшь меня основательно излечившимся».
С. Витале утверждает: «Могло ли быть, чтобы Пушкин не замечал того, что было настолько очевидным для всего города, что упоминалось в дневниках и становилось предметом шуточных замечаний членов императорской фамилии? Конечно, нет. «Il l’a troublee» - сказал он другу, говоря о Дантесе и своей жене». Пушкин был уверен, что всё не выйдет за рамки приличия».
Может быть, Пушкин сказал так: Il l’a trou bleue ?
Законодательство в России по вопросам мужеложства имело особые статьи.
http://ru.wikipedia.org/wiki/ : В 1832 году параграф 995, карающий за мужеложство, был введён Николаем I и в уголовное законодательство РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ: наказание составляло до 5 лет ссылки в Сибирь; к этому времени во многих странах Европы соответствующие уголовные статьи уже были отменены. Впервые это было сделано во ФРАНЦИИ благодаря новому уголовному законодательству, принятому в 1810 году Наполеоном. Однако в законах большинства ГЕРМАНСКИХ стран, на которые ориентировался в идейном и политическом отношении Николай I, уголовное преследование за мужеложество сохранялось.
Воинский устав при Петре I:
Первые карательные меры против мужеложников были введены в 1706 году в воинском уставе Петра I, разработанном на основе германских образцов. При этом карательные меры распространялись только на военнослужащих и не касались гражданского населения. С этого момента был перенят европейский обычай сожжения мужеложников на костре. В 1716 году сожжение на костре было заменено телесным наказанием, а в случаях применения насилия — вечной ссылкой. После Петра I гомосексуальные отношения вновь получили послабление.

При Александре I
http://hellife.forum2x2.ru/t104-topic гомосексуальными наклонностями славились министр просвещения и духовных дел князь А.Н. Голицын и министр иностранных дел, а затем канцлер Н.П. Румянцев. Влиятельный министр просвещения при Николае 1 граф Сергей Уваров (1786 - 1856) устроил своему любовнику князю Михаилу Дондукову-Корсакову почетное назначение вице-президентом Императорской Академии наук и ректором Санкт-Петербургского университета, что породило несколько ехидных эпиграмм, включая пушкинскую:
В академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что /- - -/ есть.
Когда речь шла не о врагах, а о друзьях, Пушкин относился к этой склонности весело-иронически, не видя в ней ничего страшного, о чем свидетельствует его письмо и стихотворное послание Филиппу Вигелю, слабость которого к юношам была общеизвестна. Сочувствуя кишиневской скуке Вигеля, поэт полушутя рекомендует ему "милых трех красавцев", из которых "думаю, годен на употребление в пользу собственно самый меньшой: NB он спит в одной комнате с братом Михаилом и трясутся немилосердно - из этого можете вывести важные заключения, представляю их вашей опытности и благоразумию". Кончается обращенное к Вигелю стихотворение словами: «Тебе служить я буду рад - Стихами, прозой, всей душою, Но, Вигель - пощади мой зад!».

Известно письмо Вигеля к Пушкину в 1831 году, когда поэт, уже женатый. устраивал свою жизнь в Петербурге. - Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 17 т. Том 14: Переписка 1828-1831 - 1941. - 645. Ф. Ф. Вигель — Пушкину. Июнь — июль 1831 г. Петербург.
"Мне надо рассказать вам о тысяче вещей, но так как нас разделяют двадцать две версты, я вынужден написать вам всего десять слов. Проект политической и литературной газеты — прелесть, я много о нем думаю: я искал и, кажется, нашел для его выполнения путь верный и вместе с тем благородный. Вы знакомы с г-ном Уваровым, бывшим арзамасцем: мне кажется, он хорошо ко мне относится, хотя и не очень ладит с моим начальством, но зато он очень хорош с генералом Бенкендорфом; ему сообщили о вашем проекте, он его одобряет, приветствует, он от него в восторге и поговорит о нем с генералом, когда вам это будет угодно.
Я повторяю, вы знакомы с г. Уваровым: следовательно, вы знаете, что это царедворец, раздраженный неудачами, но который никогда не зайдет так далеко в своем злопамятстве, чтобы отказаться от значительной должности, если ему предложат ее; это умный человек, пресыщенный наслаждениями, которые может доставить разум, но всегда готовый вернуться к литературной и ученой деятельности; в конечном итоге, это добрый малый, но тщеславный, обиженный и раздосадованный тем, что он не достиг той степени почета и власти, к которым стремился двумя путями, испробованными им один за другим; он избрал третий путь — путь богатства, и встретил здесь еще больше препятствий. … В вашей записке вы можете сослаться на меня, но не упоминайте о содержании настоящего письма. Оно должно было заключать в себе десять слов, как я заметил в начале, но, как видно, я принадлежу к тем людям, которым требуется два часа для того, чтобы их высказать, и три страницы, чтобы их написать. Прощайте, до свидания. А когда будет это свидание?
Вигель". 
* - ключ камергера.

В дневнике Пушкина в записях 1834 года в нескольких строчках есть упоминание о Ф.Ф. Вигеле: ДНЕВНИК 1833 — 1835 гг.
1834 "1 января. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau. …
7-го. Вигель получил звезду и очень ею доволен. Вчера был он у меня. Я люблю его разговор — он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложстве".
Вполне вероятно, что именно через Вигеля Пушкин узнал и о слухах и сплетнях по поводу усыновления  в мае 1836 года нидерландским посланником Геккерном кавалергарда Дантеса. Пушкин был знаком с Дантесом с лета 1834 года, когда Натали с детьми уехала на лето в Полотняный Завод. Однажды Пушкин и Дантес обедали за одним столом в ресторации у Дюме. Осенью того же года Дантес обратил внимание на Пушкина в обществе Натали и её сестёр и шутя назвал его "трёхбунчужным пашой". Оба острые на язык, Дантес и Пушкин часто обменивались колкостями. И не всегда Пушкину было весело:
«Дантес носил кольцо, в котором был миниатюрный портрет Генриха V, сына Генриха Беррийского, рождённого после смерти отца, - он был надеждой французских легитимистов как наследник престола, узурпированного Луи Филиппом. Однажды на вечере у Вяземских Пушкин в шутку сказал, что Дантес носит на пальце портрет обезьяны. Кавалергард поднял руку так, чтобы все могли видеть кольцо, и ответил: «Посмотрите на эти черты, похожи ли они на господина Пушкина?». – С. Витале. «Тайна Дантеса или пуговица Пушкина».
Вскоре и в сторону посланника Нидерландов Геккерна пошли двусмысленные толки. В письме дипломата Гогенлоэ графу Беролдингену 23 мая 1836 года можно прочесть: «Барон Геккерн … нашёл, что обращение с ним в обществе изменилось, как, возможно, и при дворе, где не спешат его принимать. Несколько едкий человек, барон имеет мало друзей в столице … Господин Геккерн недавно усыновил молодого барона Дантеса, который несколько лет служит в русской армии, куда его приняли по просьбе барона Геккерна. Это усыновление стало предметом разговоров во многих петербургских салонах и вызвало замечания едва ли лестные для барона Геккерна».

ДЕПЕША ГЕККЕРНА:

1. Анна Павловна Романова и принц Вильгельм Оранский.

«В 1816 году 20-летняя Анна Павловна вступила в брак с нидерландским наследным принцем Оранским (с 1840 года король Виллем II). Этот брак позволил Оранской династии поправить финансовые дела, так как, согласно Учреждению об императорской фамилии, великим княжнам при вступлении в брак полагалось денежное приданое в 1 млн. руб.». http://ru.wikipedia.org/wiki/
«Виллем настолько нуждался, что у него не было средств даже на корону. Бедному принцу банально было нечем короноваться. Вздохнув, Анна Павловна отдала мужу свои бриллианты, чтобы он сделал себе приличную корону. Ходили сплетни, что Виллем был склонен к содомитскому греху; поговаривали, что он содержит любовника, который его разоряет». http://www.gollandia.nl/ 
«Всю жизнь благородная женщина штопала финансовые дыры, проделанные беззаботным супругом, который жил широко и весело, ни в чем себе не отказывая, был заядлым картежником, с королевской роскошью содержал латинского любовника и был склонен к содомитскому греху и извращениям. Одного из сердечных дружков мужа Анна подозревала в краже значительной части своих бриллиантов, которая произошла перед вынужденным отъездом королевской семьи Оранских из Брюсселя, во время франкоязычного бунта, когда Нидерланды потеряли Бельгию. Но даже в такой трудной ситуации и несмотря на личные неприятности, Анна вновь проявила настоящее благородство и милосердие. Именно в этот период появляются основанные ею на личные средства госпиталь и инвалидный дом для воинов, получивших ранения и увечья во время драматических событий при отделении Бельгии.
В то время как королева Анна заботится о больных и обездоленных, ее супруг избирает местом своей резиденции и развлечений город Тилбург».

Анна Павловна, часто тосковавшая в одиночестве, постоянно поддерживала контакты со своими родными в России. Она еженедельно писала матери, обращалась к братьям, Александру и Николаю, за советом и помощью.
Она переписывалась также и с В. Жуковским, как воспитателем и семейным учителем в доме Романовых. Вполне естественно, что Вильгельм, с его влечением к удовольствиям,  давал Анне много поводов к обидам и приводил не раз к недоразумениям и ссорам супругов. И не раз эти обстоятельства становились для Анны темой для обсуждения их в переписке с родными.

2. Взгляд на проблему с депешей Геккерна.
Николай в мае 1836 года пошёл навстречу просьбам Геккерна об усыновлении им поручика Жоржа Дантеса. Вероятно, при этом он закрыл глаза на недостаточно законные основания к этому акту. Или попросту не знал о них. При этом видна лёгкость, с которой молодой человек явился в Россию под крылом Геккерна, благополучно пристроившего  поближе ко двору «своего питомца».
К тому же, Дантес вскоре был представлен и Александре Фёдоровне, которая не только помогла ему денежными средствами из своей личной шкатулки, но и включила  его в свиту своих «танцоров». Александра Фёдоровна была вовсе не глупа: в поле зрения её избранного кавалергарда Александра Трубецкого должен быть приближённый Государя, Дантес.
Налицо поистине удивительное ПОКРОВИТЕЛЬСТВО человеку, явно не имевшему для этого никаких видимых заслуг. Но этот человек оказывался в долгу перед Государем за Его высочайшие благодеяния.

Аудиенция Николая Первого и посланника Нидерландов Геккерна, явившегося из отпуска  в мае 1836 года, имела темой не только межгосударственные отношения. Известно было о маршруте путешествия посланника и его пребывании в Нидерландах. Кроме решения вопроса об усыновлении Геккерном Дантеса, Николай, вероятно, счёл уместным  коснуться обстоятельств семейной жизни своей сестры, Анны Павловны, надеясь услышать ответы на свои вопросы,  узнать новости, доступные Геккерну.
Да, тема семейных отношений явно была затронута в контексте беседы посла и Государя. Это обстоятельство прочитывается в тексте последовавшей за тем депеши Геккерна по линии Министерства иностранных дел:

Якоб ван Геккерн – Иоганну Верстолку ван Сулену,
Санкт-Петербург, 23 мая 1836 года
«После того как выражение моего почтения было принято с обычным благоволением, его Величество подробно остановился на отношениях с Его Королевским Высочеством принцем Оранским. Его Величество, который совершенно естественно чувствует родственную привязанность к Их Королевским Высочествам, откровенно высказался насчёт непостоянного характера Её Высочества принцессы, и сожалея о том, что он назвал неспособностью монсеньёра принца Оранского продемонстрировать большую терпимость в отношении этой несчастной особенности и приложить больше усилий для восстановления доброй гармонии, отсутствие которой он считал опасным примером для августейших детей Их Королевских высочеств и совсем не  вдохновляющим для будущего молодых принцев. Когда аудиенция была закончена, я отправился к Императрице. Без излишних церемоний Её Величество спросила меня, почему мы держим такую значительную армию и служебный персонал на границах, прибавив, что сегодня это полностью лишено всякого смысла, разве только для потакания пристрастиям принца Оранского, которому, по-видимому, не нравится жить в Гааге».

Принц Оранский, с некоторым опозданием узнавший о содержании майской депеши из России, заключил, что «изобретённый сюжет» Геккерна много вредит репутации его не только как наследника престола. Последовала реакция, отражённая в его первом письме Николаю  от 26 сентября  1836 года:
«Я должен сделать тебе, дорогой мой, один упрек, так как не желаю ничего таить против тебя. Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном, как с посланником или в любом другом качестве? Он изложил все это в официальной депеше, которую я читал, и мне горько видеть, что ТЫ НАХОДИШЬ МЕНЯ ВИНОВАТЫМ И ПОЛАГАЕШЬ, БУДТО Я СОВСЕМ НЕ ИДУ НАВСТРЕЧУ ЖЕЛАНИЯМ ТВОЕЙ СЕСТРЫ.
До сей поры я надеялся, что мои семейные обстоятельства не осудит, по крайней мере, никто из близких Анны, которые знают голую правду. Я заверяю тебя, что ВСЁ ЭТО ЗАДЕЛО МЕНЯ ЗА СЕРДЦЕ, РАВНО КАК И ФРАЗА АЛЕКСАНДРИНЫ, СООБЩЁННАЯ ГЕККЕРНОМ: спросив, сколько времени еще может продлиться бесконечное пребывание наших войск на бельгийской границе, ОНА СКАЗАЛА, что известно, БУДТО ЭТО ДЕЛАЕТСЯ ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ДЛЯ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ МОИХ ВОИНСТВЕННЫХ НАКЛОННОСТЕЙ...».

Эта интересная фраза - «в любом другом качестве» - могла бы насторожить внимательного читателя. Виллем считал, что Николай мог себе позволить с Геккерном неофициальное обращение? Мог позволить простую светскую беседу, беседу приятельскую? Вполне мог, поскольку Геккерна приглашали на обеды в кругу императорской семьи, он был в большой дружбе с Министром иностранных дел Нессельроде и его влиятельной женой, общался с семейством Строгановых, был принят в высшем обществе Петербурга. В его адрес не было до сих пор нареканий!
Нужно лишь согласиться с тем, что Виллем не желает обсуждать с Николаем и его родственниками свои личные поступки, как человека, и свои решения, как наследного принца Голландии.
Тем не менее, угадывается, что в беседе с Геккерном, занятым усыновлением Жоржа Дантеса, Николай явно коснулся темы семейного счастья, воспитания. Он мог выразить свою жалость к сестре, зная об отношениях её с принцем. Николай очень любил показать себя хорошим семьянином, отцом. Воспитательные ноты в его разговоре мог услышать каждый. Он, возможно, говорил о детях Анны Павловны и Виллема, об обязанностях отцовства. В свою очередь, Геккерн понимал, что должен зарекомендовать перед Государем себя и Жоржа с самой достойной стороны, приняв намёки царя на его не всем понятное «усыновление» Дантеса.

В депеше, присланной Геккерном, явно звучали мотивы, которые так «задели» Виллема. И он понял скрытый смысл «изобретённых сюжетов»:
1.Николай знает о причинах ссор и размолвок в личной жизни Виллема, о которых никогда не говорится ни впрямую, ни косвенно даже в письмах, не терпящих «любопытства почты».
2.Николай осуждает причины, повлиявшие на личные отношения Виллема и Анны.
3.Александра Фёдоровна догадывается об особенностях «воинственных наклонностей» Виллема, о причинах его нежелания пребывать в Гааге.

Отдельного обсуждения требует высказывание императрицы Александры Фёдоровны, сообщенное Виллему  Геккерном: «Спросив, сколько времени еще может продлиться бесконечное пребывание наших войск на бельгийской границе, она сказала, что известно, будто это делается теперь только для удовлетворения моих воинственных наклонностей...».
«Воинственность» Виллема вызывает, конечно, некоторые вопросы. Дело в том, что ещё в 1830 году по предложению Англии 5 держав – Англия, Франция, Россия, Австрия и Пруссия –  признали независимость Бельгии и заставили голландское правительство пойти на временное прекращение военных действий против Бельгии. Вскоре, уже в 1831 году, эти же 5 держав объявили Бельгию нейтральным государством.
Тогда по какому праву наследный принц, вопреки воле своего отца, короля Виллема Первого, вплоть до 1838 года демонстрировал силу своих войск  у границ с Бельгией, нарушая соглашение 5 держав? Виллем проявляет амбиции, не совместимые с Конституцией своей страны!
Вероятно, по поводу политики и «войск на границе» принц Виллем спорил не только с отцом, королём Голландии. Он спорил также  со своей женой. И, в этом случае, вовсе не по поводу независимости Бельгии, а по поводу собственной свободы от семейных уз.
Николай Первый и его жена, близкие Анны Павловны, были в курсе семейных раздоров голландских супругов, часто живших порознь. Известно, что Анна Павловна предпочитала одиночество и часто жила далеко от мужа, в своей личной усадьбе Сустдейк.
Надо заметить, что впоследствии, став королём Голландии в 1840 году, Виллем предпочёл для себя город Тилбург, славившийся увеселительными заведениями. На карте Европы город Тилбург  находится недалеко от границы с Бельгией. Виллем не только вследствие своих «воинственных наклонностей» держал войска на бельгийской границе. Виллему нравилось быть подальше от семейных обязанностей и забот, чтобы дать волю своим истинным «наклонностям» в городе Тилбурге.
Александра Фёдоровна вовсе не напрасно высказалась в беседе с Нидерландским посланником о пребывании голландских войск на бельгийской границе. Государыня особенным образом интересовалась всеми обстоятельствами придворной жизни не только в России. В её трудночитаемом немецкоязычном дневнике можно было бы найти множество записей, касающихся её личной жизни, увлечений, забот о детях и душевных переживаний о своём некогда любимом Николае. Она знала обо всех, как ей казалось, любовных связях своего супруга. И наверняка интересовалась такими же обстоятельствами жизни сестры Николая, которая часто в переписке жаловалась на отчуждённость своего супруга Виллема.

Переписка Николая и Виллема привела к разрешению казуса между ними, что нашло выражение в письме Вильгельма от 30 октября 1836 года: «Я должен тебе признаться, что был потрясён и огорчён содержанием депеши Геккерна, не будучи в состоянии ни объяснить ситуации, ни исправить твою ошибку. Но теперь ты совершенно успокоил мою душу, и я тебя благодарю от глубины сердца. Я тебе обещаю то же самое при сходных обстоятельствах».
Любопытно, каким же образом Николай  к 30 октября 1836 года «совершенно успокоил душу» щепетильного Вильгельма?
Очевидно, что Николай в своём предыдущем письме, исчезнувшем под грифом секретности или уничтоженном, от 10 октября 1836 года, пообещал Вильгельму каким-то образом разрядить создавшуюся неблагоприятную для будущего короля атмосферу при его конституционном дворе. Николай, обходя «любопытство почты», то есть с курьером, отправил ему это письмо, в котором  изложил свой план решения проблем: он нашёл способ дискредитации и отставки  Геккерна, вызывающего подозрения. Это явилось бы опровержением пресловутой депеши.

Вскоре Пушкин  получил анонимное письмо, спровоцированное встречей Дантеса и Натальи Пушкиной на квартире Идалии Полетики. Достаточно было лишь простого факта встречи, которую назвали «свиданием». Есть вероятность, что кавалергард Александр Трубецкой, движимый высочайшими указаниями, постарался помочь Дантесу!

3. Пушкин против Геккерна.
Пушкин, сам того не ведая, с 4 ноября 1836 года оказался заодно с Николаем и Виллемом.  После помолвки Дантеса и Екатерины Гончаровой Пушкин писал Геккерну о том, что имел возможность обесчестить его в глазах Нидерландов и России:
«Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор ОБЕСЧЕСТИТЬ ВАС В ГЛАЗАХ НАШЕГО И ВАШЕГО ДВОРА. Я вам скажу это.
Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце мое чувствительно. Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отмщенным  ни смертью вашего сына, ни его женитьбой. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо, и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела, из которого мне легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев».
По всей вероятности, Пушкин стремился к дуэли с Геккерном, но правильно решил, что вызов должен был сделать сам дипломат.
В письме 25 января 1837 года Пушкин пишет: «Я вынужден признать, барон, что ваша собственная РОЛЬ была не совсем прилична. Вы, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КОРОНОВАННОЙ ОСОБЫ, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы… Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. ТОЛЬКО НА ЭТОМ УСЛОВИИ СОГЛАСИЛСЯ Я НЕ ДАВАТЬ ХОДА ЭТОМУ ГРЯЗНОМУ ДЕЛУ И НЕ ОБЕСЧЕСТИТЬ ВАС В ГЛАЗАХ ДВОРОВ НАШЕГО И ВАШЕГО, К ЧЕМУ Я ИМЕЛ ВОЗМОЖНОСТЬ И НАМЕРЕНИЕ. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел ЗАИГРЫВАТЬ с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и РАЗЫГРЫВАЛ преданность и несчастную любовь, тогда как он просто ПЛУТ И ПОДЛЕЦ. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь».

В письме к Бенкендорфу накануне последней дуэли прослеживается не только упорное осуждение действий обоих Геккернов. Чёрным по белому Пушкин пишет о «ком бы то ни было», с кем связано имя Натальи Николаевны Пушкиной. И этому «кому бы то ни было» он не намерен представлять доказательства того, что он утверждает».
«Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано С ЧЬИМ БЫ ТО НИ БЫЛО ИМЕНЕМ. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерен приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели.
Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил просить г-на д’Аршиака (секунданта г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не имевший места. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерена, о чем считаю своим долгом ДОВЕСТИ ДО СВЕДЕНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА И ОБЩЕСТВА.
Будучи ЕДИНСТВЕННЫМ судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, Я НЕ МОГУ и не хочу представлять КОМУ БЫ ТО НИ БЫЛО доказательства того, что утверждаю.
Во всяком случае, надеюсь, граф, что это письмо служит доказательством уважения и доверия, которые я к вам питаю».
Может показаться, что именно к таким результатам стремился Пушкин:
- он убедился и убеждал всех, что анонимное письмо исходило от Геккерна;
- вызов к дуэли был сделан дипломатом Геккерном.

Пушкин, не желая представлять доказательства, уверенный в своей правоте, явно подставлял Геккерна. Но он понимал, что анонимное письмо на бланке, полученное им ещё раньше, в средине октября, исходило из иностранного посольства. И заинтересован в таком послании Пушкину был именно Геккерн, потворствующий и помогающий  Дантесу и «кому бы то ни было»!
Пушкин не мог остановиться, видя наглость Дантеса. Всё поведение Пушкина в свете, его нескрываемое презрительное отношение к Геккернам в салонах и на балах даже Николая заставляло думать, что «давно нужно было ждать дуэли»! И Николай ждал. Он лишь позволил себе сделать замечание Наталье Николаевне о её неосмотрительном поведении в свете при явной ревности мужа.
Дуэль оказалась неизбежной.  Это было решение Пушкина: дуэль должна быть «чем кровавее, тем лучше». Это как "русский бунт, бессмысленный и беспощадный". И Пушкин не оповестил о своём намерении Бенкендорфа.
Да, январское письмо Пушкина к Бенкендорфу было написано заблаговременно. Но не отослано. Он лежало в кармане сюртука. Данзас должен был или оставить его себе, или поступить так, как подскажут обстоятельства.


4. После Пушкина:
Пушкиновед М. И. Яшин восстановил  по косвенным данным содержание беседы Пушкина с царем 23 ноября 1836 года. Исследователь подчеркивал бездействие Николая после этих событий: "B ноябрьские дни Николай знал все: и пасквиль, и подготовку дуэли, но ничего не предпринял... предпочитая ожидать дуэли".
30 января 1837 года Геккерн послал своему министру иностранных дел барону Верстолку ван Зеелену первую депешу о происшедшем событии, где изображал себя и Дантеса в выгоднейшем свете и не допуская даже мысли об отставке. Ещё до начала суда над участниками дуэли дипломат позволил себе просить Министра иностранных дел Нессельроде, осведомлённого об истинных причинах трагедии, «умолить государя»:
"Окажите милость, соблаговолите умолить государя императора уполномочить Вас прислать мне в нескольких строках ОПРАВДАНИЕ моего собственного поведения в этом грустном деле; оно мне необходимо для того, чтобы я мог себя чувствовать ВПРАВЕ оставаться при императорском дворе; я был бы в отчаянии, если бы должен был его покинуть; мои средства невелики, и в настоящее время у меня семья, которую я должен содержать". - Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- графу К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ (рус. министру иностр. дел), 30 янв. 1837 г. Щеголев, 291.
Геккерн вновь озабочен «материальным» подтверждением своей непорочности, но совесть не даёт ему покоя о его «собственном поведении в этом грустном деле».
После дуэли Пушкина с Дантесом, когда принц Виллем в Голландии и царь Николай Первый в России пришли, наконец, к согласию и рассчитались друг с другом в недоразумении с пресловутой депешей Геккерна, настала пора подведения итогов.
8 марта 1837 года Вильгельм Оранский отвечал на доставленное курьером письмо Николая I от 15 февраля 1837 года: 
“Дорогой, милый Никки! Я благополучно получил твое письмо от 15 февраля с курьером, который прибыл сюда, возвращаясь в Лондон.  И я благодарю тебя за него от всего сердца, ибо та тщательность, с которой ты счел нужным меня осведомить об этой роковой истории, касающейся Геккерна, служит для меня новым свидетельством твоей старинной и доброй дружбы. Я признаюсь тебе, что все это мне кажется, по меньшей мере, грязной историей, и Геккерн, конечно, не может после этого представлять мою страну перед тобою; поэтому для начала ему дан отпуск. …
Мне кажется, что во всех отношениях это не будет потерей, и что мы, ты и я, долгое время сильно обманывались на его счет. Я в особенности надеюсь, что тот, кто его заменит, будет более правдивым и не станет изобретать сюжеты для заполнения своих депеш, как это делал Геккерн. Здесь никто не понял, что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном, особенно потому, что Геккерн подтверждает, что они не связаны никакими кровными узами».
Пушкин знал  с самого начала «что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном».

Литература:
 НОВЫЙ МИР № 3, 1972 - Н. Эйдельман О ГИБЕЛИ ПУШКИНА  (По новым материалам).
«Пушкин. Из биографии и творчества 1826-1837. - Часть 3. УХОД. - :
Интернет:
http://ru.wikipedia.org/wiki/ Нидерланды, Голландия.
http://www.gollandia.nl/ -  Анна Павловна vs принцесса Максима

РАЗНОЧТЕНИЯ И ЦАРСКИЙ СЛЕД
Из замечательной статьи Эйдельмана в Новом мире за 1972 год  любопытно было узнать, что в воспоминаниях дочери Николая 1 великой княгини Ольги Николаевны (1881-1882 годов) есть замечательные строчки:
«Папа, который видел в Пушкине олицетворение славы и величия России, относился к нему с большим вниманием, и это внимание распространялось и на его жену, которая была в такой же степени добра, как и прекрасна. Он поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу БЫЛО ПРИКАЗАНО жениться на младшей сестре Наталии Пушкиной, довольно заурядной особе. Но было уже поздно: раз пробудившаяся ревность продолжала развиваться. Некоторое время спустя ‹...› Дантес стрелялся с Пушкиным на дуэли, и наш великий поэт умер, смертельно раненный его рукой». - «Сон юности» - Записки дочери Николая I, Великой княжны Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской. - Париж, 1963. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/is5/is5-365-.htm
Эти воспоминания настолько повлияли на восприятие всей истории дуэли, что «царский след» стал ведущим на всём пути пушкинистов.
В книге В. Кунина «Последний год жизни Пушкина» – М.: Правда, 1989 г. можно найти ещё более пространную цитату из тех же воспоминаний великой княжны, но уже не прочитывается «царского следа»: «Папа, который проявлял к нему интерес, как к славе России, и желал добра его жене, столь же доброй, как и красивой, приложил все усилия к тому, чтобы его успокоить. Бенкендорфу было поручено предпринять поиски автора писем. ДРУЗЬЯ НАШЛИ ТОЛЬКО ОДНО СРЕДСТВО, чтобы обезоружить подозрения. Дантес должен был жениться на младшей сестре г-жи Пушкиной, довольно малоинтересной особе. Но было слишком поздно; разбуженная ревность не смогла быть отвлечена».
Оказывается, эта цитата дана в редакции Левкович. И теперь читателю нужно гадать, каким же образом Дантеса женили? Царским приказом или уговорами друзей?

Эйдельман пишет о полемике Я.Л. Левкович, автора последнего «перевода» цитаты, с Яшиным, опубликовавшим цитату иной редакции:
«Я. Л. Левкович, полемизируя с Яшиным, процитировала подлинный французский текст тех же воспоминаний, где говорилось о друзьях поэта, которые "нашли только одно средство, чтобы обезоружить подозрения", - принудить Дантеса жениться». - Я. Л. Левкович. Две работы о дуэли Пушкина. "Русская литература", 1970, N2, стр. 212.
Однако вопрос остается открытым. Только что приведенный текст еще не уничтожает гипотезы Яшина: действительно, друзья Пушкина, гасившие дуэль в ноябре 1836 года (Жуковский, Загряжская), могли принудить Дантеса жениться, только сообщив ему в той или иной форме высочайшую волю! Не углубляясь более в этот вопрос, заметим, однако, что "тень царя" присутствует в дуэльной истории с самого начала». http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/NYE/NYE_2.HTM 

31.01.2013 г.
Резюме по поводу полемики Левкович и Яшина восхищает ещё более, чем разночтения. Оказывается, нужно заниматься историей дуэли Пушкина, "не углубляясь более в этот вопрос"! Двадцатый век, который, казалось бы, развязал руки литературоведам и, тем более – советским, отнюдь не раболепным перед царями, ещё очень боится всего, что связано с «царским следом». Увы, становится понятно, что чем больше вникаешь в этот вопрос, тем больше увязаешь в болоте исторических недомолвок, иных редакций, неправильных переводов, бессмысленных споров.
В. Баевский: «НОВЫЕ ДОКУМЕНТЫ О ЖИЗНИ И СМЕРТИ ПУШКИНА» - Вопросы литературы. - М., 2002, № 2: "За десять лет до «Пуговицы Пушкина» была опубликована другая книга об обстоятельствах дуэли Пушкина с Дантесом. В НЕЙ НЕ ПРИВЕДЁН ТЕКСТ ПАСКВИЛЯ, полученного Пушкиным и его знакомыми, и ничего не сказано о письме Пушкина графу Канкрину. Я попытался выяснить причину этого у автора, Стеллы Лазаревны Абрамович, в перерыве одной пушкинской конференции в Пушкинском Доме, но она уклонилась от разговора. Высоко оценил ее книгу Ю. Лотман. Я спросил его, почему он не придает значения пропуску эпизода с пасквилем, приблизившим смертельную развязку, и письмом Пушкина графу Канкрину. Он ответил, что рад, что С. АБРАМОВИЧ НЕ ВОСКРЕШАЕТ ВУЛЬГАРНО-СОЦИОЛОГИЧЕСКУЮ ЛЕГЕНДУ О ПРИЧАСТНОСТИ К ГИБЕЛИ ПУШКИНА САМОГО НИКОЛАЯ 1 .
Однако пропуск этого эпизода искажает положение и не позволяет увидеть, в какой поистине безвыходный тупик зашла к концу 1836 года жизнь Пушкина.
Первое дошедшее до нас письмо Пушкина, отправленное после получения пасквиля, датировано 6 ноября и адресовано министру финансов Российской империи графу Канкрину. Оно вызвано содержанием пасквиля, полученного 4-го. Пушкин предположил, что авторы пасквиля - Геккерен и Дантес, и послал вызов на дуэль Дантесу. И отправил Канкрину письмо, в котором содержались две просьбы. Первая - чтобы министр немедленно принял в счет погашения долга небольшое заложенное имение, которым еще владел Пушкин. И вторая - чтобы это было сделано БЕЗ ВЕДОМА ЦАРЯ, который может не согласиться на такую уплату и даже простить долг, на что Пушкин в свою очередь никак не сможет согласиться. Совершенно очевидно, что ни первую, ни, особенно, вторую просьбу Канкрин выполнить не мог, если бы и хотел. Это был отчаянный шаг. Пушкину нужен был этот жест, чтобы как-то сохранить собственное достоинство».
Можно рассудить чуть иначе: возможно также, что Пушкин, готовясь к дуэли, на случай неблагоприятного исхода поединка, решил как можно быстрее решить личные финансовые вопросы! И, конечно же, он заботился о семье, о жене. Именно поэтому он пошёл навстречу просьбам Геккерна об отсрочке дуэли. На приведение в порядок личных дел Пушкину нужно было время! А достоинство всегда было при нём.
Заметно, что Пушкин вовсе не спешил на этот раз поставить противника к барьеру. Он, во-первых, наблюдал два года за развитием событий. Во-вторых, верил своей жене не без оснований. В-третьих, предпочитал заниматься своим делом и, «шиш потомству», сплетни светские его мало волновали! Русский Данжо не разменивался по пустякам.
Верояно, всё дело в том, в какие времена литературоведение «не воскрешает вульгарно-социологическую легенду» - 2002 год - или, наоборот,  высвечивает «царские следы» - 1963 год - на заболоченной дороге истории!


И СНОВА ЦАРСКИЙ СЛЕД

Трудоёмкая и ответственная работа Б. Казанского, проведённая им над восстановлением текста чернового письма Пушкина к Геккерну, даёт нам материал в поисках «царского следа» в истории дуэли Пушкина и Дантеса. Итоги работы изложены Б. Казанским в Журнале СМЕНА 1936 г. – «Драгоценные клочки» - в номере №285, Сентябрь 1936.

Интересны следующие результаты и выводы Казанского. Они дополняют и углубляют картину событий, происходивших осенью и зимой 1836-1837 годов. Обрывки черновиков писем от 21 ноября 1836 года рассказывали об обстоятельствах и событиях, которые в окончательной редакции письма к Геккерну были Пушкиным опущены. Но нам эти детали важны. Вот интересные выписки из исследования, которые можно попытаться комментировать:
Казанский: «Из этих жалких обрывков можно было, однако, сообразить, что речь идет о Дантесе, который сообщил Геккерну что - то, касающееся жены Пушкина, а затем - о пасквиле. И это сообщение было датировано 2 ноября, т.е. днем ранее рассылки пасквиля по городу. Длительная и кропотливая работа позволила восстановить этот важный абзац полностью:
«2 - го ноября вы имели от г - на вашего сына новость, которая доставила вам много удовольствия. Он Вам сказал, что Я ПОДОЗРЕВАЮ ИСТИНУ, что жена моя боится огласки (или моего гнева) и что она теряет голову. Тогда Вы решили нанести окончательный удар. 4 - го я получил три экземпляра письма анонимного (из числа тех), которые были распространены».
В этих строчках черновика мы можем прочесть то, что упорно умалчивалось, например, в исследовании С.Л. Абрамович: Пушкин подозревал ИСТИНУ. И эта истина для Пушкина была очевидна: поведение Дантеса было прикрытием поведения царя. Жена боится гнева мужа, она растерянна.
Удивительно то, что в редакции черновика письма, которое мы находим в Собрании сочинений А.С. Пушкина 1981 года (том 10, стр. 339), и в тексте на французском языке, и в переводе - мы не найдём этой важной фразы: "Он Вам сказал, что я подозреваю истину". Мы прочтём то, что увидим: "2 ноября вы от вашего сына узнали новость, которая доставила вам много удовольствия. Он Вам сказал, что я в бешенстве, что моя жена боится... что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который казался окончательным. Вами было составлено анонимное письмо".
Текст «окончательного удара», тем не менее, говорил о том, ЧТО знал Пушкин, ЧТО знали и ЧТО обещали разгласить Геккерны. Ведь если бы Натали "теряла голову", боясь, что муж узнает о её "свидании" с Дантесом и "отказе" Дантесу, то вряд ли это волновало бы Пушкина. О Дантесе и его волокитстве за женой Пушкин был хорошо осведомлён от самой Натали.
Казанский: «Так гласила первоначальная редакция. Но затем Пушкин нашел ее, по-видимому, чересчур откровенной и зачеркнул 2, 3 и 4 - ю строки, вписав затем новый текст. Эта приписка сделана чрезвычайно небрежным почерком, так что едва поддалась расшифровке с помощью лупы. Притом нет уверенности, что она сохранилась целиком. В результате получилось следующее: «2 - го ноября, вследствие одного разговора, Вы имели с г - ном вашим сыном совещание, где было решено нанести окончательный удар. Вами было составлено анонимное письмо и 4 - го я получил три экземпляра» и т. д.
Между прочим, я расшифровал фразу: «4 - го ноября после одного собрания я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для чести моей жены и моей». Естественно связать это «собрание» - бал или раут - с датой сообщения Дантесом Геккерну новости о подозрениях Пушкина и страхах его жены. Очевидно, 2 ноября (или накануне) произошло что - то, послужившее КОМУ-ТО ПОВОДОМ к составлению пасквиля. Другой существенной находкой оказалось, что в черновике Пушкин обвинял в составлении пасквиля не только Геккерна, но и Дантеса».

В конце сентября - начале октября 1836 года царь, с подачи Александры Фёдоровны, заметил неблаговидное поведение "новорожденного" Жоржа Геккерна-Дантеса, что было доведено до сознания последнего решительным и жёстким образом. Наверняка последовал устный выговор царя, намёк на возможные крутые меры (вплоть до разжалования в солдаты, что было страшно для карьеры Дантеса) и ответное слово Дантеса вести себя должным образом.
Мог быть также намёк на Екатерину Гончарову и Наталью Пушкину. Царь, таким образом, сделал благотворительный шаг в сторону Пушкина. И Дантес понял, ЧТО это значит, тем более, что старик Геккерн ему неоднократно сам об этом намекал - вспомним их переписку в начале зимы.

Царский «совет» Дантесу жениться, о котором мы узнали из воспоминаний его дочери Ольги Николаевны (http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/is5/is5-365-.htm),  оказался вторым благотворительным шагом царя в сторону Пушкина. Это был "совет" также и Пушкину, повод для него закончить дело миром и не подозревать более царя в «ухаживаниях» за его женой, перевод стрелок на Екатерину. Если бы сам Пушкин пошёл на это примирение. Пушкин размышлял и решил, вероятно, настолько «забыть» всю историю, насколько все отношения между семьями Геккернов и Пушкиных будут порваны.
Казанский: «Пушкин здесь писал, между прочим: «Вы спросите меня, что помешало мне вас опозорить (вас погубить) пред лицом нашего двора и вашего, и погубить вас в глазах общества, как я имел к тому возможность и намерение. Я поставил вас в положение, которое мстит за меня лучше, чем вы воображаете. Я согласен еще оставить так эту историю - что я беру на себя и проч., - но нужно, я это повторяю, чтобы все отношения между вашей семьей и моей были отныне порваны».

Следующая фраза, расшифрованная Казанским, очень ясно подтверждает сказанное выше: «Я не хочу, чтобы бессердечный негодяй, г - н ваш сын, после всего, что произошло, смел обращаться к моей жене и представлять ей жалкое поведение свое как жертву имени...». Вот оно, главное слово, которое так трудно прочесть нашим литературоведам, слово не дописано, фраза не закончена. Но эту фразу убедительно и чистосердечно дописывает сам исследователь «драгоценных клочков» Б. Казанский: «Пушкин хотел сказать: «имени, священного для него», т. е. имени Николая I».
Увы, вышеприведённую фразу из восстановленного чернового письма Пушкина мы читаем только в публикации  Б. Казанского. Удивляет примечание в Х томе Собрания сочинений Пушкина 1981 года: "Сохранились отрывки двух разорванных вариантов этого письма. Писалось оно с целью как можно сильнее оскорбить Геккерна, которого Пушкин считал автором анонимного пасквиля. Отослано не было, вероятно, по настоянию Николая 1". Вот так говорится только об отрывках письма, но не упоминается о работе Б. Казанского. Кстати, письмо не было отослано по настоянию Жуковского! Царь 23 ноября 1836 года письма Пушкина  не читал, поскольку Пушкин письма не отправлял.
«Несомненно, на царской аудиенции речь шла о несостоявшейся в ноябре 1836 года дуэли поэта с Дантесом; то, что это дело касалось его лично, Николай  I   понял после доклада Канкрина о прошении Пушкина, в котором он выражал желание срочно погасить полученную им из казны ссуду (см. документ от 6 ноября 1836 года и примечания к нему, стр. 737-738). – А.С. Пушкин: Документы к биографии: 1830-1837. – СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2010. – С.752-753: «23 ноября 1836. Запись в камер-фурьерском журнале о приёме императором гр. А.Х. Бенкендорфа и А.С. Пушкина».
Итак, в результате работы Казанского мы имели бы первоначальный, более откровенный текст письма, которое Пушкин прочел Соллогубу 21 ноября 1836 года. Остаётся только прокомментировать следующие выводы, вновь высвечивающие «царский след», столь малоразличимый и неприкосновенный, обозначенный Казанским пока лишь как сплетня, гнусная интрига:
Казанский: «Ведь роман Н. Н. Пушкиной с Дантесом не был главным моментом драмы, не был прямой причиной гибели поэта: драма создана была гнусной интригой, распространением сплетни о связи жены поэта с царем. Не какая - то вспышка ревности Пушкина к Дантесу - через две недели после свадьбы последнего с сестрой жены поэта - побудила Пушкина написать письмо к приемному отцу Дантеса. Нет, это была месть Пушкина Геккерну, как инициатору интриги и составителю пасквиля…».

Верно, что Пушкин вовсе не ревновал жену к Дантесу, «особенно через две недели после свадьбы последнего с сестрой жены»! Особенно после наивных рассказов из уст Натали о смешных выходках балагура Дантеса и о том, как она «вся впопыхах» избавилась однажды от его преследований. Но как же трудно расставить правильные акценты! А это сделать нужно: ведь после примиряющей всех помолвки Жоржа и Екатерины - остальные герои драмы остались на своих местах, и потому завершающая сцена была в руках Пушкина.
Ещё накануне 4 ноября Пушкину, как резюмирует Б. Казанский, «нетрудно было догадаться, кто мог узнать так скоро о том, что происходило у него в доме: что он подозревает интригу, что жена это знает, боится и растерянна. Только Дантес мог узнать все это от самой жены поэта». Могла знать и сестра Натали, Екатерина!
В таком случае, мог ли Пушкин до конца верить своей Натали?


ЦАРСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
03.07.12
«Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах (сплетнях), которым ее красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастия мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. -- Разве ты и мог ожидать от меня другого? -- спросил я. -- Не только мог, -- ответил он, -- но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. ЭТО БЫЛО ЗА ТРИ ДНЯ ДО ПОСЛЕДНЕЙ ДУЭЛИ».  Имп. НИКОЛАЙ I по рассказу бар. М. А. КОРФА. Записки. Рус. Стар., 1900, т. 101, 574. Ср. Рус. Стар. 1899, т. 99, стр. 311.
Интересный рассказ. Всё наводит нас на мысль, что последняя фраза не случайна. «За три дня до последней дуэли» Пушкин благодарил царя «за добрые советы его жене»? 23 или 24 января?
Известно, что Николай 1 и в самом деле говорил назидательно с Натали. Пушкинисты утверждали, что это было осенью 1836. Возможно, что Пушкин тогда же и "поблагодарил" государя за назидание его жене.
Вероятно, Государь хорошо запомнил, что это было ЗА ТРИ ДНЯ ДО ПОСЛЕДНЕЙ ДУЭЛИ. Тогда надо бы согласиться с тем, что и «выговор» от Николая и «благодарность» ему от Пушкина прозвучали не только в один день, но и в одном месте.
Предположение: Это было 23 января. Вот последующие три дня: 24, 25, 26 января. «Последняя дуэль» состоялась 27 января.

Последовательность событий:
21 ЯНВАРЯ. «Пушкины на большом балу в доме Фикельмонов, где было более 400 гостей. Дантес продолжал, как и в предыдущие дни, открыто ухаживать за Пушкиной, а сотни глаз продолжали наблюдать за происходящим; … семейная жизнь Пушкина всё больше делалась предметом светских пересудов». – Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил. – Стр. 765.
22 - 24 января.  Александра Гончарова пишет брату Дмитрию в имение Полотняный Завод и рассказывает  о повседневных заботах. В конце письма она сообщает:
"Таша просит передать тебе, что твоё поручение она исполнила (я подразумеваю покупку набойки), но так как у её горничной было много работы в последнее время, она не могла начать шить; она это сделает непременно. Что касается иностранного журнала, то Таша рассчитывает подписаться на него сегодня. Пушкин просит передать, что если ты можешь достать для него денег, ты окажешь ему большую услугу...". - А.Н. Гончарова - Д.Н. Гончарову. 22-24 января 1837. Из Петербурга в Полотняный Завод.
22 ЯНВАРЯ по совету П.А. Плетнёва, Пушкин хотел привлечь к участию в «Современнике» писательницу А.О. Ишимову, чья новая книга «История России в рассказах для детей» привлекла его внимание, он посетил её во время дневной прогулки, но не застал дома. – Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил. – Стр. 765.
23 ЯНВАРЯ, суббота. До обеда Пушкин побывал у Тургенева, который записал в своём дневнике: "Кончил переписку «Веймарского дня», прибавил письмо 15-ти англичан к Гёте и ответ его в стихах ... а до обеда зашли ко мне Пушкин и Плетнёв и читали её и хвалили. Пушкин хотел только выкинуть стихотворение Лобанова".
22 или 23 января, в пятницу или в субботу, Натали могла позаботиться о подписке на иностранный журнал. Вспомним, что было в конце  письма Александрины: "Что касается иностранного журнала, то Таша рассчитывает подписаться на него сегодня". Дата письма определена как 22-24 января.

22 ЯНВАРЯ ДНЁМ Наталья Николаевна, в отсутствии Пушкина, располагала личным временем. Тем более, что в отсутствии Пушкина она могла без помех и лишних вопросов выйти из дома.
23 ЯНВАРЯ ВЕЧЕРОМ  «Пушкин с женой на балу у графа И.И. Воронцова-Дашкова, который остался в памяти и мемуарах современников как переломный момент январских событий жизни поэта. Вызывающее поведение Дантеса замечали и прежде, но здесь им были сказаны какие-то остроты и каламбуры, которые задевали его собственную жену и жестоко компрометировали Н.Н. Пушкину. Каламбур, который Пушкин назвал  «казарменным» был произнесён Дантесом в большом обществе, и его тут же разнесли по залам и гостиным дворца Воронцовых-Дашковых. Возможно, терпение Пушкина кончилось, когда он узнал о «выговоре», который сделал его жене  государь, посоветовав беречь репутацию своего мужа». – Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил. – Стр. 765-766.
Судя по воспоминаниям Николая (в передаче Корфа), Пушкин «благодарил» его за «выговор» своей жене позднее, «встретясь где-то». Но в рамках времени с 23 по 27 января встретиться с государем и «благодарить за добрые советы его жене»  Пушкину явно представилось возможным лишь 23 января: ведь через три дня после этого состоялась его «последняя дуэль». Пушкин, мы должны это подчеркнуть, имел смелость прямо высказать то, что давно наполняло слухами гостиные Петербурга: « … признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою»! Да, Пушкин сказал это на балу у Воронцова! Сказал потому, что ещё осенью решил действовать против всего света, напомнив в «дипломе рогоносца» о том, что отец Николая в своё время был в связи с Нарышкиной, а Иосиф Борх знает о связи Николая со своей женой, Любовью Голынской! Да, поэт Пушкин, став заместителем Нарышкина, должен ожидать своей участи. А пока он может приняться за работу «историографа ордена рогоносцев»!

24 ЯНВАРЯ, воскресенье.  Днём у Пушкина фольклорист и этнограф И.П. Сахаров и поэт Л.А. Якубович.
Из воспоминаний И.П. Сахарова мы узнаём о том, что было днём: "... приходили мы, я и Якубович, к Пушкину. Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени к мужу. Это было в воскресенье. А через три дня уже Пушкин стрелялся".
24 ЯНВАРЯ Пушкин под заклад столового серебра А.Н. Гончаровой получил у ростовщика А.П. Шишкина 2200 рублей.
Впечатление от воспоминания И.П. Сахарова рисует нам такую картину: Сахаров и Якубович случайно увидели окончание какой-то семейной сцены, серьёзного разговора... Чувствуется напряжённое молчание Пушкина, грусть Натали... ЧТО ПРОИЗОШЛО?
День ещё только начался. Может быть, утром случилась какая-то неприятность? Воздух в свете вокруг Пушкиных и Геккернов был накалён. Ловили каждое слово Дантеса и Пушкина. Из рассказов Вяземских П.И. Бартеневу: "... Пушкин не скрывал от жены, что будет драться. Он спрашивал её, о ком она будет плакать? "О том, - отвечала Наталья Николаевна, - кто будет убит".
А если предположить, что Пушкин 24 января утром получил  ещё одно анонимное письмо о том,  что могло произойти с Натальей Николаевной днём 22 или 23 января?

24 ЯНВАРЯ, воскресенье. Вечером  принимают Мещерские.
Свет взволнованно обсуждает очередной неприятный инцидент между Пушкиным и Дантесом. Геккерны уже стремятся загладить, приглушить, смягчить – как угодно – опасное для них негодование Пушкина. Геккерн являлся к Тургеневу 24 января, вероятно, за помощью и содействием.
Из дневника А.И. Тургенева: "У меня был Геккерн. К княгине Мещерской едва взошёл, как повздорил опять с княгиней Вяземской. Взбалмошная! Разговор с Пушкиной". Да, взбалмошная Вяземская уже знает об очередном инциденте на балу 23 января, заметила поведение Дантеса и его устремления в сторону Натали, ей всё это не нравится!
Запись Тургенева передаёт напряжённую атмосферу на вечере у Мещерских. Пушкин в отдельной комнате играет в шахматы с хозяином.  Он кажется в приподнятом настроении. Спрашивает у вошедшего к ним Россета: "Ну что ... вы были в гостиной; он уж там, возле жены моей?" - (Из рассказов братьев Россет Бартеневу). Россет видел, что Натали рядом с Дантесом и смутился, отвечая Пушкину, которого это смущение позабавило и рассмешило.
Возвратившись от Мещерских, Софья Николаевна Карамзина  записывает  свои  впечатления от увиденного:
«В воскресенье (24 января) у Катрин было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны, которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким взглядом своего зятя, — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем, все это очень страшно, и дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных».
В.Ф. Вяземская пишет: "С понедельника, 25-го числа, когда всё семейство (Пушкины, Дантес с женой и А.Н. Гончарова) провело у нас вечер, мы были добычей самых живых мучений. Пушкин вечером, смотря на Жоржа Геккерна, сказал мне: "Что меня забавляет, это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ждёт по возвращении домой". - "Что же именно? - сказала я. - Вы ему написали?" Он сделал утвердительный знак и прибавил: "Его отцу".

В траурные дни император Николай Павлович напишет брату: «Последний повод к дуэли, которого НИКТО НЕ ПОСТИГНЕТ и заключенный в самом дерзком письме Пушкина к Геккерну, сделал Дантеса правым в самом деле».
Нужно попытаться «постичь» пресловутый «последний повод к дуэли». Предположим, что обстоятельства сложились следующим образом.
22 ЯНВАРЯ 1837 года в первой половине дня Наталья вышла из дома и направилась к Полетике. 
Но здесь нужно бы вспомнить, что ещё с осени 1836 года Натали тщетно пыталась укротить ревность Пушкина, унять его недоверие к Екатерине, уже помолвленной с Дантесом, убедить его в том, что свадьба состоится. Свидетельством тому – письмо Жоржа к Екатерине: Жорж Дантес - Екатерине Гончаровой, Петербург, 21 ноября 1836 года.
"Моя дорогая, хорошая Катрин, видите, дни проходят, и ни один из них не похож на другой. Вчера ленивый, сегодня энергичный, несмотря на то, что стоял в ужасном карауле в Зимнем дворце, о чём я жаловался сегодня утром вашему брату Дмитрию, умоляя его попросить вас дать хоть как-то о себе знать... Сегодня утром я видел известную вам даму и, как всегда послушный вашим верховным приказам, любовь моя, я формально заявил, что буду чрезвычайно благодарен, если она положит конец этим абсолютно бесполезным переговорам; что если её муж не был достаточно умён, чтобы понять, что только он один выглядел дураком в этом деле, то было лишней тратой времени с её стороны стараться ему это объяснить". - В книге Серены Витале "Тайна Дантеса или Пуговица Пушкина" (пер. с англ. Е.М. Емельяновой). - М.: Алгоритм, 2013. - 384 с. - стр. 224.

Натали знает ли, что её брат Дмитрий разговаривал с Жоржем? Возможно, что она сама его просила об этом. Или пришла с Дмитрием вместе. Катрин разведала, что сестра пойдёт на встречу с Жоржем и заранее выдала ему свои «верховные приказы»: переговоры и объяснения бесполезны. И при том Катрин всё это узнаёт из письма. Что же скрывается от Катрин? Может быть, совсем иные цели встреч Натали и Дантеса?
Видимо, в семействе Пушкиных, при всей осведомлённости, существуют тайны друг от друга, которые всё-таки узнаёт "поверенный своей жены"! Но от жены ли он их узнаёт? Не самостоятельно ли Натали пытается уладить новые конфликты? Жоржу после помолвки с Катрин вовсе не нужно назначать каких-то особенных "тайных свиданий" с Пушкиной. Натали по собственной воле всегда может поговорить с ним, если у неё есть к нему вопросы. Муж, "господин её поведения" не всегда является её "поверенным"!
Конфликт между Натали и Пушкиным, начавшийся летом 1836 года, ничто не могло остановить. Приглушённый помолвкой Екатерины и Дантеса, конфликт нёс в себе скрытую светским приличием, но разгоравшуюся ненависть Пушкина к Дантесу, виновнику разлада в семье. Вспышки гнева и негодования проходили на глазах у всего света. Простое общение Натали и Екатерины вызывало в нём подозрения и, как результат, вспышки ярости:
«В конце концов, он совершенно добился того, что его стали бояться все дамы; 16 января, на следующий день после бала, который был у княгини Вяземской, где он себя вел обычно по отношению к обеим этим дамам, г-жа Пушкина, на замечание г. Валуева (П. А., женатого на дочери кн. Вяземского), как она позволяет обращаться с собою таким образом подобному человеку, ответила: -- Я знаю, что я виновата, я должна была бы его оттолкнуть, потому что каждый раз, как он обращается ко мне, меня охватывает дрожь. Того, что он ей сказал, я не знаю, потому что г-жа Валуева передала мне только начало разговора. Бар. Ж. ГЕККЕРЕН-ДАНТЕС -- полк. А. И. БРЕВЕРНУ, 26 февр. 1837 г. А. С. Поляков. О смерти Пушкина, стр. 55 (фр.).
Слова Натали о Пушкине почему-то упорно считают адресованными на счёт Дантеса: «Я знаю, что я виновата, я должна была бы его оттолкнуть, потому что каждый раз, как он обращается ко мне, меня охватывает дрожь». Да, Вяземский и Жуковский всячески старались уверить общество сразу же после смерти поэта, что отношения в семье Пушкина были наполнены любовью и нежностью до самого конца. Но многие свидетельства очевидцев говорят об обратном:
«19 дек. 1836 г.  Вечер у кн. Мещерской (Карамз.). О Пушкине; все нападают на него за жену, я заступился. А. И. ТУРГЕНЕВ. Дневник. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина. Изд. 3-е, стр. 279.
Заметка Тургенева явно рисует картину реакции Пушкина на поведение Натали в присутствии Дантеса. А она, тем не менее, не знала как себя вести, находясь меж двух огней: обострённым любопытством света  и необходимостью показать всему светскому обществу вполне, якобы,  нормальные отношения между Геккернами и Пушкиными.
«Со дня моей женитьбы, каждый раз, когда он видел мою жену в обществе г-жи Пушкиной, он садился рядом с нею и на замечание, которое она ему однажды по этому поводу сделала, ответил: -- Это для того, чтобы видеть, каковы вы вместе и каковы у вас лица, когда вы разговариваете. Это случилось у французского посланника на балу за ужином. Он воспользовался моментом, когда я отошел, чтобы приблизиться к моей жене и предложить ей выпить за его здоровье. После отказа он повторил свое предложение, -- тот же ответ. Тогда он удалился разъяренный, сказавши ей: - Берегитесь, я вам принесу несчастье! Моя жена, зная мое мнение об этом человеке, не посмела мне тогда повторить разговор, боясь истории между нами обоими. Бар. ЖОРЖ ГЕККЕРЕН (ДАНТЕС) -- полковнику АЛ. ИВ. БРЕВЕРНУ, 26 февраля 1837 г. А. С. Поляков. О смерти Пушкина. По новым данным. СПб., ГИЗ, 1922, стр. 55 (фр.).
Вряд ли в такой обстановке неприятия Пушкиным семейства Дантесов, у Натали было желание увидеться с женатым Дантесом наедине.
Можно предположить:  Наталья вышла из дома и направилась к Полетике, чтобы без посторонних глаз и ушей разговаривать с Дантесом. Разумеется, Пушкину не надо было знать о встрече, поскольку он был настроен враждебно по отношению к семье Геккернов. По той же причине разговор происходил на нейтральной территории. И почему бы не предположить, что вопрос касался здоровья Екатерины, если до сих пор не смолкают споры о том, что она могла быть уже беременна, когда  осенью встал вопрос о женитьбе? В этом вопросе и Полетика, и Наталья могли быть заодно и молчать об этом всю жизнь ради репутации Екатерины. Возможно, что этим обстоятельством объясняются все недомолвки и тайны. Так что же там было, у Полетики? Всего-навсего поговорили. По-семейному, по-свойски, в присутствии гостеприимной Идалии.
Исходя из предположений пушкинистов о том, что дату свидания у Полетики нужно отнести к январю 1837 года, что никак не вяжется с атмосферой неприятия между враждующими кланами, нужно бы продолжить стародавние рассуждения.
Итак: о свидании Натали и Дантеса достаточно было знать одному лишь Трубецкому! Его обязанностью было всё знать. Появился ещё один повод использовать залежавшиеся бланки Диплома рогоносца! Д'Аршиак рассказывал Соллогубу, увидевшему клише «Диплома» на столе в посольстве, что Венское общество всю зиму развлекалось рассылкой «дипломов» мужьям-рогоносцам.
Можно лишь добавить, что заготовленные бланки «дипломов» кавалергарды добыли из посольства наверняка через  д'Аршиака!
Многим из нас ясно: очередной клишированный «диплом» был уже не нужен. А если он и был, то Пушкин не обратил на него внимания! Реальнее всего было то, что Дантес по своей непостижимой простоте так и не понял, что «ужасно ревнивый муж» ждёт его очередной выходки, чтобы с полным правом отправить письмо Геккерну. «Вы мне теперь старичка подавайте!».
23 января  «Пушкин с женой на балу у графа И.И. Воронцова-Дашкова, который остался в памяти и мемуарах современников как переломный момент январских событий жизни поэта. «Каламбур, который Пушкин назвал  «казарменным» был произнесён Дантесом в большом обществе, и его тут же разнесли по залам и гостиным дворца Воронцовых-Дашковых»:
«У обеих сестер был общий мозольный оператор, и Геккерен сказал г-же Пушкиной, встретив ее на вечере: «Je sais maintenant que votre cor est plus beau, que celui de ma femme» ("Я знаю теперь, что ваша мозоль прекраснее мозоли моей жены." Но здесь непереводимая игра слов, основанная на созвучии слов: «соr» — мозоль и «corps» — тело). Вся эта болтовня, все эти щелочи растравляли рану Пушкина. Его раздражение должно было выйти из границ». http://fanread.ru/book/9051242/?page=20 – П.Е Щёголев.
«Я знаю теперь»! Если вдуматься, то это «теперь» говорит о том, что Дантес, якобы, совсем недавно видел мозоли Натали. Тогда «игру слов» можно было перевести иначе: Дантес говорил о теле Натали! 23 января 1837 года! Было свидание?
Следовало бы, в таком случае, обратить внимание на другой перевод слов Дантеса:
«На бале у гр. Воронцова, женатый уже, Дантес спросил Наталью Николаевну, довольна ли она мозольным оператором, присланным ей его женой.
-- Le pИdicure prИtend,-- прибавил он,-- que votre cor est plus beau que celui de ma femme*.
*Мозольщик уверяет, что у вас мозоль лучше, чем у моей жены. Игра французскими словами: cor -- мозоль и corps -- тело.—Ред». – Соллогуб В.А. Воспоминания.
Значит, Дантес не утверждал того, что он видел мозоль или тело Пушкиной, он, как всегда играл словами, балагурил! И никакого свидания Дантеса с Пушкиной не было!

Терпение Пушкина кончилось, когда он узнал о «выговоре», который сделал его жене  государь, посоветовав беречь репутацию своего мужа».  Ответить государю и «благодарить за добрые советы его жене»  Пушкину явно представилось лишь 23 января: ведь через три дня после этого состоялась его «последняя дуэль». Пушкин, мы должны это подчеркнуть, имел смелость прямо высказать Николаю Первому то, что давно наполняло слухами гостиные Петербурга: « … признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою»! Ещё бы не подозревал, если об этом чёрным по белому было написано в дипломе рогоносца ещё осенью! Если Пушкин подозревал это с 1834 года!
Уместно вспомнить жёсткую позицию Николая Петракова в отношении «свиданий» у Полетики. Исследователь считал, что мадам Полетика была «квартирдамой» Государя: она занималась благоустройством интимных свиданий государя Николая с его фаворитками. Также случилось и в случае с Натальей Николаевной Пушкиной. Если бы она была рада уступить высочайшим домогательствам. Но кто же об этом знает?
http://detectivebooks.ru/book/30959623/?page=12  «Отметим, что Полетика принадлежала к числу дам, обеспечивающих интимные свидания царствующих особ. Это был узкий круг лиц, особо доверенных «квартирдам», которые не были своднями в прямом смысле этого слова, но обеспечивали интимные гнездышки для пассий высокопоставленных особ. Не тащить же очередную свою симпатию сразу в Зимний дворец. … Между прочим, отцовскую практику «квартир-дам» усвоил и Александр II. Он долгое время пользовался услугами некой Варвары Шебеко, которая подыскивала ему квартиры для тайных встреч с молодой смолянкой Долгорукой, ставшей впоследствии официальной женой императора-освободителя. Специфика положения дам, подобных Идалии Полетике и Варваре Шебеко, состояла в том, что они, как правило, не были обременены титулами и не занимали официальных должностей в придворной иерархии». – Петраковв Н.Я. Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали. – М.: ООО «ТД Алгоритм», 2015 – 272 с.
Ширмой январского счастья царя, очевидно, мог быть поручик Дантес. Поскольку Петра Ланского, о котором писала в своё время А. Арапова, в январе рядом с квартирой Полетики быть не могло: уехал в Малороссию по служебной необходимости.

24 января утром Пушкин получил  "злорадное извещение … о состоявшейся встрече. Он прямо понес письмо к жене". Допустим, если согласиться с Александрой Араповой,  Натали имела глупость рассказать мужу? А если был всё-таки анонимный «разсказчик», некий Тибо? Днём Сахаров и Якубович видят чету Пушкиных в грустном настроении.

Но поспешим заметить, что этого события с очередным анонимным письмом  действительно могло и не быть вовсе. Пушкину хватило на этот раз  царского выговора  Наталье Николаевне. Во всём виновата женщина? По понятиям Пушкина – да, если он не догадывался об истине! Пушкин явно в тот же вечер повздорил с Дантесом! Досталось гнева Пушкина и для Натали.

25 января, в понедельник, узнав о новом инциденте между Пушкиным и Дантесом, «к Пушкину приезжает барон Геккерн-старший, которого поэт не принял, произошла ссора на лестнице. Об этом запись в «Конспективных заметках» Жуковского: «В понедельник приезд Геккерна и ссора на лестнице». – Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил. – Стр. 767.
25 января Пушкин отправил оскорбительное письмо Л. Геккерну.






Послесловие:
Из письма барона Геккерна к Нессельроде: "Окажите милость, соблаговолите умолить государя императора уполномочить Вас прислать мне в нескольких строках ОПРАВДАНИЕ моего собственного поведения в этом грустном деле; оно мне необходимо для того, чтобы я мог себя чувствовать вправе оставаться при императорском дворе; я был бы в отчаянии, если бы должен был его покинуть; мои средства невелики, и в настоящее время у меня семья, которую я должен содержать". Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- графу К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ (рус. министру иностр. дел), 30 янв. 1837 г. Щеголев, 291.
Это как понимать? Государь знает о роли Геккерна то, что не могло учесть Военно-судное дело? Что могло ОПРАВДАТЬ Геккерна? Так  о чём знает сам государь, "самодержец в своих любовных историях"? Жуковский знал о том, что Пушкин был убит "не без помощи государя". Пушкин говорил Вревской накануне дуэли: "Императору <...> известно все мое дело...".


ЦАРЮ ИЗВЕСТНО
Свой ответ на оскорбительное письмо Пушкина, ставшее поводом к последней дуэли, Геккерн-старший оканчивает дополнительной запиской:
"ВПОСЛЕДСТВИИ, милостивый государь, я сумею заставить вас уважать звание, в которое я облечён, и которое никакая попытка с вашей стороны затронуть не может".
Из контекста записки следует, что Геккерн был убеждён: либо дуэль не состоится, либо она для обоих противников окончится благополучно.
Да, ещё 23 ноября 1836 года Николай в личной аудиенции предупреждал о том, что Пушкин не должен драться на дуэли, что должен поставить его, царя, в известность о намечающемся поединке, если бы он мог  предвидеться в будущем. Если верить пушкинистам, Николай это говорил. Если верить письмам Карамзиных,  говорил. Поверим и Пушкину: «Царю известно всё моё дело!», - так он заявил Е.Н. Вревской.
Заметим лишь, что Николай имел за душой одну «семейственную» тайну, касающуюся дипломата Геккерна. В его интересах было ждать конца конфликта между Геккернами и Пушкиным. Но это секрет!
После женитьбы Дантеса на Екатерине Гончаровой о дуэли забыли, успокоились все, кроме Пушкина.

Но и Пушкин, решительно настроенный на дуэль, уже на пути к месту поединка, надеялся,  что произойдёт вынужденная остановка. "Уж не в крепость ли ты меня везёшь?" - спросил он  Данзаса, вероятно размышляя о вариантах развития событий. Он не мог не размышлять об этом! Почему?

Во-первых: Пушкин помнил о 23 ноября. И, что очень возможно, Пушкин прочёл записку Геккерна о "последствиях" именно  в том ключе, который открывал надежду: стараниями Геккерна, Бенкендорф мог быть в курсе, что дуэль состоится 27 января 1837 года!
Во-вторых: Пушкин настаивал на том, что дуэль должна быть "чем кровавее, тем лучше", без надежды на мирный исход - чтобы как можно более запугать противника, чтобы именно на него возложить задачу бескровного исхода. Пушкин даже дал повод Дантесу отказаться от дуэли, поскольку в день дуэли у Пушкина ещё не было секунданта: он писал, мол,  ищите мне секунданта  сами, ведь именно вам, Геккернам, нужна дуэль! А это также аргумент для Геккерна против дуэли.
В-третьих, ещё раньше, осенью, в переговорах с Жуковским Пушкин обронил фразу о том, что жандармы могут вмешаться, если узнают о готовящейся дуэли, не желал будто бы огласки, а сам, тем не менее,  говорил в свете всем, кто мог его слушать, об отношениях с Геккернами, о предстоящей дуэли. Также и в январе: Вяземская знала от самого Пушкина о  письме к Геккерну-отцу ещё 25 января, а 26 и её муж.  Вревская также накануне знала о решении Пушкина драться на дуэли. Значит, Пушкин предполагал, что его ближайшие друзья, по крайней мере - Вяземские, уже в курсе предстоящего события, что и их действия будут направлены на предотвращение дуэли и возмущение против Геккернов. «Фавор публики», потерянный Пушкиным, мог быть восстановлен!

Вывод один: Пушкин с самого начала, с осени,  пытался "довести до сведения правительства и общества" главное: Дантес и Геккерен унижают не только достоинство и честь семьи Пушкина, но своей погоней за его женой также затрагивают Дом Романовых, упоминая в пасквиле рогоносцев Д.Л. Нарышкина и И. Борха!  Пушкин ждал реакции на «диплом» от Государя, с 1834 года весьма благосклонного к его жене. Николай давно уже поручил Бенкендорфу надзор за Пушкиным. Бенкендорф не читал анонимного письма? Бенкендорф  не уследил?
Известно, что Геккерн сразу после получения письма от Пушкина помчался к старику Строганову за советом. И получил его: нужно драться.  Рассказывал ли Строганов Геккерну  о нюансах русской стрельбы? Они были: в то время в России стреляли с места, остановившись и прицелившись. Французских офицеров учили стрелять на ходу...
Знал ли Дантес о своём преимуществе? Дантес читал условия. В условиях дуэли было записано:
"п. 2. Противники, вооружённые пистолетами, по данному сигналу, ИДЯ ОДИН НА ДРУГОГО, но ни в коем случае не переступая барьера, могут пустить в дело своё оружие".
"Не прочитав даже условий, Пушкин согласился на всё... Пушкин первый подошёл к барьеру и, остановясь, начал наводить пистолет. Но в это время Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил..." - Из воспоминаний К.К. Данзаса, записанных А. Аммосовым. Что говорили потом?

Секундант Пушкина Данзас говорил А. О. Смирновой-Россет, что Бенкендорф был заинтересован, чтобы дуэль состоялась. “Одним только этим нерасположением гр. Бенкендорфа к Пушкину говорит Данзас, — пишет в своих известных мемуарах Смирнова, — можно объяснить, что не была приостановлена дуэль полицией. Жандармы были посланы, как он слышал, в Екатерингоф БУДТО БЫ ПО ОШИБКЕ, думая, что дуэль должна происходить там, а она была за Черной речкой, около Комендантской дачи”.
В ту минуту, когда Данзас привез Пушкина, Григорий Волконский занимавший первый этаж дома, выходил из подъезда. Он побежал в Зимний Дворец, где обедал и должен был проводить вечер его отец, и князь Петр Волконский сообщил печальную весть Государю (а не Бенкендорф, узнавший об этом позднее). Когда Бенкендорф явился во дворец, Государь его очень плохо принял и сказал:
“Я все знаю — полиция не исполнила своего долга”. Бенкендорф ответил: “Я посылал в Екатерингоф, мне сказали, что дуэль будет там”. Государь пожал плечами: “Дуэль состоялась на островах, вы должны были это знать и послать всюду”. Бенкендорф был поражен его гневом, когда Государь прибавил: “Для чего тогда существует тайная полиция, если она занимается только бессмысленными глупостями”. Князь Петр Волконский присутствовал при этой сцене, что еще более конфузило Бенкендорфа”. - (А. О. Смирнова. “Записки”).
«Запискам» Смирновой пушкинисты предпочитают не верить. Почему же? Можно верить, пусть даже они переписаны её дочерью. Ведь в чём-то можно верить и Араповой, дочери Пушкиной-Ланской, и Трубецкому, фавориту Александры Фёдоровны и другу Дантеса. Можно верить и Дантесу, который приносил «жертву имени …»!
Только Государь Николай Первый всегда был прав и «поражал гневом».