След на земле Кн. 2, ч. 4, гл. 65. Дамба

Глава 65. Дамба
(сокращенная версия романа)

1
        Полковник Пугачев пребывал в отчаянии. Уже 8 февраля, а он не выполнил задачу комдива по захвату плацдарма на западном берегу Одера, хотя обещал это сделать к 3 февраля. А так все здорово началось с захватом этого Цибингена. И на тебе. Сначала власовцы с калмыками отрезали путь к реке, не дав на спинах отступающих форсировать Одер, теперь эта проклятая коса стала камнем преткновения. И вот еще выстрел в спину: какая-то сволочь написала в политотдел армии кляузу, что вместо того, чтобы заниматься полком, он со своим заместителем по политчасти погряз в ****стве и пьянстве. Это он-то, полковник Пугачев, полком не занимается? А кто тогда дошел до Одера? Выходит, все прежние заслуги в бабью щель канули? Да он к своей жене уже неделю не прикасался, а других баб для него вообще не существует. Кто же это мог написать? Кому я неугоден?
        Над этим вопросом они с майором Горностаевым долго ломали голову, перебирая весь офицерский состав, кто мог бы иметь зуб на обоих. Из всех, кто был в полку, по их мнению, только один офицер мог хранить обиду, комсорг Никишин, у которого всегда было особое мнение по любому вопросу, ну, а главная обида из-за переметнувшейся от него под крыло полковника Марины Сизовой. Видимо, старая любовь, нет-нет, но царапала душу ревнивца.
Горностаев недолюбливал ППЖ Пугачева и подмечал в ее поведении замашки гулящей женщины. Она и ему и другим офицерам время от времени строила глазки. Вполне могла снова кадрить своего бывшего любовника. Об этом он открыто сказал своему старому другу и несостоявшемуся тестю, полковнику.
        - Ты не прав, Алексей. Марина не виляет задом ни перед ним, ни перед кем. Было когда-то в молодости что-то, но так давно, что быльем поросло. Да и он на ревнивца не похож. Сколько мы с ним первое время разбирались? Никаких поводов не давал. Да и сейчас никаких признаков его ревности не замечаю. Он давно при штабе не появляется. Все время в батальонах. Если бы хотел мстить, то давно мог это сделать. Почему сейчас вдруг проснулся?
        - Потому, что твоя жена ему напомнила о себе. Не удовлетворяешь ты её Кирилл Евсеевич.
        - Не говори ерунды. Если бы ей меня не хватало, других офицеров, кроме Никишина полно, кому не дает её задница покоя. Все-таки я не думаю, что это комсорг. Некогда ему.
        - Меня тоже берут сомнения на его счет, но других, кто мог бы держать камень за пазухой, просто не знаю.
        - Тогда, если ему мешаю я, какого черта он тебя прицепил? У вас-то с ним вроде отношения хорошие. А анонимщик пишет про нас обоих. Какая ему выгода?
        - Ну, хрен его знает. Может, чтобы от себя отвести подозрения? Что бы месть к тебе не была такой очевидной, - резюмировал замполит.
        - Возможно, ты и прав. И что нам теперь делать?
        - А что можно сделать, чтобы реабилитировать себя перед начальством? Только проявить себя с лучшей стороны и занять этот неприступный плацдарм. Тогда все грехи спишут и разбираться не станут.
        - Легко сказать. Как его занять? Половину полка угробили на этой косе, а остальным и высунуться нельзя. Может вернуть их оттуда. Попробовать в обход косы форсировать Одер. Они-то привыкли, что мы на косе околачиваемся, её и обстреливают, - рассуждал Пугачев. – Жаль, людей мало. У меня уже совсем мозги не работают из-за этой анонимки. Зла не хватает. Час назад на начхима напустился. Даже не помню, что ему наговорил. Помню только, грозился расстрелять, если он плацдарм не займет. Да, что он может этот начхим, кроме как баб щупать и водку жрать? Вот как мы с тобой в анонимке.
        - Так, может, начхим анонимку и написал? Может он в твою Марину втюрился и решил тебя отодвинуть?
        - Да, брось. Он ни рыба, ни мясо. Она за такого не пойдет. Да и что ему на меня обижаться. Живет припеваючи в обозе. Это я сегодня на него «полкана» спустил, а так его никогда и не трогал.
        - Ну, тогда товарищ полковник остается одно. До приезда проверочной комиссии нужно брать плацдарм. Давайте думать, как это сделать, - предложил майор Горностаев.
        - Нам бы офицеров собрать на совещание, да вместе обсудить варианты, как перед Цибингеном. Тогда их новаторство помогло справиться с задачей. Нужно бы и сейчас также.
        - Было бы не плохо, если не одно но. Командиры батальонов и их замы погибли на косе кроме Улановского и нашего Никишина. Какой прок их оттуда дергать? Если бы у них были идеи, они бы уже нам доложили, как с бревнами, досками и веревками. Нам нужно своим штабом сообразить, как выкрутиться и выполнить приказ командования.

2
        О предстоящем визите проверочной комиссии в полк стало известно и на «косе Смерти». Конечно, и комбат Улановский, и комсорг полка Никишин тоже гадали, что за крыса завелась в полку, которая строчит на командиров анонимки, подрывая их репутацию и авторитет.
        - У тебя есть соображения по этому поводу? – спросил майор Егора.
        - Откуда? Я знал только одну паскуду, которая могла это сделать, но его перед Цибингеном перевели в другой полк с повышением. Вроде, как должен быть благодарен и Пугачеву и Горностаеву за повышение, а не пасквили на них писать.
        - Ты имеешь в виду парторга Ратушного?
        - Конечно, его. Только он был любителем писать доносы и клеветать. Сам читал один такой его черновик на тылового генерала, когда в Польше стояли.
        - Но ты прав. Теперь он должен быть благодарен им за свое продвижение по службе, а не кляузничать, - согласился Улановский.
        - По идее так. Но такие люди, как Ратушный, не привыкли быть благодарными. Они считают, что получают свое по праву, да еще кривятся, что не так быстро. У них о порядочности совсем другое представление и уж обиды они долго помнят. Ты вспомни, как его корежило, когда Луценко, а потом ты отказались от его участия в руководстве батальонами. Тогда Горностаев его слегка потыкал мордой в дерьмо. Снял с батальонов. Скорее всего, поэтому и перевел с повышением, лишь бы с глаз долой. Ратушный, хоть и сволочь, но вполне это понимает, а значит и затаил обиду. Но самое поганое, что теперь Пугачев будет думать, что это сделал я. Да и замполит снова будет подозревать меня.
        - Это почему же?
        - Всё из-за этой вертихвостки Марины, его связистки, а по совместительству ППЖ. Когда-то она была моей невестой, а потом, бросив меня, перескочила на более выгодного жениха. Я потом его встретил, хороший мужик, но наивный, сильно её любил. Когда он умер в госпитале от ран, она снова начала клясться мне в любви. Я ей поверил, но как оказалось, напрасно. При удобном случае, она снова переметнулась к выгодному варианту, нашему полковнику Пугачеву и теперь за спиной старика, чешет свою манду с другими при каждом удобном случае. Вот поэтому я её не-на-ви-жу. Легла бы она сейчас передо мной голая, уверен, что у меня бы на неё ничего не шевельнулось.
        - Ну, ты даешь! Да за ночь с такой бабой каждый пошел бы на любые жертвы.
        - Вот и ты, туда же. Поэтому не сомневаюсь, что и Пугачев, и Горностаев думают, что анонимка от меня в армию прилетела. Как их разубедить в этом, убей Бог, не знаю. Конечно, самый лучший вариант, это захватить у немцев дамбу и плацдарм, но в данный момент это не реально, - Егор сник. Ему не хотелось больше продолжать разговор, и он вылез из блиндажа в окопчик на солнышко.
        Он приставил к глазам бинокль и стал всматриваться в берег противника. Ему все-таки хотелось засечь снайпера и снять его с «гнезда». Очень хотелось. Но его взгляд приковала необычная картина. По дамбе в их сторону, открыто шествовал какой-то отряд и, судя по одежде, это были не немцы.
        - Посмотри-ка, Андрей, чего это там? Что-то я никак не пойму.
Улановский взял бинокль и долго всматривался в идущих по дамбе людей.
        - Так это же наш придурок, начхим Белоусов. Он и его команда тыловых и прочих. В плен, что ли идут сдаваться. Смотри, кажется, руки подняты.
        - Да это у него сабля над головой. Он ведь бывший кавалерист, наш Петя. Пока шли по Польше, в одном из имений, саблю серебряную нашел и теперь с ней не расстается. Сейчас начнется заваруха, майор, - крикнул Егор. – Прикажи всему личному составу приготовиться к атаке.
        Улановский пока ничего не понял, но доверяя во всем Никишину, дал команду приготовиться к атаке. Как и зачем, он ждал разъяснений своего замполита.
        Между тем начхим Белоусов со своим отрядом приблизился совсем близко. Егор уже различал его напряженное лицо. Противник пока не стрелял, но бой мог начаться с минуты, на минуту. Вот он шанс, который может способствовать штурму дамбы. Этот бой отвлечет немцев от косы.
        - А почему немцы в них не стреляют? – удивился комбат.
        - Да потому, что ни хрена не понимают замысла начхима. Скорее всего, думают, что отряд идет сдаваться в плен.
        - По правде сказать, и я так думаю.
        - Зря, майор. Белоусов, хоть и с ветерком в голове, но парень честный и преданный. Он на такой шаг никогда не пойдет. Сейчас он зарабатывает Звезду Героя.
        Раздались выстрелы. Начхим и его отряд уже не шли, а бежали, стреляя на бегу.
        - Давай сигнал к атаке, - крикнул Егор, и Улановский выстрелил из ракетницы.
        В небо взлетела зеленая ракета, и коса ожила, зашевелилась. Из песка, словно муравьи, выскакивали бойцы и бежали к обрезу воды, где были приготовлены бревна и доски. Как же им всем надоело лежать в этом холодном и сыром песке. Лучше в бой. И сотни бойцов устремились вплавь к западному берегу штурмовать дамбу.

3
        Генерал-лейтенант Вольфганг Кун был ошеломлен появлением русских в своей крепости Цибинген, которую так тщательно готовил к продолжительной осаде. По данным разведки, полученным им в полдень русские были еще очень далеко. Да, был накануне, танковый батальон. Было сражение с ним в 35 километрах от крепости, но понеся потери, он ушел южнее. Хотя генерал Кун был в состоянии встретить, остановить и уничтожить и танковую дивизию: столько укреплений с металлическими противотанковыми ежами, подразделений с противотанковыми ружьями и фаустпатронами, столько минных полей и, наконец, противотанковых рвов было подготовлено.
        И вот, как гром среди ясного неба, появление русских в городе, да ещё на танках и самоходках. Откуда они могли взяться генерал Кун понять не мог. Объясняя это, прежде всего, плохой работой разведки. Как можно было не обнаружить целый полк пехоты? Как можно было пропустить в крепость их десант?
Спасся бегством за Одер только чудом. Хорошо, что за Одером, почти успели возвести и подготовить бетонные сооружения и посадить в них надежных отборных защитников. Кроме того удалось силами власовцев, калмыков и туркмен отрезать их от реки и не дать форсировать её сходу. А перебравшись на западный берег, генерал Кун приказал открыть шлюзы водохранилища и пустить воду. Эта вода и стала на несколько часов препятствием для русских, так как средств для переправы у них на восточном берегу не было.
        Здесь, на западном берегу, он перевел дух и взвесил свои возможности. Он понимал, что только здесь можно остановить наступление на Берлин, а потому сконцентрировал все силы на том, чтобы не дать русским форсировать Одер. Предположив, что русские будут форсировать реку в районе косы, он сосредоточил на этом участке основные силы. И не ошибся. Первой же ночью русские предприняли попытку атаковать западный берег и высадились на косу. Но бдительные защитники, проинструктированные генералом, не пожалели боеприпасов, чтобы остановить противника.
        В течение последующих четырех дней каждая новая попытка русских форсировать реку подавлялась мощным огнем из всех видов стрелкового оружия и минометов. Песчаная коса была изрыта полностью несколько раз и когда на пятую ночь русские перестали копошиться на ней, генерал и его подчиненные резонно решили, что на ней никого не осталось. Да и как там можно было выжить?
        Кроме прямого форсирования реки со стороны Цибингена, советские войска пытались прорваться на западный берег и севернее и южнее. Генералу Куну пришлось усиливать и фланги. Пока ему удавалось удерживать позиции на всех трех направлениях, нанося противнику ощутимый урон.
        Утром 8 февраля русские снова проявили повышенную активность на флангах, в то время как коса безмолвствовала, и генерал решил произвести переброску своих сил на горячие направления. Разведка донесла, что севернее в пяти километрах от укрепленного побережья русским все-таки удалось навести переправу. Генералу пришлось выдвинуться туда самому и снять с центрального сектора почти всех защитников, оставив против косы не более роты. Тем более опыт подсказывал, что русские переходили в атаку только на рассвете и после артподготовки.
        Генерал и предположить не мог, что в полдень со стороны «мертвой» косы можно ждать атакующий выпад. Но этот странный выпад состоялся и несколько сотен русских, взявшихся, словно вылезшие из-под земли ожившие мертвецы, форсировали остаток реки и атаковали дамбу. 
        Вольфгангу Куну пришлось возвращаться в главную резиденцию, но он уже понимал, что снимая и перекидывая с места на место свои части, тасуя их словно колоду карт, теряет свое преимущество. Отобрать инициативу у русских, когда они почувствовали свою силу, всегда очень сложно. Практически невозможно.

(полную версию роман можно прочитать в книге)