Вступление

 
   Хочу сразу сказать, что в те давние времена никто из простых людей, не дворянского происхождения, не помышлял о сохранении родословной. Сохранялись только устные предания о близких родственниках, до последнего представителя рода, оставшихся в живых. А далее все события канули в лета. Но поскольку в памяти сохранялись их места жительства, образ жизни окружающих их людей, то по образу жизни других людей можно судить, как жили родные и близкие нам люди!
  Когда я начинал собирать сведения о родовых связях моих предков, то столкнулся с такими словами однофамильцев и по месту их рождения людей. “Мои дедушки и бабушки умерли рано, а я был ещё маленьким, то никакой памяти не осталось.”  Даже сегодня люди не думают о своих корнях, кто их близкие предки, не говоря о более дальних корнях. Однако, в настоящее время всё большее количество людей начинают задумываться о родовых книгах и родовых поместьях. Как бы мне хотелось иметь своё родовое поместье! Но для этого требуются огромные деньги и желание правительства. А их ещё долгие годы не будет!
   Мне повезло, что я застал живой мою тётушку, родную сестру мамы, Веру Васильевну Купаеву (в девичестве Бондаренко). Последние годы её жизни были временем, когда я созрел для родовой книги.  Моему созреванию помогло ещё то, что я закрыл папе глаза сразу после смерти. Этот момент я никогда не смогу забыть! Даже в момент свой смерти буду помнить папу. В родовой книге я писал, что в последний вечер жизни папа очень много рассказал мне о своей жизни, о дедушке Кожине Иване Ивановиче, бабушке Татьяне Ивановне, о бабушке мамы, тоже Татьяны Ивановны Бондаренко, о маме Анне Васильевне, об их счастливых и горестных годах жизни.
    Я очень горько сожалею, что не знал и не видел своих дедушек и бабушек – мы жили очень далеко на Дальнем Востоке, и родители из-за нехватки денег не могли ездить в отпуска. Когда я спрашивал папу о его малой родине, он отмалчивался и говорил, что очень рано его вывезли, и он не помнит ни улицу, ни дом, где родился и жил. Папа говорил, что ему было 9 лет, когда с с папой и бабой Параней покидал Уральск. Обычно папа отмалчивался или говорил, что не помнит своего города. Я не хочу говорить, что папа лукавил. По себе могу с глубокой уверенностью сказать, что ребёнок в момент сильной нервной встряски не может не помнить, что с ним происходило. А папе было 9 лет. Он всё должен был помнить! Конечно, папа был очень напуган и, тем более, не должен был забыть этот момент. Но… он молчал. Он не хотел говорить своим детям, тем более после пыток в домнинском особом отделе. Он хотел скрыть своё происхождение, выдавая себя за обычного краснодеревщика. После пыток папа сломался и пил почти каждый день водку или спирт, чтобы не помнить всего того, что ему пришлось пережить.
    Восемь последних суток, проведённых около папы, останутся в памяти. Особенно последние минуты его жизни. Папа лежал в реанимации в состоянии комы после операции. Это было в 18 часов 18 минут 18 августа 1997 года. Предыдущие ночи папы были тяжёлыми. Чтобы не уснуть, я решил заварить крутой чай. Я стоял в изголовье папы левым боком. Когда я заливал кипяток в заварочный чайник, меня кто-то очень сильно ударил в левое плечо так, что я потерял равновесие и пролил кипяток на ногу. Я наклонился к папе, к лицу, а он что-то пытается сказать. Но челюсть вынули перед операцией, рот провалился. И что я мог услышать? Вена на шее ещё пульсировала. И в этот момент в палату вошла медсестра. Она измеряет пульс, но его нет! Папа умер. После констатации врачом папиной смерти, я закрыл папины глаза.
   Спустя некоторое время я стал замечать, что моими глазами кто-то смотрит. В то время я уже был пенсионером и работал сторожем-дворником в детском саду. Что это за наваждение? Уж не сошёл ли я с ума? В минуту кратковременного ночного отдыха от уборки снега или листьев такие моменты всё чаще стали проявляться.
Я успокоился. А спустя некоторое время в моём мозгу стали появляться картины из жизни, когда-то живших  людей. И я понял, что это мои предки!
   В те годы, хотя мне было 59 лет, я не имел понятия о генной родовой  памяти. При изучении философии нам насаждалось отрицательное, вредное для марксистской идеологии влияние таких учёных, как Юнг, Фрейд.   Так что же такое генная родовая память?
Первое, что можно сказать об этом явлении – это то, что генетическая память находится где-то на задворках памяти, в дальних уголках подсознания, в сфере ощущений. Она, иногда выплывает из подсознания и вызывает неясные образы, впечатления и ощущения.
   «На изначальную пустоту, которую суждено заполнить эмбриону в материнском чреве, подается генети-ческая программа, содержащая уже прожитые предками жизни». Благодаря наукам сегодня нам известно, что человеческий зародыш в утробе матери, в процессе созревания проходя весь цикл эволюционного разви-тия – от одноклеточного организма до младенца, «вкратце вспоминает всю свою историю, как историю развития живого существа». В результате чего, новорожденный хранит в себе генетическую память, записанную всеми его историческими предками.»  С.П.Расторгуев, автор книги «Информационная война».
   Духовный мир каждого человека “генетически настроен на определенные частоты”.  К тем же представлениям приходят педагоги и психологи, работающие с детьми. Генетическая память человека дана ему “сама собой”, поэтому для ее усвоения не требуется специальных усилий.
    То, что излагаю ниже, я не могу подтвердить конкретными фактами и датами, представляю изложением исторического  литературного материала, основанного на своей прожитой жизни. Но одно я могу утверждать, что приблизительно знаю, где находился дом дедушки, в котором папа родился, на какой улице он жил. Если не в Куренях, то где-то рядом. Об одном могу утверждать, что, если бы папа не был казаком, то однозначно ему не нужно было бежать из Уральска.
 
   Сколько я себя помню, папа никогда не говорил, откуда он родом. Да и мне было как-то не до этого. Я знал, что у меня есть папа, мама и старшая сестра Валя. Папу звали Александр Иванович, а маму Анна Васильевна. Я неоднократно слышал, как папа называл маму Ганной, Нюрой или Аней, но в основном до конца своей жизни папа называл маму Нюрой. Но пришло время, когда военное училище (Серпуховское военное авиационно-техническое училище спецслужб), в котором я учился, переходило на новый вид техники, о котором тогда запрещалось что-либо говорить. От нас потребовали написать автобиографию, подписаться под обязательством о неразглашении военной тайны или каких-либо секретов. Это было перед отъездом в отпуск в конце июля 1958 года. Вот тогда я и узнал, что папа родился в городе Уральске Казахской ССР. По приезду домой, к родителям, я и узнал папину биографию. Я узнал, что у папы старшего брата звали Иваном, что в годы гражданской войны он командовал красногвардейским казачьим отрядом и его следы потерялись в лихие годы гражданской войны. Тогда я мало интересовался городом Уральск, но что-то недоговорённое папой осталось у меня в душе. Когда я прочитал книгу Шишкова Емельян Пугачёв, я встретил фамилию казака - Федот Кожин. И я спросил папу об этом казаке, не родственники ли они, папа промолчал. Я принял это, как и должно было быть. Однако, в последствии я узнал, что все папины родственники в 1921 году покинули Уральск и разъехались по России. Папа сказал, что он 14 ребёнок, мама умерла при родах, а старшие братья и сёстры умерли детьми, и папа никого из них не знал. Помнил только о старшем брате Иване Ивановиче. Я никогда не задумывался над словами папы «я землю не ем и копать не буду», когда мама просила его вскопать грядку земли. Его слова настораживали меня, а когда я спрашивал маму, она отмалчивалась. Здесь была скрыта какая-то тайна. Вторая тайна мне открылась, когда папа рассказывал, как он помогал ремонтировать самолёт Чкалова, когда он вынужден был приземлиться на аэродроме на станции Домна (около Читы), когда самолёт возвращался с острова Удд.После ремонта самолёта он сфотографиовался с экипажем. Я попросил папу показать это фото. Он ответил, что сжёг её, и он опять промолчал. Опять здесь была, какая-то тайна.
    Незадолго перед поступление в военное училище папа рассказал мне своей жизни, о моём дедушке Иване Ивановиче, бабушке Татьяне Ивановны. Он рассказал, как дедушка возвратился с фронта и как вместе с бабой Параней они бежали ночью. В это время красногвардейские отряды уже жгли станицы и расстреливали казачьи семьи.
    В последнюю ночь перед смертью папа рассказал мне очень много о своей жизни, и я понял, что папа скрывал от меня всю жизнь. Папа был выходцем из казачьей семьи, но об этом он молчал всю жизнь. И когда папа понял, что скрывать от меня ничего не нужно, что смерть стоит у его ног, он рассказал мне всё что мог.  Теперь я понимаю, что папина душа, покидая его старое и больное тело, ударила меня в левое плечо так, что пролил кипяток на ногу, когда я заваривал крутой чай. Я знал, что спать мне даже кратковременно нельзя (я уже семь ночей не спал, дежурил около папы). Сильный удар я ощущаю до сих пор. Этот удар как бы напомнил мне, что я не имею права забыть рассказанное папой.