Несентиментальное путешествие в Чистилище

Фильм Александра Невзорова «Чистилище» вызвал (и до сих пор вызывает) немало споров, но, как это ни странно, привлек мало внимания как объект культурологического исследования. Никого особенно не заинтересовал даже такой вопрос, как смысл названия этой кинокартины. А ведь стоит только присмотреться, и все оказывается не столь очевидно.

С одной стороны, мы видим эпиграф из Ветхого завета, заголовок из католической традиции и распятие танкиста Григоращенко боевиками.

Вдобавок к этому, Невзоров, несмотря на его нынешний антиклерикализм, никогда не чурался мистического символизма – достаточно вспомнить хотя бы постановочную сцену с испитием огненной чаши в 22 выпуске программы «Паноптикум» («Наши») и начало репортажа «Чаронда».

Наконец, слишком уж подозрительно смотрится прорыв спецназа ГРУ в грозненскую больницу, где происходит практически все действие картины.

Мало того, что эта больница, подобно чистилищу из религиозных представлений, фактически изолирована от нашего мира, откуда проникают разве что мины от своих [1], и извне в больницу, как в мифах, из живых могут попасть только трикстеры, которым сам черт не брат и которым плевать на предупреждения тех, кто отговаривает их ехать в западню.

Мало того, что и транспорт у них соответствующий - грузовик с убитыми, «попутка на тот свет», по всем формальным признакам – ладья Харона.

Так ведь еще и встречающие настораживают - по прибытии спецназовцы, прообразы которых в реальности остались живы (и вообще относятся к другому этапу первой чеченской), видят персонажей, чьи прообразы в реальности погибли, - в первую очередь, Виталия Суворова и Игоря Григоращенко.

Суворов ранен в глаз. Поскольку от такого ранения в реальности умирает его прообраз Иван Савин, [2] в фильме это выглядит намеком на то, что Кобра и компания на самом деле разговаривают с тенью (примерно как Геракл в Аиде). Похожий эффект наличествует и при первом появлении на экране Григоращенко: оно происходит под минометным обстрелом, и, поскольку прообраз героя – Игорь Григорашенко - погиб именно от осколков мины, [3] воленс-ноленс возникает отсылка к иконописной традиции, где христианских мучеников принято изображать вместе с орудиями их страстей. [4]

С другой стороны, единственному достойному вознесения персонажу Невзоров сам официально отказал в религиозной коннотации. Пусть и за кадром, но, что показательно, еще до премьеры, он отметил, что распятие обозначает не крестные муки в христианском понимании, а злобное насилие варваров над носителем цивилизации. [5]

В дальнейшем, уже много лет спустя, сценарист и режиссер косвенно подтвердил «цивилизаторскую» трактовку своего фильма: «Я всегда говорил, что, если буду снимать кино про Фермопилы, у меня победят спартанцы. Мне глубоко наплевать на Геродота и всех, кто этим занимался. Дело в том, что, будь тогда эта победа одержана, мы бы имели прецедент: небольшое количество людей способно возобладать над толпой дегенератов, варваров, дикарей и негодяев…». [6] Вряд ли имеет смысл спорить, что на самом деле фильм про Фермопилы был Невзоровым к тому времени уже снят, и спартанцы там победили.

Тогда почему «Чистилище»?

Все может быть предельно просто объяснено, если подойти с максимально реалистической точки зрения и допустить, что главной мотивацией для выбора названия была необходимость перебросить мостик к репортажу «Ад», который дал целый ряд прообразов для фильма и о котором могли уже подзабыть.

В результате получилась своего рода дилогия из документального и художественного материалов. Чтобы намекнуть, к чему восходит художественный фильм, нужно было подобрать ему название из того же смыслового ряда. Понятно, что этим словом не могло быть слово «Рай».

Но очень многое в фильме указывает и на возможность другой интерпретации.

Во-первых, испомещение основного действия именно в больницу. В результате войны это место спасения жизней превращено в место энергичного их отъема (т.е. это уже эдакая антибольница, фабрика смерти), и в намеках как Исрапилова со стороны сепаратистов, так и Кобры со стороны защитников конституционного порядка слышатся претензии на превращение этого оскверненного храма медицины обратно в больницу.
 
Исрапилов сравнивает изгнание федеральных войск из его бывшей больницы с хирургической операцией по удалению опухоли. Кроме того, он употребляет бранную лексику, связанную с фекалиями (то есть нечистотами), и упоминает, что его тошнит от Суворова (а тошнота, как недуг, способна вызвать рвоту, то есть загрязнение).
Кобра же сначала подмечает, сколько в этом чистилище «грязи лечебной», а потом окончательно «исцеляет» Исрапилова с помощью станкового гранатомета (и отчасти это действительно исцеление, потому что мертвых точно уже не тошнит).

Таким образом, излечение в данном контексте тесно переплетается с очищением от скверны. Впечатление дополнительно усиливает вездесущая грязь. Копоть покрывает лица героев, безобразя, дегуманизируя и демонизируя их облик, делая из них своего рода горгулий. В отличие от реального января девяносто пятого, в этом Грозном почти нет снега, который мог бы припорошить грязь и кровь, сочащуюся даже из грязи.

Он появляется только в самом финале, когда уцелевшие солдаты и офицеры выносят снятого с креста Григоращенко на улицу, и больница вроде как действительно очищается. Но это только на короткое время – вскоре больничный комплекс будет снова отбит противником. Снег упадет только для того, чтобы смешаться с грязью и кровью в хлюпающее месиво, и не будет конца этой контаминации.

Выходит, что в этом чистилище не очищаются от грехов, а вычищают противника. И для предвосхищения этой бесконечной зачистки как нельзя лучше подходит ветхозаветный эпиграф, отсылающий к закону Моисееву ("око за око, зуб за зуб"), из-за строгого следования которому все взрослые останутся без глаз и зубов, а все дети будут разбиты о камень.

И это особенно важно в свете того, что больше о первой чеченской ничего не сняли до сих пор – и явно не стремятся снимать, как и про ей подобные события вроде операции в Будапеште в пятьдесят шестом. Но в случае с этой войной качество обошлось без количества: на ее материале было сделано обобщение порядка столь высокого и сложного, что другим, более избалованным вниманием режиссеров, еще долго придется ждать чего-либо подобного.

Примечания

1. Анализ этих особенностей см.: Лунгин А. Война и сообщество // Искусство кино, июль 1998 г.
2. Милюков П., Яук К. Я — «Калибр-10»: Штурм Грозного. Январь‘95. — Ярославль, Рыбинск: Изд-во ОАО «Рыбинский Дом печати», 2010, с. 212.
3. Гродненский Н. Первая чеченская: история вооруженного конфликта. Минск: ФУАинформ, 2007, с. 378.
4. Никольский М. В. Культурфилософские особенности знаковой символики в уставной православной иконописи // Социально-экономические явления и процессы, № 12 (058) / 2013, с. 274.
5. Александр Невзоров: «Только в кино я имею возможность не соврать» // Газета «Смена», 03 октября 1997 г.
6. Шаргунов С. Александр Невзоров. Последний самурай // Журнал «Медведь», №138, 2010 г.