Детство. Глава 2. Путь до Праги

               

   Дорога от Омска до Москвы мне ничем особенным не запомнилась. Если не принимать во внимание приставания к матери рыжего капитана-артиллериста из соседнего купе. Он появился в нашем купе сразу после Петропавловска. Причина его появления стала понятна изначально. Ему очень понравилась наша мама. Ибо мать даже в вагоне поезда выглядела как исконная русская красавица.

   Мать была родом из Рыбинска, из которого и эвакуировался в Уфу завод вместе со своим КБ. Отец часто подшучивал над мамой, говорил: "У вас в Пошехонии вместо того, чтобы корове соломки бросить, на крышу её, бедную, по лестнице тянут". Поэтому даже и сомневаться в её исконно русских корнях не приходится.

   Она с утра расчёсывала свои длинные волосы, заплетала их в толстую косу и укладывала на голове как корону.
Рыжий артиллерист пел матери дифирамбы и рассказывал всякую чушь. Я тогда ещё не знал, что эта чушь называется анекдотами. Обедать рыжий ушёл в ресторан, а когда вернулся, то от него сильно пахло спиртным. Он начал предлагать матери выйти за него замуж. Говорил, что готов усыновить её детей.
   - Но я же замужем, - отвечала мать.
   - Ничего - разведёшься!.. А кто твой муж? - спрашивал рыжий.
   - Кто-кто?!. Обычный мужик, - уклончиво отвечала мать. Ведь отец строго-настрого запретил ей говорить, кто он и куда мы едем.
   - Вот выйдешь за меня - увезу вас в Хабаровск. Знаешь, как там хорошо на берегу Амура!
   - Вот спасибо! - с ухмылкой говорила мать. Нам будет лучше на берегах Москва-реки!

   Но даже после этого рыжий не унимался. Он выходил из вагона в Кургане и Челябинске, а потом возвращался с шампанским, шоколадом, конфетами и мороженым. В Уфе мы все высыпали на перрон - встретиться с дядей Васей, маминым братом, который остался работать на уфимском заводе.

   После Уфы, к нашей всеобщей радости, обнаружилось, что рыжий артиллерист отстал от поезда. Он побежал в ресторан уфимского вокзала, а что там с ним случилось, знает один лишь Господь Бог. Теперь в нашем купе постоянными гостями стали: тётя Нина (Нина Дмитриевна Зайцева) и её дочки - Света и Люда. Мама и тётя Нина договорились, что пока в Москве не выдадут заграничные паспорта с визами, мы все поживём у её родственников. Из разговора я понял, что живут они где-то недалеко от Кремля. У меня даже перехватило дыхание - неужели я скоро увижу Мавзолей Ленина и Сталина.

   Это сбылось прямо на следующий день. Старший сын брата дяди Вани (Ивана Алексеевича Зайцева) повёл нас на экскурсию в Мавзолей. Очередь к Мавзолею начиналась от ворот Александровского сада и тянулась мимо Исторического музея, а затем - зигзагом по Красной площади. Люди не стояли на месте - происходило постоянное движение. Густой снегопад и сильный ветер били в лицо. Но никто не роптал, не покидал очереди. Люди молча и целеустремлённо двигались к заветной цели - увидеть вождей революции.

   Вот мы уже перед самым входом в Мавзолей, над которым большими золотыми буквами выведено: ЛЕНИН СТАЛИН.
Захожу, спускаюсь вниз по лестнице к саркофагу. Никого вокруг не замечаю - взгляд прикован к тем, кто лежит за стеклом. Перевожу взгляд с Ленина на Сталина. Очень трудно сконцентрировать внимание - очередь несёт меня вместе с собой. Но успеваю заметить всё: лицо, погоны, петлицы, звезду Героя Социалистического Труда, золочёные пуговицы с оттиском герба Советского Союза и кисти рук, выглядывающие из-под рукавов кителя. "Генералиссимус лежит как живой!" - подумал я и, выходя из Мавзолея вспомнил: "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить". Но мне захотелось перефразировать: "Ленин и Сталин жили, Ленин и Сталин живы, Ленин и Сталин будут жить".

   Последующие два дня нами занимались младшие дети брата дяди Вани. Они водили нас на каток и в лесопарк - кататься на лыжах. На катке брали коньки напрокат, но только три пары. Потому что моя сестра и девчонки Зайцевы не умели держаться на коньках. А я быстро встал на коньки для фигурного катания. Дело в том, что ещё прошлой зимой в Омске я прикручивал коньки "Снегурочки" верёвками к валенкам и гонял на них и в парке на катке и по накатанной колее улицы 12-я линия.

   На дороге мы с ребятами даже практиковали "брать на абордаж" машины и сани. Для этого из толстой проволоки делали крюки, которыми цеплялись за бамперы автомобилей или за облучок саней. Однажды мне удалось удачно зацепиться за сани, в которых какой-то казах вёз сено. Через некоторое время казах обнаружил меня и больно стеганул плёткой. Хорошо ещё то, что на мне было толстое зимнее пальто. С тех пор я перестал цепляться за какой-либо транспорт.

   На четвёртый день мы погрузились в вагон поезда "Москва - Прага" и убыли из столицы нашей родины.

                *     *     *

   В Киеве в наш вагон зашли и разместились через одно купе от нашего мать с дочерью. Когда они проходили мимо, я обратил внимание на девочку - уж очень она была хороша. Миловидное, смуглое лицо, тёмно-каштановые локоны, свивающие из-под вязаной шапочки и обворожительная улыбка. А самое главное - она была одного  со мной возраста.

   - Вовка! Чего это ты засматриваешься на чужих девочек?! - упрекнула сестра.
   - Не твоё дело! - огрызнулся я.
   Теперь мы ехали в одном купе: мама, тётя Нина, сестра Людмила, Светка и Людка Зайцевы. Нам выдали четыре взрослых билета в одно купе и сказали, что так будет спокойнее для всех. Конечно, дети спали по двое на нижних полках, а матери - на верхних. Днём диспозиция менялась. Дети на верхних полках играли, смотрели в окно и болтали всякую всячину.

   Девчонки надоели мне своей болтавнёй и я попросил у матери разрешения выйти в коридор. Выйдя в проход, я
поднял шторку у окна и начал всматриваться вдаль. Через некоторое время открылась дверь соседнего купе и на пороге появилась та самая девочка. Теперь без шапочки её тёмно-каштановые волосы рассыпались по плечам и спине и на них завивались кольцами. Её карие глаза смотрели на меня и как будто смеялись.

   Передвигаясь от окна к окну, я подошёл к девочке совсем вплотную и спросил:
   - Как тебя зовут?
   - Оксана.
   - А куда ты едешь?
   - К себе домой в Ужгород. В Киеве мы были в гостях у родственников.

   Из купе выглянула мама девочки. Увидев, что я и её дочка стоим фактически плечом к плечу и приветливо беседуем, она состроила недовольную гримасу. Потом схватила Оксану за руку и потащила в купе. Уже когда они находились в свое пространстве, я краем уха услышал:
   - Оксана, что ты делаешь?! Это же - москаль. Запомни на всю жизнь: москали - плохие люди, они другой веры и с ними никаких дел иметь нельзя - обязательно обманут.

   Когда я вернулся в своё купе, то спросил у матери:
   - Мама, а кто такие москали?
   - Почему ты спрашиваешь? - встрепенулась мать.
   Пришлось рассказать маме всё, что произошло в проходе у окна.
   - Москали - это мы, - ответила мать. - Но тебе подробнее ещё рано знать. Вот вырастешь - сам всё и узнаешь.

   Уже совсем стемнело, когда поезд приближался ко Львову. Я прильнул к оконному стеклу в проходе вагона. Мне показалось, что на окраине города я вижу несколько чёрных силуэтов домов с глазницами окон, через которые пробивается свет уличных фонарей. "Видимо, это ещё невосстановленный квартал после войны", - подумалось мне. Через несколько минут я увидел огороженную площадку возле депо, на которой стояли повреждённые бронетранспортёры и лёгкие танки.

   Рядом со мной стоял и тоже всматривался в окно пожилой мужчина, конечно, на мой детский взгляд.
   - Скажите, пожалуйста, неужели за десять лет нельзя было вывезти на переплавку эту боевую технику? - спросил я у мужчины.
   - Дружочек! Эта техника повреждена не десять лет тому назад, а совсем недавно, - ответил мужчина. - Ты слышал что-нибудь про бандеровцев?
   - Впервые слышу...
   - Так вот эти бандеровцы, а их целая армия, сперва были союзниками Гитлера, потом его противниками, а потом начали воевать и против Гитлера, и против Сталина. К концу войны главным противником для них стала Москва. Наша армия держит здесь, на Западной Украине, огромную группировку войск. Потери составляют по нескольку десятков тысяч с обеих сторон. Вот откуда здесь наша подбитая бронетехника. Но борьба ещё продолжается. Значит будут ещё потери.

   Под утро я слышал, как хлопнула дверь в купе недалеко от нашего. Я догадался - это Оксана вместе с мамой сходят в Ужгороде. Я прильнул к стеклу и увидел, как они, держась за руки, шли по перрону к выходу в город. Проводил их взглядом и какое-то непонятное для меня волнение пробежало по всему телу.

   Когда я проснулся, то поезд стоял. Я оделся и вышел в проход вагона. У окна стоял уже знакомый мне мужчина. Познакомились. Теперь я знал, что его зовут дядя Гриша и он тоже едет в Прагу. Он пояснил, что стоим из-за того, что в Европе совсем другая колея железнодорожного пути и необходимо подогнать наш стандарт под европейский.

   Наконец поезд тронулся. Я стоял у окна и любовался горами, покрытыми густым лесом. Над горами нависали свинцовые тучи и казалось, что вот-вот начнётся сильный снегопад.
   - Это Карпаты, - сказал дядя Гриша. - Сейчас мы едем по Словакии, а вон там за горами - Венгрия.

   То и дело поезд останавливался на небольших станциях. И везде на перронах играли небольшие оркестрики. Как правило они были представлены: скрипачом, аккордеонистом, флейтистом или трубачом и барабанщиком. И обязательным атрибутом этого действа был высокий шест с колесом наверху, от которого в разные стороны развевались разноцветные ленты. Глядя на это представление, становилось весело и спокойно на душе. В Прагу приехали затемно.

            
   Далее:http://www.proza.ru/2016/12/23/1606