Атомный квас и село Коромыслово

Когда совхозы ещё встречались,
полиция была милицией, и в столовой
можно было пообедать на 30 рублей

Глава первая.
О том, как всё началось

Необычные истории потому и происходят, что кажутся на первый взгляд вполне обычными.

И в самом деле, когда история начинается с невероятных событий, тогда люди сразу понимают: вот они, приключения. А дальше каждый решает сам, что ему больше подходит: приключения, которые неизвестно ещё чем закончатся, или привычный диван. Большинство, естественно, выбирает диван.

Но когда всё начинается с простых событий, тогда ни за что не разобрать, где приключения, а где обычная жизнь, и люди попадают в разные истории, сами того не желая. Они наивно думают, что всё идёт, как идёт, и диван от них никуда не денется, а судьба их уже подхватила и понесла, и куда вынесет, неизвестно.

Эта необычная история началась в коридоре районной больницы напротив зубного кабинета. В подобном месте, даже если объявить, что начались приключения, никто не поверит. Какие приключения, когда перед глазами зубной кабинет?

Двое мужчин ни о чём таком и не думали. Они сидели на кушетке и беседовали. Точнее, один говорил, а другой его слушал.

Того, который слушал, звали дядей Веней, Вениамином Петровичем, если полностью, а того, который говорил, тоже как-то звали, но его имя для дальнейших событий значения не имеет, потому назовём его просто – разговорчивый дядя. Он и, правда, много разговаривал.

Разговорчивый дядя держал в руках районную газету и комментировал заметку, где сообщалось, что, по последним данным науки в местных лесах закопан легендарный клад Степана Разина. И вполне возможно, что скоро учёные его найдут.

– Никому эти сундуки не найти, и писать нечего, – делился мыслями разговорчивый дядя. – Их зарыли триста лет назад, за это время вся природа местами поменялась. Если только дурак какой найдёт. Случайно.

Разговорчивый дядя с такой уверенностью сказал о дураке, который найдёт знаменитый клад, что сразу стало понятно: так оно и будет, дурак и найдёт.

Разговорчивый дядя перестал быть разговорчивым и замолчал. Возможно, он обиделся на дурака, которому неизвестно за что достанутся исторические ценности.

На соседней кушетке сидели братья Акиньшины, Андрей и Димка, четырнадцати и двенадцати лет. А больше никого в коридоре не было, летом в больницах вообще пустовато.

Братья молчали, их не трогала история с сундуками, у них для подобных разговоров настроение было неподходящее.

Андрей молчал, потому что не мог говорить в принципе: у него второй день болел зуб, и так болел, что язык не шевелился.

У Димки – наоборот: зубы не болели, и язык шевелился, как положено. У него настроения не было, потому что его в больницу привезли «за компанию». Какое уж тут настроение? И началось всё с ерунды.

– Может тебе, Димка, тоже съездить? – подумал мама вслух, собирая Андрея в больницу. – Пусть твои зубы наперёд посмотрят. Вдруг у тебя там что готовится.

Димка хотел над мамой посмеяться: это картошка на плите может готовиться, а не зубные болезни. Но тут, к несчастью, вмешался Валера.

Валера – мамин брат, ему семнадцать лет, он бросил школу и теперь живёт в семье Акиньшиных. С Андреем у Валеры отношения отличные, а с Димкой наоборот – контры. Вот и сейчас: сидел бы, помалкивал, какое ему дело, чего там, у Димки во рту происходит? Так нет ведь, сунулся:   

– Я думаю, у него там киста готовится, – сказал с умным видом. – У меня была, когда в интернате жил. Если её проморгать, щека раздуется – во как! Целый арбуз. Тогда десну будут резать, и специальные трубки совать.

– Откуда у меня киста? – возмутился Димка, но мама его не слушала; ей Валера начал описывать подробности, всякие страсти-мордасти: как ему целый час «рот кромсали и кисту выковыривали».

– Ужас какой… – замирала она. – Видишь, Дим, чего творится. Обязательно тебе надо в больницу.

– Пусть съездит за компанию. Здоровью не повредит, – закивал Валера.

«Ничего себе, не повредит...» – Димка прямо закипел от возмущения.

– Это за хлебом можно ходить за компанию или квас твой дурацкий пить! А к зубному врачу надо ездить по направлению! – негодовал он.

– Ты мой квас не трогай, – занервничал Валера.

Квас – главная гордость Валеры. Он считает себя лучшим в мире специалистом по деревенскому квасу и варит его каждую неделю.

«С ума сойдёшь с этим квасом», – думает мама, но вслух об этом не говорит. Она жалеет Валеру: ей хочется, чтоб у него в биографии был факт, которым можно гордиться. Пусть даже этим фактом будет простой деревенский квас.

А Димку мама не пожалела: отправила лечить зубы за компанию, ещё и недоверием обидела.

– Съезди, Вень, в больницу. Не доверяю я Димке. Сбежит, – сказала она.

Был бы папа дома, он бы Димку защитил. Но папа уехал на вахту. Он работает на тракторе, тянет с бригадой по болотам газовую трубу. Вернётся папа через две недели. За это время у Димки от такой жизни, может, и зубов не останется.

Вот какая была ситуация, прямо скажем нерадостная. А тут ещё плакат на стене, тоже настроения не прибавлял: «ЭТО ДОЛЖЕН ЗНАТЬ КАЖДЫЙ: КАК НЕ ЗАБОЛЕТЬ ГРИППОМ».

«Неправильный плакат, – сердито думал Димка, – как не заболеть гриппом, надо знать зимой, когда прививки делают, а в июле надо знать про другие болезни, летние». Он не знал, что в стене выпал кусок штукатурки, и главный врач велел закрыть дыру старым плакатом: он решил, пусть посетители лучше читают про зимнюю болезнь и необходимость прививок, чем глядят на дыру в стене и сомневаются в возможностях нашей медицины.

Димка смотрел на плакат и думал, что легче вытерпеть – сто прививок от гриппа или один визит к зубному врачу?

– Этот клад в Коромыслово находится, там лес подходящий под названием Разбойный бор, – сказал разговорчивый дядя. – Только простых людей туда не пустят. Продадут лес ханыгам и не пустят никого. Я бы такой лес никому не продавал. Там, может быть, добра на миллионы рублей, а они – нате вам, ханыги, пользуйтесь…

Разговорчивый дядя хотел ещё что-то сказать, но не успел.

Дверь открылась, и мужской голос с той стороны скомандовал:

– Акиньшин, в кресло.

– Который? Их тут двое, – поинтересовался дядя Веня.

– Пусть оба заходят. Нас тут тоже двое, – ответил на это второй голос, женский.

И всё стало для Димки бесцветным: плакат, Стенька Разин, далёкая газовая труба. Зубные кабинеты тем и отличаются, что ужасно обесцвечивают жизнь.

Глава вторая.
Танец зубного кресла

– Не отпустили в отпуск, как ни просил. Теперь поеду в Коромыслово проверку проводить.

Участковый милиционер капитан Приходько вздохнул и вытер ладонью лоб. Перед глазами лежала шумная автовокзальная площадь. Рядом – дядя Веня: слушал, не перебивал.

– Сказали, хоть неделю не спи, а насчёт Михея выясни. С чего он в наших краях объявился? Коромыслово – село тихое, там подобным типам делать нечего. А он приехал. Зачем?

Дядя Веня пожал плечами.

– Вот и я говорю – непонятно, – вздохнул капитан Приходько.

Появление в Коромыслово некого Михея мучило капитана неразрешимыми загадками, отчего широкий капитанский лоб собирался морщинами, и в глазах мелькала особая милицейская грусть.

Автовокзальная площадь шевелилась в непрерывном движении и тоже не радовала участкового. Пассажиры перемещались, кто куда хотел, грызли семечки, и всё время о чём-то говорили. Слова и предложения плыли в жарком воздухе подобно морским течениям: они искали уши, готовые их принять. Но пассажиры слушали мало, всем хотелось говорить, и от этого несоответствия в воздухе накапливалась невозможная словесная густота, в которой не смогли бы разобраться и десять капитанов милиции.

На скамейке, которая, не в пример больничной кушетке, была шире и длинней, сидели, отвернувшись друг от друга, братья Акиньшины. Настроение у братьев было разное.

Димку снова мучала обида, он думал о несправедливости зубного лечения.

У Андрея всё вышло быстро и просто. Женщина в белом халате велела открыть рот, взяла в руки блестящие щипцы и в одну секунду прекратила его мучения.

– Два часа не есть.

И всё.

Да ради такого лечения, думал сейчас Димка, можно не есть до вечера, а если надо – и до завтрашнего обеда.

А ему не повезло: его зубы достались пожилому врачу с бородой. Борода была густой и пахла варёной колбасой. Но борода в зубном лечении не главное, главное – пальцы. Они у врача оказались холодными и крепкими. Пальцы обхватили Димкин подбородок, и Димкин рот перестал быть Димкиным. Он раскрылся на невозможную ширину и предъявил врачу зубные секреты, которые копились в нём весь последний год.

– Никакой кисты нет. Но пару зубов я тебе подработаю. Для страховочки, – пообещал врач и вернул рот Димке. После чего соединил пальцы в замок и хрустнул на весь кабинет.

В Димкиной голове лопнула последняя надежда: зубной кабинет вздрогнул и поплыл.

– Заморозку делать? – спросила женщина в белом халате.

– Зачем заморозка взрослому человеку? Обойдёмся без заморозки.

Если честно, Димку никто не считал взрослым человеком: ни родственники, ни учителя, ни соседи. Но зубного врача не интересовали подробности чужой биографии, его интересовал процесс лечения. Он сжал Димкин подбородок и включил сверлящую машину.

Димкины коленки подпрыгнули и больше не останавливались. Они подпрыгивали то вместе, то поочерёдно, отчего казалось, что Димка танцует особый танец – танец зубного кресла, а врач, наклонившись к его лицу, шёпотом отсчитывает ритм.

Закончив «подрабатывать» врач выпрямился и произнёс:

– Будешь орехи щёлкать, как семечки.

Димка не собирался щёлкать орехи. Он без орехов сколько угодно мог прожить, и без семечек тоже.

Врач добавил:

– Бери пример с брата. Человеку зуб вырвали, а он не пискнул. А ты коленками дрыгал, как маленький.

Димку эти слова крепко задели. Брату вырвали больной зуб, а ему «подрабатывали» здоровые, которые, может, и болеть никогда не собирались. Тут, кто хочешь, коленками задрыгает.

Переполненный обидой, Димка печально смотрел под ноги, хотя ничего интересного там не было: окурки, шелуха и прочие бумажки – всё то, что несознательные пассажиры не доносили до железной урны. Тут же крутилась собачка белого цвета. Её манил чебурек в Димкиных руках. Чебурек купил дядя Веня. Он обернул его салфеткой и отдал Димке подкрепиться, но у Димки от обиды на зубных врачей пропал аппетит. Чебурек посылал ему горячие запахи, пытаясь уменьшить обиду и вернуть аппетит, но печальный Димка на запахи не реагировал. Чебурек грустно выглядывал из салфетки и остывал в печальной ненужности.

Собачка тоже печалилась, поддерживая Димку, и в то же время давала понять чебуреку, что у собак не бывает зубных врачей, поэтому аппетит не пропадает никогда. В доказательство она махала чебуреку мохнатым хвостом, переступала лапами и попискивала.

Акиньшин-старший на собачку не смотрел, и на чебурек не смотрел. Его голова была занята другим: в голове зрела идея. Даже не идея, а целый план, от которого мысли туманятся и в глазах загораются искры. Значит, одна голосовая волна всё-таки задержалась над головой Андрея и отправила вниз информацию. И никто этого не заметил: ни Димка, ни дядя Веня, ни капитан Приходько. А зря, потому что искры в глазах у Андрея никогда не загорались просто так.

Глава третья.
Молчание - золото

Недалеко от братьев Акиньшиных на такой же скамейке сидели в ожидании автобуса знакомый нам разговорчивый дядя и баба Нюра из села Коромыслово, худая и быстроногая.

По своей природе баба Нюра была великой собирательницей. Можно собирать марки, монеты, тульские самовары, даже старые автомобили можно собирать. Баба Нюра собирала слухи. За день она набивала ими голову под самый затылок, без остаточка, а вечером пересказывала соседям. За это соседи называли бабу Нюру «ходячей энциклопедией» и угощали чаем. Им тоже было интересно узнать, о чём таком говорят на белом свете.

В данный момент баба Нюра обсуждала местные новости: в родном селе происходили странные события.

– Приехала компания, никто не знает откуда. Главный – Михеев, из наших, а парень с девкой – те не наши, – рассказывала она. – Будут в Коромыслово капитализм разводить.

Баба Нюра вздохнула: она считала, что разводить следовало куриц и кроликов, а разводить капитализм – дело подозрительное.

– Откуда знаешь? – заинтересовался разговорчивый дядя.

– Все говорят, – неопределённо ответила баба Нюра. – Взяли в совхозе столовую, хотят в ресторан переделывать.

Баба Нюра не ждала ничего хорошего от появления в Коромыслово ресторана, потому вздохнула повторно.

Разговорчивый дядя, в свою очередь, соорудил важную физиономию, и сразу стало понятно: сейчас он сообщит бабке нечто необычное.

– Так вот что я тебе скажу…

Он поднял палец, собирая вокруг него новую голосовую волну.

– Так вот что я тебе скажу… – повторил разговорчивый дядя.

В этом месте бабкин рот открылся, а разговорчивый дядя произнёс:

– Они не ресторан открывать приехали. Они приехали клад Степана Разина искать. Хотят присвоить народное добро невозможной исторической ценности. Чёрные копатели.

Баба Нюра охнула, и рот её закрылся. Новый слух радостно побежал по мозговым извилинам, знакомясь с обстановкой в бабкиной голове и прыгая по дороге в разные подходящие истории.

Разговорчивый дядя достал из кармана газету и протянул её бабке, предлагая потрогать бумагу и удостовериться, что газета настоящая, и сундуки Стеньки Разина никакая не выдумка.

– Дела… – тревожно пощупала газету баба Нюра. – А столовая-то им зачем?

– Кому?

– Копателям этим.

На лице разговорчивого дяди возникла растерянность: он, честно говоря, не знал, зачем копателям столовая, поэтому ответить не ответил, а предположил:

– Хитрят…

Здесь разговорчивый дядя на минуту замолчал и сурово сдвинул брови, полагая, что при этих словах так и нужно делать: сурово сдвигать брови и молчать. А баба Нюра тревожно оглянулась по сторонам: вот они, оказывается, какие, эти чёрные копатели…

Вообще-то разговорчивому дяде не хотелось говорить о столовой, его манили сундуки лихого атамана. Бабу Нюру, наоборот, тревожила судьба столовой, потому что столовая была реальной, а сундуков Стеньки Разина она даже во сне не видела. Так они и общались: как будто друг с другом, но каждый всё-таки о своём. Разговор кипел, словно похлёбка в котелке. Возникшая голосовая волна получалась ужасно интересной, но крайне запутанной: то Коромыслово, то сундуки, то совхозная столовая, то «проклятые копатели». Ни одни серьёзные уши не стали бы связываться с такой голосовой волной. А несерьезные, такие, как у Андрея, соблазнились. Им запутанная голосовая волна как раз очень понравилась, и они пропустили её без задержек, прямиком в голову. Что произошло в голове вслед за этим – неизвестно, но по тому, как загорелись у Акиньшина глаза, стало понятно: что-то всё-таки произошло.

А Димка разговор пропустил: он своей обидой занимался и вспоминал бородатого доктора с железными пальцами.

Движение на автовокзальной площади усилилось, люди схватили сумки и устремились в одном направлении – туда, где один за другим стали останавливаться «обедешные» автобусы. Их называли «обедешными», потому что они в обед развозили людей из райцентра, а утром, когда везли людей в райцентр, их называли «утрешними».

Братья Акиньшины и дядя Веня вместе со всеми потолкались у дверей и оказались в салоне. Димке и здесь не повезло. Андрею досталось место с дядей Веней, а ему – с капитаном Приходько. Твёрдым плечом капитан прижал Димку к окну. От такого соседства Димка ещё больше обиделся, можно сказать, заморозился обидой изнутри и уткнулся взглядом в удалявшуюся автовокзальную площадь. Площадь сменилась улицей, улица сменилась окраиной, окраина сменилась вообще непонятно чем – чем-то недостроенным в ямах и столбах, а дальше потянулось всё наше – поля, деревеньки, перелесочки. Колёса вздрагивали на маленьких ямках и подпрыгивали на больших, а привычные к любым дорогам пассажиры потихоньку засыпали. Уснул капитан Приходько, громко высвистывая милицейским носом разные незнакомые мелодии. Уснул и Димка, вконец устав от бесконечных обид. Его маленький нос тоже что-то такое высвистывал, какие-то свои внутриносовые фантазии. А может быть, он обиду из Димки высвистывал, потому что пора ей было и в самом деле из Димки высвистываться и не мешать начавшейся необычной истории, иначе, какая же она необычная, если один из героев всё время дуется и молчит?

Автобусные колёса вращались с разрешённой правилами скоростью и везли спящих пассажиров в нужные населённые пункты. Мимо проплывали деревни Ванино, Санино, Утиное и Лошкари, и всё ближе было село Коромыслово. Это сейчас оно называлось Коромыслово, а в XVII веке село называли Разбойным, и жили в нём отчаянные люди – казачки Степана Разина. Сюда их поселили после казни атамана в наказание за учинённый разбой. Надеялись, что вдали от родных мест казачки остепенятся, но ошиблись. Стали здешние дороги опасней для царских слуг, чем сама река Дон. Тогда вышел новый указ: похватать разбойников, кто остался, и отправить на север, к Белому морю, а село переименовать. Подобрали селу мирное название – Коромыслово, а старое название перешло к дремучему бору рядом с селом. Так его и называли с того времени – Разбойный бор.

Дома в Коромыслово были разными: новые стояли рядами, блестели окнами на дорогу; старые, у леса, темнели в переулках, приседали то так, то сяк, словно приплясывали пьяненько, по-стариковски. Вдоль улиц росли яблони и тополя, за домами – смородина и малина. А на окраине села стояла совхозная столовая. Когда совхоз был богатым, в столовой кормили трактористов, строителей и других работников. Потом столовую закрыли за отсутствием средств. Здание зарастало лопухами, обживалось галками, пока однажды не приехали в Коромыслово неизвестные «копатели» и не стали в этом здании что-то своё придумывать.

Дальше по дороге, в пяти километрах от Коромыслово, на самой границе района лежала деревня Светлячки. Туда и ехал автобус с братьями Акиньшиными. Большинство пассажиров продолжало спать. Димка тоже спал и ел во сне орехи – круглые, с крепким названием фундук, и продолговатые, со сладким названием арахис.

А в это время Андрей Акиньшин негромким голосом задавал вопросы дяде Вене. Лицо его горело нетерпением.

– Сколько я могу поднять? – спрашивал Андрей.

– Килограммов пять, – отвечал дядя Веня.

– А больше?

– Что больше? – не понимал дядя Веня.

– Поднять больше? – уточнял Андрей и закрывал от нетерпения левый глаз.

– Можно и больше. Килограммов десять.

– А пятнадцать килограммов смогу? – Андрей открывал левый глаз и закрывал правый: так его разжигало нетерпение.

– Сможешь. Только не надорвись, – улыбался дядя Веня.

– А двадцать?

Дядя Веня задумывался.

– Если только с Валерой.

Андрей кивал и глазами – обратно на окно, на убегающие берёзки. Ответ дяди Вени его устраивал. Для Валеры в планах Андрея всегда находилось место, как и в планах Валеры – место для Андрея. Только для Димки в их планах места не было: они считали Димку «мелким» (было у них такое противное словечко) и в планы свои не включали.

А Димка и не ждал, пока его куда-нибудь включат; он сам, куда хочешь, включался. Только он, к сожалению, спал, и вопросов Андрея не слышал. А когда проснулся, Андрей сидел с закрытым ртом, потому что считал, что молчание – золото.

Если бы он решил, что золото – золотом, а поговорить не мешает, и раскрыл свой план дяде Вене, а ещё лучше – капитану Приходько, может быть, никакой истории и не случилось, но Андрей никому из взрослых свой план открывать не собирался.

Тут нам придется остановиться, потому что автобус прибыл в Светлячки, и случилось такое, о чём никто подозревать не мог. Мама объявила Андрею молочный день. Протесты не принимались, несмотря на вырванный зуб. А Димке мама выставила блины с мёдом и сметаной.

– Ему и так досталось, пусть порадуется, – объявила она и погладила Димку по голове.

И следующие полчаса, когда необычная история могла набираться сил и расцветать, Андрей поглощал манную кашу чрезвычайной плотности, а Димка блаженствовал с блинами.

А на автовокзальной площади собачка с лохматым хвостом вспоминала вкус чебурека. Получается, Димка и собачка могли чувствовать себя счастливыми. Счастливым чувствовал себя и поедаемый до этого чебурек. Потому что не справедливо, когда вкусные и питательные продукты пропадают нетронутыми. А так жизнь доказала всем троим: справедливость всё-таки есть.

Глава четвёртая.
День сплошных переживаний

Бывают дни сплошных забот, сплошных тревог или сплошных удовольствий – кому как повезёт. Для Акиньшиных наступил день сплошных переживаний. С утра до вечера успели попереживать все: мама, Валера, Димка, даже дядя Веня попереживал немножечко. Один Андрей не переживал, хранил, как говорится, спокойствие. Он считал, что всё идёт по плану, а по какому плану, никому, кроме Валеры, раскрывать не собирался.

Всё началось утром. Обычно утром Димка не лежит в кровати: как проснётся – сразу на ноги. Мама этим обстоятельством была очень недовольна.

– Нисколько ведь не лежит, – жаловалась соседям.

Соседи относились к маминым словам с пониманием. Всем хотелось, чтоб Димка полежал в кровати подольше.

– Димка-то где? – спрашивали, бывало, соседи.

– В кровати ещё, не проснулся, – радовалась мама.

Довольные соседи складывали руки на животах и животиках: вот ведь радость – Димка ещё не проснулся, есть время расслабиться.

А могло пойти иначе.

– Димка-то где? – спрашивали соседи, думая, что Димка лежит в кровати и волноваться нечего.

– Унёсся уже, – разводила руками мама. – Не умылся, не поел…

Тут соседям становилось не до животов и животиков. Они торопились домой проверять свои владения: грядки, яблони, сараи и крыши, потому что, если такой субъект, как Димка, не в кровати, лучше свои владения проверить заранее. Такая, получалась, обстановочка, очень неспокойная для соседей.

В это утро Димка вставать не торопился. Он мысли в порядок приводил.

И здесь, неожиданно, через раскрытую форточку проникло первое переживание. Такое, что Димка свои мысли вмиг забыл и превратился в одно большое ухо.

На улице мамин голос ругал Валеру.

Обычно мамин голос не ругается. Он так устроен – неругательно. Пошумит на братьев для порядка и успокоится. А если мамин голос начинал ругаться, значит, в самом деле, случилось что-то чрезвычайное.

– Это же надо! Собрался на работу в Коромыслово, – ругался сейчас мамин голос.

– Правда, в Коромыслово? И чего там делать? – раздавались другие голоса, посторонние. Им интересно было узнать, какую такую работу нашёл Валера в Коромыслово.

– В столовой, у приезжих, – объяснял мамин голос. – Совсем с ума сошёл.

– И, правда, Свет, с ума сошёл, – поддерживали посторонние голоса.

Маму у Акиньшиных звали Светой.

– Чего там делать, в этой столовой? Люди незнакомые, подозрительные. Свяжись с ними, попадёшь куда, потом наплачешься.

– И, правда, Свет, наплачешься потом, – соглашались посторонние голоса.

– Работать-то мне надо? – мычал Валерин голос. – Биографию надо начинать? Деньги надо зарабатывать?

– Правда, Свет, деньги-то надо ему зарабатывать, – задумывались посторонние голоса.

– Зачем ему деньги? Его не кормят здесь? Целый день могу кормить, всё, что хочешь, сготовлю, – не сдавался мамин голос.

– Правда, Валер, разве тебя не кормят? – обращались посторонние голоса к Валере.

– А мне, может, не хочется, чтоб меня кормили. Я, может, сам хочу людей кормить, – защищался Валерин голос.

Посторонние голоса замолчали. Только мамин голос грустно признался:

– К своим бы отпустила, а к чужим – не могу, не лежит душа.

Димка понял: мама переживает. Она всегда переживает, когда речь заходит о Валерином будущем. Ей кажется, что Валера к самостоятельной жизни пока не готов, и лучше ему оставаться в семье Акиньшиных.

А Валера думает наоборот. Он считает, что к будущему вполне готов, даже профессию себе подобрал: продавец кваса.

– А что? – говорит Валера. – Работа нужная, особенно летом. Буду людей квасом поить, пусть радуются.

Когда Валера говорит о квасе, он меняется: в его фигуре возникает гордость и независимость, потому что у каждого человека есть пространство, которым он может заведовать гордо и независимо. Валера заведует пространством кладовки: крепких полок, банок и солода. Он старается никого сюда не пускать, он уверен: законы квасного брожения не терпят любопытства. Банки стоят в темноте, касаясь друг друга боками, и свежий квас дышит в них легко и нежно. Банки ждут, когда придёт Валера, чтоб поговорить с ним на языке квасного вкуса или даже квасного привкуса.

В Светлячках Валерин квас называют атомным: его папа Акиньшин так назвал.

– Ну и квасок у тебя, Валера, прямо атомный, – сказал однажды папа. – Чихнёшь после такого кваса – нос начисто отвалится.

С того времени так и повелось – атомный квас, хотя маме название не нравится. Она считает, что у кваса должно быть мирное название – хлебный или окрошечный, а если у кваса название «атомный», такой квас рано или поздно что-нибудь взорвёт. Может, потому сейчас и переживала, может, чувствовала, что «рано или поздно» уже наступило.

Димка, как узнал про Коромыслово, тут же заволновался. Поползли Димкины мысли, как разведчики в тылу врага, потому что подозрительно это было: ещё вчера манная каша и разговоры о зубных болезнях, а сегодня уже Коромыслово. Странный переходик получался, таинственный.

Так село Коромыслово стало для Димки очень подозрительным местом.

Валера, между тем, не отступался и во время обеда снова начал маму обрабатывать. Отправлюсь, говорит, работать в Коромыслово, и всё.

Димка делал вид, что Валерины планы его не интересуют: отвлечённо звякал ложкой о тарелку и узоры на клеёнке разглядывал. А сам за Андреем следил, потому что поведение брата было странным. Словно его, как и Димку, Валерины слова не трогали: тоже звякал ложкой о тарелку. А его Валерины слова не могли не трогать, Димка это кожей чувствовал.

– Кем ты будешь работать в Коромыслово? – допытывалась мама у Валеры.

– Поваром.

– Кем? – воскликнула мама так громко, что даже дядя Веня голову поднял. Он в это время находился тут же, на кухне, ремонтировал водопроводный смеситель.

А Валера не смутился: нос – орлиный, подбородок – вперёд. Прямо красавец писаный, а не Валера.

– Ты готовить-то умеешь? – спросил Димка.

– Умею.

– Что именно?

В принципе, Димка без всяких вопросов знал, что ничего Валера готовить не умеет, кроме кваса. Он вопросы задал не для того, чтобы Валеру послушать, а для того, чтобы кое-что проверить.

Валера, однако, этого не понял и стал отвечать серьёзным голосом:

– Окрошку умею – верный доход для любой столовой. Суп в столовой стоит семь рублей, без мяса – четыре, а окрошка – двенадцать. Правильно?

– Ничего не правильно, – сказал Димка. – Это летом окрошка стоит двенадцать рублей. А зимой она нисколько не стоит.

– Почему не стоит? – оторопел Валера.

– Потому что зимой окрошку не едят.

– Как это не едят? – занервничал Валера. Он наклонился вперёд, втянул голову в плечи и стал напоминать пушку, куда ядро закатили.

Но Димка на это – ноль внимания. Он продолжал спорить, тайно поглядывая на Андрея.

– Окрошка для зимнего времени не подходит. В ней калориев мало.

– А в мясном супе калориев много? – злился Валера.

– Сколько угодно, полная кастрюля калориев. Ешь – не хочу.

Валера прямо задохнулся от гнева. Он вспомнил банки с тёмными боками, и ему стало ужасно обидно, что какой-то суп может оказаться лучше окрошки.

Тут своё слово сказал Андрей:

– Никто не собирается зимой в Коромыслово работать, спорить не о чем.

И замолчал, сделав вид, что ему сказать больше нечего: только ложкой о тарелку постукивает.

Димка того и ждал, чтоб Андрей в спор вмешался, ему надо было проверить, заодно они с Валерой или нет. И проверил: получалось, что ещё как заодно. Не тот Андрей человек, чтоб помалкивать, когда Димка на Валеру наскакивает; не те у них с Валерой отношения. А раз помалкивает, значит, у них с Валерой план появился, даже не план, а целая стратегия.

– А как добираться? – спросила мама. – На автобусе?

– На велосипеде. У меня велосипед почти гоночный, с двумя тормозами. Для такой техники пять километров – разминочка, – ответил Валера.

Насчёт Валериного велосипеда Димка тоже мог поспорить: для настоящей гоночной техники скорость нужна, а не тормоза. А на велосипеде Валеры одна скорость – педально-ножная, и рама отсутствует. Обычный дамский велосипед. На такой технике Димка не то, что в Коромыслово, в магазин не отправится.   

А Валера уже показывал, как он будет ездить в Коромыслово: двигал ногами, крутил головой, и счастье новых дорог сияло на его лице от уха до уха. Всем видом Валера показывал: скоро биография его устроится, как надо.

– Я сегодня туда сгоняю.

– Сегодня? – изумилась мама. Ей такая новость не понравилась. – Зачем сегодня? Можно до завтра подождать.

– До завтра ждать нельзя, могут место занять, – с серьёзным видом сказал Андрей.

Мама всплеснула руками.

– Чего делать, Вень? Совсем я запуталась.

Дядя Веня продолжал заниматься смесителем и в силу занятости ответил маме кивком головы. Потом повернулся и сказал:

– Надо кран менять, так не сделать.

Он похлопал ладонью о ладонь, стряхнув с них водопроводный дух, потом поднял с пола приготовленную заранее тряпочку и вытер с ладоней ту часть водопроводного духа, которая не стряхнулась.

– Чего делать, Вень? – повторила мама с беспокойством.

Дядя Веня задумался. Он тоже переживал из-за Валериных планов, хотя больше всё-таки переживал из-за смесителя.

– Надо Олега Ивановича подождать, – сказал он. – Как скажет, так и сделаем.

Олег Иванович – папа братьев Акиньшиных. Когда он дома, у мамы вопросов не возникает. Посмотрит мама на папу, и всё становится понятно: чего делать и как. Но сейчас папы не было, и маме приходилось смотреть на Валеру, на лице которого ничего серьёзного не проявлялось, одно сияние будущей славы: то ли велосипедиста, то ли повара, то ли продавца кваса.

«Вдруг, и правда получится», – вздохнула мама и решила Валере уступить, потому что очень трудно не уступить человеку, когда на его лице такое сияние.

На том разговор и закончился. Мама стала посуду мыть и думать, что на ужин готовить. А дядя Веня вышел на улицу «поработать чуток»; у них там с папой списанный автобус стоит, они его второй год ремонтируют. Хотят на колёса поставить и заняться пассажирскими перевозками.

А вечером пришло время нового переживания: переживания для Валеры. Он вернулся домой и раздавленным голосом сказал, что в столовую его не взяли.

– Здоровый такой парень, лысый и наколка «ЛЁВА» на руке, – сообщил он подробности.

Голова его была грустно опущена, и от геройского вида ничего не осталось.

Жизнь, как говорится, обрела углы, и Валера на один из них наскочил на своём почти гоночном велосипеде. Переживание Валеры было самым горьким и самым длительным: до семи часов вечера, потому что в семь часов вечера дверь в дом Акиньшиных открылась, и произошло то, чего никто не ожидал.

Глава пятая.
Деловое предложение

В необычной истории всегда что-нибудь происходит вдруг. «Вдруг» – главный двигатель необычной истории. И если она началась, будьте уверены: рано или поздно ваше «вдруг» к вам заявится, и так ахнет, что только держись. Полетит привычный порядок неизвестно куда, в самые тартарары, и возникнет на его месте первый друг необычной истории – великий беспорядок. И как вы с ним справитесь, ещё вопрос.

Итак, в семь часов вечера дверь в доме Акиньшиных вдруг открылась, и в прихожую вошла невысокая дамочка в платье довольно короткой конструкции.

Быстрые глаза дамочки пробежались по присутствующим (мама Света, Валера, братья Акиньшины) и остановились на маме Свете, как самой главной. Мама Света, соответственно, послала дамочке обратный взгляд, не самый приветливый.

– Мне с Валерой поговорить, – сказала дамочка, не смутившись.

«С чего это вдруг?» – удивилась мама.

– Зачем вам Валера? – спросила она строгим голосом.

– Я из Коромыслово с деловым предложением, – ответила дамочка.

– Очень приятно, – первым ответил Андрей и показал пальцем на Валеру. – Вот он, нужный вам человек.

– Это я, – подтвердил Валера и шумно выдохнул.

– Рада познакомиться. Меня зовут Раей, – сказала дамочка и улыбнулась Андрею, а потом Валере. – Приезжал насчёт работы?

Валера кивнул.

– Его не взяли на работу, а зря. Валера – очень ценный работник, – сказал Андрей.

– Мы с этим согласны, – снова улыбнулась дамочка, – поэтому свой отказ забираем обратно. Нам нужен человек на кухню, с грязной посудой разбираться. Справишься? – спросила дамочка у Валеры.

И снова первым ответил Андрей.

– Ещё как справится, как дрессировщик с тиграми!

– А вы чем собираетесь заниматься? – с подозрением вмешалась мама.

– Мы общественным питанием собираемся заниматься, будем проезжих водителей горячей пищей кормить, чтоб у них настроение в дороге не портилось от сухомятных продуктов. А столовую назовём «Тридцатый километр».

– Почему «тридцатый»? – спросила мама.

– Красиво звучит. Тридцатка или, даже, тридцаточка.

«Нисколько не звучит», – недовольно подумала мама и сдвинула брови в линию недоверия. Ей дамочка в коротком платье всё больше не нравилась.

– Разрешение на столовую у вас есть?

– Это вы зря сомневаетесь, наши намерения серьезные. И все нужные справочки из разрешающих организаций у нас будут, – спокойно ответила дамочка.

– А из запрещающих организаций?

– Из этих тем более.

– А режим работы какой? – продолжала допытываться мама.

– Режим работы мы планируем круглосуточный, чтоб в любое время свои услуги оказывать, но Валера будет работать до обеда, как человек в трудовых отношениях начинающий.

– А зарплата какая?

– По зарплате мы договоримся, здесь у нас будет полное согласие, – весело ответила дамочка.

Мама замолчала. Ей хотелось что-нибудь ещё спросить, построже, из прежней линии недоверия, но она не знала, как такие вопросы формулировать. Строгие вопросы в милицейских школах учат формулировать, а мама училась в торговом техникуме и работала в Светлячках продавцом, у неё лучше всего вопросы про «сколько свешать» получались.

Дамочка это поняла (шустрая, видать, была дамочка) и давай к Валере приставать:

– Ты, Валера, крепкий малый? Как у тебя с мускулами, полный ажур? Унести – принести сможешь?

Валера от обилия вопросов растерялся, мысли его пошли вприпрыжку, и за Валеру стал отвечать Андрей:

– Он всё, что угодно, принесёт, а унесёт – ещё больше. И с мускулами у него полный порядок, – сказал и добавил: – Останетесь довольными.

И посмотрел на Валеру, а Валера посмотрел на дамочку, а дамочка посмотрела на Андрея. Такие у них начались переглядочки, можно сказать, карусель.

У Димки от такой карусели голова закружилась. А дамочка – ничего, к переглядочкам привычная: не останавливается, гнёт свою линию.

– Утром приезжай на велосипеде. Очень у тебя удачный велосипед, – подмигнула она Валере.

Димка на такое подмигивание и внимания бы не обратил, а Валеру в жар бросило.

– А квас вам нужен? – загорелся. – У меня отличный квас, деревенский.

– Деревенский квас нам в столовую очень нужен. Мы его как фирменный напиток будем продавать, пусть он водителям энергии прибавляет на трудных трассах.

– Завтра банку привезу трёхлитровую. На пробу.

– Обязательно вези. Попробуем.

Тут дамочка разговор закончила и подарила Валере последнюю улыбку, сразу всем ртом. И дверь за ней закрылась.

– Сил моих нет на это смотреть, – сказала мама в сердцах.

– Мы с Валерой тоже пойдём, – сказал Андрей.

– Куда это к ночи? – насторожилась мама.

– Червей копнём за домом. Завтра на рыбалку сходим, когда Валера с работы вернётся.

– Делать вам нечего, – проворчала мама. Слова Андрея подозрений у неё не вызвали. Она в последний раз вспомнила дамочку, покачала головой и отправилась на кухню жарить котлеты на завтра. Утром котлеты жарить будет некогда: они с дядей Веней собрались на старую усадьбу – смотреть, пора траву косить или подождать.

А у Димки слова Андрея вызвали сильнейшее подозрение, потому что никто в Светлячках за день до рыбалки червей не копает. Мама на рыбалку не ходит, она этого не знает, а Димка на рыбалку каждую неделю бегает, его не провести. Он сразу понял: Андрей про рыбалку сказал, чтоб мама своими делами занялась и не мешала им с Валерой тайный план обговаривать.

«Посмотрим, чего они там решили копнуть», – подумал Димка и поспешил за дом, но другой стороной, чтоб Андрей с Валерой его не заметили: вдоль смородины и малины, к зарослям из кабачков и тыквы. На коленках полз, голову пригибал, репейные колючки из штанов вытаскивал. Добрался до нужного места и затих в лопухах как настоящий диверсант: не слышно его, не видно.

Минута прошла – Андрей с Валерой появились. С лопатой, естественно. И такое стали говорить, что у Димки от удивления глаза на лоб полезли.

– Её и возьмёшь, – сказал Андрей про лопату.

– Я ещё топор возьму.

– Топор брать нельзя, подозрения возникнут.

– А если рубить придётся?

– Рубить можно и лопатой. Лопатой хоть что можно разрубить, главное – натренироваться, – сказал Андрей.

– Надо ещё копать натренироваться, чтоб быстрее получалось. Может, яма с человеческий рост окажется.

– Убийственно… – прошептал Димка, приподнимая голову.

– Без лопаты не обойтись, – сказал Андрей задумчиво. – Можно в ход пустить, чтоб поняли: шутки в сторону, сопротивление бесполезно.

– Сопротивление бесполезно! – страшным голосом заорал Валера и замахнулся лопатой на лопухи.

Димка рухнул на землю.

– Тише, услышат, – зашипел Андрей.

Они перешли на шёпот, и Димке снова пришлось шею вытягивать. Заговорщики его не заметили, они кроме своей тайны ничего не замечали, но говорили, как всякие заговорщики, тихо-тихо, поэтому как Димка ни вытягивался, как ни прислушивался, ничего разобрать не смог.

Тем же вечером в Коромыслово на лавке рядом с закрытой столовой сидели дамочка по имени Рая и лысый парень с наколкой «ЛЁВА» на правой руке.

Рая в зеркальце смотрелась и глаза подводила: создавала на лице интересное выражение. А парень комаров отгонял, шлёпал веткой по плечам.

– Сколько кантоваться? Месяц? – ворчал он.

– Не меньше, – крутила Рая зеркальцем туда-сюда. – Товар специфический, быстро не скинешь. Пока Михей покупателя найдёт, пока сторгуются.

– А нам что делать? – продолжал ворчать парень.

– Будем поваров изображать.

Парню изображать поваров не хотелось.

– У нас в столовой ни окон, ни дверей. Заметут нас с такой столовой.   

Он переломил ветку и бросил под ноги.

– Выкрутимся, – ответила Рая. – Вечером Михей краску привезёт, путь думают, ремонт начинаем.

Парень снова забубнил:

– Зря ты, Райка, в Светлячки гоняла.

– Меня Михей послал. Ты дурачка на работу не принял, а Михей сказал – пусть работает.

– Не нужны нам чужие, – упрямо сказал парень.

– Не тебе решать, кто нам нужен. – Рая предметы красоты в сумочку спрятала, оттуда – пачку с тонкими сигаретками. – Думаешь, случайно мент объявился? Проверяет нас. И снова приедет, не сомневайся. Тут ему Михей нашего дурачка и покажет: смотри, гражданин начальник, нам скрывать нечего, у нас даже чужие работают, и ничего, никаких подозрений.

– А если появятся?

– Кто появятся? 

– Подозрения.

– Когда появятся, тогда и будем решать, – сказала Рая.

– Тогда поздно будет решать.

– Почему?

– Потому, – ответил Лёва и нехорошо усмехнулся: – Спецназ прикатит и руки скрутит.

– Псих ты, Лёва, и не лечишься, – произнесла Рая разочарованным голосом и пустила вверх облако дыма. Дым поплыл в сторону большой Лёвиной головы, превращаясь по пути то в горы, то в реки, то вообще непонятно во что.

А Лёва на дым не смотрел, он в сторону столовой смотрел и сжимал кулаки, каждый с литровую кружку.

В этот вечер Димка долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Тревожные мысли мучили Димкину голову: про топор, лопату и яму в человеческий рост. До ужаса хотелось узнать тайну села Коромыслово, но как узнать, он придумать не мог.

За окном ходили тучи, а на старом пруду ухала вода: проснулись жабы, ждали грозы. Наступало время смутное, беспокойное – время большого беспорядка.

Глава шестая.
Димка начинает действовать

Утро Димка встретил в отличном настроении: он придумал, как узнать тайну Коромыслово. Жизнь приобретала долгожданный вид приключения.

Тайны Димке всегда нравились. Конечно, не глупые тайны девчонок, а настоящие мужские секреты, твёрдые, как кулак. Димка уверен: кто за такие секреты берётся, того «мелким» обзывать не станут. Только лоб нужен соответствующий: крепкий, чтоб секреты мог расшибать.

За свой лоб Димка не переживал: лоб ему достался – крепче некуда. Он на нём столько шишек переносил – Андрею с Валерой близко не снилось. Если считать по шишкам, Димка себя на пять лет вперёд секретами обеспечил.

«Ничего, – смотрел он сейчас на Валеру и трогал лоб. – И с вами разберёмся…».

Валера Димкины взгляды не замечал, он песни радостные мычал и в большое зеркало себя разглядывал: готовил внешность к первому рабочему дню. Потом сел на велосипед и укатил в Коромыслово.

Андрей никуда уезжать не собирался: он сидел на диване и книгу читал. А как Димку заметил, тут же страницу рукой прикрыл. И сидит, смотрит, поулыбываясь.

Очень Димка не любит, когда брат на него так смотрит – поулыбываясь. Его такой взгляд страшно злит: словно он глупый какой, ничего не понимает. Поэтому Димка сам решил Андрея разозлить.

– Очень интересно узнать, – сказал он, – что за посуда такая в Коромыслово, которую надо лопатой мыть и в яму с человеческий рост складывать? Какая-то ненормальная она получается.

Андрей выслушал всё спокойно, и даже какое-то время на пальцы свои смотрел, размышляя, стоит ли с Димкой вообще разговаривать. Потом улыбнулся невозмутимо и сказал:

– Посуда в Коромыслово нормальная, это у тебя мозги ненормальные. – И Андрей постучал пальцем по голове. – Куда Валере отходы с кухни девать? Нужна ему яма?  А яму сама не появится, её надо выкопать.

– А на кого Валера будет кричать, на кого лопатой замахиваться? – не сдавался Димка.

И здесь Андрей не смутился.

– На бродячих собак он будет замахиваться, чтоб к мусорной яме не бегали и антисанитарию не разводили. Очень любят бродячие собаки на мусорных ямах антисанитарию разводить. И лесные животные любят, особенно лисы. А среди лис очень большой процент бешенства.

«Это у тебя с Валерой большой процент бешенства», – хотел сказать Димка, но Андрей его перебил:

– Будешь подслушивать, получишь по шее, – предупредил он и глаза сузил.

А Димке всё равно: он на такие угрозы три раза чихал, у него начальная скорость самая быстрая среди Акиньшиных.

Димка так и сказал Андрею: «Сначала догони», – и напоследок сам по лбу постучал: улыбайся, мол, теперь, сколько хочешь.

А потом в библиотеку отправился.

Насчёт библиотеки Димка ещё в кровати сообразил. «Когда началась история с Коромыслово? – размышлял он. – После истории с зубными врачами. До зубных врачей Андрей о тайнах не думал, он зубами маялся, а Валера квас варил, и мышей в кладовке пугал. А как съездили к зубным врачам, так и понеслось: и Коромыслово тебе, и дамочка, и холодное оружие в виде лопаты».

«А что у зубных врачей было, кроме самих зубных врачей? – продолжал вспоминать Димка. – Ничего такого не было, только дядька, который всё время разговаривал и газетой махал».

В этом месте Димка попытался вспомнить, о чём говорил разговорчивый дядя, но как ни старался, вспомнить не мог. Зато вспомнил, как разговорчивый дядя на автовокзальной площади снова газетой размахивал.

«Значит, её и надо искать, – сделал вывод Димка. – А где в Светлячках хранятся газеты? В библиотеке».

Может, Димкины рассуждения были наивными, и серьезный читатель скажет: «Глупость это, а не рассуждения». Может быть. Но по-другому Димка рассуждать не умел, у него для неглупых рассуждений пока ещё не все шарики-ролики в голове крутились. Димку это не смущало, для Димки главное было – действовать. Тем более, что глупые рассуждения вели его в библиотеку, где их можно было исправить. На то она и библиотека.

Вообще-то Димка не очень любил книги, у него для такой любви возраст был неподходящий, потому что в двенадцать лет жизнь не идёт – она мчится, и если хочешь за ней успеть, сидеть с книгой в руках не получается, как ни старайся.

Вот в четырнадцать лет – другое дело, там жизнь, как считал Димка, успокаивается, и часок-другой на книги можно выкроить. Поэтому Андрей регулярно читает книги. Он считает, что чтение книг помогает преодолевать трудности жизни. Он об этом и Валере твердит, потому что Валера тоже книг не читает, хотя ему уже семнадцать, и в таком возрасте, по мнению Димки, книги можно читать целыми сутками. Но у Валеры на книги времени нет: он тратит время на фильмы про разных упырей. Жизнь упырей тоже, конечно, не без трудностей, которые они как-то преодолевают, но перенимать их опыт никому не хочется, даже Валере.

В библиотеке работала Венера Евгеньевна Томилина. Сколько Димка помнит, Венера Евгеньевна постоянно что-нибудь читала. Она читала так много, что если сложить все книги, которые прочитали Димкины друзья и знакомые, они покажутся пригорочком по сравнению с горой Венеры Евгеньевны.

Она и сейчас читала, склонив голову и постукивая по столу карандашом. Справа и слева – шкафы с книгами, и все корешками вперёд. Димка был уверен, что именно на этом языке – языке книжных корешков книги говорят друг с другом. А ещё с библиотекарями и читателями из самых доверенных.

– Тебе что, Дима?

Узнав, в чём вопрос, Венера Евгеньевна уточнила, какие выдать газеты, центральные или местные?

Димка – сходу:

– Местные. В центральных про Коромыслово писать не станут.

– Не скажи, – улыбнулась Венера Евгеньевна. – Коромыслово – село примечательное, целая книга написана.

– Какая? – изумился Димка.

– Краеведческая, о соратниках Степана Разина. Я бы тебе её выдала, только эту книгу Андрей взял. Ещё вчера.

«Андрей?» – Димке стало жарко: он вспомнил книгу в руках брата.

– Мне домой надо, – сказал.

– А газета? – удивилась Венера Евгеньевна.

Честно говоря, Димку газета уже не интересовала, он на книгу Андрея нацелился, но говорить об этом не стал.

– Завтра приду, – ответил и домой усвистал.

А Венера Евгеньевна задумалась. Ей стало интересно, с чего это вдруг у братьев Акиньшиных село Коромыслово стало таким популярным.

Но додумать эту мысль Венера Евгеньевна не успела, к ней мама Света пришла.

Глава седьмая.
Короткая, но не менее важная

Мама Света и Венера Евгеньевна дружили, что называется, домами. Правда, у Венеры Евгеньевны своего дома не было. Она снимала половинку чужого, потому что была беженцем. Это слово Димка случайно услышал, когда папа с мамой деревенские дела обсуждали, а Димка спать направлялся. Тут и узнал: беженцы. У них там война, рассказывал папа. А мама слушала, и глаза полотенцем вытирала.

А потом у папы с мамой план созрел насчёт Венеры Евгеньевны и дяди Вени. Потому что у дяди Вени дом как раз был, только в нём хозяйки не было. Так бывает, говорил папа, не складывается. А с Венерой Евгеньевной может сложиться. Не зря же она в Светлячки приехала. Только им надо друг к другу приглядеться. Поэтому папа дяде Вене помогает приглядываться, а мама – Венере Евгеньевне. И когда минутка выпадает, идёт в библиотеку о том о сём поговорить.

Сегодня мама Света пришла о Валере поговорить: неспокойно ей было, переживала.

– Всю жизнь со мной, родители рано умерли. Думала, в техникум отправить, пищевой, а тут школу закрыли. Как раз Валера в девятый пошёл. И не придумаешь, какие страсти…

А страсти были такими. Приехала комиссия из трёх человек и объявила: школа в Светлячках неперспективная и содержать её у государства нет никаких возможностей: ни нефтяных, ни газовых.

– Это почему наша школа неперспективная? – растерялись жители в Светлячках.

– Детей мало, – объяснила комиссия.

– Школу закроете, ещё меньше будет.

Зашумели, заспорили.

– Дайте денег – будут дети, – настаивали жители.

– Дайте детей – будут деньги, – отбивалась комиссия.

Так и не договорились с чего начинать: с детей или с денег. А школу всё равно закрыли.

– Будем ваших детей в районный центр возить. Там школа перспективная, и всё в ней есть – и спортивный зал, и столовая, и телевизоры в кабинетах.

– Автобус какой? Надёжный?

– Лучше не бывает, – успокоила комиссия. – Только что получили. Специальный транспорт жёлтого цвета.

Начали ездить. Ничего, пообвыкли. Димке даже понравилось: там учителя пожалеют, тут – родители. Красота.

Один Валера ездить отказался. Не поеду, сказал, в другую школу, и всё.

– С ума сошёл? – всплеснула руками мама Света. – Как без школы? Образование-то надо получать?

Очень она испугалась за брата.

– Будешь приставать, совсем замолчу, – предупредил Валера. И, правда, замолчал. Удивляться нечему, так бывает: всё, что в человеке есть – раз! – и захлопывается. Все дверки в окружающий мир, все окошечки. От переживаний. И не достучаться. Только если тихонько и осторожно.

Но учителям «тихонько и осторожно» не подходило. У них своя задача: показатели выполнять, и чем быстрее, тем лучше.

– Так дело не пойдёт, – заявили они. – Так у нас кто хочешь, молчать начнёт, вместо того, чтобы учиться.

И стали Валеру с мамой Светой на разные совещания вызывать, за образование агитировать.

Валера на совещаниях не сдавался: потеть – потел, но рта не раскрывал.

– Может у него болезнь такая – рот не раскрывать? – допытывались учителя у мамы Светы.

– Вы люди учёные, разбирайтесь, – отвечала мама Света.

А Валера как молчал, так и молчал.

Собрали педсовет, самый главный, чтоб судьбу Валеры решить окончательно. К тому времени на Валере было так много следов от разных совещаний, что его организм даже как-то присел под их тяжестью. И покривился слегка.

Посмотрела мама Света на Валеру и попросила учителей отпустить их в Светлячки.

– Так ведь останетесь без аттестата, – предупредили учителя.

– Ничего, как-нибудь… – вздохнула мама Света.

«Это не у него болезнь такая – рот не раскрывать. Это у нас болезнь такая – школы закрывать», – вздохнули в ответ учителя и приняли решение: выдать Валере документ установленного образца, то есть справку.

– Расстраиваться по этому поводу нечего, – сказал папа Акиньшин, Олег  Иванович. – Мало ли почему человек не хочет идти в другую школу. Сто причин может быть, и все уважительные. Вот когда человек в армию идти не хочет, тут надо срочные меры принимать.

Сам Олег Иванович военную службу очень уважал.

А мама Света по-прежнему о Валерином аттестате думала. Обычном таком, с лёгким ветерком свободы. В диапазоне троечек. А ещё лучше – сразу в пищевой техникум поступить. «Может, поработает в столовой, и возьмут?» – хотелось ей надеяться.

– Не возьмут, всё равно аттестат нужен, – объяснила Венера Евгеньевна. – Но вы не переживайте, экзамены можно экстерном сдать. Подготовиться и сдать. Я помогу, я по образованию – педагог.

«Обязательно им надо с Веней сойтись. Свой учитель будет. Может школу вернут, хоть начальную», – подумалось маме Свете.

Так у мамы Светы голова была устроена: к ней мысли о хорошей жизни сами собой приходили. А потом как будто сами собой исполнялись. Не всегда, конечно, но чаще всё-таки исполнялись.

Глава восьмая.
Димка не узнаёт то, что должен был узнать,
и узнаёт, то, что узнать был не должен

Домой Димка прибежал за десять минут, но дома Андрея уже не было, и книги на диване тоже не было.

Димка выскочил на улицу, покрутился вокруг дома – брат как сквозь землю провалился. Димка – на соседнюю улицу: результаты те же. Зато Димка встретил дядю Веню: тот чинил машину капитана Приходько, белую «Ниву» с синими полосками.

Милицейская машина урчала и подсвистывала, а дядя Веня слушал её жалобы, открыв капот. Капитан Приходько стоял рядом и наблюдал за действиями дяди Вени.

– Что случилось? – спросил Димка.

– Свистит, – ответил Приходько.

– И чего?

– А не должна свистеть, – строго сказал милиционер.

Дядя Веня заглушил мотор и посмотрел на Димку.

– Привет, – сказал Димка. – Андрюху не видел?

Дядя Веня помотал головой и снова к мотору наклонился, а капитан Приходько стал рассказывать:

– Я без машины, Вень, как без рук, никакой оперативности в работе. Начальство требует новую проверку проводить, а на чём я поеду?

– Рейсовый автобус для проверки не подойдёт? – поинтересовался Димка.

– Рейсовый автобус по расписанию идёт, он простым гражданам подходит, чтоб планировать, когда гостей ждать или, наоборот, в гости ехать. А проверка должна приезжать неожиданно.

– Почему? – продолжал свои вопросы Димка.

– Чтоб подозрительные личности подготовиться не успели. Какая это проверка, если к ней заранее готовятся?

Дядя Веня распрямился.

– Помпу надо сменить, – сказал он. – Хотя можно и с этой. Но лучше сменить.

– Сменим, – кивнул капитан. – Завтра куплю, и сменим. Ещё тормоза проверь для надёжности. А ты, парень, помогай, – обратился он к Димке. – Носишься по улицам как оголтелый. В историю попадёшь, разбирайся потом с тобой.

Димка прямо вскипел он негодования: когда это милиция с ним разбиралась?! Что-то он не помнит такого случая. И по улицам он не носится, если только в крайнем случае. Но тогда все по улицам носятся, в том числе и милиционеры, и никто их оголтелыми не называет.

Но тут дядя Веня улыбнулся и сказал:

– Димка у меня первый помощник.

И негодование у Димки закончилось, потому что дядя Веня сказал правду. С правдой капитан Приходько спорить не мог, ему по должности этого не полагалась, и он отправился по своим милицейским делам в сторону библиотеки; они с Венерой Евгеньевной под одной крышей работали, только к ней в правую дверь заходили, а к участковому – в левую.

А Димка с дядей Веней стали на белой «Ниве» тормоза проверять.

Больше всего на свете Димка любит смотреть, как работает дядя Веня. В Светлячках нет вещей, которые он не мог отремонтировать, словно знает заветное слово или пароль. Скажет – и сломанные вещи пускают его в самые глубины своих нарушенных организмов.

Но самые близкие отношения у дяди Вени с автомобилями. Димке иногда кажется: автомобили специально прикидываются сломанными, чтоб попасть в Светлячки и поделиться с дядей Веней новостями из жизни тормозов или трансмиссий. Побеседуют – и снова в дорогу.

Единственный недостаток у дяди Вени: он мало разговаривает, только улыбается и кивает головой. Димка это знает, поэтому вопросов не задаёт. И сейчас спрашивать не стал, хотя мог бы и спросить. Например, о какой такой проверке вспоминал капитан Приходько? Но Димка ничего спрашивать не стал и потому не узнал того, что должен был узнать.

С дядей Веней Димка поработал часик, а потом пошёл домой. И сразу увидел Валерин велосипед: двухколёсная техника скучала у забора. Вообще-то Валера велосипед у забора не оставляет – прячет в кладовку под замок. Он уверен: почти гоночную технику нельзя оставлять без присмотра.

«А сегодня забыл, – смотрел Димка на велосипед. – Значит, Андрей позвал на срочный разговор. Сидят сейчас в кладовке, шепчутся, думают, никто их не слышит».

Димка сузил глаза, совсем как Андрей утром, он против заговорщиков своё оружие заготовил – ещё весной в стене между кладовкой и дровяником дырки просверлил. Теперь Димка не только мог слышать заговорщиков, но и видеть их.

«Только осторожно, – предупредил себя Димка, – буквально, не дышать».

Он прокрался в дровяник и через удобное для наблюдения отверстие начал вглядываться во враждебное ему пространство.

Андрей сидел спиной, и какое у него лицо, Димка видеть не мог. Зато Валеру рассмотрел очень хорошо: счастливый такой долговяз на табуретке, с довольной физиономией. Не физиономия, а букет цветов.

При этом Валера мамины котлеты рубал по полной программе и запивал их квасом.

– Я почему голодный? – жевал котлету Валера. – Потому что работал много, здание в готовность приводил.

– А какое там здание? – спросил Андрей.

– Обычное, под крышей. Кухня, столовый зал и комната для отдыха, где водители будут отдыхать и сил набираться. Но это потом, а пока у нас стёкла выбиты, и полы не крашены. От этого любая инфекция может к нам проникнуть и свить в столовой свои инфекционные гнёзда.

– Это кто тебе сказал? – спросил Андрей.

– Михеев Пётр Сергеевич это мне сказал, заведующий столовой и человек непростой судьбы. – Валера навалился на стену и вытянул длинные ноги в стоптанных тапках. – Он в Коромыслово учился, а потом у него невезуха началась на двадцать лет. Но теперь он свою жизнь поменял и решил хорошими делами заниматься.

– А тот, который тебя не принял? Который сказал, что ты им без надобности?

– Это – Лёва Ломохвостов. Плечи – во, два метра, –  показал Валера ширину невероятных Лёвиных плеч. – Он у них сторожем. Рая сказала, у него тоже трудная судьба, и обижаться на него не надо. Я не обижаюсь, но он всё равно на меня косится. А самая лучшая там Рая, – произнёс Валера мечтательно. – Я бы целыми днями с ней разговаривал, квасом её угощал. И фамилия у неё сладкая – Сгущёнка, – счастливо засмеялся Валера.

Улыбка на Валерином лице растянулась как раз под размер последней котлеты.

– У нас проблема, – сказал Андрей негромко. – Надо Димку изолировать.

– С чего это? – оторвался Валера от котлеты.

– Бегает везде, вынюхивает.

Димка замер.

– Я ему квасу налью особого, – сказал Валера и засмеялся вредным смехом. – Есть у меня очень неспокойный квас, он любит внутри человека ходить. Остальной квас в банках ходит, а этот – в человеке, у него цель такая – по человеку пройтись, по всем его пищеварительным органам. Тогда у человека внутри беспокойство возникает, и бегать никуда не хочется. Хочется на одном месте сидеть и к пищеварению прислушиваться.

Валера достал лохматую тряпочку и стал обтирать стеклянное воинство, приоткрывая крышки и принюхиваясь: как, мол, банки-склянки, готовы Димку погубить? И банки-склянки в ответ с полным согласием: конешшшно…

– А если квас не сработает? – спросил Андрей.

У Валеры глаза округлились.

– Как это не сработает? – не понял он.

– Вдруг ему закваски не хватит? – продолжал сомневаться Андрей.

– У этого кваса знаешь, какая закваска? – уставился на него Валера. – На Луну можно улететь с такой закваской. Силища жуткая!

И Валера рассмеялся от такого сравнения: он представил, как Димка летит на Луну и ногами в космосе дрыгает.

А за стеной ошарашенный Димка смотрел перед собой и хлопал глазами: «Вот оно как получается?!»

– У меня этот квас отдельно стоит. Я его специально так ставлю, чтоб не перепутать, – услышал он Валерин голос и снова к дырке прильнул.

Но дырка ничего нового Димке не открыла, потому что Валера последнюю котлету уплёл, и они с Андреем ушли. А Димка остался сидеть на дровах.

«Эх, – думал он, – зайти бы сейчас в кладовку и все банки перебить, а ту, отдельную, – о Валерину голову».

Глава девятая.
Про то, как мысли у Димки сначала путаются,
потом замедляются, а потом ускоряются.

Последний день невероятной истории начался для Димки так же, как первый: его обидели. Мама Света отправила полоть картошку.

– А Валера с Андрюхой?! – взвыл Димка.

– Валера в Коромыслово уехал, Андрей – по хозяйству. И не спорь, – посмотрела мама строго, – так и будет.

«Так и будет», – самые строгие из маминых слов. Если мама сказала: «Так и будет», – спорить бесполезно, хотя Димке до ужаса хотелось поспорить, потому что весной, когда в семье Акиньшиных решали насчёт картошки, именно он бился за то, чтоб сажать поменьше.

А Валера как раз бился за обратное: он считал, что картошки надо сажать как можно больше.

– Вырастим чудо-урожай и продадим за большие деньги. Есть такие места, где картошку с руками оторвут.

– Это где такие места? Что-то я о них не слышал, – сомневался Димка.

– На крайнем Севере такие места. Несчитанные километры. Вези, продавай, капитал подсчитывай.

«Совсем рехнулся», – подумал Димка. 
 
– На крайнем Севере одни учёные живут и пограничники. Им твоя картошка даром не нужна, их государство едой снабжает.

– А государство где берёт?

– В совхозах.

Тут Валера не просто засмеялся – заржал:

– Где ты видел совхозы? Исчезли давно. Последний в Коромыслово остался, еле дышит.

В этом месте сердце мамы дрогнуло: она совхоз в Коромыслово вспомнила, вернее то, что от него осталось. А ещё больше – чего не осталось. И в сердце мамы закрались сомнения.

– Может, правда, прибавить картошки? Рядков десять. Жизнь, вон какая…

И вздохнула. Это ей опять несчастный совхоз вспомнился.

– А кто траву будет дёргать, кто жуков собирать? – не уступал Димка.

Тут – Андрей, как же без него:

– Нашему Димке лишь бы не работать. А траву мы с Валерой выдергаем и жуков соберём. Не сомневайтесь…

«И где они теперь? Не сомневайтесь, не сомневайтесь… – пыхтел Димка, выдёргивая мешавшие картошке растения. – Ещё отравить хотят…».

Шаг за шагом Димка двигался по рядкам, и сорняки с такой силой взлетали к небу, словно Димкины руки устраивали для них маленькие ядерные взрывы.

– Димка! – услышал он мамин голос. – Передохни, молочка попей.

Димка и головы не повернул. Он боялся пропустить законную границу, за которой начинались сорняки Андрея и Валеры, и которые он рвать не собирался.

«Хоть убейте», – клялся Димка, и маленький ядерный взрыв взметал очередную порцию стеблей и листьев.

– Ну, как хочешь, – сказала мама. – Мы на усадьбу съездим, может, сколько выкосим. А ты часок ещё пополи.

Часок у Димки не получился; через десять минут после мамы на поле явились они – враги, Андрей и Валера. Валера был до крайности возбуждён, Андрей, наоборот, до крайности, сдержан.

«Изолировать пришли», – сжал Димка кулаки.

Но кулаки не понадобились.

Андрей подошёл к брату, посмотрел серьёзными глазами (никогда он так серьёзно на Димку не смотрел) и неожиданно спросил:

– Знаешь, почему у нас мама грустная?

«Причём здесь мама?» – растерялся Димка.

– Потому что папа на вахту ездит и по шесть недель дома не живёт, – сказал Андрей. – Это, Димка, неправильно. По шесть недель дома могут не жить геологи, моряки и космонавты, у них профессии особые, долгоотсутствующие, и мамы особые, тренированные. А наша мама обычная, ей надо, чтоб папа каждый вечер домой приходил. Но если папа на вахту не поедет, им автобус не сделать.

– Почему? – ничего не понимал Димка.

– Запчасти не купить, в Светлячках таких денег не заработаешь.

– Ушивать нечего, – подтвердил Валера.

– Дядя Веня говорил, можно старые запчасти поставить, – ответил Димка неуверенно.

– На старых запчастях хорошо по лесу ездить, грибы-ягоды собирать. А на больших дорогах нужен автобус с иголочки, чтоб ни у кого вопросов не возникало, – сказал Андрей. – Папе придётся на вахте ещё год работать, чтоб все запчасти купить. Думаешь, маме будет легко? Ей нужен папа – обычный тракторист, а не папа – тракторист с крайнего Севера. Мы с Валерой решили папе помочь. Пусть они с дядей Веней списанный автобус на металлолом продадут, а на новом всех желающих в разные города возят.

Димка стоял и глазами хлопал: у него в голове вихревые потоки образовались, каких никогда не было.

– Деньги на автобус нам государство даст, – продолжал Андрей. – Есть такие люди – чёрные копатели, которые клады ищут. В Коромыслово они и приехали.

 Димкины глаза становились всё больше.

– Им столовая нужна, чтоб подозрения снять, на самом деле им клад Степана Разина нужен. Они его каждый день ищут, незаконные раскопки проводят. Валера в столовую устроился, чтоб за ними следить и в нужную минуту вмешаться. Мы клад заберём и государству отдадим, а государство нам положенную часть вернёт, как раз на автобус.

Андрей говорил, а Валера на Димку смотрел нетерпеливыми глазами.

– Теперь она наступила, нужная минута, – сказал Андрей. – Валера в столовой мешки с опилками обнаружил. – Здесь Валера с гордым видом головой закивал. – Значит, сундуки Разина нашлись, теперь будут серебро и золото в мешки перекладывать и опилками пересыпать. А потом уедут, и не найти.

– Не найти, не найти, – активно кивал Валера.

– А если в милицию сообщить? – предложил Димка.

– Нельзя, – ответил Андрей. – Милиция – какая организация? Государственная. А как государство само себе положенную часть отдавать станет? Никак! Нет таких процедур, не предусмотрены. Государство клад себе заберёт, и останемся мы без денег.

– Останемся, останемся, – подтверждал Валера.

– Нам надо немедленно ехать в Коромыслово, чтоб мешки забрать. На попутках отправимся, каждая минута дорога. А ты, Димка, нас прикроешь, чтоб мама о наших планах не узнала. Нам пока её вмешательство не требуется, она копателей может спугнуть. Скажешь ей, что мы на рыбалку отправились, пусть не волнуется.

Димка как в тумане головой кивнул. Он после услышанного из привычной жизни выпал: пришёл в свою комнату и сидел там тихо-тихо. Никогда Димка так тихо в своей комнате не сидел, никогда так серьёзно не думал. Потому что думать приходилось о родителях.

Димка и сам видел, что маме без папы плохо. Когда папа на вахте, мама вечером ходит по дому и всё чем-то занимается, а чем занимается – сама не знает. А когда папа дома, вечером у них одно занятие: сидят на кухне, пьют поздний чай и говорят негромко.

Но папы не будет ещё две недели, и маме поздний чай пить не с кем. Она не жалуется, она знает: папе надо на автобус зарабатывать. А в Светлячках папе на автобус не заработать. «Ушивать нечего», – как сказал Валера. Димка этого понять не может. Ему кажется, что в Светлячках есть что «ушивать»: поля, лежавшие за селом, зарастали кустами и берёзками. Тут не то что «ушивать», «заушиваться» можно. Только Димка не может понять, почему за эти поля папе деньги не платят, а за газовую трубу на Крайнем Севере платят, хотя там и там одни и те же руки работают – лучшие руки на свете.

Так Димка сидел и думал, пока не услышал за окном шум мотора. Он из окна выглянул и увидел, что у калитки стоит машина капитана Приходько. А рядом – мама и дядя Веня.

– Угости, Свет, кваском, – попросил капитан. – Изумительный у вас квасок. Незаменимый напиток для летнего времени.

– Это Валера варит, он у нас мастер, – сказала мама гордым голосом.

– А сам где?

– Работает.

– Где? – удивился Приходько, готовый порадоваться за Валеру-мастера.

– В Коромыслово, в столовой.

– В столовой? – ещё больше удивился Приходько, и радость на его лице исчезла.

– Ты зачем его туда отпустила? – спросил он строго.

– А чего? Пусть работает, ему нравится, – не уловила мама милицейской строгости.

– Ты это дело кончай! – ещё строже произнёс Приходько и буквально приказал: – Сегодня приедет, и не пускать!

– Почему? – забеспокоилась мама.

– Не те это люди, чтоб Валера у них работал. Бывшие тюремщики. Им человека загубить – раз плюнуть.

– А может, они исправились? – Мама от волнения руки к груди поднесла и к дяде Вене повернулась. – Как думаешь, Вень?

– Вряд ли, – сказал дядя Веня.

– Точно, – поддержал его Приходько. – И начальство так же думает.

Тут они в машину сели и уехали. Куда – неизвестно, но Димка понял: не в Коромыслово. Может, по сенокосным делам, может, по милицейским, а может, по тем и другим одновременно, Димке гадать было некогда. Он теперь только об Андрее с Валерой думал, и мысли его неслись, как жеребцы в степи. При такой мыслительной скорости Димка сразу понял, что случится в Коромыслово.

«Это не чёрные копатели, а бандиты, – бросало Димку в пот. – Они в мешки не только драгоценности могут складывать; они Валеру с Андреем туда могут складывать. В самом разрезанном виде!»

Мысли у Димки замерли, и руки сделались холодными, как лёд: он представил, как Андрея с Валерой по частям складывают в мешки. И так ему стало жалко родственников, что чуть не заревел; у него от жалости всё внутри задрожало, даже самые мелкие косточки.

А потом дрожание закончилось, и все косточки встали на место, потому что Димка с восьми лет не ревел и сейчас реветь не собирался. Он собирался действовать, а для этого надо было срочно попасть в Коромыслово.

«Велосипед!» – сообразил Димка.

Он черкнул маме записку, прицепил на входную дверь, сам – в кладовку. Замок на дверях – пустяковый: Димкин топор с ним за минуту справился. Коричневая дверь вздрогнула, заскрипела, и Димке открылось Валерино царство. Банки с квасом таинственно блестели. Они спали. Только в одной банке квас не спал, беспокойно шипел и пенился. Димка около него и остановился…

Глава десятая.
Закон дощатого домика

Димка не ехал – он летел, как спутник, который вырвался на орбиту. Что его могло испугать? Ничего. Колёса сверкали, цепь звенела, рубаха раздувалась и хлопала, словно знамя в руках бойца.

Эх, жаль, что в это время Димку никто не видел! Какой-нибудь велосипедный тренер взглянул бы сейчас на его стремительность – и быть Димке членом сборной. Вот тебе и слава, и уважение, и настоящий гоночный велосипед со всеми нужными скоростями. Но сейчас Димка о гоночном велосипеде не думал: он о Коромыслово думал, об Андрее с Валерой, что ждали его помощи. А когда от тебя ждут помощи, не важно, какой у тебя велосипед: бери, что досталось, и крути педали, пока есть сила и хватает дыхания.

Только иногда Димка притормаживал, чтоб оглянуться назад и проверить, как там его пассажир, туго привязанный к багажнику.

Пассажир вёл себя, как положено: пузырился и пенился – готовился к битве.

«Порядок» – поворачивался Димка к дороге и нажимал на педали. «Тюк-тюк, тюк-тюк» – ускорялось сердце, и в груди свистел горячий воздух дороги.

К столовой Димка вылетел со стороны леса.

На крыльце маячили невысокий тип и знакомая Димке дамочка по имени Рая.

Димка спрятал велосипед, и выбрал кусты ближе к крыльцу.

Невысокий тип жевал губами зажженную сигарету и пускал дым, а Рая нервно ходила взад-вперёд и тоже сигареткой поддымливала.

– Не мельтеши, – сказал невысокий тип и достал новую сигарету. А ту, что дожевал, отправил щелчком сторону кустов, где Димка прятался.

– Переживаю я, Михей, – остановилась Рая. – Очень мне неспокойно. А если у Лёвы сорвётся?

– Не сорвётся, тачку угнать – плёвое дело, – ответил Михей (а это был именно он) и плюнул под ноги: он таким способом хотел свои слова подтвердить.

– А которые в подвале? Не выдадут? – нервничала Рая.

– Жить захотят – не выдадут. – Михей усмехнулся и глазами по сторонам заскользил.

– Мамашу надо напугать по телефону. Мне мамаша их очень не понравилась, – сообщила Рая, захихикала ядовитенько.

– Напугаем, – пообещал Михей и обнял дамочку. – Не дрейф, Раёк, на руках – одни козыри. На колёса встанем – ни одна милиция не найдёт.

– Мне твоё Коромыслово очень понравилось, – призналась Рая. – Мы здесь надолго могли устроиться, если бы не эти Акиньшины. Целый лес под рукой, хоть чего прячь, хоть сто музеев. И название соответствующее – Разбойный бор.

Михей хохотнул, и глаза у него сощурились: поплыл в них дымок того самого беспокойного XVII века.

– Пора, – посмотрел он на часы. – Перекусим и пойдём товар выкапывать.

Тут они в столовую зашли, а Димка решил вокруг столовой круг сделать и подвал найти, куда Андрей с Валерой угодили.

Первый угол промолчал, промолчал и второй, а третий Димку остановил.

– Мы здесь, мы здесь, – услышал он шёпот.

Димка нагнул голову и увидел в окне, наполовину в земле спрятанном, сосредоточенное лицо брата. Рядом маячила физиономия Валеры.

– Мы за Михеем следили, – сообщил Андрей. – А когда всё поняли, было поздно.

– Потому что мы за Михеем следили, а Лёва – за нами, – пояснил Валера. Голос его дрогнул. – Ты уезжай отсюда, спасайся, а мы погибать станем. – Голос Валеры совсем задрожал. – Нам жить осталось чуть-чуть.

– Это кто вам сказал? – спросил Димка.

– Это нам Лёва сказал, – ответил Андрей. – Им свидетели не нужны. Они пожарный рукав в окно направят, и кран на всю мощность откроют.

– А когда наши силы в борьбе с пожарной водой закончатся, появятся у тебя, Димка, два утопших родственника, – совсем сник Валера и дыхнул на Димку подвальной сыростью.

А брат Андрей – молодец, он сникать не собирался.

– Это, Димка, не чёрные копатели, это грабители, они музей ограбили, – зашептал он. – Их ни за что отпускать нельзя.

Димка и сам это прекрасно понимал. Ему только надо было узнать, где Валера свою Сгущёнку квасом угощал.

– На крыльце я её угощал, Сгущёнку эту, – подтянулся Валера к окну.

Димка кивнул и больше ничего говорить не стал, у него на разговоры времени не осталось.

Он добрался до велосипеда, отвязал банку с квасом, потом мышкой – к крыльцу, и обратно в кусты. А банка осталась на крыльце.

И вовремя: Михей с Раей из столовой вышли, и в руках Михея лопата поигрывала.

– Жарко. Смочить бы горло, Раёк, – сказал он веселым голосом.

Тут ему Рая Димкин квас и поднесла, целую кружку. Она этот квас за другой приняла, за тот, которым вчера угощалась.   

Михей взял кружку, покрутил, словно прикидывая, с какой стороны цапнуть, поднёс к губам, и Димка услышал, как в горле бандита забулькало.

Потом и в Раином горле забулькало.

– Покурим, Раёк, – предложил Михей, поставил лопату к стене и достал сигарету.

Рая щёлкнула зажигалкой.

– Покупатель богатый? – спросила.

Михей кивнул.

– Денег столько – умоемся!

– А потом чем займёмся?

– Музеев в стране много, – туманно произнёс Михей и усмехнулся.

И Рая следом – той же ухмылочкой.

Это они планам своим радовались, бандитским.

А дальше вот что случилось. Ухмылочка у Раи исчезла, а вместо неё на лице возникло удивление. И ей обратно в столовую чего-то вдруг захотелось.

Михей в это время в сторону леса смотрел, наверное, бандитские планы додумывал. Обернулся – а Раи нет.

– Ты куда исчезла, Раёк?

Дверной проём что-то такое пискнул, какие-то свои страдания. Только Михей на них внимания не обратил: у него собственное удивление в глазах началось. А когда закончилось, его на крыльце уже не было; он уже дружным галопом летел в сторону дощатого домика и штаны придерживал. Естественно, без всяких планов, потому что для дощатого домика не только бандитские –никакие планы не имеют значения. Устраивайся, как говорится, удобней, и планы свои забудь. Такой у него закон, у дощатого домика.

А Димка побежал к подвалу, чтоб родственников на белый свет вытащить.

Они, когда его увидели, страшно обрадовались, особенно Валера.

– Надо землю от окна откидать, тогда мы на улицу выползем, – заторопился он. – Только лопата нужна, нашу они сломали.

И ещё добавил несколько воинственных звуков.

– Я знаю, где лопата, – крикнул Димка и обратно к крыльцу сиганул.

На крыльце он схватил инструмент Михея, перемахнул через ступеньки на землю, и буквально окаменел: перед носом, закрыв всё – и небо, и землю, и будущее вырос «литровый» кулак с запахом табака и бензина.

– Лёва, – прочитал Димка пересохшим голосом.

– Точно, – подтвердили сверху. – Бросай лопату.

Димка поднял глаза, увидел лысого громилу, и ноги у него стали в землю врастать с такой скоростью, словно хотели выскочить с другой стороны земного шара.

– Своих побежал выручать? – спросил громила, забавляясь кулаком у Димкиного носа. – Не успеешь. Сейчас я тебя калечить буду.

– А я тебя, – услышал Димка, как в тумане, голос дяди Вени.

После этого Димка уже ничего не слышал: литровый кулак мелькнул перед глазами. Ноги подкосились, грудь качнулась вперёд, и Димка рухнул на землю.

Глава одиннадцатая.
Загадочная страна – Китай

Когда Димка пришёл в себя, первой он увидел маму. Она взяла Димкину голову и прижала к себе, чтоб Димка не видел, как из влажных маминых глаз исчезала тревога.

Потом Димка увидел капитана Приходько.

– Очнулся, герой? – протянул он Димке руку, всматриваясь в глаза. – Выглядишь не очень, честно скажу.

Димка и сам чувствовал, что «не очень».

– Чего ж ты, парень, никого с собой не позвал? – спросил капитан и протянул Димке фляжку с водой. – Нам только Венера Евгеньевна и подсказала, где тебя искать. И родственников твоих тоже.

– Я записку написал, – сказал Димка.

– Написал, – подтвердил Приходько, – только забыл добавить, куда поехал Андрея спасать.

«Поторопился», – понял Димка, а мама его по волосам погладила: так и есть, Димка, поторопился.

Он отпил из фляжки, передал её в мамины руки, повернул голову и увидел Валеру с Андреем.

– Всех поймали! – радостно закричал Валера. – Райка с Михеем в машине сидят, а Лёва у ступенек лежит, не шелохнётся – его дядя Веня уложил десантным приёмчиком.

Тут Димка и дядю Веню заметил.

Дядя Веня, как всегда, улыбнулся и отсалютовал Димке десантной рукой, которая никогда и не забывала, что она десантная.

А то, что дальше Димка увидел, его совсем не обрадовало. Он увидел бородатого доктора, того самого, что его зубы подрабатывал. Он оказывается ещё и на «Скорой помощи» подрабатывал, заменял коллег, ушедших в отпуск.

Доктор тоже его узнал, растянул толстые губы и бородой тряхнул. А потом вспомнил, что он на вызове, и спрятал улыбку обратно в бороду.

Знакомые пальцы крепким движением взяли Димкино запястье и стали считать пульс.

– Надо в больницу везти, – сказал доктор, заглядывая Димке в глаза. – От удара по голове сотрясение мозга могло получиться.

– А если нет? – спросила мама.

– Тогда просто так полежит, для страховочки, а мы ему витамины поколем.

– Не поеду, – чуть не заревел Димка: что ж это ему так с врачами не везёт? То зубы сверлят для страховочки, то уколы ляпают.

– Не спорь, Димка, врач лучше знает, – сказала мама. – Вдруг у тебя, правда, что стряслось? Лучше сразу проверить.

– Витамины мы ему колоть не дадим, – вмешался капитан Приходько. – Мы ему витамины в натуральном виде купим, в сладких горошинах. Ты, Димка, жди нас в гости, мы к тебе в больницу вместе с начальством придём. Как ты так с квасом сообразил? Разоружил бандитов, можно сказать, до  голого основания.

Димку слова о «голом основании» не успокоили. Он переживал, что его в больницу увезут, и всё интересное мимо него промчится.

Андрей это первым понял. Он подошёл к Димке, положил руку на плечо и сказал.

– Не переживай. Я тебе всё потом расскажу, на все вопросы отвечу.

От этих слов Димкино переживание ещё немножко попереживало и успокоилось.

Он качнул головой, приподнялся на локте:

– Что они украли?

– Китайские вазы.

«Китайские…» – Димка закрыл глаза, и увидел загадочную страну с жёлтыми полями до горизонта и над ними – огромное солнце. Солнце улыбнулось, протянуло Димке горячую руку и шлёпнуло ладошкой по голове. И Димка попал в Китай окончательно.

– Готов, – сказал бородатый доктор, пощупал лоб и стал вынимать из сумки пахучие пузырьки.

– Не переживайте, Светлана Ивановна, ничего страшного. Это он от волнения, – сказал он маме. – Сейчас в чувство приведём и в больницу отправимся, а через неделю выпишем. Или даже раньше.

Эпилог

Через день после этих событий в Разбойный бор направилась баба Нюра. Бабке хотелось увидеть яму, где капитан Приходько нашёл ящики с музейными вазами, а потом на эту тему с кем-нибудь поговорить. У неё для новой истории в голове как раз местечко освободилось.

Ночью прошла гроза, земля в лесу намокла, и края ямы обвалились.

Баба Нюра подошла к яме, нагнулась и увидела, что с одного края что-то выступило, какие-то доски. Она нагнулась, провела по доскам рукой, чего-то нащупала.

– Гвоздки что ли… – И стряхнула всё обратно: мусор, ничего интересного.

И естественно, потому что гвоздки, те самые, что ковали в XVII веке, поджидали не бабку. Они других героев поджидали для следующей необычной истории, а эта закончилась. И закончилась она не бабой Нюрой, а заказным письмом на имя Акиньшина Дмитрия Олеговича. В письме Министерство культуры благодарило Димку за помощь в сохранении культурных ценностей и упрочнении российско-китайской дружбы, а также дарило ему фотоаппарат.

Димка два дня с фотоаппаратом пробегал, всякую ерунду щёлкая, а потом дядя Веня посоветовал его Андрею отдать.

Димка спорить не стал, тем более что дядя Веня вместо фотоаппарата доверил ему гаечные ключи. И стал Димка с дядей Веней на списанном автобусе коробку скоростей менять, чтоб автобус, наконец, поехал, и папа о вахте думать перестал.

– Поедет, Вень? – спрашивала мама про автобус, а дядя Веня улыбался и кивал головой. Только не уточнял – когда. Неопределённость маму не радовала, но она не подавала вида, и правильно: никогда ещё недовольный вид не ускорял сложного дела.

«Ничего, – думал Димка, – мама справится».

Он был прав, мама справится, потому что есть такое женское слово – дождаться. Лучшее слово на свете.