Танец на ветру

          Танец на ветру.

                Когда тело спит – разум живет своей жизнью,
                а когда разум спит…

    
Утро ворвалось в его жизнь призывом на кухню, но ему не показалось странным, что это и есть начальная точка дня. Ведь обычно утро начинается тогда, когда он открывает глаза и осознает себя в своей кровати. Но сейчас он, даже не задумываясь, пошел на кухню и понял почему ему так надо было туда – на плите стоял чайник, который уже пускал вертикальную струю пара. Он подошел к плите и выключил газ. Что ж, если чайник вскипел, то, значит, надо было завтракать. Мысль это была естественна как пейзаж за окном кухни – сплошная стена деревьев отделяла его от дороги, что проходила метрах в десяти. Ну да, это лучше чем лицезреть на проезжающие мимо машины. Многие, правда, любят, чтобы признаки цивилизации хорошо смотрелись из окон, но ему этого было никогда не нужно. А тем более сейчас, когда усталость от этой жизни давала о себе знать. Его мир уже выбирал краски для заката и сейчас шел напряженный спор добавлять в палитру синего или можно обойтись только красными и желтыми тонами. Но иногда ему хотелось, чтобы его солнце село просто в тучу, такую некую неопределенную серость, что может скрыть собой все что угодно. И хотя сегодняшнее утро было такое как обычно, но он точно знал, что вечер, вернее ночь, будет уже совершенно другой. Впрочем, это не помешает ему сейчас хорошо и с аппетитом поесть – ведь впереди целый день.
Мир окрасится дымами,
что растают между нами…      
Опять какие-то строки лезли в голову. Глупые строки, которые даже понятия не имели, что они забрели в тупик. Ведь он не будет их записывать, чтобы потом сделать из них стишок. Не будет –ведь будущее принадлежит не ему, а кому-то другому. Так пусть они отправляются туда, где есть амбиции и желание быть круче всех, а его ресурсы жизни исчерпаны. Или это он просто так считает? Но все равно даже подобные мысли не могут изменить его решения – он решил…
Чай дымился в бокале – в квартире было холодно, т.к. отопления еще не включили, а температура на улице опустилась ниже 100С. Но ему прохлада квартиры даже нравилась – потеплее одеваешься и чувствуешь себя очень здорово. Вот только руки мерзнут, когда пытается работать на компьютере. А в перчатках теряется ловкость пальцев, так что приходится периодически обогревать руки своим дыханием. Ну чем он не пианист? Та же клавиатура, та же ловкость рук, но точность за компьютером важна еще больше, чем когда ты сидишь за пианино. Впрочем музыкантам важна скорость, а тут за клавиатурой можно даже на половине фразы бросить все и пойти поспать. Потом вернуться и продолжить писать, хотя иногда даже после коротких перерывов фразу приходилось стирать, т.к. она смотрелась теперь какой-то горбатой, тусклой и вообще лишней.
Хлеб после тостера приятно пахнул и этот запах ему нравился. Он бы с удовольствием съел нормального по вкусу хлеба, какой был в детстве, но где же его возьмешь в эпоху повальной погони за прибылью. Только ему было всегда непонятно почему надо испоганивать все хорошее, что было в прошлом, чтобы кто-то мог в настоящем получать свои прибыли. Но не стоило задавать этот вопрос – все равно ответа не будет. Так что тостер сейчас это скорее осознанная необходимость, данная нам во вкусовых рецепторах, которая хоть чуть-чуть делает купленный хлеб более съедобным. Ну да, философия в жизни играет не последнюю роль, особенно если применять ее в быту.
Он взял тост и положил на него пару кусочков сыра. Потом шла докторская колбаса, а дальше – кружочки малосольного огурца. Иногда все это сооружение венчал кружочек томата, но сейчас он отсутствовал – ему показалось это излишне. Аккуратно надкусив свое продовольственное сооружение, он стал медленно жевать стараясь уловить вкус каждого ингредиента. Но это не получалось – наверное слишком часто он ел эти бутерброды. Потом, запив все горячим чаем, он откусил еще раз и в какое-то мгновение подумал, что жизнь не такая уж поганая штука. Вот только жаль, что подобные мысли приходят лишь за едой, но не за любой, а за той, что была ему по вкусу. И эти бутерброды как раз входили в эту небольшую группу любимых блюд.
Иногда кажется, что мир действительно не так уж плох, иногда было совсем погано на душе и все окружающее виделось только в темно-сером цвете. Но тогда ему казалось, что вот пройдет черная полоса и все будет нормально - будет как у всех. Но проходило время, а полоса все не кончалась – этакое серое житие без всяких просветов и праздников. А мир продолжал двигаться дальше, сверкая пусть и фальшивой, но жизнью. Но на него не попала ни одна из тех искорок, которые так радостно разлетались в разные стороны. Ни одна, что освещала, пусть всего лишь мгновение, жизни многих, в том числе и тех, кого он знал. Мир словно заранее возвел вокруг него стену, через которую еле-еле пробивался свет, а все происходящее вокруг приходилось наблюдать через узкие щели забора. И даже голубизна его неба была какой-то слегка странной: вроде бы небо было одно для всех, но ему стало казаться, что люди видят на своем небосводе нечто иное, чем он сам.
- Так зачем тогда смотреть на это небо, если я все равно не смогу понять что видят другие? – возникал законный вопрос, но на него не было также ответа.
И сейчас, когда завтрак был закончен, он с горечью для себя вдруг осознал, что на большинство своих вопросов он так и не получил ответов. Не получил и все. Наверное, не стоило просто быть таким любознательным, т.к. люди живут, не задавая никаких вопросов и это им помогает. Но у него почему-то такое житие не получалось – ему всегда нравилось наблюдать за происходящим вокруг и поэтому вопросы появлялись сами собой. Они как тяжелые капли падали на землю и в мгновение превращались в большие темные круги. Но до этого момента они проносились мимо него в своей стремительности подарить земле влагу и будто бы вопрошали этот мир. И ему было всегда очень странно, что никто другой не слышал эти вопросы, а в его голове они вырастали как грибы. Ну да, именно грибы, которые пестрели на полянке, куда словно по волшебству, попадали эти самые капли. И мир был полон вопросов, которые требовали ответов.
По началу, он пытался на них отвечать, искал информацию, читал много книг, но постепенно понял, что книги, которые появлялись и, казалось бы, должны более полно и красочно описывать факты и события, всего лишь повторяли уже известное. Иногда в них переставляли фразы, выдавая все это за муки творчества, но в основном это были глупые и никчемные повторы, которые безжалостно выхолащивали даже те крупицы правды, что встречались в источниках ранее. И было такое ощущение, что этот мир пустился в пляс по костям своих предков, изгаляясь над их стремлениями и, стараясь всеми правдами и неправдами продемонстрировать превосходство своего нынешнего поколения перед мыслителями прошлого. Он понимал, что всему виной погоня за наживой, но такое знание не давало ответов. Вот так он бросил читать и перестал покупать книги. А зачем, если новые красочные обложки приносили только легкие воспоминания о прочитанном ранее? Зачем тогда тратить время на эти страницы пересказов, если можно найти первоисточник и узнать то, что хотелось бы ему? Но даже само желание искать ответы перестало быть жгучим и, хотя вопросы поступали все с той же скоростью, но он не пытался даже отвечать. И тогда наступило другое время – время других источников. Окружающий мир, казалось бы, не мог даже и представить, что есть подобные возможности, т.к. судя по его стремлениям в создании массы ложных тропинок, ему было что скрывать. Но сейчас эти запутанные сети книжных иллюзий были просто туманом, который в один миг пробил луч солнце. И он точно знал, что знания это всего лишь дань настоящему, т.к. они не нужны там, где есть все ответы. Надо только задать правильный вопрос и ответ появится сам собой. Может быть не сразу, может быть даже через несколько лет, но обязательно появится. Надо только внимательно смотреть по сторонам и все станет ясно в свое время. Главное - это вопрос.            
Мысли сейчас текли плавно и он улыбнулся про себя – ему припомнился фантастический рассказ про главный вопрос. Кто был автор этого рассказа – он не помнил, но герой того повествования никак не мог сформулировать этот вопрос – самый главный в его жизни. Ну да, теперь ему была понятна причина этого – ведь если ты спрашиваешь хоть что-то, то точно знаешь половину ответа. Ну а если тебе известна половина ответа, то стоит ли вообще задавать вопрос?       
Он встал из-за стола, открыл холодильник и убрал туда колбасу с сыром. Потом поставил использованную за завтраком тарелку в мойку. Туда отправился и бокал. Все, на этом его присутствие на кухне было закончено. И он направился в библиотеку. На какое-то мгновение остановился на пороге комнату, где стены украшали полки с книгами. Их было много для обычного парня, который практически ничем не занимался – просто раньше был задор и желание собрать все то, что он не смог прочитать в детстве. Ведь возможностей было не очень много. И его библиотека начиналась с авторов приключений. Потом стали появляться детективы и фантастика – они появились на книжном рынке значительно позже. А далее – далее стало приобретаться все то, что было ему интересно. Мир книг зачастую преподносил много сюрпризов, т.к. иногда книга могла пролежать на полке несколько лет, прежде чем он ее однажды не возьмет в руки и не начнет читать.
- Книга должна вылежаться.
Возможно, тем более что такие книги приносили с собой ту информацию, которая расставляла все по своим местам в тех сферах знаний, которые его в тот момент интересовали. Но даже это давно уже прошло, впрочем, причины данной перемены известны. И теперь он, вспоминая про книги, которые словно дожидались своего часа на этих полках, почему-то увидел образ крокодила, что тащит свою свежую жертву на дно и прячем ее под камень или корягу. Чтобы жертва тоже смогла вылежаться и слегка протухнуть. Но если бы книги также разлагались от времени, то в этой комнате воняло бы очень сильно. Но на счастье человека книга не пахнет когда просто стоит – может быть только немного бумагой, клеем и типографской краской. И еще пылью, когда она очень давно стоит невостребованная. Но стоит ее открыть, то некоторые из них начинают просто вонять – словно открывается канализационный люк, а не книга. Впрочем, таких “уникальных” экземпляров в этой библиотеке практически нет – он от них старался избавляться как можно быстрее.               
Мгновение на пороге закончилось и он шагнул вперед. Еще три-четыре шага и он оказался около старого кресла, которое было его рабочим. Здесь он проводит много времени, сидя за компьютером: играя, смотря фильмы и работая. Работа в действительности занимала не очень много времени, а вот игры - всех больше.
Он привычно опустился в свое кресло, что слегка скрипнуло под его тяжестью, приветствуя хозяина и включил компьютер. Загрузка и дальше эта глупая “безмятежность” картинки рабочего стола, на которую он вообще уже не обращал никакого внимания. Ведь безмятежность в понимании американцев далеко не всегда понимается другими также. Он присмотрелся к картинке и увидел перистые облака – ну какая тут может быть безмятежность, если скоро в этот пейзаж придет ветер. Перистые облака означали всегда перемену погоды. 
Сегодня ему хотелось привести в порядок все свои записи, которые он вел. В принципе для этого не надо было много времени – он всегда старался держать их в порядке. Но вот за неделю накопились чеки из магазинов, которые нужно было внести в “траты”. Да-да, он вел такие записи чтобы понять куда уходят деньги. Но у этой процедуры была и другая сторона – его жизнь с какого момента оказалась как бы зафиксирована словно на моментальном снимке и очень редко когда она выходила за границы этого снимка.  Дни были очень похожи друг на друга и даже можно было запутаться какой сегодня день, который как близнец походил на вчерашний и на все прошлые за последнее время. Но вот траты, те самые записи, что он так скрупулезно вел, отделяли эти дни друг от друга – ведь вчера он потратил 459,50 руб., покупая продукты. А вот пару дней назад он вообще ничего не покупал. И это была дань течению жизни, той самой, что проходила где-то там. И эти цифры говорили ему каждый раз, что он все еще жив.
Это слово, такое странное и короткое в своем написании, вызвало у него улыбку. “Жив”, все еще жив. Некая ассоциация вытащила из памяти фразу, что принадлежала одной женщине – вроде американке, которая убила своих родителей. А эта фраза была формой ее защиты.
- Я родилась живой. Разве этого наказания мне мало?    
Когда он ее увидел как эпиграф к одной из глав в какой-то книге, то пару минут смотрел на нее словно пытался понять суть написанного. Наверное это был некий синдром внутреннего осознания происходящего с ним и вдруг эта самая фраза, которая одним махом смела все его иллюзии,  оставила только правду – жестокую и неприкрытую ничем. И он, словно зачарованный, повторял это выражение как бы пытаясь почувствовать его вновь и вновь. Так поступают дегустаторы, которым надо разобраться во вкусе блюда. А тут это было всего лишь срезом действительности какой-то полусумасшедшей женщины, что таким образом решила оправдать свое злодеяние.
- Я родилась живой. Разве этого наказания мне мало?    
Мир раскручивается словно юла и кто-то опять придал ему новый импульс, т.к. именно в тот момент все окружающее превратилось в некое подобие цветастой ленты, которая как калейдоскоп запестрела перед глазами. Может быть наша жизнь это наказание? Только вот за что нас наказывают, причем всех по-разному. Одних – богатством, других – властью, третьих - известностью. А прочих – смертью. Или скажем так – дорогой к смерти, которая также широка и пряма как и все прочие. Неправда? Правда, да еще какая. Ведь недаром говорят, что “каждая религия дает знания, чтобы человек правильно жил для того, чтобы мог правильно умереть”. Разве нет? Но если кто-то не знает об этом, то он либо находится в плену собственных иллюзий, либо просто идет совершенно другой дорогой. Ему, наверное, стоит вернуться к ближайшей развилке и посмотреть на указатели – может быть это прояснит ситуацию.
Мир еще раз качнулся словно ему опять придали импульс для вращения, но теперь все вокруг стало возвращаться на свои места. Но внутри него эта фраза продолжала свою жизнь как самостоятельная единица.
Тогда это и был тот самый момент осознания, когда он увидел без всяких прикрас свой путь – прямая и ровная дорога смерти. Он никак не мог принять эту реальность, но все говорило только об этом – это был его путь и только его. Это словно магистраль с боковыми ограничениями, по которой он несся на большой скорости, пытаясь как можно быстрее проглотить эти бесчисленные километры. И тот надоедливый монотонный пейзаж за окнами машины – серая унылая местность без признаков какой-либо жизни. И такое же темное небо, которое только на горизонте светлело и даже меняло цвет на некую дикую смесь голубого, желтого и розового. Но это было на горизонте сбоку, который почему-то всегда был параллельно дороге. А впереди все тот же самый горизонт был скуп на краски – только темное небо и такой же темный асфальт дороги. Справа и слева от нее горизонт словно растворялся в темной серости неба и окружающего мира. Его там словно не было и даже если долго всматриваться в эту серость, то все равно нельзя было найти даже признаки горизонта.
Ему хотелось попасть туда, где виднелась эта странная смесь голубого, желтого и розового, но его дорога вела дальше – в серую темноту будущего. И ему ничего не оставалось делать как продолжать давить на газ, чтобы побыстрее проскочить этот безрадостный пейзаж и такой же безрадостный горизонт. Так когда перед ним, пусть даже в далекой перспективе, появится то, куда он будет приближаться с радостью осознания этого?
Ответ был тяжел как могильный камень, что кладут над головой усопшего.
- Никогда.
Это слово кто-то начертил на небе и он смог его прочитать.
- Никогда.
Буквы тяжелыми градинами падали на голову и ему пришлось закрывать ее руками.
- Никогда!
Вокруг показались небольшие всплески асфальта, которые словно подверглись какому-то обстрелу, но это не заставило его снизить скорость. Он просто летел вперед, даже не держа руль – ведь дорога была прямой и никого навстречу.
Что же означает это слово? Наверное, запрет, отказ, ограничение или еще черт знает что. Ему было больно, но уже не обидно – он привык. Как привыкают к боли те, кого постоянно бьют, как привыкают к издевательствам те, над кем постоянно глумятся. Так что вся тяжесть этих букв была просто иллюзией, которая хотела его заставить остановиться и в страхе покинуть машину. Но он привычно гнал вперед. А когда брызги асфальта остались позади, но он посмотрел в зеркало заднего вида – дорога за машиной была ровной и гладкой без малейшей вмятины. И он улыбнулся про себя словно игрок, который поставил на зеро и увидел как шарик попытался юркнуть в загончик предыдущей цифры, но в следующее мгновение решил продолжить свой бег по кругу. Еще миг и… Но этот миг может длиться целую вечность.
Что ж, “траты” оформлены – тоже дело. Ритм жизни отбил свои 963 руб. 38 коп. и затих до следующей записи. Чеки были поделены на две неравные кучки, одна из которых отправилась в мусорный стакан – такой у него стоял около монитора. А вторая часть, те самые бумажки, что можно было еще использовать для разных пометок с обратной стороны, направилась в старую коробку из-под дискет. Эти небольшие бумажки иногда были очень нужны, когда приходилось что-то быстро записывать или фиксировать свои мысли.
А что касается первой части чеков, что были просто выброшены, то их после получения продавцы безжалостно рвали чуть ли не пополам. Этакий ритуал жесткости. Он в свое время пытался с этим бороться – ведь совершенно неприятно брать в руки эти обрывки бумаги, которые держатся между собой на честном слове. Но все было бесполезно – чеки все также продолжали рвать. И даже аргумент по поводу того, что чек является финансовым документом, свидетельствующим об оплате, не действовал. И тогда он хотел было доказать свою правоту тем, что будет расплачиваться впредь только разорванными деньгами, но потом подумал, что это принесет только ему дополнительные трудности и не даст никакой возможности доказать свою правоту. Ведь с сильно рваными деньгами придется идти в банк и менять на новые купюры. Что ж, где-то внутри него все также жил тот самый идеалист, который верил в нечто большее, чем просто унылая серость за окнами. И даже сейчас, несясь по своей дороге смерти, он все также оставался идеалистом, которым был уже 50 лет. Мир не может принять таких, если только не найдется еще один Сервантес. Тогда это будет смешно, а может быть грустно, но во всяком случае не оставит места для равнодушия по поводу такого героя. Но про него никто не напишет книг – он просто тот, который среди нескольких миллиардов человек идет своим путем. И ничего смешного, ничего забавного и даже грустного в этом нет.            
Он замер в раздумье – время до вечера оставалось много и надо было его хоть как-то провести. Можно было посмотреть телевизор или поиграть во что-то на компьютере. Но он просто сидел в своем кресле и тупо смотрел в монитор. Все та же американская “безмятежность”. Потом он решил убрать эту картинку – в его библиотеке была та, которая больше подходила под настрой. Он не знал как называется эта фотография, но она его когда-то в один миг покорила. На ней был запечатлен колодец старого дома, где были снесены все перекрытия. И где-то там на стене был небольшой участок чудом сохранившегося выступа с небольшим куском пола. Это было наподобие балкона без перил, который возвышался над пропастью. По внутреннему пространству этого строения летели белые голуби, которые были яркими пятнами на фоне грязно-серых стен с обрывками каких-то проводов, кусками торчащей арматуры и заложенными кирпичом окнами тоже какого-то неопределенного серого цвета. И сам по себе этот внутренний колодец дома нагоняет уныние всей своей безысходностью. Но именно на том уступе, вернее над ним, застыла в прыжке фигура человека в чем-то светлом, который словно прыгает навстречу солнцу – его лучи освещают небольшой участок стены вокруг этого человека и саму фигуру. Камера стоит внизу и видно, что человек уже выпрыгнул за край выступа, выгнулся как лук навстречу проникающим сюда лучам солнца, но он не сможет так долго висеть в воздухе и через мгновение рухнет вниз. Но на фотографии видно, что это его ничуть не смущает – ведь он стремится к свету.
Мораль здесь тоже есть, причем она очень жесткая – все наши стремления к свету всегда заканчиваются падением. Но это будет через мгновение, а пока – пока это обманчивое чувство полета.
Он снова посмотрел на обновленный экран и криво улыбнулся. Просто иногда люди могут сказать намного больше, чем они задумывали изначально. Ведь человек просто фиксирует факт в любом виде, но, зачастую не понимая, что в реальности он запечатлел. Он чувствует, что это мгновение надо остановить и более ничего. Надо и все – это словно приказ свыше, а человеку приходится только подчиниться. Ведь даже здесь на планете можно увидеть нечто, что просто сразит своей гармонией, тем самым чувством, что люди затерли в повседневной жизни, пытаясь здесь выжить. А гармония это всегда правда, в какой бы форме это не выражалось.
Работать не хотелось, да и играть тоже – настроение почему-то сменилось на тихую меланхолию. Хотелось просто сидеть в кресле, смотреть в окно как тучи пробегают по неприветливому небу и ни о чем не думать. Монитор погас и он погрузился в свое созерцание мира за окном. Говорят, что мастера дзен буддизма могли изо дня в день наблюдать за одним и тем же пейзажем и знать обо всем в этом мире. Возможно ли такое? Он не знал, хотя один знающий человек однажды сказал, что он по своей сути дзен буддист. Он тогда не стал спрашивать причины такого вывода, а просто промолчал – ведь если тот захотел бы прокомментировать свои слова, то сделал бы это. Но его приятель не стал.
- Наверное, все дело было в созерцании почти статичной картинки, где малейшие изменения будут видно сразу же. И надо только знать причинно-следственные связи, которыми увязаны все эти процессы.
Мысль повисла в воздухе как поднятая рука, которую почему забыли опустить. И он почти физически ощущал это – мысль без его поддержки продолжала существовать, но дальше не двигалась. Ей нужна была его энергия, чтобы закончить свой полет через пространство и скрыться там, где-то вдалеке. Но вместо этого он неожиданно увидел в воздухе желтый кружок неспешно переворачивающейся монеты - словно кто-то подкинул ее в воздух, чтобы увидеть при приземлении какая из сторон выпадет. Но монета крутилась небыстро, словно ей было лень сверкать своей желтизной. Вот она достигла верхней точки своего полета и так же медленно устремилась вниз. И тут в его голову пришла мысль, что должна была иллюстрировать этот полет:
- Этот мир не стоит даже падающей монеты.
Но в первое мгновение он не понял смысла этой фразы, а как завороженный наблюдал за падающим кругляшком. Ему почему-то стало интересно какой стороной кверху она окажется когда приземлится. Но монета не спешила завершать свое падение и просто медленно вращалась в воздухе. Но он терпеливо ждал словно от этого результата зависело что-то очень важное. Еще мгновение, потом еще одно, но монета все также висела в воздухе, лениво переваливаясь с одной стороны на другую. Но его глаза, вернее глаза его внутреннего зрения, неотрывно следили за каждым оборотом. И тут снова в его голове прозвучала та же фраза:
- Этот мир не стоит даже падающей монеты.
Но теперь он словно был готов к этой фразе – он ее услышал и осознал. Но она у него вызвала только недоумение.
- Почему?       
Вопрос вырвался сам собой, но он не ждал ответа – все его внимание было все также приковано  к этому полету. И вот монета приблизилась к какой-то сумрачной поверхности, что была еле различима. Она касается ее, подскакивает и пропадает. Его настигает разочарование – какого черта тогда он ждал так долго? Но потом память услужливо возвращает его к той фразу, что уже дважды звучала. И его реакция не заставляет себя ждать:
- Какая глупость! Ну что только не придет в голову?
Его даже передернуло от какой-то несуразности этой фразы. Но это не помогло выбросить ее из головы словно эти слова хотели, чтобы их поняли.
И тут нечто большое стало придвигаться к нему как если бы это была чья-то тень. Того, кто многократно больше человека, но при этом остается вдали и всего лишь приподнялся, чтобы его тень дала о себе знать. Это породило странные мысли в его голове будто эта тень поможет увидеть ему тот скрытый смысл фразы, который он в первое мгновение не смог понять.
- Ну да, конечно же – этот мир точно не стоит падающей монеты. Все правильно! Ведь это же так просто!
Откровение было для него всегда удивительным. Это словно луч солнца, который по воле случая забрел в темный подвал. Вот и сейчас понимание вызвало на его лице радостную улыбку – он понял.
И теперь ему это казалось таким простым и забавным, что хотелось поделиться этим знанием с кем-то другим, который пребывает в своем незнании этого. Он даже представил себе своего предполагаемого собеседника и как он подбрасывает вверх монету и та падает. Только вот жаль, что не так медленно как показывали ему. А потом он говорит эту фразу, а в ответ на вопрос “Почему?” объясняет:
- Падающая монета – это фактически потерянная монета, которая выбывает из обращения. Т.е. как деньги она более не сможет принести никому вреда. А мир вокруг останется и будет все также уродовать людей своими потребностями …
Он хотел было что-то еще добавить к этой фразе, но услышал какой-то звон – далекий, нереальный, но он его отчетливо услышал. Будто та самая монета снова ударилась о ту размытую и сумрачную поверхность, над которой так красиво летала. Но он уже никогда не сможет увидеть какой стороной она будет лежать вверх и смотреть в свое небо.
В этом и заключается наверное наша жизнь – кто-то подбрасывает вверх монеты, когда мы рождаемся, они крутятся в воздухе, блестя своими ребрами. Сначала они летят вверх – туда, где должно быть солнце, а потом падают вниз. Кому-то из них дается еще один шанс – они отскакивают от поверхности и снова взлетают вверх, а кто-то, касаясь чего-то внизу, намертво прилипает и больше никогда не поднимается. Но все равно для каждого это просто жизнь. И хотя никто не может видеть как в конечном счете упадет монета, каждому хочется надеяться, что итоговая сторона будет именно той, какая по мнению человека и должна быть.               
- Вот тебе и монета…
Прозвучавшие слова повисли в тишине библиотеки. Впрочем добавить к этому было нечего.
Он встал и подошел к окну. Раздвинул шторы и внимательно посмотрел вниз. Его квартира была на третьем этаже и из этого окна хорошо просматривался весь двор. Впрочем двором это было назвать сложно – просто две линии деревянных сараев, которые словно анахронизмы шагнули в 21 век. Между ними была дорога, по которой местные автомобилисты пробирались к своим гаражам, что виднелись в середине квартала. Часть машин стояла прямо под открытым небом и являлась как бы данью этому современному миру. Впрочем, те корыта, которые застыли как памятники технической революции, только с большой натяжкой можно было назвать машинами. Ну да ладно – их хозяева обиделись бы, если бы узнали как я называю их стальных, но слегка подгнивших любимцев. Впрочем, он вообще не обращал бы внимание на весь этот металлолом на колесах, если бы хозяева всем этим не пользовались. И можно себе только представить сколько вони и копоти почти каждое утро стоит во дворе, когда эти стальные кони пробуждаются после ночи. Причем большая часть машин почему-то всегда ставится точно под его окна. Ругаться с ними бесполезно – люди тупы по своей природе, особенно те, кто считает, что мир будет крутиться только по его правилам. Так что приходится просто плотно закрывать все окна или вообще не ходить на ту половину квартиры, которая выходит во двор. И это иногда помогает.         
 Запахи. А вообще это была всегда странная тема в его жизни. Вонь от машин, конечно же, делала его жизнь более неприятной, чем она могла быть. Но все же машины уезжали и вонь улетучивалась. Тем более, что это проблема всегда была в холодное время года. Но во дворе был один экземпляр отечественного автопрома, который вонял круглый год. Это была старая “Волга”, что приобрел сосед из третьего подъезда. Она была, наверное, слишком старая, чтобы даже просто стоять, т.к. в пяти метрах от этой машины запах бензина был настолько сильным, что приходилось задерживать дыхание, чтобы побыстрее пройти мимо. И эта машина периодически оказывалась у него под балконом, так что он точно мог сказать как пахнет 76 бензин.
Но это было для него полбеды, вернее даже одна треть, т.к. зачастую сама квартира воняла гораздо сильнее, чем все эти машины.
Минут пять постояв около окна, он хотел было вернуться в кресло, но потом подумав решил, что наверное стоит прогуляться. Впрочем, можно было никуда не ходить, т.к. ему предстояла еще прогулка вечером. Но ноги сами понесли его в другую комнату к шифоньеру, где лежали вещи. Так что ему оставалось только взять их, положить на диван и начать обряд одевания. И буквально через пять минут он уже стоял в прихожей совершенно одетым.
Парк. Сейчас это было единственное место для прогулок. Вернее почти единственным, т.к. иногда ему приходилось идти на рынок и путь лежал тоже через парк, но в этом месте он в последнее время оказывался чащу всего. Причем маршрут его лежал по кругу, которым однажды он прошелся и даже посчитал шаги. Оказалось где-то около 700 метров, так что он решил для себя, что два круга в день сейчас вполне достаточно. Когда он переходил улицу на светофоре, то почему-то вспомнил себя лет пять назад, когда гулял по городу и даже получал от этого наслаждение. Но даже тогда был и большой круг, и маленький. Правда, путь его тогда практически всегда лежал по улицам, где были люди, с которыми ему сейчас меньше всего хотелось сталкиваться. Что же произошло, если он сейчас мог довольствоваться парой кругов по этому старому кладбищу? Он уже не помнил как все вышло – словно в какой-то момент он вдруг для себя решил еще немного обузить свой мир до этого парка. Что ж, со временем у людей действительно обуживаются интересы до уровня их потребностей. Так почему же у него это должно быть по-другому?
Он улыбнулся – ведь если это естественный процесс, тогда ему теперь стало гораздо более понятна та тяга к этому парку. Он словно бродил по этим аллеям в поиске места, своего места – места вечного покоя.
Почему-то именно сейчас ему припомнилось то ощущение, какое он испытал, когда впервые решил ограничиться прогулкой в парке. Он не мог вспомнить, когда точно это было – даже год как-то затерся в памяти, но вот свое ощущение от прогулки он помнил до сих пор. Ощущение было странным – какая-то пустота, которая стала постепенно навевать не очень приятные мысли. И еще – ощущение усталости, словно это место вытаскивало из него силы. Пустота и усталость – странное сочетание, но это было только тогда -  словно парк решил пожевать его и распробовать на вкус. Пожевал, попробовал и позволил ему гулять там. Именно поэтому после сего он уже не испытывал дискомфорта в этом небольшой оазисе среди городской суеты. Ему там очень легко писалось среди тех старых деревьев и таких неухоженных газонов – ведь парк просто принял его и более не отвергал.
Это сейчас странно было ему осознавать, но факт остается фактом – его бесконечные прогулки по кругу даже при хорошей погоде всегда длились не более трех круг в лучшем случае. Причем исключительно только по часовой стрелке. Но в  основном это были два круга и более ему не хотелось делать там ни шагу. Но зато сколько можно было всего увидеть в парке за эти два недлинных круга? Сколько можно написать строк да каких? И тут же он вспомнил одно из таких стихотворений, написанных именно там.             

Кто искажает эти тени -
Созданья дня и темноты?
Судьбы моей хитросплетенье,
Чужой - лишь горечь немоты.

Испепелив весь свет до праха,
Измерив бытность небытьем
Ждет как последняя рубаха
Спадет и мы в тот миг умрем.

А те полоски полусвета
И полутени неглиже
Ворчливо призовут к ответу
Нас, в миг потерянных, уже.

Это было что-то вроде озарения и вот родились строки. Хорошие? Для него однозначно да, а все остальное было абсолютно неважно. Мир может и не знать этих строк – ему было это сейчас уже неважно, но он будет их помнить. Ведь это гораздо важнее. Говорят, что поэты – самые самовлюбленные личности. Может быть и хотя он всю свою жизнь писал стихи, но никогда не считал себя поэтом. Почему? Все просто: поэзия - это всего лишь мгновение и совершенно неважно какое оно. Главное, чтобы пронести его сквозь себя и выразить словами. Поэзия – это работа эмоций и важна она только для самого человека вне зависимости от того будет кто-то это читать или нет. Так устроен сам человек, но не мир, который раскачивает гордыню и стремится превратить тонко чувствующую сущность поэта в какого-то горделивого монстра, которому просто обязан поклонятся мир. И тут глупые вопросы типа “Зачем тебе это нужно?” вообще не проходят. Так должно быть и все тут.
Он вспомнил своего приятеля по поэтическому объединению – по чувству собственного гипертрофированного достоинства он был истинным поэтом. Жаль только, что его творчество значительно отставало от размеров этой гордыни. А в последнее время это был просто жалкий пьяница, который постоянно ругался с женой и был отличным примером для своей семьи. А поэзия? Она стала похожа на стишки мальчишки начальной школы, которым едва мог осилить пару поверхностных четверостиший. От этой мысли он снова усмехнулся – вот теперь ему стало интересно кто же победил в их споре тогда. А суть его была проста – его приятель, с которым он сейчас предпочитает даже не встречаться на улице, тяготел к форме. Он просто был фанатом жестких рамок и ограничений. Причем его эксперименты настолько далеко зашли, что он создал венок сонетов, для написания которого требовалось уйма труда. Причем сей труд был преподнесен с таким пафосом, что можно было бы подумать в тот момент о некоем сокровище. Но многочисленные страницы изобиловали только хорошо соединенными между собой строками, но смысл, суть всего этого была настолько прозрачна, что просто терялась за всей этой архитектурой. Ему даже захотелось тогда ввести некий объективный оценочный коэффициент типа количество смысла на единицу площади текста. Или количество смысла в строке или даже в четверостишье – вот как пусто было в этом масштабном поэтическом опусе. Ведь этот коэффициент для данной поэтической архитектуры терялся бы в каких-нибудь тысячных долях от целого.
Что-то он был сегодня критично настроен. Это было странно – он уже давно научился спокойно относиться к поэзии. Да и его знакомый по поэтическим изысканиям уже давно не попадался ему на улице – просто его мир обузился до пару кругов в этом парке и дороги до дома. Но что касается их спора – что первично форма или содержание, то ему бы хотелось, чтобы победил разум – ведь в поэзии, безусловно, важно содержание, но облаченное в хорошую форму. Но мир – окружающий мир, все больше и больше упирал на то, что обертка гораздо важнее того, что в нее завернуто. И, может быть, его приятель по поэзии просто раньше его почувствовал, что это и есть та самая правда о мире, которую он не хотел никогда принимать. Не хотел принимать и не принял – для него всегда было важнее его внутренний мир, который он мог сохранить даже в самые тяжелые для себя годы, чем те яркие обложки и обертки, что как шелуха падали со всех сторон. И ему никогда не понять суть происходящего за стенами своего настоящего мира – там была всегда лишь ложь и желание обмануть другого.
- Это все ненастоящее, все это ложь, - пытался убедить он себя и в который раз убегал от той реальности, которая, громыхая тяжелыми сапогами от очередного кутюрье, ломилось в дверь его квартиры.
Но от этого реальность не менялась, а просто более настойчиво пыталась сломать его внутренний мир. Зачем? Он не знал, хотя можно было бы предположить, что кто-то знал о его неуступчивости и прикладывал массу усилий, чтобы он стал как все. Быть как все, думать как все, иметь потребности как все – идеальное общество. Но вот он не хотел жить в таком мире – не хотел и все.    
Как бороться с этим? Странный вопрос. Ведь придется бороться с тем, что в принципе побороть нельзя. Революция? Террор – красный, белый, зеленый? Нет – это все было и не принесло никаких ощутимых результатов. Но его противостояние, а это по-другому никак не назовешь, породило странное видение. Если раньше он всегда почему-то убегал в своих мечтах к одной сцене из собственного детства, то теперь это место тоже изменилось. Впрочем, та картинка из детства и теперь иногда вспоминается ему. 
Это было на турбазе, куда он ездил с родителями каждое лето, начиная с восьми лет. Она располагалась в сосновом бору около небольшого, но очень глубокого озера. Говорили даже, что там в глубине водились какие-то чудовища и все такое прочее. Но озеро было действительно очень глубоким при тех размерах, какие оно имело. Просто это был кастровый разлом, который заполнился водой из родников. И получалось, что вода заполнила воронку в песке, глубина которой достигала 40 метров.
Рядом с турбазом раньше проходила железнодорожная колея, которая в простонародье называлась узкоколейка. Она соединяла места добычи торфа и районный центр – здесь раньше топили торфом. Но это было давно, так что этой дорогой уже давно не пользовались, рельсы были сняты и даже больше половина шпал пропала в неизвестном направлении. Остальные практически на глазах превращались в труху и стали прибежищем различных насекомых. Но зато насыпь из песка сохранилась практически в неприкосновенности. И это был очень желтый и чистый песок, который нагревался под солнцем и даже иногда казалось, что он даже может отражать часть солнечных лучей. Огромные сосны подходили к насыпи практически вплотную, но не загораживали солнце – сосна вообще практически не создает тени. А над головой там почему-то всегда было синее небо. И это было спокойная идиллия – теплый песок, синее небо и молчаливо стоящие сосны. И больше казалось бы никого вокруг.
Он часто возвращался к этой картинке детства словно искать спокойствия и защиты в этом воспоминании. И, зачастую, искомое приходило даже в его реальность. Но потом все пропало – словно кто-то стер из его памяти часть той самой картинки. Нет-нет, он до сих пор мог воспроизвести практически в деталях тот самый день на этом песке под теплым солнцем и соснами, что как стражи молча стояли поодаль. И даже мог вспомнить запах, что витал над той насыпью – легкий запах дегтя, который были пропитаны когда-то шпалы. И то лучистое тепло, что исходило от песка – он все это мог вспомнить. Но что-то ушло и эта картинка стала вдруг мертвой – словно это были не его переживания и поиски равновесия человека в окружающем мире, а чьи-то чужие. И тогда на его смену пришла другая картинка – он ее никогда не видел, но она словно по крупицам как пазл собиралась из его жизни. Его жизни – той самой, которую он сам проживал. Это была мрачная картинка – он видел большой камень, на котором сидел человек в черных рыцарских доспехах. Его большой меч стоял перед ним и он держал на нем свою правую руку. Голова человека склонилась на грудь и всем своим видом он показывал как устал от всего происходящего. Вокруг камня был огромный выжженный круг, на котором ничего не росло – это было место только черного пепла и более ничего. Каков был диаметр круга – сказать было трудно, но достаточно большой, чтобы ничто живое не смогло бы приблизиться к камню, который был центром этой пустоши. И даже само небо было черным словно оно тоже покрылось пеплом. И только ближе к горизонту появлялись желтые и красные проблески.
Тяжелая и мрачная картина, но он знал – черный рыцарь это и есть тот самый мальчик на песке, который вырос и прошел свой путь. Наверное, мир не изменился – просто изменилось отношение мира к нему. Почему?
Этот вопрос всегда мучил его сколько он себя помнил. Почему вдруг произошла такая трансформация? Ведь он никогда не требовал к себе больше внимания окружающих, чем следовало. Почему тогда вот это теперь словно его спасительная гавань, куда он заходит, если ураган жизни все еще продолжает злобствовать, а сил противостоять ему больше нет? И он нашел только один ответ на этот вопрос – только один. Ему всегда хотелось иметь свое мнение по вопросам, какие касались его сознания. Он всегда старался докопаться до сути происходящего, хотел понять, что же происходит в реальности и это все называется просто – он всегда шел своим путем. Путем своих проб и своих ошибок, своих побед и поражений. А кто идет чужим путем? Все идут своим путем – на то мы и люди.
Да, это так, если это касается только общих моментов этой жизни. Люди привыкли понимать под словом “свобода” многочисленные способы реализовать себя в пределах устоявшейся системы. Но ему всегда хотелось покинуть эти стены и посмотреть что же за ними. Кто формирует так называемое “общественное” мнение, приоритеты и ценности? Кто реально правит этим миром? Вопросы, вопросы, вопросы, на которые нет ответов ни в одной книге или передаче. Их нет нигде и только потому, что истинные правители этого мира не желают, чтобы о них говорили. Вот и получается, что излишняя пытливость ума играет с человеком злую шутку – он выпадает из общего кругооборота и более туда никогда не попадет. И для такого человека окружающий мир будет оставлять всего лишь объедки вне зависимости насколько умным и продвинутым мог быть сам человек.
А еще – та бесконечная травля, которая всегда сопровождала подобных изгоев. И это была его жизнь – жизнь человека, что сейчас спокойно гулял в парке. Это была его чудесная жизнь.               
Он улыбнулся своим мыслям – они были как старые друзья, которые приходят и вызывают какие-то даже приятные чувства. Впрочем, вслед за этими мыслями ему вспомнилась цитата из Фейхтвангера “Успех”, которая прозвучала сейчас как приговор:
“Кто хоть раз обмолвился правдой, тот уже навсегда вышел из доверия, сколько бы потом он ни врал.”
Кому она принадлежала? Кажется Фрицу Бренделю, который был одновременно изобретателем и художником, но по сути просто шизофреником. Но герой этого романа был прав по сути – никогда и никому нельзя говорить правду, а тем более отстаивать ее, т.к. это будет последнее, что ты сможешь сделать просто как человек. Ведь вся твоя дальнейшая жизнь будет проходить под знаком человека, который вышел из доверия. 
В парке стоит церковь, в которой в те времена, когда здесь было действующее кладбище, отпевали покойников. Но сейчас это была просто церковь в парке. На его памяти она была и неким клубом, где собиралась молодежь. И местом побоищ – ведь танцы не обходились без драк. И сценой для молодых музыкальных коллективов, которые впоследствии становились известными в городе. Это было место жизни, а сейчас это строение  вновь стало церковью и жизнь на этом небольшом кусочке парка просто замерла. Конечно, некоторые останавливаются и крестятся глядя на воздвигнутый на крыше крест. А еще однажды ему пришлось огибать группу богомольцев с иконой, которые встали прямо на аллее, по которой он всегда прогуливался и что-то бормоча, поклонялись этому зданию. Что они искали, эти богомольцы? Бога? Он не знал, а спросить у них он не рискнул – уж слишком странные были у них лица. Да и одеяние тоже – некий экскурс лет на 200 вглубь нашей истории.
Тогда он постарался как можно дальше пройти от этой группы, которые явно не внушали ему доверие – он никогда не доверял фанатикам. И вот теперь, проходя мимо этого места, где стояли тогда эти богомольцы, вспомнил их. Вспомнил и грустно улыбнулся – ведь они верили в бога, который пусть и не являлся им как некоторым. Но верили и все остальное для них было неважно. А он потерял свою веру – ведь факты были очень жестокими. Впрочем вера – это надежда на то, что кто-то большой и сильным придет и поможет тебе. А если он не приходит или кто-то пытается растащить тебя по кусочкам, а никому нет никакого дела до тебя. Тогда как? Молитва? Не помогает – мир давно уже перешел к формальности по данному поводу. Так что же делать человеку?
Он помнил свой поход в церковь – тот самый, когда вера все еще теплилась в его душе. Тот самый, когда мир наседал на него и он с силой стиснув зубы терпел. Причем в церковь привела его случайность, хотя он никогда не верил в случай.
Была весна, но теперь уже время слегка потерло то впечатление от окружающего мира и ему сейчас было трудно вспомнить какой она была. Наверное обычной, когда все приходит вовремя, т.к. большее у него просто не отложилось в памяти. Так что была весна и он переобулся в другие ботинки, которые любил, но которые изначально были ему слегка маловаты. Вот так вышло при покупке – просто эта пара была последней, но ему хотелось купить эти ботинки. Они были для своего времени просто отличными – натуральная кожа коричневого цвета, отличная подошва, да и выглядели они всегда стильно. И даже сейчас по прошествии нескольких лет они не особо состарились. Да-да, именно нескольких лет, т.к. он носил свою обувь годами. Были даже своеобразные рекордсмены на этом пути – летние замшевые туфли, которые были куплены наверное лет 15 назад. И они все еще живы и иногда он их надевал. Впрочем, что в этом удивительного – хорошая импортная обувь всегда носилась долго и даже практически не теряла своего внешнего вида.
К примеру, осенние полуботинки, о которых он вспоминал, были испанскими.
Так вот, в ту весну он некоторое время носил те ботинки и они слегка растянулись, что свойственно кожаной обуви на хорошей подошве. Но при этом под ногтем большого пальца левой ноги у него появился синяк, который сначала был как восходящее темное солнце, а потом, по мере того как это “солнце” вставало, контуры принимали более странные очертания. Это была небольшая компактная пятиглавая церковь. Что это? Намек или указание? Он не знал, впрочем этот контур у него ассоциировался только с одной церквушкой недалеко от дома родителей. Но для начала он решил прогуляться туда и посмотреть на это строение повнимательней. Действительно – картинка на его ногте была очень похожа на эту церковь. Зайти? Нет, он не хотел почему-то заходить туда. Наверное прогулки по церквям не были ему близки по духу, хотя он каждый вечер читал молитву “Отче наш…” - тогда он знал ее наизусть. А вечером того дня набрал номер матери и попросил ее сходить в эту церковь, чтобы договориться с местным батюшкой о встрече. Его мать часто посещала такие места, хотя в молодые годы даже не удосужилась его окрестить. И ему пришлось креститься в возрасте 29,5 лет под давлением родственников жены. Именно так он пришел к Христу.
Было странно сейчас вспомнить тот период, когда его стали ломать, просто ломать как какую-то соломинку, которая попалась на пути бульдозера. Что было тогда? Его травма – он на ровном месте разодрал ахиллесово сухожилие левой ноги. Тогда был выходной и они с приятелем были на корте. Играли уже не первый час, а потом просто шаг вперед и он валится на корт. Болевой шок заставляет его потерять на какое-то мгновение сознание, но потом он поднимается и с помощью своего друга походить до такси и для этого ему пришлось пройти около километра. Левая ступня болталась, но все равно он осторожно на нее наступал. Потом была больница и операция – благо, что больница была лучшей в городе и врач тоже был высококлассным. Но это было потом, а также вопросы хирурга, которые его всегда удивляли.
- Нога болит? – спросил тот после операции.
- Нет, - ответил он, т.к. это соответствовало правде.
- А должна болеть.
Но у него ничего не болело и все зарастало как на собаке. Никаких последствий или тяжелых отеков – просто остался шрам на ноге и все.
Но воспоминания про травму и больницу всегда омрачались двумя моментами, какие ему вспоминались. Странные воспоминания.
Когда у него случилась травма, то он попросил знакомых, чтобы его положили в ГИТО – именно так назывался тогда этот институт. И нашлась одна медсестра – знакомая его друзей, которая работала там. И это все произошло очень быстро, хотя многие ждали годами, чтобы попасть туда на операцию. Причем эта молодая женщина была красива и мила – она ему нравилась. Симпатии были словно взаимны, но у них так ничего и не было кроме редких разговоров. Именно эта медсестра определила его туда, где ему сделали операцию. А вот потом, после того как его выписали из больницы и он даже избавился от костылей и ходил самостоятельно, эту молодую женщину убили. Жестоко убили – ее насмерть забил мужик, с которым она тогда жила. Даже не муж – просто сожитель, оставив сиротой ее маленького сына. И это случилось примерно через полгода после того как он покинул больницу. Его тогда поразила ее смерть, но он даже не смог пойти на ее похороны – на тот момент, когда он узнал об этом, ее уже похоронили.
Мир словно изрыгнул тогда свою мерзкую отрыжку и молодая красивая женщина, которая оказала ему помощь в трудную минуту, просто ушла. Жестоко ушла и даже то, что этот садист получил свой срок не особо радует – ведь в этом мире не стало еще одного хорошего человека, который просто так помог ему.
- Не делай добра – не получишь зла.
Эта поговорка выскочила как чертик из коробки. Ведь ему тогда помогли, причем серьезно, чтобы он впоследствии мог нормально ходить и даже бегать. Но расплата за это была чертовски жестокой.   
Это воспоминание вызвало какую-то горечь внутри – словно желчь попала в рот. Он, сморщившись от накатившегося неприятного ощущения, сплюнул. Слюна была густой и странно желтой. И он уже никогда не сможет узнать, что же случилось с ней в реальности. Никогда. Ведь уж слишком все гладко прошло тогда в больнице, слишком просто даже при том, что эта операция достаточно сложная. И ему казалось, что кто-то вот так злобно отыгрался на той молодой женщине только за то, что она помогла ему. Просто помогла потому, что имела такую возможность.
Но больница припоминается ему и по другой причине – он пережил там нечто, что навсегда оставит свой след. Все дело было в медсестре, что готовила его к операции, вернее одна из них. Ведь для этого необходимо было взять некоторые анализы, но сейчас ему вспоминаются только эти пробы крови из вены. И даже сейчас, по прошествии 20 лет, его просто передергивает от тех ощущений.
В палате было человек 6 и он лежал у стены. Это было небольшим преимуществом, чтобы можно было бы отвернуться и никого не видеть вокруг. И вот когда пришло время проб для анализа, то в палату вошла молодая толстая девица. Ее физиономия ничего не выражала кроме чувства собственного превосходства. Он был не особым любителем того, чтобы в него втыкали иголки, но тут как бы просто выбора не было. Так что, когда она присела на край кровати, то он покорно отвернулся к стене, чтобы не быть свидетелем процесса забора крови из вены.
Процесс затягивался – он чувствовал как эта медсестра что-то усиленно выискивает у него на сгибе локтя иголкой и, по всей видимости, ей это никак не удается найти. Но он старался не вмешиваться и собрал последние силы, чтобы не сорваться. А мир стал медленно гаснуть и тут он услышал голос своей знакомой, которая пришла его навестить.
- Да вы что не видите – он начинает терять сознание.   
Усиленные поиски вены прекратились и реальность мира вернулась к нему. По итогу было унесено небольшое количество его крови – просто иногда кровь перестает вытекать, сколько бы не тыкали в вену.   
Он помнил, что когда это чудовище в белом халате, а теперь та толстая медсестра выглядела в его глазах просто неким монстром, ушла, у него началась просто истерика. Он хотел просто бросить все и хрен с ней, с ногой, словно это была не его собственная левая нога, а некая чужая. Психоз, который был спровоцирован почти 20 минутами общения с иголкой в вену. Потом они пошли прогуляться – просто выйти на улицу, чтобы хоть немного сбросить эту тяжесть от  происшедшего. А там было солнце и тепло – он уселся на пеньке и они спокойно поговорили. Он успокоился, но когда на следующий день этот же монстр в женском обличии снова пришел “брать кровь”, то он ее просто послал – какого рожна было нужно этой кровопийце, коль вчера он уже вытерпел эту процедуру.
Сейчас ему почему-то вдруг показалось, что эта толстая молодая баба в белом халате с выражением своего превосходства была послана ему не случайно. Ой как не случайно. Но все образовалось как надо – операция прошла, из больницы он выписался и его даже окрестили на дому – смочили лоб и отрезали прядь волос.

Мать узнала в церкви, что поп должен быть в пятницу днем. Причем говорили, что он вполне может выслушать человека, который имеет явно нестандартные взгляды. И он решил не откладывать свой поход в долгий ящик – пятница была через пару дней.
Весна была уже в самом разгаре и даже чувствовалось, что скоро придет лето – тепло так и требовало к себе внимания. И он оделся вообще по-летнему – легкие штаны и рубашку с коротким рукавом. До церкви он дошел пешком – было даже приятно прогуляться по городу, которой только еще живет в предвкушении лета. Когда зелень еще не пыльная и даже какая-то неестественно яркая и когда солнце еще не заставляло прятаться человека в тень, а словно призывало пробуждаться от зимней спячки. А еще этот веселый и игривый ветерок, что легко пробегал по листьям, но не поднимал клубы пыли. Так что это было как раз самое время, когда прогулка даже в городе приносило удовольствие.         
Церковь была старой и небольшой. Часть ее фундамента пустовало – наверное в советское время колокольня кому-то не понравилась и ее снесли. Зато рядом красовался 14-этажный дом, на котором, помнится, высились огромные буквы, что были видны практически со всех сторон города -  “Слава КПСС”. Это был символ того старого времени, но сейчас над этой высоткой было просто синее небо.
Он решил немного постоять на откосе около церкви – его внутреннее состояние было каким-то непонятным. Для него церковь и все, что с этим связано, было всегда непонятно. Не то, чтобы это была тайна, но было нечто, что мешало совместить его жизнь и это увлечение людей верой. Его терпимость к подобным моментам была всегда, если только кто-то не начинал ему при встрече усиленно скармливать какие-то глупости религиозного толка. Ведь он точно знал, что Бог есть и он в каждом, причем даже неважно в кого ты там веришь – Он есть и этого вполне достаточно. И совершенно неважно как ты его зовешь – Бог есть Бог. Именно поэтому он никогда не признавал этой идиотской демонстрации своей религиозности. Это было глупо и не нужно, тем более в большинстве своем такие люди в душе имели только пустоту и все свои силы бросали именно на такие демонстрации. И даже если ему иногда приходилось задумываться над весьма странными моментами, какие ему встречались по жизни и имели явно духовное начало, то все равно ему было чуждо это стадное желание в праздники посещать церковь или просто поклоняться “святыням”. Что-то было в этих обычаях от того самого язычества, от которого так открещивалось христианство. Но он не особо задумывался над этим – то что есть, значит это кому-то надо. Так что его отношения с церковью явно не задались, хотя сами по себе эти архитектурные сооружения были интересны и величественны.
Ну сколько можно стоять ожидая, когда появится желание зайти внутрь? Он пришел сегодня сюда, чтобы пообщаться с тем, кто мог бы ему кое-что рассказать. Или просто помочь разобраться в том, что происходит с ним. Он глубоко вздохнул и направился к входу, открыл дверь и оказался под сводами этого места. Какие ощущения? Никаких. Это ведь просто дело, по которому он пришел сюда.      
Попа на месте не было – ему сказали, что он придет через пару часов и ему было предложено подождать. Что ж, главное, чтобы разговор состоялся, так что он стал внимательно изучать иконы, которые тут находились. Они были в его понимании всего лишь частью искусства. Но все сюжеты на них показались ему однообразными. Правда было изображение Сергия Радонежского(это ему сказала женщина в платке, которая продавала всякую религиозную атрибутику), которое его заинтересовало – просто по углам у иконы были пришиты кусочки жести. Наверное, это были места, где крепился оклад. Хотя изображение на досках было достаточно хорошим для оклада. Ведь он где-то слышал, что когда основная площадь иконы теряла свой вид (от копоти или просто краска осыпалась), то на нее надевали оклад, чтобы сохранить саму икону. При этом восстанавливали только лики, которые и оставались среди железной вязи оклада. Но эта экскурсия среди икон ему вскоре надоела и он сел на скамейке около большое чана. Как он потом узнал, чан был заполнен освященной водой.
Время шло и он был в церкви уже минут 30-40. Лавка была жесткой и ему было неудобно сидеть. А потом он почувствовал какое-то нарастающее изнутри чувство раздражения, которое волнами все быстрее и быстрее распространялось по всему телу. Чуть позже у него стала болеть голова и появились даже спазмы на сердце. Ощущения эти были знакомы – это была атака, но церковь была пуста. Так кто же это делает?
Он еще раз обошел зал по кругу, внимательно всматриваясь, но нет – никого здесь кроме него не было. И той женщины, конечно, что сидела со своим товаром при входе. Тогда он решил просто выйти на улицу на солнце, где можно было бы избавиться от этого навязчивого давления, которое еще усилилось. Тем более, что когда поп подъедет, то он его увидит даже издалека.
Выйдя на солнце после полумрака церкви, он невольно сощурился, но не стал останавливаться, а прошел вперед к небольшой группе деревьев, которые примостились на краю оврага. Теперь неприятные ощущения отступили, но в этом было нечто странное. Правда он помнил сюжеты всяких романов по поводу того как некоторые люди не могли входить в церковь или так называемые святые места. Но это был вымысел авторов, хотя сейчас его состояние было не вымыслом, а вполне реальными ощущениями. И вот только здесь на солнце, которое пробивалось сквозь кроны деревьев, он понимал, что этому должно быть какое-то нормальное объяснение. Можно было бы, конечно, подумать, что он просто демон и все такое прочее. Но эти мысли вызвали у него улыбку. Демоны не мучаются такими-то глупыми мыслями и не ищут ответов на вопросы, на которые никто не может дать внятный ответ. В этом он был уверен полностью.
В его арсенале была одна очень интересная техника, которую он иногда применял – чистка огнем. Она была проста, но при этом требовала определенной концентрации. Огонь мог выгнать всех тех, кто пристроился к церкви и атаковал его. И у него не было никаких иллюзий, что подобные сущности запросто могли присутствовать при любой службе или спокойно ходить среди икон. Это ведь люди наделяли предметы теми или иными свойствами, вернее не наделяли, а договаривались между собой какие предметы и чем будут обладать, а те, кто живет параллельно с нами в этом мире, относятся к подобным моментам как к обычным вещам из обихода человека. Он это знал и знал также, что только стена огня поможет увидеть тех, кто так негостеприимно с ним поступил.
Стена огня. Пожалуй, огонь как таковой единственная стихия, какой можно пользоваться в материальном мире. Реально пользоваться, а не делать вид, что ты пользуешься. Причем в этом обряде важна концентрация на самом огне, который должен быть соответствующей высоты. Но мощный огонь держать долго нельзя – это словно костер, который разгорается, когда в него бросаешь много дров и он начинает проявлять свой истинный нрав. А потом, когда дрова прогорают, огонь превращается почти в ручное существо. Так и тут – сначала нужно представить небольшую площадку, которая покрыта огнем. Лучше неширокую ленту, если нужна настоящая стена огня. Причем само пламя должно просто стелиться по земле. А вот потом можно заставить это пламя передвигаться в ту сторону куда необходимо и не надо забывать, что пламя должно подниматься над землей как минимум  на полметра. Это даст свой эффект, вычистив все помещение. Но это требовало некоторый усилий, на которые он в тот момент не был готов, что еще раз подтвердило его версию про атаку, которой он подвергся в церкви. Тогда оставалось только одно  - швырнуть внутрь помещения шары концентрированного огня, которые взрываются мощными вспышками и выжигают все по тонкому плану. Что он и сделал – три шара один за другим полетели в сторону церкви. И результат не преминул сказаться – буквально через мгновение после того как первый шар разорвался внутри, из дверей церкви смеясь выскочили два здоровых черта и, немного отбежав в сторону, остановились глядя на здание. Его они то ли не увидели, т.к. он стоял немного дальше. То ли просто не посчитали нужным посмотреть в его сторону. Вот теперь ситуация как бы прояснилась.
Как выглядят черти? Очень просто – высокие лохматые парни с хвостами, которые ходят на двух ногах и никакой одежды кроме шерсти. Она вроде была темной – кажется коричневой. Рогов как бы не видно – может быть они были просто маленькими, но рост этим чертей был явно под два метра. Так что теперь было абсолютно понятно причина его состояния в этом “доме бога” и кто же сказал, что в церкви нет места чертям.
Он стоял и удивлялся этому виду, а черти тоже стояли и вскоре они куда-то направились и просто исчезли из вида. Но попа он в тот день так и не дождался, да и настроения ждать его исчезло – слишком было много новых впечатлений.               
Кажется, они встретились через пару дней – он точно уже не мог вспомнить. Но тогда все было проще – священник был на месте и тут же встретил его как только того позвали. Это был мужчина за 50, среднего роста и упитанной комплекции. Впрочем последнее можно было не упоминать – у него всегда было такое представление о попах как о людях вполне упитанных.
Он поздоровался и сказал, что хотел бы поговорить об одном деле, которое его тяготит. Поп, кажется, спросил как его зовут и тут же без предисловий спросил где он работает. Вопрос прозвучал без какой-либо паузы с профессиональной интонацией коммивояжера, за которой могли последовать и другие вопросы. Причем поп словно пытался за короткое время соблюсти формальные приличия и тут же перейти к сути интересующего лично его вопроса. И священника вообще не интересовала причина, по которой он пришел – главное ведь пришел, а все остальные вопросы будут выяснены как говорится потом. 
- Так где ты работаешь?
Такая прямота его смутила – как раз это его сейчас в меньшей степени занимало. Наверное, его внешний вид заставлял священника начать разговор именно с этого.
- Нигде, - ответил он, т.к. действительно нигде не работал.
Попа такой ответ не смутил и он тут же отреагировал на услышанное.
- Надо работать….
Черт возьми – зачем? Да и вообще какое попу дело – тому, кто якобы заботиться о духовности этого мира, до того работаю я или нет? Впрочем, что означает это глупое слово “духовность”? Не слово, а обмылок, который используют для скольжения и объемности речи все кому не лень. Но на самом деле что это означает? Да ничего – только лишь то, что сие имеет отношение к духу. Но в  детстве у них была такая шутка-присказка:
- Дух, дух, выходи…   
И это относилось к газам, которые скапливались в кишечнике. Это было взято из глупого анекдота, но тоже про дух. Так может быть тот детский анекдот не такой уж и глупый? Так что же такое духовность и причем тут необходимость работы, которая ни коим образом не относится в церкви – это ведь дела мирские. Это было странно, но он не стал ничего спрашивать у попа, тем более ему вдруг вспомнилась совершенно другая сцена в совершенно другом месте. Это было лет пять назад, когда у него были проблемы с выколачиванием долгов из одного парня. Сумма по тем временам была небольшая  - всего 3000 долларов, но тот повел себя довольно борзо. Куда при таких историях обращаются люди? Правильно к браткам, а у него был один такой парень. Авторитет и довольно крутой – смотрящий, фактически руководитель района.
В общем они сначала встретились и поговорили вдвоем – выяснилось, что его знакомый авторитет “крышует” родственника того парня. А потом его пригласили “на ковер” – там был сам авторитет и еще несколько человек. Он запомнил какого молодого парня со змеиным взглядом. Очень неприятный взгляд, но в таких случаях не следовало подавать вид, что тебе страшно.
Такие показательные моменты “вытаскивания на ковер” нужны только тому, кто возглавляет все это, т.е. его знакомому авторитету. Детали самого начала разговора можно было пропустить, но зато потом был точно такой же вопрос от кого-то из присутствующих
- Где ты работаешь?
- Нигде.
- Надо работать.
Ну да, все было предельно понятно – если ты обратился к браткам, то они предложат тебе “крышу” за определенный процент. Так что их реально интересует, где и кем ты работаешь. Но попы тоже интересуются тем же, причем такие же вопросы и точно такие же реакции. Так в чем между ними разница? И он раздумывал над этим вопросом на обратном пути из церкви. Разговор с попом не состоялся по причине, которую увидел священник, а она могла быть такой - неплатежеспособность человека. И тогда он понял, что нет между этими двумя структурами никакой разницы. Нет и быть не может, тем более что так называемые “братки” ведут себя более честно и открыто, чем церковь, которая прикрывается пышными словами и ритуалами, а на деле это всего лишь мыльные пузыри. Это был горький, но очень поучительный опыт. Опыт, который наверное дал ему еще тогда понять, что в этом мире нет никакой правды кроме той, что можно увидеть в зеркале. Причем зеркало должно всегда быть только заднего вида и увиденное там будет единственной правдой. Так что можно увидеть в зеркале заднего вида? Пусть каждый задаст себе этот вопрос и постарается на него ответить, но сейчас ему виднеется все та же бесконечная однообразная дорога, которая есть и впереди. Никакой разницы – только сзади не видно неба, а только какие-то тени. А впереди есть хоть иллюзия горизонта, где серость неба сменяется серостью земли. И только – больше ничего. Так что же можно увидеть в зеркале заднего вида? Ничего.
Однажды он проходил в своей квартире мимо зеркала, перед которым он причесывался как минимум один раз в день. И почему-то обратил внимание на свое лицо. Но не так, как люди привыкли смотреть на свое отражение – что-то не так, что-то надо сделать или убрать. Нет, это был словно сторонний взгляд на это отражение – наверное именно так смотрят на незнакомых людей.
Он точно помнил, что стал внимательно рассматривать это лицо в зеркале и никак не мог понять одного – тот самый человек, которого он рассматривал, казался ему абсолютно незнаком. Абсолютно. Причем это не было связано с каким-то внешним узнаванием – тут было совершенно другое. Просто, наверное, в какой-то момент человек начинает переоценивать все вокруг и видит свое отражение, которое сильно изменилось. Не постарело, а именно изменилось. Старение тут не причем – просто реальность накладывает на лицо каждого свой рисунок и, иногда, это бросается в глаза. За повседневной беготней мы просто не видим  всего этого, но временами наступает прозрение. И мы начинаем различать в своем отражении реальность – каждая черта и каждая морщинка, каждая линия и даже мимика. Все выдает суть происшедшего с нами. А когда мы рассматривали себя в последний раз? Женщины делают это чаще, а ему теперь казалось, что он долгие десятилетия смотрел в зеркало и не видел себя. Не видел того, что с ним происходит и вот он смог рассмотреть то, что теперь отражается в зеркале. И он не знает этого человека. Не знает и все.
Это было странно, почти безумно, но грань все же не была пересечена – его разум остался в том месте, где ему и надлежало быть.
“Мир меняется и мы меняемся вместе с ним”. Кто это сказал? Он не помнил, хотя сейчас ему бы понравилась другая фраза:
- Мир меняется и мы меняемся вместе с ним или вопреки ему.
Так будет точнее - ведь каждый сам выбирает свое направление. Но сейчас ему так уже не казалось. Может быть тот самый глупый оптимизм “свободы выбора” куда-то испарился. Ведь теперь у него была всего лишь одна прямая дорога сквозь эту темную серость: позади серость да и  впереди тоже не лучше. Но он все мчится вперед, чтобы как можно быстрее закончить этот безумный гон. 
Забавно вот так гулять по кругу в парке и быть где-то в другом месте. Каждый шаг здесь это шаг воспоминаний и тут все как в его жизни. Есть дорога и есть определенное количество кругов, какое надо пройти и больше ничего. Какие-то остановки тут практически лишены смысла – что толку стоять по середине аллеи, так что надо двигаться вперед. И даже здесь нет смысла говорить про свободу выбора – его нет. Он помнит как спорил до хрипоты с одной своей знакомой по этому поводу. Они всегда сталкивались на этой почве и никто не хотел очно признавать что не прав, но каждый раз по прошествии определенного времени она признавала, что “наверное свободы выбора нет”. Именно так все и говорилось, причем не ему лично, а передавалось через общих знакомых. И всегда присутствовало это пресловутое слово “наверное”. Но его жизнь, его опыт может точно сказать, что свобода выбора просто блеф. Ну да, ты можешь выбрать в магазине сметану другого изготовителя или приобрести ботинки коричневого цвета вместо черных, но по сути жизни, по каким-то почти глобальным вопросам выбора нет и не будет. Да и с обувью тоже не велик выбор, т.к. всегда кажется, что полки теперь стали просто ломиться от товара, но такое впечатление проходит, когда ты сам ставишь себе цель купить новую пару. И начинаются те самые нюансы свободы выбора, причем всегда почему-то не твою пользу.
У него была квартира  - тут недалеко. И история ее приобретения очень хорошо показывает насколько миф про свободу выбора несостоятелен. А все началось с того, что у него назрела необходимость приобрести более просторную квартиру.
Это была его тема – он занимался недвижимостью с 16 лет. Вот так пришлось втягиваться во взрослые игры еще при советском строе. Это было тогда почти полузаконно и слово “маклер” было ругательным. Но жизнь заставила его вникать в детали и нюансы, т.к. большая полногабаритная квартира на набережной должна была быть разменяна. Там он жил со своими родителями и теткой – откровенной стервой, которая пыталась все одеяло тянуть на себя. Ругани было там столько, что хватило бы на длинный сериал по вопросам отношений между родственниками. Но размен квартиры, а тогда только это было возможно, никак не мог сдвинуться с места. Конечно, раньше там еще жили дед, который изначально и получил эту квартиру на свою семью, а также бабка. Но вот теперь брат с сестрой остались на этой родительской территории одни и портили друг другу кровь как могли. Но больше преуспевала в этом его тетка.
Как разменять хорошую квартиру в центре с видом на Волгу, если никто никому не хотел уступать? Был даже суд о принудительном размене и даже некое решение, которое на счастье не было реализовано. Просто владелец квартир, куда должны были разъехаться родственники, отказался от этого переезда. А потом случилось чудо – в квартире раздался звонок по телефону и появился как раз тот самый вариант, который разрешил это очень долгое противостояние. А оно длилось, наверное, лет 20. Вот так его родители получили квартиру – две комнаты в современном доме. Но он стал требовать жилье для себя – ведь время уже настало. Его мать выискивала много всяких причин, чтобы отказать от “это нам не подходит” и до “отец против”. А потом она сформулировала другую тему, т.к. его настойчивость стала почти еженедельной. Оказывается его мать не могла позволить сыну, который уже закончил институт и имеет работу, жить одному – он должен жениться и тогда… Это было просто скотство, но тогда ему показалось, что выход найден. Он женился – просто нашел подходящую девушку и не более того. Любил он ее? Сейчас ему было трудно это сказать – во всяком случае она была не уродина, имела высшее образование (этот момент был для его матери обязательным фактом) и работала в НИИ. Но даже при этом выполненном условии мать продолжала вставлять палки в колеса. Теперь причина была иной – они с отцом еще не успели пожить отдельно и насладиться этим. Причем это говорила ему только мать – с отцом отношения были очень-очень плохие. Впрочем он умел дожимать проблему и спустя два года после того как он женился, ему досталась комната 11 м2. Но даже это был явный прорыв – все, теперь он мог уже строить свою жизнь вне зависимости от родителей – на тот момент ему было почти 30 лет.
С этой комнатой был связан один забавный момент, при воспоминании которого он стал улыбаться, т.к. по-другому на это реагировать было просто нельзя.      
Сейчас уже было трудно вспомнить по какому поводу он с женой пришел к ее родителям, но это было уже после того как ему досталась та комната. Он помнит, что все сидели за столом, что-то ели и говорили “за жизнь”. И тут теща решила поднять тему жилья.
- Ну и что ты собираешься делать дальше с квартирой? Ведь это же очень маленькая комнате и там трудно будет жить даже вдвоем. А если будут дети?
По какой причине возник этот вопрос он уже не помнил – может быть, его жена перед этим обсуждала что-то со своей матерью, но вопрос был задан почти с укором. Только вот причину этого укора он тогда не понял. Зато спустя годы он узнал, что теща всегда считала, что ее дочери, а их у нее было две, созданы, чтобы жить только с принцем и на всем готовом.
А он тогда посмотрел на тещу и спокойным голосом ответил:
- Я планирую получить четырех комнатную квартиру…
Он даже не смог закончит эту фразу как теща стала громко смеяться и очень долго не могла остановиться. Кажется, у нее даже брызгали слезы от смеха – вот как ей было смешно. Но его это ничуть не обидело – ему было плевать на такую реакцию. Он знал точно, что так будет, а этого было вполне достаточно. И по итогу через два с половиной года он въехал в ту самую четырех комнатную квартиру, над мыслью о которой почти до истерики смеялась его теща. Теперь уже бывшая.             
Это было словно лирическое отступление от той самой темы, которая все еще просила своего завершения. Это был какой-то даже забавный экскурс в его прошлое и оно показалось ему бесконечно далеким. Сколько прошло с тех пор? Лет 20 наверное. Тот мир сильно изменился, изменился и он сам, да и жизнь вокруг стала совсем другой.
Теперь ему было грустно – эти перемены, которые он пережил и эти возможности, которые проплыли мимо, весело помахав хвостом. Возможности… Это слово все еще обжигало, но теперь боль была какой-то тупой и ее можно было терпеть. Ведь все могло быть по-другому. Все-все. Во всяком случае он пытался себя убедить в этом. Но что-то внутри него было непреклонно и жестко отделило эти глупые иллюзии и сожаления о прошлом – все уже случилось и не стоит сейчас размазывать сопли по поводу того, что не было сделано. Это так и останется не сделанным, а причины тут совершенно не важны. Эта дорога имеет только одно направление и нет места даже для разворота и он опять был на той самой прямой как стрела дороге, которая темным асфальтом наматывалась на горизонт. Его горизонт, а он давил на газ, чтобы побыстрее добраться туда – ведь ему все еще казалось, что эта темнеющая серость отступит как только он приблизится к горизонту. Отступит или будет хоть немного другой – более светлой или даже чуть желтого и красного. И он гнал, чтобы проскочить эту самую серость, которая прорвалась даже в его воспоминания. А, может быть, она всегда была где-то рядом – просто он не хотел ее замечать, но когда его мир стал обретать реальные очертания и краски, то оказалось, что вокруг только эта навязчивая и тягучая серость.
Так может быть все дело в нем?
Вопрос вынырнул из неоткуда и словно повис в воздухе. Он будто ощущал его всем своим телом и даже мог сказать, насколько тот был холодным, т.к. его стала пробирать неестественная дрожь.
- Так может быть все дело в тебе?      
Слова прозвучали в его голове и в следующий момент вопрос огромными буквами повис в воздухе.
Он был готов к такому, хотя это его постоянно мучило. Точнее сказать напоминало о реальности, в которой живут другие люди. Другие, но не он.
Сколько длилось эта дрожь – он не понял, но она прошла и вместе с этим в его сознании появилось нечто теплое и родное.
- Нет, дело не во мне, а в этом мире…
Именно так это и прозвучало, именно так он и считал, именно так и было в реальности – его реальности, которая создалась из осознанных им фактов. И эти моменты были чем-то более весомым, чем обычные предположения. Необъяснимые факты попыток его подчинения чужой воли, более могучей и довлеющей над всем. Это бог? Он так не думал – скорее некто, кто возомнил себя богом, но, по сути, являлся мелочным и жадноватым существом. Ему нравилось дергать за ниточки и оставаться в тени, ему нравилось использовать и сталкивать людей, но при этом быть невидимым. Этому существу нравилось быть подлым – ведь все выше перечисленное была просто подлость, так что он никак не мог быть богом. Скорее демоном, неким лохматым существом с рогами и хвостом, который пытается отыграться на тех, кто не может ему достойно ответить. Хотя нет, демон тоже не особо вписывался в этот образ, т.к. не зря ведь это слово переводится с древнего языка как мудрый. Ну не может мудрая личность быть мелким, подлым и постоянно сталкивать людей друг с другом. Это проявления комплексов неполноценности, но явно не мудрости. Так что тут кто-то иной, более пакостный и мелочный, более недалекий и убогий в своем стремлении властвовать. Играть людьми как играет куклами или машинками ребенок. Да-да, ребенок, которому нет ни шло швырнуть свою игрушку в стенку шкафа и только потому, что она не поместилась в домик, что он построил. И это есть реакция неполноценной личности, ущербной в своей мозговой деятельности. Ведь ребенок для своего возраста не смог сравнить габариты куклы, которая явно больше чем построенный домик. Не смог, но со временем он увидит это и будем надеяться, что больше не станет ничего швырять в стену только потому, что ситуация развивается в совершенно другую сторону, нежели он предполагал. Но оговорка “будем надеяться” очень даже уместна, т.к. даже взрослые люди на ответственных постах иногда позволяют себе такие выходки: сделано не по-моему – значит исполнитель будет наказан. И совершенно неважно, что исполнитель прав – он будет наказан и точка.            
Вот и с людьми иногда некто поступает точно также. Причем совершенно неважно, что человек может быть прав – этого просто не допускается. Прав тот, кто стоит за невидимой занавесью и дергает за ниточки событий. Он прав, а человек нет. И это аксиома, которая не требует доказательств. Такие ситуации происходят в жизни каждого, хотя люди воспринимают это как подсказку свыше. Наверное, они вольно или невольно принимают этот дар от того, кто заботиться о них – дар добра и мудрости. Впрочем, когда это происходит один или два раза за жизнь, то такое можно воспринимать именно так. Тем более результат такого вмешательства приносит нечто положительное, пусть даже и в перспективе.    
Но если все это происходит на каждом пути активности человека. На каждом, причем это походит скорее не на помощь, а на палки, что вставляют в колеса велосипеда. Тогда как на это реагировать? Как? Сколько таких вот тупиковых ситуаций было в его жизни, когда он старался изо всех сил добиться хоть какого-то положительного результата? Много. Всего не вспомнить. И вот история его квартиры, в которой он прожил последние 20 лет, была отличным примером тупика, из которого не было достойного выхода. А все началось тогда, когда он прошел путь от той комнаты 11 метром до приличной однокомнатной квартиры в хорошем месте. Правда ему пришлось переезжать за полтора года три раза, но это стоило того – теперь у него была квартира, есть телефон и все казалось бы вставало на свои места. Но до четырех комнат было еще далеко.      
Он все еще прокручивал тот самый разговор в гостях у тещи, которая просто посмеялась над его словами. Ей было смешно до слез и только потому, что она не видела никаких перспектив, т.к. применяла свой жизненный опыт к его жизни. Ну как можно получить из комнаты в 11 м2 4 комнаты? Задачка для идиота – говорил ее смех, просто задачка для идиота, который не знает жизни. Но он знал решение и кое что уже было сделано. Правда теперь у него уже не было тещи – они развелись с женой.
Ведь по сути он не стремился получить те самые 4 комнаты, т.к. ему и так неплохо жилось в своей небольшой, но очень уютной квартирке. Было все очень неплохо, тем более что была работа, а также небольшой бизнес и жить текла сама собой как то и должно быть. Но что-то подспудно толкало его вперед, туда, где маячили эти самые 4 комнаты, тем более что появились возможности получить их. Сколько тогда было просмотрено квартир, он уже не помнил. Они шли какими-то сменяющими друг друга картинками, которые явно не желали останавливаться. Но одну квартиру он запомнил. Она была огромной по тем меркам – целых 130 м2 и там можно было сделать большой балкон. Правда место было не очень – окна смотрели на школу, а сам дом стоял около церкви, что сейчас обзавелась колокольней. В общем, житья сейчас в том доме явно нет – колокольня исправно напоминает о себе почти каждый день и не по разу. Да и вообще та квартира была несколько странной – там оказались гнилые полы, т.к. текла крыша и теперь они гуляли в разные стороны. В общем, она ему запомнилась, но хозяева захотели гораздо больше, чем он мог себе позволить. Да и сам он, наверное, все же отказался бы – слишком много всяких “но” было в той квартире.   
Были и другие, которые он посещал и оценивал с точки зрения возможности. И вот однажды он оказался на той улице, где сейчас жил и проходя мимо того дома, где сейчас была его квартира, вдруг остановился и обернулся на это строение. Пару минут он рассматривал этот облезлый трехэтажный дом за деревянным забором, который раскинул свои крылья на две стороны от угла, а потом двинулся дальше. Это было странно, если честно. Очень странно. А через неделю ему позвонили и предложили посмотреть квартиру как раз в этом доме. Она была коммунальной, но все соседи были согласны разъехаться. Но после звонка он еще не знал, что направляется именно в тот дом, который рассматривал неделю назад. Но когда ему удалось обнаружить это знакомое строение, то он все понял – это была та самая квартира, которую ему приготовили. Кто? Он не знал, но именно ее ему приготовили и точка.
Кто видел коммуналки советских времен? Это зрелище не для слабонервных. Но там было несколько почище, хотя тоже не очень. Так что когда он поднялся в квартиру и посмотрел ее, то впечатление было каким-то мрачным. Впрочем были бы стены… Да-да, главное ведь в квартире это стены, т.е. планировка, а все остальное можно сделать. Так вот гласит старая риэлторская мудрость, которой он следовал всегда.
По площади квартира была средняя – всего 75м2, но зато большой торцевой балкон в 4 м2. Почему так важно чтобы балкон в торце? Чтобы никто не торчал рядом - вот почему. К тому же торец соседнего дома, куда выходил балкон, был без окон. Это тоже была удача. Но ему надо было подумать – такие вещи требовали обдумывания. Три жилья за 75м2 это было слегка многовато. Впрочем почему и нет, если они поедут “за реку”. Просто заречные районы ценились меньше – центр находился на “горе”.   
После этого он продолжил искать себе подходящее жилье, но все было тщетно. Нет-нет, квартиры периодически попадались, но за них то просили очень много, то места были гораздо хуже. В общем, по итогу он все же въехал в эту бывшую коммуналку и практически сразу же начались неприятные сюрпризы. Соседи снизу.
Там жила старуха с сыном и его семьей. Он сразу же ее окрестил горгулей  - внешний вид соответствовал, да и свой ведьмин характер она стала проявлять очень скоро. А когда старуха стала старше, то вообще высохла, скрючилась и еще больше получила сходство с этим мифическим персонажем. И, глядя на нее, ему уже не казалось, что горгулья так уж нереальна. Вон она идет по двору, а вон она поднимется по лестнице и зыркает своими черными глазами. С этими  соседями было связано много всего, в том числе и суд. Да-да, они судились с ним за то, что он их якобы проливал. Но ничего не вышло – это была проблема коммунальщиков – просто дом старый и имеются проблемы с канализационными трубами.
Чтобы понять насколько мерзкой была та старуха, которая верховодила всем подъездом, да и домом
Наверное, стоит сказать, что ее образ напоминал некую злую ведьму, что вредила всем и всему на своем пути. И это не просто красивый оборот речи – все это было в реальности и однажды он поймал ее за этим занятием. А дело было так – квартира горгулии была точно такой же планировки как и у него и располагалась по одному стоку, но этажом ниже. Причем его спальня расположилась над спальней той “милой” старушки, что жила внизу. Он выбрал эту комнату как спальню потому, что она была самой дальней от входной двери. На этой территории он поселился со своей старой знакомой. Прошел месяц после его переезда в эту квартиру и в какой-то момент он почувствовал, что его сон стал несколько беспокойным. И его подруга тоже стала жаловаться на это же. К тому же они стали цапаться по всяким мелочам. Ну да, они и раньше ругались, но тут как-то все это навалилось и ему показалось сие странным. Подумав немного, а к тому времени он уже знал, что спальня “милого” божьего одуванчика из квартиры внизу, располагалась как раз под его спальней. И что-то ему подсказывало, что к беспокойному сну его самого и его подруги имеет некое отношение старушка соседка. Не долго думая, он решил поставить защиту в своей квартире - обычное “зеркало”, которое будет лежать на полу, развернутое отражающей поверхностью к нижним соседям. Просто и конкретно. Такие “фокусы” ему всегда удавались и зеркало появилось. Прошла неделя и вроде бы в квартире этажом ниже ничего не происходило, зато у него и его подруги полностью нормализовался сон – больше не было этого навязчивого беспокойства. 
Жизнь шла своим чередом – наступило лето. Нижние соседи почти в полном составе (сын “милой” старушки, его жена и две девчонки младшего школьного возраста) отправились на отдых за границу – дома осталась только одна старенькая соседка. Но вернулись они, буквально, через три дня и было понятно, что отдых явно не удался -    
старшая дочь приехала на носилках с открытым переломом ноги. Не повезло девчонке – она попала под машину на отдыхе за границей на второй день пребывания там. Наверное он никогда не забудет того злобного взгляда, который ему подарил при встрече божий одуванчик снизу. Это было нечто, что должно его выжечь человека изнутри, но он только посмеялся ей в лицо - не злобно, конечно, и не ехидно, но посмеялся. И вот после этого, когда горгулья не смогла вернуть себе ту власть в подъезде, которой она обладала раньше и началась скрытая ненависть к нему и его семье – тем, кто жил с ним в его квартире. Но он старался не замечать этого, т.к. его жизнь и так была полна всякого и разного. Но зато он точно понял, что некто просто заставил его выбрать эту квартиру как единственно правильное решение. Причем все остальные варианты были решительно отметены. И никаких возражений.
Зачем? Зачем кому-то все это было нужно? Все просто – кому-то очень хотелось, чтобы он схлестнулся с горгульей, которая своей злобой могла изгадить жизнь кому угодно. Это был, так сказать, некий принудительный бонус, что он должен получить. И получил. Правда, та стычка закончилась в его пользу, а горгулья после этого только издалека зыркала на него и даже пыталась бурчать что-то злобное ему вслед, но это было похоже на попытки змеи кусаться, у которой выдрали зубы и ядовитые железы. Сейчас этой “милой” старушки уже нет – она умерла после 6 лет почти полной парализации. А когда ее выносили из дома, то в гробу лежало нечто высохшее, но в своих резких чертах не утратившее той злобы, что он помнил в ее глазах.
Но, оказывается, это жилье имело еще несколько очень “приятных” особенностей. К примеру, фанерные стены между квартирами. Да-да, именно фанерные, а не деревянные. Но это было как бы полбеды, а вот запахи, которые распространялись от тех же самых нижних соседей, довершали всю эту “приятную” картину. Причем запахи шли как через балкон летом, т.к. он любил полежать там – даже сделал лежак по ширине самого балкона, так и зимой через стены и пол. Именно так – ведь стены этого дома были внутри полые, где изначально находился торф как утеплитель. Сие обозначалось как кирпично-засыпной дом. Но со временем торф осел и по этим образовавшимся пустотам запахи очень быстро поднимались вверх. Т.е. к нему в квартиру. И в основном там был один запах какой-то тухлятины, который словно специально прилетал к нему, чтобы порадовать своим ароматом. Может быть, это был запах квартиры нижних, которые постоянно жарили рыбу на непонятном масле. Причем рыба при жарке воняла так, что впору носить противогаз. Впрочем как говаривал его знакомый, китайцы специально делают так, чтобы рыба слегка протухла, т.к. у нее появляется некий пикантный аромат.
- Так, может быть, внизу тоже живут китайцы?
- Нет, там рожи не те и в лучшем случае это чуваши.
- Ну так это почти китайцы, - звучало в ответ.
Но он спорить с ним не стал, хотя каждый раз, когда эта вонь снизу сгоняла его с балкона, то он проклинал тот день, когда въехал в эту квартиру. А также задумывался о причудах национальной кухни Китая. 
Вот так он оказался в этой четырех комнатной квартире, от которой потом не знал как избавиться. Бизнес его пропал, работы больше не было и эти облезлые стены коммуналки сопровождают его вот уже 20 лет.
Так это была удача с этой квартирой или гримаса судьбы? Вернее не судьбы, а того, кто так усиленно дергал за ниточки, чтобы он шевелил ногами и руками. Так чем это не вышвыривание его из жизни, вышвыривание его из мира, когда тело просто оставили на обочине дороге? Можно сказать “спасибо”, что не оторвали руки-ноги? Но и это было, впрочем, лучше не стоит снова вспоминать ту больницу.            
Аллея, которая шла вдоль дороги, все еще не кончалась и он снова вернулся своими ощущениями к прогулке. Пробежался глазами по обочине проезжей части – там стояли разные машины: новые и старые, наши и импортные. И вдруг он увидел знакомые до боли обводы кузова – там стояла старая “японка” почти такая же как была у него в свое время. Ей сейчас было бы лет 30 - не меньше. Да, у него были когда-то машины, да не одна. Причем с ними тоже были какие-то странности, но в его случае это был словно приказ заменить одну машину на другую.
Его первая машина была ВАЗ 2108 черного цвета, тонированный круг и широкая резина. Она выглядела очень круто по его мнению. Но как это бывает с первыми машинами, там было несколько существенных недостатков – к примеру она была после серьезной аварии. Причем настолько серьезной, что машина не могла сама ехать прямо по абсолютно ровной поверхности. Но зато он научился ремонтировать разные узлы и агрегаты этого аппарата, так что в этом была и польза данного железа. Как сейчас он помнит, номерной знак той машины – 27-66 гош. А потом он решил пригнать себе из Финляндии другую машину – тогда в стране с автомобилями было очень плохо.
Решил и сделал – через пару недель он со своей девушкой отправился за новыми “колесами” и вскоре вернулся на “Тойотте”. Отличная машина, которая, правда, тоже требовала ремонта. Причем серьезного. Но об этом он узнал позже, когда стал разбираться с “небольшими” проблемами в двигателе. Но зато эта машина получила занятный номерной знак 27-66 гощ, который он минут десять тупо рассматривать в ГАИ пытаясь сообразить, что же ему дали. И только когда он увидел тот небольшой хвостик, который отличают две буквы, то сообразил, что ему дали другие номера. Но первая реакция была простой:
– Откуда у них здесь мои номера?
И это означало только одно – нужно было продать первую машину и оставить эту. Все остальное было совершенно неважно.   
И снова на горизонте замаячила “свобода выбора”. Забавно, но эта тема периодически всплывала в его жизни и каждый раз сама жизнь опровергала эту самую свободу. Так что, может быть, она и есть для кого-то другого, но явно не для него. А что будет, если не подчиниться этим настойчивым советам? Просто сделать так, как тебе нужно, а не так как нужно кому-то другому, тем более тому, кто стоит где-то там в невидимой дали. Или рядом за невидимой занавеской. Так что же будет? Неужели он ни разу не воспротивился чужой воле? Было дело и оно могло закончиться уголовной статьей за валютные операции. Причем следователь его таскал на допросы-опросы пару месяцев и все пытался докопаться до “сути дела”. И по странному течению обстоятельств в том же году как раз и отменили эту самую статью. Просто отменили и все, но вот если бы он повел себя не так как нужно кукловоду, непонятно чем бы все закончилось.
Впрочем, он и дальше пытался поступать как ему надо, но дело заканчивалось одними неприятностями. Так что оставалось только ждать. Чего? Теперь он точно знал чего ждал тогда – перемен. И пусть даже очень радикальных, но перемены - это было лучше, чем просто топтаться на месте.       
Аллея закончилась и теперь ему предстояло повернуть направо и вновь двинуться вперед. А с левой стороны он оставлял место, которое уже давно присмотрел для своих “перемен”. Это был выход из театра, который мог выпустить людей со второго этажа. А под этим переходом была арка. Ее он заметил почти случайно, хотя достаточно давно уже гулял в этом парке. Просто, наверное, настало время ее увидеть – вот он ее и увидел.
И чем же была примечательна эта арка? Да все просто – он хотел использовать ее для…
Когда мысль подошла к этой точке, то он задумался – как же можно обозначить то, что он собирался сделать. Конечно, если напрямую назвать это как есть, то вроде будет все понятно, но в тоже время нет того самого среза, который разделяет две реальности: ту, что сейчас и ту, которая будет после. Рубикон? Очень пафосно, тем более что это уже использовалось в библии. Тем более, что это изначально название реки. Нужно было что-то попроще  - без излишнего глупого блеска, но вместе с тем образно и понятно. И тут он вспомнил какой-то фильм про средние века и виселицы, которые стояли вдоль дороги. Они выполняли свои прямые функции, хотя от людей нам остались только скелеты. В фильме дул боковой ветер и скелеты на веревках так забавно качались под этими порывами, кружились на месте, трясли ножками и ручками, что можно было подумать – они танцуют. Это был танец смерти или просто - танец на ветру.
Этот образ ему так понравился настолько , что, казалось, тут же сроднился с повешенным. Ну да, вместо того чтобы сказать про повешенного можно было бы произнести “танцор на ветру”. Красиво и даже непонятно, если тело не висит у тебя перед носом. Так вот, он задумал станцевать свой последний танец в этой арке. Да-да, он решил повеситься и сделать это именно здесь. Какие-то сараи, погреба или даже чердаки были скучны по своей сути: там было темно, скучно и мелко. Ему нужен был простор, который дал бы ему то, чего
он был лишен всю свою жизнь. Конечно, это было не первое место, которое ему приглянулось. К примеру, мост через какой-нибудь овраг подошел бы лучше. Тем более, что правильнее всего исполнять танец при отключенном мозге. Т.е. нужно пролететь метром 5, чтобы от рывка шейный позвонок разошелся и тогда можно добиться желаемого результата. Тело будет еще биться в конвульсиях, но мозг уже отключился. Этот метод называется у наемников “выключение компьютера” – быстро и с минимальными потерями для “танцора”. Ну, кроме самой жизни конечно. И для этого явно больше подходит мост, хотя надо запастись тогда толстой веревкой, чтобы она не оборвалась при таком рывке. Но вот в чем беда – все такие мосты были далековато от его дома, т.е. пришлось бы тащиться как минимум минут 40 до ближайшего, где можно было бы это сделать. А тут все было рядом – правда на “отключение компьютера” рассчитывать не приходились, но зато как все будет красиво выглядеть в этой арке при порывах ветра. Правда в таких местах всегда есть кто-то, кто попытается вмешаться, так сказать - спасти жизнь, с которой он решится расстаться. Дураков по жизни хватает, но если это сделать ночью… В общем вот это место и может сегодня ночью он сделает это. Он даже не стал покупать веревку – у него был отличный ремень, который выдерживал до 400 кг. Именно на таких вот ремнях они в свое время таскали его старое пианино. Ну а сейчас пусть он послужит ему несколько иначе.
Он даже остановился напротив подъема, что вел к площадке над аркой. Еще раз издалека посмотрел на те металлические прутки, которые были вделаны в парапет – именно туда он будет привязывать ремень. Правда придется немного укоротить его – однажды он подошел к краю этой арки и промерил ее высоту. Она составила почти 5 метром. Так что ему надо рассчитать нужную длину свисающего ремня, чтобы не удариться ногами о землю. Но это была очень простая задачка и он запросто справится. Ведь у него сейчас не было того самого запала, который посещает самоубийц. Он не любил этого слова, но оно само выскочило наружу.
- Да-да, я – самоубийца и что тут страшного?
Дело бы не в слове, а в том, что он давно уже это решил для себя. Впрочем, если уж вспоминать все, то в его жизни была другая попытка – просто отравиться.
Тогда шел какой-то сериал по телевизору и там герои запросто уходили из жизни, выпив пять таблеток снотворного. Он купил их штук 30 – такое количество была в упаковке и выпил. Ничего – он даже не смог просто заснуть от них, хотя эти таблетки продавались только по рецепту. Он часа два крутился на кровати надеясь навсегда покинуть свое тело, а потом, когда это не случилось, плюнул на эту затею и отправился на рынок за продуктами. Причем его состояние было как у пьяного кроме одной особенности - глаза теперь были проекторами каких-то строк, которые состояли в основном из чисел. Но иногда там встречались буквы и даже какие-то слова на русском. Эти строки перебегали достаточно быстро, но он мог различить каждый знак. А просмотр был достаточно прост – он подносил ладонь к глазам на расстоянии 20 см и эти строки, объединенные в столбец тут же показывались на ней как на экране. И это длилось весь день, пока он не лег спать на ночь, на следующий день этого уже не было.
Странно это сейчас было вспоминать, но именно после того случая он решил, что использует более действенный способ перехода. Тем более, что одна его знакомая, которой он рассказал про свой немного странный опыт сказала, что не удивлена результатом.
- Другой бы давно сыграл в ящик, но только не ты.
Всегда хочется спросить “Почему?”, но иногда такие вопросы будут звучать самой большой глупостью. И дело было не в том самом снотворном – дело было в нем самом. Просто он старался не вспоминать то, что с ним происходило. А зря – ведь если бы он вспомнил об этом в свое время, то теперь ему бы не предстоял танец на ветру. И
память не стала бы услужливо вытащило это воспоминание.
Сейчас трудно было даже вспомнить, какое время года тогда было – вроде осень, но та, когда день уже укоротился настолько, что в 19 часов начинало смеркаться, а фонари на улицах включались значительно позже. Он сидел дома и занимался своими делами. Сейчас должна была вернуться его подруга, так что надо было включить свет на лестничной площадке. Что он и собирался сделать – открыл дверь и тут же в нос ударил достаточно резкий запах. Чем-то даже напоминающий уксус, но не такой явный и с какой примесью. Запах был явно незнакомым, т.к. когда живешь долго на одном месте, то можешь почти безошибочно сказать из какой квартиры какой запах просачивается в подъезд. Но этот был явно чужим и довольно сильным – словно пахло именно на площадке перед его квартирой. Он поднял глаза налево и увидел что пролетом выше, где всегда была открыта форточка, окно было полностью закрыто. Это было удивительно вдвойне, т.к. выше его лестничной площадки были только два деревянных пролета на чердак, так что кто-то явно специально поднялся наверх и закрыл форточку. Зачем?   
В следующее мгновение он услышал какое-то движение этажом ниже и стал спускаться. Каждая ступенька вниз убеждала его в том, что тот неприятный запах гнездился именно на площадке около его квартиры, а ниже запах слабел. А когда он прошел один пролет вниз, то ему показалось, что запаха тут вообще нет. А вот на площадке второго этажа около одной из квартир стоял мужчина чуть выше среднего роста. Свет там не был включен, но он почти физически ощутил его страх, когда они встретились глазами. Мужчина словно пытался вжаться в угол лишь бы его не заметили. Его реакция была удивительна, тем более после того как он постарался объяснить свое присутствие в подъезде. Причем его ответ прозвучал с довольно продолжительной задержкой – наверное, в две минуты, если не больше. А вопрос был очень простой:
- Что вы здесь делаете?
Пауза в две минуты, а потом прозвучал ответ.
- Я пришел к Андрею…
Да-да, на втором этаже жил такой мужик, но он уже как пять лет умер. Более того, его квартиру уже успели продать и там сейчас жили совершенно другие люди. Именно это он и сказал тому странному человеку, который все еще пытался вжиматься в угол, а потом осторожно по стенке стал перемещаться в сторону лестницы вниз. После он быстро спустился к выходу и оказался на улице. Поднявшись к себе в квартиру можно было увидеть, как тот выходил наружу. Человек из подъезда очень быстро, но не бегом, пошел на выход из двора.
И что же это было? Ему оказалось трудно ответить сразу на такой вопрос, но он знал свою особенность: стоит сформулировать вопрос и ответ рано или поздно будет. Впрочем, в этом случае ответ не заставил себя ждать – картинка появилась практически сразу. Этот человек приходил не к Андрею, а к нему. Причем это он закрыл форточку, а потом распылил на площадке какую-то аэрозоль, которая должна была воздействовать на него. Как? Это было неважно – ведь такие вещи делаются не из добрых побуждений. И страх того мужика говорил сам за себя – никто не должен был просто сойти вниз и спросить его что он тут делал. Ну не должен был и все. Так что резкий запах того аэрозоля был далеко не случайным – эта разбрызганная жидкость почему-то изменила свои свойства и вместо чего-то другого стала резко вонючей. Но безвредной для него.          
Это была забавная история, которая его одно время смешила, но потом она забылась как забывалось все в его жизни. И сейчас в парке было уже неважно, что тогда в реальности произошло в подъезде – сейчас было важно только одно: эта арка и парапет над ней, вмонтированные прутки и ремень, который дожидался своего часа у него в квартире. Остальное было совершенно неважно. Ведь этот мир, да и его жизнь - словно эти аллеи, которые петляли по этому старому кладбищу. Можно брести по ним и знать, что надо сделать еще один поворот, но на самом деле разве мы знаем, что там будет за очередным поворотом. Нет, не знаем. И разве мы знаем, где нас может поджидать такая вот удобная арка? И даже если человек не будет стремиться уйти сам из жизни, все равно это не гарантирует, что он пройдет тот самый поворот. И ведь жизнь каждого когда-то закончится, так почему не в выбранный человеком момент? Ах да, есть сказки про бога и грехи! Но вот в чем проблема – как сам бог, так и тема греха почему-то были созданы здесь, на Земле, а не где-то там, в небе. И ответ тут прост – эти темы, как многие другие, как раз выгодны тем, кто сидит за той самой занавеской и дергает нас за ниточки. Ему нравится быть таким могучим, что иногда он швыряет кого-то об угол дома и наслаждается той самой смесью крови и мозгов, которая получается. Ну чем не первозданный миксер? А люди все еще пытаются следовать каким-то курсом, который выбрали за них при рождении: христианство, ислам, буддизм и многие другие ветки этого “духовного” древа. Есть, правда, и на этом древе и ответвления попроще, которые люди привыкли называть сектами. Но они и выглядят слегка странновато на том древе – обструганные вручную или даже обглоданные многими зубами палки, которые кто-то просто воткнул в общее древо. Они никогда не будут живыми и зелеными – им это не дано. Зато они будут занимать свое место на этом древе “духовности” и на каждом шагу кричать об этом. Правда есть умельцы, которые старательно выкрасят свое творение и будут выдавать его цвет за “божественный” промысел. Но так ли это важно, если все без исключения как сговорившись, будут вещать одно и тоже – грех, грех, грех. Причем, безусловно самым страшным из них является самостоятельный уход из жизни. А почему? Да потому, что правители этого мира – настоящие правители, рискуют остаться без слуг, если люди наконец увидят истинную картину того, куда они попали. Люди всего лишь РАБЫ, которые будут рабами, пока не умрут. Рабы, которые получают при жизни ошейники – пусть даже из золота, платины с брильянтами, но это всего лишь ошейник раба. И как бы власть предержащие не кичились своими заслугами – они всего лишь рабы, которые возомнили себя господами. А свободен только тот, который делает что-то из своих собственных интересов, а не по каким-то там законам, условностям и прочей социальной дребедени. И один из способов доказать что ты свободен от этого социально ига, уйти тогда, когда ты хочешь того сам. Но осознанно и понимая, что ты делаешь, а не под давлением каких-то обстоятельств. И это есть та свобода, которой обладает не только человек. Даже животные сами создают себе ситуации, в которой они погибают, когда их тела становятся либо старыми, либо раны слишком тяжелы. Это и есть свобода, которой человека лишили внушив, что такой выбор грех. А жить и мучиться – это норма. Вот и вся логика.
Но есть и на этой дороге нечто, что иногда пробуждает надежду – а вдруг мир вокруг изменился и все сейчас уже будет не так как раньше. Вдруг тот самый мир, который давит на тебя, отступил, устал или просто нашел кого-то другого, над которым можно поиздеваться. Нет-нет, это называется не так – ведь это “божественный” промысел и он призван воспитывать человека. Когда берут за ноги и бьют головой об забор, это есть форма воспитания. И такая форма воздействия очень нравиться тем узколобым извращенцам, которые сидят за невидимыми занавесями и блюдут помысли людей. Ведь им нужны рабы, этакие буратины с деревянными головами, а не те, кто может без спроса додуматься поднять тот самый занавес. Или еще хуже – сломать этот частокол из условностей и выйти на свободу. Вот от таких нужно избавляться – ведь они ВЫРОДКИ.   
Он усмехнулся от последнего слова, что пронеслось в его голове и даже попытался произнести его вслух. Но получилось как-то очень пресно.
- Выродки, - снова произнес он, но опять получись не так.
Нужно было придать этому слову некое личностное свойство, так сказать, примерить его на себя и тогда получилось бы как надо. И он попробовал это сделать.
- Выродок…
Уже лучше, но все равно чего не хватало и он снова попробовал, но теперь уже удлинив фразу и вставив между словами паузу.
- Я - выродок!
Вот теперь получилось как надо – все в точности как он чувствовал. И это было словно неким сигналом к тому, чтобы еще и еще раз осознать понятое. Но он ограничился только одним повторением вслух, хотя внутри это слово еще некоторое время звенело рефреном:
- Я - выродок!
И вот теперь он даже улыбался – теперь мир, этот мир, назвал его тем словом, которого так боялся. И пусть это случилось его устами – это было неважно, т.к. если бы кто-то другой сказал ему это, то мог бы тут же получить в морду. А мог бы и не получить – все зависело от обстоятельств.   
Еще несколько метром после этого он словно наслаждался осознанием того, что понял. Ведь это очень важно для человека понять кто ты есть для мира, для той системы, которая бурлит вокруг. И это осознание говорит только о том, что этот мир боится его, боится того самого человека, которого он загнал в угол и который одной ногой уже в могиле. Но мир его боится и поэтому он и есть выродок. 
Он снова улыбнулся, но улыбка была какой-то грустной. Да, он всегда старался походить на человека из толпы, но с возрастом ему удавалось это все меньше и меньше. Ведь не зря он когда-то написал: “Если люди прикладывают силы, чтобы отличаться от себе подобных, то мне приходилось всегда стремиться к тому, чтобы быть похожим на одного из толпы. Но я также мало преуспевал в этом как и все прочие – стоило мне только начать говорить.” Так что все его усилия быть одним из… заканчивались ничем. Все постепенно вставало на свои места, хотя было приложено столько усилий. И снова впереди замаячил итог - все тот же танец на ветру.   
- Зачем же вот так заканчивать жизнь, если есть надежда. Ведь она умирает последней…
Милые оптимисты, которых кормят с ложечки истинные правители этого мира, по-своему правы. “Надежда есть, если давать ей есть.” Впрочем, он тоже позволил себе проверить этот мир на перемены и пару месяцев назад отправился в одну фирму, которая звучно именовала себя издательством. Всякое ведь бывает, тем более что в течении двух недель ему на глаза подались две разные книги того самого издательства. Причем одна оказалась сборником стихов, что вообще было крайне любопытно. Он почитал их тогда – чистенькие, но серые стихи, которые забываются сразу после прочтения. Но эта книга стояла на полке магазина и на ней была цена.
Выбрав день, он отправился на трамвае по нужному адресу. Это был магазин, торговавшись антиквариатом, там был также букинистический отдел, который его заинтересовал. А возглавлял все это как раз тот самый человек, который и являлся издательством в едином числе. Узнав, как зовут издателя, он решил поговорить с ним. Что же касается того сборника стихов, то ему стало теперь все ясно – издатель и был тем самым поэтом. Так что ситуация становилась более забавной, чем можно было бы предположить.
Когда подошла его очередь зайти в кабинет антиквара - издателя, а перед его дверями сидели люди, что принесли свои вещи, он зашел внутрь.
Ну что ж, наверное таким и должен быть кабинет хозяина такого заведения – много всего на стенах, старый стол местного производства и сам человек в кресле за ним. На вид – стареющий живчик под 70, но все еще пытающийся удержать в руках свою судьбу. Да и манера разговаривать у него соответствующая – этакая феерия из известных фамилий, которые были на тот момент уже мертвы.
Но начался разговор не с обсуждения издания стихов или прозы – он решил поговорить про открытки, что остались от отца. Некоторые были очень любопытны – этакий экскурс в советское время, причем начиная практически с революции. Просматривая их у себя дома, он подумал о том, что можно было бы переиздать некоторые. Идея родилась спонтанно, но именно она привела его сегодня в этот магазин, именно эту мысль он и озвучил для хозяина кабинета.   
Реакция издателя-антиквара была своеобразной – он стал умничать и говорить, что это невозможно. А потом все же снизошел и ответил – 20 руб. за открытку, но тираж должен быть не менее 500 штук. Это была крутая цена для такой работы, к тому же поза “это невозможно” использовалась для повышения собственного статуса. Глупо и смешно выглядел этот стареющий живчик после всех этих ужимок и прыжков.   
В общем, ему стало грустно от всего этого – такие речи он уже слышал лет двадцать назад. Только человек тогда был другой, но суть происходящего та же.
Грустно, очень грустно все это… Эти повторы, эти глупые люди, которые поднялись над небольшой толпой и думают, что они короли. Он не знал как на это реагировать, но подумать ему не дали – пошла та самая завеса значимости из фамилий и званий. И все эти люди были друзьями издателя – все, все без исключения. Но с его слов.
- А вот недавно ко мне Ахмадулина приезжала на уху. Так мило посидели…
И как-то само собой речь перешла на прозу, которую писал антиквар.
- Издательство ждет мою новую рукопись, а я вот написал только 100 страниц. Надо еще 150…, - пожаловался хозяин кабинета.
- Просто садитесь и пишите, - предложил он.
Это было простое и верное решение, если надо сдать рукопись. Но тут же послышался его комментарий.
- Именно так все и говорят…
Эта фраза была настолько двусмысленна, что просто нельзя было не обратить внимание на некую почти царственную небрежность, с какой это было сказано - типа ты все равно ничего не понимаешь в этом. 
“Куда уж мне?” – пронеслось у него в голове.
Но этот живчик все продолжал давить – у него в шкафу оказались две его изданные книги, которые он с готовностью продемонстрировал. Причем в чужие руки они не были переданы, зато с большой готовностью был открыт титульный лист, где стояли названия издательства и год.
Это было просто смешно – все это выглядело как дешевый аттракцион, что призван был демонстрировать превосходство этого человека над всеми вокруг.   
Книги снова вернулись в шкаф.
- Так вы довольны написанными книгами? – спросил он, т.к. для него всегда было важным удовлетворение от работы.
Но ответ антиквара слегка покоробил его, впрочем добавил еще пару мазков в портрет этого человека. 
- Они продаются…
Это было уже слишком, так что разговор после такого ответа стал просто бессмыслен. Это было мнение торгаша, который волей случая, вернее используя своих знакомых таких же торгашей и посредственностей, фамилии которых не упоминались, пробрался к издателю и получил свои изданные книги. Рука руку моет – черт возьми сколько можно это все терпеть. Ну сколько?
Он вышел из кабинета к полкам с выставленными книгами и осмотрел их.
- Они продаются…
Это было выше его понимания, т.к. действительно хорошие книги, что стояли на полках букинистического отдела, писались явно не для того, чтобы “они продавались”. Писатели рассказывали свои истории, чтобы кто-то, пусть на мгновение, но увидел их мысли и переживания. Увидел и задумался над ними. А если книги пишут, чтобы они продавались, тогда подобное можно сразу сдавать в макулатуру. И он вспомнил выражение одного своего знакомого, которое как нельзя кстати, отражало сейчас его состояние.
“Стылость внутреннего молчания вызывает у многих словесный понос, принимаемый ими за писательство…”
Так вот что усиленно пытался спрятать  хозяин антикварного магазина своими петушиными наскоками, феерией известных имен и советами - стылость внутреннего молчания. Теперь стало все понятно. И даже то хамство, которое позволил себе антиквар, озвучив концовку известного анекдота про чукчу, поступающего в литинститут, хорошо дополнило общий портрет. Образ этого человека собрался воедино и перед глазами предстал этакий таракан, который вытоптал для себя площадку и усиленно демонстрировал ее. Пометил территорию, хотя тут вообще нет никакой территории – творчество это мир без границ и защищал ее. Впрочем, подобная демонстрация призвана создать в глазах зрителя некой ореол значимости и важности, но этим всегда занимались люди посредственные и завистливые.
Пора было проститься с этим воспоминанием, но он не мог почему-то забыть то общение. Не мог и все. Что-то было в том стареющем мужичке, который пытался пускать пыль в глаза. Ложь и посредственность – вот что было там. Только это на него не подействовало – он давно уже научился продираться через эти личностные джунгли, когда ему пытались пускать пыль в глаза. Ведь за этими фокусами как раз и была та личность, что усиленно пряталась в тени. Но в данном случае даже и не нужно было ничего делать – все само собой всплыло как дерьмо. И это случилось при обмене фразами про современную литературу. Хозяин кабинета говорил, что надо ее читать, чтобы знать авторов.
- Я пробовал это делать, но ничего интересного и стоящего не нашел, - ответил он.
- Так для этого как раз и существует “Литературная газета”, - назидательно заметил хозяин кабинета.
- Я знаю как делаются эти материалы – работал в газете, - парировал он.         
- Ну, тогда надо читать между строк…
Вот и ответ. Все - это была точка, жирная и безобразная. “Надо читать между строк” и что же там можно прочитать? Но он знал более простой путь, а потому более разумный – он давно уже вообще не читал газет, тем более между строк. Ведь это в его понимании как смотреть на рулон туалетной бумаги и думать, что же там не написали. Можно даже взять фломастер и нарисовать поперечные линии – пусть это будут строки, хоть и непонятно что в них. Ведь все равно надо читать между ними. Но этого он делать не будет – туалетная бумага имеет очень узкую специализацию, впрочем как и некоторые книги современных авторов, которые даже не задумываются над тем доволен он книгой или нет. Она ведь продается и этого вполне достаточно.
Теперь, казалось, воспоминания стали сходить и только где-то вдалеке оставался один -единственный вопрос, на который ему хотелось бы получить ответ: если бы книги не продавались тот хозяин кабинета стал бы писать? Просто в стол, чтобы рукописи создавались и ждали, когда их закончат. Или когда кто-то их прочитает? И снова в голове возникла фраза про стылость внутреннего молчания, которая словно обозначила путь для неполученного ответа. Но он сейчас не видел каков этот путь, да разве для него это было важно.    
Аллея теперь пошла по кругу, где в центре раньше стоял памятник Горькому, а сейчас высился забор, за которым строили часовню. Он просто отвернулся от подобного идиотизма, который его всегда раздражал. А как иначе – был памятник писателю. Пусть он его не особо любил, но это был писатель, причем довольно крупный. Его снесли и решили поставить часовню. Т.е. творческий путь писателя поменяли на косность религии. Мило и точно отражает направление, в котором движется эта страна: от творчества к косности. Но сейчас те эмоции уже утихли и он просто смотрел себе под ноги, чтобы хоть на чем-то сосредоточить свой взгляд. Все, дальше была прямая аллея к переходу через улицу, а там уже и до дома недалеко. Вот так закончилась сегодня его прогулка – его последняя прогулка. Что он ощущал при этом? Ничего – это было уже давно нечто вроде ритуала, который нужно совершить. И он это сделал, а то, что будет дальше – это уже решенный вопрос. Так что тратить на подобное дополнительные эмоции не стоит – он очень долго шел к этому вечеру, так пусть теперь загорятся фонари…
Он стоял на парапете и смотрел вниз. Вокруг его шеи уютно примостился ремень, который другим концом был привязан к металлическому стержню парапета. Все уже было промерено и не раз – он будет висеть ровно в 20 см над землей, чего вполне достаточно, чтобы прогулка была только в одну сторону. С другой стороны есть также место и для танца на ветру, тем более ветерок сегодня был. Он все еще никак не мог отвести взгляда от темнеющего внизу асфальта. Почему? Он не знал, но было такое ощущение, что эти черные краски асфальтового полотна с расходящимися трещинами словно звали его. Звали и стоило прислушаться к внутренним ощущениям как у них появлялся даже голос. Пусть невнятный как бормотание ветра, но все же был. Это был голос той пропасти, в которую он собирался прыгнуть. Прыгнуть без сожаления, даже уже без обиды на все и вся – просто прыгнуть, чтобы обрести себя. Того, кем он был, кем он мог быть, пусть даже и в другом мире. Он попытался поднять голову вверх и посмотреть на небо, но чего смотреть, коль тучи дополняли сумрачность картины. Его взгляд коснулся домов сзади, но для этого ему пришлось повернуться и он на какое-то мгновение даже потерял равновесие и чуть было не упал вниз.
- Так ведь можно и убиться! – смеясь, проговорил он.
У него было хорошее настроение – никакого страха или сожаления. Он упорно шел к этому моменту, который сейчас мог реализоваться. Так о чем сожалеть, коль это и была его цель? Все ясно и просто – теперь надо было получше прыгнуть немного вперед и вверх, чтобы при натяжении ремень “выключил компьютер”. А после он станцует свой танец на ветру как и было задумано.
Ну все, долгое прощание всегда навевает грусть. Нужно уходить из этой жизни смеясь, что наконец-то закончился твой путь. И пусть уход был твоей инициативой, но все же осознанный выбор как раз и отличает человека свободного от раба. И он так решил. Последний вздох и снова его взгляд был прикован к асфальту. Нет, еще один вздох, толчок и вот его полет вверх, его стремление ввысь, которое обрывается в какой-то точке и тело начинает падать…
Он проснулся одним рывком словно тот ремень с силой выдернул его из этого странного сна. Раньше он бы назвал это кошмаром, но сейчас это был всего лишь очень реалистичный странный сон, который завершил то, что давно задумывалось. Тем более что сегодня был как раз тот самый день, что он выбрал для своего дела. Он посмотрел направо, где спала его подруга, с которой он был знаком около 30 лет. Забавно, но теперь в полумраке этой комнаты ему вдруг захотелось рассмотреть каждую черточку ее лица. И было неважно, что оно постарело и было не таким свежим как раньше – ведь главное, что были черты родного ему человека. Единственно родного, какого он получил на своем странном пути. Может быть это была некая компенсация за то, что он прошел, что он пережил? Тогда почему именно сейчас он вдруг подумал об этом? Почему именно сейчас, когда несколько минут назад во сне он так стремился просто уйти и бросить ее? Мир после этой мысли слегка качнулся словно кивая в ответ. Впрочем, человек сам по себе мир и все остальные люди это всего лишь соседи по этой очень большой вселенной. Но она, та самая, что лежала сейчас рядом и мирно спала, была чем-то иным. Чем-то особенным, что заставляло его всегда разделять всех женщин на нее, что стояла в стороне и всех остальных. Почему так? Он не знал – ведь в его понимании любовь это всего лишь химическая реакция и не более того, которая со временем притупляется. Но почему никто и никогда не говорил о внутреннем комфорте, который испытываешь с человеком? Неужели это ощущает только он? В это было трудно поверить.
Ему хотелось дотронуться до ее лица и погладить по щеке, но он побоялся ее разбудить. Наверное только в редкие моменты можно увидеть человека с умиротворением на лице. И в такие минуты можно почти все узнать о человеке. Почти все о его сути и именно тогда проявляется его некая красота, которую трудно заметить в повседневной жизни. И вот он лежал рядом и просто наслаждался своим неожиданным открытием. И был настолько поглощен этим зрелищем, что даже забыл что сегодня за день. Это было неважно, даже вторично – главное сейчас насладиться тем, что он видел.      
Но как всегда бывает, мгновение проходит, вот и его подруга словно почувствовала, что ее так усиленно рассматривают, беспокойно завозилась и, не открывая глаз, перевернулась на другой бок. Теперь он мог видеть только ее затылок, а это было не так интересно.    
Он лег на спину и уставился в потолок. Спать больше не хотелось, хотя было только раннее утро. Часы стояли на тумбочке по другую сторону кровати, но ему было лень на них смотреть. Впрочем он и так знал, что можно было поспать еще как минимум часа три.
На потолке застыли блики от уличного фонаря – этакие желтые подтеки. Но они воспринимались им как некая данность, что он видел каждый день. Это не отвлекало, а было всего лишь фоном для этой жизни. Тем более, что эта желтизна очень забавно растекалась по трещинам потолка и получалась какая-то сюрреалистическая картина. Может быть, в ней можно было увидеть его жизнь или жизнь кого-то другого, кто жил здесь до него. Но сейчас он думал не об этом, а о предстоящем дне. Ведь в одно мгновение что-то изменилось в нем, что-то перестало быть значимым и таким уж непреклонно-основательным. И он увидел какую-то другую картинку всего того, что было с ним. Как два ростка с тоненькими стебельками тянутся к солнцу. Они не могут самостоятельно высоко подняться над землей и поэтому опираются друг на друга, чтобы как можно выше забраться навстречу живительным лучам. И эта картинка была так похожа на их совместную жизнь, что от неожиданности такого прозрения у него выступили слезы. Ведь если одно растение зачахнет, то погибнет и другие. Это была аксиома жизни, аксиома той реальности, в которой он находился. И теперь была не важна эта безликость неба, это отсутствие горизонта впереди, ни даже его дикое желание как можно скорее проскочить этот кусок безжизненно-сверкающего асфальта.
Это было все неважно – ведь он был опорой для той, кто сейчас спал рядом. А она была опорой для него. Эта мысль была настолько простой и естественной, что ему даже не сразу стало понятна причина, по которой он ее раньше не видел. Но пройдя путь до самого конца, он вдруг прозрел и ощутил ту значимость своего осознания, которого у него не было. Люди идут к богу, вернее в церковь, а нужно увидеть то, что есть у самого человека. То, что есть рядом и воспринимается им как некая данность. Но именно это и есть самое ценное, что можно найти в этом мире. Ничто другое не может весить столько как простое понимание собственного счастья. И он ощутил это, ощутил всем своим сердцем то самое тепло, которое разливается по тело.
- Как же я был глуп! – вырвалось у него.
И это была правда, его правда того хмурого утра, которое пусть на мгновение, но сделала его самым счастливым человеком. Впереди будут и другие дни, другие мысли и другие ощущения. В этом и есть наша жизнь, а может и наша смерть.

              26 сентября 2011-13 февраля 2013