Баклан Свекольный - Глава 12

Предыдущая - Глава 11 - http://www.proza.ru/2016/12/18/2047




Глава 12.
Фёдор и Дмитрий

Июнь 1981 г.

После выпускного Федин десятый «А» направился встречать
рассвет на Днепровскую набережную. Там же оказался и  класс
Димы Жердинского, из другой школы. Веселье бурлило, хоть и
мелкий дождик окроплял новёхонькие костюмы и нарядные платья.

Фёдор, как всегда, блеснул эрудицией: привёл строчку
из Маяковского – «Дождь обрыдал тротуары». Одноклассники
недоверчиво глянули на Бакланова: а Маяковский ли это?
Ведь изучали его прилично, много, едва не до тошноты.
Все знали о манере Бакланова изумлять публику необычными
вещами. Соученики всегда надеялись поймать его на туфте,
и хотя до сих пор не удавалось, но мало ли…

В классе главным судьёй и мерилом истины слыла Тоня Градская,
отличница, но не зубрилка. Тоня знала практически всё,
и с ней всегда сверялись, когда о чём-то спорили.
И о Бакланове спрашивали у Градской, не врёт ли тот
и не мелет ли чушь.

В этот раз опять вопрос к ней: «Града, это в самом деле
Маяковский?» Тоня подтвердила, что «дождь обрыдал тротуары» -
действительно ВВМ, поэма «Облако в штанах». Её-то в школе
как раз не изучали, а Тоня знала. И Фёдор знал.

Довольный успехом, Бакланов задрал нос очень буквально
и не заметил коварную лужу, скрывавшую глубокую выбоину.
В неё-то и попал новой туфлей.  После «Ай!» и лихорадочного
хватания за воздух «эрудит» распластался на асфальте.

Ожидаемой вспышки смеха не последовало. Наверное, каждый
из видевших эту конфузную ситуацию понимал, что мог
оказаться на месте незадачливого Феди. Напротив, несколько
соучеников бросились помогать ему подняться. Кто-то
сочувственно спросил, не ушибся ли Фёдор,
сможет ли дальше идти.

Дождило всю выпускную ночь, и при желании луж хватило бы
на всех. А Федя всегда отличался жутким «везением»,
и если бы дождь набрызгал одну лужу на весь город, накрыв
пусть даже единственную выбоину, он бы всё равно в неё
вляпался, и никто не высказал бы ни грамма удивления.

Что ни говори, а видок у парня не вызывал никаких гипотез,
кроме как – напился, упал в лужу и т.п.

Да только не пил Федя! Он и тут решил выделиться: вот, мол,
все киряют, кто водку, кто шампанское, а ему до лампочки,
он обходится минералкой. Ну подумаешь, случайно поскользнулся,
вляпался в лужу. С кем не бывает? Да вот произошло же это
именно с ним! И ведь только что цитировал Маяковского,
про дождь, сорвал всеобщее восхищение. Конечно, поддался
дешёвой одноминутной славе, задрал нос маленько. Велика беда!

Коль мозги его в ту ночь алкоголем не затуманились, во всеобщем
веселье Федя не участвовал. Шёл молча, от общей массы не отрывался.
Хлопцы и девчата уже хорошо «нагрелись», и крику стояло –
мама дорогая! Шутки сыпались, одна обгоняя другую.
Народ не успевал пересмеяться над одной острОтой,
как рождалась новая.

В таком настроении два класса из разных школ и встретились
на Днепровской набережной между Речным вокзалом и Пешеходным
мостом. У тех и других нашлось что выпить. Наливали, угощали
друг друга сигаретами – в знак межшкольной дружбы. Девчата
из одного класса шутливо флиртовали с парнями из другого.
И только Федя равнодушно взирал на царствующее веселье.

Дима Жердинский подшутил над костюмом Бакланова, сказав,
что, видимо, его (костюма) хозяин хорошенько ужрался водкой.
Такой наезд Федя парировал с негодованием:

 - Да будет тебе известно, я не пил совсем.

И, почувствовав, что реплика прозвучала оборонительно
(«Чего я должен оправдываться перед каким-то уродом?»),
взял да и тупо нахамил:

 - Не суди по себе, пижон!

Фёдор догадывался, что его ответный выпад выглядел грубее,
чем следовало, а это его ставило в худшее положение – будто
и в самом деле оправдывается. Ещё меньше ему понравилась
реакция окружающих: общий хохот над его чрезмерной обидчивостью.
Смеялись как свои, так и чужие.

Дима решил сбавить тон препирательства, пусть и шуточный,
но так, чтобы его слово имело верх. У себя в классе, да и в школе,
он привык во всём первенствовать. По натуре неконфликтный,
Дима предложил Фёдору выпить «мировую» с ним отдельно, а всем –
за окончание школы и за дружбу. Он выдал ещё какую-то острОту,
а Фёдор не расслышал. Догадался только, что в словесном поединке
визави его превосходит. Ответ прозвучал вызывающе:

- Тебе надо, ты и пей! А я с тобой рядом даже ср…ь не сяду! –
Его тираду встретило негодующее «у-у-у-у».

 - Ну, зачем грубить-то? – Дима сохранял доброжелательный тон.

Настроение подпорчено, точка возврата к мирному диалогу
безнадёжно пройдена и Федя сознательно шёл на конфликт.
Потом уж никто не мог вспомнить, чей кулак ударил первым.
Но то, что Дмитрий Жердинский, уже в то время неплохой
боксёр, нанёс удар последним, запомнили все. Отменно
выполненный апперкот – и Федя снова пластом на асфальте.
Теперь говорить об его костюме – то же, что упоминать
верёвку в доме повешенного.

Обильно кровоточили Федины губы. Средней силы, но точный
удар вывел его из равновесия, голова пошла кругом. Каким
образом не вылетел ни один зуб, осталось загадкой.

Пока Федя в испачканном и мятом костюме валялся на асфальте,
Дмитрий завёл речь о недалёких обиженных умом зазнайках,
желающих проявить себя любой ценой.

- И за примерами, - говорил он, - далеко ходить не надо.
Вот (указал на Фёдора) этому человеку не досталось талантов
и способностей. Зато гонору – на гения с головой хватит.
Потому и выпендривается, делает всё не как надо, а лишь
бы не так, как все. Для него главное – быть в центре
внимания. Вот и сейчас: все пьют, а он – нет. Да ему
пофиг, что делать! Лишь бы не так, как все, лишь бы
о нём говорили: ах, какой он оригинальный!

Одноклассники Жердинского злобно захихикали. Для соучеников
Бакланова то, о чём болтал Дмитрий, было не в новость.
Они давно раскусили Фёдора, но никогда не обсуждали его
внутренний мир. Теперь же возникла щепетильная ситуация,
когда какой-то крендель из другой школы смешивает с грязью
их одноклассника. Каким бы ни был Бакланов, а таки «наш человек».

И, может, всё обошлось бы, но Жердинский взялся морально
добивать лежачего: перешёл на психоанализ, наговорил
всякого вздора о Фединых родителях, об его проблемном
детстве и прочее. Странное дело, по многим пунктам
Жердинский попал в точку, отчего Федя начал внутренне
беситься. «Что это за ясновидец выискался?» – думал он,
так и не будучи в силах подняться на ноги, а может и не
желая вставать, чтобы не получить «добавку».

Дальше произошло то, что не понравилось никому. Дмитрий
подошёл к лежачему Бакланову и… расстегнул молнию на его
брюках, сказав: «Выпусти пар!»

Боксёр нарушил неписанный моральный кодекс
спортсменов-единоборцев. Одно из его правил –
не унижать побеждённого соперника. И когда Жердинский
так безжалостно попустил Бакланова, тихое возмущение
переросло в открытое неодобрение с обеих сторон.

Первым за Бакланова вступился Витя Мокшанцев, широкоплечий
и сутулый, всегда смущавшийся из-за «баскетбольного» роста.
Скромный по натуре, но непременно стоящий на страже
справедливости, Витя любил цитировать Достоевского:
«Истина дороже всего, даже России».

 - Слышь, давай прекращай, а? – твёрдо и уверенно
заговорил Мокшанцев. - Федя напросился, ты ему врезал.
Всё по-честному. Только сейчас ты уже переходишь
границы. Хватит!

- Да я ж ничего плохого, я только… - начал было Жердинский,
но Витя не дал ему закончить.

- Слушай сюда! – голос Мокшанцева приобрёл
металлический оттенок.

В наступившей тишине Витя продолжил:

– Ещё одно слово против Бакланова или кого из наших,
будешь иметь дело со мной. - Он распрямил спину,
давая понять, что ростом заметно выше, чем кажется.

- И со мной! – подался вперёд Вовик Абрамов.

- И со мной!

- И со мной!

- И со мной! – На защиту Бакланова встал чуть ли
не весь класс, включая девочек. Назревал конфликт.

Федю приятно удивила неожиданная поддержка, хотя он и
догадывался, что дело не столько в нём, сколько в защите
достоинства класса. К Дмитрию он тщательно присмотрелся.
Из общего разговора выловил его фамилию и решил, что рано
или поздно достанет этого белобрысого хвастуна и непременно
с ним посчитается. И не столько за удар в челюсть, сколько
за раскрытие предо всеми внутреннего мира Бакланова. Да ещё
так кощунственно прошёлся по его родителям. Хоть Федя их и
ненавидел, но это его родители, и говорить о них плохо он
позволял только себе и никому другому.

А ещё больше – за унизительное расстёгивание змейки.
Это при всех! И при девчатах!

Такие вещи не прощаются.

Рано или поздно, не мытьём так катаньем, возмездие наступит.

Так решил Фёдор Бакланов.

Ребятам хватило коллективного разума не начать потасовку
«класс на класс». На зыбкой грани взрыва, но всё обошлось
без кулаков. Федя же, вытирая губы носовым платком, вслух
грозиться не стал, мысленно подытожив: «Мы с тобой ещё
встретимся». Платок с пятнами крови решил сохранить,
чтобы показать обидчику в час возмездия. Вот, мол,
что ты со мной сделал, а теперь получай… и в дыню ему,
в дыню! – злобно размышлял Фёдор, представляя себе,
как он будет молотить этого зарвавшегося пижона.

Вскоре Бакланов незаметно улизнул с набережной.
Одноклассники звонили в то же утро, спрашивали:

- Куда ты делся?

- С тобой всё нормально?

Федя отошёл от постыдного инцидента и теперь отшучивался,
мол, «нуждаюсь в реабилитации». Слово такое, длинное -
ему понравилось. Ребята поняли его по-своему и тем же
вечером завалили к Бакланову на дом с закуской и горячительным.

 «Предки» собирались навестить львовскую родню и,
хоть не захлебнулись восторгом от намечавшейся пьянки,
просили «сыночку» об одном: чтобы после «реабилитации»
в доме был порядок.

В школе Фёдор по-своему пользовался уважением,
но в компанию его не брали, особого доверия никто
ему не выказывал. Виной всему – неуёмный выпендрёж.
И то, что к Бакланову приехали после выпуска, ничего
не изменило: ребятам просто выпал повод оттянуться.
А тогда, на набережной, они вступились за Бакланова,
потому что он хоть и придурок, но зато свой придурок.



Продолжение - Глава 13 - http://www.proza.ru/2016/12/18/2243

*********************************************************