О неосуждении

   Возмущение, критика, начетничество, испепеляющая ментальная магия приводят к обратным или побочным эффектам. Человек начинает с недовольства окружающими – и кончает отвращением к самому себе как источнику постоянного злопыхательства.
   Не разумнее ли начать со снисхождения и пощады – и завершить чувством отпущения собственных грехов, по обетованию Господню, – «и найти покой душам нашим»?
   Если видеть конечный эстетический идеал в торжестве Достоинства вопреки всем обстоятельствам, то не преисполнимся ли мы искренней жалости ко всем, кто далек от этого идеала? И если считать «должниками своими» всех, поступающих в чем-то недостодолжно, то не получаем ли мы ключ к неисчерпаемой сокровищнице божественных милостей и чудес?
   Всякий начетник мечтает о торжестве Разума – и теряет всякую надежду на торжество Достоинства и Покоя.
   Поборников истины очень вдохновляют на обличительства слова Спасителя: «Если  согрешает против тебя брат твой, выговори ему; и если раскается, прости ему; и если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится, и скажет: каюсь, – прости ему» (Лука 17: 3-4).
   Греческий программист и теолог Анастасиос Kиoyлaxoглoy рассматривает эти слова как непосредственный поведенческий алгоритм христианина. Но манера делать обоюдные жалобы и выговоры является самым расхожим среди обывателей способом поведения, самым утомительным и неэстетичным образом действий.
   Сколь далеки от начетничества и бытовой сварливости фантастичные призывы Христа к прощению и благословению врагов и это простое, как день: «Будьте святы, потому что Я свят» (Левит 11: 45). Сколь чиста святая вода повествованья о Борисе и Глебе, и какую жажду этой воды чувствуешь, сделав глоток ее. Но «дух суеты истребит эту чудную блажь…» (К. Кинчев).
   Сокрушенно думая о собственном злонравии, человек хочет обвинить в нем своих учителей – но и те, в свою очередь, так же пострадали от образцов и влияний. И, разматывая эту нить до конца, мы увидим не человека, а врага рода человеческого.
Вот, помимо главного для меня эстетического довода, неопровержимый этический довод в пользу терпения.
   Стремясь к расподоблению с поведенческими стереотипами родителей, под сильным влиянием которых они всегда находятся, и не придавая значения ни заповеди о почитании отца и матери, ни запрету на осуждение ближних, дети безбожных веков чувствуют себя чуть ли не вынужденными критиковать родных мысленно и вслух. Вместе с тем, это кратчайший путь к окончательному закреплению отрицаемых стереотипов за собой.
   Добившись того, что их родители становятся персонами нон грата в глазах ближайшего окружения,  дети неожиданно, но закономерно начинают испытывать жалость и сострадание к ним, – и, как следствие, подражать их действительным недостаткам.
   То же самое можно сказать о непрерывной критике гражданским обществом своего Отечества. И о самобичевании.
   Все эти умозаключения и чувства касаются только частной человеческой жизни. Государственные люди не могут подчиняться законам святости, поэтому лучшие из них покидали престол (Император Николай Александрович) или ощущали несение власти как тяжкое бремя (Марк Аврелий или Иоанн Грозный, последние слова которого: «Я был невольником на троне»).
   Публицистки Ирина Медведева и Татьяна Шишова, в дискуссиях о ювенальной юстиции, излагают свои социально-педагогические взгляды очень убедительно. Я согласна с их четкостью и жесткостью, но молюсь и мечтаю о Достоинстве и Покое.

   16 декабря 2016 года