Пиво с рыбой

Серёга был хорошо сложен, симпатичен и обладал типично деревенским складом ума.
- Представляешь, - удивлялся он, - крова ест семьдесят видов трав, а коза сто восемьдесят? Вот тварь - всё ест!
Серёжа жил на окраине, и у него была корова и три козы.
- Я фермер, - гордился он, - у меня государство в государстве, я сам по себе!

Я приехал к нему взять на время инкубатор – решил завести цыплят. Серёга был с молодого, здорового похмелья. Он похмыкивал и смущенно улыбался.
- На Дону с ночёвкой были, - по секрету скинул он грех с души, - с девчатами «рыбалили»… такие развитЫе, такие развитые…

"Развитые" в деревенской речи значило "грамотные".

 Серёжа был седьмой год женат, но с женой у него не складывалось.
- Не живём мы с ней… - иногда пробивало его на откровенность, вне всякой связи с темой разговора, - не живём…
Понять его можно было только однозначно - двух спален в доме не было.

Страна как раз  помешалась на бардовской песне и Серёжу это серьёзно зацепило. Он наскоро освоил гитару и всё обещал показать мне «красивый» аккорд. Он сочинил песню на смерть коровы. Песня была никакая, но грустная.
- А отчего корова умерла? – спросил я.
- Сердце у неё … - со вздохом ответил Серёжа, -  год прошёл, а до сих пор жалко.

- Брат не одобряет,  что я на гитаре играю – жаловался он, - толку, говорит, с твоих полек-дристатушек…

Старший брат Сергея, мой полный тёзка, был мужчина серьёзный, токарь и строитель.  Он помогал мне по строительству.  Я лечил мать братьев, у неё был рак лёгкого.  Благодаря моей ранней диагностике, мы вырвали у болезни  пять лет жизни – на седьмом десятке это очень много.

Евгений, мой тезка, уже двадцать лет не пил. Как–то я похвастался, что единым духом  выпил в жаркий день большую бутылку прохладного «Алиготэ». Евгений хмыкнул:
- Я приходил на работу, а в холодильнике у меня было двенадцать (!) бутылок ноль-семь  «Алиготэ», и я до вечера их  выпивал. И станок ни на минуту не выключал. Но всё это до поры. Мать иногда меня ночью под забором находила. Взвалит на тачку и домой. Теперь всё! Но иногда хочется: как-то на свадьбе из погреба достали баллон с пивом, а он аж запотел! Так я аж с хаты выбежал!

Руки у Евгения были золотые, он умел всё.  Только «полек» сторонился.

Сергей пить не умел. Как-то он помог мне вскопать огород под майскую посадку помидор. Я организовал ужин. Серёжа выпил стопочку, хорошо поел, потом вдруг в два приёма опустошил бутылку и ему стало нехорошо. Его развезло совершенно, и я оставил его ночевать на гамаке. Утром он сгорал со стыда и всё порывался извиняться.

Он работал на шахте и с утра ему надо было на работу.
- Я возьму этот хлеб, а ты сорви мне чесноку.
У забора зеленел густой ковёр чеснока-самосейки. Я нарвал пучок.
- Что ты мне принёс, - сказал Серёжа – рви больше!
Я с трудом впихнул в пакет пучок, если не сказать сноп, остро и аппетитно пахнущей зелени.
- Вот, - сказал Серёжа, заворачивая початую буханку в газету, - там у меня кусок сала есть,  отлично пообедаю!

Потом на шахте случился обвал, и Серёжу по грудь засыпало мелочью. Его тут же откопали, но стресс был колоссальный! Серёжа ситуацию понял правильно. У него уже было семь лет подземного стажа, но уйти на пенсию с регрессом в сорок процентов светило не каждому. Серёжа надолго залёг в больницу - «рука не держит, нога не ходит!»

Его выводили на чистую воду, делали снимки, писали «установочное поведение», то есть симуляция с корыстной целью, но он был непоколебим.  Он настолько вбил себе в голову свои жалобы, что всё уже шло на уровне психокомплекса – истероидного паралича.

Его таки выпихнули на работу – закрыли больничный, но он, придя на смену, через полчаса оставил бригаду – «нету… нету  силы в руке… и нога не моя!».  В родной медсанчасти скрипнули зубами, но отказать не посмели – тогда ещё церемонились с трудящимися.

Серёжа показывался и мне и всё твердил про руку и ногу.
- Серёжа, - сказал я ему,- ты уже три месяца «ногой не ходишь», она должна у тебя быть тоньше вследствие атрофии мышц, а она у тебя одинакова со здоровой.
- А как это сделать? – тут же вышел из роли Серёжа.
- Давай тебе наложим гипс на полгода, тогда и усохнут мышцы.
Гипс Серёжу не устраивал, но своего он добился. Его послали в Ростов, и областной консультант, далёкий от проблем трудовой экспертизы, дал добро на группу.

Сёрежа пришёл ко мне радостный:
- Напиши мне рентген, я на курсы плотников оформляюсь!
- У тебя же рука не работает, как же ты топор держать будешь!?
Серёже шутка не понравилась  и он довольно долго не показывался.

В конце лета он нарисовался, бодрый и неунывающий
- Евгений Иванович, дай гитару, у меня «отходная» на курсах, спою ребятам!
Я скривился – гитару, в чужие руки, в пьяную компанию…
- Через час принесу! – божился Серёжа.

Прошёл час, потом другой, потом третий…  вечерело.
Училище было рядом, и я отправился выручать инструмент.
В пустынном дворе сторож указал мне на неприметную дверь.
Из подвального помещения вышел изрядно потухший Серёжа.
- Ой,.. щас… шас.. щас, - забормотал он и через минуту вынес гитару.

Дома я понял непоправимость случившегося – от гитары разило неистребимым рыбным духом.  Ребятки пили пиво, руками разрывали вяленого леща и этими же руками лапали мою гитару.

Я протирал её спиртом, заливал одеколоном, промывал гриф мыльной пеной – всё было тщетно.  Пришлось заменить струны, а гриф со стороны порожков покрыть мебельным лаком. Но даже после этого при одном взгляде на гитару мне чудился ядреный запах леща  «с загарчиком»!

Прошли годы. Матери не стало и контакты с братьями сошли на нет. На прошлой неделе знакомый передал мне привет от Сергея-плотника.

1999 -2016 г.г.

Фото из НЕТа - "Хорошо жить!!..."