Ноябрь
В 1833 году в Санкт-Петербурге открылась первая в России внутригородская почта, о чём 29 января 1833 было сообщено в «Санкт-Петербургских ведомостях». Город был поделён на 17 почтовых округов. Существовало 45 пунктов приёма писем. Корреспонденцию забирали 3 раза в день, доставляли на почтамт, сортировали и доставляли адресатам.
1 ноября 1836 года "Санкт-Петербургские ведомости" опубликовали уведомление "От Капитула Российских императорских и Царских орденов". Капитул сообщал о том, что на открывшиеся командорские пенсионные вакансии помещены кавалерственные дамы и кавалеры. Это означало, что перечисленные лица будут отныне получать командорские доходы (со специально определенных для этого казенных имений) и пенсии. Для того чтобы получать эти средства надо было представить в Капитул подлинные документы, подтверждающие их принадлежность к ордену.
Абрамович Стелла. «Пушкин в 1836 году». 1 ноября у Вяземских Пушкин читал "Капитанскую дочку". Чтение было приурочено к приезду Жуковского, который на воскресенье уехал из Царского Села в город. Для самого Пушкина это было такое же важное событие, как и для его слушателей: впервые после значительного перерыва поэт знакомил своих ближайших друзей с новой большой вещью. Присутствовавший на этом вечере старший сын Вяземских Павел потом вспоминал о "неизгладимом впечатлении", которое произвела на него "Капитанская дочка", прочитанная самим Пушкиным.
2 ноября П. А. Вяземский в очередном письме в Москву сообщил о том, что в четвертом томе "Современника" будет опубликован новый роман Пушкина. По всей вероятности, в тот же самый день произошел инцидент, который вплоть до настоящего времени остается одним из самых неясных эпизодов преддуэльной истории.
2 ноября, понедельник. Вместе с А.С. Шишковым, А.Х. Востоковым и другими членами Российской Академии Пушкин чествует (послучаю 50-летия научной деятельности) известного физиолога и анатома, профессора Медико-хирургической академии П.А.Загорского. «П. А. Загорский почти 40 лет проработал в Петербургской академии наук в качестве ординарного академика по кафедре анатомии, физиологии и зоологии. В 1836 г. в связи с 50-летием врачебной, научной и общественной деятельности ученого было проведено его чествование, выбита специальная золотая медаль и учреждена премия его имени за лучшие работы по анатомии». http://interspine.narod.ru/Zagorskiy.htm
Но главное, наверное, заключается в том, что 2 ноября Дантес рассказал Геккерену об эпизоде, который произошел с Пушкиным в Дворянском собрании на праздновании 50-летия научной деятельности профессора П. А. Загорского. Никакого отношения этот эпизод к свиданию у Полетики не имел.49 49 Сафонов М. «Пролетая над гнездом кукушки...» // Смена. 1997. 12 февр. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v04/v04-284-.htm
2 ноября 1836 года http://www.maltavista.ru/library/article/352 Самое интересное заключается в том, что пасквиль в издевательской форме изображал события, которое, по всей видимости, имели место в реальной действительности. Сам Пушкин в черновике так называемого письма к А. Х. Бенкендорфу 21 ноября 1836 года утверждал, что 4 ноября он получил пасквиль "apres l'assemblee", то есть после какого-то публичного собрания.
«У Энгельгардта проходили вечера Дворянского и Малого Мещанского собраний». http://ru.wikipedia.org/wiki
http://walkspb.ru/zd/nevskiy30.html «В 1829-1832 годах для семьи Энгельгардт дом перестраивался по проекту П. П. Жако, был надстроен четвёртым этажом. Газета "Северная Пчела" писала: "Вот храм вкуса, храм великолепия открыт для публики! Всё, что выдумала роскошь, всё, что изобрела утончённость общежития, соединено здесь. Тысячи свеч горят здесь в роскошных бронзовых люстрах и отражаются в зеркалах, в мраморах, в паркетах. Отличная музыка гремит в обширных залах, согласные звуки певчих разносятся под позолоченными плафонами" [Цит. по 2, с. 119].Энгельгардт продолжал устраивать здесь музыкальные вечера и балы-маскарады. Василий Васильевич был известным меценатом, дружил с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, М. И. Глинкой, П. А. Вяземским, А. И. Тургеневым, не редко посещавшими увеселительные мероприятия в этом доме. Сами Энгельгардты здесь не жили. Первый этаж сдавался под магазины и рестораны. В верхних трёх этажах находились квартиры. После перестройки здания проводимые здесь маскарады были мало посещаемы. Публика, по всей видимости, всё ещё испытывала страх перед старым запретом властей на подобные мероприятия. Энгельгардту пришлось пригласить на одно из них представителей императорского дома. Маскарад посетил император Николай I со своим братом великим князем Михаилом Павловичем, герцогом Вюртембергским и принцем Альбертом Прусским. После этого визита посещаемость маскарадов резко возросла, а Николай I со своей женой Александрой Фёдоровной ещё не раз навещали этот дом. Вместе с тем, о маскарадах в доме Энгельгардта писали и так: "Маскарады Энгельгардтова дома... утомляли мундирным однообразием костюмов монахов или пилигримов, маркизов и пьеро... Собрания эти почти постоянно, около трёх часов ночи, увенчивались безобразным пьянством в буфете, а иногда и дракою" [Там же]».
В неотправленном ноябрьском письме Пушкина Геккерну есть упоминание о каком-то событии, произошедшем 2 ноября 1836 года, послужившем поводом для составления пасквиля. В этот день Пушкин присутствовал в зале Петербургского Дворянского собрания в доме В. В. Энгельгардта на праздновании 50-летия научной деятельности профессора Медико-хирургической академии П. А. Загорского. В ходе торжества юбиляру вручались дипломы на звания почетного члена Виленской медико-хирургической академии и доктора медицины и хирургии Императорской медико-хирургической академии. Думается, что инцидент, с которым Пушкин связывал появление пасквиля, произошел именно во время этого празднования. – «Имя его неизвестно, подлость его бессмертна». - Михаил Сафонов http://www.maltavista.ru/library/article/352
Геккерн снимал для своего посольства обыкновенную квартиру в доходном доме на Невском проспекте, где и жил в непосредственном соседстве с канцелярией и архивом. В отличие от представительств великих держав, содержащих многочисленных секретарей, атташе, советников, драгоманов, консулов, переводчиков и дипломатических курьеров, голландское посольство было крайне малочисленно по своему составу. Ни о каких больших приемах, балах и раутах, которыми в течение сезона щеголяли такие послы, как лорд Дёрам, пэр Франции Барант, или представитель Австрии граф Фикельмон, не сообщает нам петербургская хроника 30-х годов в отношении голландского посольства. Само помещение его, в доме Влодека на Невском проспекте № 48, нисколько не соответствовало обстановке и масштабам дворцовых празднеств николаевского Петербурга. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v36/v36-340-.htm
С 1790-х годов домом №48 на Невском проспекте владела княгиня Е. Н. Вяземская, а затем её внучка графиня А. Д. Влодек. В 1836 году здесь жили голландский посол барон Геккерн, его приёмный сын Жорж Дантес с супругой. После дуэли с А. С. Пушкиным Дантес уехал из России. http://walkspb.ru/zd/nevskiy48.html Дом перестроен в 1846-1848 г. Затем на этом участке расположился «Пассаж».
Старик Геккерен всячески заманивал Наталью Николаевну на скользкий путь. Едва ей удастся избегнуть встречи с ним, как, всюду преследуя ее, он, как тень, вырастает опять перед ней, искусно находя случаи нашептывать ей о безумной любви сына, способного, в порыве отчаяния, наложить на себя руки, описывая картины его мук и негодуя на ее холодность и бессердечие. Раз, на балу в Дворянском Собрании, полагая, что почва уже достаточно подготовлена, он настойчиво принялся излагать ей целый план бегства за границу, обдуманный до мельчайших подробностей, под его дипломатической эгидой... Вернувшись с бала, Наталья Николаевна, еще кипевшая негодованием, передала Александре Николаевне это позорное предложение. А. П. АРАПОВА. Новое Время, № 11416, иллюстр. прил., стр. 7.
"2-го ноября у вас был [от] с вашим сыном [новость <...> доставило) большое удовольствие. Он сказал вам] [после одного] вследствие одного разговора <...>ешен, [что моя жена опаса<ется>] анонимное письмо [<......> что она от этого теряет голову] <.....> нанести решительный удар <.....> <со>ставленное вами и <.....> <экзем>пляра [ано<нимного> письма] <.....> были разосланы <.....> было сфабриковано с <.....>". /А.С. Пушкин (из черновика письма от 21 ноября 1836 года):
Сам Пушкин в черновике так называемого письма к А. Х. Бенкендорфу 21 ноября 1836 года утверждал, что 4 ноября он получил пасквиль "apres l'assemblee", то есть после какого-то публичного собрания. http://www.maltavista.ru/library/article/352
С. Н. КАРАМЗИНА 3 ноября 1836 г. Петербург. Письмо брату. Мы мало выезжаем, лишь изредка кое-какие визиты, да один вечер провели у добрых Люцероде. Милая Августа просит передать тебе тысячу любезностей. У нас за чаем всегда бывает несколько человек, в их числе Дантес, он очень забавен и поручил мне заверить тебя, что тебя ему не достает <...> .
Ноябрь 3. Вторник. Пушкин покупает в магазине Беллизара, вышедшую в 1836 г. в Париже книгу "Остроги, тюрьмы и преступники" в 4 томах". - А.С. Пушкин: Документы к биографии: 1830-1837. – СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2010. – 1032 с. – Стр. 738-745: Счёт книгопродавца Ф. Беллизара и обязательство по нему А.С. Пушкина об уплате денег: стр. 745 - Novembre 3. Appert. Bagnes, prisons, etc., 4 vol. – «Остроги, тюрьмы и преступники» Б. Аппера (изд. 1836 ).
Пушкин спокойно прогуливается по Петербургу. Завтра ответственный день. День писем. Заходит в магазин Беллизара. Книги. Эти четыре тома своим содержанием интересовали Пушкина. Во-первых, в связи с общим интересом к истории России. В связи с трудом над Историей Пугачёвского бунта. Во-вторых, в связи с предстоящими событиями, которые он прогнозировал как результат своих действий с «дипломом рогоносца». Последнего мотива при покупке книги «Остроги, тюрьмы и преступники» было достаточно. В счёте Беллизара от 10 ноября Пушкину числятся книги: «Энциклопедия великосветских людей», «Аналитическая теория вероятностей», «Философский очерк теории вероятностей», «Элементарный очерк исчисления вероятностей», «Париж и парижане в 1835 году», «Искусство познавать людей по складу черт лица».
«Утром 4-го ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и для чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по манере изложения я в ту же минуту удостоверился, что оно от иностранца, человека высшего общества, дипломата. Я приступил к розыскам. Я узнал, что в тот же день семь или восемь лиц получили по экземпляру того же письма, в двойных конвертах, запечатанных и адресованных на мое имя. Большинство из получивших эти письма, подозревая какую-нибудь подлость, не переслали их мне». - ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 21 ноября 1836 г. (фр.).
Князь П. А. Вяземский и все друзья Пушкина не понимали и не могли себе объяснить поведения Пушкина в этом деле. Если между молодым Геккереном и женою Пушкина не прерывались в гостиных дружеские отношения, то это было в силу общечеловеческого, неизменного приличия, и сношения эти не могли возбудить не только ревности, но даже и неудовольствия со стороны Пушкина. Сам Пушкин говорил, что с получения безымянного письма он не имел ни минуты спокойствия. Оно так и должно было быть... Для Пушкина минутное ощущение, пока оно не удовлетворено, становилось жизненною потребностью... Чистосердечно сообщаемый женою разговор не заслуживал доверия в его глазах и мог только раздражать его самолюбие. В последние два месяца жизни Пушкин много говорил о своем деле с Геккереном, а отзывы его друзей и их молчание -- все должно было перевертывать в нем душу и убеждать в необходимости кровавой развязки. Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. "Пушкин". II, 67 -- 68.
Дипломы в двойных запечатанных конвертах (для передачи Пушкину) были посланы Вяземским, Карамзиным, М.Ю. Виельгорскому, Е.М. Хитрово, А.И. Васильчиковой (тётке В.А. Соллогуба) и К.О. Россету. Хитрово и Соллогуб передали полученные пакеты Пушкину, Виельгорский – в Ш Отделение, остальные уничтожили или просто не передали их поэту. - Тархова Н.А. «Жизнь Александра Сергеевича Пушкина». Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил.
"Les Grands – Croix, Commandeurs et Chevaliers du Serenissime Ordre des Cocus, reunis en grand Chapitre sous la presidence du venerable grande-Maitre de l'Ordre, S.E.D.L. Narychkine, ont nomme a l'unanimite Mr. Alexandre Pouchkine coadjuteur du grand-Maitre de l'Ordre des Cocus et historiographe de l'Ordre. Le secretaire perpetuel: C-te J. Borch".
Текст анонимного «диплома»: «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина<1>, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх». - АНОНИМНЫЙ "ДИПЛОМ", полученный Пушкиным 4 ноября 1836 г. А. С. Поляков. О смерти Пушкина. СПб., 1922, стр. 14 (фр.). <1>Муж красавицы Марии Антоновны, бывшей в связи с императором Александром I и имевшей от него дочь. Читать пол ностью:
Точный перевод пасквиля выглядит следующим образом: "Рыцари Большого Креста, Командоры и Рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий капитул под председательством досточтимого Великого магистра Е(го) П(преимущества) Д. Л. Нарышкина, с общего согласия назначили (как вариант – "единодушно назвали". – М. С.) г-на Александра Пушкина коадъютером Великого магистра Ордена и историографом Ордена. Непременный секретарь: гр. И. Борх."
Абрамович Л.С.: Уже через несколько дней Пушкину удалось точно выяснить, сколько экземпляров пасквиля было распространено 4 ноября, и это многое прояснило. "Я занялся розысками, - писал поэт 21 ноября в письме к Бенкендорфу. - Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом".
В пушкинском кругу было известно о семи адресатах пасквиля. Его получили сам Пушкин, Вяземские, Карамзины, Виельгорский, В. А. Соллогуб (на имя своей теть л А. И. Васильчиковой, в чьем доме он жил), братья Россеты и Е. М. Хитрово. К тому времени, когда Пушкин счел нужным обратиться к Бенкендорфу, он твердо знал, что письма были разосланы только по этим адресам. В своем официальном письме поэт пишет: "семь или восемь", так как хочет быть предельно точным. Он допускает, что какой-то экземпляр пасквиля мог остаться неучтенным. Но вот что важно: Пушкин уверенно называет число экземпляров, хотя мог бы сказать: несколько, многие... Значит, он был убежден, что распространение пасквиля ограничилось именно этим кругом лиц.
Время показало, что Пушкин был прав. Многолетние разыскания биографов не прибавили к перечисленным семи адресатам ни одного нового.
В этом перечне из семи имен есть одна поразительная особенность, на которую впервые указала Анна Ахматова. "Все дипломы были посланы друзьям Пушкина, а не врагам", - отметила она. Никто из биографов раньше не обращал на это внимания. Щеголев даже не дал в своей книге точного перечня лиц, получивших пасквили, так мало значения придавал он этим подробностям.
Между тем теперь становится очевидным, что круг адресатов не был случайным. Современники это прекрасно понимали. Так, А. И. Тургенев, упомянув об анонимных письмах, тут же отметил, что они были посланы "Пушкину и его приятелям".
Но и это определение нуждается в уточнении. Обращает на себя внимание следующее: в списке адресатов нет очень многих близких Пушкину людей, таких, например, как его литературные соратники Плетнев или Одоевский. Нет также никого из его лицейских товарищей или знакомых из мира науки или искусства. Создается впечатление, что письма были разосланы не вообще друзьям и знакомым поэта - они метили в определенный узкий круг людей. Этот круг совершенно твердо, без каких бы то ни было колебаний, определил Соллогуб в своих записках, но его свидетельство осталось незамеченным. Соллогуб писал: "...письма были получены всеми членами тесного карамзинского кружка".
Теперь, когда стали известны письма Карамзиных за 1836 г., это становится особенно наглядным. Оказывается, все, кто получил 4 ноября анонимные письма, были завсегдатаями этого дома. Вяземские связаны с этой семьей теснейшими родственными узами; Аркадий Россет - самый близкий друг Александра Карамзина, они встречаются ежедневно; Владимир Соллогуб соученик братьев Карамзиных по Дерптскому университету, принятый в этом доме как родной, Михаил Юрьевич Виельгорский связан многолетними дружескими отношениями с Вяземскими и Карамзиными.
В сочинении присланного ему всем известного диплома он подозревал одну даму, которую мне и назвал. Тут он говорил спокойно, с большим достоинством, и, казалось, хотел оставить все дело без внимания. Только две недели спустя, я узнал, что в этот же день он послал вызов кавалергардскому поручику Дантесу, усыновленному, как известно, голландским посланником, бароном Геккереном. Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 178.
"Известный аноним" А. Александров. http://grandbadger.livejournal.com/41195.html ИСТОРИОГРАФ ОРДЕНА РОГОНОСЦЕВ: «С.Л. Абрамович пишет: «Пушкин уверенно называет число экземпляров («Семь или восемь» – А.А.), хотя мог бы сказать: несколько, многие… Значит, он был убежден, что распространение пасквиля ограничилось именно этим кругом лиц. Время показало, что Пушкин был прав».
Но откуда у Пушкина эта уверенность, Абрамович даже не приходит в голову. Она сама пишет, что «больше никаких подробностей об этом дне мы не знаем. К кому из друзей он бросился в первый момент? Как и когда узнал о письмах, которые получили Вяземские, Карамзины и другие? Где провел вечер? Об этом не сохранилось никаких свидетельств».*(42).
Вот что пишет С.Л. Абрамович в своей хронике последнего года Пушкина, изданной в 1991 году:
«В 9-м часу утра в дом княгини Волконской на имя А.С. Пушкина доставлено отосланное по городской почте анонимное письмо… Несколько часов спустя Пушкину принесли еще два экземпляра таких же писем: одно передала с посыльным Е.М. Хитрово, другое принес В.А. Соллогуб. Ни один из них не подозревал о содержании писем. К вечеру поэт уже знал, что письма были посланы по семи адресам».
Спрашивается, как он узнал, кому посланы письма, если остальные скрыли от него получение этих писем, догадавшись, что это анонимки и даже уничтожили их? Как ему удалось опросить всех? Почему он уверенно говорил о количестве этих писем? Ответ на поверхности – автор этих писем он сам.
Есть свидетельство Клементия Россета, что получив анонимное письмо, он не передал Пушкину ни письма, ни своего подозрения, что, возможно, письмо написано князьями Гагариным и Долгоруковым, которые жили на одной квартире, и иногда посещали братьев Россет.
Клементий Россет был удивлен, насколько подробно был написан адрес к нему. Говорит об этом в своих воспоминаниях также и Н.М. Смирнов: «Подозрение (в составлении и рассылке пасквиля – А.А.) падало также на двух молодых людей – кн. Петра Долгорукого и кн. Гагарина… Подозрение подтверждалось адресом на письме, полученном К.О. Россетом; на нем подробно описан был не только дом его жительства, куда повернуть, взойдя во двор, по какой лестнице и какая дверь его квартиры».*(43).
Но никому не пришло в голову, что и Пушкин запросто посещал Клементия: «Осенью 1836 года Пушкин пришел к Клементию Осиповичу Россету и, сказав, что вызвал на дуэль Дантеса, просил его быть секундантом».*(44).
В то время несколько шалунов из молодежи - между прочим, Урусов, Опочинин, Строганов, мой кузен - стали рассылать анонимные письма по мужьям-рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин. Кн. А. В. ТРУБЕЦКОЙ. Щеголев, 405. ТРУБЕЦК;;ОЙ Александр Васильевич (1813—89), князь, офицер л.-гв. Кавалергардского полка, фаворит императрицы Александры Федоровны. Автор «Рассказа об отношениях Пушкина к Дантесу». http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/pss/pss3311-.htm
Трубецкой упоминает об ОДНОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ письма: «стали рассылать анонимные письма по мужьям-рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин». Это может доказывать, что Пушкиным ещё до 4 ноября (16 октября, по моему мнению) было получено одно анонимное письмо на бланке, добытом из иностранного посольства.
С. А. Панчулидзевъ сообщилъ мн; касающіяся Дантеса выписки изъ приказовъ по Кавалергардскому полку. Изъ нихъ видно, что 4 ноября поручику барону Дантесу-Геккерену за незнаніе людей своихъ взводовъ и за неосмотрительность въ своей одежд; командиръ полка сд;лалъ строжайшій выговоръ и предписалъ нарядить его дежурнымъ по дивизіону 5 разъ. Дежурилъ Дантесъ, во исполненіе предписанія, 5, 7, 9, 11 и 13 ноября. Эти даты важны для хронологіи событій. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/pss/pss2001-.htm
Поручик Геккерн «… на учении "слишком громко поправляет свой взвод", что, однако, не мешает ему самому "терять дистанцию" и до команды вольно сидеть "совершенно распустившись на седле"; эти упущения Дантес совершает не однажды, но они "неоднократно наперед сего замечаемы были". Мы не говорим уже об отлучках с дежурства, опаздывании на службу и т. п. ...Число всех взысканий, которым был подвергнут Дантес за три года службы в полку, достигает цифры 44». С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ. Сборник биографий кавалергардов. СПб., 1908, стр. 77.
5 ноября «в квартире Пушкиных появляется барон Геккерн. Он юлит, хитрит и выворачивается, умоляя отсрочить дуэль хотя бы на сутки. Пушкин соглашается, а Наталья Николаевна в отчаянии, тайком от него посылает в Царское село за Жуковским. Тем временем голландский посланник тоже не дремлет – он уговаривает Наталью Николаевну написать Дантесу письмо с просьбой не выходить на поединок. Расчёт подлый: Дантес откажется драться, вняв мольбе обожаемой им женщины. К счастью, Наталья Николаевна не соглашается». - В. Кунин. «Последний год жизни Пушкниа», 1989 г. - стр.325-326.
6 ноября 1836 г. Е. Ф. КАНКРИНУ. В Петербурге. http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/744.htm Милостивый государь граф Егор Францевич. Ободренный снисходительным вниманием, коим Ваше сиятельство уже изволили меня удостоить, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею моею просьбою. По распоряжениям, известным в министерстве Вашего сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45 000 руб., из коих 25 000 должны мною быть уплачены в течение пяти лет. Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно, нахожу в том одно препятствие, которое легко быть может отстранено, но только Вами. Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены в 40 000. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну, так и в частные руки. Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения, если только оные высочайше не утверждены. В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоставить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно и более. Осмеливаюсь утрудить Ваше сиятельство еще одною, важною для меня просьбою. Так как это дело весьма малозначуще и может войти в круг обыкновенного действия, то убедительнейше прошу Ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет такой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть, и прикажет простить мне мой долг, что поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение: ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостию и даже неблагодарностию. С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою. 6-го ноября 1836 г. Александр Пушкин. Примечания: Желание немедленно расплатиться с казной было вызвано оскорбительными намеками анонимного пасквиля («диплома ордена рогоносцев»), полученного Пушкиным накануне. Предложение Пушкина Канкрин не принял.
6 ноября. Гончаров (брат Натальи Николаевны), у меня (в Царском Селе). Моя поездка в Петербург. К Пушкину. Явление Геккерна. Мое возвращение к Пушкину. Остаток дня у Виельгорского и Вяземского. Вечером письмо Загряжской. В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 284. - Тархова Н.А. «Жизнь Александра Сергеевича Пушкина». Книга для чтения. – М.: «Минувшее», 2009. – 784 с., ил.
7 ноября. Я поутру у Загряжской. От нее к Геккерну. (Mes antecedents//Мои предшественники (фр.)//. Неизвестность совершенная прежде бывшего). Открытия Геккерна. О любви сына к Катерине (моя ошибка насчет имени). Открытие о родстве; о предполагаемой свадьбе. -- Мое слово. -- Мысль (дуэль) все остановить.. В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 284.
Но, исходя из даты назначения дежурства, 4 ноября на пять суток, даты дежурства следующие: 5, 7, 9, 11, 13 ноября. «С. А. Панчулидзевъ сообщилъ мн; касающіяся Дантеса выписки изъ приказовъ по Кавалергардскому полку. Изъ нихъ видно, что 4 ноября поручику барону Дантесу-Геккерену за незнаніе людей своихъ взводовъ и за неосмотрительность въ своей одежд; командиръ полка сд;лалъ строжайшій выговоръ и предписалъ нарядить его дежурнымъ по дивизіону 5 разъ. Дежурилъ Дантесъ, во исполненіе предписанія, 5, 7, 9, 11 и 13 ноября. Эти даты важны для хронологіи событій.» - П. Щёголев. «История последней дуэли Пушкина», 1916 г. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/pss/pss2001-.htm
Если Геккерн действительно не виделся с Дантесом ни 4 ноября вечером, ни 5 ноября утром, до получения вызова от Пушкина, то они вели переписку 5 ноября днём: уже во время дежурства Дантеса в полку. А затем 6 ноября Дантес отдыхал после дежурства. Геккерн имел возможность в этот день, 6 ноября, основательно поговорить с Дантесом и обсудить создавшуюся ситуацию, всё взвесить и решить! Геккерн, выигрывая время, воспользовался мотивом внеочередных дежурств, предполагая, что Пушкин не узнает точных дат, и потому, «заверяя его в том, что все еще не имел возможности сообщить Дантесу о вызове, просит новой отсрочки». 7 ноября Дантес снова был в полку. И уже в этот день началась переписка его с Геккерном относительно результатов переговоров о женитьбе на Екатерине Гончаровой. Итак, «Дантес, находясь на дежурстве, с беспокойством ждет от Геккерна известий о ходе начатых переговоров» 7 ноября. Эта дата важна, поскольку Жуковский именно 7 ноября записывает «Я поутру у Загряжской. От нее к Геккерну. (Mes antecedents//Мои предшественники (фр.)//. Неизвестность совершенная прежде бывшего). Открытия Геккерна. О любви сына к Катерине (моя ошибка насчет имени). Открытие о родстве; о предполагаемой свадьбе. -- Мое слово. -- Мысль (дуэль) все остановить.» Геккерн в записках к Дантесу рассказал о беседе с Жуковским у Загряжской. И вот ответ: «Мой драгоценный друг, благодарю за две присланные тобою записки. Они меня немного успокоили, я в этом нуждался и пишу эти несколько слов, чтобы повторить, что всецело на тебя полагаюсь, какое бы ты решение ни принял, будучи заранее убежден, что во всем этом деле ты станешь действовать лучше моего». И ещё одна заметка: Наблюдая за последующими дежурствами и болезнями Дантеса, можно увидеть, что их даты не случайны: они совпадают с конфликтными ситуациями между Дантесом и Пушкиным
Сохранилось единственное письмо Геккерена Дантесу от этих дней, и оно как раз касается анонимных писем: «Если ты хочешь говорить об анонимном письме, я тебе скажу, что оно было запечатано красным сургучом, сургуча мало и запечатано плохо. Печать довольно странная; сколько я помню, на одной печати имеется посредине следующей формы „А“ со многими эмблемами внутри „А“. Я не мог различить точно эти эмблемы, потому что, я повторяю, оно было плохо запечатано. Мне кажется, однако, что там были знамена, пушки, но я в этом не уверен. Мне кажется, так припоминаю, что это было с нескольких сторон, но я в этом также не уверен. Ради бога, будь благоразумен и за этими подробностями отсылай смело ко мне, потому что граф Нессельроде показал мне письмо, которое написано на бумаге такого же формата, как и эта записка. Мадам Н. и графиня Софья Б. тебе расскажут о многом. Обе они горячо интересуются нами. Да выяснится истина, это самое пламенное желание моего сердца. Твой душой и сердцем. Б. де Г. Почему ты спрашиваешь у меня эти подробности? До свидания, спи спокойно».
Н. П. ПРОЖОГИН. - «ПИСЬМА ДАНТЕСА»: С. Витале не подозревает Дантеса в трусости. Но оказавшись перед необходимостью драться на дуэли, он, как видим, передает инициативу в руки Геккерна. Далее в записке говорится: «Бог мой, я не сетую на женщину и счастлив, зная, что она спокойна, но это большая неосторожность либо безумие, чего я, к тому же, не понимаю, как и того, какова была ее цель. Записку пришли завтра, чтоб знать, не случилось ли чего нового за ночь, кроме того, ты не говоришь, виделся ли с сестрой у тетки и откуда ты знаешь, что она призналась в письмах». Внизу приписка: «Во всем этом Екатерина — доброе создание, она ведет себя восхитительно» (с. 192). Дантес «счастлив, что она спокойна». Можно, конечно, усомниться в том, что он по-прежнему любит ее. Но в ее-то любви Дантес не сомневается, а потому недоумевает, «какова была ее цель». Судя по всему, Геккерн сообщил ему о признаниях Натальи Николаевны мужу, а это с ее стороны «большая неосторожность либо безумие». К тому же, «она призналась в письмах», наверное, тех самых, которые позже, на судебном процессе, Дантес назовет «короткими записками», сопровождавшими книги и театральные билеты, впрочем, соглашаясь, что «в числе оных находились некоторые, коих выражения могли возбудить его (Пушкина. — Н. П.) щекотливость как мужа...». От кого же Геккерн узнал все это? Возможно, ответ кроется в самом вопросе Дантеса, виделся ли он «с сестрой у тетки», то есть с Екатериной Николаевной Гончаровой у Екатерины Ивановны Загряжской. Как бы то ни было, появление имени Екатерины — «доброго создания» (в итальянском переводе — «молодец») заставляет вспомнить, что о «сестре» говорилось и в октябрьском письме. Тогда было необходимо, чтобы она не услышала разговора Геккерна с Натальей Николаевной. Казалось бы, это само собой разумеется. Но, быть может, Дантес не случайно акцентировал на этом внимание? Щеголев считал: «Проект сватовства Дантеса к Катерине Гончаровой существовал до вызова». Это утверждение долго принималось пушкинистами, но затем было отвергнуто. И все же, если даже «проекта сватовства» как такового не существовало, имеется немало признаков того, что Дантес отводил Екатерине Николаевне какую-то роль, хотя бы «ширмы», оказывая ей знаки внимания, в искренность которых она верила, а потому и повела себя в критический момент «восхитительно». Ослепленная своей любовью к Дантесу, она могла принять и его сватовство как вполне закономерный шаг. Впрочем, это лишь наше предположение. Для С. Витале Дантес «угодил в чудовищную историю со старшей из сестер Гончаровых» (с. 194). Позволительно, однако, задаться вопросом, была ли для него женитьба на ней столь уж чудовищной?. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/mp4/mp4-2982.htm Н. П. ПРОЖОГИН «ПИСЬМА ДАНТЕСА».
Геккерен, между прочим, объявил Жуковскому, что если особенное внимание его сына к г-же Пушкиной и было принято некоторыми за ухаживание, то все-таки тут не может быть места никакому подозрению, никакого повода к скандалу, потому что барон Дантес делал это с благородною целью, имея намерение просить руки сестры г-жи Пушкиной, Кат. Ник. Гончаровой. Отправляясь с этим известием к Пушкину, Жуковский советовал барону Геккерену, чтобы сын его сделал как можно скорее предложение свояченице Пушкина, если он хочет прекратить все враждебные отношения и неосновательные слухи. К. К. ДАНЗАС по записи АММОСОВА. Посл. дни Пушкина, 10.
Отрывок из записок дочери Николая I Ольги Николаевны: «Папа, который видел в Пушкине олицетворение славы и величия России, относился к нему с большим вниманием, и это внимание распространялось и на его жену, которая была в такой же степени добра, как и прекрасна. Он поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на младшей сестре Наталии Пушкиной, довольно заурядной особе. Но было уже поздно: раз пробудившаяся ревность продолжала развиваться. Некоторое время спустя ‹...› Дантес стрелялся с Пушкиным на дуэли, и наш великий поэт умер, смертельно раненный его рукой».
7 ноября. Возвращение к Пушкину. Les revelations //Открытия (фр.)//. Его бешенство. -- Свидание с Геккерном. Извещение его Вьельгорским. Молодой Геккерн у Вьельгорского. В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 284.
8 ноября. Переговоры. Геккерн у Загряжской. Я у Пушкина. Большое спокойствие. Его слезы. То, что я говорил о его отношениях.
8 ноября 1836 г. «Пушкин вместе с Матюшкиным был у М. Л. Яковлева в день его рождения<1>; еще тут был князь Эристов, воспитанник второго курса, и больше никого. Пушкин явился последним и был в большом волнении. После обеда они пили шампанское. Вдруг Пушкин вынимает из кармана полученное им анонимное письмо и говорит: "посмотрите, какую мерзость я получил". Яковлев (директор типографии II-го Отделения собственной е. в. канцелярии) тотчас обратил внимание на бумагу этого письма и решил, что она иностранная и, по высокой пошлине, наложенной на такую бумагу, должна принадлежать какому-нибудь посольству. Пушкин понял всю важность этого указания, стал делать розыски и убедился, что эта бумажка голландского посольства». Я. К. ГРОТ со слов лицейского товарища Пушкина Ф. Ф. МАТЮШКИНА. Я. Грот, 282. <1>Мих. Л. Яковлев, лицейский товарищ Пушкина, родился 19 сентября (см. Н. А. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по царскосельскому лицею, II. 221). Очевидно, праздновался не день его рождения, а день ангела -- 8 ноября.
Если Пушкин получил в октябре месяце (по моей версии) «диплом на бланке», то на встрече с М.Л. Яковлевым он явно должен бы был показать именно этот экземпляр. Яковлев был директором ТИПОГРАФИИ, он мог определить, откуда конкретно могла появиться такая печать, шрифт, текст. Причём, текст «диплома на бланке» был, конечно же, иным, чем в анонимном письме 4 ноября.
Л. Геккерн – В.А. Жуковскому. 9 ноября. «Навестив м-ль Загряжскую, по её приглашению, я узнал от неё самой, что она посвящена в это дело, о котором я вам сегодня пишу. Она же передала мне, что подробности вам хорошо известны; поэтому я могу полагать, что не совершаю нескромности, обращаясь к вам в этот момент. Вы знаете, милостивый государь, что вызов господина Пушкина был передан моему сыну при моём посредничестве, что я принял его от его имени, что он одобрил это принятие, и что всё было решено между господином Пушкиным и мною. ... Мой сын получил вызов; принятие вызова было его первой обязанностью, но, по меньшей мере, надо объяснить ему, ему самому, по каким мотивам его вызвали. Свидание представляется мне необходимым, обязательным, - свидание между двумя противниками, в присутствии лица, подобного вам, которое сумело бы вести своё посредничество со всем авторитетом полного бесстрастия и сумело бы оценить реальное основание подозрений, послуживших поводом к этому делу». – В.В. Кунин. «Последний год жизни Пушкина». - Стр. 353-354.
9 ноября. Откровения. Признания Геккерна. -- Мое предложение посредничества. Сцена втроем с отцом и сыном. Мое предложение свидания. В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 284. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=134#
9 ноября. Пушкин у Вьельгорского. Он доверчиво рассказывает ему о своём состоянии. Почему? Не получив письмо от Вьельгорского к 4 ноября, Пушкин решил, что письмо не было отослано по понятной причине: Вьельгорский вскрыл письмо и по прочтении, возможно, уничтожил. Жуковский в письме от 10 ноября: «… вчерашний твой приход ко Вьельгорскому открыл ему глаза; мне же с ним не для чего было играть комедию; он [это] был один из тех, кои получили безъименные письма; но на его дружбу к тебе и на скромность положиться можешь». Значит, Вьельгорский не сказал Жуковскому, как поступил с письмом: он отправил его в Ш Отделение к Бенкендорфу. Отсюда следует, что Бенкендорф попросту отправил письмо непосредственному начальству Пушкина по службе – Министру иностранных дел Нессельроде, который позднее присылал это анонимное письмо Геккерну по его просьбе для ознакомления. Об этом мы знаем из переписки Геккерна и Дантеса.
В. А. Жуковский — Пушкину. 9 ноября 1836 г. Петербург. Я не могу еще решиться почитать наше дело конченным. Еще я не дал никакого ответа старому Геккерну; я сказал ему в моей записке, что не застал тебя дома и что, не видавшись с тобою, не могу ничего отвечать. Итак, есть еще возможность всё остановить. Реши, что я должен отвечать. Твой ответ невозвратно всё кончит. Но ради бога одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодейства, а жену твою от совершенного посрамления. Жду ответа. Я теперь у Вьельгорского, у которого обедаю. Ж. Адрес: Александру Сергеевичу Пушкину.
Жуковский. 10 ноября. Молодой Геккерн у меня. Я отказываюсь от свидания. Моё письмо к Геккерну. Его ответ. Моё свидание с Пушкиным. В 13-30?:
В. А. Жуковский — Пушкину. http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/pushkinu-1285.htm 10 ноября 1836 г. Петербург. Я обязан сделать тебе некоторые обьяснения. Вчера я не имел для этого довольно спокойствия духа. Ты вчера, помнится мне, что-то упомянул о жандармах, как будто опасаясь, что хотят замешать в твое дело правительство. На счет этого будь совершенно спокоен. Никто из посторонних ни о чем не знает, и если дамы (то есть одна дама Загряжская) смолчат, то тайна останется ненарушенною. Должен, однако, сказать, что вчерашний твой приход ко Вьельгорскому открыл ему глаза; мне же с ним не для чего было играть комедию; он [это] был один из тех, кои получили безъименные письма; но на его дружбу к тебе и на скромность положиться можешь. Пишу это однако не для того только чтобы тебя успокоить на счет сохранения тайны. Хочу, чтобы ты не имел никакого ложного понятия о том участии, какое принимает в этом деле молодой Геккерн. Вот его история. Тебе уж известно, что было с первым твоим вызовом, как он не попался в руки сыну, а пошел через отца, и как сын узнал [уже] о нем только по истечении 24 часов, т. е. после вторичного свидания отца с тобою. В день моего приезда, в то время когда я у тебя встретил Геккерна, сын был в карауле и возвратился домой на другой день в час. За какую-то ошибку он должен был дежурить три дня не в очередь. Вчера он в последний раз был в карауле и нынче в час пополудни будет свободен. Эти обстоятельства изъясняют, почему он лично не мог участвовать в том, что делал его бедный отец, силясь отбиться от несчастия, которого одно ожидание сводит его с ума. Сын, узнав положение дел, хотел непременно видеться с тобою. Но отец, испугавшись свидания, обратился ко мне. Не желая быть зрителем или актером в трагедии, я предложил свое посредство, то есть, [я] хотел предложить его, написав в ответ отцу то письмо, которого брульон тебе показывал, но которого не послал и не пошлю. Вот всё. Нынче поутру скажу старому Геккерну, что не могу взять на себя никакого посредства, ибо из разговоров с тобою вчера убедился, что посредство ни к чему не послужит, почему я и не намерен никого подвергать неприятности отказа. Старый Геккерн таким образом не узнает, что попытка моя с письмом его не имела успеха. Это письмо будет ему возвращено, и мое вчерашнее официальное свидание с тобою может считаться не бывшим. Всё это я написал для того, что счел святейшею обязанностию засвидетельствовать перед тобою, что молодой Геккерн во всем том, что делал его отец, был совершенно посторонний, что он так же готов драться с тобою, как и ты с ним, и что он также боится, чтобы тайна не была как-нибудь нарушена. И отцу отдать ту же справедливость. Он в отчаянии, но вот что он мне сказал: je suis condamn; ; la guillotine; je fais un recours au gr;ce, si je ne reussis pas, il faudra monter: et je monterai, car j’aime l’honneur de mon fils autant, que sa vie <см. перевод>. — Этим свидетельством роля, весьма жалко и неудачно сыгранная, оканчивается. Прости. Ж. Переводы иноязычных текстов Стр. 185, строка 21 и сл. — я приговорен к гильотине; я взываю к милосердию, если это не удастся — придется взойти на эшафот; и я взойду, потому что мне так же дорога честь моего сына, как и его жизнь.
В. А. Жуковский — Пушкину. 11—12 ноября 1836 г. Петербург. Ты поступаешь весьма неосторожно, невеликодушно и даже против меня несправедливо. Зачем ты рассказал обо всем Екатерине Андреевне и Софье Николаевне? Чего ты хочешь? Сделать [возмо] невозможным то, что теперь должно кончиться для тебя самым наилучшим образом. Думав долго о том, что ты мне вчера говорил, я нахожу твое предположение совершенно невероятным. И имею причину быть уверенным, что во всем том, что случилось для отвращения драки, молодой Г.<еккерн> нимало не участвовал. Всё есть дело отца и весьма натурально, что бы он на все решился, дабы отвратить свое несчастие. Я видел его в таком положении, которого нельзя выдумать и сыграть как роль. Я остаюсь в полном убеждении, что молодой Г.<еккерн> совершенно в стороне, и на это вчера еще имел доказательство. Получив от отца Г.<еккерна> доказательство материальное, что дело, о коем теперь идут толки, 1 затеяно было еще гораздо прежде твоего вызова, я дал ему совет поступить так, как он и поступил, основываясь на том, что, если тайна сохранится, то никакого бесчестия не падет на его сына, что и ты сам не можешь предполагать, чтобы он хотел избежать дуэля, который им принят, именно по тому, что не он хлопочет, а отец о его отвращении. В этом последнем я уверен, вчера еще более уверился и всем готов сказать, что молод.<ой> Гек.<керн> с этой стороны совершенно чист. Это я сказал и Карамзиным, запретив им крепко-накрепко говорить о том, что слышали от тебя, и, уверив их, что вам непременно надобно будет драться, если тайна теперь или даже и после откроется. Итак, требую от тебя уже собственно для себя, чтобы эта тайна у вас умерла навсегда. Говорю для себя вот почему: полагая, что все обстоятельства, сообщенные мне старым Геккерном, справедливы (в чем я не имел причины и нужды сомневаться), я сказал, что почитаю его, как отца, в праве и даже обязанным предупредить несчастие открытием дела как оно есть; что это открытие будет в то же время и репарациею того, что было сделано против твоей чести перед светом. Хотя я не вмешался в самое дело, но совет мною дан. Не могу же я согласиться принять участие в посрамлении человека, которого честь пропадет, если тайна [сохранена] будет открыта. А эта тайна хранится теперь между нами; нам ее должно и беречь. Прошу тебя в этом случае беречь и мою совесть. Если что-нибудь откроется, и я буду это знать, то уже мне по совести нельзя будет утверждать того, что неминуемо должно нанести бесчестие. Напротив, я должен буду подать совет противный. Избавь меня от такой горестной необходимости. Совесть есть человек; не могу же находить приличным другому такого поступка, который осрамил бы самого меня на его месте. Итак, требую тайны теперь и после. Сохранением этой тайны ты так же обязан и самому себе, ибо, в этом деле, и с твоей стороны есть много такого, в чем должен ты сказать: виноват! Но более всего ты должен хранить ее для меня: я в это дело замешан невольно и не хочу, чтобы оно оставило мне какое-нибудь нарекание; не хочу, чтобы кто-нибудь имел право сказать, что я нарушил доверенность, мне оказанную. Я увижусь с тобою перед обедом. Дождись меня. Ж.
Сноски 1 Переделано из идет дело.
Фраза Жуковского «Получив от отца Г.<еккерна> доказательство материальное, что дело, о коем теперь идут толки, 1 затеяно было еще гораздо прежде твоего вызова» даёт повод считать, что «доказательство материальное» – это ничто иное, как записка от Натальи Николаевны, которую она посылала летом с горничной Лизой к Дантесу. В ней говорилось о том, что она сказала Пушкину, что Дантес был у неё по поводу своего предстоящего сватовства к Екатерине.
13 ноября. Л. Геккерн – Е.И. Загряжской. После беспокойной недели я был так счастлив и спокоен вечером, что забыл просить вас, сударыня, сказать в разговоре, который вы будете иметь сегодня, что намерение, которым вы заняты, о К. и моём сыне существует уже давно, что я противился ему по известным вам причинам, но, когда вы меня пригласили прийти к вам, чтобы поговорить, я вам заявил, что дальше не желаю отказывать в моём согласии, с условием, во всяком случае, сохранять всё дело в тайне до окончания дуэли, потому что с момента вызова Пушкина оскорблённая честь моего сына обязывала меня к молчанию. … Вы знаете тоже, что с Пушкиным не я уполномочивал вас говорить, что это вы делаете сами по своей воле, чтобы спасти своих.
Слава богу, кажется, все кончено. Жених и почтенной его батюшка были у меня с предложением. К большому щастию, за четверть часа перед ними приехал старший Гончаров (Д. Н.) и он объявил им родительское согласие; итак, все концы в воду. Сегодня жених подает просьбу по форме о позволении женитьбы и завтра от невесты поступит к императрице. Теперь позвольте мне от всего моего сердца принести вам мою благодарность и простите все мучения, которые вы претерпели во все сие бурное время, я бы сама пришла к вам, чтоб отблагодарить, но право сил нету. Е. И. ЗАГРЯЖСКАЯ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ. Щеголев, 288.Читать полностью:
В. А. Жуковский — Пушкину. 14—15 ноября 1836 г. Петербург. Вчера ввечеру после бала заехал я к Вяземскому. Вот что ; peu pr;s <см. перевод> ты сказал княгине третьего дня, уже имея в руках мое письмо: je connais l’homme des lettres anonymes et dans huit jours vous entendrez parler d’une vengeance unique en son genre; elle sera pleine, compl;te; elle jettera, l’homme dans la boue: les hauts faits de Rayeffsky sont un jeu d’enfant devant ce que je me propose de faire (см. перевод: — я знаю автора анонимных писем, и через неделю вы услышите, как станут говорить о мести, единственной в своем роде; она будет полная, совершенная; она бросит того человека в грязь; громкие подвиги Раевского — детская игра в сравнении с тем, что я намерен сделать) и тому подобное. Все это очень хорошо особливо после обещания, данного тобою Геккерну в присутствии твоей тетушки (которая мне о том сказывала), что всё происшествие останется тайною. Но скажи мне, какую роль во всем это<м> я играю теперь и какую должен буду играть после перед добрыми людьми, как скоро всё тобою самим обнаружится и как скоро узнают, что и моего тут меду капля есть? И каким именем и добрые люди, и Геккерн, и сам ты наградите меня, если, зная предварительно о том, что ты намерен сделать, приму от тебя письмо, назначенное Геккерну, и, сообщая его по принадлежности, засвидетельствую, что всё между вами [предварительно] кончено, что тайна сохранится и что каждого честь останется неприкосновенна? Хорошо, что ты сам обо всем высказал, и что всё это мой добрый гений довел до меня заблаговременно. Само по себе разумеется, что я ни о чем случившемся 1 не говорил княгине. Не говорю теперь ничего и тебе: делай, что хочешь. Но булавочку свою беру из игры вашей, которая теперь с твоей стороны жестоко мне не нравится. А если Геккерн теперь вздумает от меня потребовать совета, то не должен ли я по совести сказать ему: остерегитесь? Я это и сделаю. Адрес: Александру Сергеевичу Пушкину.
В. А. Жуковский — Пушкину. 15—20 ноября 1836 г. Петербург. Хотя ты и рассердил и даже обидел меня, но меня все к тебе тянет — не брюхом, которое имею уже весьма порядочное, но сердцем, которое живо разделяет то, что делается в твоем. — Я приду к тебе между ; 12 и часом; обещаюсь не говорить более о том, о чем говорил до сих пор и что теперь решено. Но ведь тебе, может быть, самому будет нужно что-нибудь сказать мне. Итак, приду. Дождись меня, пожалуйста. И выскажи мне все, что тебе надобно: от этого будет добро нам обоим. Ж. Адрес: Александру Сергеевичу Пушкину.
Жуковский. Конспективные заметки. После того, как я отказался. Присылка за мною Екатерины Ивановны. Что Пушкин сказал Александрине. Моё посещение Геккерна. Его требование письма. Отказ Пушкина. Письмо, в котором упоминает (слухи) о сватовстве. Свидание Пушкину с Геккерном у Е.И. Письмо Дантеса к Пушкину и его бешенство. Снова дуэль. Секундант. Письмо Пушкина.
Абрамович Стелла. Пушкин в 1836 году. Нам было известно, что 15 ноября H. H. Пушкина появилась на балу одна - без мужа. Было непонятно: почему так случилось? Высказывалось предположение, что Пушкин отпустил жену одну, чтобы выразить свое пренебрежение к светским толкам. Теперь выясняется, (127) что все было проще и трагичнее. Пушкин не получил приглашения и поэтому не мог сопровождать жену. Наталья Николаевна колебалась и не знала, как ей быть. Она решила обратиться за советом к Жуковскому.
В ответ на ее сомнения Жуковский написал: "Вам надобно быть непременно!". Слово "непременно" он повторил дважды и даже подчеркнул его в тексте. Жуковский знал, какое значение императрица придает этому первому балу сезона (в письме к графине Бобринской Александра Федоровна писала: "Я так боялась, что этот бал не удастся <...> но все шло лучше, чем я могла думать").ccxlii Зная настроение во дворце, Жуковский понимал, что отсутствие H. H. Пушкиной в этот вечер будет принято весьма неблагосклонно и подаст новый повод к пересудам о ней в высшем кругу.
Совет Жуковского был принят. 15 ноября Пушкин отпустил Наталью Николаевну на бал одну, и она, по-видимому, сумела выдержать испытание.
Императрица, описывая этот бал, называет ее имя первым среди красавиц, блиставших в этот вечер: "Пушкина казалась прекрасной волшебницей в своем белом с черным платье. - Но не было той сладостной поэзии, как на Елагином".ccxliii Судя по этому отклику, Наталья Николаевна держалась хорошо и не подала повода к сплетням. Ее сдержанность даже чем-то разочаровала государыню. "Но не было той сладостной поэзии, как на Елагином...". Не намек ли это на отношения H. H. Пушкиной с Дантесом? Ведь именно после августовских балов на островах и распространился слух об открытом ухаживании молодого Геккерна за женой поэта. Императрица бывала на этих балах, и, конечно, это не укрылось от ее внимания.
Имя жены поэта не случайно стоит в ее письме на нервом месте. Красавица Пушкина вызывала в этот момент особый интерес в интимном кружке императрицы; все взоры были прикованы к ней. До сих пор ее репутация была безупречной, и теперь все жадно следили за тем, как будут развиваться события. Сюда же проникли слухи об анонимных письмах. Возможно, через Барятинских и Трубецких в этом кругу было известно, что госпожа Пушкина "отвергла" Дантеса. Отсюда, может быть, и нотка сожаления об исчезновении "сладостной поэзии" влюбленности, распространявшейся вокруг нее. (128)
Ж. Дантес-Геккерн — Пушкину. http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/pushkinu-1288.htm 15—16 ноября 1836 г. Петербург. Милостивый государь. Барон Геккерн только что сообщил мне, что он был уполномочен г. <нрзб.> уведомить меня, что все те основания, по каким вы вызвали меня, перестали существовать, и что поэтому я могу рассматривать это ваше действие, как не имевшее места. Когда вы вызвали меня не сообщая причин, я без колебаний принял вызов, так как честь обязывала меня к этому; ныне, когда вы заверяете, что не имеете более оснований желать поединка, я, прежде чем вернуть вам ваше слово, желаю знать, почему вы изменили намерения, ибо я никому не поручал давать вам объяснения, которые я предполагал дать вам лично. — Вы первый согласитесь с тем, что прежде чем закончить это дело, необходимо, чтобы объяснения как одной, так и другой стороны были таковы, чтобы мы впоследствии могли уважать друг друга. Жорж де Геккерн.
А. СОЛОГУБ: 16 ноября. Я был совершенно покоен, таким образом, насчет последствий (анонимных) писем, но через несколько дней должен был разувериться. У Карамзиных праздновался день рождения старшего сына. Я сидел за обедом подле Пушкина. Во время общего веселого разговора он вдруг нагнулся ко мне и сказал скороговоркой: — Ступайте завтра к д’Аршиаку. Условьтесь с ним только насчет материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь13. Потом он продолжал шутить и разговаривать как бы ни в чем не бывало. Я остолбенел, но возражать не осмелился. В тоне Пушкина была решительность, не допускавшая возражений. Вечером я поехал на большой раут к австрийскому посланнику графу Фикельмону. На рауте все дамы были в трауре по случаю смерти Карла X. Одна Катерина Николаевна Гончарова, сестра Натальи Николаевны Пушкиной (которой на рауте не было), отличалась от прочих белым платьем14. С нею любезничал Дантес-Геккерн.
Жуковский. Конспективные заметки. Записка Н.Н. ко мне и мой совет. Это было на (бале) рауте Фикельмона.
А. Пушкин приехал поздно, казался очень встревожен, запретил Катерине Николаевне говорить с Дантесом и, как узнал я потом, самому Дантесу сказал несколько более чем грубых слов. С д’Аршиаком, статным молодым секретарем французского посольства, мы выразительно переглянулись и разошлись, не будучи знакомы. Дантеса я взял в сторону и спросил его, что он за человек. «Я человек честный, — отвечал он, — и надеюсь это скоро доказать». Затем он стал объяснять, что не понимает, чего от него Пушкин хочет; что он поневоле будет с ним стреляться, если будет к тому принужден; но никаких ссор и скандалов не желает15.
• 13 Старший сын Карамзиных Андрей родился 24 октября 1814 г., а 16 ноября праздновался день рождения Екатерины Андреевны Карамзиной (наст. изд., с. 367—-369). Пушкин посылал Соллогуба к д’Аршиаку, потому что 18 ноября истекала двухнедельная отсрочка, данная им Геккерну, и в связи с этим секундант Дантеса д’Аршиак 16 ноября посетил Пушкина.
• 14 Е. Н. Гончаровой, как невесте, позволялось быть на рауте в белом платье, хотя официально помолвка была объявлена только на следующий день, 17 ноября на балу у С. В. Салтыкова, после того как с помощью секундантов конфликт, между Пушкиным и Дантесом был улажен и поэт взял свой вызов обратно. До этого дня все, знавшие о вызове Пушкина и о возможном его завершении, обязались хранить полное молчание (см. письмо Жуковского к Пушкину от 11—12 ноября 1836 г. — XVI, 185). Только после официального объявления Е. А. и С. Н. Карамзины решились написать Андрею Карамзину о свадьбе и о всех предшествующих событиях в доме Пушкина. Обе они потрясены. «Прямо невероятно, — я имею в виду эту свадьбу, — но все возможно в этом мире всяческих невероятностей», — удивляется Екатерина Андреевна. Более обстоятельное письмо Софьи Николаевны передает ее непосредственные наблюдения и дополняет историю женитьбы Дантеса штрихами, которых нет в писавшихся позднее мемуарах: (см. наст. изд., с. 367—368).
• 15 В записке «Нечто о Пушкине» после слов Дантеса «Я человек честный...» следует: «Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать, что хотят: на Кавказ, в крепость, — куда угодно. Я заговорил о жене его.
— Mon cher, c’est une mijaur;e (Мой милый, это жеманница). Впрочем, об дуэли он не хотел говорить.
— J’ai charg; de tout d’Archiac, je vous enverrai d’Archiac ou mon p;re (Я все поручил д’Аршиаку, я пришлю к вам д’Аршиака или моего отца). С Даршиаком я не был знаком. Мы поглядели друг на друга. После я узнал, что П. подошел к нему на лестнице и сказал: «Vous autres fran;ais, — vous ;tes tr;s aimables. Vous savez tous le Latin, mais quand vous vous battez, vous vous mettez ; 30 pas et vous tirez au but. Nous autres Russes — plus un duel est sans... <пропуск в рукописи> et plus il doit ;tre f;roce» (Вы, французы, вы очень любезны. Все вы знаете латынь, но когда вы деретесь на дуэли, вы становитесь в 30 шагах и стреляете в цель. Мы же, русские, — чем поединок без... тем он должен быть более жестоким).
На другой день — это было во вторник 17 ноября — я поехал сперва к Дантесу Он ссылался во всем на д’Аршиака. Наконец сказал: «Vous ne voulez donc pas comprendre que j’;pouse Catherine. P. reprend ses provocations, mais je ne veux pas avoir l’air de me marier pour ;viter un duel. D’ailleurs je ne veux qu’il soit prononc; un nom de femme dans tout cela. Voil; un an que le vieux (Heckeren) ne veut pas me permettre de me marier (Вы, кажется, не хотите понять, что я женюсь на Катрин. Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу выглядеть так, как будто женюсь, чтобы избежать поединка. Причем я не хочу, чтобы во всем этом деле было произнесено имя женщины. Вот уже год, как старик (Геккерн) не хочет позволить мне жениться).
17 ноября. Я поехал сперва к отцу моему, жившему на Мойке, потом к Пушкину, который повторил мне, что я имею только условиться насчет материальной стороны самого беспощадного поединка, и, наконец, с замирающим сердцем отправился к д’Аршиаку. Каково же было мое удивление, когда с первых слов д’Аршиак объявил мне, что он всю ночь не спал, что он, хотя не русский, но очень понимает, какое значение имеет Пушкин для русских, и что наша обязанность сперва просмотреть все документы, относящиеся до порученного нам дела. Затем он мне показал: 1) Экземпляр ругательного диплома на имя Пушкина. 2) Вызов Пушкина Дантесу после получения диплома. 3) Записку посланника барона Геккерна, в которой он просит, чтоб поединок был отложен на две недели. 4) Собственноручную записку Пушкина, в которой он объявлял, что берет свой вызов назад, на основании слухов, что г. Дантес женится на его невестке К. Н. Гончаровой16. Я стоял пораженный, как будто свалился с неба. Об этой свадьбе я ничего не слыхал, ничего не видал и только тут понял причину вчерашнего белого платья, причину двухнедельной отсрочки, причину ухаживания Дантеса. Все хотели остановить Пушкина. Один Пушкин того не хотел. Мера терпения преисполнилась. При получении глупого диплома от безыменного негодяя, Пушкин обратился к Дантесу, потому что последний, танцуя часто с Натальей Николаевной, был поводом к мерзкой шутке. Самый день вызова неопровержимо доказывает, что другой причины не было. Кто знал Пушкина, тот понимает, что не только в случае кровной обиды, но даже при первом подозрении он не стал бы дожидаться подметных писем. Одному богу известно, что он в это время выстрадал, воображая себя осмеянным и поруганным в большом свете, преследовавшем его мелкими беспрерывными оскорблениями. Он в лице Дантеса искал или смерти, или расправы со всем светским обществом. Я твердо убежден, что если бы С. А. Соболевский был тогда в Петербурге, он, по влиянию его на Пушкина, один мог бы удержать его. Прочие были не в силах. «Вот положение дела, — сказал д’Аршиак. — Вчера кончился двухнедельный срок, и я был у г. Пушкина с извещением, что мой друг Дантес готов к его услугам. Вы понимаете, что Дантес желает жениться, но не может жениться иначе, как если г. Пушкин откажется просто от своего вызова без всякого объяснения, не упоминая о городских слухах. Г.Дантес не может допустить, чтоб о нем говорили, что он был принужден жениться и женился во избежание поединка. Уговорите г. Пушкина безусловно отказаться от вызова. Я вам ручаюсь, что Дантес женится, и мы предотвратим, может быть, большое несчастие». Потолковав с д’Аршиаком, мы решились съехаться в три часа у самого Дантеса. Тут возобновились те же предложения, но в разговорах Дантес не участвовал, все предоставив секунданту. Никогда в жизнь свою я не ломал так голову. Наконец, потребовав бумаги, я написал по-французски Пушкину следующую записку: «Я был, согласно вашему желанию, у г. д,Аршиака, чтобы условиться о времени и месте. Мы остановились на субботе, так как в пятницу я не могу быть свободен, в стороне Парголова, ранним утром, на 10 шагов расстояния. Г. д,Аршиак добавил мне конфиденциально, что барон Геккерн окончательно решил объявить о своем брачном намерении, но, удерживаемый опасением показаться желающим избежать дуэли, он может сделать это только тогда, когда между вами все будет кончено, и вы засвидетельствуете словесно перед мной или г. д'Аршиаком, что вы не приписываете его брака расчетам, недостойным благородного человека. Не имея от вас полномочия согласиться на то, что я одобряю от всего сердца, я прошу вас, во имя вашей семьи, согласиться на это предложение, которое примирит все стороны. Нечего говорить о том, что д'Аршиак и я ручаемся за Геккерена. Будьте добры дать ответ тотчас». Гр. В. А. СОЛОГУБ -- ПУШКИНУ, 17 ноября 1836 года. Переп. П-на, III, 408 (фр.).
Запись Ж. Дантеса, найденная в архиве Геккерна: Я не могу и не должен согласиться на то, чтобы в письме находилась фраза, относящаяся к м-ль Гончаровой: вот мои соображения, и я думаю, что господин Пушкин их поймёт. Об этом можно заключить по той форме, в которой поставлен вопрос в письме: «Жениться или драться». Так как честь моя запрещает мне принимать условия, то эта фраза ставила бы меня в печальную необходимость принять последнее решение. Я ещё настаивал бы на нём, чтобы доказать, что такой мотив брака не может найти места в письме, так как я уже предназначил себе сделать это предложение после дуэли, если только судьба будет мне благоприятна. Необходимо, следовательно, определённо констатировать, что я сделаю предложение м-ль Екатерине не из соображений сатисфакции или улажения дела, а только потому, что она мне нравится, что таково моё желание и что это решено единственно моей волей.
Пушкин: Я не колеблюсь написать то, что я могу заявить словесно. Я вызвал г. Ж. Геккерена на дуэль, и он принял ее, не входя ни в какие объяснения. Я прошу господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов, как не существовавший, осведомившись по слухам, что г. Ж. Геккерен решил объявить свое решение жениться на m-lle Гончаровой после дуэли. Я не имею никакого основания приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека. Я прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом по вашему усмотрению. ПУШКИН -- гр. В. А. СОЛЛОГУБУ, 17 ноября, 1836 года. Переп., III, 409 (фр.).
-- Этого достаточно, -- сказал д'Аршиак, ответа Дантесу не показал и поздравил его женихом. Тогда Дантес обратился ко мне со словами: -- Ступайте к г. Пушкину и поблагодарите его, что он согласен кончить нашу ссору. Я надеюсь, что мы будем видаться, как братья. Поздравив со своей стороны Дантеса, я предложил д'Аршиаку лично повторить эти слова Пушкину и ехать со мной. Д'Аршиак и на это согласился. Мы застали Пушкина за обедом. Он вышел к нам несколько бледный и выслушал благодарность, переданную ему д'Аршиаком. -- С моей стороны, -- продолжал он, -- я позволил себе обещать, что вы будете обходиться со своим зятем, как со знакомым. -- Напрасно, -- воскликнул запальчиво Пушкин. -- Никогда этого не будет. Никогда между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может. Мы грустно переглянулись с д'Аршиаком. Пушкин затем немного успокоился. -- Впрочем, -- добавил он, -- я признал и готов признать, что г. Дантес действовал, как честный человек. -- Больше мне и не нужно, -- подхватил д'Аршиак и поспешно вышел из комнаты. Гр. В. А. СОЛЛОГУБ. Воспоминания, 184.Читать полностью:
Абрамович Стелла. «Пушкин в 1836 году». Как только в обществе узнали о предполагаемой свадьбе, посыпались догадки и предположения, стали распространяться самые нелепые слухи. Тема эта надолго стала главной среди городских сплетен. "Она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе все, что говорят", пишет С. П. Карамзина брату в одном из декабрьских писем и при этом добавляет: "Но <...> никто ничего не знает".clxxxviii
Уяснить себе мотивы поведения Дантеса трудно было даже тем, кто был с ним близок, так как Геккерны, старший и младший, в первый же момент пустили в оборот ложную версию, чтобы оправдаться в глазах света. Барон Геккерн во время переговоров с В. А. Жуковским и Е. И. Загряжской настойчиво подчеркивал, что намерение жениться на м-ль Гончаровой у его приемного сына возникло задолго до вызова Пушкина. Этой версии Геккерны придавали исключительное значение. Накануне решающего разговора Екатерины Ивановны Загряжской (102) с Пушкиным посланник написал ей специальное письмо с подробными инструкциями на сей счет: "... я <...> забыл просить вас, сударыня, сказать в разговоре, который вы будете иметь сегодня, что намерение, которым вы заняты о К. (Катрин Гончаровой, - С. А.) и моем сыне, существует уже давно, что я противился ему по известным вам причинам, но когда вы меня пригласили прийти к вам, чтобы поговорить, я вам заявил, что дальше не желаю отказывать в моем согласии с условием, во всяком случае, сохранять все дело в тайне до окончания дуэли".clxxxix Вслед за Геккерном Жуковский и Загряжская, действуя с самыми благими намерениями, наперебой убеждали Пушкина и всех окружающих, что мысль об этом браке существовала до 4 ноября. То же сообщили Геккерны секундантам.
18 ноября объявлено о репетиции ординарцам, в т. ч. поручику Геккерну.
19 ноября 1836 года отдано было в полковом приказе: «Неоднократно поручик барон де Геккерен подвергался выговорам за неисполнение своих обязанностей, за что уже и был несколько раз наряжаем без очереди дежурным при дивизионе; хотя объявлено вчерашнего числа, что я буду сегодня делать репетицию ординарцам, на коей и он должен был находиться, но не менее того... на оную опоздал, за что и делаю ему строжайший выговор и наряжаю дежурным на пять раз».
Абрамович Стелла. Пушкин в 1836 году. Через два-три дня стало известно, что в светских толках и пересудах по поводу неожиданной помолвки это событие связывают с каким-то скандалом в семье Пушкина. Возник слух о том, что молодой человек ради спасения чести любимой женщины вынужден был просить руки ее сестры. Поступок молодою Геккерна оценивали как "подвиг высокого самоотвержения".cclxvii Эта версия имела особенный успех у дам и барышень, которые склонны были видеть в молодом Геккерне романтического героя. "Он пожертвовал собою, чтобы спасти ее честь", - записала в своем дневнике двадцатилетняя Мари Мердер и, восхищенная, добавила: "Если Дантесу не оставалось иного средства спасти репутацию той, которую он любил, то как же не сказать, что он поступил великодушно?!".cclxviii
Однако известны и другие, весьма ироничные отклики на эту помолвку.
21 ноября шталмейстер П. Д. Дурново, зять министра двора князя П. М. Волконского, сделал помету в своей записной книжке: "Раут у Нессельроде. Дантес, усынов(140)ленный бароном д'Эккерном, женится на м-ль Гончаровой. Говорят, что он ухаживал за <ее> сестрой - г-жой Пушкиной и что он был принужден мужем к объяснению. Молодой человек - побочный сын голландского короля. Это фат, весьма ограниченный".cclxix Павел Дмитриевич Дурново на вечерах предпочитал танцам карточный стол, и его не очень интересовал герой этой истории Дантес. Тем важнее для нас лаконичная запись, сделанная им. Заметка в записной книжке П. Д. Дурново свидетельствует о том, что сплетня, компрометировавшая H. H. Пушкину, 21 ноября уже передавалась из уст в уста в салоне госпожи Нессельроде.
Как известно, Пушкин не верил в то, что Дантес действительно женится на Екатерине Николаевне, но считал, что проучил его и отвадил от ухаживания за Натальей Николаевной. Увы, он недооценил своих противников. Вот еще один документ из числа отнесенных в семейном архиве Геккернов к «сугубо личным». И тоже не случайно. Его тон поражает даже с учетом того, что мы знали о Дантесе. На этот раз речь идет о записке, адресованной Екатерине Николаевне, уже невесте. В ней, в частности, говорится: «Я видел нынче утром Известную Вам Даму и, как всегда, подчинился вашим высочайшим распоряжениям, любимая. Я решительно заявил, что был бы крайне ей благодарен, если бы она положила конец всем этим бессмысленным переговорам и что если ее мужу не хватает ума понять, что во всей этой истории он ведет себя как глупец, она попусту тратит время, стараясь ему что-нибудь объяснить» (с. 198). Эта записка тоже не датирована. С. Витале, основываясь на упоминании в ней о возвращении Дантеса с дежурства в Зимнем дворце, совпадающим с расписанием дежурств гвардии, помечает ее 21 ноября, то есть тем самым днем, к которому биографы Пушкина предположительно относят его неотправленное письмо к Геккерну. http://febweb.ru/feb/pushkin/serial/mp4/mp4-2982.htm - Н.П. Прожогин. «Письма Дантеса» - 1997 г.
Снова о датах. В ноябре Дантес был назначен на дежурства. «19 ноября 1836 года отдано было в полковом приказе: «Неоднократно поручик барон де Геккерен подвергался выговорам за неисполнение своих обязанностей, за что уже и был несколько раз наряжаем без очереди дежурным при дивизионе; хотя объявлено вчерашнего числа, что я буду сегодня делать репетицию ординарцам, на коей и он должен был находиться, но не менее того... на оную опоздал, за что и делаю ему строжайший выговор и наряжаю дежурным на пять раз». Таким образом, Дантес дежурит при дивизионе: 20, 22, 24, 26, 28 ноября. Значит, он мог видеть Натали и говорить с ней утром, до начала дежурства, до 13 часов: или 20 ноября, или 22 ноября, или 24 и т.д. Записку Дантес писал уже после встречи с Натальей Николаевной. Значит, скорее всего – Натали разговаривала с Жоржем утром 22-го ноября, когда она могла уже знать о готовящихся письмах Пушкина от 21 ноября. Вероятно, она боялась новой ссоры между Пушкиным и Дантесом, пыталась как-то повлиять на события.
А. Х. БЕНКЕНДОРФУ.21 ноября 1836 г. В Петербурге. http://www.as-pushkin.net/pushkin/pisma/749.php Граф! Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить вашему сиятельству о том, что недавно произошло в моем семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом. Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне не переслали. В общем, все были возмущены таким подлым и беспричинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса. Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерен приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели. Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил просить г-на д’Аршиака (секунданта г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не имевший места. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерена, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества. Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю. Во всяком случае надеюсь, граф, что это письмо служит доказательством уважения и доверия, которые я к вам питаю. С этими чувствами имею честь быть, граф, ваш нижайший и покорнейший слуга. – 21 ноября 1836. (Франц.) А. Пушкин.
http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/748.htm 748. Л. ГЕККЕРЕНУ.17 — 21 ноября 1836 г. В Петербурге. (Восстановленный текст непосланного письма) Барон, Прежде всего позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно.— Поведение вашего сына было мне полностью известно уже давно и не могло быть для меня безразличным; но, так как оно не выходило из границ светских приличий и так как я притом знал, насколько в этом отношении жена моя заслуживает мое доверие и мое уважение, я довольствовался ролью наблюдателя, с тем, чтобы вмешаться, когда сочту это своевременным. Я хорошо знал, что красивая внешность, несчастная страсть и двухлетнее постоянство всегда, в конце концов, производят некоторое впечатление на сердце молодой женщины и что тогда муж, если только он не дурак, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином ее поведения. Признаюсь вам, я был не совсем спокоен. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь гротескную и жалкую, что моя жена, удивленная такой пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном. Но вы, барон,— вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома из-за лекарств, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына. Это еще не всё. Вы видите, что я об этом хорошо осведомлен, но погодите, это не всё: я говорил вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы хорошо догадываетесь, что они вас интересуют. 2 ноября вы от вашего сына узнали новость, которая доставила вам много удовольствия. Он вам сказал, что я в бешенстве, что моя жена боится... что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который казался окончательным. Вами было составлено анонимное письмо. Я получил три экземпляра из десятка, который был разослан. Письмо это было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого взгляда я напал на следы автора. Я больше об этом не беспокоился и был уверен, что найду пройдоху. В самом деле, после менее чем трехдневных розысков я уже знал положительно, как мне поступить. Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам. Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах нашего и вашего двора. Я вам скажу это. Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце мое чувствительно. Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отмщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, которая совсем походила бы на веселый фарс (что, впрочем, меня весьма мало смущает), ни, наконец, письмом, которое я имею честь писать вам и которого копию сохраняю для моего личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо, и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела, из которого мне легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев. Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга А. Пушкин. (Франц.) http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/748.htm
Е. А. КАРАМЗИНА 20—21 ноября 1836 г. Петербург. <...> В день моего рождения был устроен, как всегда, большой праздник, до крайности сумбурный потому, что собрались самые разнообразные личности.1 Я получила красивые вещи от Гамбса,2 который помещается под нами. Князь Петр, Жуковский, Соллогуб, Валуев и другие зашли туда за подарками, которые они мне и преподнесли. Когда обносили шампанским, я не преминула выпить за твое здоровье. И, мой милый друг, и выразить горячие пожелания всяческого для тебя благополучия, душевного и физического; в одиннадцать часов мы отправились на раут графини Фикельмон3; весь день женщины были заняты шитьем черного платья для меня, так как на три недели объявлен траур по Карлу X.4 В понедельник я иду на концерт к барышням Ласи, а оттуда к Люцероде. Надеюсь, что на этом закончатся мои выезды на вечера. У нас тут свадьба, о которой ты, конечно, не догадался бы, и я не скажу тебе, оставляя это удовольствие твоей сестре. Впрочем, полагаю, что ты уже знаешь об этом от Ар<кадия> Россета. Прямо невероятно, — я имею в виду эту свадьбу,5 — но всё возможно в этом мире всяческих невероятностей. Пока что я немного устала, да и надо оставить место для мадемуазель Софи, чтоб не лишать ее удовольствия посплетничать тебе. Сейчас она пошла навестить Жюли Зиновьеву, рожденную Батюшкову.6 Александр одевается, чтобы идти на раут к княгине Белосельской,7 пообедав вдвоем с Дантесом у этого последнего. Вольдемар кашляет, он должен был участвовать в обеде, но из-за кашля я его не отпустила. <...> С. Н. КАРАМЗИНА <...> Я должна сообщить тебе еще одну необыкновенную новость — о той свадьбе, про которую пишет тебе маменька;8 догадался ли ты? Ты хорошо знаешь обоих этих лиц, мы даже обсуждали их с тобой, правда, никогда не говоря всерьез. Поведение молодой особы, каким бы оно ни было компрометирующим, в сущности, компрометировал только другое лицо, ибо кто смотрит на посредственную живопись, если рядом — Мадонна Рафаэля? А вот нашелся охотник до этой живописи, возможно потому, что ее дешевле можно было приобрести. Догадываешься? Ну да, это Дантес, молодой, красивый, дерзкий Дантес (теперь богатый), который женился на Катрин Гончаровой, и, клянусь тебе, он выглядит очень довольным, он даже одержим какой-то лихорадочной веселостью и легкомыслием, он бывает у нас каждый вечер, так как со своей нареченной видится только по утрам у ее тетки Загряжской; Пушкин его не принимает больше у себя дома, — он крайне раздражен им после того письма, о котором тебе рассказывал Аркадий.9 Натали нервна, замкнута, и, когда говорит о замужестве сестры, голос у нее прерывается. Катрин от счастья не чует земли под ногами и, как она говорит, не смеет еще поверить, что всё это не сон. Публика удивляется, но, так как история с письмами мало кому известна, объясняет этот брак очень просто.10 Один только Пушкин своим взволнованным видом, своими загадочными восклицаниями, обращенными к каждому встречному, и своей манерой обрывать Дантеса и избегать его в обществе, добьется того, что возбудит подозрения и догадки.11 *Вяземский говорит*, «что он выглядит обиженным за жену, так как Дантес больше за ней не ухаживает». Об этой свадьбе было объявлено во вторник на балу у Салтыковых, и там они уже принимали поздравления. Я тоже там была и много танцевала. Дантес, зная, что я тебе пишу, просит тебе передать, что он очень доволен и что ты должен пожелать ему счастья.12
• 1 День рождения Е. А. Карамзиной был 16 ноября. На праздничном обеде, о котором она пишет, был и Пушкин, здесь же за столом поручивший В. А. Соллогубу на следующий день договориться с д’Аршиаком, секундантом Дантеса, об условиях дуэли. Карамзины — Екатерина Андреевна и Софья Николаевна — в это время уже знали все обстоятельства первого вызова Пушкиным Дантеса от самого Пушкина (Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина. С. 335; XVI, стр. 186), но в письмах к Андрею они об этом умалчивали, конечно, сознательно.
• 2 Карамзины жили в доме кн. Долгоруковой по Итальянской улице, дом ’ 9. Мебельный магазин Гамбса помещался в нижнем этаже дома. См. в дневнике А. И. Тургенева запись 15 декабря 1836 года: «Был у Карамзиных... Осмотрел магазин Гамбса: какая роскошь в мебелях!» (Щеголев, стр. 278).
• 3 Об этом рауте у австрийского посла см. в воспоминаниях В. А. Соллогуба на с. 335 наст. изд.
• 4 Карл X (р. 1757) — французский король (1824—1830), свергнутый Июльской революцией, жил с тех пор частным человеком в разных местах Европы. 6 ноября (25 октября) 1836 года он умер от холеры в Австрии. По случаю его смерти при русском дворе с 3 ноября был объявлен траур на 24 дня («Северная пчела», 1836, 18 ноября, № 265, с. 1057). Траур по давно свергнутому королю был своего рода демонстрацией Николая I против Июльской монархии — по его понятиям, незаконной.
• 5 Речь идет о свадьбе Дантеса и Е« Н. Гончаровой. Письмо А. О. Россета к Андрею Карамзину до нас не дошло. В нем, по-видимому, Россет сообщил об анонимном пасквиле, посланном Пушкину 4 ноября, и о последующих событиях.
• 6 Юлия Николаевна, рожд. Батюшкова, замужем за Николаем Васильевичем Зиновьевым (1801—1882), впоследствии генералом от инфантерии, генерал-адъютантом.
• 7 Кн. Белосельская-Белозерская — Анна Григорьевна, рожд. Козицкая (1773—1846).
• 8 Е· А. и С. Н. Карамзины в этом письме впервые решились рассказать Андрею о тех событиях, которые произошли за предыдущие две недели в семье Пушкина, хотя обе были посвящены им самим во все подробности. Получив 4 ноября анонимный пасквиль, оскорбляющий честь его и его жены, Пушкин в первый момент, еще не зная автора (которым он позднее считал бар. Геккерна), увидел в нем намек на отношения его жены с Дантесом и на следующий же день послал ему вызов. Так как Дантеса не было дома, вызов был принят Геккерном, по просьбе которого Пушкин согласился на 15 дней отсрочки. За это время Геккерн с помощью В. А. Жуковского и Е. И. Загряжской сделал всё, чтобы добиться от Пушкина отказа от дуэли, утверждая, что подозрения Пушкина неосновательны, так как ухаживания Дантеса относятся не к Наталье Николаевне, а к ее сестре Екатерине Николаевне Гончаровой, на которой он и намерен жениться, чтобы рассеять все толки — при условии, что Пушкин сначала откажется от своего вызова. В результате долгих хлопот Геккерна, Е. И. Загряжской, Жуковского и секундантов — В. А. Соллогуба и д’Аршиака — Пушкин согласился взять обратно свой вызов, засвидетельствовав это своему секунданту В. А. Соллогубу письмом от 17 ноября, на бале у С. В. Салтыкова. До этого дня все знавшие о вызове Пушкина и о возможном его завершении обязались хранить полное молчание, и только официальное объявление о свадьбе позволило Карамзиным написать Андрею, но и то — не о вызове Пушкина и несостоявшейся дуэли, а о неожиданной для всех свадьбе.
• 9 Речь идет, вероятно, о том письме, которое Дантес 15 или 16 ноября 1836 года послал Пушкину (XVI, стр. 187) и которое содержит требование объяснить и мотивировать отказ Пушкина от вызова, якобы непонятный Дантесу и порочащий его честь. К этому письму относится фраза Жуковского в его конспективных записях событий: «Письмо Дантеса к Пушкину и его бешенство» (наст. изд. С. 422). Возможно, однако, что С. Н. Карамзина имеет в виду и анонимный пасквиль, о котором сообщил Андрею Карамзину Аркадий Россет.
• 10 Настоящее письмо, а также письмо С. Н. Карамзиной от 28 декабря вновь подтверждают правильность предположения П. Е. Щеголева о том, что «проект сватовства Дантеса к Екатерине Гончаровой существовал до вызова» (Щеголев, с. 76). В ответном письме от 3(15) декабря 1836 г. Андрей Карамзин писал: «Что до гнусного памфлета, направленного против Пушкина <о котором Андрею Карамзину писал, по-видимому, Аркадий Россет>, то он вызвал во мне негодование и отвращение. Не понимаю, как мог найтись подлец, достаточно злой, чтобы облить грязью прекрасную и добродетельную женщину с целью оскорбить мужа под позорным покрывалом анонима: пощечина, данная рукой палача — вот чего он, по-моему, заслуживает. — Меня заранее приводит в негодование то, что если когда-либо этот негодяй откроется, снисходительное петербургское общество будет всецело его соучастником, не выбросив мерзавца из своей среды. Я же сам с восторгом выразил бы ему мое мнение о нем. Есть вещи, которые меня всего переворачивают, и эта — из их числа» (Стар. и нов., кн. XVII, с. 235; РГАЛИ, ф. 2486 оп. I, № 37, по-французски).
• 11 Взволнованный вид Пушкина объясняется, во-первых, тем, что в намерении Дантеса жениться на Е› Н. Гончаровой он видел лишь уловку с целью избежать дуэли и не верил, что эта свадьба действительно состоится — это засвидетельствовано и «Воспоминаниями» В. А. Соллогуба (с. 338 наст. изд.) и последующими письмами Карамзиных — и, кроме того, он не чувствовал себя отомщенным, так как за эти дни приобрел твердую уверенность в том, что анонимные письма, порочившие имя его и его жены не столько намеком на Дантеса, сколько скрытым намеком на Николая I, исходили от Геккерна. Он питал замысел «мести, единственной в своем роде» Геккерну; «...она будет полная, совершенная; она бросит того человека в грязь», — говорил он еще 10 ноября В. Ф. Вяземской (XVI, с. 186).
• 12 В том же письме из Баден-Бадена 3(15) декабря 1836 года Андрей Карамзин писал: «Не могу прийти в себя от свадьбы, о которой мне сообщает Софи! И когда я думаю об этом, я, как Катрин Гончарова, спрашиваю себя, уж не сплю ли я или во всяком случае не во сне ли Дантес совершил этот поступок; и если супружеское счастье есть нечто иное, чем сон, то я очень боюсь, что им никогда не удастся его обрести. Я был бы этим очень огорчен, потому что люблю их обоих. Черт возьми, что всё это значит! Когда мне нечего делать и я курю свою трубку, потягивая кофий, я всё время думаю об этом, но продвинулся не дальше, чем в первый день. может быть, это было самоотвержение» (Стар. и нов., кн. XVII, с. 235, подлинник по-французски).
1836 г. Месяц ноябрь. Присутствие их величеств в собственном дворце. Понедельник, 23-го. С девяти часов его величество принимал с докладом военного министра ген.-адъютанта графа Чернышева, ген.-лейтенанта гр. Грабовского (и т. д.). 10 минут 2-го часа его величество один в санях выезд имел прогуливаться по городу и возвратился в 3 часа во дворец. По возвращении его величество принимал генерал-адъютанта графа Бенкендорфа и камер-юнкера Пушкина. ЗАПИСЬ В КАМЕР-ФУРЬЕРСКОМ ЖУРНАЛЕ. "Огонек", 1928, № 24. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=139#
С.Л. Абрамович: «Когда Пушкин 21 ноября писал свое письмо к Геккерну, он знал, что в ответ тотчас же последует вызов. Поэтому он поставил обо всем в известность своего секунданта. Из воспоминаний В. Соллогуба мы знаем, что вечером 21 ноября, когда он заехал к Пушкиным, хозяин дома сразу увел его в свой кабинет и запер за собою дверь. Оставшись с молодым человеком наедине, Пушкин сказал ему: "Вы были более секундантом Дантеса, чем моим, однако я не хочу ничего делать без вашего ведома <...> Я прочитаю вам мое письмо к старику Геккерну. С сыном уже покончено <...> Вы мне теперь старичка подавайте". Он стал читать. "Губы его задрожали, глаза налились кровью. Он был до того страшен, что только тогда я понял, - пишет Соллогуб, - что он действительно африканского происхождения". Пушкин был в таком порыве гнева, что молодой человек не осмелился ничего возразить ему. "Я промолчал невольно", - рассказывал он потом. Выйдя от Пушкина, Соллогуб бросился разыскивать Жуковского. Он понимал, чем все это грозит, и "смертельно испугался". Это был (151) субботний вечер (приемный день князя В. Ф. Одоевского), и Соллогуб прежде всего направился туда. К счастью, это было совсем близко: В. Ф. Одоевский жил в Мошковом переулке, в нескольких минутах ходьбы от дома Волконских. Как он и предполагал, Жуковский был там, и Соллогуб ему все рассказал. Видимо, Жуковский, не медля ни минуты, тотчас же отправился к Пушкину и как-то сумел его успокоить. В тот вечер письмо к Геккерну отправлено не было. Каким образом Жуковскому удалось остановить такую бурю? В последние годы он был, кажется, единственным человеком, который умел влиять на Пушкина в моменты таких крутых поворотов. Можно думать, что в тот день дружеское участие Жуковского само по себе было целительным и помогло Пушкину восстановить душевное равновесие. Ведь все это время поэт даже в кругу близких людей не находил понимания. Вероятно, вечером 21 ноября, когда встревоженный Жуковский появился в кабинете поэта, между ними состоялся разговор, который принес Пушкину какое-то облегчение. Жуковскому удалось удержать друга от рокового шага. Свидетельства Соллогуба, Карамзиной, Вяземского, Вревской, взятые в совокупности, убеждают нас прежде всего в том, что царь наблюдал за делом Пушкина с более близкой дистанции, чем это предполагалось до сих пор. О ноябрьской истории с Дантесом он узнал, вероятнее всего, не по официальным каналам, не из доклада Бенкендорфа, а со слов друга Пушкина - Жуковского. Получилось так, что император был вовлечен в это дело и принял в нем личное участие. С 22 ноября он знал не только о внешнем ходе событий, но и о том, что жизнь Пушкина под угрозой. Реконструировать ход беседы поэта с царем на основании тех скудных сведений, которые нам известны, не представляется возможным… Скорее всего, царь, сославшись на Жуковского, сказал Пушкину, что знает все дело. А то, что правда о его ноябрьской истории с Дантесом стала известна, должно было иметь для Пушкина очень серьезное значение. Он мог надеяться, что теперь клевете будет противопоставлена истина. В заключение Николай I, вероятно, прибег к формуле, уже знакомой нам по его прежним переговорам с поэтом: "Я твоему слову верю... обещай мне...". И Пушкин дал слово не доводить дело до дуэли. Вероятно, в тот момент, как и прежде в подобных ситуациях, он был искренен. Еще раз возникла иллюзия о справедливости, исходящей от царя. Император знал правду, и Пушкин мог рассчитывать, что мнение царя будет противостоять клевете. У него появилась надежда на то, что он все-таки сможет с достоинством выйти из создавшегося положения. На какое-то время это могло служить ему поддержкой».
Примечания По представлению Бенкендорфа, 23 ноября Пушкин был принят Николаем I. Пушкин был на приеме в Аничковом дворце в понедельник 23 ноября в четвертом часу дня. В камер-фурьерском журнале об этом сказано так: "По возвращении (с прогулки, - С. А.) его величество принимал генерал-адъютанта графа Бенкендорфа и камер-юнкера Пушкина". По-видимому, Николай пожелал, чтобы Пушкин не замешивал в дело Геккерена (см. письмо и примеч. 748) и взял с Пушкина обещание не драться на дуэли. http://www.as-pushkin.net/pushkin/pisma/749.php
С.Л. Абрамович: Все разъяснилось, когда стало известным письмо Е. А. Карамзиной от 2 февраля 1837 г. Сообщая сыну о последних часах Пушкина, она писала: "После истории со своей первой дуэлью П<ушкин> обещал государю больше не драться ни под каким предлогом, и теперь, когда он был смертельно ранен, он послал доброго Жуков<ского> просить прощения у гос<ударя> в том, что он не сдержал слова". Нет сомнения в том, что Карамзина узнала обо всем от наиболее осведомленного в этом деле человека - от самого Жуковского. В письме Карамзиной содержатся наиболее достоверные сведения о ноябрьской беседе поэта с царем. Екатерина Андреевна, очевидно, знала об аудиенции: она совершенно точно называет время беседы: после первой дуэли. И конечно, вполне точно передает смысл того обещания, которое дал Пушкин 23 ноября: не драться ни под каким предлогом...
В связи с этим и запись Бартенева, после того как стало возможным скорректировать и уточнить ее при помощи другого документа, тоже приобрела значение весьма ценного свидетельства. Она дополняет сообщение Карамзиной. Во всех трех редакциях этой записи почти дословно повторяется одно и то же: упоминание о том, что Пушкин обещал уведомить государя, если история возобновится (в другом варианте: "если ссора с Дантесом возобновится...").
Итак, царь взял с Пушкина обещание: не драться ни под каким предлогом, но если история возобновится, обратиться к нему. Значит, Николай I заверил Пушкина, что он лично вмешается в его дело...
Вот то немногое, что нам известно об аудиенции 23 ноября из достоверных источников.
Если принять во внимание инцидент с депешей Геккерна, почти поссоривший Николая и принца Виллема, то можно бы предположить иное. Выслушав Пушкина и, зная об анонимном письме, присланном в Ш Отделение Виельгорским, из доклада Бенкендорфа, Николай напомнил Пушкину о законе, карающем дуэлянтов, и предостерёг его от необдуманных шагов. Тем не менее, он приказал Бенкендорфу принять меры к предотвращению кровопролития, надеясь таким образом застать Геккерна или Дантеса на месте преступления. Суд затем установил бы в любом случае, что Геккерн – автор анонимного диплома. Поскольку этот вариант устраивал Николая: повод к выдворению дипломата из России был бы получен.
И этот монарх, считавший для себя все позволенным, не сделал ровно ничего к предупреждению рокового исхода. П.И. Бартенев слышал от графа В. Ф. Адлерберга о его попытке устранить столкновение Пушкина с Дантесом: «Зимой 1836—1837 гг., на одном из бывших вече¬ров, граф В.Ф. Адлерберг увидел, как стоявший позади Пушкина молодой князь П.В. Долгорукий кому-то указывал на Дантеса и при этом подымал вверх пальцы, растопыривая их рогами… Находясь в постоянных дружеских сношениях с Жуковским, восхищаясь дарованием Пушкина, он тревожился мыслью о сем последнем. Ему вспомнилось, что кавалергард Дантес как-то выражал желание проехаться на Кавказ и подраться с горцами. Граф Адлерберг поехал к великому князю Михаилу Павловичу (который тогда был Главнокомандующим Гвардейским корпусом) и, сообщив ему свои опасения, говорил, что следовало бы хоть на время удалить Дантеса из Петербурга. Но остроумный француз-красавец пользовался большим успехом в обществе. Его считали там украшением балов. Он подкупал и своим острословием, до которого великий князь был большой охотник, и меру, предложенную графом Адлербергом, не успели привести в исполнение». http://algoritm-izdat.ru/2012/09/duel-pushkina/
24 ноября вторник — великомученица Екатерина - День ангела Екатерины Гончаровой.
«Во вторник, в день св. Екатерины, мы непрерывно принимали гостей, с двенадцати часов дня и далеко за полночь. Вечером это стало невыносимо, разнородная толпа, праздная, скучающая и наводящая скуку. Я бы решительно настаивала на том, чтобы устроить танцы, потому что тягостно ничего не делать, когда народу слишком много для беседы и недостаточно для толкотни, как на рауте. Но в тот день был бал у Салтыковых, и, следовательно, недостаток кавалеров. Среди гостей у нас были графиня Натали Строганова, вся разодетая, красивая и совершенно растерянная. Что касается меня, то я налила 138 чашек чаю, мне чуть-чуть не стало дурно, а маменька в награду за мое усердие на благо общественное вымыла мне голову за то, что по ее словам, я слишком мало занималась дамами и слишком много Дантесом, Герсдорфом и Мальцевым. Но это ведь была только догадка, основанная на теории вероятностей (потому что маменька сидела в другой комнате). В среду мы были неожиданно обрадованы приездом Александра Тургенева,8 оживившего наш вечерний чай своим прелестным умом, остротами и неисчерпаемым запасом пикантных анекдотов обо всех выдающихся представителях рода человеческого». С. Н. КАРАМЗИНА 28 ноября 1836 г. Петербург.
25 ноября. В свете встречают мужа, который усмехается, скрежеща зубами. Жену, прекрасную и бледную, которая вгоняет себя в гроб, танцуя целые вечера напролёт. Молодого человека, бледного, худого, судорожно хохочущего; благородного отца, играющего свою роль, но потрясённая физиономия которого впервые отказывается повиноваться дипломату. Под сенью мансарды Зимнего дворца тётушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу Х видно одно лишь белое платье, и это непорочное одеяние невесты кажется обманом! Во всяком случае, её вуаль прячет слёзы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. … Посмотрим, допустят ли небеса столько жертв ради одного отомщённого! … С.А. Бобринская – А.А. Бобринскому.
С. Н. КАРАМЗИНА 28 ноября 1836 г. Петербург.
<...> Перейдем к исторической части нашей жизни и поспешим, ибо час отправления почты жестоко меня пришпоривает. В прошлый понедельник (23 ноября) мы были на концерте у Ласи, в котором эти барышни, Виельгорский, господин Кочубей,1 Балабин2 и другие любители исполняли очень приятную музыку в красивом, светлом, теплом и не слишком полном зале. Оттуда мы поехали закончить вечер к Люцероде, где, к большому нашему удивлению, застали весь город припрыгивающим под звуки фортепиано в гостиной вдвое меньше нашей. Как любят танцевать в Петербурге! Это прямо какое-то бешенство: Люцероде собирают у себя по понедельникам едва по двадцати человек; на этот раз, услышав, что у них будут танцы, вся аристократическая толпа наших гостиных ринулась туда, теснясь в своего рода русской бане, и, если не считать ощущения удушья, очень веселилась. Я делала то же, что делали другие: танцевала с Головиным,3 Огаревым,4 и неким Хрущевым5 из конной гвардии, с Репниным,6 а мазурку с Соллогубом, у которого в этот день темой разговора со мной была история о неистовствах Пушкина и о внезапной любви Дантеса к своей невесте. Ведь обычно между нами условлено, что нам нечего сказать друг другу по причине наших родственных отношений и дружбы, избавляющей нас от тягостной напряженности. Он всегда делает вид, что презирает общество, в ничтожестве которого никто лучше его не разбирается, но этим он только доказывает, что неравнодушен к этому самому обществу. Он ухаживает за госпожой Пушкиной, очень всем нравится в обществе, где, пожалуй, сам, в конце концов, почувствовал бы себя хорошо, если бы не принял несвоевременного решения и слишком поспешного обязательства через несколько недель ехать в Харьков с графом Александром Строгановым,7 назначенным генерал-губернатором Харькова, а также Полтавы и Чернигова. … Вчера, в четверг, состоялось открытие Большого театра (он очень красив); давали «Ивана Сусанина» Глинки11 в присутствии двора, дипломатического корпуса и всех государственных сановников. Я была там с доброй госпожой Шевич в ложе второго яруса, (мы, естественно, сами не смогли добыть). Многие арии оперы прелестны, но всё в целом показалось мне написанным в жалобном тоне, несколько однообразным и недостаточно блестящим; всё построено на русских темах и в миноре. В последней сцене декорация Кремля великолепна, толпа народа, переходящая в лица, написанные на полотне, казалась продолженной в бесконечность. Восторг, как обычно у нас, был холодноват, аплодисменты замирали и возобновлялись как бы с усилием. <...>
• 1 Кочубей — вероятно Михаил Викторович Кочубей (р. 1813), сын В. П. Кочубея, брат гр. Н. В. Строгановой.
• 2 Балабин — очевидно Евгений Петрович Балабин.
• 3 Головин — по-видимому Александр Иванович, в 1836 году корнет л.-гв. Конного полка (в Конном полку, среди офицеров которого было много знакомых и друзей Карамзиных, служил еще поручик Михаил Гаврилович Головин)И
• 4 Николай Александрович Огарев (1811—1867) — поручик л.-гв. Конной артиллерии, сослуживец братьев Карамзиных.
• 5 Николай Петрович Хрущев (1807—1881) — служил в л.-гв. Конном полку, в 1836 году был в чине ротмистра.
• 6 Репнин — вероятно, кн. Василий Николаевич Репнин, сын кн. Н. Г. Репнина-Волконского.
• 7 Гр. Александр Григорьевич Строганов (1795—1891) — генерал-адъютант, товарищ министра внутренних дел, муж Н. В. Кочубей. 12 ноября 1836 года был назначен и. д. черниговского, полтавского и харьковского генерал-губернатора. В. А. Соллогуб был прикомандирован к нему в качестве чиновника для составления статистического описания этих губерний.
• 8 А. И. Тургенев, возвратившись из-за границы, вскоре же отправился в свое Симбирское имение Тургеневе, откуда 5 октября вернулся в Москву. В Петербург он приехал только 24 ноября, во вторник (см.: «Северная пчела», 1836, 30 ноября. № 274, с. 1094) и уже на следующий день, 25 ноября, был у Карамзиных. Сожалея, что он не может сам ввести Андрея Карамзина в парижские салоны. Тургенев послал ему рекомендательные письма: «Я пишу к тебе письмо, — приписывал он (по-русски) в письме к Андрею его родных (от 13—16 (25—28) декабря 1836 года, нами опущенном, — которое ты отдашь Mme Recamier (г-же Рекамье) лично, поцелуешь у ней за меня милую ручку и познакомишься моим именем с Баланшем, который у ней ежедневно и живет напротив нее, а она в Abbaye aux bois. Тут увидишь и Шатобриана и вместо всякой рекомендации скажешь ему свое имя и передашь мое почтение; но прежде всего побывай у С. П. Свечиной. Она любила отца и друга нашего Карамзина... Обнимаю тебя и завидую тебе и Парижу: там Смирнова» (ср. запись в дневнике А. И. Тургенева от 19 декабря — С. 196 наст. изд.).
• 11 Премьера оперы Глинки «Иван Сусанин» состоялась 27 ноября 1836 года (в пятницу, а не в четверг, как ошибочно пишет С. Н. Карамзина). В спектакле участвовали лучшие певцы русской оперы: О. А. Петров — создатель образа Ивана Сусанина, М. М. Степанова — Антонина, А. Я. Воробьева — Ваня. Декорации к спектаклю писал А. Роллер. Всеми передовыми представителями русского общества опера М. И. Глинки была встречена как явление большого значения в истории русской культуры. «С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе, — новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период — период русской музыки. Такой подвиг, скажем положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения!» — писал о первом представлении оперы В. Ф. Одоевский («Северная пчела», 1836, 7 декабря, № 280, стр. 1118). Пушкин, Жуковский, Вяземский, Виельгорский, Одоевский приветствовали оперу известным «каноном в честь М. И. Глинки», написанным 13 декабря 1836 года (см.: Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме, стр. 94, № 242). Опера, как известно, была переименована, по требованию Николая Г, в «Жизнь за царя» и под этим названием шла до 1917 года. Но в обществе ее знали как «Ивана Сусанина», и письмо С. Н. Карамзиной лишний раз подтверждает это.
30 ноября, понедельник – День рождения Геккерна.
В зиму 1836 -- 1837 года мне как-то раз случилось пройтись несколько шагов по Невскому проспекту с Н. Н. Пушкиной, сестрой ее Е. Н. Гончаровой и молодым Геккерном (Дантесом); в эту самую минуту Пушкин промчался мимо нас, как вихрь, не оглядываясь, и мгновенно исчез в толпе гуляющих. Выражение лица его было страшно. Для меня это было первый признак разразившейся драмы. Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 555. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=128#
Жаль поэта -- и велик, а человек был дрянной. Корчил Байрона, а пропал, как заяц. Жена его, право, не виновата. Ты знал фигуру Пушкина; можно ли было любить, особенно пьяного! Ф. В. БУЛГАРИН -- А. Я. СТОРОЖЕНКЕ, 4 февр. 1837 г. Стороженки. Фамильный Архив, т. III, Киев, 1907, стр. 29.
Порицание поведения Геккерена справедливо и заслужено: он точно вел себя, как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина, уговаривал жену его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью, и все это тогда открылось, когда после первого вызова на дуэль Дантеса Пушкиным, Дантес вдруг посватался на сестре Пушкиной; тогда жена открыла мужу всю гнусность поведения обоих, быв во всем совершенно невинна. ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 3 февр. 1837 г. Рус. Стар., 1902, т. 110, стр. 226.
Князь П. А. Вяземский и все друзья Пушкина не понимали и не могли себе объяснить поведения Пушкина в этом деле. Если между молодым Геккереном и женою Пушкина не прерывались в гостиных дружеские отношения, то это было в силу общечеловеческого, неизменного приличия, и сношения эти не могли возбудить не только ревности, но даже и неудовольствия со стороны Пушкина. Сам Пушкин говорил, что с получения безымянного письма он не имел ни минуты спокойствия. Оно так и должно было быть... Для Пушкина минутное ощущение, пока оно не удовлетворено, становилось жизненною потребностью... Чистосердечно сообщаемый женою разговор не заслуживал доверия в его глазах и мог только раздражать его самолюбие. В последние два месяца жизни Пушкин много говорил о своем деле с Геккереном, а отзывы его друзей и их молчание -- все должно было перевертывать в нем душу и убеждать в необходимости кровавой развязки. Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. "Пушкин". II, 67 -- 68.
ДЕКАБРЬ
В начале декабря д'Аршиак показал мне несколько печатных бланков с разными шутовскими дипломами на разные нелепые звания. Он рассказал мне, что венское общество целую зиму забавлялось рассылкою подобных мистификаций. Тут находился тоже печатный образец диплома, посланного Пушкину. Таким образом, гнусный шутник, причинивший его смерть, не выдумал даже своей шутки, а получил образец от какого-то члена дипломатического корпуса и списал. Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 186.
Пушкин был должен кн. Н. Н. Оболенскому 8000 руб., занятых у него в 1836 г. по двум заемным письмам; срок их минул 1 декабря 1836 г., но Пушкин просил Оболенского отсрочить платеж до марта 1837 г. Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина. П-н и его совр-ки, XIII, 95.
Среда, 2 декабря. Жорж Геккерн и Екатерина Гончарова в салоне Карамзиных в качестве жениха и невесты.
4 декабря 1836 г., у Греча, на именинах его жены. Пушкин, как заметили многие, был не в своей тарелке, на его впечатлительном лице отражалась мрачная задумчивость. Пробыв у Греча с полчаса, Пушкин удалился. Греч сам проводил его в прихожую, где лакей Пушкина подал ему медвежью шубу и на ноги надел меховые сапоги. "Все словно бьет лихорадка, -- говорил он, закутываясь, -- все как-то везде холодно и не могу согреться; а порой вдруг невыносимо жарко. Нездоровится что-то в нашем медвежьем климате. Надо на юг, на юг!" В. П. БУРНАШОВ. Воспоминания. Рус. Арх., 1872, стр. 1790.
Я был во дворце с 10 часов до 3 1/2 и был почти поражен великолепием двора, дворца и костюмов военных и дамских, нашел много апартаментов новых и в прекрасном вкусе отделанных. Пение в церкви восхитительное! Я не знал, слушать ли или смотреть на Пушкину и ей подобных? -- подобных! но много ли их? жена умного поэта и убранством затмевала других... А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 7 дек. 1836 года. Московский Пушкинист. Вып. I, 1927, стр. 33.
С самого моего приезда<1> я была поражена лихорадочным состоянием Пушкина и какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице и во всем теле при появлении будущего его убийцы. Кн. Е. Н. МЕЩЕРСКАЯ (урожд. Карамзина) Я. Грот, 260. <1>Ек. Ник. Мещерская приехала в Петербург, по-видимому, в первой половине декабря 1836 г. Брат ее Андрей Ник. Карамзин писал про нее матери из Парижа 25 декабря: "так как Катенька теперь с вами то надеюсь, что и ее милый почерк найду иногда в ваших письмах" (Стар. и Новизна, XVII, 244). Письмо из Петербурга в Париж в то время шло около двух недель. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=140#
В полковом приказе от 13 дек. 1836 г. Дантес показан заболевшим "простудною лихорадкою" с 12 декабря. С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ. Сборник биографий кавалергардов, 80. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=140#
От 15 дек. 1836 г. по 3 янв. 1837 г. Дантес был болен. В. В. НИКОЛЬСКИЙ (по данным архива Кавалергардского полка). В. Никольский. Идеалы Пушкина. 4 изд., стр. 129.. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=142#
(19 дек. 1836 г.) Вечер у кн. Мещерской (Карамз.). О Пушкине; все нападают на него за жену, я заступился. А. И. ТУРГЕНЕВ. Дневник. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина. Изд. 3-е, стр. 279.
Пушкин мой сосед<1>, он полон идей, и мы очень сходимся друг с другом в наших нескончаемых беседах; иные находят его изменившимся, озабоченным и не вносящим в разговор ту долю, которая прежде была так значительна. Но я не из числа таковых, и мы с трудом кончаем одну тему разговора, в сущности, не заканчивая, то есть не исчерпывая ее никогда; его жена повсюду прекрасна как на балу, так и в своей широкой черной накидке у себя дома. Жених ее сестры (Дантес) очень болен, он не видается с Пушкиными. А. И. ТУРГЕНЕВ -- Е. А. СВЕРБЕЕВОЙ, 21 дек. 1836г. Московский Пушкинист. Вып. I, 1927, стр. 24 (фр.). <1>Тургенев жил в гостинице Демута, по Мойке, недалеко от Пушкина. http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=140#
26 декабря. Придворный бал у Салтыковых.
27 декабря. А пока что бедный Дантес перенес тяжелую болезнь, воспаление в боку, которое его ужасно изменило. … он вновь появился у Мещерских, сильно похудевший, бледный и интересный, и был со всеми нами так нежен, как это бывает, когда человек очень взволнован или, быть может, очень несчастен.
28 декабря 1836 г. эскадронный командир Дантеса шт.-ротмистр Апрелев подал рапорт об "исходатайствовании дозволения проезжать по хорошей погоде поручику барону де-Геккерену по случаю облегчения в болезни". С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ, 80 http://readr.ru/v-veresaev-pushkin-v-ghizni.html?page=141#
28 декабря. Дантес у Мещерских: На другой день он пришел снова, на этот раз со своей нареченной и, что еще хуже, с Пушкиным; снова начались кривляния ярости и поэтического гнева; мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом. Ах, смею тебя уверить, это было ужасно смешно.
28 декабря Дантес снова нанес визит Карамзиным, зная, что там будут Пушкины и Гончаровы. Описывая этот вечер, С. Н. Карамзина упоминает о душевном состоянии Пушкина, но говорит об этом с откровенной иронией: "Мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом". "Ах, смею тебя уверить, - пишет Софья Николаевна брату, - это было ужасно смешно". Итак, даже в этом доме сочувствовали Дантесу, а не Пушкину. Письмо С. Н. Карамзиной дает возможность почувствовать, какой мучительной оказалась для поэта сложившаяся ситуация: он принужден был общаться с Дантесом как с будущим родственником в самых дружественных ему домах. Больше всего Пушкина терзало то, что его жена не сумела найти верный тон и тем дала повод для пересудов даже в этом кругу. Конечно, от поэта не укрылось и то, на что обратила внимание Софья Николаевна. "Натали, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно, в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом, и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство: потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремляет к в ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью". Д. Ф. Фикельмон проявила больше снисходительности и больше понимания, говоря о H. H. Пушкиной, чем С. Н. Карамзина. Она писала: "Бедная женщина оказалась в самом фальшивом положении. Не смея заговорить со своим будущим зятем, не смея поднять на него глаза, наблюдаемая всем обществом, она постоянно трепетала". Наталье Николаевне очень хотелось поверить в то, что Дантес принес себя в жертву ради нее и что он влюблен по-прежнему. По словам Фикельмон, H. H. Пушкина не желала верить, что Дантес предпочел ей сестру, и "по наивности или, скорее, по своей удивительной простоте, спорила с мужем о возможности такой перемены в его сердце, любовью которого она дорожила, быть может, только из одного тщеславия".
С. Н. КАРАМЗИНА 29 декабря 1836 г. Петербург - Теперь, Андрюша, когда ты успокоился относительно здоровья маменьки, я прежде всего должна побранить тебя за более, чем скудное содержание твоего последнего баденского письма: согласись, что это очень обидно! А затем я продолжаю сплетни и начинаю с темы Дантеса; она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе всё, что говорят; но поскольку к этому надо прибавить: никто ничего не знает, — я ограничусь сообщением, что свадьба совершенно серьезно состоится 10 января; что мои братья, и особенно Вольдемар (очень чувствительный к роскоши), были ослеплены изяществом их квартиры, богатством серебра и той совершенно особой заботливостью, с которой убраны комнаты, предназначенные для Катрин; Дантес говорит о ней и обращается к ней с чувством несомненного удовлетворения, и, более того, ее любит и балует папаша Геккерн. С другой стороны, Пушкин продолжает вести себя самым глупым и нелепым образом; он становится похож на тигра и скрежещет зубами всякий раз, когда заговаривает на эту тему, что он делает весьма охотно, всегда радуясь каждому новому слушателю. Надо было видеть, с какой готовностью он рассказывал моей сестре Катрин обо всех темных и наполовину воображаемых подробностях этой таинственной истории, совершенно так, как бы он рассказывал ей драму или новеллу, не имеющую к нему никакого отношения. До сих пор он упорно заявляет, что никогда не позволит жене присутствовать на свадьбе, ни принимать у себя замужнюю сестру. Вчера я убеждала Натали, чтобы она заставила его отказаться от этого нелепого решения, которое вновь приведет в движение все языки города; она же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремляет к ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью. Словом, это какая-то непрестанная комедия, смысл которой никому хорошенько не понятен: вот почему Жуковский так смеялся твоему старанию разгадать его, попивая свой кофе в Бадене.
А пока что бедный Дантес перенес тяжелую болезнь, воспаление в боку, которое его ужасно изменило. Третьего дня он вновь появился у Мещерских, сильно похудевший, бледный и интересный, и был со всеми нами так нежен, как это бывает, когда человек очень взволнован или, быть может, очень несчастен. На другой день он пришел снова, на этот раз со своей нареченной и, что еще хуже, с Пушкиным; снова начались кривляния ярости и поэтического гнева; мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом. Ах, смею тебя уверить, это было ужасно смешно. Я исполнила твое поручение к жениху и невесте; оба тебя нежно благодарят, а Катрин просит напомнить тебе ваши прошлогодние разговоры на эту тему и сказать, что она напишет тебе, как только будет обвенчана.1
Но достаточно, надеюсь, об этом предмете. Для разнообразия скажу тебе, что на днях вышел четвертый том «Современника» и в нем напечатан роман Пушкина «Капитанская дочка», говорят, восхитительный.2 В прошлую субботу, как я тебе уже писала, мы были на придворном балу; Александр в полной парадной форме был, поистине, необыкновенно хорош; он утверждает, что отлично провел время, так как комната была более просторной и светлой, чем обычно, и там можно было увидеть новые лица.3 Я танцевала мазурку с нашим другом Скалоном, которому удалось добиться довольно прочного положения в свете и внушить себе легкую, весьма развлекательную страсть к графине Натали Строгановой: он краснеет и бледнеет при ее приближении, плохо спит и пребывает в мечтах; вот, однако, что значит тщеславие и какое смятение может посеять в сердце бедного офицера генерального штаба знатная дама, выбрав его три раза кряду в мазурке, потому что только в этом кроется вся причина этой страсти, которая не на шутку вредит ему; тебе известно, что от бессонницы еще и глаза краснеют!
Вчера мы с госпожой Пушкиной были на балу у Салтыковых, и я веселилась там больше, чем при дворе; не знаю, почему все с пренебрежением говорят об этих вечерах, считая их простонародными, а между тем все там бывают и танцуют от всего сердца; мое собственное сердце имело удовольствие танцевать долгую мазурку с моим приятелем Моргенштерном4, столь же постоянным в своих привязанностях, сколь и я сама; он очень добрый малый и вместе с тем превосходный муж, у жены его вид такой счастливый, что она от этого даже похорошела. Там я познакомилась с молодой графиней Ростопчиной;5 она далеко не заслуживает своей репутации красавицы; правда, у нее большие черные глаза, но зато кожа у нее тоже черная и притом маслянистая, черты лица крупные, а росту она маленького и незначительного; поэтому я предпочитаю ее мужа с его оживленным лицом, глазами навыкате и вздернутым носом, напоминающим все портреты его отца. <...>
• Письмо 11
• 1 Поручение Андрея Карамзина содержится в приписке от 6(18) декабря к его письму от 3—5 (15—17) декабря 1836 года из Баден-Бадена: «Прошу тебя, милая Софи, передать мои поздравления Дантесу и мадемуазель Катрин» (РГАЛИ, ф. 248, оп, 1, № 37; оригинал по-французски; приписка не вошла в публикацию; ср.: Стар. и нов., кн. XVII, с. 236).
• 2 Время выхода четвертого тома «Современника» определялось приблизительно второй половиной ноября—декабрем 1836 года (Н. Синявский и М. Цявловский. Пушкин в печати, с. 132, № 1172). Сообщение С. Н. Карамзиной уточняет эту дату: 30 декабря 1836 года книга уже вышла, но Карамзины ее еще не имели, т. е. она вышла в самые последние дни, едва ли раньше 24 декабря, когда «Капитанскую дочку» читал А. И. Тургенев, получивший том, вероятно, от самого Пушкина (см. записи в дневнике Тургенева от 24 и 25 декабря 1836 года — наст. изд., с. 196—197).
• 3 В письме от 5(17) декабря С. Н. Карамзина рассказывает о «вторичном выступлении» Александра Карамзина в Аничковом, где он «танцевал мазурку с госпожей Пушкиной».
• 4 Моргенштерн — шведский камергер.
• 5 Гр. Евдокия Петровна Ростопчина, рожд. Сушкова (1811—1858) — известная поэтесса, жена гр. Андрея Федоровича Ростопчина (1813—1892), сына известного по 1812 году московского генерал-губернатора гр. Ф. В. Ростопчина (1765—1826). На их званых обедах бывали Пушкин, Жуковский, Вяземский, Одоевский, А. И. Тургенев, Плетнев, С. А. Соболевский, В. А. Соллогуб. С Пушкиным Е. П. Ростопчина познакомилась еще в 1828 году в Москве на бале у Д. В. Голицына — об этом она вспоминала позднее в стихотворении «Две встречи». После смерти Пушкина Жуковский подарил Е. П. Ростопчиной его незаполненную черновую тетрадь; дарительная надпись Жуковского показывает, что он был высокого мнения о ее поэтическом таланте.
• Письмо 12
• 1 О том, что Пушкин не верил в то, что свадьба Дантеса и Екатерины Гончаровой состоится, писал также В. А. Соллогуб. См. наст. изд., с. 338.
31 декабря, в канун нового года, был большой вечер у Вяземских. В. Ф. Вяземская впоследствии рассказывала об этом новогоднем вечере П. И. Бартеневу: "В качестве жениха Геккерн явился с невестою. Отказывать ему от дома не было уже повода. Пушкин с женою был тут же, и француз продолжал быть возле нее. Графиня Наталья Викторовна Строганова говорила княгине Вяземской, что у него такой страшный вид, что, будь она его женою, она не решилась бы вернуться с ним домой».
Хронология в цитатах 1836 ноябрь-декабрь
© Copyright: Татьяна Григорьевна Орлова, 2016
Свидетельство о публикации №216121901094
Свидетельство о публикации №216121901094
Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.