Баварские рассказы. 14 - Борщ

- Ну не знаю, - Леша отодвинул пустую бутылку колы, - тридцать человек, я на такую толпу ни разу не готовил. Как в столовке.
 - Какая разница, - раздраженно сказал Витя, - на два человека готовить или на тридцать.
 - Вот чудак-человек, - не согласился Кононенко, - это же не шашлык, где знай себе куски нарезай, тут пропорцию соблюдать надо.
 - Скажи просто, что не хочешь готовить, - в конец разобиделся Крайзер, - я кого-то другого попрошу.


 - Вы, россияне, борщ готовить не умеете, у вас щи получаются, - Леша вздохнул, - для этого надо родиться на Украине, есть ее хлеб, петь песни, любить…
 - Хватит лирики, - оборвал его эмигрант, - ты борщ приготовишь?
 - Конечно приготовлю, - сдался киевлянин, - только ингредиенты нужные купи, - он протянул Крайзеру блокнотный листок, исписанный школьным почерком.
 - Все купим, - обрадовался Витя, - с Карлом договорился, он тебе кухню предоставит, кастрюлю двухведерную, посуду разную… - эмигрант замолк, внимательно изучая список.


   Леша откинулся в мягкое кресло и выглянул в окно, которое выводило на вымощенный ровным камнем дворик. Работа у Карла давно закончилась, но приятели продолжали жить у него, отправляясь на работу по утрам, и вечером возвращаясь, словно это был их дом. Листья на деревьях тронула легкая желтизна, по утрам было уже прохладно, чувствовалось, что лето уходит, оставляя после себя лишь легкую грусть.


 - «Скоро Покрова», - подумал Леша и вновь ощутил горькую тоску по дому. И прижился уж здесь, и язык освоил, и с местными сдружился, а Родина все равно его звала. Беленькими мазанками сельских хаток, херсонскими арбузами, синевой Днепра, высокими каштанами…


 - На хрена тебе уксус, мука, - Крайзер прервал ностальгические мысли киевлянина, - и сахар, ты точно борщ варить собрался?
 - Эх ты, Пенза, - развел руками Леша, - щей хочешь? Так это не ко мне.
 - Я между прочим немец, - напомнил Витя, и чуть поколебавшись добавил: - наполовину.
 - А я сибиряк по маме, - рассмеялся Кононенко, - доверься мне, борщ будет – бомба, только сала человеческого достань, из польской «слонины» ерунда выйдет.
 - Человеческого? – эмигрант сделал круглые глаза. – Это у Гретхен просить надо, у нее сала много.
 - Не смешно, - закрыл тему Леша, - хочешь хорошего борща, езжай за овощами в «органик». Ладно, сало Олежка из Мюнхена привезет, там бусы с Украины приезжают, даже газеты киевские привозят.


   На том и порешили. Идея угостить Витю и Анюту настоящим украинским борщом возникла у Кононенко давно, эмигранты здорово выручили их на первых порах. Помогли устроиться на работу у Карла, регулярно подкармливали и поддерживали морально. Хотелось отблагодарить, сделать приятно этим хорошим людям, но как? Однажды Анюта вскользь сказала, что хочет хоть раз в жизни попробовать настоящего борща. Ее бабушка была родом из Украины, в голод тридцать третьего она одна из всей семьи смогла выжить и каким-то образом оказаться в детском доме на Урале.


  Сама она борщ готовить не умела, но в детскую память врезались яркие воспоминания о том, как мать достает из печи огромный чугунок с огнедышащим блюдом. Бабушка рассказывала Анюте, как вкусен был борщ, и дети не могли дождаться пока отец прочитает длинную молитву и разрешит приступить к трапезе.

 
   Крайзеры сперва восприняли как шутку предложение Леши угостить их этой визитной карточкой его страны. Но киевлянин на полном серьезе утверждал, что сможет поразить своих друзей, приготовив настоящий полтавский борщ. Готовил он редко, надоело этим заниматься еще в общаге, но если все-же приступал к стряпне, то делал на совесть.


   Витя ухватился за идею и трансформировал ее в настоящий уик-энд с кучей гостей-эмигрантов, алкоголем и песнями под гитару. Леха был не против, только его смущало, что борщ придется готовить в двухведерной кастрюле, это было для него внове. Витины друзья жутко обрадовались, видно было, что за нормальной едой они тоже соскучились. Немцы дома почти не готовили, питаясь во всевозможных фастфудах, мерзкими полуфабрикатами из супермаркета и изредка в кафе.


  Эмигрантки первое время стряпали пищу на плите, кто лучше, кто хуже, в силу индивидуальных способностей и таланта. Но увидев, какое окно возможностей открывается перед ними, плавно отказались от этого атавизма. Их супруги сперва потрепыхались, как попавшие в паутину мушки, но затем смирились, ввиду отсутствия альтернативы своим женам среди местных аборигенок, те были много хуже во всех отношениях.


   В воскресенье были Покрова. Леша очень любил этот осенний праздник, пахнущий сладкими яблоками и перезревшим виноградом, старое казацкое «свято». Карл расставил столы во дворе и аккуратно спросил через Витька, хватит ли и на них загадочного «боршшча».


 - Ты прикалываешься? - киевлянин даже присвистнул. - Вернее он?
 - Чему ты удивляешься? – не понял его Крайзер. – Они слышали про борщ и тоже хотят попробовать его. Вполне понятное желание.
 - У меня сестра двоюродная в Британию по обмену на месяц ездила, в семье жила. Потом девочка англичанка к ним приехала. Тетка наготовила жареного и пареного, ну и борща тоже, так та как увидела, что ей подали – расплакалась. Прям беда, правда она не вкусно готовит, я бы тоже рыдал, почище той школьницы.


 - И что? – оживился Витя.
 - Да ничего, - Леха зевнул, блаженно вытянув под столом уставшие ноги. – Месяц потом кормили британку «парадантозом» всяким, типа местной химии, - он сладко потянулся и со вздохом поднялся. – Ладно, хочешь фрицев травить, дело твое, я вас с Анютой угостить думал, ну приятелей…, а ты прям свадьбу закатил… Две кастрюли готовь, ну и список умножь. Ох, Витек, - Кононенко делано вздохнул, - чует мое сердце, добром это не закончится – сделаем мы гансам «ежика в тумане».


- Ты как всегда преувеличиваешь, - улыбнулся сияющий как пятак Крайзер, он боялся, что Леша откажется.
 - Только продукты покупай в «органике», - напомнил Кононенко, - привезешь мне пластилиновую свеклу и силиконовую картошку, сварю вам клейстер с мясом, чтобы потом не обижался.
 - Понял, понял, цены там, конечно…, но, чего не сделаешь ради борща.


     Ранним октябрьским утром Леша стоял перед длинным деревянным столом, укрытым нарядной скатеркой. Рядом возвышалась ржавая плита с двумя огромными выварками на ней, ее вытащили на свет Божий ради сегодняшнего события. Натужно били колокола в небольшом, но жутко древнем костеле, набожные баварцы спешили на обедню, а Олежка и большинство эмигрантов еще дрыхли. Семьдесят с лишком лет советской власти не прошли даром. Леше на службу пойти было некуда, православных церквей тут, естественно, не могло быть. Он достал свой походный образок и с удовольствием прочитал те молитвы, которые знал на память. Настроение сразу улучшилось, и он пошел во двор.


     Спокойное октябрьское солнце заливало мостовую, отбивалось от чисто вымытых окон и отскакивало ввысь. Прохладный ветерок нерешительно теребил свисающие со столов концы скатерти. Леша включил обе конфорки и поставил кастрюли на огонь. Постоял с минуту, вглядываясь в безоблачное небо, хотелось продлить подольше праздничное настроение, и притворно вздохнув, двинулся к столу.


   Кононенко борщ любил. И, так сказать, употреблять, и готовить. В такие мгновенья он ощущал себя повелителем судеб несчастных овощей, магом и художником одновременно. Но это когда готовишь обычную кастрюлю, а как готовить в этих выварках, Леша не знал, и слегка побаивался. Тут одной нарезки было на несколько часов, как в армии, в которой, впрочем, он не служил. Правда Анюта обещала помочь и заодно привести для знакомства с ним очередную страшненькую знакомую. Откуда у нее такое дикое количество незамужних подруг, и почему они все как на подбор такие некрасивые, Леха стеснялся спрашивать.


   Алексей подошел к столу, на котором аккуратными кучками лежали купленные в недешёвой «органике» овощи. Он взял свеклу и принюхался, к его удивлению она пахла так, как и положено буряку. В супермаркетах продавали зверскую дрянь, пахнущую нефтью и суперклеем «Момент», фрицы ее ели и, как ни странно, оставались после этого живы. Привыкли, наверное.


  Леша бросил в кипящие чаны мясо, сбил пенку и осторожно посолил бульон. – «С этим будет беда», - подумал он, попробовав, - «можно сразу пачку сыпать, не прогадаешь». Но бухать такое количество соли сразу было «стремно», и киевлянин ограничился тем, что дал по стакану белой смерти на брата, вернее на кастрюлю.


  Только после этого он взялся за нож. Через час беспрерывной работы он уже начал жалеть, что вообще ввязался в эту историю. Гора овощей уменьшалась непропорционально медленно прилагаемым усилиям. В этот критический момент закончилась служба и на выручку Леше пришла старая боевая подруга Гретхен. Парень уже привык к ней, перестал дергаться и относился по-товарищески. Зато немка строила на его счет иные планы и сильно ревновала к Анюткиным подругам, хотя совершенно зря, последние не имели ни одного шанса, ввиду своей страхолюдности.


  Леше неудобно было отказать, и он вынужден был проводить вечерние променады с этими крокодилицами по улицам Лютерхаусена. Гретхен потом долго ходила надутая, а Алексей лишь сильнее убеждался в красоте славянок и улучшал свой немецкий.


   С горничной работа закипела. Она ловко чистила морковь, картофель и буряк, рубила огромным, похожим на мачете, ножом капусту и нарезала ровными кубиками лук и свеклу. Леша даже залюбовался, наблюдая, как ее толстые пальцы управляются с овощами.


   Но созерцал он недолго. Сковороды нагрелись и оливковое масло начало бурлить, напоминая Везувий. Подсолнечного найти не удалось, его в Германии не то чтобы не употребляли, а не знали, наверное, что таковое имеется в природе. Морковь мигом потемнела и скукожилась, оказавшись в кипящей жидкости, следом отправился лук и маленький немецкий городок захлестнула волна аромата зажарки.


   Леша, как молодой полководец не мог решиться, когда ему бросать картошку. Так колебался Наполеон, боясь отправлять гвардию на Шевардинский редут. – «Фиг его знает, какая это катроха, свариться за три минуты и будет «козацькый кулиш».


   Зажарка отправилась в выварки, перебив прозрачную желтизну говяжьего бульона. Пришла пора сала. Оно было таким, какое и нужно для приготовления борща, старым, с желтизной и хорошо слышной горечью. Едва оказавшись на сковороде, оно так рубануло по носу, что даже Олежка проснулся. Его лохматая голова, с дергающимся как у собаки носом, показалась в окне их каморки.


  Леша аккуратно собрал «шкварки», и откинул их в мусор. Только неопытные повара оставляют их в борще, пережаренные кусочки сала отдали свой сок и только испортят вкус этого блюда. В кипящий жир полетели горы мелко нарезанного буряка, затушили его, и обдали дворик новым запахом – свекольной зажарки. Тут уж и фрицы не выдержали. Стали потихоньку выходить из гостиницы и соседних домишек.


   Леша ощущал себя дирижером, который со страхом начал малознакомую партию, но все-же взял нужный ритм и успешно доводит концерт до конца. Выбелив бульон, в кастрюли отправилась капуста, а чуток погодя и картоха. В потемневшую зажарку плюхнулась банка кетчупа, за неимением краснодарского соуса, пришлось использовать ее.


   Наступал очень ответственный момент. Самое сложное для писателя – закончить роман, для художника – полотно, для музыканта - симфонию, а для повара завершить приготовление блюда. Леша застучал столовой ложкой в стакане с водой, перемешивая муку. Получившаяся «болтушка» придаст борщу густоты, а уксус с сахаром – необходимой пикантности. И последним штрихом станет мелко нарезанная зелень – петрушка и укроп. Ее должно быть много, очень много.


  Леша попробовал, и зажмурился от удовольствия – борщ удался на славу, вроде дома оказался. Одно было плохо: в одной кастрюле было пересолено, в другой – наоборот. Сказывалось отсутствие опыта в приготовлении борща в таких зверских выварках. Досаливать Кононенко уже не решался, вдруг будет опять перебор. С минуту поколебавшись он решил оставить все как есть. Типа фишка такая – хочешь порезче, так это отсюда, хочешь помягче – милости просим к второму бидону. Но это только с нашими, то есть с эмигрантами. Фрицы будут трескать то, что им Леха нальет, или то, что останется, в силу, так сказать, симпатии или антипатии. Они его такой химией кормили, что странно, как у Кононенко вторая голова не выросла или хвост сквозь штаны не пробился, так что «нехай звыняють».


    Дворик постепенно начал заполняться гостями. Пришли Крайзеры, с очередной Анюткиной «красоткой», отчего Гретхен мигом напряглась. Карл выхаживал в франконском пиджачке с альпийским цветком в кармашке, подтянулись и эмигранты.
   Леша выключил газ и завершил этюд резким взмахом пера, он открыл крышки и высыпал в кипящее варево лошадиную порцию чеснока. Духан рубанул такой, что Кононенко аж зажмурился, а фрицы принялись зажимать носы накрахмаленными платочками. Оно и понятно, что русскому - хорошо, то немцу - смерть.


    Он поспешно закрыл чуть вздрагивающие кастрюли и вытер вспотевшее лицо рукавом рубашки.
 - Скоро уже? – нетерпеливо спросил подошедший Витька. – Аппетита нагнал ты своим борщом.
 - Пять минут, - Леша для достоверности выставил перед собой ладонь с растопыренными пальцами, - потерпи немного, иди шмурдяка своего выпей.


    Крайзер притворно лязгнул зубами, как настоящий волк и отправился к группе немцев, которые традиционно портили пиво, «колу» и «фанту», смешивая эти, в общем-то неплохие напитки в непонятную бурду. К Леше подошла Анютка и представила свою подругу – Тамару из Барнаула. Девушка вспыхнула, и потупив взор несмело протянула киевлянину длинную ладошку с кроваво-красными ногтями. Леша вяло потрусил ее, здороваться с девчонками за руку он не любил, на его взгляд это попахивало мещанством.


    Анюта мило улыбнулась и, как всегда, смылась, сославшись на неотложные дела, оставив Леху выкручиваться из этой «заманухи» в одиночку. Тамара поминутно то краснела, то белела, меняя колер, как заправский хамелеон, чувствовалось, что она робеет перед смуглым парнем. Кононенко, еще тот сердцеед, только обреченно вздохнул, девушка его совершенно не заинтересовала. Выручил Олежка, он бесцеремонно отодвинул Тамару и сунул Леше громадную миску с мышонком в ночном колпаке. Она была надтреснута ровно посредине, отчего казалось, что мышонок скривился в людоедской усмешке:


 - Насып мэни.
 - Пускай настоится немного, - Леша обрадовался приходу друга, это освобождало его от общения с меняющейся, как светофор Тамарой.
 -  Ничого, - не смутился приятель, - тут настойиться, - и похлопал себя по плоскому животу.


    Леша вздохнул и налил Олежке борща из первой выварки. Тут-же, словно очнувшись из забытья, к столу ринулись эмигранты с разнокалиберной посудой. Самые мудрые брали со стола вместо тарелок салатницы, чтобы больше влезло, вдруг не хватит добавки. – «Все мы совки», - грустно улыбнулся Леша, и вспомнил своего одногруппника Костю Баколенко из Бердянска. Тот придумал сильную вещь – он раздвинул зубья именной вилки в разные стороны. Костя математическим путем вычислил, что таким образом можно съесть больше жареной картошки из общей сковороды. Его примеру последовали и другие, нивелировав таким образом эффект изобретения, и вскоре вся общага могла похвастаться вилками-мутантами.


    В конец очереди пристроились фрицы. Применительно к ним подходила хорошая русская пословица – «и хочется, колется, и мама не велит». Но долго созерцать жаждущих отведать запретного плода, то есть борща, у Леши не вышло. Он стал на разлив.


   Что может быть приятней, чем наливать голодным гостям приготовленное своими руками блюдо, особенно если это борщ. Народ оказался непривередливый, с удовольствием трескал из обоих кастрюль. Чеснок напрочь перебил вкус соли. Олежка влупил трех «мышат-монстров», и сейчас сидел, привалясь к стене гостиницы, с философским видом обозревая вздувшееся чрево.


    Эмигранты топтали так, будто их не кормили месяц, борщ был горяч, и без присербывания его есть не получалось, поэтому и звуки были соответствующие. Рубанула Лехиного борщеца даже несмелая Тамара, от чего жутко расхрабрилась и в благодарность отчаянно чмокнула киевлянина щеку, чем вызвала праведный гнев Гретхен.


    Фрицы ели по-разному. Но все почему-то стоя, как кони. Сказывалась, очевидно, неуемная страсть гансов к фуршетам. Некоторое время они нюхали борщ, подносили ложку к глазам, в надежде обнаружить там НЕЧТО, но так ничего и не найдя, тоже потихоньку стали пробовать. Вскоре немцы так разохотились, что побежали к Леше за добавкой. Глядя, как они выбирают овощи и мясо, а затем выпивают содержимое тарелки, будто это не украинский борщ, а вьетнамский суп-фо, Кононенко жутко корил себя. – «Зачем я только согласился накормить этих, ни в чем не повинных фрицев человеческой едой? Они же мне ничего плохого не сделали! Вон старенькая фрау Зюкке, она была всегда добра с мной, угощала сладким штруделем и ароматным кофе, спрашивала про Чернобыль, а я ей ядреный борщ с чесноком и салом… Хоть бы жива осталась. А худой зеленщик герр Бриттке, он и сигареты мне давал, и улыбался…, а ведь у старика застарелая язва. Остальные помоложе, авось и пронесет. Что у них может быть? Панкреатит, язва, несварение? Возможно колит? Ведь съедая одну тарелку борща, среднестатистический фриц получает свою недельную пайку калорий и витаминов».


 - Сам поешь, - к Леше подошел пьяненький Вадька Фролов, - а то ить немчура сожрет все.
 - Не хочу, - Кононенко не кривил душей, в процессе приготовления он так напробовался, что смотреть уже не мог на собственное творение. К этому прибавились душевные переживания и тревожное предчувствие. – Тебе налить еще?
 - Водочки, - оживился Фролов, - только по-тихому, а то моя Горгона не отходит от меня.


  Как бы услышав последние слова высокая, как баскетболистка, супруга Вадьки, внимательно посмотрела на Лешу.
 - Увы, мой друг, увы, - Кононенко театрально развел руками и склонил голову, - не имею я сего злокозненного зелья. Ты к Витьке подойди, или к фрицам.
 - Крайзер, собака, не нальет, - опухшее от алкоголизма лицо Вадьки судорожно сжалось, - иуда, а немчура мочу пьет. Мне, чтобы здоровье поправить, ведро этого сиропа выпить надо. Так точно ничего бухнуть нету?


 - Погоди, сейчас нарою, - Леше стало жаль пьяницу. Жена пыталась отправить его на лечение, но Фролов, как истый русский бухарь, алкоголиком себя признавать категорически отказывался. Кононенко тихонько подошел к столу и налил полный стакан тридцатиградусного шнапса. Крайзер заметил это, но ничего не сказал, лишь в его глазах скользнуло осуждение.


 - Братан, спасибо, - Вадька едва не расплакался от радости. В руке Фролова оказалась початая бутылка крепкого пива и он впился в нее губами, затем, даже не выдохнув воздух, одним движением хлопнул добытый Кононенко шнапс. Эльза привычно рванулась на блеснувший солнечным зайчиком стакан, но поняв, что уже поздно, застыла в фальшстарте.


 - Шнапс, д-д-дерьмовый, - всхлипнул, набирая воздух Вадька. – Ты че такой неживой, Леха? – глаза его стали осмысленными.
 - Да боюсь, Вадька, что фрицев борщом потравлю, - признался приятелю Кононенко, - еще окочурятся от витаминов.
 - А спорим, - Фролов сорвался на фальцет, - что ни хрена им не будет! Наоборот, какое-то время на людей станут похожи…, пока опять в зомбарей не превратятся.
 - Твои слова…, - вздохнул Леша, наблюдая как немцы налегают на содовую, видать бедолаг начала мучить изжога после жирного борща.
 - Забьем, - Вадька резко протянул руку, - ты, Леха, тут недавно, а я уж выучил это репейное семя.


   Кононенко спорить с Фроловым не стал и, как оказалось правильно сделал. Праздник постепенно затухал, Гретхен отнесла на кухню пустые выварки, Анюта с девчонками убирала со стола посуду, а сытые, осоловевшие от жирного борща немцы долго жали Леше руку, благодаря за угощение.


   Эмигранты задержались, допивая принесенную водку. Вадька где-то еще дернул и едва держался на ногах. За неимением других «чурок», он стал цепляться к Аттабаеву, но интеллигентный эмигрант вовремя свалил, задорный нрав Фролова был широко известен.


   Утром Леша спустился в кафе и с замершим сердцем посмотрел на Карла. Тот, как обычно «шуршал», развешивая в зеркальных окнах мясной лавки свежеприготовленные сардельки. Он приветливо улыбнулся Кононенко и суетливо удалился в цех. На улице к нему подошла фрау Зюкке и протянула крошечную чашку с ароматным кофе. Герр Бриттке выскочил из дверей своего маленького домика и угостил киевлянина вонючей сигарой. По Ансбахштрассе спешили по своим делам лютерхаусенцы, жизнь в небольшом городке шла своим чередом. Нигде не было видно карет скорой помощи и представителей похоронных служб в черных двубортных костюмах, все жители пребывали в добром здравии и чувствовали себя прекрасно.


 - Выходит, - Леша удивленно огляделся по сторонам, - что они такие же, как и мы…, все это так странно…