Дюрер

 

Солнце медленно ныряло в низкие перистые облака, что висели над горизонтом. Наша Стая, проскочив под огромным знаком «М-4 Дон», как под Триумфальной аркой, съехала на «грунтовку». Тихо урча моторами, втянулась на ночёвку, в небольшой лесок. Неподалёку, на холме кособочился то ли кемпинг, то ли деревушка. На этот раз Стайка получилась небольшая, машин двадцать всего.
Тод поманил меня пальцем, и я подкатил к нему под большой, раскидистый дуб. С Тодом давно надо было пообщаться. В вопросе с Ленкой надо «ставить точки над i». Либо она со мной, либо с ним. До конца обособиться не получилось. Как прилипалы увязались следом Лабрадор, Змей, да новенький. Как его там… Бес. Собственно говоря, своё прозвище каждый изображал на своей машине сам. Я, например, чтобы позлить, «дерьмократов» и любителей позлословить по поводу чекистов, по всей машинке налепил значки ВЧК-КГБ «Щит и меч». За что и получил прозвище – Айвенго. У Змея через весь байк вытянулся красный дракон. С бензобака Лабрадора грозно скалился волчище. Да только, из-за мягкого характера Сашку никто не называл Волком, только Лабрадор. У Тода на бензобаке падал в отвесное пике Ил-2, и белела размашистая надпись «schwarzer Tod».
Тод, лениво щурясь на меня из под немецкой каски, ласково поглаживал руль байка. Я набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы выдать тираду, на ходу додумывая, как ему всё это выложить, чтобы и не обидеть (друзья всё же), но и чтобы не выглядеть мямлей. И тут неожиданно влез Бес. Заискивающе глядя в глаза, и потрясая фляжкой, проблеял:
— Парни, а не желаете освежиться? Алкоголя – ноль, но «по шарам бьёт» ай-ай-ай как.
Странный он какой то. Не видит, что-ли – у людей серьёзный разговор намечается. Воцарилась тишина. Змей и Лабрадор повернули головы в нашу сторону. Только лёгкий ветерок шевелит листву старого дуба, да где то на трассе временами проносятся машины.
— Наркотой не балуемся, – весомо отрезал Тод.
— Какая «наркота»? Чистый Эликсир Времени!
— Брехня, – вставил Лабрадор.
— Это как? — удивился Змей.
— А вы попробуйте. Даю гарантии. Алкоголя и «наркоты» нет, – засуетился Бес. — Просто увидите то, чего никогда не видели. Свою спрятанную сущность. Своё втрое «Я».
Забавный чертёнок на его переднем крыле ухмылялся во весь рот.
Я решительно схватил флягу. Свинтил крышку и сунул нос к горлышку. Пахло обалденно. Розовыми лепестками, корицей, хвоей. И ещё черт знает чем, но не спиртом, точно. От этого запаха вдруг окружающий мир дёрнулся и стал чётче. Я увидел капельки пота на лице Тода, трещинки на куртке Беса, мурашей, ползущих по стволу дуба. Даже услышал, как они топают своими лапками. Не раздумывая, я отхлебнул из фляги. Черт побери! На вкус эта штука напоминала блевотину, серу, бензин и Trinidad Scorpion Moruga Blend – самый мощный перец в мире, вместе взятые. Задержав дыхание и стараясь не показать виду, я передал фляжку дальше по кругу. Змей невозмутимо отпил и передал флягу Лабрадору. Тот, отпив немного, закашлялся, замахал руками, расплёскивая содержимое. Он пытался что то сказать, но Тод отобрал флягу и сделал большой глоток.
Мир качнулся, и весь пейзаж помчался куда-то, хотя я готов был поклясться, что все мы стояли на месте. Сквозь мутное марево я видел, как пьёт из фляги Бес, хитро улыбаясь и причмокивая…
А ведь эта штука действительно «бьёт по шарам». Я готов был поклясться, что это всё — «глюки». Но, латы тяжело давили на плечи. Мой бравый конь нервно топтался и косил глазом на Тода. Не мудрено. Мой приятель изменился до неузнаваемости. Классическое изображение смерти средних веков. Белый саван, обтянутый пергаментной кожей череп. Окладистая чёрная борода превратилась в потрепанный веник. Его миниатюрная «Yamaha» превратилась в клячу по сравнению с моим бравым «Харлеем», который выглядел теперь как обычный рыцарский конь. Змей и Лабрадор исчезли. Хотя нет, вот они, рядом. Добродушный пёс и юркая ящерица суетятся под ногами моего скакуна. Вместо раскидистого дуба топорщится голыми ветками деревцо неизвестной породы, да на холме вместо кемпинга высится замок.
— Ну, вот вы и встретились, друзья-соперники – послышался за спиной злорадный шёпоток. – Теперь можете решать ваши споры «по полной».
Даже не оборачиваясь, я видел его - козлоного и козлорогого Беса. Мелкого пакостника и большую сволочь. Чувствовал его мерзкий серный запах. Удовлетворённо хрюкая рылом, он топтался позади меня, постукивая посохом по камню. Вдруг так захотелось, не оборачиваясь, закрутить копьё мельницей и свистящим ударом срубить гнусную голову.
— Даже и не думай, не попадёшь, – захрюкал за спиной Бес.
Я не ответил. Просто молча смотрел в глаза своего друга, ставшие вдруг бесцветными и безразличными. И думал о том, как же долго мы были вместе. Делили еду и кров. Не жалели друг для друга ничего. И вот – Ленка. Похоже, это – начало конца. Нет больше моего друга. Словно полмира выдернуто из моей жизни.
— Слушай, Айвенго – проскрипел вдруг Тод. — Ты ведь «благородный рыцарь» …
Он помолчал немного, пристально разглядывая меня. Неужели я тоже изменился? Потом некое подобие улыбки скривило его лицо.
— Вот и прояви себя как рыцарь.
Меня всегда напрягала эта его манера «тянуть кота за хвост». Теперь она просто бесила.
— Чего ты хочешь?
— Это не я, это ты хочешь. Ты хочешь отнять у меня мою игрушку. Ведь именно об этом ты хотел со мной поговорить? Ты же был другом. Отдай мне её, и мы останемся друзьями надолго.
— Не отдам. Тебе-то она на что? У тебя и так всё есть. Ты всегда добиваешься того что тебе нравится.
— В самую точку. Я всегда добиваюсь. И сейчас не будет исключения. Хотя мы можем поделить её. Мне её душу. Тебе – тело. Идёт?
— Соглашайся, Айвенго – опять захрюкало сзади. – На что тебе душа. Бабы, они ведь нужны только для одного.
Я не видел его, но по звукам понял, что он сейчас изображает. Ненавижу, когда о женщинах говорят в таком тоне. Тем более, о Ленке. Копьё словно само крутнулось в руке, но чуда не произошло. Тонкий визгливый смешок раздался уже чуть левее.
Тод улыбнулся улыбкой Компрачикоса.
— Тогда другое предложение. Гуляйте ребятки до свадьбы. Так уж и быть медовый месяц я вам подарю. А потом – она моя. Вот, например, как ты думаешь, что это такое?
В его руке возникли песочные часы.
— Это твоя жизнь. Как только последняя песчинка упадёт на дно – ты умрёшь.
За голубым стеклом песчинки неторопливо и неотвратимо сочились из верхней ёмкости в нижнюю. Одна, вторая, третья… Тод тряхнул часы. Сразу же сорвалось с десяток песчинок и упало вниз. Моё сердце не на долго замерло. Под левую лопатку на мгновение словно клинок вонзился. Тод сделал неуловимое движение. Часы в его руке изменились. Теперь стекло уже было розовым, а оформление стало более изящным.
— А это – её часы. Если встряхнуть их посильнее…
— Не смей! – крикнул я. – Не смей. Зачем тебе это? У тебя и так гарем целый. Сколько их? Тысячи, миллионы?
— Я хочу, чтобы она была со мной. Именно она. А я и так уже сделал тебе много предложений. Выбирай. Она может жить недолго и счастливо в этом мире. А потом долго и счастливо в моём мире. Может жить долго без души, с тобой? А если ты ни на что не согласишься, я заберу её в этот мир прямо сейчас. Я всё могу. Помнишь как от нас «ушёл» Спартак?
Скулы свело судорогой. Я снова увидел разорванный швеллер ограждения. Осыпавшийся склон. Смятую в комок «Honda» Спартака, и его самого лежащего на дне оврага, с неестественно вывернутой головой. А скрипучий голос гнул своё:
— После этого ушёл Слон и подарил мне свою «Yamaha». Он не хотел, чтобы с ним произошло нечто подобное. А я ему доказал, что могу это устроить. Тогда все шептались, что виноват Слон. Глупцы.
Внезапно он прервал сам себя:
— Ну, так что мы решим? – оскалился Тод своей улыбкой.
***

Я давно ушёл из Стаи. Стало невмоготу смотреть, как целуются на глазах у всех Тод и Русалка. Я подарил Ленке свой байк. Теперь на «Харлее» красуется морская девушка с рыбьим хвостом. В городе я стараюсь не встречаться с ними. Лишь изредка наблюдаю, как они втроём гуляют по аллейке. Впереди семенит маленький Николай Артурович, пыхтя и отдуваясь, словно цирковой медвежонок. А за ним Артур и Ленка в обнимку. Я печально смотрю им вслед. Потом, Артур оборачивается и тревожно смотрит в мою сторону. Хотя он меня не видит, мне становится не по себе. В памяти сразу же всплывает картинка, до ужаса напоминающая гравюру Дюрера "Рыцарь, Смерть и Дьявол".