Зеркало

Зеркало.
Ты смотришь в него в надежде узнать себя. Но видишь совсем другое, чужое лицо.
Оно ничего не выражает. Оно словно бумага. Пустое и безразличное.
На нем нет эмоций, боли, переживаний. Ничего.
Касаешься поверхности стекла. Оно такое же холодное, как и ты сама.
Когда-то ты была еще жива, еще улыбалась, любила, страдала. Ветер касался твоей кожи, твоего живого лица. Дождь бил в глаза, стекая прозрачными слезами к губам. Ты смеялась, прижималась к любимому, словно желая слиться с ним воедино, ты не хотела отпускать его ни на минуту!
Он снисходительно смотрел на тебя, но тоже улыбался. Ты видела в его глазах если не любовь, то… нежность. И от этого любила его еще больше.
Все закончилось.
Закончилось вместе с той фальшивой улыбкой, вместе с его холодными прикосновениями к твоей коже, вместе с показной нежностью.
Тогда ты решила для себя. Навсегда.
Стереть все чувства, эмоции.
Зачем, если это никому не нужно? Зачем? Если никому не нужна твоя улыбка, твой смех, твоя преданность.
Всем нужно только твое тело. Оно продается и покупается.
Пусть лучше не будет ничего на этом белом, словно бумага, лице, чем та фальшь, что сопровождает тебя всю твою жизнь.
Зеркало.
Ты стоишь и смотришь в него. Долго-долго.
Проводишь пальцем по губам, по щекам, по носу, по векам в надежде запомнить свое бледное, почти неживое лицо.
Рука с лица сползает на грудь. Оттуда слышен негромкий, почти невесомый стук.
Выдох. Почти болезненный, облегченный.
Ведь ты сама уже толком не знаешь, жива ли… Все мысли замерли, превратившись в густой комок разочарования. Да и оно уже отступило. Потому что ты больше не думаешь.
Не о чем думать.
За тебя думают.
Ты — кукла.
Давно безразличная к тому, что с тобой делают.
Свое тело ты уже давно продала. И, кажется, что твоей души больше нет. Ее сломали вместе с тобой. А тело…тело красивое, белоснежное, с бархатной кожей на ощупь. Оно продается и покупается.
А цена? Цена за все это? Белые, такие же мертвые, как твоя кожа, меха, да сверкающие в своем холодном безразличии алмазы.
Вздохнув, ты поправляешь прядь белокурых волос и улыбаешься.
Губы, словно сопротивляясь, складываются в улыбку. Такую непослушную. Такую неискреннюю.
Но ведь им все равно. Всегда было безразлично.
Им нужно только тело.
Улыбка — такая скомканная на белом лице.
Она нужна тебе, ведь сегодня у тебя очередной клиент.
Оглядываешь себя и удовлетворенно киваешь самой себе головой.



* * *


Темно-алый бархат на белой коже.
Сегодня он заставил тебя надеть это платье.
Тебе не неудобно и не неприятно. Тебе все равно.
Ты просто складываешь в очередной лживой улыбке свои непослушные губы, что-то говоришь, смеешься тихим хриплым смехом, флиртуешь, пьешь из бокала вино.
Такое же красное, что и платье, в которое он тебя нарядил.
Как куклу.
Но что-то не так.
Он не такой, как те очередные гости, которые каждый вечер навещают тебя. Он другой. Твой постоянный и особенный гость, который всегда так пристально смотрит.
Гость с черными глазами и белым лицом похож и одновременно не похож на тебя.
Не пытается тебя трогать, целовать, даже привлечь к себе не хочет.
Ты удивлена.
Наверное, это единственное живое выражение, которое появляется на твоем лице, да и в душе тоже.
Он говорит тихо, пристально вглядывается в тебя, словно хочет что-то проверить:
— Как твое настроение?
Твое удивление сменяется смущением. Никто уже очень давно не интересовался тобой.
Это слишком для тебя, для одного такого вечера. Это очень трудно для тебя.
Ты нервничаешь:
— Все в порядке, — с улыбкой отвечаешь, отпивая из бокала свое вино. Оно горчит, а ты думаешь, что эмоции, скорее всего, отражаются на твоем лице.
Все выходит из-под контроля.
Черные глаза смотрят с тихой тоской, они словно вынимают то, что, казалось, давно умерло — душу — и кладут ее обратно.
Измененную.
Тебе это не нравится.
Зачем он пришел сюда? Чтобы смутить, растоптать, уничтожить?!
Нет, не для этого. Ведь ты уже давно растоптана и мертва.
— Почему я думаю, что ты лжешь? — спокойно спрашивает он.
Он хочет чего-то… Но ты не понимаешь, чего?
Срываешься. Сорвалась.
Бокал с недопитым вином падает на персидский ковер.
Плохо. Это вино не отстирается.
Тебе все равно. Тебе плохо. Ты кричишь, падаешь на колени, плачешь.
Что он сделал с тобой? Где та безвольная кукла с мертвыми глазами?!
Он все разрушил, все испортил!
Неужели не ясно, что ты не хочешь больше чувствовать?! Не хочешь!
Он садится рядом и обнимает тебя. Его руки гладят тебя по обнаженным плечам, по рукам.
Движения медленные, ласковые. Ты чувствуешь, как рвутся струны, скрепляющие твое безразличие, твое мертвое спокойствие.
Одна за другой.
Маска падает. С грохотом она разбивается.
Ты открываешь глаза.
Слезы, подобно ярким бриллиантам, скользят по щекам, размазывая тушь по лицу.
Тебе все равно.
Неуклюжими движениями ты пытаешься стереть краску с лица, но еще больше размазываешь ее.
— Какой ребенок… — шепчет он, целуя твои измазанные щеки.
Ты смеешься и плачешь одновременно.
Смех получается немного истеричный и надрывный.
Это понятно, ведь ты так долго не смеялась.
Все маски разрушены, больше ничего не осталось. Нет ничего.
А ты устала. Устала притворяться, что тебе все равно, что тебе нравится это одиночество, что нравится ничего не чувствовать.
Потому что это все ложь. Ты всегда это знала, но боялась признаться самой себе.
И только зеркало иногда тебе это подсказывало.
А тот, кто сейчас сидит рядом с тобой, и есть настоящее, живое зеркало тебя самой.