В чужой шкуре. Дневник эмигранта. Продолжение 12

Радуюсь, полученному, письму из России. Пишет моя учительница, наш бывший  классный руководитель. Материнским теплом и нежностью наполнены строки письма. Знакомый, изумительно правильный почерк вызывает трепет и волнение. Скоро тридцать лет, как мы вышли из стен родной школы, но эти стены регулярно встречают нас, каждые пять лет. Неповторимые эти часы, когда мы, выпускники 1968 года, почти в полном составе, собираемся в нашем классе. Непередаваемые ощущения от того, когда тебя вызывает наш старый учитель к доске, и ты должен отчитаться, что произошло с тобой  за прошедшие пять лет. Сейчас я держу в руках письмо, волнами прокатываются воспоминания того, что было, но больше волнует, что будет, в письме идет речь уже о будущей нашей встрече. Господи, как милы эти лица, их голоса из детства и юности! Какой негой растекается тепло по всем клеточкам твоего тела и души, когда начинаешь предвкушать то, что зовет тебя, манит на встречу с будущим и одновременно с прошедшим. Какое это счастье!
   Медленно читаю письмо, возвращаюсь к прочитанному, останавливаюсь и снова перечитываю. Здесь воспоминания, тут строки о неприятностях и победах моих однокашников... Мы знаем о каждом все, сопереживаем и радуемся вместе. Это наш десятый "А"! Сколько восхищения вызывают наши встречи у тех,  где на очередной вечер выпускников собираются один или два человека из целого   класса. Гордость подмывает за себя и за моих сотоварищей, когда, минимум, двадцать четыре из двадцати восьми выходят вперед, поднимаются на сцену... Читаю, в глазах чувство пощипывания, слезы предательски проступают, откладываю чтение. Вновь бегут милые строчки. Делаю паузу, перечитываю. Здесь просьба. Меня, как и всех остальных, Нина Степановна просит вспомнить и написать о том, что могло  пройти незамеченным для других. Пусть это называется "По волнам моей памяти". Сколько же было всего! Я обязательно должен буду написать об этом. До очередной встречи есть еще время. Но, сейчас, только одно - надо закончить и получить свой немецкий диплом врача.
   Еду в поезде в мой далекий Майнинген. Он стал родным. Здесь произошло много того, что повлияло на мою дальнейшую судьбу, сложились отношения с другими, совсем мне неизвестными, людьми, которые останутся  навсегда в памяти. За окном темно, мелькают огоньки станций. Возвращаюсь к письму, просьбе.
Чистые листы записной книжицы, карандаш... Думаю о своем классе и вот начинаю писать.
...Когда я возвращаюсь в мой родной город, обязательно бываю в школе, где я учился, где мы все вместе переживали наши будни. Из кусочков этих будней складывалось нечто, которое я впоследствии назвал «феномен 10 А».
   Я часто задавал себе вопрос, почему так вышло, что вот уже на протяжении более сорока пяти лет мы не забываем друг друга? Мы встречаемся вместе, вспоминаем вновь события тех дней, вспоминаем все наши дела – большие и маленькие. Что нас объединяет?
А совсем недавно я пришёл на школьный двор и, осматривая постройки во дворе школы, обратил своё внимание на здание, которое выросло в нашу бытность... Это здание, где располагались наши школьные мастерские, отличалось от других. Оно было одноэтажным и как-то величаво стояло на своём крепком фундаменте.
Что-то кольнуло в сердце, я понял в этот момент маленькую истину! Понял, что лежит в основе нашей дружбы!
  Перед глазами возникла картина из нашего школьного прошлого: я стою на краю траншеи, бросаю в неё камни, моросит дождь. Вечереет. Чувствуется усталость. Мы только что привезли на грузовике собранные нами камни. Камни летели в траншею, тут же работала бетономешалка, камни заливаются бетонным раствором. Работа была тяжёлой, ребята, мои однокашники, работали молча. Прекратить работу было невозможно, так как бетон мог превратиться в ненужную застывшую массу. Мы работали до конца, зная, что мы делаем и для чего. У нас была цель – заработать немного денег на будущее путешествие по северу нашей страны. На следующее утро я пришёл посмотреть на нашу работу. Фундамент, который мы заложили, был крепким!
Вот та истина, которую я открыл для себя. Вот так закладывался тот краеугольный камень, на котором прочно стоит многие годы наша дружба. Тогда из таких вот маленьких кирпичиков складывался «феномен 10 А»!
   Это были первые строчки, тогда я начал писать. Нашел, листая записную книжку, и прочитал первые мои спонтанные стишки. Какие они наивные, только понял, что без них, без этих переживаний, откровений, не жить мне далее. Я напишу обязательно о том, о чем меня просят!
   Вагон медленно подходил к перрону, настоящее возвращало меня, отрывало от того, что было так мило и дорого. Медленно брел знакомыми улицами "чужого" города. Дом на окраине, у леса. Келья, к которой привык, место, где прошли мои два года. Сердце сжалось, через неделю я покину этот мир, к которому привык, приспособился, который стал родным и понятным. Мысли медленно возвращали меня к моей психической жвачке. А что потом?
   Был ли это нормальный сон. Просыпался неоднократно. Смотрел на фонарь на соседнем столбе, считал до ста.
Последняя неделя подходила к своему завершению, все близилось к окончанию работы в клинике. Мимо сновали люди, здоровались, кто-то спрашивал на ходу о моих делах, хотелось рассказать, только те, кто спрашивал, бежали дальше. Жизнь шла своим привычным ходом, механизм работал, как часы. Винтики, болтики, гаечки, шестеренки крутились в своем направлении, только я почувствовал себя запасной частью, которая не может быть сейчас использована в этом механизме. Возникали страшные опасения, что я могу грубо всунуться в этот механизм и заклинить эту машину. Я должен быть совершенно подогнан и быть к месту, мною должны заменить то, что износилось и уже не устраивало! Я обязан быть прочным, точным, чтобы конкурировать с такими другими частями. Жар приливал к моему лицо, оно горело. Я понял, что стою на пороге совершенно новых и очень сложных отношений с чужим еще мне миром. Ноги стали ватными, слух притупился, я был оглушен, мозг не мог принять и осознать до последней своей клеточки того, что вот он порог, вот пришло время настоящей борьбы.
   Последние часы в клинике, я напоминаю зомби. Мне вручили торжественно последнюю характеристику. Я свободен. Пятница, уже не нужно идти в клинику, ощущения потери, потери привычного ритма. Слоняюсь по комнате, где давно сложены вещи. Вспоминаю вчерашний вечер у Штефана и Бетти. Все было трогательно и мило. Говорили немного, пили вино, играла Бетина. Это было прощание с хорошими людьми, новыми моими друзьями.
   Семь вечера, хозяева приглашают к ужину. Поднимаюсь наверх. Странно, что я мало писал об этих людях. Встречались редко, говорили о чем-нибудь, деньги за квартиру они получали за меня исправно от государства. Я не мешал им, они не мешали мне. Вот и сейчас, как-то сухо, немного натянуто ведем разговор. Спрашивают о планах, что я мог им ответить? Подача документов в министерство здравоохранения Баварии, а там... Как Богу будет угодно. Благодарил, что приютили меня, с тем и вернулся в свои апартаменты. Завтра к обеду должна приехать Галина. Переживаю, ей не приходилось так далеко еще ездить в Германии.
Ночь, практически не спал.
   Проснулся рано, утро набирает силу. Солнце осветило вершины деревьев леса, иду прощаться с моим деревом. Обещал, что я вернусь сюда, должен вернуться и показать это дерево моим детям. Мы обязательно встретимся!
После прогулки в лесу, уснул. Кто-то стучит в дверь.  Вскакиваю, открываю дверь, на пороге Галина. Вид у нее уставший, понимаю, что она испытала во время езды. Триста пятьдесят километров! Вместе обедаем, быстро загружаю свои вещи. Отдаю ключ. Выслушиваю дежурные слова хозяина, отвечаю тем же самым. Все, поставлена последняя точка. Захлопнул очередную дверь в длинном коридоре становления. Домой вернулись около восьми вечера, дети ждали. Костя приготовил ужин. Его учеба на повара была нами оценена тут же. Вечер провели беззаботно и весело.
   Понедельник. Открывается новая страница, необходимо стучать в очередную дверь. Надеюсь, что на мой стук отзовутся, откроют. В министерстве здравоохранения строгая дама приняла мои документы для рассмотрения.
Назначена дата для собеседования, ждать недолго. Выходя из кабинета, сталкиваюсь с молодым мужчиной, он  пришел на собеседование. Обменялись парой фраз на русском. Жду в коридоре. Очень интересно узнать, что и как, к чему мне необходимо будет готовым. Мужчина выходит быстро, красный, понимаю, что-то не так... Чертыхается. Спрашиваю робко, в чем дело. Смотрит на меня, продолжает ругаться, рвет какую-то бумагу. Терпеливо жду, понимаю, что не все так просто. Он продолжает смотреть на меня, от волнения  сбивчиво объясняет, что он пришел рано... Не могу понять, что значит рано. Он пришел сюда, не пройдя практику, точнее, он не нашел места, где бы пройти цикл по детской терапии. Он прошел хирургию и терапию "взрослую". Сейчас он утверждал, что не собирается работать педиатром, он невропатолог и желает работать только в этом направлении. Мне было жаль его, но я понимал, что чиновник не может решать сам, как ему вздумается, он не может отменить закон. Странно, почему этот человек не понимает и сердится. Я спросил его, когда он приехал в Германию? Ответ удивил меня, всего только полтора года. Спросил неуверенно, а как с языком? За плечами шестимесячный курс , а до него, как и у меня, нулевое знание языка. Было странно и даже смешно, почему он возмущается. Казалось, что человек не до конца понимает, что ждет его впереди. Его цель получить диплом, а что дальше мало его интересовало. Он спросил меня, а что я делаю здесь? Старался спокойно рассказать о моем пути. Он успокаивался, только я видел теперь тревогу в его глазах. Мне казалось, что он открыл глаза, стал переосмысливать реальное положение своих дел. Мы пожелали друг другу успеха. По пути домой старался понять и сравнить все то, с чем я столкнулся. Может я неуверенный в себе человек? Усложняю свою жизнь, излишне переживаю? Может вот так нужно, не боясь и нахрапом, а там куда кривая вывезет. Решать проблемы по мере их поступления, зачем просчитывать очередной шаг, зачем ломать голову? Усмехнулся, нет, я делаю все правильно. Возможно, тот человек, с которым я встретился у дверей министерства, думает сейчас обо мне и с горечью понимает, что все должно быть так... Мы оба понимали, только не все зависит от нас, есть масса объективных обстоятельств, которые загоняют нас в угол, и в этом углу опускаются крылья. Отчаяние толкает на необдуманные поступки. Тернист этот путь.
   Ожидание результата. Через неделю получаю письмо, приглашение на собеседование. Волнение перехлестывает. В назначенный день и час топчусь у дверей. Та же приемная, та же серьезная дама. Она смотрит на меня, молчком указывает на дверь, за которой будет решаться моя судьба. Сердце готово выскочить из груди. Три человека встречают меня. Беседа идет не более двадцати минут. Люди вертят в руках мои характеристики, вопросы простые, что я делал ранее в России.  Мой ответ, что работал детским хирургом, вызывает у присутствующих некоторое удивление, одновременно чувствую, что они относятся ко мне с уважением. Кто-то улыбается, кто-то смотрит серьёзно. Вопросы, вопросы... Самый главный вопрос, когда спросили, кем я себя вижу в профессии врача, какое направление выбрал для себя. Этот вопрос был дежурным для них, они и я понимали, что мой диплом дает мне широкий выбор, но на первых порах я имею право работать, как общий врач. Это понятие, "общий", подразумевает положение домашнего врача. Этот  вопрос я задавал сам себе тысячи раз. Ответ был одним, что я готов работать общим врачом в компании таких же, в одном из "праксисов" Германии. Все понимали, в том числе и я, что начинать надо так и никак иначе. Из-за стола вышел мужчина в золотых очках, вероятно старший по должности, он протягивал мне мой немецкий диплом. Я взял этот заветный лист, он обжигал, нет не руку, сердце! Меня поздравляли, в голове свистело, она кружилась и вновь предательское это ощущение тошноты. Сбылось! Я вышел из кабинета, трясущимися руками держал перед собой заветный лоскут бумаги, документ, что я врач и признан в Германии. Этот документ давал мне право на работу во всех странах Европы и далеко за ее пределами. Сердце выскакивало, в висках стучало. Как я вернулся домой, не помню. Ликовали все, хотелось кричать, кружить всех и целовать! Роман улыбался. Костя смеялся, Володя не понимал всего до конца, что происходит, он прижался к Галине и с удивлением смотрел на всех. Ужин был праздничным, готовили Костя и Галина.
Уснули далеко за полночь.
   Что делать дальше? Уже пару недель жду предложения. Звучит странно, я жду предложения... Я заявил о себя на бирже труда. Помню, что если я не найду работу в качестве врача в течение трех лет по окончании учебы, то с меня начнут вычитать деньги, потраченные  государством. Тревожно, страшно такое ожидание. Течет время, нарастает напряжение. Семья смотрит на меня, я на них. Прячу глаза, Роман ухмыляется, явно хочет сказать, а что дальше... Мучительно, скверно на душе, ожидание точит изнутри. Вижу автомобиль почтальона, привычно иду навстречу. Письмо с неизвестным мне штемпелем, только замечаю единственное заветное слово - клиника. Руки уже дрожат, это состояние так часто было у меня в последние два года, привык... Разрываю конверт. Пробегаю глазами текст, еще и еще раз. Меня приглашают в клинику, в отделение хирургии. Речь идет о замещении, время летнее, все идут в отпуска. Галина читает страх в моих глазах, обнимает меня, молчим. Мы понимаем, что это начинается новая жизнь. Есть возможность вырваться из унизительного положения нахлебника, когда живешь на подачку, социальное пособие. Это всегда угнетало и не давало дышать. Сколько раз слышал, что такие, как я, понаехали в страну и сидят на шее тех, кто работает. Слышал и другое, от тех, "наших", которые очень довольны своим положением. Слышал и читал еще и от тех, кто остался на Родине, эта была откровенная зависть, они считали меня счастливчиком. Говорили, что грех мне жаловаться, что же это я сетую на такую свою жизнь, что же это я, катаясь, как сыр в масле жалуюсь на жизнь... Это жгло, как я мог им объяснить всю трагедию, которую мы переживали, как можно было довести до их разума, какие необходимо было найти слова для того, чтобы  они это поняли. Но, не только хлебом единым! Есть цели выше, как я мог объяснить тем, кто завидовал, что паскудно ощущать себя дармоедом в стране, которая тебя приняла и обогрела. Ты обязан натянуть эту шкуру, которая сделает тебя тем, кем ты должен быть, Ты должен быть человеком с другой шкурой, содрав с себя старую. Так и хотелось кричать. Не пытайтесь примерить то, что не сможете сделать сами. Не тяните шкуру на себя, она вам не пригодится, пока вы не сбросите старую, пока ваше тело не готово принять новую. Для этого надо родиться заново! Чувствовали ли вы себя голым, с содранной шкурой, чувствовали вы себя новорожденным? Я выбрал сам этот путь. Я не ропщу, но не желаю этого другим, тем, кто еще только собирается пойти моим путем. А если пошел, то пусть будет готов идти до победы. А тем, кто кричит и упрекает, тем, кто сидит и только ждет, повторяю еще один раз: « Не тащите на себя мою шкуру, она не подойдет вам».

              Продолжение следует.