Баклан Свекольный - Глава 15

Предыдущая - Глава 14 - http://www.proza.ru/2016/12/19/35




Глава 15.
Послевкусие-2

Май 1993 г.

Федя встрепенулся. Он лежал на диване, одетый. У входа
в комнату на полу валялся плащ, как бы «полусидя», верхом
притулившись к распахнутой двери. С виду его можно было
принять за бомжа, прикорнувшего в подворотне. Туфли –
вразброс на полу в прихожей.

Руки дрожат. Дыхание рваное, тяжёлое. От радости, что
пережитые ужасы только померещились, Фёдор едва не
расплакался. Слезы сдерживает, хотя в комнате никого
нет, и можно дать им выход.

Его «приключения» начались в момент, когда после
ток-шоу Джея Лено пошла заставка к ночным новостям.
А сейчас диктор только говорит «В сегодняшнем выпуске…»

 «Значит, - размышляет Фёдор, - всё, что привиделось,
там, палата, няня, утка, Ольга, мама, Жердинский… и это
произошло за какие-то две-три секунды? Ну и намерещилось!
Или приснилось?»

В детстве, когда он пересказывал бабуле дурной сон,
та ему говорила: «Дурнэ спало, дурнэ й снылось».

Воспоминание о бабушке вызывает ностальгическую улыбку.
Единственный человек, которому он мог рассказывать
всё на свете. Остальные…

Федя не забыл, как в отрочестве поведал отцу «тайнейшую тайну»
о том, что под утро простыня намокла.

- Но я не уписался, точно, папа! Честно! А что это такое? –
допытывался он у родителя.

Папа спешил на работу и успел только сказать загадочное
слово на букву «п».  На слух было не разобрать:
полиция, петиция...

В тот же день, по пути со школы, Федя услышал, как папа
гордо рассказывал соседу, что его сын уже взрослый и
«скоро будет девок топтать». Гулкое эхо в подъезде старого
дома безошибочно доносило едва ли не каждое слово.
Как же тогда он обиделся на отца! Ведь теперь все узнают!
Все! От стыда Федя готов был не то что провалиться, а уже
подумывал о верёвке. Удержал только страх от неведения,
что ждёт его «там», и беспокойство за бабулю: она этого
не переживёт. О родителях Федя даже не вспомнил.

Каким образом с виду интеллигентная Марта Абрамовна вышла
замуж за быдлоподобного Михаила Ивановича, для всех
оставалось загадкой. Лучшее, что могла породить фантазия
обывателя, это версия о кознях любви, способной зародиться
даже к известным двурогим. Но, как говорится – с кем
поведёшься… так тебе и надо.

С годами Марта Абрамовна растеряла черты интеллигентности.
Их место заняли прижимистость, тяга к сплетням, скандалам,
и Федина оценка матери как жлобихи с замашками аристократки,
написанная им в автобиографии, не так уж сильно отличалась
от истины. А уж характеристика отца – даже думать противно.

Вспомнив об этом давнем эпизоде, прежде казавшемся постыдным,
Федя рассмеялся. Слёзы накипели, готовясь брызнуть в любой
момент. Всё ещё лёжа на диване, он хохотал над прошлыми
обидами, над нынешним положением героя и подонка в одном
лице, над самой жизнью своей, никчемной и не нужной
ни единому человеку, даже самому Феде Бакланову.

Глаза дали течь. Несколько струек сбегали на виски, утопали
в ушных раковинах. Его смех превратился в тупое ржание –
истеричное и визгливое.

Фёдор испугался, подумав: «А не схожу ли я с ума?» Утешился
только тем, что раз осознаёт потерю рассудка, значит, на самом
деле – психика в порядке.

Хохот прервался так же внезапно, как начался. Угрюмая тень
пробежала по лицу и заполнила поры сознания. Ощущался прилив
страха, покуда непонятного и оттого ещё более гнетущего.
Встав с дивана, Федя вытер ладонями слёзы.

«Где?» - пытался он вспомнить, куда дел початую бутылку коньяка.
Берёг её на случай, если кто зайдёт (хотя никто и никогда
в гости к нему не хаживал), для снятия стресса, да и просто
так, для души.

«Антидепрессант» отыскался в тумбочке. Хлобыснув с десяток
глотов из горл;, Федя, так и не раздевшись, лег обратно на диван
и до утра отключился. Время от времени тело дёргалось в потоке
глубоких сновидений. Он что-то мычал во сне, издавал стоны
вперемежку с истерическим смехом.

Снилось, будто идёт он по длинному коридору. Темень разбавляют
редкие настенные канделябры. Вдоль серых стен – двери, двери, двери…
Чёрные-пречёрные… Сойдя по ступенькам в подвал, попадает в такой же
коридор. В поисках выхода натыкается на женщину в синем платье
до пят и чёрной накидке. В одной руке меч, поднятый над головой,
в другой – весы. Точно такие он видел на изображениях Фемиды.
Только у богини правосудия глаза скрыты повязкой, а эта – смотрит
в упор, взгляд навыкате.

Лицо её показалось очень знакомым, только причёска странная.

Она спросила:

 - Ты пришёл с повинной?

 - А в чём я виноват? - удивился Фёдор.

Фемида в ответ:

 - Все в чём-нибудь виноваты! Пиши явку с повинной!

Разбудила Федю хлопнувшая входная дверь. Памятуя о вчерашних
шорохах, он подумал, что галюники у него до сих пор гостят
и покидать его не торопятся.

Просыпался постепенно, «частями», не сразу поняв, что сон
закончился. «Фемида» растаяла в небытие. Слова «Пиши явку
с повинной!» эхом отдавались в мозгу.

На будильнике шесть-тридцать. Ещё полчаса, и опять на галеры.

С утра явь показалась ещё страшнее. Федя прокрутил в памяти сон,
и перед ним всплыла картина того, что он сделал с Ольгой. Среди
его настольных книг видное место занимал Уголовный кодекс.
Из него-то Федя и вспомнил статью о половой связи с использованием
беспомощного состояния женщины. Это же до 10 лет! Понаслышке
он знал, как в местах не столь отдалённых обходятся с насильниками.
«Ужас!!!» - мелкой дрожью забилось его сильное тело.

Скорей бы в институт! Выяснить, что с Ольгой. Может, она ничего
не помнит? А хоть бы и да! Пусть ещё попробуют доказать. Следов
насилия-то нет! И быть не может! А беспомощное состояние – тоже
пускай докажет. Да и кто её пить заставлял? А и в самом деле, кто?

 - Ничего, - утешал себя Фёдор, – может, обойдётся.


*********************************************************


Утром Жердинский рассказал Ольге о ночном звонке и об её
вчерашних приключениях. Сидя на табуретке рядом с Диминой
кроватью, она не решалась ни слово сказать, ни глаза поднять.
Такого позора переживать ей никогда не доводилось. Дима
утешал подругу, нежно держа её за руку:

 - Ничего, солнышко, я всё понимаю. Природу не победить.
А я, как ты знаешь, не в состоянии дать тебе то, что…

Дмитрий осёкся, избегая уточнения, и продолжил в том же
ласковом тоне:

 - Хорошая моя, родная, солнышко, я так люблю тебя.

Не меняя выражения лица и поглаживая Ольгину руку, заметил:

  - А я ведь и не сосчитал, сколько у тебя там родинок,
а он как-то умудрился.

- Перестань! – в приступе истерики Ольга упала ему на грудь.

В потоке рыданий можно было разобрать только «Лучше бы ты
меня убил, чем так жалеть!». Не зная, как её успокоить и что
говорить, Дмитрий нервно перебирал её роскошные кудри.

Вспомнился разговор с Баклановым, и Дмитрий живо представил
себе унижение, которому подверглась его любимая женщина.
Внезапно его охватила дрожь, на лбу выступил холодный пот.
Он только успел сказать:

- Оля, мне плохо.

Уже находясь в бреду, наговорил ей гадостей, после чего отключился.

Когда ехали в скорой, Ольга начала припоминать подробности
вчерашнего вечера. Как же, думала она, можно было позволить
себя так одурачить! Вспомнились уговоры Фёдора выпить
«за здоровье Димки, моего лучшего друга».

 «Вот подонок! – в бессильной злобе Ольга скрипела зубами,
нервно передёргиваясь в лице. - И вино было какое-то непонятное.
Может, чего-то добавлял?»

 «Точно! – пришло к ней внезапное откровение. - Так вот, значит,
что! А говорил – «Каберне-шмаберне! Чем больше пьёшь, тем оно
крепче». Как я могла поверить в эту фигню?»

Дальше – больше. Новые подробности позитива не добавляли.

«А почему во рту был такой хреновый привкус, когда тётя Роза
тащила меня к вахте? И в комнате смрад… Уж я случайно там не…» -
Ей стало стыдно от собственной догадки.

Вспомнила Ольга и то, как пыталась подняться, а Бакланов прижимал
её к дивану, задирая юбку и стаскивая стринги.

На этом память дала сбой: Фёдор таки хорошо накачал её
вино-водочным коктейлем.


*************************


В институте Ольга появилась часам к десяти.  С шефом разминулась:
того вызвали на совещание в Кабмин. И славно: не будет с утра
доставать. Есть дела поважнее работы.

Даже не глянув во «Входящие», первым делом Ольга вызвонила Фёдора
и потребовала объяснений. Немедленно и не по телефону.

Встретились у входа в актовый зал. Ольга наехала без прелюдий:

 - Так чего ты Димке звонил? Что ты ему наплёл, а?

Бегая взглядом где угодно,  лишь бы не встречаться глазами
с Ольгой, Федя старался звучать как можно безразличней:

 - А что? Я ничего. Только предупредил его, чтобы присматривал за тобой.

 - Ты ему отомстил! Он так и сказал! За что ты его ненавидишь?
Что он тебе сделал?!

 - Ну, Дима-то знает, что и за что, - Федя говорил спокойно, даже
полусонно. - Ты у него поспрашивай, вот он и расскажет.

 - Что ты как даун? Говори по-человечески! – отрешённый тон Феди
начал её раздражать.

 - О, милая, ты так очаровательна… - осклабился он, глядя на Ольгу
из-под полуприкрытых век.

 - Хватит паясничать! – ухватившись за лацканы его пиджака,
Ольга разъярённо встряхнула Фёдора.

 - Тише ты, женщина! Ведёшь себя, как хамка с Подола! – его голос
резко посуровел.

Федя отцепил её руки от пиджака и, отпуская Ольгины запястья,
рубанул ей в лицо:

 - Ты лучше расспроси его, что он мне сделал, когда мы встретились
на набережной после выпускного! А если он говорить об этом не пожелает,
тогда расскажу я. Усвоила?

Ольга осеклась:

 - Так вот оно что.

 - Что – вот оно что? – не понял Фёдор.

 - Он рассказывал, – успокоившись, продолжала Ольга, – да, рассказывал,
именно утро после выпускного. Только никогда не называл имени.
Да и зачем? Но я даже подумать не могла, что встречу того человека,
которого он тогда обидел.

 - Ну вот, видишь, как мал этот мир, - засмеялся Фёдор. - И как мы
удачно встретились.

 - Это ты называешь удачно? – Ольгу охватило негодование. – Взял меня,
споил, потом взял…

Ольга начала путаться в словах. Федя снова рассмеялся:

 - Ты уж разберись, что сначала, а что потом: взял или споил.
А между прочим…

Тут Фёдор сделал паузу и, убедившись, что Ольга внимательно
слушает, прошептал:

 - Мне очень понравилось.

 - Что? – переспросила Ольга, не веря, что мужская наглость
может докатиться до таких пределов. Она произнесла «что?»
резко и отрывисто, на стакатто, как сказал бы музыкант.

Взгляд в упор, полуоткрытый рот и насупленные брови дали Фёдору
понять, что женщина во гневе. Не желая получать затрещины и царапины,
он сбивчиво и трусливо затараторил:

 - Да-да, если бы ты была в нормальном состоянии, тебе бы
тоже понравилось.

Договорить не успел. Его наглая физиономия приняла хлёсткую,
как плеть, пощёчину.

Ольгина рука взлетела для введения повторной инъекции от наглости.

Слёта Фёдор перехватил её за локоть, заломил руку, и она,
не успев даже пискнуть, попала в железные объятия-клещи.
Прижав Ольгу к себе, Фёдор вцепился губами в её рот. Избавиться
от насильственного поцелуя не хватало сил, и она лишь беспомощно
барахталась в цепкой хватке страстного мужчины, издавая
приглушённые мычащие звуки. Додумалась, правда, врезать
ему каблуком аккурат в большую берцовую кость.

 - Ай! – вскрикнул Фёдор, оторвавшись от спелоягодных губ.
Оттолкнув её, рыкнул:

 - Глупая ты!

Прихрамывая, зашагал прочь. Брошенное ему вслед истеричное
«Умник нашёлся!» осталось без ответа.

На Ольгу эта встреча произвела странное впечатление.
Возненавидев Бакланова вначале, а затем отчасти поняв
его поступок, она не могла избавиться от приятного
ощущения после телесного контакта и поцелуя,
пусть и по принуждению.

Весь день работа валилась из рук. В голове – Бакланов,
Бакланов, Бакланов… Его крепкие руки. Нежные, но цепкие
губы. Она ощущала на спине тепло его ладоней, щёки горели.
Тело обжигали волны доселе неизведанных ощущений. Дрожь,
перешедшая в откровенную тряску, затуманивала сознание.

Шеф так и не появился. До конца дня оставалось немногим
больше часа, и посетители не предвиделись. Желая избавиться
от наваждения, Ольга встряхивала головой, щипала себя
за руку – не помогало. «Неужели втюрилась? Во, дура!
И в кого! В этого бесстыжего хлюста?! УЖАС!!!»

Она не узнавала себя. Мысли – о Фёдоре и только о нём.

Говорят, от любви до ненависти один шаг. Сегодня Ольга
поняла, что обратный ход может оказаться ещё короче.

Внизу живота нарастало ощущение тяжести, поясницу
ломило по страшному.

«Да что это со мной!» - снова встряхнулась Ольга,
ёрзая в кресле.

Непроизвольно выгибая спину, она не заметила, как руки
потянулись к животу и груди. Одна ладонь поглаживала
затвердевшие соски, другая добралась до лона. Ольга
снова встряхнулась – наваждение не уходило. Стоило
закрыть глаза, перед ней возникал Бакланов. Наглый,
циничный и… такой сексуальный!

Не ведая, что творит, она взялась придумывать повод,
чтобы сегодня же встретиться с Фёдором.

И придумала.

Около шести в отделе цен зазвонил телефон.  Валя уже
одевалась и звонок приняла Примакова. После краткого
диалога повесила трубку и, ни на кого не глядя, пробубнила:

- Бакланова вызывают в приёмную Саврука, - добавив после
паузы: - срочно.
Сотрудники восприняли новость без единого звука.

Фёдор молча собрался. На его «до свидания» реакции
столько же, сколько и на сообщение о вызове в приёмную.
Догадка, зачем под конец дня он мог понадобиться
в «предбаннике», могла быть только одна: Ольгины проделки.

«Неужели?» - Фёдор верил и не верил.

На удивление Ольга приняла Фёдора если не радушно, то хоть
без раздражения. Извинившись наконец-то за вчерашнее, Федя
надеялся на понимание. О прощении речь не шла. Может,
сказал он, Дима и классный чувак, да только так с ним
обошёлся, что забыть причинённую им обиду для ранимой
Фединой души оказалось невозможно.

Бакланов приятно удивился, что пусть и отчасти, но Ольга
его поняла и даже не очень осуждала.

 - Я как бы… ты знаешь… я тебя понимаю, - сбивчиво начала
Ольга, уводя взгляд.

 - В смысле? – не понял Фёдор, - ты считаешь, что я
поступил нормально??

- Нет, я этого не сказала, - она строго взглянула на Бакланова,
чуть повысив голос, так что теперь уже ему пришлось отвести глаза.

 - Я в том смысле, - продолжила Ольга, вернувшись на спокойный
тон, - что Димка поступил с тобой некрасиво. Он же мне рассказывал.

 - Что рассказывал? – рассеянно переспросил Федя, не понимая,
к чему она клонит.

 - Про вашу встречу на набережной. Жалел, что унизил тебя.
Он вообще хороший пацан. С ним всегда было классно. И… и надёжно.
Дима такой необузданный, решительный. Даже грубый временами.
Такая дикость… Знаешь… Мне нравятся такие пацаны. Только
напрягает его упрямство. Вот решит что-нибудь, и хоть ты
лопни: не переубедишь. А не дай бог о чём-то спорим, и он
окажется прав, это просто кошмар: поедом ест, язвит, мол,
«ага, переубедил тебя, не выдержала прессинга неопровержимой
аргументации». Так именно и говорит.

Фёдор слушал молча. Идя к Ольге, он готов был к чему угодно.
Думал, вцепится сейчас в него, повыдёргивает роскошные патлы,
да мало ли что. Но таких откровений он ждал меньше всего.

Ольга поведала ему об одной Димкиной страсти, ещё с малолетства.
Рассказала так, как от него и услышала.

В раннем детстве маленький Димуля испытывал удовольствие,
когда убивал тараканов. И не просто убивал, а так, пристукнет
слегка – тот ещё барахтается, лапки дёргаются, тварючка за жизнь
цепляется из последних сил, а Димуля давай ей лапки-то и повыдёргивай.
Беспомощный таракашка вот-вот испустит дух, а ребёнку – в кайф.
И жутко расстраивался он, если насекомое слишком быстро умирало,
лишая изверга-малолетку радости победителя. Димочка тут же слёзно
выть: «Ма-а-ам, он сдо-о-ох!» Превратно понимая детское «горе»,
мамаша радуется якобы его чуткости, даже не догадываясь, что
у неё на глазах растёт вшивый интеллигентик с задатками чудовища.

 - Дима и сейчас, - говорила Ольга, - нет-нет, да и вспоминает,
как мучил тараканов и кайфовал, когда они беспомощно шевелили
обрубками лапок.

 - Тю! Извращенец прям какой-то. Прости, конечно, - вставил Фёдор.

 - Да ничего, - миролюбиво улыбнулась Ольга.

 - Самое смешное, - продолжала она, всё больше волнуясь
и путая слова, - что раньше он об этом рассказывал…
ну, как бы это… ну, как… садист, наверное… а теперь
ему их жалко, видите ли, тараканчивов этих.
Потому что сам неходячий.

И прибавила в сердцах:

- Гуманист, блин!

Со временем тяга к издевательствам над насекомыми переросла
в злорадство над побеждёнными соперниками, когда Дмитрий
серьёзно занялся боксом.

- Есть такой неписанный моральный кодекс спортсмена-единоборца
(Фёдор едва сам не произнёс эти слова, но промолчал, решив
не мешать Ольгиному рассказу). Вот этот самый кодекс, -
продолжала Ольга, - Дмитрий часто не соблюдал. Судьи делали
ему замечания за неспортивное поведение. Однажды чуть не дошло
до дисквалификации, но переломить эту детскую болезнь он никак
не мог. И не мудрено, что согласился на эти чёртовы бои без
правил. Там-то, думал, никто замечаний делать не будет.
Ошибался, конечно. В боях без правил, как оказалось,
тоже есть правила.

- Может, и хорошо, - считала Ольга, - что Димку вышибли
в первом же бою. А то показал бы садистскую натуру, да и
нарвался бы на ещё большие неприятности.

Поначалу Фёдор подумал, что Жердинскому нужен психоаналитик.
Из услышанного от Ольги понял, что Дима и сам разобрался
в себе, в причинах поведения, корнями застрявших в детстве.

Дело шло к шести вечера. Пора бы уж по домам расходиться.
Ольга сказала:

 - Извини, Федь, мне позвонить надо, - и сняла трубку телефона
с кнопочным набором.

От его внимания не ускользнуло это дружеское «Федь». Перестав
понимать, что происходит, он вспомнил Аллу Петровну, пожадничавшую
денег на новый телефонный аппарат.

Звонила Ольга домой попросить сиделку задержаться сегодня до девяти.

- Или лучше до десяти, если можно, - уточняя, она зыркнула на Фёдора,
лукаво ему подмигнув. У того мелькнула робкая мысль, тут же отвергнутая
как неуместная.

Ольга выглянула из приёмной и, убедившись, что в коридоре никого,
закрыла дверь, повернув ключ на два оборота.

Фёдор всё больше убеждался в верности собственной догадки, хотя и
представить не мог, как это: «Прямо здесь? Прямо сейчас?».

Забулькала вода в электрокипятильнике. Конфеты, пакеты с чаем и
возникшая из потайного отсека бутылочка коньяка, – вот сюрприз-то! –
окончательно убедили Фёдора, что вечер становится приятней,
чем ожидалось.

………

Ближе к ночи из института вышли двое.

Вначале – молодой длинноволосый мужчина, плащ нараспашку.
Взмыленный, с недобрым блеском в глазах.

За ним – женщина, размахивая дамской сумочкой. Наспех расчёсанная,
в помаде, местами выходящей за края губ. На лице - умиротворённость
и счастливая улыбка.

Дежурная, утром сменившая тётю Розу и не знавшая о событиях
предыдущей ночи, проводила парочку недоуменным взглядом.



Продолжение - Глава 16 - http://www.proza.ru/2016/12/19/119

************