Нет холода в доме - встречаем 2017-й

Нет холода в доме, пока есть вода и заварка,
Пока для гостей ни того, ни другого не жалко.
Копи, не копи, все равно не успеешь потратить –
Нам хватит!

                ГрАссмейстер - Нам Хватит



   К Новому Году полагается шутить. Весело и беззаботно. Желательно талантливо. Обязательно бескорыстно, что трудно и сказывается на здоровье шутящего. И, несомненно, чтобы это было безвредно для окружающих, что в наше время становится просто невозможно.
   Все напряжены и ждут подвоха. Все готовы оскорбиться, услышав незнакомое слово, пугаются глазами и животом, и все страшно вырывают все из контекста, уродуя его до самого основания.
   С юмором стало неважно. Как-то совсем нешутейно.
   Юмор в наших местах – это когда клоун упал и шарик лопнул. Зал смеется. А ребенок вот плачет. Для ребенка лопнувший шарик кажется погибающей цивилизацией. Мы улыбаемся, а он плачет – целый мир исчез. Утешим его просто пока. И дай ему Бог вырасти при хорошем юморе.
   Ирония становится не замеченной окружающими, а только тобой. Ты начинаешь удивляться такой невосприимчивости еще недавно очень отзывчивых товарищей и пытаешься даже расшифровывать свои метафоры и иносказания. Ты иногда даже думаешь, что ты стал старее, глупее и телевизор сожрал твой интеллект до самой последней косточки. Но все как-то хмуро улыбаются внутрь себя и шлют тебе ответные отчаянные мимические знаки – мол, заткнись, маньяк, ты всех погубишь. Все стали бояться намеков и прячут глаза. Цена нечаянной метафоры может оказаться слишком высока, ибо перед мысленным взором слушающих всплывают сразу строки из бессмертного романа: «…как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества…»»
   Если же ты решишь обратиться к сатире, то пойдешь словно по лезвию и должен быть готов схлопотать «двушечку». Либо тебя побьет камнями оскорбленная консервативная общественность. Заодно тебя будут хлестать нагайками, потом обольют какой-нибудь гадостью, а немного спустя проснутся вероисповедующие и вместе с правоохранительными строгими органами уведут тебя в тюрьму. И там ты будешь рвать на себе волосы и шептать: «Дурак! Ведь предлагали же написать оду «Славься!» Кто тебе мешал согласиться? Совесть? Вот сейчас не сидел бы здесь на баланде, а икру бы ел в золотых интерьерах!» И будешь еще долго корить себя, пока за хорошее поведение не скостят тебе немножко.
   Но если ты отважен и дерзок, то ты можешь, как Михал Михалыч пригвоздить про велосипед, который, «когда хорошо собираешь – тебе 120, плохо собираешь – тебе 120, и вообще не собираешь – тебе 120». И за твой талант тебя не посмеют тронуть, облить и оскорбиться. Ты можешь достигнуть такой степени классичности, что, как и сам Михал Михалыч, сможешь «во время танцев не подниматься из-за стола, а танцевать там, внизу». 
   При этом останутся, конечно, неуклюжие завистники и неталантливые жизнеописатели тебя. Но их можно окропить, словно святой водой, умной фразой или мудрым молчанием, и они изыдут. Их удел – темнота, их счастье – невежество.
   Но ты в конце концов можешь устать и утомиться в этой вечной борьбе. Ты захочешь милосердия к оппонентам и противникам, захочешь перековать мечи на орала и сесть в кресло-качалку и укутать ноги клетчатым пледом.
   Может быть, тогда стоит уйти от всего смешного и считать себя, например, поэтом. И ты сможешь, как Осип Эмильевич или Борис Леонидович блистать метафорой, выписывать снега и купола, и загадки неба и земли, и открывать душные страсти людей. Или чудить рифмой и потрясать архитектурой стиха, как Владимир Владимирович.
   И будут все про тебя говорить:
«Но что он сделал? Я не понимаю… Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою…»? Не понимаю!.. Повезло, повезло!» – и будут думать с удовлетворением и завистью, – «стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие…»
   А ты будешь стоять бронзовый и спокойный и смотреть на них снисходительно. Тебе они будут казаться смешными со своими ревнивыми амбициями. А вслед за тобой зареванной рифмой будет лететь скорбь. И бронза будет сдавливать сердце, потому что поэты у нас не долго живут, знаете ли. Ярко живут, но недолго.
   И призрак «двушечки» витает над страною. И тишина…

   Есть мнение, что Новый Год встретится скучновато в этот раз. Ни тебе парада военного, ни марша всенародного. Танки все куда-то уехали. Самолеты со смертельными зарядами отогнали на юга. И даже памятники уже все стоят. Да и места для них больше нет. Землицы свободной не осталось. Святые и не очень личности торопятся обрести бронзовую сущность, чтобы увековечиться. Металла пока хватает. Ну что ж. История нас рассудит.
   И вообще – мы никогда не побеждали в теплых краях. Только в снегах и морозах. Вспомните хотя бы Чудское озеро, смуту, великого Буонапарте и мерзкого Шикльгрубера. Все замерзли, все катились отсюда в сугробах, все страдали и хотели, чтобы поскорее все кончилось.
   Поэтому, для нас сугроб в радость, а пустыня в лом. Чужие края не снискали нам славы, а свои родные перелески придавали силу и стойкость.
   И лучше из этой пустыни вернуться домой и елку нарядить тут, у себя. Ну ее, пустыню эту. Что мы там позабыли? Эти странные развалины, где с трудом поместился оркестр нашего маэстро? Да ну! Никакой акустики. Тромбоны совсем не звучали, а скрипки тонули в тяжелой пустоте ночи. А еще могли недруги шмальнуть чем-нибудь железным и взрывоопасным. Нужно это нам? Сомнительно.
   В общем, представляется, что все будут к Новому Году в легкой грусти. Все будут просто выпивать и закусывать. В телевизоре все такое надоедливое и одинаковое, что глаз туда не идет – просто отвергает глаз все это – теряет свой фокус и не идет. Рок-оперы запретили и все разом поскучнело. Все разом поглупело и насупилось злой ордотоксальностью. Тяжелые слова, тяжелые лица, искаженные лживым угодничеством. Советовать бесполезно, бороться бессмысленно. Остается положиться на промысел Божий. Может, его перст укажет правильное и оградит? Ах, как хочется на это надеяться. Должно же когда-нибудь случиться что-то позитивное, кроме балета.
   Неужели наша особенность только в том, чтобы не идти вместе со всеми? Чтобы назло и наперекосяк?
   Мы еще помним старый наказ Льва Давыдовича Троцкого: «Ни сыра, ни лососины, а устрицы – позабыть!» Свой особый путь – это вам не это! Тут такие скрепы нужны надежные!
   Все тебе кричат: «Мужик! Ты чего? Пошли с нами! Там же болото топкое на твоей тропинке. А у нас дорога – вон – столбовая, наезженная!»
   А ты им в ответ: «Ну и ладно! Мне вашей дороги и даром не надь! Ступайте себе!»
   И идешь уверенно в свое болото. Сыро, пахуче, нетвердо, но зато… Но зато… Ну, ты, в общем, и сам не знаешь, что там «зато», но отказаться не можешь. Гордыня не дает. Так и живешь. Мелко. Сыро. И в запахе весь.
   Лишь под Новый Год тебя как-то отпускает и вот уже торопливо перебивают всех куранты и тяжелый басовый удар отмеряет новое начало времени. Ты начинаешь грустить, наливаешь водочки, хмелеешь, добреешь, смотришь «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» и жалеешь себя и клянешь головушку свою забубенную, что ведет тебя вечно окольной дорогой, вместо гладкой столбовой. Ты малость разгораешься, рассказываешь всем, что «Pink Floyd» это про вечность, а «Smokie» – это про любовь, и тебя слушают и улыбаются тебе. Ты еще кого-то приглашаешь на танец, встрепенувшись на «Lady in Red», но уже даже и не вспомнишь кого. Там легкая походка и вечно ускользающая линия бедра под тонкой материей. Только эта гибкая талия под ладонью, только тонкий аромат духов и глаза с веселой искрой тебе нашептывают нечто милое и беспечное, и утаскивают тебя в хорошее, где ты молод, безмерно талантлив и легок на подъем. Ты рассказываешь этим глазам нечто интересное, такое живое и самозабвенное. Искра в глазах разгорается, делается удивленной и теплой. И даже в неожиданный момент вдруг одаривает тебя поцелуем, потрясая мироздание и потом уносится куда-то во вселенную безо всякой надежды отыскаться снова среди этих галактик, туманностей и красных карликов.
   И потом ты успокаиваешься и ровно на первых тактах «Happy New Year» тебя уносит сон, где все ладно и разумно, и нет особых дорог и специальных скреп, где все друг друга понимают и прощают, чтобы любить и заботиться друг о друге. И тебя больше не мучает ни телевизор, ни дороги, ни дураки и до следующего полнолуния, тебя, как и предсказал гений «…не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат» и уже напрашивалась здесь точка, и так хотелось закончить именно этой великолепной финальной фразой великого романа, которая так совпала со смыслом моих неказистых словосочетаний, что уже потянулась, было, рука, и занесла перо. Но остановил себя и понял, что нельзя путать читателя и примазываться к вечному, ибо цена вечного высока, а ты не готов еще – рановато тебе, однако.
   Поэтому скажу просто и недвусмысленно – с наступающим Новым Годом!
   Даже если будет грустно – потом отпустит и все будет хорошо.