Сибирское дело, роман, гл. 1

Восемнадцатого марта 1586-го года в Кремле, в приказных палатах, стряпчий Разбойного приказа Маркел Косой, а с ним Котька Вислый, того же приказа подьячий, сидели у себя на службе и играли в зернь. Запершись, конечно. Маркел выигрывал уже три алтына и две деньги, посмеивался и говорил, что скоро Котька побежит за водкой. Котька сопел, помалкивал. А после вдруг сказал, что сегодня как раз ровно два года с того дня, как великий государь Иван Васильевич преставился. Маркел вздрогнул, перестал трясти стаканчиком, задумался, потом недобрым голосом сказал:

— Вечно ты что-нибудь под руку брякнешь. Испортил игру!

И в самом деле, рука у Маркела стала как свинцом налитая, трясла неловко, а кидала ещё хуже. И то! Ведь сколько сразу всего вспомнилось: дядя Трофим, ведьма-покойница, Аграфена, нянька царская… Маркел насупился, начал проигрывать. Поэтому когда в дверь постучали, он даже обрадовался, велел Котьке идти открывать, а сам быстро спрятал кости и стаканчик. Вошёл Степан, второй подьячий, и сказал, обращаясь к Маркелу, что его кличет боярин — спешно. Маркел устало вздохнул, перекрестился, сгрёб шапку в кулак, вышел в сени и подошёл к двери напротив. Рында открыл её. Маркел вошёл туда и первым делом поклонился, а уже после, распрямившись, увидел князя Семёна, своего боярина, а рядом с ним какого-то важного дьяка в высокой куньей шапке. Перед дьяком, на столе, лежала толстенная книга. Маркел ещё раз посмотрел на дьяка и теперь узнал его. Это был думный дворянин Черемисинов Деменша Иванович, казначей Казённого двора. Что принесло его сюда, настороженно подумал Маркел и мельком глянул на боярина. Тот смотрел просто, не сердясь. А, уже спокойнее подумал Маркел, глядя как Черемисинов разворачивает книгу, это он, наверное, про свечи, мы их за зиму нажгли немало…

И так оно и оказалось, ибо Черемисинов уже нашёл в той книге нужное место, приложил туда перст и, глядя на Маркела, сказал:

— Вот тут на вас написано: воску взято шесть фунтов. Куда вам столько?!

— Так это, — сразу же сказал Маркел, — по ночам сидим, корпим. А…

Черемисинов грозно махнул рукой. Маркел притих.

— Ладно, — строго сказал Черемисинов. — С воску мы не обеднеем. Да я и не за тем пришёл, — и замолчал.

Маркел подумал: а вот это не к добру!

И опять не ошибся. Черемисинов продолжил мягким голосом:

— Надо сыскать три вещицы. Снесли из Государевой Казны. Вещицы такие: шуба, пансырь кольчатый и сабля.

— Кто снёс? — спросил Маркел.

— Э! — нараспев ответил Черемисинов. — Кабы знали, кто, к тебе бы не ходили. — Опять взялся за книгу, перелистал её почти что в самое начало, поводил перстом, нашёл, что искал, и начал читать со значением: — «Сабля турская булатная, по обе стороны от черена до елмана золотом наведена, а в навод слова татарские и травы золотом. Ножны и черен хоз серебряный, чеканен; огнивцо и на ножнах оковы и устье и нижняя окова и огнивцо на черену оклад серебряный…».

Маркел слушал внимательно, запоминал и думал: это же какая сабля дорогущая! А Черемисинов, кончив читать про саблю, сразу же продолжил:

— «Пансырь немецкий, битый в 5 колец мудростно, на гвоздь; рукава по локоть, ожерелье хрещавое, пущен в два ряда медью; на хребте мишень набита, медная, образиною; сзади ожерелья кольцо медное мишенью…».

Черемисинов читал неспешно, смакуя слова. Ещё бы! Такие вещицы! А прочитав, посмотрел на Маркела. Маркел робко вздохнул. Ибо, подумал, с того, что вещицы очень дорогие, сыскать их будет тяжело.

А Черемисинов уже опять начал читать:

— «Шуба камка червчатая кармазин, чешуйчатая, на черевах на песцовых на чёрных; кружево и петли немецкое золото с серебром, колёсчатое; четыре пуговицы дорожёные, серебряные золочёные, с чернью, да четыре пуговицы серебряные чешуйчатые золочёные…».

Мать честная, подумал Маркел, а у самого аж дух перехватило, и не удержался и опять спросил:

— У кого это искать? Или ещё не знают?

— Знают, — строго, со значением ответил Черемисинов. — Взял все эти три вещицы вор разбойник Ермак Тимофеевич.

— Это который из Сибири, что ли?

— Он самый.

— Так как это он мог взять? — спросил Маркел с недоумением. — Его же самого давно убили. Ещё пошлым летом.

— А он взял ещё раньше, — сказал Черемисинов. — Три года тому назад.

— Как это взял? — спросил Маркел. — Он, что ли, в Государеву Казну пробрался и сам оттуда вынес?

— Ну, не то, чтобы сам вынес, — нехотя ответил Черемисинов. — Но это с него всё началось. Прислал он от себя посольство, поклонился Сибирским царством. Покойный государь Иван Васильевич ему поверил, одарил шубой, саблей и пансырем, Ермак их принял… А Сибирь-то на проверку оказалась не его! Сибирь отложилась, Ермака убили, и пропали царёвы вещицы. Нет, даже хуже того! Может, теперь сибирский царь Кучум ходит в нашем царском пансыре и со стены Кашлыкской вниз на наших стрельцов поплёвывает!

Боярин князь Семён не удержался и сказал:

— Стрельцов в Сибири уже нет.

— Вот в том-то и беда, что нет! — с жаром воскликнул Черемисинов. — Профукали Сибирь! Сперва Ермаковых казаков побили, после царёвых стрельцов, а теперь у кого ни спроси, мы, отвечают, никого туда не посылали, знать ничего не знаем, и, может, вообще никакого посольства Ермакова из Сибири не было!

— Как это так? — удивился Маркел.

— А вот так! — сердито хмыкнул Черемисинов. — Не было такого, говорят, посольства. — И тут же спросил: — Вот ты посольство Ермаково видел?

— Нет, — растерянно сказал Маркел. — Я тогда в Москве ещё не жил. Рославльский я…

— Вот так все теперь открещиваются, — со злом подхватил Черемисинов. — Никто не видел, говорят!

— А ты? — спросил Маркел. — Ты видел?

— Я тогда в Астрахани был, — ответил Черемисинов. — А так бы видел, конечно.

Маркел подумал и спросил как можно проще:

— Так, может, в самом деле не было того Сибирского посольства?

— Тогда и шуба была бы на месте, — так же просто ответил ему Черемисинов. — А так её нет. Вот здесь написано, — и он ткнул пальцем в книгу. — Шуба! Кармазиновая. Чешуйчатая. С золотыми пуговками. Есть! А сундук откроешь — нет. И это в государевом добре такая недостача — шуба.

— Чьей рукой написано, что шуба есть? — спросил Маркел.

— Дьяка Семейки Емельянова рукой. Да что Семейка, с него какой спрос! У него спроси, и он ответит: что ему сказали, то и записал.

— А кто ему сказал?

— Сказал наш бывший первый казначей, окольничий, Головин Володимир Васильевич, когда он царёво добро пересчитывал ещё при великом государе Иване Васильевиче. Ну а как Иван Васильевич преставился, а на его место взошёл его любимый сын Фёдор Иванович, так Головина, как вы все знаете, попёрли, прости, Господи. Вместо него у нас теперь, как тоже всем известно, первым казначеем думный дворянин Трохониотов Иван Васильевич. И он, на это место заступив, тоже опять давай всё пересчитывать! Но Государева Казна немалая, поэтому только сейчас до этих сундуков дошли… А в них и нет ничего! А здесь, — и Черемисинов опять ткнул в книгу, — есть! Почему это так? Посмотрели, а тут сбоку, вот смотри, головинскою рукой приписка: «про шубу спросить у Богдана».

— Ну так и спросили бы, — сказал Маркел.

Черемисинов сердито хмыкнул и так же сердито продолжил:

— Спросили. Головин сказал, что Богдан — это Бельский. Ну да Бельский теперь кто? Тоже ведь, как только государь преставился, его сразу… Да! А тогда он был в силе, ого! Ну, и мы к нему пошли. И он сказал, что да, было посольство Ермаковское, кланялись они Сибирским царством, но царь не стал их принимать, сказал, что ему это не в честь, и послал их к Бельскому. И он, Бельский, их принимал и одаривал. А когда мы у Бельского спросили, чем он их одаривал, он ответствовал, что царской шубой, царской саблей и царским же пансырем. Вот! Слово в слово, как у нас в книге записано! А дальше, у него спросили, что с теми дарами было? А дальше, он сказал, ермаковы люди их забрали и свезли в Сибирь, а что в Сибири с ними стало, то ему не ведомо. Ну да мы и сами это знаем: Ермак дары забрал, а злого царя Кучума злые люди Ермака подстерегли, убили и ограбили. И тогда это уже не нашего, Казённого, а вашего, Разбойного приказа дело, потому что это же разбой! — Тут он мельком глянул на боярина и быстро продолжал: — Так вот теперь нужно туда пойти, найти царские вещицы и вернуть обратно, и мы их снова в эту нашу книгу впишем.

Маркел молчал, смотрел то на князя Семёна, то на Черемисинова, моргал, а потом-таки собрался с духом и спросил:

— Так это мне теперь, что ли, в Сибирь идти и там искать?

— А что поделать? — сказал, разводя руками, Черемисинов. — Это же кого убили? Того, кто в царской шубе хаживал. Такое спускать нельзя! Да и место там известное, казаки знают, где Ермак убит, расскажут, там поищешь.

— И что? — тихо спросил Маркел.

— Что, что! — сердито передразнил Черемисинов. — Не найдёшь, вернёшься, так тогда здесь и напишем: «царёвы подарки в нетях, Богдан не скривил».

— А не вернусь? — спросил Маркел.

— Ну, — замялся Черемисинов и обернулся на князя Семёна.

Князь Семён подумал и сказал:

— Ты не робей, Маркел. Тебе сейчас только до Устюга скорей добраться, а там, мне наши люди донесли, Ермаковы казаки уже новую ватагу собирают, вот к ним и пристанешь, придёшь на реку Иртыш, найдёшь там саблю, пансырь… Ну, и шубу, если таковая сыщется, и сразу можешь обратно. И мы отблагодарим тебя здесь так, как ты и не чаял.

Маркел молчал, смотрел на князя. А Черемисинов опять заговорил:

— Давай, давай, езжай, не сомневайся! А мы пока что будем говорить, что Разбойный приказ ищет. А не вернёшься, скажем, не нашёл.

Маркел вздохнул и снова посмотрел на князя. Князь строго сказал:

— Не зли меня. Чем скорей вернёшься, тем меньше разозлишь. И я ещё от себя додам подарков твоим Прасковье с Нюськой. А пока два дня тебе на сборы. И больше не мозоль глаза!

Маркел поклонился, развернулся и вышел.