Разная всячина

Слово года, по мнению экспертов, — госдура (оговорка телеведущего Владимира Познера). Оскорбительный выпад — когда все аргументы исчерпаны. Таково общественное настроение. У Государственной думы в этом году бенефис: ее деятельность, судя по результатам конкурса, стала главным источником раздражения. На первом месте в номинации «Выражение года» — антисиротский закон, он же закон подлецов; далее — взбесившийся принтер, антигейский закон, закон о противодействии оскорблению чувств, единый учебник. В номинации «Антиязык» — иностранный агент и враги православия. Дума — антигерой года.

По словам идеолога «Слова года», филолога Михаила Эпштейна, главная тенденция 2013 года — насмешка над нормой и одновременно привыкание к ненормальности, переживание ее будничности. Карнавальное торжество антинормы, но лишенное праздничности настоящего карнавала. Радикальное переворачивание значений. Слово «закон» понимается частью общества как беззаконие. «Иностранный агент» — как характеристика патриотичного, сознательного поведения. «Враги православия» — друзья разума, критического мышления. «Оскорбление чувств» — форма идеологической цензуры. Одно из «Выражений года», подтверждающее эту тенденцию, — абсурдное Нарушать общественные неприличия, так же, как и призер номинации «Фраза года» — Вперед, в темное прошлое!

Серебряный призер «Слова года» — Евромайдан; та же история, что и со словом Болотная в 2011 году (в 2013-м в силу печальной закономерности на третьем месте в «Выражениях года» — узники Болотной). Неожиданный, непредвиденный эффект декабря; слово, однако, претендующее на то, чтобы аккумулировать смысл десятилетия. В 2004 году украинский Майдан был направлен против «нечестных выборов»; теперь к Майдану добавилась приставка — евро: это уже не просто выбор власти, это выбор других ценностей. Майдан как бы приобрел в весе, стал вдвое осмысленнее — против прежнего. Характерно, что появившийся на прошлой неделе Анти-Майдан образован также с помощью приставки из четырех букв; он паразитирует, отталкивается от Евромайдана — но не порождает собственного смысла. Он инспирирован, искусствен, лишен собственного содержания.

Наконец, креакл, сокращенное от «креативный класс» (третье место в номинации «Слово года»). Это уже наши реалии. Слово куцее, неудобное, какое-то ощипанное. Таково положение среднего класса в России. Креативность, то есть желание быть творцом собственной жизни,  не поощряется. Поэтому и слово зажато, сдавлено — оно вынуждено крякать, экономить на гласных. Ситуация некомфорта, неестественности. Класс, который в западном обществе является двигателем перемен, Геркаклом экономики — у нас скукоживается до самопародии; до такого вот креакла, карманного богатыря.

Среди других «Слов года» — депардировать (переезд с целью избежать налогов); диссергейт (борьба с фальшивыми диссертациями); Бирюлево — как обозначение явления, которое в разные годы называлось по-разному — Кондопога, Сагра, Манежка. Прикремленные — ассоциации возникают одновременно и со словом «прикормленные», и «прикрепленные».

Но все-таки самый примечательный итог — в рубрике «Фраза года». Победитель — вот как-то так. Как каждую эпоху выражает какая-нибудь мелочь, как подлинный ход — оговорка, так и нынешнее состояние общества отражает не конкретное, а расплывчато-универсальное. Ни то, ни се. Невозможность сказать о чем-либо прямо и определенно. Но именно этот байт неопределенности и есть суть времени. Если отрицательный итог года — условно антидумский, то ответ общества на это — признание в собственном бессилии. Топтание на месте. Язык ходит меж трех сосен — «вот» «как», «так». Три ноты, сыгранные неумелой рукой, которые не складываются в музыку. Универсальное окончание для любого нашего текста, в газете или «Фейсбуке». Неспособность вырваться за пределы ТАКовости, того, что есть; тавтология сознания.

Выражения вот как-то так, а также кажется, что-то пошло не так — это еще и признание говорящим неназванной силы, которой все подчинено. Это тенденция года — устремление языка к безликости, к не называнию по имени, к не указанию на происхождение или виновника. К вымыванию субъекта.

Парафраз выражения Виктора Черномырдина — хотели как лучше, а получилось навсегда (также из номинации «Выражение года»): и тут характерно это безличное «оно», в крайнем случае, некие скрытые «мы». Хотелось. Получилось. Как бы само собой. И неопределенное «всё»: то, что «ниже и ниже» (всё ниже и ниже и ниже, номинация «Фраза года»), или нечто «хорошее» (мы за всё хорошее против всего плохого). В любом случае — то, за что мы ответственности не несем. У говорящего тут нет собственной воли — есть только реакция на чужую. Оно — эта неназванная сила — угадывается за каждой языковой конструкцией. Оно само — идет «так», «туда» или, напротив, «не так» и «не туда», независимо от нас. Ибо не фиг — опять безличное противоречие: начинается за здравие — «ибо», а заканчивается вульгарным и грубым запретом.

И даже называя что-либо по имени, язык умудряется уйти от ответственности, отозвать субъектность. Выражение люди определенной национальности — называть, не называя, — удивительный пример лингвистического лицемерия. Эта безличность вообще характерна для номинации «Антиязык»: не люди, а некая «национальность»; не преступник, а «преступность». Коррупция, воровство — все болевые точки указывают как бы на внечеловеческое происхождение этих понятий. Некая «митинговая активность», которую желательно не допустить (недопущение митинговой активности, номинация «Антиязык»). Некое лечение, у которого должны быть стандарты (стандарты лечения, «Антиязык»). Наконец, некое абстрактное «повешение» (повешение без признаков насилия, формулировка в связи с загадочными обстоятельствами смерти Бориса Березовского). Лечение, активность, преступность и повешение случаются сами по себе, язык как бы снимает ответственность с говорящего.

Слово оппозиционер (номинация «Антиязык») также примечательно. Слово не означает конкретного действия, однако создает впечатление именно такового. Оппозиционер — не революционер; оппозиционером можно назвать и того, кто против черного хлеба в пользу белого; и того, кто предпочитает автоматическую коробку передач механической. Но это слово в России уравнено с нарушителем, со смутьяном; в нем уже заложена скрытая угроза. Язык как бы заранее подвергает репрессии всякого, кто имеет противоположную точку зрения.

Активных, субъектных среди «Фраз года» только две: Измени Россию — начни с Москвы и Навальный, садись, пять, — и обе связаны с деятельностью Алексея Навального.

В прошлые годы в списке слов и выражений были какие-то обнадеживающие понятия, связанные с прогрессом; в этом году даже здесь мы наблюдаем разочарование. Номинация «Неология и неофразия» выражает разочарование от положения с наукой — в связи с реформой РАН: десциенция, проФАНация науки (от ФАНО — федерального агентства, которое должно взять на себя функции Академии), наукопомрачение (Михаил Эпштейн). Вместо очарования от свободы в социальных сетях — констатация бессмысленности виртуальной активности — лайкбище (Елена Черникова). Массовый медиапотребитель превращается в жрителя (Иван Карасев); общение вырождается в то, что называется пусточатиться (Богдан Лукьянов). Единственное светлое определение — интеллигены (гены интеллигентности, Сергий Климань).

В конкурс в этом году была включена (по предложению Гасана Гусейнова) новая номинация «Трагикомическое в языке», посвященная памяти недавно скончавшегося философа Леонида Столовича (1929—2013), члена Экспертного совета «Слова года». Л.Н. Столович много занимался и трагическим, и комическим, и их разнообразными сочетаниями — и сам обладал прекрасным чувством юмора. Слова для этой номинации были взяты из всех других рубрик, а победителем тут также стало слово госдура, а также жаба на трубе, депутаты и депутаны, настоящие киприоты России.