Кочегар

Карьеру кочегара я начал с того что взорвал котёл водяного отопления в кочегарке бывших Гренадерских казарм у одноимённого моста.
Тогда в семидесятых годах прошлого века там располагалось общежитие №2  1-го Ленинградского Ордена Трудового Красного Знамени медицинского института им. Акад. И.П.Павлова. Это эзотерика для посвящённых.
Небезынтересные некоторые люди, как потом выяснилось, тогда там  живали. Койка рядом с моей была занята Славкой Цоем – Центр боевых искусств им. Вячеслава Цоя, слыхали может?
Отвлёкся в сторону. В цыганский табор я попал случайно…так же как и я в кочегары. Мне не дали разрешения на работу, давали его только отличникам, друг мой им и был поэтому оформили его.
По дружбе взаимовыручке или как её не назови в общем круговой поруке, очень тогда было распространено в народе. Так же как и стукачество в другой его половине.
День творения первый. Выхожу я на работу как и положено было к четырём паст меридиум. Сменщик сказал надо разжечь холодный котёл после плановой остановки.  Ну что за проблема для уроженца деревенского печку разжечь? Да никакой.  Разжег, закинул медведя – это угля побольше и пошел по делам.
После шести  прихожу к котлу и вижу что он как то странно себя ведёт и только тогда соображаю что не открыл заглушки. Счастье что я не полез их открывать. Именно в эту сторону котел и бабахнул.
Я бежать, а струя пара перекрыла коридор к выходу. Я бежать в обратную сторону. Там тупик с угольной ямой и метра два наверху сорок на пятьдесят сантиметров три виконца для сбрасывания снаружи угля.
В одно из них я не сказать бы вылез, вылезть там нельзя, птицей вылетел…Смотрели потом люди,  дивились…
Что руководит мною? И что толкает меня на тот  идущий  путь? Для этого пути мало толчков извне. Это не людское влияние, не советы и наставления, не пример чей то. Это какой то природный Огонь Заблуждений который дан некоторым людям, какая то глубокая внутренняя неустроенность мозга позволяющая гореть наяву ясным пламенем и, стоит расслабиться идёт сигнал неудовлетворённости и недовольства из которого один только путь – вперёд.
Из этого пути нет выхода, в сторону уйти нельзя. Один раз ступив на него ты будешь идти вечно и где ему конец тебе самому неизвестно. Даже когда помаячит по обочине костлявая с косой, ты подумаешь что это не для меня и пройдёшь мимо вне страха.
Рано или поздно огонь тухнет и человек живёт по инерции и двигается как молекула в общем хаосе движений. Человек этот остаётся нужным и полезным  обществу.
Нон никогда уже не принесёт жертву Огню Заблуждений который бывает требователен как Господь к Аврааму когда он желал его сына. И не отбросит условности. И не будет искать выхода из обстоятельств и сдастся на их волю. Его может задеть судьба истинно несчастных или или даже просто кажущихся.

И человек сознавая или не сознавая приносит себя в жертву сам не видя пути простого и ясного не взваливать на себя бремя непосильное ибо невозможно взять на себя всю скорбь мировую…
Как часто этот пожар захватывает весь мозг, из прирученного и полезного становится диким и необузданным пожирая всё и вся человека и это уже сама болезнь.
И всё что успевает сделать человек он делает до тех пор пока горит в нём Огонь Заблуждений…
История с котлом закончилась после большой разборки анекдотически. Отличника уволили без никаких последствий а меня приняли на его место и перевели в кочегарку на Льва Толстого которая грела тогда клинику на Рентгена.
…Часов в пять дня снаружи слышатся голоса. Дверь, закрытая на железный лом сначала дёргается совсем тихонько а потом сразу же начинает содрогаться норовя того и гляди сорваться с хилых петель. Опрометью бегу открывать и пока я вожусь с ломом из-за двери слышится устрашающий баритон Харьковского: Что, Волк Драный, обложился? От нас не уйдёшь, от кодлы не спрячешься!
Наконец то я справляюсь с ломом и они появляются – первые ласточки. Харьковский даже не входит, он является  прямо как цыганский бог Дэвэл. На нём коричневое видавшее времена получше пальтецо, какие то брючата –дудочки и старые порядком разбитые но по-солдатски до блеска начищенные ботинки-корочки. Но главный предмет туалета у Харьковского не всё это живописное добро. Это шляпа. На фоне аскетического и изнуренного лица со скорбными глазами ветхозаветного пророка она где только не побывавшая и повидавшая тем не менее смотрится  не побоюсь этого здесь слова необычайно кокетливо.
У Харьковского - на минуточку, туберкулёз лёгких и торакопластика справа на десяток рёбер, тоже эзотерика для посвящённых.
Походке Харьковского мог бы и дипломат позавидовать. Он держится необыкновенно прямо с достоинством лорда английского и с какими то остатками высокородного презрения на лице. Этой харизмой он напоминает ободранного но благородных кровей кота который когда то видал лучшие виды и отказывался пить вчерашнее молоко. Сейчас он выброшен на улицу и пришел на помойку. Поесть. Но планку снижать отказывается. Так и кажется что дрыгнет лапкой и спросит куда, мол, я попал?
И точно. Харьковский стремительным шагом доходит до середины кочегарки останавливается оборачиваясь во все стороны и  пуча озирающие глаза. Всё лицо его изображает глубочайшее изумление, весь он выгибается, голову втягиает в плечи, руки ладонями в стороны.
Он весь являет  изображение крайнего удивления и ужаса. Затем его ноги начинают медленно дёргаться всё быстрее и быстрее. И. хотя  он стоит спиной к двери, полное впечатление что он улепётывает  со всех ног. Завершающим жестом он придерживает шляпу чтобы она не улетела.
Комедия заканчивается так же внезапно как она и началась. Когда он ко мне подходит тя, уже успевший сесть, встаю невольно. Харьковский это категория Спившийся Интеллигент, в то время студентами уважаемая необычайно за разговоры.
Мы церемонно здороваемся. Харьковский как всегда в благодушном  настроении и сыплет шуточками:
-Так говоришь, немецкий язык изучал в Ереване?..
-Дело было перед паской после выпивки с колбаской взял мочалку взял я веник сто рублей совецких денег…
- Как дела, Вовочка? Как твой кореш поживает, как его? Слышь, Валентин, обращается к спутнику, ну, этот длинный, помнишь про Кавказ рассказывал? Ну, мастак говорить!
Вовочка, голос  Харьковского становится вкрадчивым, добавляй до бутылки, у меня рваный уже есть. Он достаёт этот рубль и он действительно рваный. Харьковский нежно берёт его за уголок и начинает поглаживать как бы баюкая.
Нету денег, почти кричу я.
Вовочка, что за дела? За 15 минут я уговаривал быка. Неужели я тебя не уговорю?
Не надоел тебе, читатель, мой Николай Харьковский? Сделай паузу, скушай твикс!
Может, лучше о женщинах?
Она здесь…это истинное дитя большого города, его утончённое произведение. Этика и эстетика наука и искусство воспитанность и светскость всего в ней есть. Женщина эта нигде не заканчивается она замкнута на саму себя и поэтому бесконечна.
Колоссальное количество нужных и ненужных сдерживающих начал соединённых в единый монолитный леденящий монумент стоящий на пути выхода наружу проявлений человечности.
Но и то, что выплескивается за край  терпения когда пары кипящих эмоций поднимают крышку чаши её личности, вызывает удивление.
Вот если бы открыть ненужные заслонки…
Но не растопить ледяной монумент, не открыть все заглушки – рук не хватит.
Коктейлем Молотова не поджечь – лишь  расплавится кусочек монумента и хлынет холодная отрезвляющая вода на воспылавшую душу и погаснет вдруг затеплившееся пламя.
Спутник Харьковского, наш с ним начальник котельной Валентин Иванович, с грустной улыбкой доброго старика смотрит на него и по всему видно, что если бы не старость и болезни и он бы  что-нибудь такое же выкинул. Затем, с натугой вспоминая о своих обязанностях, он берёт вахтенный журнал, садится в кресло и устало спрашивает: Сколько у тебя там? 58? Долго устраивает химический карандаш в искалеченных пальцах и пишет со скрипом какие то каракули.
Вот стали понемногу собираться гости….постепенно образуется и вся кочегарская компания.
Пришел мой сменщик дядя Федя, он час назад ушел домой…
Уже побритый, чистый , по-старомодному но добротно одетый. Лицо у него всегда злое но зла он не держит.
Из сумки немалой величины он достаёт какие то новые объедки и выкладывает их в кучу старых.
Дядя Федя большой любитель и меценат братьев наших меньших – при кочегарке тусят постоянно две-три кошки и собак несколько.
С его приходом компания заметно оживляется – у дяди Феди всегда есть денежки. Он днём собирает вокруг кочегарки бутылки ибо минипарк вокруг идеальное и излюбленное народное место для выгула собак и распития спиртных напитков в масштабе всего микрорайона .
К рублю добавляется ещё один и энное количество мелочи. Иногда Харьковский сгребает монетки в кулак и поднеся к уху ими трясёт.
Появляется дядя Женя, старший кочегар, самый старый но самый хитрый. Я не встречал другой такой синекуры – человек получает зарплату и ничего не делает. Понимая это, пенсионер дядя Женя держится осторожно и создавая видимость полезности регулярно раз неделю нас пацанву ловит на грешках и отчитывает. С начальником Валентином Ивановичем держится подобострастно и бросается по первому жесту. Сталинская ещё школа однако.
Кучка в шляпе увеличивается ещё на рубль или полтора. Есть игра!
Наконец появляется столяр Николай,  маленький кривоногий квадратного и громоздкого вида мужик с красно сизым носом на лице и и глубоко расположенными в нём же кабаньими глазками опоясанный вокруг чресел фартуком. Да и весь он типа кабана и есть.
Прибывает ещё и незнакомая мне пара вежливых мужчин молодости не первой.
Вся кодла тихо сидит в самых живописных позах. Наконец Харьковский деловито выгребает деньги из шляпы в карман и под неторопливую беседу честной компании удаляется. Почему то посол не появляется дольше известного времени. Атмосфера сгущается, все смотрят на дверь. Ждут гонца как ангела-спасителя, как мессию.
Заметно потолстевши,Харьковский наконец то возвращается. Жестами фокусника он извлекает бутылки а компания пуская слюньки следит за его руками. Что то бормоча под нос дядя Федя приносит стаканы. Ровно по числу участников.
Сдвинув стакаканы и едва коснувшись пробки как её нет,
движением пианиста берущего сложный аккорд или мастерицы-хлебницы когда она извлекает из квашни тягучую массу теста, Харьковский опрокидывает бутылку горлышком вертикально вниз  в один из стаканов. Вновь прибывшие видимо видят этот цирк впервые ибо лица их страдают- прольёт ведь не дай бог.
Виртуоз мерно поднимает и опускает сосуды в стаканы последующие. Слышно только бульканье и вот в каждом стакане плещется драгоценная влага. Измерять бесполезно – точность разлива в пределах четырёх-пяти граммов на заданное количество частей. Судорожно ломается кусочек хлеба и режется сморщенная луковица.
Малиновый звон стаканов и все пьют.
Как вам? И тогда от этой жизни я придумал себе новую. В ней я был бездельником-рантье. У меня тогда было две жизни. Одна вот эта, за чертой выше. Реальная. А другая та что я придумывал себе в мечтах и вычитывал в книгах. Нет ни той ни другой сейчас. И спроси меня которая была настоящей, не отвечу.
Там же я придумал себе и девушку  моей мечты. Нет, она была реальной и конкретной. У неё было имя и фамилия. И она тоже была студентка. Но то какой она была в моей голове такой её не было. Таких вообще на свете то нет и не было.
Я не писал тогда много стихов. Мне тогда в семьдесят четвёртом было двадцать с небольшим лет и писал тогда рассказы с такими вот примерно названиями как этот:
Симфония соль-диез-минор постепенно приобретающая мажорное звучание. Как назовёшь корабль так он и поплывёт. Хотите кусочек? Только не очень большой, ладно?А то затошнит.
…меня познакомили с семьёй. Мы вышли  её дома и сели в мою машину / от автора: до первой моей машины пятерки жигулей за штуку баксов было ещё 25 лет жизни…ха-ха/ то она мне сказала что до того у меня дома хорошо так аж противно и попросила сигарету.
Я не спешил отъезжать. Да и куда мне было спешить в этот вечер когда впереди целая субботняя ночь? У меня на удивление тихий район. Весь транспорт где то вдали.
Не хочу посуду мыть, сказала она, давай заедем куда- нибудь вечером .
В Баку? Спросил я полуутвердительно. Я вообще люблю полутона. Ну что это такое когда во фразе содержится только то что слова и значат?!
Гораздо ведь интереснее когда получаешь целый букет слов интонаций модуляций полный пространных намёков двух-трёх-четырёх-осмысленностей из которых как из кроссворда извлекаешь мысль затейливую в шелка красоты одетую нежную и зыбкую как мираж того и гляди уплывёт а не голую правду-матку
И, раскодируя в секунду и расшифруя на ходу в ответ составить что то не менее достойное в чём сквозит и древняя японская мудрость преподнесённая с китайской вежливостью  восточным изяществом и европейкой непринуждённостью тона.
На меня посмотрели вопрошающе ибо никогда не знали что я скажу и сделаю в следующий момент.
Девушкам не нужно самостоятельности, им хватает самодостаточности сцепленной с полом.
Со стороны мужской предполагается знание одной истины в общении с девушкой: если ей станет скучно ты пропал.
Развлекать мне не сложно, ибо нужные беседы занимают малую часть мозга. Отключаешь голову включаешь язык. Я легко извлекаю из кучи различного хлама в моей голове который я специально держу для подобных случаев и целые диспуты и море анекдотов…
Пожалуй, достаточно для понятия?
Куда куда вы удалились весны моей златые дни…
Всяк по своему с ума сходит:
Харьковский гусарит – опрокидывает стакан с жидкостью в рот, слышится звук  глотка  хлюп и она уже где то внутри. Пару секунд он смотрит в пространство затем успевший остекленеть взор проясняется.
Валентин Иванович пьёт медленно, со вкусом, мелкими глоточками, смакуя. Искалеченная рука дёргается, стакан стучит об зубы.
Дядя Федя пьёт перекрестясь и отвернувшись, по-прежнему что то бормоча.
Столяр Николай пьёт равнодушно и деловито и на его лице не отражается ничего.
Дядя женя глотает водку игриво как молодой.
Гости пьют спокойно и с уважением к ситуации.
Время идёт. Бутылки пустеют. Разговор оживляется.
Тихо! Ша! Кричит Харьковский голосом ставшим от напитка гуще и осанистее.
Бросается на середину фалды развеваются и, закручиваясь штопором
Останавливается. Одна рука за спину, другая в жесте, лицо трибуна.
Ни разу не сбившись идёт сначала За далью даль, потом Тёркин на том свете.
Напряжен как струна, голос гремит, пот на лбу.
Ещё по стакану. Голоса притихают. Но дядя Федя вскакивает голосит частушку
И двое гостей пляшут с гиканьем и уханьем так сказать акапелло если не считать отбивания такта зрителями в ладоши.
Все красные как варёные раки и двигаются по неустойчивым орбитам.
Палата № 6. Дым коромыслом.
Всё кончается за полночь. Все к тому времени дежурно трезвеют и, тихо и незаметно, по-английски не прощаясь, по одному, расходятся в ночь.
Дядя Федя снимает телефонную трубку. Клава, Клавочка, это жена, жди меня, сейчас приду.
Пьяного не пускаешь?
Ну ты стерва!
Дядя Федя идёт спать на шесток за водогрейный котёл лишая меня тёплого места.Уходят последними Валентин Иванович и почтительно поддерживающий его Харьковский.
Наступает ночная тишина.
Если не считать гудения обратника.

Зазеркалье. Страна Советов была зазеркальем. Писать на самом деле было легко -смотри пиши. Довлатов и иже с ними. Что как не записки натуралиста? Я правда опоздал с публикациями. Раньше надо было. Есть и ещё пример. На грани с литературно- научным анекдотом. Жил в коммунальной квартире на пятом этаже в Доме Эмира Бухарского на Кировском у Карповки мальчик Илюша, сын нашей подруги Жени которая жила там же.. И было у него хобби с малых лет с десяти. Он описывал свою квартиру подробно тщательно и языком научно-суконным выходил на коммунальную кухню и читал.Все падали со смеху. А мальчик смотрел серьёзно и говорил мол смейтесь смейтесь, вы обо мне ещё услышите! когда он возрос это оказался ещё неизвестный раздел антропологии современности. Илья Утехин сейчас известнейший социолог профессор кафедры социологии а его бестселер ,,Очерки коммунального быта" не устают переиздавать и не залёживается   http://www.twirpx.com/file/1189519/

Сколько людей в мире и во все времена оставалось и остаётся за порогами того познания которое позволяет развить ту тонкость чувств  чтобы в массе производимого цивилизацией продукта выбирать разумное доброе и вечное. Они даже и не подозревают как многогранны дары мозга и рук человеческих; какую бурю чувств они способны возбуждать в душе человеческой и освещая её десятками новых цветов и оттенков.
Лишь привитое или само-выработанное чувство прекрасного может позволить уйти от суеты земного и вновь вернуться к ней но уже наполненным силами небесными
Лишь познание позволяет насладиться обществом себе подобных где жизнь без оных тлен и пустота.
Ленинград, 1976