Горизонт

               

               
"Бесов не  Бог создает.
               
Это человеки по грехам своим               
               
бесов рождают, а потом сами               
               
же их закрестить тщатся"
               

Аркадий Стругатский
«Дьявол среди  людей»

                "               
               
                               

Глава 1

     Светило уже цепляло за верхушки осенних тополей, берёз и опадающих клёнов. День угасал.
     На небольшом диване, задумчиво, держа в руке вытянутый неизвестным мастером стакан тонкого стекла, со слегка разбавленным тоником джином, сидел гражданин средних лет.
     В свои тридцать шесть адвокат Андрей Сергеевич Котов  обладал развитым торсом, уверенностью и даже некоторую значимость, которая, впрочем, обеспечивалась большим кругом  знакомств, связей и поклонниц.
    Звон разбитого стекла, с камнем, завёрнутую в красную ленту...   
 Не представившись, вошедший  легким движением руки откинул полу своего  добротного плаща с ярко оранжевой подкладкой и, положил на стол кожаную папку, а так же небольшой сверток. Произнеся глуховато-скрипучим голосом «Здесь все, что нужно и аванс», неизвестный стремительно исчез. Исчез камень. Стёкла приняли нормальный вид...
   Неприятно  поразила бесцеремонность незнакомца, а особенно его цепкий пронзительный взгляд. Стёкла! Как?
 Оправившись от лёгкого шока, адвокат  закурил. Через пару минут, следуя своему кредо "Странных клиентов не бывает",  Котов погасил сигарету.
   Рабочий день подходил к концу. Сверток он положил  в сейф, а папка… Он хотел, было, положить её в стол, но, дотронувшись до нее, отдернул руку. Папка была не просто теплой. Она была очень теплой, почти горячей. Отдернув руку, Котов,с изумлением, наблюдал, как папка, плавно меняя свой голубой цвет на ярко оранжевый, приняла нормальную температуру. Андрей Сергеевич в растерянности вновь закурил и непроизвольно подул на пальцы.
- Что за черт, - вслух произнес он и решил открыть это загадочное произведение делопроизводства. Однако тут же передумал и заглянул в сейф, ожидая какой-нибудь гадости и от «аванса». Сверток лежал на месте. Котов осторожно положил его на стол и развернул. Бумага свертка представляла собой какой-то полупрозрачный материал, напоминающий кальку. Обычные доллары, но сумма была солидной. Это утешило, несколько успокоило, но, в то же время, озадачило. Вернув сверток в сейф, Котов решил ознакомиться и с содержимым папки. 
  Первый лист озадачил его весьма странным обращением и содержанием:

                «Милостивый государь, Андрей Сергеевич!
            Как известному адвокату, дозвольте поверить Вам дело весьма щепетильное. Некая потерпевшая сторона,  несмотря на то, что она, в общем-то, таковой, по сути, и не является, нуждается в признании причиненного ей морального ущерба, который не может быть оценен. Сам  истец, по настоящему делу, не является объектом материальным. Возможно, сия просьба покажется Вам необычной, но предстоящий процесс обещает не только интереснейшую работу Вашей юридической мысли, но работу хорошо оплачиваемую, что, согласитесь, в жизни, Вашей жизни, немаловажно. А Вашей жизни, поверьте, осталось не так уж и много…. Дату сообщу.»

    Адвоката удивило не только содержание письма, но и  подпись, стоявшая под ним. Размашистая, угловатая, напоминающая языки пламени причудливого костра. И слово «дата». Это что за дата?
   Необычность, аккуратность, слог и само содержание письма не навевали мысли о какой-то ошибке. Где суммы? Сроки, наконец?  Кто? Что? Куда? Зачем? «Как известному адвокату…»
От этого стало жутковато.
    Следующий лист  был титульным  листом контракта, на котором стояла та же «пламенная» подпись и место для подписи Котова. Время  было уже указано – тринадцать часов  завтрашнего дня.
- Настоящая чертовщина, - подумал адвокат, но дальше листать не стал. Захлопнув папку и бросив ее в ящик стола, Котов  направился к своему бару.
    Сидя на диване и размышляя над загадочным посетителем, Котов почему-то вспомнил теперь уже покойного Семена Моисеевича Гольба.
    Они познакомились лет десять назад. Тогда еще молодой адвокат Андрей Котов, выйдя из здания суда, направлялся в расположенную неподалеку «Коллегию». Настроение   Андрея было крылатое. Только что он выиграл процесс по одному громкому делу о хищениях в особо крупных размерах на городской базе Центросоюза, доказав суду и   городскому прокурору, что буква закона даже очевидное может сделать невероятным. Его заключительная речь была настолько блестяща и убедительна, что оба народных заседателя просто были озадачены самим обвинением.    "Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой", - почему-то вспомнились холостому Котову  прекрасные  пушкинские  строки. В Коллегию  адвокатов  он  не  шел – летел!
    На  следующий  день  Котова  ожидал   сюрприз. Возле здания, где располагалась Коллегия, его кто-то окликнул. Из черной "Волги", стоявшей неподалеку, вышел худощавый представительный мужчина.               
- Семен Моисеевич Гольб, - представился он, протягивая руку.                - Слушаю Вас, - произнес Андрей. Лицо Гольба показалось ему знакомым. 
- Андрей Сергеевич! Я, простите, присутствовал  вчера на  заседании горсуда. Поздравляю! Мы очень верили в Вас! Вы – настоящий адвокат! Я надеюсь, что при случае, не дай Бог, конечно, и я и мои товарищи всегда найдут у Вас достойную защиту, - залился красноречием Гольб.
- Ну что Вы, Семен Моисеевич! Я лишь исполняю свой долг, хотя бы и по отношению к таким талантливым мошенникам. - Андрей прямо посмотрел в глаза лукавого еврея.               
    Гольб не стал отводить глаза, но с чувством произнес:                - А ведь Вы опасны! Хорошие адвокаты рождают талантливых  сыщиков и прокуроров!
     Андрей отпарировал сразу:                - Никакой талантливый прокурор не сможет заткнуть вечно тонущий корабль Российского законодательства. К тому же, законы у нас принимает некий "симбиоз" воров и политиков. И пока он шуршит своими озабоченными извилинами, успех моей профессии обеспечен надолго. Во всяком случае, на мой век хватит.               
    Оба засмеялись. И тут Гольб взял адвоката под руку и доверительно произнёс: 
- Все-таки Вы молодец. Гонорар, который Вы получите в Коллегии, не может по достоинству соответствовать Вашему таланту. Поэтому мы решили добавить к нему некоторую премию. После вчерашнего триумфа, Вам, видимо, сложно будет работать в адвокатском коллективе. Зависть, интриги… Открывайте свою контору. Сейчас это не возбраняется. А мы Вас поддержим. И финансами и помещением. Только не волнуйтесь. Ни о какой зависимости речи не идет - полная самостоятельность. Ну, конечно, при случае, Вы же не откажитесь от нас как от клиентов? Каждое дело – это розница. Здесь опт не только не уместен, но и не нужен. Это мы хорошо понимаем. Вот моя визитка. Созвонимся завтра.               
    Они попрощались. По неоднократно произнесенному «мы», Котов понял, что Гольб имеет самое непосредственное отношение к только что оправданной судом компании. Он, конечно, догадывался, что решающую роль в этом деле сыграло не только его выступление как адвоката. Однако, отказываться от предложения Гольба не стал. И уже через месяц Котов имел не отдельный стол в помещении коллегии, а свой офис в трехкомнатной квартире на первом этаже жилого дома «сталинской постройки», с зарешеченными окнами и высокими потолками.               
     С Гольбом и его «товарищами» Котову потом приходилось работать сравнительно часто. Ловкий делец и беспардонный циник, Гольб прибрал к рукам почти половину угасающей промышленности города. Его люди заседали в горсовете и работали в администрации…
     Гольба хоронили в закрытом гробу. Выстрел из гранатомета не оставил хитрому еврею никаких шансов, салютуя приходу московского «бизнеса».
     Трагическая гибель Семена Моисеевича тронула сердце Котова так же, как обычная криминальная хроника, но на похоронах он присутствовал. Ему было мучительно больно и стыдно за бессовестный грабёж своей страны постсоветской бюрократией, со всем своим  непотопляемым выводком, что неожиданно впилась своими тигриными когтями  во все ветви власти. Аукцион был открыт! Цены снижены! Но на торги пускали не всех. Криминальная приватизация  госпредприятий набирала непредсказуемые обороты.  Законы, что были, не работали, а других просто не было. В разрушенном правовом пространстве творился бандитский и правовой беспредел. Но адвокатской работы хватало. Котов, конечно, понимал, что как на юридическом, так и на любом другом игровом поле, сначала задаются правила игры, а потом уже начинается собственно действо. Но, государство инициировало действо той же приватизации без соответствующей законодательной базы… 
     Из дебрей криминальных переделов собственности Котову  все-таки удалось вылезти не просто  живым,  но и с достаточно  неплохим  капиталом. Пройдя по лезвию бритвы «приватизации», сторонясь и врагов и друзей, он решил сосредоточиться  на уголовном праве, защищая личности новых хозяев этой беспутной жизни. Криминал сопровождал экономику. Это, с одной стороны, была данность, а с другой - немалый доход. Его клиенты часто не «дружили» не только, пусть с ещё не совершенным, но Законом, но и между собой. Котов старался ладить со всеми. Свою безопасность он старался обеспечить, находясь, по его же выражению, "на нейтральной полосе завоеванного авторитета". Это ему удавалось, хотя иногда его жизнь подвергалась нешуточной опасности. Но…               

Глава 2
    Задумчивость  Андрея Сергеевича прервал легкий стук. В дверь кабинета просунулась хорошенькая головка помощника адвоката Таськи. Её губки, чуть припухшие, сиреневые от помады, расплылись в улыбке.               
- Дозвольте войти? – спросил никогда неунывающий помощник и, не дождавшись ответа, грациозно сделал через небольшой порожек два легких шага.               
- Осмелюсь доложить Вам, милостивый государь, о завершении на сегодня всех порученных мне дел, а также о полном отсутствии других дел, требующих моего очаровательного присутствия на рабочем месте завтра. И, посему, не будет ли так любезен мой чудесный шеф предоставить своей верной работнице выходной день? – поглядывая своими преданными до гроба большими зелеными глазами, выпалила как заготовленную речь Таська. - Одновременно сообщаю Вам об окончании рабочего дня, с чем и поздравляю. И, поскольку официальное общение завершено, не предложите ли Вы и даме рюмочку? Для храбрости! – игриво завершила Таська свой монолог, поглядывая на стакан в руке адвоката.
     Слова «милостивый государь» неприятно поразили слух Котова и, несмотря на игривое настроение Таськи, он строго спросил:                - Ты видела последнего посетителя?
    Таська смущенно потупилась. Ей стало несколько неловко от своего витиеватого обращения. Судя по выражению лица Котова, он не был расположен шутить.                - В последние два часа никого не было. Правда я отлучалась, недавно, совсем ненадолго, в наши два нуля…  Нет, я никого не видела.                - Странно…  Всё странно… - рассеянно произнес «чудесный шеф» и, отпив небольшой глоток, произнес:
- Налей себе сама, что хочешь, только помолчи.
    Таська, чувствуя озабоченное настроение Андрея Сергеевича, не знала, как ей быть дальше – посидеть или уйти. Подумав, она решила, что в любую трудную для шефа минуту лучше быть рядом. Она прошла к бару и, плеснув себе в стакан «Мартини», который очень любила, устроилась рядом с Котовым на диване.               
    Таська, симпатичная  шатенка двадцати шести лет, по паспорту Анастасия Владимировна Шарова, в адвокатской конторе Котова работала года два. Их официальные отношения довольно быстро, в течение каких-нибудь пары месяцев, трансформировались в отношения  доверительные, иронично-дружеские, что хорошо было заметно при их неформальном общении. Работа в конторе ей нравилась. Своего помощника Котов ценил за острый ум, внимательность, работоспособность и честность. Он не знал, по каким «семейным обстоятельствам» Таська не окончила институт, но не раз говорил ей о необходимости завершить образование и даже обещал свою поддержку.
     А между тем, «семейными обстоятельствами» явился тривиальный любовный роман, который четыре года назад Таська, будучи студенткой юридического факультета, закрутила с молодым женатым преподавателем. Этот роман закончился таким ураганом, который смел ее любовника не только из семьи, но и из ВУЗа. За Таськой закрепилась нехорошая репутация, усиленно подогреваемая её неудачливыми факультетскими ухажерами, и она, не закончив четвертого курса, бросила учебу. Вскоре она «сделала ручкой» и предмету своей любви. Через некоторое время,  уже с улыбкой, она вспоминала свое неудачное увлечение, стоившее ей диплома и, как и многие в ее возрасте, мечтала выгодно выскочить замуж за состоятельного претендента. А пока Таська не особо сильно отказывала себе в  поклонниках, теша свою женскую природу и разбавляя  ими своё незамужнее время. Но, к телу допускала не часто. 
     Иногда она подумывала о Котове как о своей женской перспективе. Андрей Сергеевич был ей глубоко симпатичен, но самой вешаться на шею она не могла, – это было не в ее характере. Она жила в своем подчиненно-дружелюбном положении, отгоняя от себя глупые мысли, которые, конечно же, неоднократно посещали ее  необузданную увлекающуюся натуру. Вот если бы он сам проявил бы к ней мужской интерес… Она не раз ловила на себе его какие-то по особому теплые взгляды…  И все же, не признаваясь самой себе, Таська ждала. Ждала какого-то случая. Но случай не спешил. Кроме того, она краем уха слышала о некоторых любовных похождениях Котова, но в подробности не вдавалась. Сплетничать Таська не любила, так как помнила свою несчастную студенческую любовь со всем ее словесным окружением. Близких подруг у нее не было, а масса знакомых не располагала к откровениям….
     Выдержав, как ей показалось, достаточную паузу, и, сделав пару глотков "Мартини", Таська участливо спросила:
- Какие-нибудь неприятности?
     Котов ответил не сразу. Подумав, он все же решил с ней поделиться своими невеселыми мыслями:                - Понимаешь, я сегодня получил весьма странное предложение. Не могу его связно изложить, чертовщина какая-то. И документы…
     Он не успел договорить. Телефонный звонок раздался неожиданно громко, невольно заставив вздрогнуть обоих. Адвокат взял трубку.                - Не надо много говорить, Андрей Сергеевич, - в трубке звучал глуховато-скрипучий голос, - Наши отношения сугубо конфиденциальны. Ну, не буду вам больше мешать. Хорошо отдохните. Завтра важный день. – В трубке зазвучал длинный гудок, будто ее только что сняли.
     Адвокат подошел к бару, налил себе полстакана джина и залпом выпил. Таська, как-то сжавшись,  наблюдала за ним во всю ширь своих бездонных зеленых  глаз. Минут пять, молча, походив взад-вперед по кабинету, Котов неожиданно резко подошел к ней и, взяв ее за плечи, посмотрел прямо в глаза:
- Я вызову такси. Поедем ко мне, - неожиданно для нее, да и для себя, сказал Котов. Его взгляд был и растерянный и решительный одновременно. Таська тихо кивнула. Она не понимала, с чем связано озабоченное состояние Андрея Сергеевича, но почувствовала, что она, именно она, Таська, нужна, очень нужна сейчас этому умному преуспевающему и симпатичному ей человеку. 
               
     Своей машины у Котова не было. Он не любил обременять себя лишними заботами, неизбежно связанными с автомобилем. Имея достаточно солидный доход, он предпочитал такси. Вопросы престижа его не волновали, хотя он вполне мог себе позволить и солидную иномарку, и даже шофера. Но шоферов Котов не любил. Вороватость их характера, как, пожалуй,  ни в какой другой профессии, не проявлялось столь  однообразно. Передвигаясь на такси, он старался не вступать с водителем в разговоры, деньги платил сразу, не торгуясь по мелочам, и дорогой всегда был занят своими мыслями. И все же главная его неприязнь к «капитанам уличных судов» была скорее связана с одним пикантным делом пятилетней давности.
     В тот ноябрьский день Котов встречался "по приглашению" в ресторане с одним из своих клиентов.  Клиентом был депутат областного Совета. Почему-то решив, что встреча в офисе Котова была бы для него неуместной, он пригласил адвоката поужинать вдвоем в ресторане "Черный лебедь". Забавность момента заключалась в том, что о похождениях депутата "по женскому полу" несколько раз писала местная бульварная пресса, и Сергей Степанович, так звали этого депутата, сторонился какой-либо публичности вне стен Городской думы. Когда ватага журналистов шумно ввалилась в зал, поздравляя кого-то из своих коллег с Днем рождения,  Котов, не без ехидства, глядя на совершенно бестолковые глаза Сергея Степановича, произнёс: "Может ещё по рюмочке?" и широко улыбнулся в направленную на них видеокамеру. Через некоторое время, простившись с незадачливым депутатом, Котов сел в предварительно вызванное такси. Настроение было прекрасное благодаря неожиданно возникшему анекдоту, и он, вопреки своим правилам,   разговорился с шофером. Узнав, что пассажир является адвокатом, тот поинтересовался, не сможет ли он взять на себя защиту его родственницы, недавно арестованной по каким-то надуманным обвинениям. Соответствующее заявление в коллегию адвокатов якобы уже подано, но конкретного защитника еще не назначили. Котов до конца недели был почти свободен, и, записав фамилию арестованной, пообещал все узнать.
    Дело, которое он запросил уже на следующий день, его заинтересовало своей необычностью. Некая гражданка, судя по фотографии, молодая и очень красивая, обвинялась в причастности к четырем суицидам известных состоятельных людей города, произошедшим за последние два года. С тремя из покойников Котов был даже немного знаком. Четвертого знал понаслышке. По материалам дела, Инесс Наумовна Чернявская, так звали обвиняемую, используя свою красоту и обладая необычайным гипнотическим даром, знакомилась с состоятельными мужчинами с целью  личного обогащения. Косвенными доказательствами следствия являлось весьма приличное материальное положение Инесс, не работавшей ни дня и не имевшей состоятельных родственников. Инесс занимала  достаточно  большую  квартиру, которая находилась в престижном доме в центре города и была приобретена для неё одним  из  четырех поклонников-покойников. «Потерпевшие» вдовы прилагали неистовые усилия, чтобы надолго упечь Инесс за колючую проволоку.
   Обыск, произведенный в ее квартире, выявил некоторое количество дорогих ювелирных украшений, а так же валюты. В свидетельских показаниях о близких отношениях самоубийц с Инесс не было недостатка, как и в свидетельствах о происхождении предметов роскоши – это были подарки. Громом среди ясного неба оказались результаты медицинского осмотра Инесс. Она была… девицей. Следствие сидело в глухом тупике, и Котову,  как  адвокату, не составило большого труда освободить очаровательную подзащитную под подписку о не выезде с возвратом всего конфискованного. Но каждый раз, встречаясь с ней, он чувствовал себя неуютно. Он избегал смотреть ей в глаза, внутри все пылало, и требовалась недюжинная сдержанность, чтобы не поддаться ее действительно бесовским чарам, ведя разговор исключительно в деловой плоскости.   
- Да, - говорила она адвокату, слегка покачивая своей стройной ножкой от слегка колыхающегося бедра,  - они покончили с собой видимо из-за меня. Слабаки! А как пыжились! Готовы были на все ради меня! Не интересно. Вы думаете, я злая? Нет. Я не злая. И не добрая. Я – другое.  И, нагнувшись к лицу адвоката, она произнесла, как прошипела - Я – искушение! – и, резко отпрянув назад, засмеялась несравненно искренним глубоко грудным и звонким, как кем-то заговоренными колокольчиками, смехом. – А искушение не судят! Правда, адвокат?..
     Иногда она надолго замолкала, закрывала глаза, и цвет лица ее менялся, становясь матово-бледным. Будто замирало в ней что-то. Тогда Котов мог по-настоящему любоваться необъяснимой    красотой этой загадочной женщины.
     Как и предполагал Андрей Сергеевич, дело Инесс так и не дошло до суда. Их последняя встреча состоялась в ее квартире, куда он привез постановление о прекращении в отношении нее уголовного дела. Она встретила его спокойно и, взяв протянутую адвокатом бумагу, пригласила  в просторную кухню. Они пили кофе, приготовленный Инесс в закопченной серебряной турке…
Вдруг, Котов неожиданно произнес:               
- Если можно, то два вопроса.                - Можно, - чуть улыбнувшись, согласилась Инесс.
    Андрею Сергеевичу было неудобно озвучивать предмет своего любопытства, и он протянул ей копию заключения медосмотра. Она бегло взглянула на лист и расхохоталась.
- Прокомментировать? Я знала, что Вы все равно спросите об этом. Так вот. То, что Вы имели в виду, для меня никогда не имело, да и не имеет никакого значения. Может быть, когда-нибудь Вы это поймете. А чтобы Вы мне не задавали свой второй вопрос…    Мы увидимся. Не очень скоро, но увидимся. Мне почему-то так кажется. Хорошо бывает только раз. Дальше так не воспринимается. Запомните это. Однако прощайте!
    Она резко встала со стула и также резко отвернулась к окну.
-  Простите, но пять минут я должна побыть одна. Выйдите в другую комнату, закройте дверь и подождите.
   Через некоторое время, провожая адвоката, она протянула ему золотую печатку с красноватой молнией: 
- Спасибо Вам, Андрей Сергеевич. Андрей... Возмите это на память в знак моей благодарности, - Инесс улыбнулась своей необыкновенной улыбкой.               
    Отказываться было неудобно, да и не хотелось. Он примерил печатку на безымянный палец левой руки. Это был его размер.                - Ну, теперь окольцевать меня будет практически невозможно.
- И теоретически тоже, - улыбнувшись добавила Инесс. – Вас, адвокат, ждёт большая любовь. И большие иллюзии. Обо мне Вы ещё вспомните. И не раз.
- Спасибо. Забыть Вас я уже точно никогда не смогу – Котов учтиво наклонил голову, и вдруг неожиданно для самого себя спросил. – А тот водитель, что просил меня заняться Вашим делом, кем Вам приходится?                - Никем. Его попросили, чтобы он обратился к Вам.                - Кто?                - Это неважно. В этом мире все предопределено, так что не надо тратить свои эмоции на удивления. Однако прощайте, Андрей Сергеевич, и спасибо за все. – Она слегка дотронулась до его руки.                - Прощайте, - с неожиданным легким поклоном произнес адвокат.   
    Осталась печатка на его безымянном пальце левой руки. И ещё остались воспоминания о необъяснимо-манящей красоте, с которой он невольно сравнивал всех других женщин, встречавшихся в его жизни, не в их пользу.
      Но с тех пор Андрей Сергеевич совсем невзлюбил шоферов.
Глава 3
    Когда Котов с помощником вышли из офиса, машина уже стояла во дворе. Они устроились на заднем сидении.
- Домой, Андрей Сергеевич? – спросил водитель, не раз подвозивший адвоката.            
- Домой, - устало произнес он и, откинувшись на сидение, предался своим сумбурным мыслям.               

    Вскоре машина остановилась у подъезда четырехэтажного дома. Таська тихонько потрепала Котова за руку.                - Мы, кажется, приехали, ше-еф, - певуче прощебетала она.                - Да-да, приехали, - отозвался Андрей Сергеевич, расплатился и вышел из машины.  Она ещё не поняла, стоит ли ей вообще выкатываться?         Таське он подал руку в последний момент, и она, чувствуя озабоченность Котова, не стала капризничать по пустяку.         
    По ступенькам они поднялись на второй этаж. На широкой лестничной площадке Таська увидела расположенные напротив друг друга две входные двери. Андрей Сергеевич направился к той, что справа. Они вошли в небольшую прихожую со встроенным стенным шкафом. Прихожая плавно заканчивалась довольно просторным холлом.
    Таська знала, что Котов приобрел квартиру  около года назад, так как сама готовила все документы. Но дома у шефа она  не была еще ни разу и, с присущим ей женским любопытством, смотрела во все глаза. Скинув сапожки, она прошлась по всему периметру холла, и, вернувшись на его середину, вытянула руки вверх и закрыла глаза. Адвокат снял плащ, достал из тумбочки домашние тапочки и, переобуваясь, произнес:                - Я переоденусь. Прости, но очень хочется принять ванну. Это не долго. А ты пока располагайся. Вообще, неплохо было бы поужинать, так что, повороши на кухне.
   Таська, сменив свою позу блаженства на покорно опущенные руки, согласно кивнула и вдруг предложила:                - А давай я приготовлю тебе ванну? У меня есть оригинальная морская соль. Сегодня заходил какой-то торговый агент. Знаешь, их сейчас много ходит с сумками. Я взяла у него две пачки. Попробуем? – Таська неожиданно для себя перешла на «ты». Уютная квартира Котова как-то по-свойски подействовала на нее. Она, осознав, засмущалась и даже порозовела. Андрей Сергеевич засмеялся:   
 - Полно. Мы не на работе. Наливай!      
Таська сняла курточку и заглянула в ванную комнату. Комната была чиста, зеркальна и светла.  Все говорило о вкусе и аккуратности хозяина. Впрочем,  аккуратность была одним из достоинств адвоката, даже одной из черт его непростого характера.    
    Прикрыв дверь, Таська обернулась. Перед ней стоял Котов и держал в руках плечики и тапочки. На плечиках висел длинный женский халат из синего атласа с большим драконом, вышитым на спине золотистыми нитками. Рукава халата у запястья были вышиты такими же нитками в форме лепестков лотоса. Тот же орнамент украшал изящные тапочки с чуть загнутыми вверх носками.   
-Ты, наверное, переоденься. Все равно я тебя сегодня никуда не отпущу, а так тебе будет удобнее. Только ты, пожалуйста, не волнуйся, - заметив некоторую настороженность в Таськиных глазах, сказал Котов. – Это еще никто не надевал. – Андрей Сергеевич улыбнулся. – И вообще это – единственная в квартире одежда не моего пола, не считая, разумеется, твоей.
     Таська взяла в руки свое будущее облачение и, любуясь, спросила:                - Откуда такая красота?                - Если помнишь, года полтора назад  я уезжал почти на две недели в Москву. Мой одноклассник, работник МИДа,  тогда приехал из Китая
и привез своей жене в подарок этот гарнитур. Но вручать не стал. Изменяла ему его пташечка. Он как раз и попросил меня приехать помочь с бракоразводными делами. Денег у него я, понятное дело, не взял. Тогда он и подарил мне вот это великолепие. Еще шутил, что если мужчине дарят женское, то это к счастью. Да, еще он говорил, что это одеяние освящено в буддийском храме. – Андрей Сергеевич, несколько смутившись, добавил – Не скрою, у меня были возможности примерить это на, скажем так, знакомых женских фигурах. Но всегда что-то удерживало. Так что осваивай.  Да, одежду можешь повесить прямо в ванной, в шкаф.                - Я потом, потом переоденусь, - порозовев, произнесла Таська. – Не готовить же ужин с такими широкими рукавами! 
    Она вдруг бросилась к Котову на шею и замкнула на его губах благодарный поцелуй.

    Такого блаженства от водных процедур Андрей Сергеевич еще не испытывал. Морская соль, добавленная Таськой в воду, придала ей не только легкий фруктовый аромат, но и плотность, которая не позволяла телу опускаться на дно ванны. Чувство невесомости и неожиданно глубокое дыхание окунуло адвоката в состояние блаженства. Ушло беспокойство и несвязные мысли о Таське, о завтрашнем дне… Голова стала пустой и ясной. Постепенно он задремал. Ему грезились порхающие нимфы с прекрасными женскими лицами, кружащиеся в дивном вальсе под щебет райских птиц, диковинные цветы на ярко зеленой лужайке, залитой ласковым  светом…  Вдруг все стихло. Стало быстро темнеть. Испуганные нимфы разлетелись в разные стороны. Исчезли цветы. Лужайка вдруг стала серой от множества разбросанных человеческих черепов. В средине лужайки возник плачущий младенец. Он начал быстро расти. И вот уже здоровенный небритый детина, сменив плач на истошный крик, с изуродованным  гримасой лицом сделал шаг. И вздрогнула земля.  Огромный черный плащ с ярко оранжевой подкладкой накрыл этого безумца и унес ввысь, сопровождая свой полет громовым сатанинским смехом. И настала тьма...
    Будто вдалеке показались две зеленые точки. Они быстро приближались, пока не превратились в зеленые Таськины глаза…
    Котов очнулся.   Таська, что-то приговаривая, трясла его за плечи. Воды в ванне не было. 
- Ну, слава Богу, - услышал он взволнованный голос. – Я так испугалась. Ты так кричал. Что случилось? - На её лице было столько беспокойства и участия, что Котов был тронут.
- Перекрестись, - глухо сказал он.
 Таська осенила себя крестным знамением.               
- Что случилось? – беспокойно повторила она свой вопрос.                - Не знаю, - все так же глухо произнес Котов. – Я, видимо, задремал. Пригрезилась какая-то чертовщина. Перенервничал, может... Извини, я оденусь.   
    Таська подала ему полотенце и отвернулась, успев про себя отметить хорошо сложенную фигуру Котова. Немного постояв, она вышла. Облачившись в свой спортивный костюм, Котов умылся холодной водой и посмотрел в зеркало. 
- Да, хорош, - пробурчал он, вспоминая нелепую  ситуацию, завершившую его водные процедуры.  Выйдя из ванны, Котов  промямлил:
-  Извини, я тебя напугал…
- Ладно, проехали, - с улыбкой перебила его Анастасия. – А я тоже хочу в ванну - она замялась, - только ты не уходи, побудь со мной, а то вдруг и мне что-нибудь почудится. 
    Котов присел на небольшую резную деревянную лавку и отвернулся.    
- Залезай. Я не буду смотреть, - стыдливо произнес он, вспоминая свой невольный "стриптиз".
   Таська включила воду, ополоснула ванну, поставила на место пробку и насыпала своей морской соли. Она неторопливо разделась, сложила в шкаф свою "амуницию" и вытянулась в теплой воде. Опять пахнуло легким фруктовым ароматом. Котов невольно повернулся. Молодое, немного смуглое Таськино тело, чуть опущенное в воду, плавно покачивалось. Ее глаза были прикрыты, а на лице блуждала чистая блаженная улыбка.
   Каштановые волосы, как тонкие водоросли, покачивались в такт
с изящной, никогда не знавшей загара, белой грудью с упругими коричневыми сосками. Не залюбоваться ею было нельзя. Вдруг ее аккуратный носик слегка вздрогнул, губы зашевелились, и Котов услышал тихий вопрос:   
- Я тебе нравлюсь? Я красивая? Ты будешь меня любить?               
    Вместо ответа он, как ребенка, вытащил Таську из ванны, вытер полотенцем и, завернув ее в китайский халат, на руках отнес в спальню. Про ужин в этот вечер они вспомнили уже ближе к ночи.               
               
     Утром, проснувшись, Андрей Сергеевич ощутил прилив сил, бодрости и здоровья. Таськина любовь затмила все. Никогда еще Котов не был столь неистов и ненасытен. И никогда в его сердце не поселялась умилительная нежность к женщине. Однако,  Андрей Сергеевич обнаружил полное отсутствие предмета своей любви рядом. В квартире было тихо.
     Нырнув в свои спортивные штаны, он прошел на кухню. Таська стояла у окна. По подоконнику  тихо постукивал осенний дождь, ленивыми слезами скользя по стеклу. Золотистый дракон китайского халата нежно обнимал ее плечи.
     Она услышала его шаги и, не оборачиваясь, произнесла:               
 -  Ты, наверное, меня теперь уволишь. Не надо мне было вчера ехать сюда. Мне очень хорошо с тобой. Очень! И от  того, что "очень" -  беспокойно как-то…  Даже немного страшно. Прости…    
    Котов подошел к ней и нежно повернул к себе. Её глаза были влажны. 
- Доброе утро, - нежно произнес он. – Никогда не говори глупости, особенно с утра. Сейчас я умоюсь, и мы будем пить кофе. У меня…
У нас есть чудесный кофе. Вон на той полке, видишь коробочку из бамбука?               
    Он достал кофемолку, и, чмокнув Таську в щеку, вышел.
    Когда Котов свежевыбритый и благоухающий лосьоном вернулся, на столе уже стояли две чашки кофе, и пахло чем-то очень вкусным. Таська уже успокоилась и, улыбнувшись, произнесла:
- Я у тебя сегодня просила выходной. Хотелось съездить…  Ну там,… в одно место… Неважно. А теперь не хочется.                - Вот и славно. Я сейчас поеду в офис. Посмотрю бумаги, а ты жди меня здесь. Только, пожалуйста, не уходи. Хорошо? Я приеду часа в два. И будем обедать. Кстати там от ужина ничего не осталось? – с улыбкой спросил он.   
- Осталось, - Таська задорно распахнула халат. Андрей Сергеевич засмеялся:   
-  Перестань! Хотя…
     Минут через двадцать, сладко потягиваясь, Котов спросил:
-  А чем так вкусно пахнет?
-  Пока ни чем. Но, если ты ещё пол часика поваляешься, то запахнет.
    Таська быстро встала, накинула халат и  прошла на кухню. Минут через сорок она принесла поднос и положила перед Котовым на тарелку антрекот и пучок  листьев салата. Полив мясо соусом, она произнесла:   
- С таким содержимым холодильника мы можем неделю из дома не выходить. Если только за хлебом, … - в преданных Таськиных глазах  светилась нежность. Она прильнула к Котову, обняла  и поцеловала его в шею.      
- Ты прости меня. За все. Но я действительно очень тебя люблю. Слышишь? Люблю! Давно! Почему раньше? Боялась! А вдруг ты нет – и всё? Давно-давно и очень-очень!  – Таськины глаза опять повлажнели. -  Дурак ты, Котов, хоть и умный. Я…, да ладно. Эльвирой своей занимался.  Мне… Да я… - Таська зарыдала – Я тебе назло… Какая же я дура!
    Проводив Котова, Таська села на кухне возле окна и задумалась. Её очень беспокоило вчерашнее состояние озабоченности, в котором находился Андрей Сергеевич. Да какой уж теперь Сергеевич! Просто Андрей. Андрюша…  Да нет. Просто Котов. "Котик".  "Кот". И этот сдавленный крик из ванны, когда она была на кухне... Во всем этом она не могла никак разобраться. Нахлынувшая вдруг страсть, захлестнувшая их обоих, отодвинула все ее страхи и вопросы. Но теперь, оставшись одна, она, наделенная от природы логическим складом ума, пыталась понять причину, которая так сильно повлияла на сдержанного, спокойного и рассудительного Котова. Она вспомнила конец рабочего дня, когда она  застала  адвоката со стаканом в руке, в состоянии…    Таська никак не могла подобрать соответствующие определения. Со стороны казалось, что он был чем-то озабочен, и озабочен очень сильно. Но, зная Котова достаточно хорошо, Таська своей  женской душой чувствовала, что произошло что-то необычное. Она не могла не помнить несколько случаев беспардонных «наездов», шантажа и даже прямых угроз, которые при ней выпадали на нелегкую адвокатскую долю ее шефа. Но он всегда был спокоен, рассудителен и никогда не поддавался не только панике, но даже смятению. Его умение владеть собой в любых ситуациях, даже самых неординарных, всегда восхищали эмоциональную Таську. Что же произошло? Она припомнила, что он спрашивал о каком-то посетителе. Видимо дело было в нем. Он оставил какие-то документы… 
     Почему Андрей поехал на работу один? Почему он ей ничего не рассказал? Ведь он же вчера, на работе, хотел с ней поделиться, но кто-то позвонил, и они уехали…  Зачем он привез ее к себе? Почему он кричал в ванной?
     Не находя никакого объяснения, Таська решила, что ей необходимо срочно ехать к нему. Она встала со стула и повернулась. У входа кухни стоял какой-то горбоносый мужчина с пронзительным взглядом.                - Не надо никуда ехать, Анастасия Владимировна, - произнес он глуховато-скрипучим голосом.   
– Кто Вы такой? Как Вы здесь оказались? – со страхом спросила Таська.   
– Меня зовут Дэвил, Анастасия Владимировна. Не надо тревожиться за Вашего патрона. Или любовника? А может быть жениха?  – с некоторым ехидством проскрипел горбоносый полупризрак. – Мы сегодня с Андреем Сергеевичем обсуждаем очень выгодный для обеих сторон контракт. Не надо нам мешать. Да, впрочем, это и не в Вашей власти. Скажу больше. Вам, как будущему юристу, должно быть известно о конфиденциальном характере подобных процедур, если одна из сторон настаивает на этом. К тому же Андрею Сергеевичу Ваша помощь совершенно не требуется. А что касается Ваших волнений в период его купания, то Вы же сами приготовили ему мой раствор, который позволяет взглянуть на оба полюса бытия. Видимо один из них его несколько испугал. Но он умный человек. И не станет больше бояться своих ощущений того, о чем, в общем-то, и так всем известно. Так что не надо Вам волноваться.
- Кто Вы? – Таська включила на полную мощность всю свою сообразительность, но толком ничего не могла себе уяснить. – Откуда Вы знаете меня, и вообще…               
- Меня всегда интересует все. Однако мне пора. И звонить никому не надо. Телефон начнет работать в четырнадцать часов, когда Андрей Сергеевич попытается приехать домой. Кстати, не один. Готовьте обед, Анастасия Владимировна! – Дэвил  сделал несколько шагов назад и растворился в темноте прихожей. Но дверь не хлопнула.               
   Таська перекрестилась. В ее молодой душе уже не было сомнения, что какая-то сила не просто вторгается в ее жизнь, но вторгается  нагло, бесцеремонно и грозит ее нарождающемуся личному счастью, о котором она грезила и о котором она не имела ни малейшего представления.  Котов… Таська была уверена в нем всегда, мечтала о нем, как о мужчине, друге, брате, наконец…  И вдруг она поняла, что её, теперь уже, наверное, её дорогой Андрюша, как она называла его ещё совсем недавно, попал в ловко расставленные сети этого проходимца Дэвила! Она  кинулась к двери. Дверь была заперта. Раздался телефонный звонок. С надеждой, Таська взяла трубку и, не успев открыть рот, услышала:   
- Анастасия Владимировна. Я же Вам сказал, чтобы Вы готовили обед.
    

Глава 4

Дождь почти перестал моросить, раскидывая свои последние капли по небольшим лужицам, кое-где образовавшимся на асфальте. Котов  никак не мог понять, что работавшая вместе с ним, в общем-то, чужая  женщина, стала вдруг такой родной и близкой. Не сказать, чтобы  он и раньше не замечал особенную Таськину красоту, манеры, характер…Она ему была глубоко симпатична, но не более. И вот, когда судьба свела его с непонятными обстоятельствами, он невольно искал своей душе какую-то опору. И он ее нашел. Нашел в Таське, в этом  премилом, и, как оказалось, очень любящем его человеке. Все так неожиданно…
     Миновав два квартала, Андрей Сергеевич поймал какого-то частника, и через десять минут уже входил в свой офис. Посетителей сегодня не ожидалось, назначенных встреч не было. Котов, закрыв  входную дверь изнутри, направился в свой кабинет. Проходя мимо "Таськиного" стола, он остановился, нежно провел по нему рукой. Удивившись самому себе, никогда не страдавший сентиментальностью,  Котов рассмеялся.
    В своем кабинете Андрей Сергеевич всегда чувствовал себя уверенно. Возможно, этому благоволили ненавязчивость Таськи, уютные липы под окном и тишина, которую обеспечивали автомобили, объезжая эту тихую улочку, вначале которой еще с советских времен был установлен знак «Движение запрещено».
   Бросив на ближайший стул плащ, адвокат сел за свой стол, и достал ярко оранжевую папку. Еще раз, просмотрев лежащее сверху письмо, он закурил, откинул титульный лист контракта и углубился в документ, необычное оформление которого его уже не удивляло.
    В соответствии с контрактом на адвоката возлагались всего лишь два обязательства. Во-первых, не прекращать свою адвокатскую деятельность в течение трех лет, ни при каких условиях. И, во-вторых, по истечении этих трех лет, он должен был выступить в качестве защитника на процессе, упомянутом в некотором письме, которое может быть получено в любой день.  Характер предстоящих слушаний при этом не упоминался. Другая сторона гарантирует постоянное наличие в течение трех лет «аванса", который он может тратить по своему усмотрению. Кроме того, по истечении трех лет контрагенту  сообщалась точная дата и причина его смерти. Как дополнительное условие, содержание контракта должно оставаться тайной. Для всех.
Прочитай. Подпиши! Забудь! Но, помни!
    Лоб Котова покрылся испариной. Сердце забилось. Стало душно. Он ослабил галстук, встал и открыл окно, в которое мягко ворвался октябрьский воздух.
–Дьявольские перспективы, - произнес вслух адвокат и, ощутив неприятную сухость во рту, подошел к бару. Достав бутылку минеральной воды, Котов залпом выпил два стакана. Чертовщина принимала форму непонятно какого юридического лица. Мистика становилась реальностью или наоборот. Здравое мышление Котова не воспринимало такую постановку непонятного ему сюжета. Но что же делать?  То, что касалось его обязательств…
   Свою адвокатскую деятельность Котов и не собирался прекращать. Тогда зачем этот пункт? Значит, могут возникнуть какие-то условия, при которых встанет такой вопрос.  Какие условия?   А что это за непонятный процесс? За все время своей работы Котов ни разу не отказался от какого-либо обращения к нему, если имелся соответствующий запас времени + финансовая сторона вопроса. Иногда, даже чаще, он в чём-то уступал своим клиентам. Это была его игра. Потолок своих возможностей Котов представлял весьма реалистично, но никогда к нему не тянулся. Запас оставлял.
    Андрею Сергеевичу не раз приходилось защищать   омерзительных типов обеих полов. Это было его профессией, «куском хлеба», чаще с маслом. Душа его замыкалась, когда он знакомился с отвратительными  делами своих подзащитных. По-другому было просто нельзя. В начале своей карьеры Котов, по молодости, очень близко принимал к сердцу последствия деяний своих уголовных клиентов. Иногда,  вернувшись домой со свиданий от своих подзащитных, он даже напивался до бесчувствия. Но, со временем, стал относиться к своей работе гораздо спокойнее. Выступая, как адвокат, на стороне потерпевших, Котов часто настолько усиливал позицию обвинения, что преступнику всегда “светила” самая крутая статья с максимальным сроком наказания. Такие дела давали ему некоторую отдушину, тешили его чувство справедливости…
     Деятельность адвокатской конторы не позволяла оказывать услуги за «спасибо», и, практически, неограниченные финансовые возможности  контракта,  Котова устраивала вполне. Он не был жадным до денег, но приобретенное со временем благосостояние ценил. Андрей Сергеевич полюбил комфорт, который позволял ему быть достаточно независимым от мелочных проблем, способных отравить жизнь любому нормальному человеку.
     Однако уязвленное самолюбие Котова, вызванное бесцеремонностью навязываемых условий,  вызывало в душе  протест  и некоторое  омерзение. Его вполне устраивали и доходы, и образ жизни, к чему он пришел не только по воле случая. Но и благодаря своему таланту, таланту юридического аналитика и, в общем-то, психолога, строгого сторонника фактов, которым он, уже как адвокат, давал собственную исчерпывающую интерпретацию, опираясь на действующее законодательство. Самым неожиданным, пугающим и неизбежным было обязательство контрагента сообщить о дате и причине его смерти.
- Во всяком случае, три года у меня есть, - ухмыльнулся Котов. – А, в самом деле, так ли уж это важно? Ну, хорошо. Например, через десять лет я попаду под машину, переходя улицу. Миг! Но я буду знать, что у меня есть десять лет. Это время можно спланировать, что-то сделать, как-то организовать свою жизнь. С  другой  стороны, ведь я точно знаю, что не проживу, скажем, два века! И это меня нисколько не угнетает…   И, вообще, сложность бытия обеспечивается его же простотой, как и непредсказуемостью!
               
      Он открыл сейф. Достав сверток, еще раз посмотрел на содержимое. Бенджамин Франклин подмигнул ему с верхней купюры. Адвокат растерялся. Галлюцинации? Он быстро вернул сверток в сейф.               
“Добро и зло приемли равнодушно…” – продекламировал вслух адвокат, подошел к окну и, скрестив руки на груди, посмотрел на улицу. Дождь перестал, и легкие, уже прохладные солнечные лучи скользили по окрестностям. Деловито сновали прохожие. Люди. "Клиенты".
У каждого, видимо, было немало проблем. Простых человеческих проблем, связанных с питанием, жильем, детьми, любовью, скандалами и прочими прелестями нормальной человеческой жизни.
      Котов отошел от окна. Только сейчас он осознал всю немыслимость своего выбора, на который он, кстати, еще не решился. С твердым решением ничего не подписывать, Котов достал из сейфа "аванс", положил его сверху оранжевой папки и облегченно вздохнул. Он набрал номер телефона своей квартиры, в надежде услышать ласковое щебетание Таськи, но его телефон не просто не отвечал. Он молчал, не подавая никаких признаков функционирования. Котов встревожился. За своими размышлениями адвокат не заметил, как время уже приблизилось к одиннадцати, о чем свидетельствовали настенные часы, на которые он невольно посмотрел.
 - Время – самая непостоянная категория: то бежит, то тянется, чёрт бы его побрал, - Котов закрыл глаза и откинулся в своё весьма просиженное им же кресло.               

ГЛАВА 5

      Будучи человеком прагматичным, Андрей Сергеевич не проповедовал ни атеизм, ни религию. Он с уважением относился к любой точке зрения, независимо от предмета, на который она упала, но всегда проводил свою линию понимания проблемы. Весьма развитое логическое мышление позволяло ему разыгрывать только свою юридическую «партию». Предстоящий контракт выбивался из логической схемы его представления о взаимоотношениях партнеров. Это было нечто. Контракт не решал  одного существенного обязательства Котова перед самим собой – быть независимым ни от кого. Это был его принцип. Это было его второе "Я". И ломать свою психологию, образ жизни, мировосприятие, наконец, Котов и не собирался. Но он, как всегда, был готов к борьбе.
- «Ничто ничтожит». Это уже было, и не надо об этом думать, – адвокат опять подошел к окну.
   Осень, как по часам, набирала свою силу, окропляя почти опавшие деревья, кусты, и пожухлую траву прохладным солнечным светом. Ему вспомнилась его первая любовь...
      Сколько ожиданий, сомнений и тревог было связано с нею! Катя Румянова училась в параллельном классе и отличалась не то чтобы красотой, а какой-то притягательной миловидностью и, при небольшом росте, необычайно точеной фигуркой. Она была обладательницей густых каштановых волос, которые заплетала в шикарную косу, и больших карих глаз. Многие мальчишки в школе мечтали о дружбе с ней, но она удостаивала своим вниманием только Котова. В последнем классе они вместе готовились к выпускным экзаменам у нее дома, часто прерывая занятия страстными поцелуями, и, в конце концов, очень сблизились не только духовно. Ее отца, полковника – летчика, еще зимой перевели на новое место службы, и Катя осталась оканчивать школу одна. Вскоре, после выпускного вечера, она поехала поступать в МГУ. Больше Котов ее не видел. Лишь почти через полгода, он случайно узнал, что Катя, не набрав нужного количества баллов для поступления в университет, улетела к отцу, где и погибла в автомобильной аварии, когда ехала из аэропорта на присланной отцом гарнизонной «Волге». Котов долго не мог смириться с потерей Кати. Первая в жизни трагедия, затронувшая до самой глубины его молодую душу, наложила на характер отпечаток сдержанности и тихой грусти. Однако, уже через два года, молодость взяла свое, и Андрей перестал избегать общения с женским полом. Но чувства его были закрыты на прочный засов...       
      За воспоминаниями Котов не заметил, как стрелки настенных часов в его кабинете уже показывали первый час. Он вновь набрал номер своего домашнего телефона. Никаких сигналов в трубке он не услышал.
- Почему же она не позвонит, не приедет, наконец? – в сердцах подумал он, и тут его осенило. Это ОН. ОН был у нее. Возможно, что там…
    Беспокойные мысли Котова прервала открывшаяся дверь его кабинета. Скользким шагом к столу адвоката подошел тот же загадочный посетитель с пронзительными глазками в черном плаще с ярко-оранжевой подкладкой.
- Не стоит беспокоиться, Андрей Сергеевич. Подруга Ваша жива, здорова, и готовит Вам обед. Я думаю, что ближе к трём часам Вы уже будете вкушать ее кулинарные изделия на Вашей просторной кухне, даже если Вы и сделаете по дороге домой немного глупостей - произнес вошедший, непринужденно усаживаясь на стул за приставной столик, примыкавший к просторному столу адвоката.
- Простите, не знаю, как Вас величать, но Вы, видимо, неплохо информированы о моей личной жизни, хотя, согласитесь, с Вашей стороны совершенно бестактно признаваться в этом. Насколько я понял, именно Вы явились ко мне для подписания, с моей точки зрения, этого безумного контракта. Кстати, как Вы вошли?
- Не волнуйтесь, Андрей Сергеевич. Ваша дверь заперта.
- Послушайте, уважаемый,  как Вас там!  Я не знаю, кто Вы. Но, ознакомившись с  содержанием контракта, я отвечаю Вам категорическим отказом. Простите, но, даже будучи далеко не безгрешным, я все же некоторые понятия добра и зла вполне различаю. Мне кажется, что моя профессиональная деятельность достаточно кормит не только меня, но и сложившееся правосудие. Поэтому не будем тратить время на беспочвенные переговоры. Все\,  что Вы принесли – перед Вами. Забирайте – и всего хорошего. Я надеюсь, что достаточно ясно изложил свои пожелания. – Андрей Сергеевич был внятен, строг и лаконичен. Посетитель весьма учтиво выслушал монолог Котова и, резко поднявшись со стула, так же учтиво заговорил:
- Меня зовут Дэвил. Возможно Вам, изучавшим немецкий язык, это имя скажет немного, но это не важно. Мне импонирует Ваша позиция человека и юриста. Независимый характер всегда в цене по обе стороны горизонта. – Дэвил учтиво поклонился. – Только не надо играть со мной в прятки. Конечно, должен признать – Вы талантливый артист. Публика в залах суда только что не визжит от восторга во время ваших юридических представлений, особенно ее женская часть. Но, вы артист одной роли. У Вас меняются только зрители во главе с подсудимыми и потерпевшими. Это напоминает средние века, когда при отсутствии средств массовой информации группа комедиантов всю жизнь колесит по городам и весям с одним и тем же удачным номером и везде имеет успех. Тоска! Запить можно!
     Дэвил резко вскочил и вышел. Котов поморщился, но тут же вздрогнул.
- Кстати,  церковь  шутов,  как Вы знаете, никогда не жаловала. Только под кладбищенским забором и дозволяла хоронить, и то, снаружи!  –  ехидно продолжил Дэвил свой монолог, сидя уже на подоконнике, согнув одну ногу в колене и покачивая другой,  от чего пола его плаща в такт откидывалась,  мелькая оранжевой подкладкой. -  Посмотрим, как Вы будете ставить свой спектакль,…ну, кажем, через месяц! Вспомните, Андрей Сергеевич, как Вы играли, когда принимали на работу свою нынешнюю подругу сердца! Пока она стояла перед Вами, Вы уже тогда смотрели на нее, как на желанное. Конечно, сначала на женщину кладётся глаз… О, если бы не Эльвира! Сколько времени Вы терпели, чтобы не выдать ей своего мужского расположения, которого она так ждала! – Дэвил встал с подоконника. – Да если бы не я…   И,  где спасибо? Вот она, благодарность человеческая!...   Ох,  как мы побледнели! Ну, хорошо. В утешение скажу, что ваш Шекспир был прав: все вы - артисты, до последнего забулдыги. Но всех вас подряд хоронят теперь за оградой. И в церквах святых уже  не найдешь! Ха-ха-ха…  Ну да и ладно! Не буду больше тревожить вас своим присутствием. Как-нибудь вернемся к нашему разговору. Аванс положите в сейф. Я буду обеспечивать его стабильность. Берите – сколько хотите…  А взамен я ничего не возьму. Ну, разве что маленькую толику Вашего счастья… -   Дэвил рассмеялся своим глуховато-скрипучим голосом и, прихватив с собой свою ярко оранжевую папку, исчез в полуоткрытую дверь кабинета, которая даже не шевельнулась. В ту же минуту раздался телефонный звонок. Адвокат как во сне поднял трубку и услышал голос своего посетителя:
- Я забыл Вам, Андрей Сергеевич, сказать пару слов. Во-первых, контракт Вами уже подписан. Гордыня – это тяжкий грех! Некоторые царьки так глубоко напяливают корону, что снять её можно только с головой. Но это, надеюсь, не наш случай. Кстати, а Вы пробовали не изменять себе? Удивительное чувство! Однако, Ваш экземпляр в верхнем ящике Вашего же стола. И, во вторых, я буду иногда навещать Вас, но если Вы окажитесь в неприятных обстоятельствах, то позвоните мне 666. Я Вас выручу… - сатанинский смех прервали короткие гудки.
     Котов с трудом поднялся из-за стола и сделал несколько шагов по кабинету. Глянув в висевшее на стене зеркало, он увидел свое бледное отражение на ярко-оранжевом фоне. Котов резко оглянулся назад. Цвет его секретера-бара  был тем же, что он и привык видеть. Он еще раз взглянул в зеркало: все было как и есть…  Подойдя к окну, он распахнул его и жадно задышал прохладным осенним воздухом.
     Придя немного в себя от общения с Дэвилом, Котов выпил полстакана холодного джина, закурил и, бросив в сейф "аванс" и свой экземпляр "подписанного" контракта, еще раз набрал телефонный номер своей квартиры. В трубке стояла та же тишина.  Котов быстро собрался, закрыл офис и вышел на улицу.
     Недалеко от адвокатской конторы раскинула свои владения недавно отреставрированная церковь. Андрей Сергеевич, не был верующим человеком, но иногда заходил туда послушать пение церковного хора, посмотреть на крестившихся священников и прихожан. В этом он находил некоторое успокоение от своей действительно далеко небезгрешной деятельности, так как грехи, по его разумению,  сопровождали его постоянно. Пользуясь прорехами в законодательстве, Котову иногда удавалось если не освобождать от ответственности преступника, то, во всяком случае, сводить наказание к минимальному. И то, что юридическая сторона обвинения прокуратуры частенько была настолько аморфна, что не составляло особого труда, во всяком случае, для Котова, ее подвинуть, проблемы кого угодно, но не адвоката. Он прекрасно понимал, что иную статью было бы проще «пришить», чем отредактировать...

   После общения с Дэвилом он чувствовал горький осадок необъяснимого беспокойства. Душе хотелось как-то очиститься от всех этих дъявольских наваждений, свалившихся на него. Таська? Подойдя, к церкви, перед входом, Котов занес персты для крещения… Нестерпимая боль пронзила его голову. Он потерял сознание. Бог его не принял?      

    Очнулся Андрей Сергеевич дома, в постели. Голова его была забинтована. У дивана, на стуле, сидел его сосед – врач Семен Ласкин. Поодаль, облокотившись на косяк двери, стояла Таська с заплаканным лицом.
- Ну, вот и, слава Богу, - произнес Ласкин, - голова не болит?
- Ноет. Что со мной? – как-то хрипло отреагировал Котов.
- Ничего страшного. Небольшой ушиб при падении. Сотрясения, видимо, нет. Не тошнит? – отозвался врач. Котов покачал головой. – А почему Вы упали? Обморок? 
- Да, что-то вроде этого. - Андрей Сергеевич привстал, но врач движением руки остановил его.
- Полежите часок. Да и, кстати, поешьте. Уже третий час. Я пойду к себе, но вечерком  Вас обязательно навещу. Хорошенько поешьте и поспите. Можно даже немного выпить. Лучше коньяку. Ну, оставляю Вас на попечение Вашей очаровательной подруги. До вечера. – Ласкин, приветливо махнув рукой, встал.
- Простите, Семен, как я оказался здесь? – спросил Котов, неловко протянув с дивана руку. – Да, и, кстати, почему Вы …
- Дорогой мой! – учтиво перебил его Ласкин, - Я как раз в нашей "скорой" ехал с вызова. Смотрю – возле церкви небольшая толпа, и несколько человек нам машут. Мы остановились. Подхожу – а Вы лежите на ступеньках. Пульс есть. Ну, я и решил доставить Вас домой под, так сказать, личное наблюдение и личную ответственность. Думаю, что правильно сделал. А Вы как считаете?
     Котов протянул правую руку и крепким рукопожатием засвидетельствовал правильный выбор соседа. Таська вышла.
- Вы меня извините,- сказал шепотом Ласкин, - но я, было, хотел отвезти Вас в больницу. И тут я вспомнил, что вечером, выглянув в окно на шум подъехавшего автомобиля, увидел Вас, скажем так, не одного. И я подумал, при беглом осмотре, что поскольку Вашей жизни ничто не угрожает, то лучше отвезти Вас домой, где Вы, согретый добротой и любовью, быстрее поправитесь. А я уж Вас не оставлю. И не надейтесь! – Ласкин доброжелательно улыбнулся.
- Семен! Давайте рассуждать логически – произнес Котов. – Если Вы ещё не обедали, а тут подвернулся я со своими проблемами, который тоже не прочь что-нибудь отправить во внутрь своего организма, то нам сам Бог велел пообедать вместе! Или я не прав?
- Спасибо, но на правах врача, - при этом Ласкин сделал строгую мину, - я настоятельно рекомендую Вам все же пообедать вдвоем. Так что спасибо. И выздоравливайте. Вечерком я к Вам загляну. А если Вам хочется высказать свою признательность, то я не против, но не менее, чем через три дня, в субботу.      
     Таська проводила врача. Вернувшись, она опустилась перед Котовым на колени, обняла его и, покрывая его лицо поцелуями и слезами, произнесла:
- Я буду с тобой, пока ты не поправишься. Ладно?
- А я болен?
- Да! На всю  свою умную бестолковку!
Котов нежно гладил ее по каштановым волосам.
- Я никогда не расстанусь с тобой. Слышишь? – всю любовь, которая так внезапно и так сильно поразила Котова, он выдохнул этой немудреной тирадой.
Анастасия ,со слезами, смотрела на поседевшие виски Котова, гладила его как ребёнка по головушке. А  жалеть то надо было её саму…


ГЛАВА 6

      Благодаря Таськиным заботам, как и предсказывал Ласкин, выздоровление Котова совпало с субботним днем, и запланированный  званный обед  должен был состояться.
      Анастасия накрыла чудесный стол. Первый тост, как водится, был произнесен, за здоровье не  больных, но лечащих. Супруга Семена, Наталья, была лет на семь лет старше Анастасии, но выглядела несколько моложе своего возраста. По характеру своей работы завуча школы, она была приветлива, немного строга, но не скандальна. Женщины недолго присматривались друг к другу и довольно быстро нашли общий язык своего неповторимого женского общения.
     Через некоторое время мужчины удалились на балкон покурить. Осенний вечер навевал романтичные воспоминания, и легкую грусть, непонятные ощущения, которые молодость принимает за страсть, а зрелость за молодость…
   Ласкин, как врач и, естественно, достаточно прагматичный человек, спросил у Котова причину его столь внезапного обморока, так как состояние здоровья Андрея никогда не внушало ему никакого опасения.  Котов несколько замялся с ответом, но, тем не менее, уверенно произнес:
 - Видите ли, мой дорогой сосед, даже у таких «железобетонных» характеров, как у меня, случаются  легкие нервные срывы. Стрессы-с! Я даже скажу Вам больше. Очень многие чувства, которые я хотел бы выплеснуть куда угодно и, извините, на кого угодно, я стараюсь гасить в себе, так как не уверен, что реакция на проявление всплесков моей психики на какое-либо событие будет правильно понята. Поэтому эмоции лучше держать при себе. Но видимо существует какая-то критическая масса…
- Вне сомнения,  - поддержал его мысль Ласкин. - Человек, даже со здоровой психикой, не может быть уверен в собственной психической стойкости в период постоянных  нервных перегрузок. Лучшей защитой от стрессов всегда была необразованность и тупость, но это нам, к сожалению, уже не грозит. Кстати, цена дружбы организма с его обладателем, хорошо видно на экране томографа. И лишь ленивый не бьёт «по барабану», а?
- Сей жизнь – пожнешь опыт. Пожнешь опыт – получишь мудрость. Познаешь мудрость – познаешь смерть. И так до бесконечности, из поколения в него же. – Андрей отпил из своей рюмки, вздохнул и добавил:
- Есть занятное понятие -  «колесо жизни». Но есть и не менее занятное понятие – «колесо смерти». Но по сути это одно и то же колесо – колесо бытия. Просто разные проекции. Вы не находите?
     Ласкин согласно кивнул на все сказанное Котовым, да и возразить было, в общем-то, нечего, но его насторожила некоторая отрешенность необычной Котовской философии. Он с удивлением для себя, констатировал глубокие перемены, произошедшие с его соседом за последние два месяца, как они  толком не виделись.  Котов был тот же, но… другой. Легкая морщинка на переносице обозначилась ярче. Уголки губ чуть-чуть опустились вниз. Виски поседели. Но слог! Котов всегда отличался безукоризненным русским языком, но, все же, говорил несколько иначе…
    Тем временем:
- Вот Вам, Семен, как врачу, видимо не раз приходилось сталкиваться с проблемой, так называемой клинической смерти. Это состояние нельзя назвать ни жизнью, ни смертью. Скорее оно напоминает некую размытую границу, горизонт, то есть воображаемую линию, где жизнь сходится со смертью. Наверняка, если Вы посмотрите всю статистику подобных случаев, то найдете примерное соотношение 50 на 50, когда удавалось  вернуть или не вернуть жизнь больному.
- Пожалуй, что так, - опять согласился Ласкин, - но, позвольте, уважаемый, к счастью, бывший пациент, спросить Вас причину такой темы нашего разговора. Насколько я понимаю, у Вас, во всяком случае, по медицинским показаниям, не было причины для подобных размышлений. Или…
- Или, - тихо перебил его адвокат, - но, простите, я больше не могу говорить на эту тему. Да и осень располагает к несколько другой постановке вопросов. Еще раз прошу прощения за неуместную тематику моих рассуждений. – Котов широко улыбнулся, хотя глаза его оставались печальными. – Проведаем наших дам. А то, боюсь, они про нас совсем забыли.
     Неожиданно раздался неуверенный звонок в дверь. Настороженное  настроение присутствующих хозяин дома тут же приглушил своей легкой улыбкой:
- Есть такие люди, которым плохо, когда другим – приятно.
     Гость, как ни странно, оказался "не хуже татарина". Это был сосед Котова с первого этажа Федор Иванович Штоссель. Его весьма почтенная форма одежды, которая все-таки недвусмысленно подчеркивала принадлежность ее хозяина к мужскому полу, была несколько повреждена.      
     Обе женщины разом подняли глаза, будто их оторвали от чего-то очень важного и срочного. Несколько замявшись, Андрей Сергеевич, приложив руку к левой стороне груди, галантно извинился за неожиданно прерванную беседу .
     Представив дамам Федора Ивановича и  усадив  гостя за стол, Котов предложил тост:
- Да будем неожиданностям рады!
     Тост был поддержан. Дамы несколько насторожились, однако вскоре  решили продолжить  прерванный  разговор.
- Если женщины увлечены беседой, то им лучше не мешать, не правда ли? – обратился  ко всем Котов и направился к балкону, прихватив с собой начатую бутылку коньяка. – Прошу, господа!
– Женские беседы, увы, для нас всегда будут тайной, даже если мы их и подслушаем - улыбнулся Котов, наполняя рюмки. -  Совершенно другой уровень восприятия всего и вся, со своими выводами, не ложащимися в наши логические мужские схемы. И это хорошо. Иначе было бы просто скучно. Не правда ли? 
      Котов  выразительно  посмотрел на Федора Ивановича.
- Федор Иванович.  Мы, конечно, знаем Вас, как соседа, но, простите, без звонка…
- Прошу извинить меня за невольное вторжение, но мне показалось, что именно в Вашем доме, Андрей, я смогу несколько успокоиться. Я как-то не догадался, что смогу  Вам помешать… Простите, можно побуду у Вас некоторое время? Знаете…Легкость заключения брака не соизмерима с тяжестью его расторжения.  Пусть она немного остынет.  Ладно?
- Ну, если Вы с нами побудите некоторое время, то мы не против  оказать  Вам  нашу  мужскую  поддержку – Котов выразительно посмотрел на Ласкина.
- Да ради Бога! – Ласкин  был рад еще одному собеседнику.
      Федор Иванович Штоссель был сыном простого немецкого оккупанта, который, попав в плен  вместе  с  тысячами  своих  собратьев,  участвовал в восстановлении  разрушенных  войной советских городов. Сохранив фамилию отца, которого он не помнил, Федор вместе с ней унаследовал удивительную работоспособность и дотошность. До "революции" Федор Иванович работал инженером-механиком на местном оборонном заводе, имел несколько изобретений, красовался на заводской Доске Почета. К сожалению, немецкую аккуратность Федор Иванович не наследовал. 
- А что у Вас случилось? – участливо спросил Котов.
- Понимаете ли – начал свое повествование Федор Иванович,- мы, вернее она… Она решила со мной расстаться. У нее даже есть какой-то мужчина. Я, конечно, понимаю…  В ее сорок три года, может быть, и… В общем мне, мягко говоря, указали на дверь моей же квартиры. Мне уже шестой десяток… Я в полной растерянности. Извините за вторжение, но умоляю, Андрей Сергеевич, помогите мне разобраться…
- Насколько я помню, у Вас две комнаты? – произнес Котов.
- Ну, да.
- Тогда, после того как Вы побудете у нас, вернувшись домой, закройтесь в одной из комнат, лучше большей, и чтобы там были ваши вещи, хоть нательное.  И ни в коем случае не вступайте ни в какие беседы. Утром я к Вам загляну.
     Штоссель посмотрел на адвоката благодарными глазами и несильно пожал Андрея Сергеевича за запястье.             
- Андрей, - Ласкин настороженно посмотрел на Федора Ивановича.- Может возвратимся  к нашей беседе. Мне, конечно, очень импонируют Ваши рассуждения, и я нахожу в них глубокий подтекст, но еще раз, как врач… Черт возьми, расскажите, наконец, что с Вами происходит! Меня просто пугает Ваша философия там, где более уместна простая шутка.               
- Не поминай черта всуе, - адвокат холодно рассмеялся и вновь налил коньяк. – Хотя Вы, конечно, правы. Однако  давайте не будем больше обо мне. Расскажите лучше о Ваших успехах на поле брани за здоровье окружающих.
     Ласкин, поддержав Котова, коротко рассказал о своей оригинальной научной работе, которую он вел, анализируя собственную статистику вызовов скорой  помощи. Талантливый врач, он не хотел работать ни в поликлинике, ни в стационаре. И хотя работа на "скорой" не была, конечно, хорошо оплачиваемой, она давала достаточно солидный материал, который он использовал удивительно плодотворно для своей диссертации. Кроме того, "скорая" давала обширную врачебную практику, и врачи больниц, куда поступали его пациенты, еще ни разу не опровергли его диагнозы. А скольким он оказал помощь без стационара! Однако материальное состояние Ласкина было достаточно солидное. Его пациентами и «спонсорами» были практически все состоятельные граждане города. Но к материальной стороне своей деятельности, как врача, он относился достаточно равнодушно, не гнушаясь тратами на лекарства, которые, в силу их растущей дороговизны, не могли приобрести некоторые его больные, в основном пожилые люди и инвалиды. Поэтому добровольные гонорары от обеспеченных пациентов он принимал совершенно спокойно.
     Имя Ласкина в городе было настолько хорошо известно, что только за стенами своей квартиры он чувствовал себя достаточно защищенным от навязчивой благодарности своих бывших пациентов. Котов не раз предлагал ему открыть собственную частную больницу, но Ласкин только отрицательно махал головой:
- Медицина не может быть частной. Здоровье человека – это  понятие государственное. В конечном счете, люди придут к тому, что медицина будет реагировать только на несчастные случаи, включая травмы, эпидемии, наследственные недуги и т.п. А здоровый человек должен иметь возможность и обязанность "!" самому заботиться о своем здоровье. Вот Вам и конечный результат всей государственной политики здравоохранения!..
- Здоровье нации – это, безусловно, великая цель, - вступил в разговор Федор Иванович. – Прошу прощение,  но не только здоровым телом живет и процветает человек. Но и здоровьем духовным!
- Вы, простите, исповедуете какую-то религию? – лукаво спросил Ласкин.
- Да нет. Я себя каким-либо верующим не считаю. Но если вам будет интересно – я смогу изложить свой взгляд на эту проблему.
Котов плеснул всем еще коньяку и выразительно посмотрел на Федора. Его заинтересовал этот предмет разговора.
- У меня свои соображения по поводу религии,- продолжал Федор. – На протяжении многих веков своего существования человечество постоянно поклонялось и поклоняется придуманным им же самим Богам. Но в основе всех культовых обрядов,  где бы они ни возникали, лежало одно – поклонение какому-то Высшему Разуму. А что есть Высший Разум? Уж если христианская Церковь не может прийти к одному знаменателю…  Ну, хотя бы по датам проведения одних и тех же торжеств, неких символов и т.д. Веками  идет  естественный,  именно, исходя  из человеческой  природы,  естественный  процесс  эксплуатации  разнопёрыми  служителями  религиозных  культов   своей паствы. Боги  разные в разных религиях, и признанные, и языческие. И незримая куча религиозных оттенков всех мастей, в том числе и даже такая удивительная смесь христианства и язычества, как на Руси, под названием "Православие" … Но суть  одна – надежда, именно надежда на благоприятный для конкретного человека исход каких-то процессов им не контролируемых. И именно надежда порождает веру, веру, как высшую форму надежды. Приведу простой пример. Когда вы покупаете лотерейный билет, вы просто надеетесь выиграть. Но, если вы постоянно покупаете лотерейные билеты, то, значит, вы верите, что обязательно выиграете.  Фанатичная вера такого рода может вас попросту разорить, лишить покоя и вообще привести к нарушению вашей психики. И только трезво просчитав вероятность благоприятного для себя события, можно отказаться от подобного фанатизма. Но есть вера и другого рода. Если, допустим, близкий вам человек серьезно болен, и врачи говорят, что надежды на выздоровление нет, то, готовясь к худшему, вы в глубине души продолжаете упорно верить, что случится какое-то чудо, и больной поправится.  Но суть одна. И, строго говоря, из "троицы"  "вера, надежда, любовь"  я бы исключил "веру", оставив всего два понятия – "надежда и любовь".  А что касается Высшего Разума, то мне представляется, что существует некое информационное пространство, своего рода поле, информационное поле, наряду с электромагнитным, гравитационным…  То, что не успел описать гениальный Эйнштейн в своей "Общей теории относительности". И вся информация любой человеческой жизни как-то концентрируется в нем, через эмбрионы обогащая потомков. Именно благодаря этому существует связь времен, разум человеческий. Не может разум даже конкретного человека, по его физической  смерти, исчезнуть в небытиё! Это поле Разума!  Здесь и Бог! А все остальное – спекуляции на податливой психике большинства людей, обремененных своими мирскими заботами.

Котов неожиданно рассмеялся:
- Ради Бога, не сердитесь на меня Федор Иванович, но, видимо,  Ваша точка зрения возникла тогда, когда Ваша жена Вера не оставила Вам никаких надежд.
- Значит… - смеясь, начал было Ласкин свой монолог, но тут две тени отбросили на балкон свои очертания.
- Простите, но мы не будем более учтивы, чем вы, и приглашаем вас за стол, в наше женское общество - певуче произнесла Анастасия.
- Тем более, что вся мужская жизнь организована вокруг женской красоты! – завершил Котов.
- Простите меня великодушно за вторжение, но я пойду. Спасибо за поддержку. До  завтра.  -  Штоссель ушел.
     В непринужденном общении прошло еще часа полтора. Проводив гостей, Котов и Анастасия остановились в коридоре и посмотрели друг на друга.
- Ты как? – спросила она.
- Всем спать! – Котов широко улыбнулся и глубоким поцелуем, совпавшим с боем настенных часов, завершил субботний день своего выздоровления. Впереди было воскресение, сутки, полные любви, отдыха и спокойствия. 

ГЛАВА 7

     Утром, в понедельник, Котов был уже в своем кабинете. Первым делом он заглянул в сейф. Пакет был на месте. Котов нервно улыбнулся. Он вызвал своего "боевого" помощника. Анастасия не заставила себя долго ждать. Она всегда почему-то терялась в официальной обстановке кабинета Котова. И, даже, несмотря на возникшие вдруг между ними ну очень близкие отношения, Анастасия испытывала невольное чувство и робости и почтения.
- Я прошу Вас, - Котов намеренно придал своему голосу непререкаемый тембр, - Я очень прошу Вас, Анастасия Владимировна, пока я буду разбираться с документами, съездить в банк «АВС» и негласно проверить вот эти купюры. – Котов протянул ей сверток. – Если все в порядке, то откройте на свое имя валютный счет и положите на него всю эту сумму. Да, и оформите, пожалуйста, кредитную карту, - мягче добавил он.- И, если можно, без вопросов. Я как-нибудь  все объясню. С управляющим я уже разговаривал. Если что-то не так – звони.
      Неожиданное поручение адвоката Анастасию озадачило. Почему он решил ей доверить такую большую сумму? Или подарить? Но, поскольку никакого объяснения она так и не нашла, то, успокоившись, уже  вскоре входила в просторный вестибюль банка.
     Ее уже ждали. Всякий раз, выполняя поручения Котова, Таська поражалась не только его обширным связям, но и четкостью исполнения договоренностей. И на этот раз не было ничего необычного, кроме одного обстоятельства – все, что она оформляла, касалось лично ее. И, ставя свою подпись под финансовым документом, она заметно волновалась. У нее было ощущение, что должно произойти нечто необычное, что-то, что вскоре круто изменит всю ее жизнь. И эти изменения, конечно же, будут связаны с Котовым.
     К двенадцати часам Таська уже вернулась в офис и, зайдя в кабинет адвоката, доложила о выполнении задания, продемонстрировав кредитную карточку. Котов сидел за своим столом, изучая материалы вновь поступивших дел. Он кивнул Таське, и, молча, взяв у нее "кредитку", вновь продолжил свое занятие. Таська вышла. «Хоть бы слово сказал», - сердито подумала она и, сев за свой стол, включила чайник.
     Когда Таська вышла, Котов, волнуясь, открыл свой сейф. В сейфе он обнаружил ту же пачку, в той же бумаге. Развернув ее, Андрей Сергеевич испытал уже знакомое чувство изумления, когда с верхней купюры ему опять подмигнул Бенджамин Франклин.
- Черт возьми, но эта нечисть держит свое слово, - произнёс Котов и, закрыв сейф, вернулся за свой стол. Неожиданно вошла Таська.
- Ты прости, но я…  В общем сейчас никого нет. Можно я побуду с тобой? Я сделала кофе, - Таська  застенчиво улыбнулась, ставя  перед Котовым  чашку.
- Послушай, любовь моя, - голос Котова был и нежен и строг. – Мне кажется, что нам не стоит демонстрировать наши отношения во время работы даже самим себе. Прости, но я думаю так. За кофе спасибо, возвращайся к себе. Мне надо работать.
     Сделав несколько глотков "таськиного" кофе,  Котов закурил и принялся размышлять. У него были две дорожки.
Та, которую он выбрал с самого начала общения с Дэвилом, жесткая и бескомпромиссная, и другая, что вела к сомнительной сделке, результат которой был совершенно не предсказуем. Линию поведения на последующие три года Котов должен был выбрать сам. Этот выбор был для него настолько необычен, что адвокат пребывал в смятении. С одной стороны его тянуло во все тяжкие, но, будучи по своему характеру человеком весьма независимым, он не мог себе позволить принимать эти дьявольские дары.  Ему вспомнилась его бывшая подзащитная Инесс: «Я - другое. Я – искушение…». Он невольно поглядел на её подарок, красовавшийся на безымянном пальце его левой руки.
     Как умный человек, Котов понимал, что попасть «на крючок» такому субъекту "правовых отношений", как Дэвил, означало…   А что это, собственно, означало? Адвокат подошел к бару, налил себе немного джина, выпил и грохнул стакан о пол. На шум в кабинет вбежала Таська. Котов стоял посреди кабинета с блаженной улыбкой на лице. Его неожиданно настиг необъяснимый кураж.
- Ты, наверное, будешь смеяться, но я немного сошел с ума. Ничего не спрашивай и не говори. Сейчас мы закрываем контору и едем домой. Ты слышишь? Домой! Прости, но мне надо минут пять побыть одному. С тобой. Прости, я лепечу что-то бессвязное…
   Анастасия смотрела на Котова во все глаза. Она никогда не видела адвоката в таком неожиданно возбужденном состоянии на работе, состоянии безмятежном, игривом и необычно веселом. Ей вдруг стало страшно. Своим женским чутьем она поняла, что что-то произошло. Но что? Анастасия придала своему голосу некоторую официальность:
- Я, конечно, не против Вашего предложения, но не понимаю, чем вызвано такое решение. Вы не заболели, Андрей Сергеевич? У нас после двух назначены четыре встречи.
- К черту все встречи! Напиши объявление, что, в связи с проверкой финансовой деятельности нашей конторы, все ранее назначенные встречи переносятся на следующий понедельник. Я думаю, что недели отпуска нам хватит. Иди, печатай, я тебя жду! Да, если есть координаты сегодняшних клиентов, переговори с ними по телефону.
   Анастасии ничего не оставалось делать, как последовать полученным указаниям. Уже через сорок минут на дверях адвокатской конторы  красовалось соответствующее лаконичное объявление, а сам  адвокат и его помощник садились в подъехавшее такси.
   Отпустив машину,  Котов послал Анастасию в магазин купить что-нибудь к обеду. Поднявшись в квартиру, он переоделся, выпил немного джина и упал на диван, продолжая размышлять о предложении Дэвила. Сверток из кабинетного сейфа, который он забрал с собой, уже покоился в ящике его письменного стола. Котов осознавал, что, потратив хотя бы один доллар из «подарка», он также безвозвратно ступает на дорогу настолько непредсказуемую, что, возможно, от этого будет зависеть не только качество, но и продолжительность его жизни. Но, вспомнив содержание контракта с Дэвилом, Андрей Сергеевич пришел к выводу, что его время от него, во всяком случае, уже, не зависит. Три года все равно есть. Но какими они будут? И что это за толика счастья, которую он должен будет заплатить?

Анастасия уже вернулась из магазина и суетилась на кухне. Обернувшись на его появление в дверном проеме, она тихо подошла к нему, обняла и ласково прощебетала:
 - Я к Вашим услугам, Котик.
     Адвоката несколько покоробило от «Котика», но он уже понял, что к подобному обращению ему просто надо привыкнуть. К тому же оно не было ни фамильярным, ни панибратским, а просто ласковым из уст полюбившейся ему женщины, которая, в конце концов, имела право называть его так, как считала для себя наиболее приемлемым. Котов резко опустил ее руки и произнес:
- Я хочу задать тебе два вопроса. Первый – согласна ли ты выйти за меня замуж? И второй. Позволишь ли ты мне устраивать нашу жизнь по моему усмотрению?
     Анастасия ответила не сразу. Медленно отойдя к окну, она отвернулась и, глядя сквозь стекло повлажневшими глазами, тихо сказала:
- Андрей. Я тебя, наверное, очень люблю. Во всяком случае, мне так кажется. Но прошу тебя оставить все как есть. Мне страшно. Последние несколько дней настолько перевернули мою жизнь, что мне надо просто привыкнуть к своей новой, необычной для меня роли. И в тебе происходит что-то для меня непонятное. Надо во всем разобраться. Я от тебя никуда не денусь. Я и так с тобой. И никаких возражений, стать твоей женой, у меня нет. Но, повторяю, что мне почему-то страшно. Страшно за тебя. Ты мне ничего не объясняешь. И боюсь, мы оба можем стать жертвами какой-то дьявольской игры. Давай оставим все как есть, до весны.
     Анастасия повернулась к нему с виноватой улыбкой. В ее глазах вновь, как в то их первое утро, стояли слезы. Котов подошел к ней и прижал к себе.
- Хорошо, пусть будет так. Но помни! Я своего предложения не отменяю. Я уже не могу без тебя.               
ГЛАВА 8

     На следующий день Анастасия, собрав свое небольшое имущество, переехала к Котову. Квартира, где она жила уже пять лет, принадлежала ее сестре, муж которой последние годы работал в Иране. Как верная спутница жизни, её сестра,  вместе с  двумя детьми, сопровождала своего супруга. Они изредка приезжали в отпуск, и Анастасия была несколько обеспокоена, что их жилье останется без присмотра. Но Котов уговорил ее поставить квартиру на сигнализацию и обещал вместе с ней туда периодически наведываться.
      Дни летели незаметно. На работу – вместе. Анастасия старалась быть хорошей хозяйкой. В выходные они устраивали немыслимые любовные игры, вечерами гуляли в парке, спали, смотрели телевизор, много говорили на разные темы…   Котов был счастлив. Никогда еще его жизнь не была так наполнена чувствами заботы и любви. Им было нисколько не скучно вдвоем. Редкие телефонные звонки в квартире Котова не приносили каких-либо неожиданностей. Иногда отвлекали…
       На работу – вместе... Через пару недель это стало слегка  раздражать…
       Как-то, в субботу вечером, Котов и Анастасия собрались в театр. «Летучую мышь» Иоганна Штрауса, которую играл приехавший на гастроли  Московский театр оперетты, вполне соответствовала настроению праздника обоих. Еще утром Котов отвез свою уже невесту в магазин одежды, который принадлежал его давнему приятелю Щеглову. Щеглов приложил немало усилий, и результат превзошел все ожидания. Анастасия была обворожительна в новом вечернем платье. Колье и серьги из опала только усиливали блеск ее счастливых глаз.
        В антракте они решили подняться в театральный буфет. На лестнице Котов  неожиданно столкнулся со своей бывшей любовницей Эльвирой в сопровождении несколько седого представительного мужчины, лицо которого Котову показалось знакомым. Они раскланялись. Эльвира, бросив цепкий и пристальный взгляд на Анастасию, обратилась к своему спутнику:
- Позволь тебе представить, дорогой  дядюшка, моего хорошего знакомого – адвоката Андрея Сергеевича Котова.         
- Борис Петрович Гаршин, - отрекомендовался спутник Эльвиры, протягивая Котову руку.
- Очень приятно, - галантно отозвался Котов. – Моя невеста Анастасия.
- Служебный роман, - съехидничала Эльвира, видевшая Таську в офисе адвоката. – И когда же свадьба?
     Котов пронзил ее таким гневным взглядом, что Эльвира отвела глаза и, поняв глупость положения, в которое она поставила не только всех, но, прежде всего, себя, растерялась.
Борис Петрович, не обратив внимания на язвительную перепалку, произнёс:
- Очень много наслышан о Вас, Андрей Сергеевич, и, признаться, мечтал с Вами как-нибудь познакомиться. Может быть, мы встретимся, скажем, хоть на следующей неделе? Поверьте, нам есть что обсудить! – Гаршин протянул адвокату свою визитку.
- Ну что ж, - с готовностью отозвался Котов. – Давайте созвонимся, а сейчас все-таки хотелось бы дойти до буфета и выпить что-нибудь прохладненькое. Вы не составители нам компанию? - учтиво предложил Котов, вновь гневно взглянув на Эльвиру -
 -  Спасибо, - опередив своего спутника, натянуто улыбаясь, ответила Эльвира. – Но я хочу пройтись на балкон – здесь несколько душновато.
     Она легонько подтолкнула Бориса Петровича, и, кивнув Котову и Анастасии, пара удалилась.
    В буфет поднялись молча. Встреча с Эльвирой оставила в душе обоих неприятный осадок, и Котов размышлял о том, как загладить это негативное впечатление от вульгарности своей бывшей подруги. Он усадил Анастасию за столик. Вскоре принесли  шампанское и мороженое.
- Ты ее любил? – глядя в глаза Андрея Сергеевича, спросила Анастасия.
- Я люблю тебя. И давай больше не возвращаться к подобным вопросам.  Котов нежно взял ее за руку и поднес к губам. – Ты у меня самая-самая летучая мышь!
   
   По возвращении домой, после спектакля, Котов, пока Анастасия была в душе, взглянул на визитку Гаршина. На ней было обозначено, что Борис Петрович являлся депутатом областного Совета  и председателем комиссии по законодательству.
- Родственнички! - тихо прошипел Котов, - не пробив адвокатуру, б…ь направилась в политику!
    От воспоминаний об Эльвире его передернуло. Они познакомились в июне на даче у Щеглова, супруга которого отмечала свое тридцатилетие. Гостей было не очень много, пар шесть, и только у него и у Эльвиры не было пары. Эльвира была очень недурна собой. Шикарный бюст и правильность ее длинноногой фигуры очень соблазняли к более тесному знакомству, и Котов охотно пошел с ней на контакт. Теплый июньский вечер, веселая компания, шашлык, вино и танцы, купание ночью при луне закончилось тем, чем и должно было закончиться – хорошим сексом, темп которого задавали комары. Начавшись в пятницу вечером, праздник у Щеглова продолжался до середины воскресения. И эти два дня и две ночи Котов с Эльвирой провели вместе. Вернувшись в город, они не расставались до понедельника. И  Котов пришел на работу настолько уставшим, что, сославшись Таське на недомогание,  вернулся домой и проспал до самого вечера.
   Эльвира навещала его раза два в неделю, по вечерам, иногда оставалась на выходные, иногда пропадала недели на две. Одевалась она шикарно, в чем ей очень  хорошо помогал Щеглов. О себе она почти не рассказывала, да  и  Котов особенно не расспрашивал. По ее словам, она работала менеджером в какой-то  небольшой туристической фирме. У него не было к ней какого-то теплого чувства, но она владела своим телом настолько искусно, что отказать себе в удовольствии в таком общении  Котов  просто не мог. Особым интеллектом она не блистала,  и что-то хищное было в ее глазах.  "Бюст  и интеллект  - трудно совместимые  понятия", - почему-то подумал тогда Котов.
    Несколько раз она приходила в адвокатскую контору в сопровождении одного или двух молодых людей, и, с чувством превосходства, небрежно поглядывая на Таську, громко заявляла, что Андрей Сергеевич ей лично назначил на этот час. Нескольких таких визитов было достаточно, чтобы Таська ее возненавидела. Котов понял, что интересы  Эльвиры в области уголовного права касаются ее партнеров по бизнесу. И законность этого бизнеса является весьма проблематичной. В конце концов, стараниями Котова, их встречи прекратились. Адвокат вздохнул с облегчением. Но…
     Однажды к нему заглянул Щеглов в совершенно потерянном состоянии. Выпив целый стакан предложенного Котовым джина, он поведал, что стал причиной шантажа, суть которого заключалась в видеокассете, где он предавался утехам Эроса с молоденькой блондинкой. Шантажисты требовали от него кругленькую сумму. В противном случае копии кассеты передавалась в два адреса – жене и тестю, директору местного филиала солидной нефтяной компании. Узнав такие подробности о беде своего незадачливого друга, Котов призадумался. Интуиция ему подсказывала, что… Да! Сопоставив свои воспоминания о мелких деталях общения с Эльвирой, Котов понял, что, возможно, без ее участия здесь не обошлось. Медлить было нельзя. Он обратился к своему однокурснику, работавшему в областном управлении ФСБ, с просьбой навести справки о туристической фирме, где работала Эльвира.
   Через пару дней подполковник Нестеров пригласил его к себе. То, что узнал Котов, было настолько отвратительно, что он с трудом сдерживался. Владельцем этой «туристической фирмы» был бывший муж Эльвиры. Наряду с обычной деятельностью по организации туристических поездок, фирма содержала разъездной бордель, записывая интимные подробности отдыха состоятельных граждан. И Эльвира фактически руководила этим борделем. Нестеров продемонстрировал адвокату фрагменты нескольких кассет, где роль куртизанки исполняла и сама Эльвира. Но одна кассета его особенно потрясла. На ней он узнал и свою спальню, и свою широкую кровать, и Эльвиру, и себя, грешного.               
- А девочка-то ушлая. На перспективу работала, - улыбался Нестеров, подмигивая Котову. – И как же тебя, брат угораздило?
   Котов рассказал историю своего знакомства. Нестеров немного помолчал.
- Ну, что тут скажешь? Несчастный случай! А эта подруга действительно одноклассница жены Щеглова. Все-таки,  редкая стерва. Но ты не волнуйся. Весь материал у меня. Кассеты кроме меня никто не просматривал. "Твою" дарю тебе. На память. Что касается Щеглова, то я его "сексуальные подвиги" уже, считай, уничтожил. Он нас не интересует, а его тесть, как ты понимаешь, и так под нашим присмотром. С этой "турфирмой" и еще кое с кем, поработаем. Там, кроме этого, еще  есть интересные моменты.  А эту твою "лапочку" даже не знаю… Ладно, не переживай, - смеясь, добавил Нестеров. – Я ее к себе возьму. Поработаем с ней, конечно, - вот тебе и готовый «агент национальной безопасности». А у нас не забалуешь. У нас лишнее слово и несчастный случай – почти одно и то же. А все же хороша баба а, Котов? – хлопнул дружески по плечу адвоката Нестеров. – А если серьезно, Андрей, то скажу так: жениться тебе давно пора. Твой бы порох – да в добрый снаряд! – Нестеров похлопал Котова по плечу - Сейчас поезжай домой с моими ребятами. Пусть они твою квартирку почистят от научно-технической революции. А Щеглову скажи, чтобы успокоился. Тревожить его больше никто не будет. Ну, само собой, без подробностей…
      
- Жениться, - оправившись от воспоминаний, вслух произнес Котов. – Так я уже согласен, а мне говорят -  подожди.
- Так ведь только до весны, - сказала тихо вошедшая Анастасия. Ее мокрые распущенные волосы покоились на синеве халата. Чуть покрасневшее от горячей воды лицо излучало тепло и нежность.
   В эту ночь Котов был особенно нежен, словно пытаясь загладить свою вину перед ней за свое двухлетнее невнимание. И его утренний сон эхом сопровождали счастливые Таськины стоны.         




ГЛАВА 9

     Борис Петрович Гаршин, к своему легкому стыду, отстаивал в областном Совете интересы всевозможных прохиндеев от бизнеса. Но, что удивительно, его деятельность приносила не только ему самому, но и бюджету городскому некоторую пользу. Биографию своей подруги,  "в миру" племянницы Эльвиры, вдовец Гаршин, как ему казалось, немного знал. Но о некоторых сторонах ее бывшего замысловатого бизнеса, как и о нынешнем ее сотрудничестве с ФСБ, конечно, не подозревал.
    В конце недели, несмотря на противоречивые чувства, Котов все же позвонил  Борису Петровичу. Их разговор носил сугубо деловой характер. Подходил к концу срок полномочий депутатов областного Совета. До старта очередной избирательной компании оставалось менее полугода, и Гаршин, сотоварищи, готовили перспективу "второго срока".
     К предложению включить его имя в список кандидатов в депутаты от "губернаторской" партии «Родная сторона» Котов отнесся поначалу совершенно равнодушно. Он достаточно четко представлял себе специфику  юридической культуры во властных структурах, чтобы строить какие-либо серьезные планы. Да и возня в грязных кулуарах местной политики его совершенно не прельщала. Но отказывать сразу было неудобно, и Котов обещал подумать.
      К месту встречи с Гаршиным  Андрей Сергеевич пришел пораньше. Хотелось немного побродить одному по парку и, на фоне увядающей природы, еще раз взвесить свой диалог. Его жизнь уже и так круто переменилась и с визитом Дэвила, и с Анастасией. Теперь предстояло сделать еще один крутой вираж в своей биографии. Котов решил принять предложение Бориса Петровича, тем более, зная о поддержке губернатора, при грамотном ведении дел, он вполне мог рассчитывать на успех. Ему не давала покоя мысль о возможности привлечения свалившихся на него этих "чертовых" денег, которые можно было бы использовать на добрые дела, тем паче, что проблем в городе, да и не только, хватало с лихвой. Но, будучи человеком осторожным, он решил передать кредитную карточку Анастасии Гаршину в качестве финансовой поддержки его партии и посмотреть, как проявится такое его решение.   
    Прогуливаясь по аллеям парка, Котов вспомнил одну встречу с почти историческим для него человеком. Впрочем, почему почти - вполне историческим. Это был трогательный разговор со старым евреем, прожившим в ГУЛАГе семь лет своей жизни неизвестно за что. Соломон Матвеевич Евсеев, по странной  лагерной кличке "Смерш", повстречался тогда еще молодому студенту Котову лет шестнадцать назад в кафе на улице Декабристов. В кафе Андрей зашел совершенно случайно. После экзамена, Котов решил немного отвлечься и успокоиться парой кружек пива. Здесь к его столику и подсел, предварительно спросив разрешения, "Смерш". Соломон Матвеевич также походил на «смерть шпионам», как и на любого шпиона. Из возникшего как-то само собой разговора Котов узнал, что его собеседник стал "сидельцем" в конце сороковых, когда вдруг родное правительство почему-то невзлюбило его товарищей по национальности. Как-то в студенческой компании молодой Соломон открыл "страшную тайну" о национальности Карла Маркса. Этого тогда было достаточно для прогулки в Сибирь по статье "шпионаж". Там и родилась его насмешливая кличка.
      Детали того разговора Андрей  Сергеевич, конечно, не помнил, но суть не забыл.
-  Вы когда-нибудь задумывались о мерах, или, если хотите, о единицах измерения добра и зла? – вещал старый еврей, блестя своими печальными глазами. – Что брать в основу? По Достоевскому, слезу ребенка или жизнь "старухи-процентщицы"? Лучшие умы бились над этим вопросом! Вы, будущий юрист, возможно адвокат, скажите: защищать от наказания преступника – это злое или доброе дело? Конечно, государство, как инструмент насилия, пытается как-то реагировать на недобрые дела своих граждан. Но, во-первых, любое насилие само по себе является злом.  А, во-вторых, «лес рубят – щепки летят». Невинные страдают. И только при наличии доброго института адвокатуры возможна какая-то защита, именно, правовая защита и невиновных, да и душ заблудших. Впрочем, каждый человек грешен. И, может быть,  в этом и есть глубокая суть меры добра и зла, которую мы постигаем всю свою жизнь. Вечное единство и вечная борьба противоположностей! Гений Маркса, пожалуй, впервые четко указал на то, что и так было ясно многие века, от сотворения мира. А все же зло всегда остается злом, какую бы философию под него не подводить. И его становиться все больше в этом мире. Но человеку мало двух понятий добра и зла. Его изощренный ум придумал еще одну категорию – нравственность, как некие общепринятые нормы общения. А кем они приняты? Тихими обывателями или одурманенной пропагандой толпой? При какой власти? Вся так называемая  «этика»  в конечном счете – это соотношение добра и зла. Но это соотношение выбирает сам конкретный человек в конкретных обстоятельствах.  Здесь корень вопроса!  Из многих моих лет, что я провел в так называемой «отсидке», мне хорошо запомнился один эпизод. Тогда я сильно простудился. Меня взяли в санчасть. Температура была под сорок, и я молил бога, чтобы он прибрал меня к себе. Но я выжил. Лагерные врачи помогли мне стать на ноги, и я еще три года "дружил" с кайлом, пока Еська не сдох. Режим ослаб. Но что удивительно! Чисто физически почувствовав облегчение, я понял, как низко опустилась моя многострадальная душа. Я готов был благодарить своих охранников за то, что меня не били. И я ненавидел врачей, которые вернули меня к жизни. Иногда тихо обращаясь к Богу, я спрашивал его: Ты, может быть, и страдал за всех нас. Спасибо! А я? Я? Лично я за кого страдаю? За кучку моих соплеменников-дегенератов, что жрут и друг друга и всех окружающих? За дебильные идеи образованных идиотов? Да. Я не выступал против. Но ведь я и "за!" не кричал!..   Не надо о добре и зле думать однозначно. Это – не та категория, где белое и черное. Это категория всех цветов и оттенков радуги человеческого восприятия…
 
     К месту встречи с Котовым Борис Петрович, без головного убора, в бежевом элегантном пальто, появился вовремя. Поздоровавшись, они  медленно пошли по аллее. Перекинувшись несколькими ничего не значившими фразами, Котов сразу перешел к деловой части встречи:
- Я подумал над Вашим предложением, Борис Петрович. С учетом моего возраста, лишние заботы, надеюсь, не помешают моему здоровью. Да и некоторое разнообразие в моих занятиях, думаю, пойдет на пользу не только мне. Короче, я согласен. – Котов остановился и протянул Гаршину руку.
-  Ну, что ж, - улыбнулся тот, отвечая на рукопожатие, - я рад Вашему согласию. Ваше имя заметно усилит наши ряды. А как насчет вступления в нашу партию?
-  Давайте, я лучше буду сочувствующим, - засмеялся Котов. – Моим родственникам настолько досталось от "демократического централизма", что я, видимо, уже генетически испытываю настороженность к политическим структурам. Единственно, чем я смогу помочь Вашей "Родной стороне", так это вот этим. – Котов протянул Борису Петровичу "кредитку". – Один мой клиент, как мне кажется, совершенно незаслуженно с моей стороны, прислал слишком большой гонорар. Я долго думал, как с ним поступить. Тратить его на себя как-то неудобно. Негласная благотворительность при нашем воровстве меня совершенно не устраивала. А тут Ваше предложение. Так что можете рассматривать меня как одноразового "спонсора" Вашей партии. Только прошу – без упоминания моего имени.    
    Гаршин не возражал. Однако щедрость Андрея Сергеевича его несколько озадачила. Не ставя никаких предварительных условий расстаться со значительной  суммой… В конце концов Борис Петрович перестал ломать свою седую голову.
    Прогулявшись некоторое время по парку и слегка обсудив последние городские новости, они расстались.
   Адвокат вернулся в контору. Анастасия была занята с каким-то посетителем, и Котов молча прошел к себе в кабинет.
  Часы показывали четверть пятого. С неприязнью,  он бросил взгляд на свой стол, где небольшой стопкой лежали дела группы вполне обеспеченных лоботрясов.  Эти "деточки" были задержаны неделю назад за хулиганский  поджег нескольких садовых  домиков.
    Надо было еще раз просмотреть все документы – к десяти утра следующего дня  он должен быть в суде. Заседание обещало быть шумным. Горожан и без того допекали набеги на участки бомжей и воров, а тут еще и  деточки местной знати…
     Замять весь этот скандал сразу не получилось. Потерпевшие, в основном пожилые люди, не шли ни на какие посулы "договорных" компенсаций и требовали сурового наказания хулиганов. Задача Котова была достаточно сложна. Прекрасно понимая состояние и настроение потерпевших, ему все равно придется просить суд о минимальных  размерах  условного наказания. Об оправдании не могло быть и речи. Последнее время он устал от встреч с достаточно прижимистыми родственниками подсудимых. И только недюжинная  выдержка позволяла ему проводить все эти многочисленные, зачастую бестолковые беседы.   
 -  Интересно, как все эти люди будут за меня голосовать на выборах, - уже думал Котов.
     Но кому он не завидовал, так это судье Смурову. Буквально месяцем прежде, на областном семинаре работников правоохранительных органов, отец одного из подсудимых, глава стройтреста, вручил Смурову ключи от новой, отделанной под его, Смурова, заказ квартиры.  Но Котов не был бы Котовым, если бы не предусмотрел весь предстоящий расклад. В его сейфе хранились заявления от каждой из семей подсудимых о готовности немедленно возместить нанесенный "чадами" ущерб, причем в тройном размере. Это был его козырь, который он на протяжении времени следствия с большим трудом приобрел. Но это было и спасение для Смурова, который этого еще не знал и, сидя в своем кабинете вместе с помощником, перед каждым глотком дареного коньяка, произносил: "Ну, что Бог даст!".

     В кабинет Котова заглянула Анастасия.
- Не помешала? – прощебетала она, держа в руке чашку с дымящимся кофе. Адвокат сидел за столом, перелистывая свои записи по предстоящему процессу.
- Да нет, заходи. Это мне?
- Конечно тебе, - улыбнулась Анастасия, ставя чашку на стол. – Как прошла встреча?
- Нормально. - Котов погладил ее по руке. – Буду пытаться стать слугой народа. Кстати, пора теперь  искать тебе замену.
     Анастасия замерла на месте. Она отдернула руку. Краска ударила ей в лицо, глаза широко раскрылись. С нескладной улыбкой на лице она спросила:
- Ну, и на кого же ты собрался меня сменить?
      Котов никак не ожидал такой реакции на свои слова. Он встал из-за стола, подошел к ней и сильно обнял:
- Помощник ты мой любимый. Ну что ты подумала, глупенькая? Все очень просто. Тебе надо закончить институт? Надо. Если я стану депутатом, у меня меньше будет времени для работы? Меньше. Кто меня будет заменять? Ты. А тебя? – Он слегка поцеловал ее. – Вот и вся рокировка! Завтра, после суда, я заеду на факультет, поговорю обо всем с деканом, постараюсь присмотреть толкового и симпатичного дипломника, из которого мы с тобой будем воспитывать Плевако.
       Анастасия прижалась к нему всем телом:
- Не пугай меня, пожалуйста, больше никогда. Ладно?    


ГЛАВА 10

      Весь следующий день Котов провел в суде. Несмотря на несложность дела, его слушание затянулось до самого вечера. Судья, Виктор Матвеевич Смуров, заметно волновался, несколько раз объявлял перерыв на час-полтора. Телега правосудия со скрипом плелась к "торжеству справедливости". Только в четыре часа Котов начал свою адвокатскую проповедь. Его изящной речью были заворожены все. Он не жалел эпитетов в адрес подсудимых, их родителей, образовательных и воспитательных учреждений, социальной политики правительства, местных властей и даже телевидения. Но только когда он передал суду заявления родителей подсудимых, Смуров вздохнул с облегчением. К своему месту, после выступления, Котов направлялся под  благодарным взглядом  судьи. Котов выиграл. Привычное чувство удовлетворения слегка тешило его самолюбие, но не больше.
      После заседания к адвокату подошел судебный пристав и попросил зайти в кабинет Смурова. Только через полчаса, оторвавшись, наконец, от благодарных родственников условно осужденных на небольшой срок, Котов открыл дверь кабинета. Виктор Матвеевич поднялся навстречу с протянутой для рукопожатия рукой.
-  Дорогой Андрей Сергеевич! Ты прямо из петли меня вынул! Ну, спасибо!
-  Я так и предполагал, - отозвался Котов.
-  Что ж ты не предупредил? Не поставил в известность?
-  Звонить судье?  Что-то рассказывать? Ну,  знаете… Адвокат не вправе звонить судье. Но что мешало судье позвонить адвокату?
-  Вы, как обычно, тысячу раз правы. Как юрист, никак не могу Вас спрогнозировать. Это же не первое дело! – Смуров был счастлив. – Так или иначе, но я Ваш должник. По коньячку-с?
- И непременно с лимончиком-с, - с улыбкой поддержал инициативу Котов, доставая из кармана пиджака  лимон.
- Черт возьми, Вы даже это предусмотрели! -  изумился  Смуров.

      На визит к  декану Котов уже безнадежно опоздал и его извиняющийся звонок перенес встречу на завтра.
    Вернувшись домой и насладившись вкусным ужином, Котов постарался высказать свою благодарность Анастасии в самой, как ему казалось, сексуальной форме. Это ему удалось. Они просто были счастливы, счастливы друг от друга!  Это неповторимое слияние  не столько тел, но душ, благостных взаимным проникновением! Самое величайшее совместное достижение людей двух полов, которое имеет такое простое и непонятное название - "любовь"!
    Приняв свою долю "снотворного", Котов сперва тихонько задремал возле  Таськиной руки, а потом и вовсе заснул, заснул тихо, глубоко, как-то блаженно.  Анастасия, спустя некоторое время, легонько высвободила свою руку и тоже закрыла глаза…
    Котов спал. Спал глубоко и тихо…
    Ему снился институт, деканат. Незнакомая женщина, из породы "синих чулок", выслушала его просьбу о восстановлении Анастасии в институте и попросила приехать потенциальную студентку. Котов благодарно улыбнулся и позвонил почему-то домой, а не в контору. Деревянным голосом Анастасия сказала, что скоро будет, и он спустился вниз, чтобы встретить её. Из подъехавшего такси она уже бежала ему навстречу. Она повисла у него на шее. Раздались какие-то выстрелы…
   Котов открыл глаза. В квартире было тихо. Легкое дыхание Таськи… Котов повернулся на другой бок и снова заснул. Но сон вернул его к прежним переживаниям. Он будто бы со стороны увидел свою перебинтованную голову, которая к тому же сильно болела. Как в тумане он сумел распознать  два силуэта в белых  халатах, наклонившихся  над ним. Одного он не знал. Другой был не кто иной, как подполковник Нестеров.
- Ты можешь говорить? – негромко задал Нестеров свой вопрос. – Я забрал твое дело у ментов.
- Анастасия? – хрипло выдохнул свой вопрос Котов.
- Её не удалось спасти. Вторая пуля прошла прямо через сердце. Держись. Её больше нет. Если бы не она – мы бы сейчас не общались. Прими и прочее… - Нестеров сделал паузу. -  Однако я вынужден тебя скрупулезно допросить.
- Давай позже. Я должен сам понять ситуацию, – по щекам Котова текли слезы…
- Хорошо. Я буду завтра в два.
      Это был не сон и не беспамятство.  Его состояние вообще никак нельзя было назвать. Нет Анастасии! Просто нет! Нет женщины, любимой женщины! Мир где? Он рухнул! Рухнул с этим известием!  Что еще имеет смысл?!.. Бред!  Анастасия! Известие Нестерова резко отозвалось болью в сердце. Он не хотел, не мог верить!  Он попытался встать, но боль уложила его обратно.       
-  Анастасия…
-  Забудь – вновь возник Нестеров - Тело забрали родители. Из Ирана прилетела сестра. Ее вещи из твоей квартиры она забрала. Ты прости, но я за тебя дал на это согласие. Она это сделала в моем присутствии. Ее уже похоронили. Где – просили тебе не говорить. Да, может, и к лучшему…   Считай, что уехала. Далеко. Прости, у меня такое случалось…  Так несколько легче. Да, еще вот что. Твой новый знакомый Гаршин вместе с Эльвирой вчера ночью разбились на новеньком джипе, приобретенном в этот же день. Здесь проще. Столб. Два трупа. Но! Кто-то снял в банке АВС почтенную сумму с лицевого счета Анастасии. Понятно, что сама она этого сделать не могла, но ее карточка была найдена среди документов Гаршина. И вот еще тебе "информация к размышлению".- Нестеров протянул адвокату несколько цветных фотографий. – Это пули, извлеченные из тела Анастасии. Если обратишь внимание, то на них четко прослеживается рисунок красной молнии, такой же, как у тебя на печатке. Автомобиль, из которого стреляли, проехав метров сто,  врезался в асфальтовый каток и взорвался. Останков в машине не нашли. Такое впечатление, что преступление совершило какое-то приведение. Гильзы, кстати, тоже не обнаружены. Чертовщина какая-то. Ну, ладно, я зайду к тебе завтра в это же время. И задам еще несколько вопросов. А пока отдыхай и соберись с мыслями. Только учти: докапываться до истины – это наш общий принцип. Или я не прав? – Он выразительно посмотрел на адвоката.
      В палату зашла медсестра, совсем молоденькая восемнадцатилетняя девчушка.
- Андрей Сергеевич, меня зовут Нина. Если Вам что-нибудь понадобится, то Вы можете нажать на кнопку у Вас над кроватью – и я прибегу. Как Вы себя чувствуете? Не надо ли чего?
Котов видел её, и не видел, слышал, и не слышал… Он беззвучно шевелил губами, и было непонятно, он говорит что-то или разговаривает сам с собой… Нина подошла к его кровати и наклонилась над ним.
- Где мои вещи? Где телефон? Дайте мне телефон, - наконец прохрипел он. – Дайте мне телефон и уйдите! Дайте мне телефон…Телефооон! – вдруг неожиданно хрипло заорал Котов. Этот вопль вернул медсестру из состояния растерянности. Она быстро выпрямилась, и, подбежав к шкафу, быстро распахнула его, достала Котовский пиджак, ужасно мятый, со следами жирных пятен. Котов  достал сотовый…
- Спасибо. Оставь меня, пожалуйста, одного, - тихо произнес адвокат. Нина вышла, тихонько прикрыв за собой дверь палаты. Она не успела дойти до своего дежурного места, как из палаты Котова раздался вызывающий ее звонок. Она почти бегом вернулась обратно. С виноватой улыбкой Котов протянул ей свой сотовый:
- У него сел аккумулятор. Извини. А можно ли что-нибудь придумать, а?
        Нина, немного помявшись, достала из кармана своего халатика свой аппарат:
-  Возьмите мой.  Его мне два месяца назад подарили на день рождения. Только на нем совсем-совсем   мало денег. Но на одну минуту может быть хватит. Пожалуйста, звоните! У нас сегодня после обеда будет зарплата, и я все восстановлю. Агентство связи буквально через дорогу,  Нина со своей трогательной детской улыбкой протянула Котову свой подарок.
   Он благодарно улыбнулся:
-  Спасибо. Дай мне мой пиджак.       
   Из пиджака Котов извлек сверток из кальки, а из него стодолларовую купюру.
-  Пока я буду звонить, положи себе на счет. И не бойся. У меня их много. Только не смотри на деньги. Там президент ихний подмигивает. Не смотри, а то испугаешься!
   Оставшись один, Котов набрал три шестерки. Гудок вызываемого телефона был необычным. Какой- то звон фанфар.
-  У Вас что-то случилось?
-  Перестань ерничать, черт! Скажи: за что?  Это же только твои проделки! За что?
-  Милый ты мой! Зачем тебе была нужна эта кукла? Ведь ты ее не любил. По настоящему, не любил. Ты её хотел! Мы уже с тобой говорили на эту тему. Что ты есть? Небольшое разумное скопление белковых тел! Да, это я убил её. И никакому Нестерову здесь не докопаться! Даже с твоей глупой помощью. Тебе что, не хватает женской ласки? Нина тебя уже готова утешить. Она почти каждый день занимается утешением разных ублюдков.  А что еще делать с такой зарплатой? Зато можно бесплатно периодически контролировать свой инфекционный уровень. Вперед, адвокат! Тут все собой торгуют, в разной степени. Рынок! – в трубке раздались короткие гудки.
    Через мгновение Дэвил уже сидел на подоконнике палаты:
-  Я Вам дал практически безграничные финансовые возможности. Ну и как Вы их начали использовать? Вы хотите стать политиком? Извольте. Только не дарите не свои деньги идиотам. И, кстати, не забывайте о нашем контракте! Как не стыдно! Я, конечно,  понимаю, что стыд – это, по сути, бестолковое проявление разума. Кстати, не самое лучшее. Но это – на мой взгляд. Вы можете предложить другое объяснение?  Вас просто не будут слушать!  Неужели, на протяжении целого ряда лет, общаясь с пороком, Вы, Андрей Сергеевич, не стали обыденной составляющей такого антиобщественного явления как криминал?  Подумать только! Зарабатывая деньги на отмывании нечистот, он не хочет прослыть ассенизатором! Кстати, Вы, Андрей Сергеевич, конечно  помните свою первую любовь.  Того шофера, что отправил в иной мир Катю Румянову, на суде тоже защищал хороший адвокат. Так вот: это "детище калыма" отделалось пятью годами в общем режиме, из которых отбыло фактически чуть больше двух. Освободившись, он женился. Жена ему досталась хоть и не девка, но с домом. И даже родил двух дочерей. Но как-то, в нетрезвом виде, подозревая свою благоверную в измене, по пьянке (почувствуйте логику!), зажег ночью с четырех сторон её бревенчатый сруб. За жизнь его обгорелой семьи несколько часов безуспешно боролись врачи…
-  Что ты хочешь от меня, - Котов задохнулся от злобы, тоски и собственной  беспомощности, но  уже был готов разделить эту дьявольскую точку зрения. -  Верни Анастасию! Ведь ты, наверное, сможешь? – он весь напрягся и побледнел.
-  А зачем?  Нет, конечно, если Вы, Андрей Сергеевич хотите лицезреть труп любимой женщины, то, пожалуйста! Вам в гробу или в синем халате с драконом? Зачем Вам семья, если,  чуть ли не ежедневно соприкасаясь с пороком, Вы невольно несете в себе радость от собственного торжества над так называемым здравым смыслом! При этом хорошо оплачиваемом!   
-  Пошел вон!
-  Прощевайте, адвокат, выздоравливайте! Кстати, послезавтра Вас уже выпишут. Два дня дома! Нина Вас будет навещать. Уверяю, этот уже не ребенок очень мил – Дэвил захохотал и пропал так же, как и появился.
   Котов заскрипел зубами. Ему было гнусно, тошно, противно. В дверь палаты открылась и зашла медсестра.
- Я сутки дежурю, - сообщила она вместе со своим появлением. – Мне почему-то показалось…
     Котов не дал ей договорить:
- Дай мне снотворного и иди к чертовой матери!!! - он отвернулся. -  Прости. Нервы. У меня…
     Нина не дала ему договорить. Она прикрыла своей легкой ладошкой рот Котова и тихо произнесла:
-  Тихо, тихо, Андрюша-а, я здесь …


ГЛАВА 11

      Котов открыл глаза. Над ним склонилось такое любимое Таськино лицо, её ладошка лежала у него на сухих губах.
-  Ты жива?
      Более дурацкого вопроса Таська не слышала за всю свою небольшую жизнь: 
-  Что? Что опять тебе приснилось? Или пригрезилось? Успокойся. Я с тобой. Давай попытайся заснуть, а утром разберемся.  Ладно? Я люблю тебя! – Анастасия ласково поцеловала Котова  в плечо и прижалась к нему. Её лёгкая рука мягко обвила его грудь, почти не касаясь…             
       Котов никогда толком не задумывался о такой категории, как "счастье". Наверное, в его  биографии до сих пор не находилось место такому понятию. Но именно после этого ужасного сновидения он впервые подумал об этом. Он больше не мог заснуть. Осторожно сжимая Таськину руку, чувствуя её тепло, запах и слыша тихое мерное дыхание этого любимого существа, Котов, после пережитого сонного кошмара, чувствовал себя по-настоящему  счастливым! Голова была совершенно пустой, вернее опустошенной. Жуткий сон будто бы вытащил из него все чувства беспокойства, нервозности, страха…  Если бы кто-либо незнакомый посмотрел бы в этот момент на Котова со стороны, то его реакция была бы однозначна: так может улыбаться только психически тяжело больной человек... 

      Едва солнечные лучи показались через достаточно плотные гардины, адвокат позволил себе освободиться от объятий Анастасии и встать. Она немедленно проснулась, улыбнулась и вопросительно посмотрела на Котова. Утро выдалось добрым…
-  Ты вот что. – Котов как-то странно начал за завтраком свой монолог, - Я, конечно, атеист, да и вообще… В общем, так. Ты знаешь, что я сейчас еду в институт. Приготовь, пожалуйста, все свои документы на этот счет. И ещё. Я тебя убедительно прошу, нет, скорее, приказываю сидеть дома до моего возвращения! Черт с ней, с конторой. Там сегодня куча журналистов по вчерашнему делу – все равно работать не дадут.
-  Слушай, Кот! Я не делаю ничего предосудительного, ты же знаешь, - она не успела договорить, как адвокат взорвался:
-  Если я прошу тебя что-то не делать, то неужели это так трудно?! Не делать?!
-  Дэвил? – неожиданно для Котова спросила Анастасия. Котов не успел ответить ничего.
-  Ну, наконец-то, женщина проговорилась. Я вообще не думал, что это произойдет сегодня, но слабый человеческий пол всегда преподносит сюрпризы! Был у меня один контрактник – теперь будет двое. Ну и ладненько! – на подоконнике кухни возник Дэвил в своем неизменном плаще с ярко-оранжевой подкладкой и покачивая ногой. – А сон Ваш, Андрей Сергеевич, был правильный. Но не во всем. Мы ведь с Вами заключили контракт. И до его исполнения Ваша невеста, конечно же, будет с Вами. Наверное. Впрочем, все зависит от нее. Живите, пока… - Дэвил исчез. Повисла мрачная тишина.
-  Говорите, Вы в эфире, - с невеселой усмешкой нарушила молчание Анастасия. Котову показалось, что она несколько осунулась и даже постарела.
-  Ну, нет, хавронья, будем жить! – Котов грохнул о стол кулаком. В его глазах зажегся огонек азарта и борьбы. Он встал, подошел к Анастасии и, взяв её за плечи, легонько тряхнул – Я тебя не отдам,  никому! И себя тоже! 

   Висящие в фойе огромные настенные часы, подаренные институту администрацией города, негромко пробили десять, когда в деканате появился Котов. Помещение деканата  было заполнено несколькими письменными столами, заваленными в разной степени папками "Дело". 
- "Деловая  коммуналка", - отметил про себя Котов. Декан Штерн в "коммуналке" был, к счастью, один.
-  Вы просматривали сегодняшнюю прессу? Потрясающе! И это мой ученик! – Штерн поднялся навстречу Котову, нелепо разводя руками . – Милости просим, звезда ты наша юриспруденции. - Штерн как всегда был ироничен. – В юридической науке столько белых пятен, а он зарабатывает большие деньги на каких-то юнцах! Может, поделитесь с учителем? Ну, здравствуй, здравствуй Андрей! Или теперь и по отчеству? 
     Леонид Леопольдович Штерн, декан юридического факультета, не имел своего кабинета, о чем втайне сожалел. Котов редко заходил в институт, хотя чувство почтения к своим преподавателям он испытывал всегда. Но декан! Столько лет, а он все декан! Его любили все поколения выпускников. И уже пять лет, получая пенсию, он по-прежнему работал, делясь своей богатой юридической и жизненной мудростью со вчерашними школярами. Его витиеватое имя-отчество студенты уже давно сперва сократили  до "Леопарда", а потом и вовсе до "Лепы". Безобидный Лепа был умен, строг и справедлив, чем и снискал к себе уважение не только "продвинутого" студенчества, но и своих коллег. Большое  внимание он уделял так называемой "сельской молодежи", считая ее наиболее честной, талантливой и старательной. Те единицы, прошедшие через конкурсный отбор благодаря своим способностям, он ценил.               
      Студент Котов свое место в сердце Лепы, в своё время, занял неординарностью мышления и поступков, не всегда рациональных, но всегда справедливых.
-  Итак, слушаю Вас – "Лепа" положил свои немудреные очки на стол и, по обыкновению, слегка наклонив голову, чуточку прищурился.
       Котов четко изложил суть дела. "Лепа" только развел руками:
-  Звони своей "ученице". Пусть приедет прямо сейчас со всеми документами, и мы все оформим. И если она готова выдержать экзамены за этот семестр – то уже в феврале у Вас будет своя студентка пятого курса. А Вы – руководитель дипломного проекта. Кстати, тему диплома можете выбрать сами. Только небольшой нюанс. Сдача экзаменов должна быть оплачена. Я, конечно, постараюсь…
-  Не стоит ни о чем беспокоиться. Гонорарами я пока не обижен, чего и Вам желаю! А документы у меня с собой.
   "Лепа" по фотографии, срокам, указанным в тут же запрошенном им в "кадрах" личном деле Анастасии, конечно же, вспомнил свою бывшую студентку. И даже то, как она плакала у него в деканате, когда, выгнав всех из комнаты, и даже закрыв дверь на забытую уборщицей швабру, он гладил её по голове и утешал, как мог…
-  А я помню её, - листая личное дело Анастасии, не поднимая глаз, произнес "Лепа". – Очень яркая самобытная натура. Это твой работник или…
-  И то и другое. Она мне говорила, что по каким-то семейным обстоятельствам ей пришлось бросить институт, но конкретику я не знаю. Мой интерес к этому делу почему-то был ей неприятен, поэтому я никогда её подробно не расспрашивал. Да, теперь это уже и неважно. Она замечательная, и, поверьте, мне очень дорога.
-  Ну что ж. Завидовать не будем – будем помогать! – декан поднял на Котова внимательный взгляд. – Ну, а если или… Если хотите мое мнение – то Ваш выбор или сто из ста или ноль из одного!
   Котов учтиво поклонился:
- Я бы был последним идиотом, если бы …
- Она – личность! – ответ Лепы с поднятым вверх указательным пальцем не нуждался в комментариях.
     Через некоторое время  все формальности были улажены, и Котов со свойственным ему тактом задал естественный вопрос:
-  Леонид Леопольдович! Позвольте на правах Вашего не самого лучшего, но ученика, пригласить Вас со мной отобедать. Я знаю, здесь недалеко есть очень уютный и тихий ресторанчик. Обещаю великолепную кухню, но, естественно, по Вашему выбору. Поверьте, нам еще есть что обсудить, да и с моей стороны было бы непростительной глупостью упустить такой шанс для беседы с Вами. Прошу Вас.
      Штерн прямо и внимательно посмотрел в глаза Котова. В них он увидел главное: это не просто заурядная дань вежливости. Он разглядел в этих больших умных глазах нужду в какой-то опоре, даже помощи.
-  Хорошо, Андрей. У меня, как ты, наверное, уже успел выяснить, - Штерн шутливо опять приподнял указательный палец, - занятий сегодня уже нет. Но я освобожусь минут через тридцать-сорок. Надо же обстоятельно отсюда улизнуть! Подожди меня в скверике напротив. Хорошо?
-  Спасибо, Леонид Леопольдович! Я Вас жду. – Котов поклонился и вышел.
    Почти через час Штерн появился в сквере. Завидев его издалека, Котов встал навстречу.
-  Я, надеюсь, недолго? – несколько виновато спросил Штерн.
- Да нет, как договаривались… - Котов улыбнулся совершенно искренне. Ему очень хотелось поговорить со своим бывшим деканом, но он был рад, что тот не очень задержался.
-  Ну? И куда же мы отправимся? – Штерн был конечно же не против пообедать.
-  Здесь недалеко есть интересный ресторанчик "Стриж", там мы и поговорим, и кухня там очень хорошая.
-  А почему, интересно, этот ресторан так называется, знаете?
-  Конечно, знаю. Потому что его владелец - Щеглов, мой приятель. Котов рассмеялся. Штерн улыбнулся.
   
     В "Стриже" Котова знали.  Ему предоставили отдельный кабинет для предварительной беседы, пока, согласно выбранному меню, накрывали стол в соседнем.
   Расположившись в удобных кожаных креслах, посетители закурили, и Котов, пристально глядя в глаза Штерну, спросил:   
- Леонид Леопольдович, я намерен баллотироваться  в депутаты областного Совета. Партия "Родная сторона" мне обещала поддержку, так что, в принципе, шансы есть. Мне стало несколько тесновато в рамках моей профессиональной деятельности адвоката. Иногда приходилось выступать, увы, не на стороне власти. Продажность властных, в том числе судебных, структур мы  с Вами хорошо знаем. Хочу попытаться хотя бы немного повлиять на систему, как мне кажется, с положительной стороны. Не очень уверен, что получится, но уверен, что хочу. Могу ли я рассчитывать на Ваше благословение и Вашу практическую помощь?
- Андрей! Я, безусловно, желаю тебе успеха. И даже могу взять на себя часть твоих забот в будущем, или как консультант…
- с неплохой оплатой труда, - договорил адвокат - и только так! Кроме того, мне бы хотелось расширить юридическую практику Ваших студентов с привлечением для работы над областными нормативными документами. Для пузатеньких дядюшек это был бы неплохой подарок!
- Ну что ж, мысли твои интересные, перспективные…  Помогу.
- Я очень рад, что Вы меня понимаете. Будем считать, что договорились. И есть у меня еще одна просьба. Мне нужен помощник. Сейчас. Конечно, из тех, кто на выпуске. С устоявшимся твердым характером, с чувством собственного достоинства и справедливости. И только с условием работы в моей конторе минимум на пять лет. При необходимости, жильем обеспечу, но только на время работы у меня. Зарплата неплохая  для начинающих. Требования – жесткие.   
    Штерн задумался. В это время в кабинет постучал официант и пригласил к обеду. 
    Расположившись за столом и предложив тост за юриспруденцию, Штерн не переставал анализировать характер просьбы Котова. Наконец, закусив, он произнес:
- Я подберу тебе нескольких кандидатов. По полу ограничения будут?
   Котов понимал такую простую истину, что волей-неволей будет сравнивать пока ещё неизвестную ему особу женского пола с Анастасией. Он, конечно же, предпочел бы молодого человека… 
- Нет, - решительно сказал Котов.
- Хорошо. Но последнее слово за тобой. Правильно?
- Естественно – буркнул адвокат, запуская ложку в тарелку солянки.    
- Андрей. Все что ты мне до этого говорил, в принципе, можно было бы решить и по телефону. Прости, но я не люблю тянуть… - Штерн не успел договорить.
- А я и не тяну, - Андрей плеснул в рюмки ещё коньяка. – Леонид Леопольдович! У меня, как это теперь называют, "кризис жанра". Я серьезно. Понимаете, мне приснился какой-то очень непонятный сон… Я человек абсолютно не суеверный, но…  Этот сон… - Котов не успел договорить. Штерн немедленно перебил его:
- Вы, видимо, очень устали. Морально устали. Именно это я прочитал в Ваших глазах и согласился на такую встречу с Вами. Я все понял. И не надо больше ничего говорить и объяснять. Не Вы – первый, хотя в моей долгой практике всего лишь третий. – Котов сделал неопределенный жест рукой, но Штерн продолжил: – Юриспруденция – наука сложная. И главная сложность её в том, что результаты её выводов касаются непосредственно судьбы конкретного человека. А человек непредсказуем!  Вообще непредсказуем! И любые правила, по кличке "Закон", никогда не будут совершенными, даже если наш гипотетически "мудрый" законодатель, о чем можно только мечтать, будет стремиться к этому. Искать слабые места следствия – это же Ваша работа, и Вы об этом знаете прекрасно. Так что же Вас мучает? То, что выигранный Вами, или каким-либо  другим адвокатом, процесс, в конечном итоге, обращается против общества?  Есть прокурор, есть, наконец, суд. И не надо взваливать на себя ответственность за судьбу человека и последствия его поступков. Именно адвокат даёт шанс заблудшей душе. А остальное - дело этой самой души. И правосудия! – Штерн выпил свою рюмку и посмотрел прямо в глаза Котова. – Нет предела совершенства моральных устоев общества! Нет! Хотите или не хотите, но текущее время все равно диктует свое. Хотите быть честным перед самим собой? Иллюзия! На время! И не более того. Нельзя быть честным абсолютно, Андрей, просто нельзя! Да, Вы это и без меня знаете. Печально. Но самое мерзкое, что создали люди – это некие условия своего бытия, следуя которым те же "создатели" сами отравляют себе жизнь. А адвокатура… Публичное отмывание дерьма с конкретного человека. Вероятно, ты от этого устал.  Мой тебе добрый совет. Возьми сейчас отпуск, недели на три. Только не в дебильную Европу. Байкал, Сахалин…   Поверь, такая поездка даст силы. Хорошие силы. Силы настоящего российского духа. Все проблемы, в том числе и сама жизнь, исчезают постепенно. В этом и прелесть, и загадка, и продолжение бытия. И, главное, всегда, при любом действии своём, или кого либо, перед тобой должен стоять вопрос «зачем?» И только ответив на него можно двигаться дальше!
   Котов не возражал. Он с чувством почтения слушал "Лепу", и, безусловно, понял нехитрые, но так в это время ему необходимые мудрости Штерна.



ГЛАВА 12

    Котов приехал домой. Анастасия, встревоженная его долгим отсутствием, встретила его немым вопросом.
   Он, не сказав ни слова, удостоив её дежурным поцелуем, молча бросил на крючок вешалки свой плащ и прошел в дальнюю комнату, которая, по сути, являлась его кабинетом,  и прикрыл дверь. Однако, через пару секунд вернулся:
- Не сердись, я хочу немного побыть один.
   Котов удалился. Анастасия, несколько огорченная и его взволнованностью, и его отстраненным вниманием, глубоко вздохнув, попыталась отнестись к происходящему спокойно.  Но минут через двадцать открыла дверь его кабинета, предварительно три раза постучав:
- Извини, я приготовила ужин. Не составишь ли мне маленькую компанию?
    Котов сидел за столом, не двигаясь, устремив свой взгляд в какую-то неведомую точку. Или с просьбой или с мольбой он тихо произнёс:
-  Оставь меня одного, пожалуйста, мне очень, понимаешь, очень хочется немного побыть одному. Прости. Я скоро выйду. Ты знаешь, есть иногда такая необходимость – побыть одному. Прости. А пока – оставь меня, прости… - произнес Котов, не меняя своей задумчивой позы.
     Дверь закрылась. Любящей душе никогда не надо ничего объяснять. Анастасия прошла на кухню и присела у окна. Через минуту она спохватилась, прикрыла горячее…
      Из кухни был виден небольшой кусочек октябрьского неба. Созвездие Большой Медведицы всего лишь двумя звездочками своего ковша, видимыми из окна, тихо приветствовало её.  Анастасия, залюбовавшись этими звездочками, и, прикрывая то один глаз, то другой, невольно принялась рассуждать и о своей "женской" доле и о все-таки непонятном ей Котове…  Размышлений её хватило минут на семь. Послав воздушный поцелуй звёздочкам, она налила себе полный фужер вина, тихо, про себя, произнесла тост за своё здоровье. Котов зашел на кухню, когда она делала последний глоток. Осушив фужер, Анастасия расчетливо бросила что есть силы его в стену, над раковиной.  Фужер, конечно, разбился вдребезги, уронив основную массу осколков под водопроводные краны. Котов протянул ей еще один, потом ещё две тарелки…
- Прости, но ведь у меня тоже есть и нервы, и характер. Да, да – характер! И будь любезен… - Анастасия недоговорила. Мощный торс Котова накрыл её своим объятием. Он осторожно погладил её по голове, чмокнул в шейку и, не отпуская, прошептал:
- Прости меня. Ну, никак ещё не могу привыкнуть, что нас теперь двое. Но я обязательно исправлюсь. Обещаю. Мир?
    Утром, слегка потягиваясь в постели, Котов произнес:
- Ужин прошел в обстановке дружбы, любви и взаимопонимания.
- Котик, ты – прелесть! – не открывая глаз, с легким мурлыканьем, произнесла Анастасия, ласково проводя рукой по волосатой груди адвоката.
   
       Конец октября выдался сухим. Стараниями Котова, да и самой Анастасии, все экзамены в институте были сданы. Ещё при первой встрече со Штерном, Анастасия вопросительно посмотрела ему в глаза, на что тот отрицательно покачал головой. Она благодарно улыбнулась и кивнула. Котов с интересом наблюдал за их немым диалогом, но вопросов задавать не стал.

      Перед отпуском надо было завершить все начатые ранее дела в конторе. В конце концов, к десятому декабря, все проблемы были решены, и, по совету Штерна, Котов со своей невестой-пятикурсницей, улетел в Иркутск.
      В Иркутске, оставив Анастасию в гостинице, он сразу направился в городскую прокуратуру к своему однокурснику Женьке Дёмину, волею судеб работавшему здесь заместителем прокурора. Их встреча, как и, наверное, любая встреча двух друзей молодости, была бурной и бестолковой.  Дёмин "доложил" ему о наличии нескольких вариантов
предстоящего отдыха. Окончательный решили принять вечером за ужином в ресторане гостиницы.
       Через пару дней, которые ушли на экскурсии по городу, приобретение экипировки и посещение местного театра, Котов и Анастасия отправились в один из пансионатов на берегу Байкала…
        Время неумолимо и быстротечно, особенно если это время приятного отдыха. Очарование здешних мест, великолепный сервис, чудесная кухня, рыбалка, прогулки на катере, посиделки у костра в компании Дёмина и его друзей и подруг, встреча Нового года – со всем этим было очень жаль расставаться.  Но уже девятого января контора Котова начала свою работу в обычном режиме.      


ГЛАВА 13


Случайностей не бывает, но случаются. И не редко. Да и случай случаю – рознь. И это даже не надо подтверждать опытами кучей докторов наук со всеми своими кандидатами и аспирантами.
Ничего крамольного для Котова не было, когда в последний день января, у вагона он, как потом оказалось, в последний раз целовал нежные, такие сладкие, чуть припухшие от его же ласок губы Анастасии. Он не мог понять причину своего беспокойства, но предчувствие какой-то непонятной беды щемило его сердце. Они уже подали заявление в ЗАГС, и, по сути, Анастасия ехала к своим родителям за благословлением. Котов от процедур смотрин вежливо отказался, сославшись на дела, которых действительно было много. Её прощальная улыбка была обворожительно светла. Котов был против этой поездки. Он уже не представлял своей жизни без неё, но она, в конце концов, настояла. «Как знать, наверное, так и надо» - решил Котов, но чувство глубокого беспокойства, ранее ему незнакомое, поселилось в его душе. И теперь, помахивая ладонью своей невесте вслед, он  никак не мог отделаться от мысли, что с его Анастасией должно что-то произойти. И вдруг его будто осенило. Дэвил! Сволочь! Черт! …
 Котов вдруг побежал за поездом, но тот показал ему только свой последний вагон. Его спринт длился недолго. Поскользнувшись и споткнувшись о шпалу, хорошо ударившись головой о рельс, Андрей Сергеевич произнес в слух избитую многими поколениями простую фразу, что от судьбы не уйдешь, от души  придав ей ненормативный, смачный колорит.
Сидя на железнодорожных путях и поглаживая свой ушибленный лоб и колено, Котов корил себя, что был недостаточно тверд в своем решении отменить эту поездку. Но поезд ушел. Это была реальность, которую нужно было принять. Вздохнув, Котов принял. С путей его согнал протяжный гудок электровоза…

Небольшой городок, а, вернее поселок городского типа Придонье, встретил Анастасию в пятом часу утра скудным мычанием, обильным кукареканьем и чуть моросящим снежком. Поезд, простояв всего две минуты, умчался дальше. Анастасия, поставив небольшой чемодан на перрон, припорошенным мокрым снегом, сладко зевнула и с удовольствием потянулась. Оглядевшись, она с изумлением заметила, что кроме неё на перроне никого не было.  Красоваться было не перед кем, и Таська  побрела в здание небольшого вокзала. Шустрый таксист немедленно предложил свои услуги. Пашка! Это был не кто иной, как Пашка, её самая-самая первая любовь.
- А я тебя почти сразу узнал. Привет. Домой? Надолго? – Пашка что-то беспрерывно говорил, рассказывал – она его почти не слушала. Анастасия  приехала домой, в свой родной, забытый Богом посёлок и была просто счастлива, что видит и Пашку, и родной немудреный пейзаж небольших домов и голых деревьев, под которыми местами красовалась  припорошенная мокрым снегом листва.
- Ты меня почти не слушаешь, - вдруг, оборвавшись на полуслове и  ударив по тормозам, произнес Павел. Резкая остановка вернула Анастасию к реальности.
- Дурак ты, Пашка. Я так давно здесь не была, что очень рада видеть все вокруг, и даже тебя, подлеца-лишенца.
- Это почему же это я подлец, да ещё и лишенец? – округлил свои голубые глаза Пашака.
- Ну, подлец, – это я так, ласково. А насчет лишенца… Ты, случайно, не помнишь, кто лишил меня невинности? – Анастасия рассмеялась и обняла Павла. – Я иногда о тебе вспоминала. Ну, чисто по-женски, я не могу тебя забыть.
    Она продолжала держать свою голову на его плече. С детства знакомый яблочный аромат, что царил в салоне автомобиля Пашки, совершенно вернул Анастасию в пору своей не такой уж далёкой юности.   
- У тебя есть дети? – вдруг спросил Павел и почему-то густо покраснел.
- Нет, Паша, нет. Если ты думаешь, что я … Ну, тогда… Всё обошлось. Само собой. Без вмешательства извне. Но дети, думаю, скоро будут. Я. Паша, решила выйти замуж. Приехала к родителям за благословлением. Как видишь, одна. У моего жениха дела. У него все время дела… - Анастасия криво усмехнулась, и, через небольшую паузу, спросила:
 – А ты женат?
- Да нет. Вообще-то надо. Кручусь-верчусь. Квартиру новую два года как  купил в нашей самой первой "девятиэтажке", на девятом же этаже. Моя тётя Клава, ты, наверно, её помнишь, царствие ей небесное, оставила мне всё своё небогатое наследство в Козлином бору. А к чему оно мне? Продал. Деньжат подзанял, квартиру купил. А насчёт невесты? Невесту еще не нашел. Так…   Попадется какая-нибудь душка, дня два поживешь, погладишь – а всё не то, вернее не ты. – Пашка глубоко вздохнул, грустно глянул на Анастасию своими красивыми голубыми глазами и, включив передачу, с криком «Эх!» рванул с места.
- И много у тебя душек на "глажке" были? – почему-то зло, с непонятной для себя ревностью спросила Таська.
    Пашка снова, резко затормозив, остановился.
- А у тебя, кроме меня один твой жених был что ли?! – закричал Пашка и тут же покраснел. – Извини. А то будет, как в тот раз – уже спокойно произнес он и извинительно положил свою руку на коленку Анастасии. Но тут же убрал.
    Вскоре Пашкин  «Ниссан» остановился возле девятиэтажного дома.
- Поднимемся ко мне. Посидим немного, ты отдохнешь. Ещё ведь рано. Чего с утра родню на ноги подымать? А потом я тебя отвезу, а? – Анастасия не стала возражать.  Пашка достал ключ от домофона:
- У нас тоже техника!
Поднявшись на лифте на девятый этаж и войдя в квартиру Павла, Анастасия замерла. Прямо перед ней, напротив входной двери, на стене был нарисован её портрет с фотографии, которую она через подружку передала Павлу ещё восемь лет назад перед отъездом в «область», как они тогда, да и сейчас, называли областной центр. На тыльной стороне той фотографии Анастасия написала только одно слово – "забудь". Тогда она всё равно уехала бы на учёбу. Но ревность душила её. Как он посмел целую ночь провести у другой девки! И ни какие объяснения Павла она слушать не хотела! Это её состояние сильно подогревало подозрение на предстоящее материнство – в последний раз они были неосторожны. Но ситуация была далеко не та. Пашка, видимо,  просто от природы,  был простым российским джентльменом. Его любовь к Таське уже сама по себе невольно обязывала не допускать ни малейшего «хамства» по отношению и к другим девушкам. И не только со своей стороны. В один летний вечер, проводив Таську, он возвращался в Козлиный бор, к тётке, у которой жил. Козлиный бор примыкал прямо к посёлку, и эту пару километров от Таськиного дома, Пашка уже давно не считал за расстояние. В тот вечер он, что называется, отбил у пьяного жениха его же невесту. Отбил в буквальном смысле. Девчонка уже две недели жила одна – её родители уехали в отпуск – и, понятно, защиты у неё не было. Парень, с которым она встречалась, считался женихом. У Пашки было с ней "шапочное" знакомство: в поселке было всего две школы, и молодёжь просто знала друг друга. Девчонка с побоями "от жениха" стараниями Пашки была доставлена домой. У неё была настоящая истерика, и Пашке пришлось не только успокаивать её. Она боялась оставаться ночью одна даже дома. Побитый Пашкой жених грозился придти к ней и "разобраться". Всю ночь Пашка провел в её квартире в качестве охранника. Если бы он мог знать последствия своего рыцарства! Всклокоченная дикой ревностью Таськина душа никаких объяснений ни от кого воспринимать не хотела. Уезжала она из Придонья  в состоянии неуверенности и полном отчаянье. 

- Забавно, - произнесла остолбеневшая Анастасия, с интересом рассматривая свой портрет – И кто же художник?
- Гришка «Репин».
- Жульбанов?
- Он. Полгода рисовал, вернее, творил. Все шутил: если мне эта работа удастся – я в любой «ВХУТЕМАС» поступлю. Сколько мы с ним выпили – жуть. Денег он с меня не взял. Говорил так: «Мы с тобой перед ней землю есть были готовы, а она ни ухом, ни рылом, извини за грубость. Тебе, Пашка, больше повезло. Ты хоть с ней «ходил». А я только издали смотрел. И завидовал». Он окончил в Москве какую-то художественную академию. Сейчас иконы пишет. Два месяца назад звонил. Про тебя, между прочим, спрашивал. Да разве я что знаю?
Пашкина любовь не просто тронула Анастасию. Внутри у нее вдруг закипел, заклокотал целый ворох воспоминаний о своих глупых увлечениях. Замерев перед своим изображением, она вдруг ясно осознала, насколько низменные чувства увлекали ее все эти годы. Невольно промелькнула мысль: Котову бы такое и в голову бы не пришло – расписывать стены своей квартиры портретами…  Какими? С кого? Или сделать галерею?  Котов. Он всегда спокоен и рационален. Два года, что она провела в его конторе, давала много поводов для близости, но только, когда Дэвил "придушил" его, он начал искать опору. В ней. Два года он таскался черт знает с кем – и вдруг любовь. Замуж зовет. Рассердившись своим мыслям, Анастасия вдруг резко повернулась к Павлу:
- Прости, ну уж раз ты пригласил меня в гости отдохнуть, то дай мне возможность привести себя в порядок. Душ, чистое полотенце, чистая постель. Надеюсь, комната для меня найдётся? И завари чаю. Зелёного.
- У меня нет зелёного, только черный – отозвался Павел.
- Так сходи и купи. Не бойся. Ничего не украду – Анастасия, снимая пальто, рассмеялась.
- Да где я тебе его сейчас куплю? Ещё даже шести нет! – округлил свои голубые глаза Пашка.
- Ну, заваривай, какой есть – проговорила Анастасия, снимая свои сапожки.
После душа Анастасия, завернувшись в предоставленный Пашкой махровый халат, прошла в предназначенные ей "апартаменты" в небольшой двухкомнатной квартире Павла. На тахте была накрыта чистая постель. Тахта почему-то стояла в середине. С левой стороны располагалось окно и выход в лоджию. В изголовье возвышалось большое, немного наклоненное вперёд зеркало. Туалетный столик с трюмо и кучей косметических средств, говорил только о готовности  владельца квартиры к встрече с женским полом. Но не более того.
Над дверью комнаты красовался  её же небольшой портрет, видимо того же «Репина», но уже не с фотографии, а с вольного воображения. Вполне приличный.  Едва встающее солнышко легко играло утренними лучами и по этой удачной миниатюре, и по стенам…
Анастасия с интересом разглядывала комнату. Заглянул Павел:
- Я сейчас принесу чай. Удобно?
- Этот халат наверное ещё кто-нибудь одевал. Или я не права? – вдруг резко повернулась к нему Таська. Она буквально сорвала с себя эту ненавистную для неё одежду и бросила её к ногам остолбеневшего Павла. - Даю тебе пять минут. На всё! Понял? – Анастасия произнесла эти слова тихо. Она грациозно и спокойно легла в постель и укрылась одеялом.
Когда Павел вошел в комнату, то увидел мирно спящую свою первую любовь. Поставив чашку с чаем на подзеркальный столик, он хотел тихо удалиться. Но в последний момент что-то удержало его. Отойдя к двери, он остановился. Жгучее, прежнее юношеское влечение  не давало ему уйти, но уже забытая, непонятная робость не давала приблизиться. Будто вкопанный, Пашка замер. Он смотрел на укутавшееся  одеялом тело своей первой любви ...Уйти прочь, казалось, было сверх его сил. Все же, простояв несколько минут, Павел решил удалиться. Не только любовь может явить человеку безудержную страсть!  Но только любовь способна придать этой страсти нежную сдержанность.
Тихо открыв дверь, уходя, он услышал вслед ласковый вопрос Анастасии: «Далёко?».
 - Ты заснула. Я принес тебе чаю…- обернувшись, смущённо ответил Пашка.
- Иди ко мне. Иди. А чай? Чай пусть немного остынет…

К родителям, в отчий дом, Анастасия попала только к обеду. На вопрос отца ответила четко –  приехала на попутной машине.
- На Пашкиной? – поинтересовался отец.
- Я выхожу замуж. За Андрея Сергеевича Котова. К сожалению, вы знаете его только по газетам, но уверяю вас, это достойный человек. Порадуйтесь за меня и благословите. Он  не смог приехать – дела.
- А с Пашкой у вас, как я понимаю, сегодня девичник был? Весь поселок только об этом и судачит. Зачем ты обманываешь, как ты говоришь, достойного человека? Шлюха!!! Не будет от меня тебе никогда родительского благословления! Да и знать тебя больше не желаю! – отец Анастасии, грубо взяв за подол её мать, направился в дом. – И духу чтобы твоего здесь не было никогда. Проститутка!!!
Под укоризненные взгляды соседей из окружающих частных домов, Анастасия побрела к "Пашкиной " девятиэтажке.    Припаркованный «Ниссан» свидетельствовал о том, что хозяин его был на месте.
Анастасия  присела на лавочку напротив подъезда. Впрочем, выбирать не приходилось, так как эта лавочка была единственной во всей придонской округе, да и та несколько поломана. Самочувствие побитой всем кому не лень собаки - видимо так можно было оценить её душевное состояние.  Вернуться к Котову – до поезда больше суток. Да и как! Подняться к Павлу?...  Зачем?... Мелкий снег постепенно начал пробирать. Поначалу, занятая своими мыслями, она его не замечала. Но, изрядно намокнув, поняла, что сама природа гонит её к Пашке.
Анастасия поднялась на девятый этаж. Дверь в квартиру Павла была открыта. Она вошла, но её никто не встретил.
- Паша, - тихо позвала она. – Пашка! – ещё громче, почти крича, произнесла она его имя.
Пашка вышел откуда-то из- за угла:
- Ну, чего шумишь? Раздевайся, проходи. Будем жить. Коту своему позвони, а то он уж весь телефон разбил. С папой твоим он уже разговаривал. Давай закругляй свои девичьи дела, готовь обед и прими от меня официальное предложение стать моей женой. Не ломай мозги. У тебя выбора нет. К тому же в постели мы ещё друг другу не надоели. Или я не прав? Всё! Звони своему Коту и ставь точку! Слышишь? – Пашка уже почти кричал.
По щекам Анастасии текли крупные слёзы:
- Ты вот так, ты вот так сразу всё решил? Коту позвоню. С тобой спать буду. Рядом. И как скажешь. Пашка! Ну, дай мне хоть немного опомниться. Я ещё себя не поняла. Понимаешь? Не по-ня-ла! Себя, дуру глупую. Я с тобой… К Котову уже, наверное, никогда не приду. Даже если звать будет. Не смогу. А предложение твоё принимаю. – Анастасия достала из своего кошелька две крупные купюры:
- Ну, беги, муженёк. Самый лучший коньяк, бутылку шампанского, полусладкого…И "Мартини", белого.
- Спрячь. На тебя у меня всегда есть деньги.
Когда Павел закрыл дверь, Анастасия набрала номер телефона Котова.
- Привет. Это я. Прости, Кот, пожалуйста…
- Да я уже был морально готов к твоему звонку. Наверное, так лучше. Я уже перетерпел.  Во всяком случае, эмоции уже не те, что были, когда твой отец позвонил. Ругал он тебя мне ну самыми последними словами. Я бы про свою дочь никогда бы так не сказал. Но понять его, наверное, можно. Прости его. И прости меня. Любовь надо бы покрепче возле себя удерживать! Ну, увелась так увелась! Бог тебе, Анастасия, судья. Будь счастлива! Будет трудно – без проблем. Буду рад помочь. Прощай! Да, ключи от квартиры у тебя есть. Заедешь – забирай свои пожитки, да и вообще, что хочешь. Останешься со мной – прощу. Не останешься – забуду. Это, видимо, и есть та самая толика счастья, которую у меня забрал Дэвил. Всё!
Анастасия всё ещё держала телефонную трубку с короткими гудками, когда в комнату залетел Пашка .
- Заказ выполнен! – с улыбкой произнес он. – На кухню? – только тут Пашка заметил печальные глаза Анастасии.
- Поговорила? С ним? Ну и что?
- Пожелал счастья. Ну что стоишь? Открывай пузыри! Двенадцать часов даю тебе для моего сексуального удовлетворения.
- А потом? – спросил Пашка.
- А потом ты спать будешь, как убитый, в борьбе с моим ненасытным  до мужских ласок женским организмом. Ну что стоишь? Не буду же я пить из горлышка! Да ещё одетая! – Анастасия вдруг села на пол. Откинувшись на стену и обхватив колени, она зарыдала.
Пока Анастасия была в истерике, Пашка прямо из горлышка опорожнил полбутылки коньяка. Набрав в кастрюлю холодной воды, он почему-то с удовольствием медленно вылил содержимое на растрепанные  волосы Анастасии.
- Я тебя сейчас уложу спать. Утром отвезу к Котову. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Он тебя любит. Он простит. Он поймет. Да и ты…
Пашка  перенес Анастасию на тахту,  укрыл ее одеялом,  дал выпить полстакана коньяка, брызнул в её в рот лимона и удалился.
Анастасия открыла глаза, когда часы на стене показывали половину третьего ночи. Еще толком не проснувшись, она, включив торшер, побрела в соседнюю комнату, к Пашке. Растолкав его, она тихо спросила только одно слово:  "Можно?". От неожиданности Павел немного замер. Но уже в следующую секунду, неровно дыша, он любовался в сумраке ночи своей тихо стонавшей под ним любовью.
Когда Анастасия слегка передёрнула бёдрами, Пашка легко скатился на бок: " Ты только не передумай, сказочка. Таська! Изорвусь, искрошусь, но всё сделаю для тебя! Проси, что хочешь! Я для тебя - рыбка, золотая…
- Дай мне, пожалуйста, белую простынку. Да и душ по мне, видимо, соскучился - тихо произнесла Анастасия.
   Теплая вода обволакивала молодое Таськино тело. Вымывшись, она даже не стала вытираться. Завернувшись в белую простыню, с мокрыми ногами она заглянула в комнату Павла:
- Прощай, Пашка. Как с тобой было хорошо!..
   Между вторым и третьим этажом Анастасию поймал Дэвил.
- Ну, что? Догулялась? Совсем деваться некуда? А Котов?
- Отпусти, черт. И, пожалуйста, не приставай к Котову. Он ведь хороший человек. Ты же знаешь! Прощай! Пламень рассудка? Глупой страсти? Я не запуталась, но постигла. Отпусти меня, пожалуйста!
Нагое молодое тело Анастасии, слегка прикрытое белой простынёй, тихо покоилось на асфальтовой дорожке. Ни одна кровиночка не просочилась на белую ткань. Ранний прохожий вызвал милицию...
 Ошалевшего от сна и горя Пашку допрашивали часа два. Потом отпустили, но он долго не уходил. Было непонятно, глупо и дико. Уже в седьмом часу утра, одолев в себе все эмоции, Пашка позвонил Котову.          
Несколько слов было достаточно, чтобы Котов набрал три шестёрки.




ГЛАВА 14
 
- Не надо вешать всех собак на нечистую силу. Разберитесь сперва в мирском. А потом уже ко мне. С приходом быта, любовь отходит на второй план. С годами – дальше, приобретая черты заботливости и измены. И вообще, почему-то от любимых вы требуете того, что сами не можете дать. Не правда ли странно?  – в трубке раздались короткие гудки.
   Восемь часов в такси показались Котову вечностью. Расплатившись и потирая вконец затёкшие колени, Котов вылез из машины перед РОВД. Показав своё удостоверение депутата облсовета, он был сразу пропущен к начальнику.  Майор Рябов поднялся Котову навстречу, едва тот зашёл в кабинет. После рукопожатия, Котов попросил изложить суть убийства Анастасии.
- Не было никакого убийства. Не тривиальная, но драма. Она сама. Кстати, за мою практику – первый раз встречаю такой случай. Ни единой царапины. Представьте себе летящее с девятого этажа тело. Об асфальт. А тут – ничего. Нагая, в белой простыне… Прекрасная даже в смерти своей. Городок у нас маленький. Я ещё её девчонкой знал. Даже поглядывал в её сторону, пока она не уехала в область. С Пашкой  Ветровым у них любовь была – не подходи! Вот она с его балкона и сиганула, дурочка. Народ судачит, замуж она собиралась выйти, да вот Пашку встретила, всё такое… Я его допрашивал. Он в шоке. Да и ни причём он здесь. Всё про какого-то Кота бубнил.
- Какой у него адрес?
- У Пашки? – покопавшись в каких-то своих записях, Рябов дал Котову и адрес Павла, и адрес его несостоявшейся родни.- А Кот, это кто?
- Почитайте Конан Дойля, Ватсон – грустно пошутив, он вышел из районного управления самых внутренних  дел…
   Котов  отправился к дому родителей Анастасии. Дверь была не заперта. В сенцах стояла крышка гроба. Пройдя в горницу Котов увидел совершенно седую безутешную мать Анастасии, седого, в прострации, отца и свою любовь, лежащую в гробу, мертвенно бледную, прекрасную как никогда. Сидящий тут же Пашка вскочил:
- Ты! Да если бы не ты…
- А если бы не ты? - Пашка осёкся. Густые слёзы душили его. В этой мертвой тишине Котову оставалось только одно: повернуться и уйти. Отец Анастасии, неожиданно очнувшись, произнёс:
- Полно. Не время, да и не место. Давайте лучше за упокой души Таськиной. Два кобеля стерегли, да не уберегли, – отец  Анастасии налил три эмалированных кружки самогона. – Ты, Кот, выпей да езжай. Нечего тебе тут болтаться. Попрощался и хватит. Мы тут с Пашкой… Как-нибудь…
   Поцеловав в лоб холодное тело Анастасии, Котов вышел. Самогон грел тело, но не душу. Постояв у ворот и покурив, Котов вернулся в дом. Положив перед Таськиным отцом пачку из своего сейфа, Котов произнёс:
- Наверное, Вы правы. Я уезжаю. Может быть, и не приеду сюда уже никогда, а, впрочем, как знать... Это на памятник. И без вопросов.
- Ты что? Ты чего это деньгами… - пронзительно холодный взгляд Котова разом остудил весь Пашкин пыл. Котов вышел. Покурив ещё немного у ворот родительского Таськиного дома, он направился в сторону железнодорожного вокзала в надежде попасть на какой-нибудь поезд или нанять какое-либо такси. Он здесь был лишним. Тупое непонимание всего произошедшего теребило его  сознание. Теребило больно…
   


     Прошло десять месяцев. Котов, как депутат областного Совета, не просто окунулся в работу. Он стремился успеть везде, где позволяли его интеллектуальные и физические возможности. Будучи необычайно работоспособным, он не только реализовывал свои проекты на казенной бумаге, но и старался претворить их в конкретные дела. "Доброжелателей", в том числе и в Совете, у него хватало. Занимаясь областной конкретикой, Котов, естественно, не позволял себе действий, каким-либо образом компрометирующих его как депутата и человека. На единственную "грязноватую" статейку в трехразрядной, даже по местным канонам, газете о себе он не просто отреагировал. Он  выиграл иск с такой суммой, что газета, будучи частной, не только закрылась, но хозяин её продал квартиру и ещё кое-что из недвижимости, чтобы компенсировать Котову причиненный моральный ущерб. Деньги, естественно, были им сразу же перечислены в один из детских домов. Несколько его выступлений и на заседании Совета и по местному телеканалу получили широкую поддержку как среди населения, так и в местных общественных организациях. В Котове просматривался конкретный харизматический лидер областной политики.  Несколько столичных снобов, посещавших область и имевших в области некоторые интересы, встречались и говорили с ним. Были предложения и долей собственности, и комиссионные. Даже на самые заманчивые предложения Котов не отвечал. Уже несколько угроз он получал в свой адрес, но был непреклонен по отношению к своим обязанностям.
       Как-то вечером он несколько задержался в офисе своей конторы. Как депутат, он уже давно передал своему новому помощнику Стасу,  "сосватанному" ему Штерном,  все дела, но иногда любил заезжать в свой кабинет, который так и оставался за ним. Рабочий день  был час как закончен. Будучи занятым подготовкой очередного  постановления по одному из местных предприятий, выигравшему губернский тендер по строительству Дворца правосудия, Котов заехал в свой офис, чтобы поднять материалы об основном акционере, адвокатом которого он несколько лет назад являлся. По этому тендеру у Котова возникли некоторые сомнения, которые он хотел перепроверить. Перелистав несколько дел своего архива, Котов подошел к своему бару, налил полстакана джина, выпил, закурил и набрал номер телефона подполковника Нестерова.
- Добрый вечер. Котов.
- Добрый. Ну, и что случилось на этот раз? Ты же  просто так никогда не позвонишь. Рассказывай. – Нестеров, как всегда, был на работе.
- Не стал бы тебя беспокоить, да, понимаешь, ситуация неприятная. Я звоню из кабинета своей конторы. Посмотрел свой архив. Федулов. Да-да, зам. губернатора. Я тут кое-чего накопал… Хочу довести до логического завершения. Но, как говориться, это всё лирика. Думаю, до суда не дотянет, хотя дела никакого против него и не возбуждалось. Чувствую, что есть очень веская вероятность его убийства. Постереги его, пожалуйста. Я его постараюсь и так достать, на законном основании.
- Хорошо. Сейчас займусь. Как сам?
- Устал и морально и физически. Может в субботу в баньку? Приглашаю!
- Считай, договорились. Позвонишь. Пока?
- До субботы. – Котов положил трубку.
      Через некоторое время он набрал Пашкин номер в Придонье.
-  Добрый вечер, Павел. Котов беспокоит.
- Ну и что от меня хочет господин Котов? – не очень вежливо отреагировал на звонок Пашка.
- Давай с тобой лучше поговорим без…, ну сам понимаешь. Статус мой ты знаешь. Дел много. Не успеваю. Мне нужен надежный водитель. Иномарку я приобретаю. По заработной плате обижен не будешь. Пятьсот устроит?
-  Рублей?
- Обижаешь. У.е. Подумай. Но место жительства, конечно, придется сменить. Жильём обеспечу. Однокомнатная.
-  А чего это вдруг такое внимание?
- Ларчик прост. Анастасия никогда бы не полюбила недостойного человека. Так что же мне выбирать? Ну, думай! Жду звонка 48 часов. Время пошло.
       Повесив трубку, Котов налил себе джина. Домой идти не хотелось. Личные вещи Анастасии до сих пор находились у него. Даже её сестра, прилетавшая на похороны, не забрала их. Дома Котов старался бывать только поздно ночью. Спать! Ну и ещё привести себя в порядок, душ, побриться, переодеться…
        Тягостное состояние вконец измотало его душу. В воскресение он, проснувшись и не позавтракав, бежал из дома. Анастасия! Что-то он в ней не понял. Что? Глухая тоска поселилась в его сердце.

    Последний воскресный декабрьский день, перед Новым годом, был особенно хорош. Легкий морозец, поскрипывающий под ногами снежок, небольшие стайки синичек и снегирей…
   Уже вечером, проходя возле закрывающегося обширного ёлочного базара, Котов вдруг обратил внимание на красивую женщину в бобровой шубе, смотрящей в его сторону. Магия женской красоты сделала своё дело. Небольшое расстояние, разделявшее их, Котов быстрым шагом укоротил до доступности :
-  Инесс? Вы? Однако, зачем Вы здесь?
- Добрый вечер, Андрей Сергеевич. На девушек засматриваетесь? – Инесс рассмеялась своим волшебным неповторимым ласковым смехом. – И не надо краснеть! Наступающий Новый год не признаёт смущения! Может быть, зайдём в какое-нибудь кафе? Я же говорила Вам, что мы ещё встретимся?
- Да к чёрту кафе! Поехали ко мне. Будем пить чудесный кофе, и Вы мне всё расскажите!.. Такси!
- Ох, Андрей Сергеевич! Не поминай чёрта всуе! – Инесс была прекрасна и неповторима, как всегда.
 
- Ну что рассказать Вам, мой милый адвокат? - Инесс улыбалась своей очаровательной улыбкой, поднося к своим красивым губам чашку ароматного кофе, приготовленного Котовым. – Женщина я свободная, независимая, с Вашей помощью уголовно ненаказуемая…Тоска у Вас, Андрей Сергеевич, большая на сердце. Смятение . Только жизнь ещё у Вас не кончилась. Так в чём же дело? Дайте мне, пожалуйста, телефон.
  Котов не мог оторвать от неё глаз. Неземная красота Инесс могла свести с ума кого угодно! Подав ей телефон, Котов не переставал смотреть на это чудное создание, достойное и скульптора, и художника, и поэта, и прозаика… Даже не спросив у Котова его домашний адрес, Инесс набрала какой-то витиеватый  номер телефона и продиктовала заказ:    
- Осетр запеченный без головы и "Пино", Франция, 1763 года.
- А почему без головы, - поинтересовался Котов.         
- Костей на столе меньше – улыбнулась Инесс. – К тому же печальные рыбьи глаза меня несколько утомляют. – Инесс рассмеялась. - Поужинаем?
       Через пять минут раздался звонок входной двери. Котов открыл. Чернявый кареглазый мальчик молча прошел к столу с подносом и поставил его на стол. Другой такой же мальчик поставил на пол, рядом со столом, небольшую высокую коробку. Не сказав ни слова, оба удалились, прикрыв за собой дверь.
-  Инесс! Я уже не спрашиваю как, но зачем всё это?
-  Андрей Сергеевич! Вы ведь уже залюбили меня своими взглядами! Наливайте вино, режьте осетринку… Вы не будете возражать, если я поживу у Вас некоторое время? Ну, скажем, дня три. Договорились? В гостинице немного неудобно. Пристают. А отдохнуть хочется. Ну, что? По рукам?
- Хорошо, Инесс - Котов встал. – Я приготовлю Вам постель в дальней комнате. Не возражаете?
- А Вы? – Инесс выразительно посмотрела на Котова.
- Я буду спать у себя, в кабинете…наверное – Котов вдруг взял её на руки. -  Я отнесу тебя пока в кресло и сам постелю.
 - Буду весьма признательна! – Инесс засмеялась. – А как же осётр?
Котов посадил Инесс обратно на стул:
- Да, действительно, что-то я погорячился. – Инесс рассмеялась.
        Осётр с белым вином был великолепен, впрочем, как и гостья Котова. За беседой он не заметил, как стрелка часов подкралась к двенадцати. Пора было отдыхать, тем более что день предстоял достаточно хлопотливый.   
   Постелив Инесс в дальней комнате постель, Котов произнёс дежурные слова о спокойной ночи и закрыл дверь. В своём кабинете он сразу набрал три шестёрки:
- Ну и?
- А что, не нравится?
- Забери её, пожалуйста.
- Ой, ли? Ладно. Организую. Всё по Анастасии страдаешь? Зря. Женщины непонятны. Вот встретила Пашку – и растаяла, как лёд весной. Сразу про тебя забыла. Потом вспомнила – и с балкона. Я её поймал уже между вторым и третьим этажами, так она мне: отпусти, мол, выхода нет. А мне что делать? Ведь просит человек! Но пожалел, отпускать не стал. Просто закрыл её глаза, тихо дунул и тихо опустил. А согласись, красиво получилось. Лет двадцать теперь её тлен не возьмёт. Не веришь – откопай, посмотри…– Дэвил повесил трубку.
   После разговора с Дэвилом Котов выпил целый стакан джина и, закурив, присел у окна. В задумчивости он провел около часа, пока не расслышал грудной зовущий голос Инесс. Он встал, прошёл к дальней комнате и приоткрыл дверь. Не залюбоваться нагой красивейшей женщиной, стоявшей у трюмо, которая тихо гладила расчёской свои  шикарные длинные чёрные волосы… Инесс!
-  Дэвил дал мне пятнадцать минут на сборы. Если хочешь…   
   Котов зашёл в комнату и потушил свет
   Как пьяный, он вернулся к себе в кабинет и блаженно растянулся на диване. В голове проносился такой сумбур мыслей и чувств, что было уже на уровне некоторого помрачения рассудка. Вскоре дверь неожиданно открылась. Заглянула Инесс, одетая в свою бобровую шубу.
- Прощай, адвокат. Ты был весьма любезен  – дверь  не хлопнула.
    Котов быстро оделся, вышел в коридор, заглянул в спальню Инесс. Диван был убран. Постельные принадлежности были сложены в кресле.       Инесс исчезла.  Минут пять походив по квартире, Котов подошёл к своему бару.
   Целый стакан джина вскоре окончательно уложил его в постель. Ему снилась Инесс, потом Анастасия, потом чёрт знает что, но наутро справки по поводу своих сновидений он у Дэвила уже не наводил.   




ГЛАВА 15

      В семь утра Котова разбудил телефонный звонок. Звонил Павел:
- Оформляй всё. Я согласен. В субботу приеду.
- Ну и хорошо. Буду дома. – Котов продиктовал Павлу свой адрес.
        Почти сразу же раздался ещё один телефонный звонок. Звонил Нестеров:
- Под Федулова уже можешь не копать. Считай, немного опоздали. Да и визитёра своего больше не опасайся. Деньги твои, к сожалению, вернуть не смогу.
- Зачем ты так сделал?
- Так спокойнее. Всем. Ну, будь здоров!
 
        Следующая неделя выдалась достаточно напряженная. Помимо своих дел Котову ещё предстояло сделать два серьёзных приобретения – квартиру и автомобиль для Павла. Но уже в субботу новенькая иномарка стояла у его подъезда, а на подзеркальном столике, в прихожей, на листе бумаги, где был записан адрес, лежали ключи от однокомнатной квартиры и документы на машину.
        Пашка приехал в полдень. Короткий звонок в дверь не заставил себя долго ждать.
- Привет. Проходи. Есть хочешь? – Котов встретил Павла несколько настороженно.
- Спасибо. Пока нет - отозвался Павел, осматривая прихожую.
- Вот и славно. Машина, как ты видел, у подъезда, документы, ключи и адрес квартиры здесь – Котов указал на подзеркальный столик. – Два часа тебе хватит, чтобы осмотреться? Стоянка возле твоего нового дома. Дорогу найдёшь. Через два часа жду. Будем обедать. Вопросы есть?
- Вопросов нет  - Пашка несколько секунд помолчал. - Наверное, Вас, господин Котов, было за что любить. Но и уважения Вы заслуживаете в любом случае. Наверное.
- Бог даст, не разочарую. Ну, давай. Жду.
       Когда за Павлом захлопнулась дверь, Котов прошёл на кухню и сел у окна. Воспоминания об Анастасии душили его. От воспоминаний об Инесс слегка передёргивало.

        Прошло полгода. Пашка уже сменил несколько подруг за время своего холостяцкого места жительства. В конце июня он, подъехав утром за Котовым, произнёс:
- Сергеич, я думаю…
- Жениться что ли пора?
- Ну да. Да и сколько можно по этому рулю х… стучать! Душка сладкая. Представить? Детей хочу, уют домашний, чтобы всё как у людей… На те деньги, что ты мне платишь, думаю, проживём.
- Представь. В субботу, в пять вечера, жду у себя. Сейчас в Совет – и свободен. Можешь ехать потренироваться перед семейной жизнью. Ждёт?
 - Ждёт, Сергеич – Пашка сиял.

     Как и было условлено, в субботу вечером, в пять, позвонили в дверь.
Котов отрыл с широкой улыбкой:
- Ну, показывай свою красавицу!
- Татьяна, - тихо произнесла невеста Павла и протянула Котову свою прелестную тонкую ладошку.
- Вы позволите? – обратился к Павлу Котов, приложив её ладошку к своим губам.
- Я позволю - не дожидаясь ответа Павла, произнесла Татьяна.
- Однако… - с репликой Павла все трое рассмеялись.
- «Татьяна (русская душою, сама не зная, почему) с её холодною красою любила русскую зиму…" - продекламировал  Котов бессмертные пушкинские строки. – Ну и где мы поставим запятую?
- Да где Пашка скажет – там и поставим – Татьяна улыбнулась.
- Ну что, Паша. Даю добро. Заявление подали?
- Позавчера, - Павел почему-то покраснел.
- Так есть повод! Стол слегка накрыт. Вы уже, Таня, извините, если что не так. Холостяк-с – лёгким движением руки Котов пригласил будущую семейную пару к столу.
- Ой, «Мартини» - Татьяна даже облизнулась. – Я его предпочитаю всем на свете напиткам, включая ситро, молоко, кефир… - она загибала свои тонкие красивые пальчики... Котов ещё раз убедился, что Пашка не прогадал. И даже несколько ему позавидовал. Молодость. Что может быть прекраснее этого состояния души и тела, когда грузный опыт прожитых лет не тянет ни к воспоминаниям, ни к нравоучениям, ни к полуденному сну, ни ещё чёрт знает куда…
       В девятом часу, проводив  гостей, Котов налил себе полный стакан джина. Пашкина невеста напомнила ему Анастасию. Не уберёг. Дурак.  Он обхватил голову руками и тихо завыл. От стресса его спас телефонный звонок. Звонила Инесс:
- Тебе плохо? Я сейчас приду. Откроешь?
- Открою. – Котов подошел к двери, открыл замок и прилёг. Ему очень не хотелось оставаться одному в своей большой квартире. Пустота…
      Котов очнулся от лёгкого, но настойчивого теребления правого плеча. Перед ним стояла совершенно нагая Инесс:
- Адвока-ат, - пропела Инесс своим волшебным голосом, - Пора вставать.
       Котов встал.
- Сейчас умоюсь… - Котов не договорил. Лёгкие руки Инесс сопроводили его в ванную комнату. Включив воду приемлемой температуры, она тихо помогла опуститься ему в ванну...
     Проснулся  Котов один. Инесс упорхнула, как всегда, не оставив даже следов своего пребывания. Минут через десять зазвонил телефон.
- Тоска, любовь… Да, Котов. Это – клиника. Но не горюй. Верну я тебе твою Анастасию. С того света верну. Обещаю. А сама туда пройдусь, посмотрю какие там дела. А то я там лет триста не была, по вашему календарю… Прощай. – Инесс повесила трубку.
       Котов потряс головой, но звонок в дверь вывел его из оцепенения. На пороге стояла Анастасия.
- Кот, прости! – Андрей Сергеевич не дал ей договорить. Схватив любимое тело своими крепкими руками, он покрывал её лицо, шею и руки поцелуями и не мог остановиться.      
- Только давай без вопросов. Ладно?... Кот, ну дай хоть раздеться…



Глава 16

        Все дела, которые можно было отложить, Котов отложил.  Целую неделю он предавался безмерному счастью, что так внезапно, неожиданно, совершенно непредсказуемо и как-то волшебно свалилось на него. Небытиё и бытиё переплелись в его сознании самым причудливым образом.
- Инесс, она такая милая и очень, очень красивая. Ты заметил, Кот? – Анастасия лукаво смотрела на Андрея.
- Не приставай – Котов покрывал её тело поцелуями…
        Было шесть утра, когда Котов почувствовал лёгкое теребление  правого плеча.
- Инесс? – Котов даже не раскрыл глаз.
- Отнюдь – произнёс Дэвил. – Нам пора. Пятнадцать минут на сборы. И тихо. Не надо волновать никого. Тем более что никого и нет!
   Котов открыл глаза. Его нелепая поза – по диагонали на двуспальной кровати – привела его в замешательство.
- Анастасия?!
- Да, Андрей Сергеевич. Лечиться надо. Или тебя покойники всё-таки навещают? Извини, чертовщина какая-то! Инесс обидел…
- Я понял тебя, Дэвил. Ты никогда не любил. Тебе это не дано. Поэтому ты и бес!!! Иди к чёрту!
- Считай, пришел! Ну, ладно, собирайся. Нас уже ждут. – Дэвил помахал перед лицом Котова контрактом.
      На крыльце, возле подъезда, Дэвил внимательно осмотрел Котова и, поправив ему галстук, накрыл своим   плащом.
- Пора!   

       Все двенадцать апостолов сидели перед ним.
- Говори! – раздался громкий как эхо неземной приятный голос.
- Рад бы сказать, да темы не знаю – отозвался, трепеща, Котов.
- Знаешь! Говори! Этого упечь!
       Клетка с грубыми замками обрушилась на Дэвила.
       Котов глотнул внезапную слюну. Седину, охватившую его волосы, он почувствовал как жар и холод одновременно:   
- Творец! Я претерпел много и познал своё. И за грехи свои готов ответ держать. Но не обо мне речь. Творец! Ты создал небо и землю, день и ночь, чёрное и белое, минус и плюс, добро и зло. Мы, твоё творение, признавая праведность, неизменно лжём. Сталкиваясь с ложью, мы ищем правду. Нет лжи - нет правды, как без преступления нет добродетели. Но не всё так однозначно. Есть некий спектр. Спектр правды и спектр лжи. И в процессе взаимопроникновения между ними возникает целая цветовая гамма наших чувств, болей, стремлений…  И мы, люди, в течение всей своей жизни призваны Тобой, подобно некой призме, преломлять это многообразие цветов в один – белый, чистый и  непорочный. Но как нам, смертным, разгадать эту мистическую тайну границы преломления? Границу добра и тайну зла, что размыта бытиём нашим. Не может существовать добро без зла и зло без добра! Иначе, где критерии? И жизнь любого человека, жизнь, созданная Тобой, состоит из этого причудливого спектра. Из добра, что творим, и из зла, что тревожит. Две стороны жизни! Отними одну из них, Создатель  – и всё умрёт. Ты, Господь, создав этот мир, создав  людей,  дал им возможность совершенствования, некий горизонт, стремясь к которому они познают самих себя, свой спектр бытия, как со своей правдой, так и со своею же ложью. Спасибо тебе за этот вечный поиск духа человеческого, ибо в этом, видимо, и состоит жизнь разумная!  Ты, Господь, знаешь, что "всё познаётся в сравнении". Добро и зло… Правда и ложь… Жизнь и смерть… Ты же  Сам всё знаешь,. Именно поэтому нельзя судить Дэвила, как нельзя судить Тебя!!!
- Доброе начало и добрый конец, адвокат. Ты даёшь людям надежду. А от надежды недалеко и до веры. И до Любви. Однако, ты веришь?
- Я надеюсь!
 - Ладно, хитрец. Abi in pace! Иди с миром!
 -   Дэвил! – клетка с грубыми замками вдруг исчезла - Надеюсь, ты отблагодаришь адвоката по их земным меркам?
 
      На ступеньках своего подъезда Котов стоял будто бы впервые. Поднявшись в свою квартиру, открыв дверь, он обнаружил на подзеркальном столике объёмный конверт. Жёсткая бумага содержала только две даты. Через тире. Первая дата совпадала с днём рождения Котова. Вторая…
- Контракт есть контракт – самому себе вслух произнёс Котов. – Жаль, что причина не указана. Хотя, судя по дате, она очевидна – старость!

ЭПИЛОГ

       Лет через десять в Придонье, где никогда, даже в царские времена, не было церкви, вдруг появился человек в рясе. Он купил дом на окраине посёлка у каких-то родственников умершей недавно старушки. Его седая борода и такая же седая шевелюра, вкупе со статностью его фигуры и грамотной речью, внушала жителям  Придонья даже некоторую трепетность. Жил он замкнуто. Общался  всегда недолго и только лишь по делу.
       Через пару недель, со дня его появления, на возвышенном пустыре, почти в центре посёлка, началось строительство церкви.  Руководил строительством этот самый отец Андрей. Иногда к его дому подъезжало районное или областное начальство. И уже через полтора года прихожане отстаивали первую службу.
    В посёлке церковь прозвали  "Таськин храм", но и к церкви, и к отцу Андрею относились неизменно уважительно.
       Как-то Пашка с Татьяной приехали сюда крестить свою третью дочурку. Отец Андрей нарёк её Анастасией... 

                2006 -2016