Боливар

        Тот день у Маришки начался с того, что она чуть не проспала. Посмотрела на часы: мамочка дорогая, через полчаса ночную смену кормить, а она ещё в постели валяется! Кое-как привела себя в порядок, крутнулась перед зеркалом и – бегом на работу. И потом, в столовке, хлопоча у плиты или расставляя тарелки, всё время помнила о том, что у неё сегодня, как сказала тетя Зоя, "легкий некомплект", и это её слегка тревожило, хотя, разумеется, она прекрасно понимала, что парни на такие мелочи внимания совершенно не обращают и если смотрят на неё, то видят вовсе не отсутствие серёжек и позорно бледные губы, а совсем, совсем другое. Фигурка у Маришки, надо сказать, была вполне, и уж насчёт этого она была уверена на все сто. Но тем не менее…

     Конечно, она и не пыталась равняться на страшно образованных девиц из научного сектора: те и одевались иначе и разговоры вели всё больше со «смыслом», и косметикой пользовались совсем не так и совсем другой. Ну и ладно… Не очень-то и хотелось, между прочим. Вот, например, Эльвира из медицинского, признанная всеми красавица, – а грудь, между нами, у неё охо-хо, и ноги кривоваты, недаром она их широкими юбками маскирует. К тому же Маришка как-то своими ушами слышала, как эта самая ужасно образованная «мисс пятая палуба» обсуждала с одной крашеной химичкой мужиков-врачей, в смысле, которого из них лучше захомутать, пока другие не перехватили, а какие в плане замужества совсем бесперспективные. Обсуждали, словно покупку дорогой вещи в магазине. А где же любовь, спрашивается? Или Маришка что-то в этой жизни совсем не понимает?

     Когда ночная смена ушла, Маришка о своих косметических проблемах уже начисто забыла. Ну и вдобавок тот парень, Владимиром его, кажется, зовут, так на неё смотрел! Ой, девчонки, держите меня впятером! У неё даже спину от его взгляда захолодило, когда она с подносами между столиками шла. Он, этот сероглазый Владимир, уже давно на неё поглядывал, но подойти всё не решался, а она даже и не знала, как себя с ним вести, если он всё-таки подойдёт. Заговорить с ним, или сразу дать понять, что его ухаживания (которых ещё и не было) ей совсем по отражателю?.. Или, наоборот, согласиться, если он вдруг пригласит на вечеринку? Нет, он в общем-то, парень ничего, высокий и даже почти симпатичный. И не такой дурак, как этот противный Стасик из администрации. Но ведь есть ещё и Серёжка…

     Маришка вертела и так и сяк, и в конце концов решила, что в своих мужиках она слегка запуталась, и её это приятно волновало, что есть в ком запутываться, потому что если бы на неё никто не обращал внимания, как, скажем, на Лариску Спиридонову, тогда что же, крест на всей своей жизни, что ли, поставить? Как тогда жить? И стоило ли тогда вообще завербовываться в этот полёт?

     После ночной смены, как всегда, пришли монтажники, медики (Эльвирка не пришла, она в Маришкину столовку ни ногой, не по чину ей есть простые макароны с котлетами) и научники из тех, что попроще. Ну и Серёжка, само собой, со своими сварщиками из второй ремонтной. Подмигнул ей, улыбнулся – и сразу всякие Владимиры у Маришки из головы напрочь испарились. И даже не пикнули. Хорошая у Серёжки улыбка и сам он парень хороший, лёгкий и без закидонов. Очень с ним всё просто. Странно даже, что его ещё никто к рукам не прибрал. Маришка ему лишнюю котлету подложила, подливки побольше налила и в компот фруктов чуть ли не до половины бухнула, как он любит.

     А когда всё поели и ушли, Серёжка остался, и она к нему за столик на минутку подсела.

     – Привет ещё раз, – улыбнулся он. – Хорошо выглядишь сегодня.

     – Ну ты скажешь, – Маришка фыркнула, но тоже не удержалась от улыбки. – Чувырла я сегодня ненакрашенная. 

     – Тебе идёт.

     – Врёшь, – сказала она с удовольствием. – А ты что, на работу не торопишься?

     – Не-а, – он беззаботно отмахнулся. – Я на сегодня уже во как наработался. Всю ночь по межпалубным амортизаторам ползал, сейчас имею полное право на заслуженный отдых. Завалюсь в каюту и до вечера просплю.

     – Счастливый, – вздохнула Маришка. – А у меня ещё обед, потом ужин… Работы выше крыши.

     – Слышь, Маришка, – он коснулся её руки. – Ты это… Ты с Боровицким говорила?

     – Нет.

     – Ну, Мариш, – он недовольно пошевелил бровями. – Ты же обещала.

     – Да не успела я, Серёжа. Да и куда спешить-то? Вся жизнь впереди, нам ведь ещё лететь и лететь, – она хотела добавить, что «и детям нашим лететь и внукам и даже правнукам», но подумала, что насчёт «наших детей» он не так поймёт, и не сказала.

     – Ну жить-то ведь всё равно надо, – вскинулся он. – Ты что, так и собираешься весь полёт… всю свою жизнь подносы в столовке разносить и сковородки от жира отмывать? Тебе учиться надо, Мариш, ты пойми!

     – А зачем? – она решила его поддразнить. – Зачем? Чтобы ходить, как Эльвира, в чистом халатике, и перемывать в перерывах косточки хирургам или начальникам? Не хочу такого!

     – Ну, Эльвира – дура, ну так что ж теперь из-за неё и не учиться ничему, да?

     – Да учусь я, Серёжа, учусь. Я у Натальи Ивановны готовить учусь. Буду шеф-поваром первого разряда. У меня Эльвира ещё добавки будет в ресторане выпрашивать. А я ей не дам!

     – Учусь, – он презрительно поморщился, потом допил компот. – Шеф-повар это круто. А у Боровицкого ты могла бы…

     – Да не хочется мне к твоему Боровицкому идти, – решилась она сказать то, что давно уже собиралась. – И вообще не хочу у него работать. Он, знаешь, как на меня смотрит, когда я к ним захожу.

     – Да ну! – Серёжка в такое поверить просто не мог.

     – Вот тебе и да ну! – сказала она. – Не пойду я к нему. Даже и не проси. Я лучше тебе компота ещё налью. А то ты вон какой сегодня измученный, лица не тебе просто нет.

     – Это мы прорыв искали. Еле справились, честное слово, а то задохнулись бы вы все тут… У нас такой аврал был! Если бы своими глазами не видел, никогда бы не поверил, что крысы керопласт могут прогрызть…

     – Мариночка! – позвала тётя Зоя. – Пора с посудой управляться, а то до обеда не успеем. Отсылай своего ухажёра, потом наговоритесь.

     – Сейчас, тёть Зоя, – откликнулась Маришка. – Уже иду, – она встала из-за стола, – Ну всё, Серёжа, мне пора. Потом поболтаем.

     Она чмокнула его в щёку и побежала загружать грязную посуду в моечную машину. С этим делом она управилась быстро, потом протёрла столы, потом сбегала в зверинец, подсыпала пшена птицам, покормила своего любимца, хомячка Шушика…

     Уже перед самым обедом тётя Зоя отправила её в кладовую: за лавровым листом, перцем и солью. Кладовка у них была просто образцовая. Ни на одной палубе такой не найдёшь, уж в этом-то Маришка была уверена. Всё на своих местах, всё расставлено, подписано, пыли нет, ничего не мешает, самое нужное под рукой – красота одним словом.

     Надо сказать, что ни крыс ни мышей Маришка никогда не боялась. В зверинце белых мышей было много и она их спокойно кормила и даже жалела, когда очередную партию забирали для опытов. А Шушик так и вообще очень был похож на мышь, ну и что. Она его любила, и гладила, и даже гуляла с ним, посадив его на плечо, а иногда в шутку пугала тётю Зою. Та мышей боялась и на Шушика смотрела с подозрением. Но сейчас Маришка закричала в полный голос. Сама даже от себя не ожидала. Взвизгнула так, что крышки на кастрюлях подпрыгнули.

     Она выскочила из кладовки, увидела побледневшую тётю Зою, встревоженные лица криогенщиков, уже успевших занять лучший столик, и тут ей стало смешно. Она упала на стул и захохотала.

     А все смотрели на неё и лица у них были такие, что Маришка развеселилась ещё сильнее.

     – Крыса там, тёть Зой, – выговорила она наконец сквозь смех. – Это я от неожиданности закричала. Показалось, что она на меня сейчас прыгнет.

     Тётя Зоя опять схватилась за сердце:

     – Откуда здесь крысам взяться-то? Это, поди, твой хомяк там хозяйничает. Я тебе сколько раз говорила: доиграешься ты с ним!

     – Я что, ручного хомяка от крысы не отличу! – возмутилась Маришка. – Да и как бы он сюда попал? Крыса там! Здоровущая. Серая такая. Мне Серёжка утром рассказывал, что они даже керопласт прогрызают.

     Один из криогенщиков осторожно заглянул в кладовку. В другое время его бы на пушечный выстрел к кладовой не подпустили, потому что непорядок и вообще нечего чужим тут делать, но сейчас на это никто не обратил внимания.

     – Точно, крыса, – сказал он, оглянувшись на Маришку. – И не одна.

     Маришка заглянула через его плечо.

     Испугавшая её серая гадина деловито шныряла среди мешков с мукой, а другая уже успела забраться на верхнюю полку и обнюхивала пакет с макаронами. Крысы были крупные, ухоженные, шёрстка на их спинах лоснилась, длинные хвосты розовели голой кожей...

     – Брысь отсюда! – шикнула на них Маришка. – Не трогайте муку.

     Крысы посмотрели на неё пронзительными бусинками глаз, и Маришке показалось, что они усмехаются.

     – Надо Карпенке звонить. – сказал криогенщик. – Пусть охрану вызывает.

               
                * * *

     Обед прошёл как попало. Маришка даже и не запомнила, сколько бригад они накормили и кому что подавали. Столы пришлось сдвинуть к одной стене, в кладовке толпились чужие люди, тётя Зоя была не в духе, всё вообще шло наперекосяк. И кто бы мог подумать, что всё это – из-за двух крыс.
            
     Впрочем, вскоре выяснилось, что вовсе и не из-за двух. Маришка делом своим занималась старательно, но прислушиваться не забывала и кое-что услышала. И услышанное её вовсе не обрадовало.

     Мало того, что крысы пробрались в их кладовую, они ухитрились прогрызть ходы сквозь весь центральный ствол, и их уже видели в тренажёрном зале четвёртой палубы, в малой компрессорной и даже в нижнем отсеке семенного фонда. И теперь там целая комиссия разбирается, сколько и чего они успели попортить. И ещё все боятся, что они могут прогрызть ход в оранжерею. Тогда хоть караул кричи.
     Крысы на космическом корабле! Ну, пусть не на корабле, а на среднем многосекционном  переселенческом транспорте «Калуга». Всё равно все говорят «корабль». А на нём крысы. Откуда они взялись? Наверное, из какой-нибудь лаборатории сбежали, а потом расплодились. Это у Маришки только хомяки и белые мыши на попечении. А у других и крысы могли быть. Или даже змеи. Но змеи на корабле без человека не выживут. А крысам здесь самое раздолье. Особенно, если они сверхпрочные переборки научились прогрызать. Ой, сколько они продуктов попортить могут!

     Маришка даже про грязные тарелки забыла. Вспомнила вдруг, что её зверинец как раз над тренажёрным залом расположен, и когда там кто-нибудь занимается, ей всегда слышно сквозь пол, тихонько, правда, но слышно.

     – Тёть Зой, я минут на десять убегу, – она швырнула тарелки в мойку, бросилась к выходу. – Без меня пока управляйтесь, мне очень нужно!

     Навстречу попались сварщики. Маришка, не отвечая на приветствия, протиснулась сквозь их пропахший окалиной строй, помчалась было дальше, но вдруг остановилась.

     – А Серёжка где? – спросила она у Валерика. – Он же в вашей бригаде. И почему вы на смене? Вы же отдыхать должны!

     Валерик снял перчатку, вытер грязь со щеки, сказал виновато:

     – Он в лазарете, Мариш. Покусали его здорово.

     – Как покусали? – охнула Маришка. – Кто?

     – Да крысы же! На людей, представляешь, бросаются. Да ты не волнуйся, ему только руку прокусили и ногу… кажется. Им там прививки делают от заразы.

     – Я к нему, – заторопилась Маришка.

     – Не ходи. Всё равно не пустят. Там сейчас такое творится. Вечером к нему загляни. Или завтра. Да не переживай ты так. Всё будет хорошо.

     В том, что всё будет хорошо, Маришка засомневалась уже через несколько минут. Её зверинец был разгромлен. Все клетки с открытыми дверцами валялись на полу, от упаковок с кормом остались только лохмотья. Волнистым попугайчикам повезло, они висели под потолком, и добраться до них крысы не сумели. Шушик тоже уцелел. Его, дрожащего и испуганного, Маришка отыскала в углу, за коробками. Она подобрала хомячка, прижала к себе, с ужасом глядя на то немногое, что осталось от белых мышей. Она ругаться не любила и всё время морщилась, когда Эльвира с Томкой по поводу и без повода вставляли всякие грубые словечки, но сейчас она бы тоже выругалась. Как-нибудь покрепче.

     – Сволочи! – сказала она. – Своих сожрали. Ну какие же сволочи. Яду на вас нет. Крысиного.

     К Серёжке её, конечно же, не пустили, только уверили, что всё с ним в порядке и беспокоиться не о чем. А Томка улыбнулась так с намёком и пропела, стерва, на всю приёмную:

     – Ты, Маришечка, не переживай. У жениха твоего ничего важного, к счастью, не откусили.

     А Маришка уже до того была вся на нервах, что даже не обратила на эту дуру совершенно никакого внимания. Повернулась и ушла. Главное, что с Серёжкой всё в порядке.

     К вечеру она вымоталась так, как ни ещё с ней за весь полёт не случалось. Спокойная, размеренная жизнь кончилась внезапно и, как многим теперь представлялось, кончилась надолго. Крысы словно с цепи сорвались. Их видели на всех пяти палубах. Они умудрились пробраться даже в генераторную. Они уже подпортили изоляцию на нескольких силовых кабелях; их успели остановить буквально на подступах к правому сектору оранжереи… Казалось, что они уже везде. Дошло до того, что на полном серьёзе обсуждался вопрос о досрочном пробуждении следующей смены, потому что своими силами с крысиным нашествием справиться было проблематично. Две неспящие смены! Такого не случалось ни разу, с самого отлёта! Маришка никого из той смены даже в лицо не помнила. В суматохе первых месяцев своих забот хватало, а когда всех распределили по командам, уже поздно было знакомиться, да и зачем? Она лежала на кровати после душа, гладила успокоившегося Шушика и думала о том, как это будет, если и в самом деле придётся будить следующую смену раньше срока. И где их тогда устроят? Лишних-то жилых помещений нет. Ни на Маришкиной палубе, ни на четырёх других. Неужели придётся делить свою уютную комнатку с кем-то чужим и незнакомым? Нет, она прекрасно знала, что когда она три года спит в криокамере, здесь, в её комнате живут поочерёдно другие девушки, много других девчат, и у каждой свои привычки, свой характер, свои любимые фотки на стенах, бельё, косметика, разные там финтифлюшки-сувенирчики… Так же как и у неё самой. Но так как она с ними никогда не встречается, то можно смело обманывать себя, что комната эта насовсем принадлежит только ей. А теперь, может быть придётся делить её с другой столь же полновластной хозяйкой… Ой! А потом, наверное, прикажут раньше времени заваливаться в криокамеру, потому что ведь не будут же разбуженных усыплять на две оставшиеся недели. А у неё такие планы были!

     Маришка снова вспомнила про Серёжу, распереживалась, твёрдо решила, что завтра наперекор всяким Томкам прорвётся к раненому… И с этой мыслью уснула.

     С Серёжкой и в самом деле всё было в порядке, она даже не успела его навестить. Он сам рано утром заскочил в столовку, отоспавшийся, весёлый, с перемазанными зелёнкой руками. Поцеловал в щёку, пообещал вечерком ещё раз навестить и умчался помогать своим, потому что «крысы, Мариш, ты не поверишь до чего обнаглели».

     Этот день оказался ничуть не менее суматошным и тоже совершенно бестолковым. Все только о крысах и говорили, словно ничего интересного в жизни больше не происходило. И когда один из научников брезгливо поинтересовался из чего сделаны сегодняшние «не вполне адекватные» антрекоты, тётя Зоя в сердцах брякнула: «Из крыс, конечно!» И все засмеялись. И потом долго обсуждали внезапную напасть уже с гастрономической точки зрения. Мол, если на «Калуге» наступят вдруг голодные времена, можно будет устраивать охоту на хвостатых тварей и делать из них шашлыки.

     После обеда было общее собрание их смены, и на нём выступал сам Карпенко. Сказал, что положение тяжёлое, но не смертельное, однако руководство всё равно приняло решение разбудить следующую смену на две недели раньше, потому что людей не хватает. Так что на некоторое время придётся немного потесниться и вспомнить первые месяцы полёта. После этих слов все слегка оживились, потому что вспомнили те шумные, но очень весёлые месяцы, а Маришка слегка погрустнела, потому что подтвердились самые её худшие ожидания. Но потом выяснилось, что будить будут только мужчин, и она вновь повеселела. Она ещё не сообразила, что как раз ей-то радоваться совершенно нечему. Собрание кончилось быстро, пустопорожнюю говорильню никто не любил, только Иван Алексеевич в заключение сказал, чтобы они не верили всяким глупым слухам о том, что крысы какие-то особенные. Самые обычные корабельные крысы, может, чуть покрупнее тех, что вы все встречали на Земле. И нет среди них мутантов размером с собаку. Тут монтажники заулыбались, знали, наверное, о чём идёт речь.

     Тогда один пожилой дядька поднялся и сказал:

     – Не знаю, мутанты они там или нет, но то, что здоровенные – это факт. Мне врать незачем. И пугать я тут лишний раз никого не хочу. Только я своими глазами видел этих крыс. Большие они. Не с собаку, конечно, но больше обычных раза в три. И я согласен с тем, что надо от них поскорее избавиться. Вот так.

     Карпенко посмотрел на главного инженера. Тот пожал плечами и посмотрел на биолога. Маришка не помнила его фамилию, но звали его, кажется, Виктором.

     Голос у него был приятный и говорил он уверенно и спокойно:

     – Если крысы  устроили свои гнёзда рядом с ускорителями, то вполне возможно, что среди них появились необычно крупные особи. Я не спорю… И нам бы очень хотелось поймать хотя бы одну такую крысу. Но я уверяю вас, что никакое облучение, никакая мутация не может сделать этих грызунов разумными. Да, крысы очень умные твари, иногда даже может показаться, что они умеют думать. Но ни одна крыса никогда не сравнится с человеком. Уверяю вас.

     – Жаль только, что сами крысы об этом не догадываются, – негромко заметил кто-то из научников. На что биолог только досадливо поморщился.

     И монтажники из второй бригады, с которыми сидела Маришка, при этом многозначительно переглянулись, и Серёжка покосился на свою забинтованную руку.

      – Болит? – спросила Маришка.

     Серёжка помотал головой:

     – Ерунда. До сва… Заживёт, в общем, скоро.

     А Карпенко в заключение сказал:

     – Отрава на крыс не действует. Да и мало у нас этой отравы. Никто же не знал… Поэтому мы разработали следующий план. Мы попробуем избавиться от них с помощью газа. Будем поочерёдно перекрывать отсеки и заполнять их азотом. У нас нет другого выхода. Или мы – или они. Боливар, как говорится, двоих не вынесет.

     Про этого Боливара Маришка слышала в одном древнем фильме, который им однажды показывали на лекции по истории кино. Только в чём там было дело, она уже не помнила, потому что они с Серёжкой тогда в первый раз поцеловались, и её совсем, совсем не интересовали непонятные переживания героев чёрно-белого фильма. Но слова про Боливара она запомнила. Это конь был такой, на котором бандиты от кого-то убегали.

     На том все и разошлись.

     И все две недели до конца смены Маришка работала как проклятая, потому что теперь каждый день у них всё было в двойном размере: два завтрака, два обеда и два ужина. И они с тётей Зоей так вымотались, что однажды, уже под конец, сидели вечером в пустой столовке и ревели от усталости, как две дуры. И тётя Зоя, когда немного успокоилась, сказала, что лучше бы они крысам все продукты скормили, потому что после крыс хоть посуду мыть не надо. И они начали хохотать, ещё не успев даже утереть слёзы.

     И тут пришёл завхоз, Василий Николаевич. Он посмотрел на них, вздохнул и сказал:

     – Идите отдыхать. Смена кончилась. Завтра всем в криокамеру.

 
                * * *


     Маришке приснился неприятный сон. Да и с чего бы ему быть приятным после всего случившегося. Сон, как всегда, был очень яркий и очень реальный. Словно фильм. И в этом не было ничего удивительного, потому что в криокамере всегда снятся такие сны, что после них никакие сериалы смотреть не захочешь. И поэтому Маришка засыпала всегда с удовольствием, ей интересно было свои сны смотреть, пусть даже потом ничего и не сбывалось. Зато спать не скучно и просыпаешься с хорошим настроением.

     Но на этот раз, открыв глаза, Маришка ещё долго лежала, вспоминая и заново переживая приснившуюся пакость.

     А приснилось ей, будто бы они уже совсем долетели, и «Калуга» благополучно приземлилась на новую, совсем необитаемую пока планету, на которой все они теперь будут жить. И планета оказалась очень хорошей, тёплой и солнечной, совсем как Земля. Даже лучше Земли, потому что на ней никто не построил ещё ни городов, ни заводов.

     И все стоят у большого иллюминатора и смотрят на высокое голубое небо, на красивый берег чудесного моря, на лес, и капитан вдруг говорит:

     – Мы должны позаботиться о том, чтобы ни одна тварь не сумела выбраться наружу. Проклятое племя необходимо уничтожить под корень. Поэтому, после того, как все переселенцы покинут корабль, я приказываю заполнить корабль ядовитым газом. Обычная отрава их не берёт, но против газа они будут бессильны.

     – Баллоны с газом уже готовы, – отвечает ему один из офицеров. – Осталось только перегрызть шланги.

     – Приступайте! – приказывает капитан и добавляет, морща в ухмылке усатую морду. – Боливар не вывезет двоих!

     И в этом месте Маришка во сне вдруг отчётливо поняла, что это разговаривают вовсе не люди, а крысы (а раньше она как-то этого не замечала), и что эти хвостатые мутанты уже полностью захватили корабль, а людей частично погубили, частично вытеснили в дальние отсеки, и теперь собираются выживших отравить газом, чтобы никто им не мешал на новой планете жить в своё удовольствие. А самое главное, что она тоже стоит среди крыс и сама вроде как крыса, с усатой мордой и длинным хвостом. Ей стало противно и она проснулась, потому что как раз в это время криокамера переключилась в режим пробуждения. Потом она минут десять лежала, и ждала, когда откинется колпак. А в её голове всё ещё вертелось это зловещее: «Боливар не вывезет двоих».

     Она точно знала, что проснулась первой и что все остальные девчонки выберутся из своих камер ещё только через час. Маришка каждый раз перед сном с оператором договаривалась, чтобы её будили пораньше. Чтобы в душ спокойно сходить, без давки, толкотни и ожидания очереди. Ей это было проще сделать, потому что они с Сашкой были из одного детдома и заявление на полёт подавали вместе, и даже отборочную комиссию прошли в один день. И поэтому они всегда друг другу помогали.

     Быстренько приведя себя в порядок, Маришка сунула полусонного хомяка в сумочку, щёлкнула замком…

     И дверь не открылась.

     Маришка покрутила замок, нажала несколько раз кнопку аварийного отключения замка, под конец даже зачем-то пнула проклятую дверь, которая ни в какую не желала её выпускать. Ни разу такого ещё не случалось. Это было что-то новенькое. Если бы тревогу учебную устроили (или даже настоящую), предупредили бы по внутренней связи. Если бы подшутить кто-нибудь захотел, то… Да кому нужны здесь такие шутки! Значит, случилось что-то по-настоящему серьёзное. Маришка ещё раз попробовала открыть упрямую дверь, потом подключила планшет к внутренней сети… и убедилась, что связи нет.

     Тогда она села и попыталась взять себя в руки. Это у неё плохо получилось, зато она сумела сообразить, что у неё есть ещё одно средство связи. В защитном костюме, который имелся в каждой криокамере, был мобильный коммуникатор. Радовалась своему озарению она недолго: коммуникатор включился, но в ответ на Маришкины настойчивые запросы отвечал лишь безразличным потрескиванием.

     Надо было что-то делать. Но что? Маришка металась в тесной камере от стены к стене, пробовала даже кричать. Сначала тихонько, потому что неудобно было, затем, забыв о стеснении, в полную силу. Никто не отозвался. Наверное, стены глушили её не слишком звонкий голос. Тогда она принялась стучать в дверь. Стесняться она уже перестала и поэтому сразу начала колотить тяжёлым разводным ключом, который зачем-то лежал в аварийном шкафчике. Наверное, специально для таких случаев.

     Когда на двери в нескольких местах отслоилось пластиковое покрытие, Маришка в отчаянии опустила руки.

     А может быть, Сашка что-нибудь напутал, и она проснулась не на час раньше, а на все два… или даже на целые сутки? Но почему тогда нет связи? Это пугало её сильнее всего. Ни разу ещё такого не случалось. В голову лезли такие нехорошие мысли, что у Маришки даже в глазах начало темнеть. И что корабль столкнулся с каким-нибудь огромным астероидом (хотя какие астероиды в межзвёздном пространстве?), и что всех неспящих скосила страшная эпидемия… И тут она вспомнила про крыс. И даже обрадовалась немного. Потому что сразу всё стало понятно. Скорее всего проклятые грызуны повредили какой-нибудь важный кабель, поэтому и связи нет. Они ведь могли даже и до компьютерного центра добраться. Если уж им даже керопласт по зубам, то провода и микросхемы им вообще на один укус. Только неужели за те три года, что Маришка пролежала в криосне, команде не удалось избавиться от этой напасти?

     Так или иначе, а выбираться отсюда всё равно надо. Потому что здесь ни еды, ни туалета… Не сидеть же тут неизвестно сколько времени.

     Помог ей Серёжка. Она вспомнила, как он говорил однажды, что все камеры соединены между собой кабель-коллектором, по которому вполне можно добраться до центрального входа и даже до диспетчерской. Только он очень узкий, и когда они что-то там заваривали, то работать приходилось лёжа на спине.

     Крышку люка Маришка открыла быстро, но забраться в узкий лаз без посторонней помощи оказалось делом довольно нелёгким. Но она уже так себя настроила, что даже и с этой трудной задачей справиться сумела. В коллекторе оказалось не так уж и тесно. Вполне можно было ползти. Только торчащие из стен скобы то и дело норовили то дёрнуть за волосы, то зацепиться за одежду.

     Маришкина камера была двенадцатой, и ей предстояло преодолеть чуть меньше тридцати метров. Но она проползла всего метра четыре. А потом услышала доносящиеся из-за внешней стены звуки. Скрип и хруст. Она приложила ухо к холодному металлу, прислушалась. И обмерла.

     Там за стеной были крысы. И, кажется, много крыс. Они грызли что-то, хрустели керопластом, клацали когтями по полу, бегали даже по стенам, шуршали хвостами, пищали и взвизгивали, – их тела за стеной находились в беспрестанном движении, в неутомимой суете, они буквально кишели там, и стенки коллектора подрагивали под напором этой неудержимой массы.

     Значит, её догадки были верны! Всему виной крысы. Маришка попятилась. Первым делом надо позаботиться о Шушике. Нельзя оставлять хомячка одного. Не дай бог, хвостатые твари прорвутся в криокамеру. Она спрыгнула вниз, уложила хомяка на подушку, закрыла колпак и включила режим сна. Пусть ещё немного поспит. Здесь ему будет уютно и безопасно.

     Потом она вновь забралась в коллектор. Во второй раз у неё это получилось намного увереннее.

     В диспетчерской всё было как всегда, только дежурного почему-то на месте не оказалось, лишь висел на спинке стула китель и лежал разрядившийся планшет. Дежурный непонятно почему покинул свой пост. В нарушение всех инструкций. И дверь за собой не просто захлопнул, а зачем-то закрыл на оба запора.

     – Ох, и влетит кому-то, – пробормотала Маришка, берясь за рукоятку, и тут в дверь снаружи ударили чем-то тяжёлым. Маришка обрадовалась, хотела поскорее откинуть запор, но в дверь ударили ещё раз, а затем словно когтями проскребли по ней сверху донизу. Огромными такими когтями, которые могут вспороть даже металл.

     Маришку бросило в жар. Она стояла, замерев в неловкой позе, сжимая ослабевшей рукой ставшую вдруг скользкой от пота рукоятку, и изо всех сил прислушивалась. За дверью долго топтались, шипели, скреблись и ушли минут через пять или даже десять, раздражённо клацая по пластику пола… когтями? Или подошвами аварийного костюма? Что вообще происходит?!

     Маришка перевела дух. Голос она так и не подала, и теперь вдруг о том пожалела. Надо было крикнуть, вдруг это были спасатели. Но в глубине души она сама не верила, что это спасатели топтались за дверью и скреблись в неё вместо того, чтобы просто взять и по-человечески открыть. Ведь с той стороны это можно было сделать так же легко… Если, конечно, у тебя человеческие руки, а не неловкие крысиные лапы с огромными когтями.

     Связи не было и здесь. Маришку уже колотило. Она даже сначала захотела вернуться в свою камеру и опять заснуть и, проснувшись, узнать с облегчением, что весь этот кошмар закончился без неё, что опять всё хорошо и правильно, что нет никаких крыс, а вокруг знакомые, привычные, весёлые лица девчат, и не надо никого бояться…

     Но она уже понимала, что после всего случившегося при всём желании заснуть не сможет. И вообще, не в её характере было прятаться от проблем. Пометавшись по диспетчерской, она взяла себя в руки, вскрыла шкафчик и влезла в защитный костюм. Так ей было спокойнее. Так было правильно. Вот и в инструкции написано, что при малейшем намёке на аварию следует в первую очередь облачиться в костюм. И пусть аварии пока никакой нет, зато всяких пугающих намёков она получила предостаточно.

     В одиночку ничего не сделаешь. Маришка лихорадочно изучала список, хотя и без него прекрасно знала всех, кто спал в соседних криокамерах. Тридцать девчонок и ни одного мужика. Как нарочно. Ну и как прикажете поступать? Кого будить? Наташку Мальцеву, Томку, Юльку эту придурошную? Это же сколько крика будет, какой визг поднимется, слёзы, сопли, истерики… Нет, не хочется ей такого удовольствия… Вот разве что Аньку Бакшину разбудить да Любку Зуеву? Они постарше и вообще девахи серьёзные.

     Ничего из этой затеи не получилось. Потому что все криокамеры были переведены в независимый режим и отключить их можно было только введя нужный код. Или имея карту допуска. Кодов в списке не обнаружилось, карты у Маришки, естественно, не было.  И так ей от этого плохо сделалось, что хоть вой, хоть кричи.

     Тогда она подошла к двери и прислушалась. За дверью было тихо, и эта тишина не успокаивала, а наоборот пугала. Казалось, что кто-то с той стороны тоже кто-то стоит, затаив дыхание, и пытается услышать Маришку. Она осторожно перевела дух и отодвинулась от двери подальше. Нет, она ни за что не решится её открыть. Ни за что.

     Шлем вдруг сам собой закрылся, костюм напружинился, надулся, зашипели дыхательные клапаны. На стекле шлема отчаянно замигал индикатор, предупреждая о токсичности внешней среды. Что такое, какая токсичность? Маришка завертела головой, пытаясь понять, откуда на неё свалилась новая напасть.

     Долго искать не пришлось. Из открытого люка коллектора лениво поползли струйки желтоватого дыма. Маришка некоторое время смотрела на то, как они расплываются в воздухе, обволакивают матовую поверхность светильника, – и не могла поверить своим глазам. Не догадайся она напялить на себя этот жутко неудобный костюм, лежать бы ей уже на полу, задохнувшейся, посиневшей, мёртвой, надышавшейся непонятно откуда взявшимся дымом… Бр-р-р! Её передёрнуло, и она машинально отступила к пульту. Что же такое здесь вокруг творится? Где все?

     Дыма становилось всё больше, он уже скопился под потолком, он клубился и отдельные его языки хищно тянулись вниз, к съёжившейся Маришке.

     Это не дым! Это газ! Ядовитый газ! Это, наверное, наши его запустили, чтобы избавиться от крыс, догадалась она. Вот почему никто не просыпается. Это только я, дурища такая, проснулась не вовремя. Хорошо, что я Шушика в криокамере оставила. Но всё-таки это как-то неправильно. Ведь должны же они были проверить, что здесь никого нет, что никто раньше времени не пробудился. Ведь сколько раз уже такое бывало.

     Или это не наши? Маришку даже в жар бросило. Ну конечно, не могли они так вот просто ядовитый газ в помещения запускать. Это же не глупость даже, это… Это просто преступление! Тогда почему?..

     Сон, приснившийся ей в криокамере, вдруг отчётливо встал перед глазами. «Баллоны с газом уже готовы, осталось только перегрызть шланги. Отрава их не берёт, но против газа они бессильны».

     "Вот оно в чём дело, – очень спокойно подумала Маришка. – Значит, шланги они уже перегрызли. Удушить нас задумали, гады. Ну уж нет! Ничего у вас не получится. Я вам покажу!"

     Но что она покажет и, главное, как, она ещё не решила. Ей только одно стало ясно, что девчонок она теперь уже наверняка разбудить не сумеет, даже если бы и узнала откуда-нибудь коды. Пока снаружи будет непригодный для дыхания воздух, криокамеры хоть ты тресни не откроются. Значит, придётся выкарабкиваться самой. В одиночку.

     Надо найти хоть кого-нибудь из бодрствующей смены. Ведь не могут же все спать! Где-то есть люди, которые могут помочь, объяснить, с которыми не страшно. Должны же они быть хоть на одной из пяти палуб! Ведь против кого-то же запустили этот газ!

     Когда Маришка поняла, что надеяться ей теперь можно только на себя, у неё словно в душе что-то перевернулось. Она уже не хотела ждать, пока её спасут. Она решила, что сама пойдёт спасать и помогать. Она это твёрдо решила. Словно всю свою жизнь только этим и занималась, она взломала несложный замок и вскрыла оружейную ячейку. Она точно знала, что в диспетчерской есть оружие. И она до него добралась. Импульсный пистолет-пулемёт Владимирова был штукой громоздкой и довольно тяжёлой. Но его вес и размеры Маришку только обрадовали. Она распихала по карманам запасные батареи и переключила предохранитель на поражение биологических целей, похвалив себя за то, что на занятиях по военной подготовке внимательно слушала инструкторов. Индикатор заряда тут же подбадривающе засиял изумрудным огоньком.

     «Ну держитесь, хвостатые, – сказала вполголоса Маришка. – Лейтенант Рипли вышла на охоту. Мало вам не покажется».

     Она решительно дёрнула запор, ногой толкнула тяжёлую дверь и, если бы на неё сейчас бросились огромные серые твари, она недрогнувшей рукой разнесла бы их на молекулы, с жестокой радостью ощущая восторг первой победы. Но никто пока не бросился. За дверью тускло светили сквозь клубы газа аварийные лампы да валялись на полу рваные куски керопласта.

     Маришка перевела дух и прислонилась к косяку. Первый, самый страшный шаг оказался вовсе не страшным. Может, и дальше всё как-нибудь обойдётся.

     «Сначала отыщу Серёжку и придумаю, как его разбудить, – решила она. – А потом и с крысами разберёмся. Только бы дойти».

     Если бы Маришка чуть внимательнее посмотрела на пульт оператора, если бы она догадалась взглянуть на мигающую в левом нижнем углу экрана дату, она бы обнаружила, что провела в криокамере не три года, а почти пятьдесят лет. Но она узнала об этом гораздо позже. А пока, выставив перед собой ствол пистолета-пулемёта, она настороженно шла сквозь клубящееся жёлтое марево и повторяла шепотом, чтобы хоть как-то заглушить пугающую тишину огромного корабля:

     – Боливар не вывезет двоих.

                24.08.2012 г.


Рецензии