Квартира для мэра

Первый, кто с ним заговорил, после того как бывший мэр поприветствовал пристально и бесцеремонно разглядывающих его арестантов, был смотрящий Назир. Он поинтересовался, кто мэр по жизни, по какой причине оказался здесь и как долго намерен обременять собравшихся своим присутствием.
  
 Внимательно выслушав и записав ответ мэра, вплоть до места и дня рождения, Назир указал шконку, где мэр мог бы расположиться и коротко представил сокамерников, - униженному недавней процедурой обыска, где вертухай заглядывал в прямую кишку пожилому человеку, заставив его до колен спустить трусы и нагнуться.
  
 В «хате» проживали, на тот момент, люди не похожие друг на друга ни по каким параметрам, но у них был общий статус, который присваивается после взятия под стражу — они были арестантами. Для присвоения этого статуса необязательно совершать преступления, так считает подавляющее большинство тюрьмы, достаточно впасть в немилость суду, который обеспечит место на шконарях одним росчерком пера.
  
 Контингент камеры состоял из обвиняемых в убийстве, разбойничестве, насилии, мошенничестве и угрозе убийством — статьи сопряжённые с насилием, и только ему мэру, вменили экономическую статью, надев наручники прямо в зале суда, отмерив реальный срок - 7 лет.
  
 У большинства персонажей, предъявленные обвинения не вызывали сомнений, и они пребывали в греёах о снисхождении суда к ним, минимизирующего их пребывание за решёткой. В отношении же мэра, по его личному убеждению, многие эпизоды в его «делюге», вызывали сомнение.
  
 По камере шустрил узбек, ни слова не понимавший по-русски, поддерживая порядок в рамках санитарных норм. Его обвиняют в изнасиловании, но из беседы с Назиром — знающим четыре языка — можно было понять, что узбек, приехавший в Россию с целью заработать на свадьбу, пал жертвой алчности женщины, которая, после оплаты её услуг, решила поиметь значительно большую сумму, которой у любителя женской плоти не оказалось.
  
 Не оправдал надежд на материальное благополучие, ну и «получи фашист гранату», в виде заявления в полицию. Теперь сластолюбец старательно чистит «тёщин*» зев и «светкины щёки**», за «скалой***» в углу камеры. Назир говорил по этому поводу эмоционально, подозревая в действиях полиции вопиющую несправедливость. Раздражение в голосе усиливалось, когда речь заходила о его злоключениях.
  
 На свадьбе, где выпивали и веселились все, он чем-то не понравился двум участковым полицейским. С учётом того, что на таких мероприятиях пьяными бывают весь собравшийся люд, были пьяны и блюстители порядка. Неожиданно, Назиру инкриминировали пропажу сотового телефона у одного из гостей, что послужило поводом для избиения иногороднего гостя. Как потом выяснилось, - били почти всей свадьбой. Потерпевший констатировал, что, пока был в сознании, видел даже каблуки от женских туфель, разящие его тело.
  
 Как результат — больница, возбуждение уголовного дела, независимо от желания потерпевшего. Какие же шаги предприняли участники той «тренировки футболистов» в погонах? Всё просто до безобразия. Они возбуждают уголовное дело на потерпевшего, о якобы непристойном поведении в отношении присутствующих на торжестве, а в свидетели идут участники зверского «спортивного» действа.
  
 И суд принял дело к производству. В России всё возможно, злобно поддакнул мэр, вспомнив о своей горькой судьбе, когда из-за небольшой охапки деревянных денег (полтора миллиона рублей), суд поместил его — непогрешимого мэра — под домашний арест, что дало старт для уголовного дела, впоследствии обросшего многими эпизодами, к мэру не имеющими никакого отношения, но инкриминированными ему.
  
 Опомнившаяся быстро администрация тюрьмы, закрывшая бывшего мэра к совсем уже отпетым уголовникам, выхватила его из той тяжёлой среды и перевела в камеру с более лёгким контингентом. Когда загремевшая засовами и замками дверь открылась, впустив внутрь помещения, интерьером ничем не отличающегося оттого, которое мэр покинул только что, болезного стали рассматривать с не меньшим любопытством, чем в прежней «хате». Арестанты задавали вопросы, добродушно посмеивались, говоря, что срок 7 лет, можно отстоять на одной ноге, это мэр воспринимал как явную насмешку, но воспротивиться ей не смел.
  
 Мэр развернул матрац, вернее — то, что от него осталось, после насилия охранников над спальной принадлежностью во время многочисленных обысков, когда уполномоченный терзал его ножом выгребая вату клешнями натренированных рук, в поисках запрещённых предметов, на отведённом ему месте арестант заправил его простыней и одеялом.
  
 Порядки, которым здесь придерживались, кардинально отличались от порядков в прежней «хате». Оказалось, что штатного уборщика в коллективе нет, и весь комплекс мероприятий, направленных на поддержание санитарного порядка в помещении, назывался хозпонтами и разыгрывался в домино. Участие в розыгрыше было обязательным для всех, и мэр, уже в первый вечер, ощутил аромат «тёщиного» зева, вдрызг проигравшись.
  
 В этой «хате», самой распространённой статьёй была статья 158 (кража). Как правило, дело заканчивалось арестом, после очередного запоя. Фигурант, не помня себя, не нарочно, прихватывал чужой телефон. Утром, не разобравшись, продавал его за пару бутылок водки, и хорошо, если успевал опохмелиться! По статье, обычно, давали полтора-два года, и об упущенной возможности поправить здоровье, приходилось сожалеть весь отмеренный судом срок.
  
 По сравнению со сроком, данным в награду мэру за его титанический труд, воровской срок казался ничтожно мал, поэтому насмешки, по поводу семи лет на одной ноге, казались бывшему градоначальнику кощунственными.
  
 Взаимоотношения среди жильцов камеры, складывались непринуждёнными. Арестанты не роптали на судьбу, скорее подначивали друг друга с большой долей сарказма. Их сардоническое отношение к таким поворотам судьбы, слегка раздражало мэра, но сокамерники успокаивали его говоря, что он скоро привыкнет, не пройдёт и семи лет, а там уж и свобода близко.
  
 Мишенью для насмешек, мэр продолжал оставаться до тех пор, пока в «хату» не подселили паренька, который имел неосторожность распинать «тухляк», как он выражался, полицейскому и нагрубить судье. Хотя ему предстояло два года обдумывать столь неблагородный поступок, паренёк не унывал, чем вызывал жгучую зависть у мэра. Весельчак, находясь у открытого окна, внимательно следил за передвижением на тюремном дворе. Когда замечал «обиженного», он задирать его фразой: «эй, потряси булками»! Это вызывало гомерический хохот сидельцев из тех камер, чьи окна выходили на тюремный двор.
  
 Молодёжь забывала про престарелого бывшего мэра до тех пор, пока тот сам не напоминал о себе, приставая с расспросами: - «а как будет там, на зоне»? Когда придётся покинуть уютную камеру, к которой он уже начал привыкать. Получив порцию насмешек, мэр надолго затихал, пока в нём не возникала необходимость за «дубком»**** с костяшками домино в руках.
  
 *тёща — толчок в камере.
 **светка — раковина умывальника.
 ***скала — невысокая стенка, отделяющая туалет от камеры.
 ****дубок — стол, намертво прикрученный к полу в камере.