Ситуация

               

     Мой отец был родом из подмосковной деревни Тарасовка, куда меня часто привозили родители в летнее время. Вместе с ровесниками я купался в реке Клязьме, ловил корзинкой мелких рыбешек, бегал на стадион “Спартак”, а вечерами охотился за майскими жуками, чтобы потом скормить их жившему у меня поползню. Я любил ездить за город еще и потому, что бабушка на обед всегда готовила на керосинке отварную жареную картошку. Заправляла она ее подсолнечным маслом, и это добавляло особый запах и вкус. Насколько я помню, картошка была без мяса или рыбы, но это было и не нужно. И без того в течение всей своей долгой жизни у меня сохранились самые приятные впечатления о непритязательной еде в деревне.
    Однажды, когда мне было лет десять, мы поехали с мамой в Тарасовку. Стояла ранняя осень. В саду созревал крыжовник – любимая ягода бабушки и мамы. Кустов крыжовника было много, причем самых разнообразных сортов: некоторые ягоды уже созрели, и их можно было есть, другие – крупных размеров еще дозревали. Время от времени я подбегал к кустам и лакомился плодами, хотя меня и предупреждали о необходимости мыть ягоды перед едой и не есть несозревший крыжовник. То, что мне говорили, я слышал, но поступал по-своему. Дело в том, что я не в первых раз ел еще зеленые ягоды, и все это сходило с рук. Но все всегда, как я потом понял, имеет свой конец.
    В воскресенье вечером, когда было еще светло, мы с мамой поблагодарили бабушку за гостеприимство и пошли к электричке. Иди было недалеко. Наш дом на Вокзальной улице находился в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от станции. Поезд пришел вовремя. Мы удобно расположились около окна. Мама, как обычно, принялась читать, а я старался рассмотреть быстро проносившиеся мимо окна пейзажи.
     На полпути от Москвы я вдруг почувствовал дискомфорт в животе: там что-то булькало и периодически побаливало, но я сначала не обратил на это внимания. Однако мое состояние ухудшалось с каждой минутой, и мне пришлось шепотом поведать маме о возникшей проблеме. Она тут же укорила меня за непослушание в отношении крыжовника и успокоила, сказав, что до Москвы осталось совсем чуть-чуть. На какое-то время в моем животе все как будто бы успокоилось, но затем ситуация стала критической: боли усилились и возникли позывы. Мама увидела, как я побледнел, и на моем лбу появилась испарина. Сам же я почувствовал резкую слабость.
   До города оставалось ехать не больше пяти минут, но ждать я больше не мог. Когда электричка остановилась на станции Москва – Товарная, мы буквально выбежали из вагона и стали судорожно смотреть по сторонам, чтобы отыскать туалет. Но его, увы, не было видно.  Тогда я попросил маму разрешить мне нырнуть под платформу и там сделать свое дело, но я не учел одного: подлезть под платформу было невозможно, так как с боков она была заделана бетонной стеной, и поднырнуть под нее было нельзя. Тогда, понимая безвыходность ситуации, я спрыгнул с платформы на землю, быстро, на глазах у ожидавших поезд пассажиров, снял штаны и… После этого я почувствовал облегчение: боли прошли, слабость улетучилась. Я снова был нормальным человеком.
     Сгорая от стыда, я взобрался на платформу, и мы с мамой укрылись в вестибюле касс. Там мы дождались электричку и без приключений добрались до дома. Этот урок я помнил не долго. Уже через несколько недель я вновь поехал в Тарасовку и уплетал, правда,  вполне созревший крыжовник. К счастью, в подобной ситуации я больше никогда не был.