Раз в крещенский вечерок

               

На станицу Митякинскую опустились сиреневые сумерки. Шли Святки 1910 года. Снег укрыл дома зимними шапками. Все вокруг стало белым-бело. Из каждой печной трубы курился дымок. А в воздухе образовалась необычная тишина, которая появляется только после большого снегопада.
За уютно освещенными окошками жители мирно собирались ужинать. В семье Васильевых уже поели и с наслаждением пили чай. Старшие ребята, Сашок с Левкой, нетерпеливо заерзали на лавке. Отец сурово шевельнул косматыми бровями, и парни на время затихли. Но стоило только Ивану Антоновичу поставить на стол пустую чашку, что означало: ужин окончен, как мальчишки, буквально сорвались с места.
- Куда? – недовольно одернул отец.
- Батя, - протянул Левка и почесал затылок.- Мы пойдем прогуляться.
Отец пригладил рукой усы и бороду, снисходительно кивнул:
- Ладно.

 Ребята, схватив тулупы и шапки, тут же исчезли за дверью, боясь, что отец передумает. Мать с дочерьми стали убирать со стола. За печкой громко пел сверчок, а кошка усиленно «намывала» гостей. Управившись по хозяйству, Нюся с Тоней, как заговорщики перешептывались около печки и  в нетерпении теребили фартуки. Мать, глянув на них, устало улыбнулась:
- Опять гадать надумали?
- Угу, - кивнули обе девушки и радостно засмеялись.
- Ну, идите уж.
Нюся с Тоней были очень похожи. Обе черноволосые, черноглазые красавицы. В станице отбою от парней не было. А их все влекло таинственное, неизведанное.
Недавно из города приезжала двоюродная сестра Матрена, вот она то и рассказала о новомодном гадании на блюдце, или, как это называли городские барышни «спиритические сеансы».
- Перво-наперво, нужно бумагу расчертить,- взахлеб рассказывала Мотя. – Лучше взять большое блюдо, чтобы очертить круг. После этого буквы от А до Я написать, и цифры от 0 до 9. Да так, чтобы место было, когда блюдце двигаться начнет, нужно чтобы понятно было: у какой буквы и цифры оно остановится. А блюдце обязательно фарфоровым должно быть.   
Нюся с Тоней провели первый сеанс с Мотей. Блюдце, действительно, двигалось под действием какой-то невиданной силы, хотя пальцы девочек и лежали на ободке блюдечка. Ощущение было такое, что его кто-то снизу толкает. Как вдруг блюдце стало метаться по столу, так что сестры едва удерживали пальцы на нем. А потом, вообще, началось что-то невообразимое. Блюдце, высоко подскакивая по столу, как лягушка, запрыгало из стороны в сторону. Девочки так перепугались, что тут же отдернули руки.
- Чур, меня, чур, - начала креститься Мотя.
Нюся с Тоней тоже перекрестились.
- Что это было? – осторожно спросила Тоня.
- Толком сама не знаю. Мне говорила Катерина, соседка, что такое бывает, когда дух чем-то не доволен.
В тот вечер гадание отложили, девочки очень уж перепугались. Но уже на следующий вечер они вновь собрались  за столом. На этот раз все прошло нормально. Блюдце спокойно двигалось, как и положено ему от буквы к букве. Сестры одна за другой задавали вопросы  о своем будущем. Все три девушки были уверены в том, что будущая жизнь обязательно будет счастливой. В этом они не сомневались, как это бывает только в юности.
И после этого пошло-поехало. Нюся с Тоней чуть ли ни каждый день усаживались на переговоры с блюдцем. Вот и в этот вечер они закрылись в своей комнатке. Некоторое время еще слышался стук посуды, это мать прибирала в кухне. А потом все затихло. Родители ушли отдыхать на свою половину дома.
Девушки зажгли свечу, разложили бумагу. Затем достали дорогое, выделенное матерью из свадебного сервиза фарфоровое блюдце. В комнате полумрак, зато за окном светло, как днем. Полная луна с любопытством заглядывала в окошко к сестрам.
А за окном была сказочная ночь. Черный бархат неба, усыпанный россыпью звезд. Деревья в саду облепило мокрым снегом, так что они, словно оделись в белые меховые шубки. Снег блестел в сиянии лунного света, точно по саду разбросали пригоршни алмазов.
Но девушкам было не до этого, они были погружены совсем в другой мир. Их тонкие пальчики лежали на ободке блюдца, слегка подрагивая. Каждый раз, когда они приступали к гаданию, атмосфера в комнате заметно менялась. Воздух наполнялся странным напряжением, точно невидимая нить протягивалась между тем миром и этим.
- Дух, выйди к нам! – торжественно произнесла Нюся.
Блюдце медленно поползло по столу.
- Дух, чей ты?
Напряжение в комнате нарастало. Девочки переглянулись, у обеих были огромные расширенные от страха глаза. Невидимый мир вдруг становился осязаемым. Так всегда бывает в начале гадания. Непонятные тени скользили по углам комнаты, пугая своей чернотой. Пламя свечи колыхалось от прерывистого дыхания сестер. И в это мгновение послышался тихий звук, будто кто-то осторожно скребет по стеклу окошка. Нюся с Тоней вздрогнули и обернулись. А за окном, Господи Иисусе, нависла нечисть какая-то! Огромное, что-то белое, с горящими, как блюдца, глазами, при этом еще медленно так колыхается.
 С диким криком девочки бросились в разные стороны, смахнув по дороге зажженную свечу. В комнате повисла полная темнота, лишь только за окном маячила белая фигура со светящимися глазами. Тоня от страха залезла под стол и продолжала там вопить во все горло. Нюся запрыгнула на кровать и также истошно орала, как и сестренка. В эту минуту в дверях материализовалось еще одно привидение. Такое же белое, как и за окном, но без горящих глаз. Нюся с Тоней  зашлись от ужаса в крике.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не появилась на пороге мать с зажженной свечой в руках. Оказывается, сестры с испуга не узнали отца. Иван Антонович в исподнем, спросонья со всклокоченной черной шевелюрой, борода торчком, глаза бешеные. Глядя на орущих благим матом дочерей и на качающуюся белую фигуру за окном, он и сам не на шутку струхнул. Мать, увидев невесть, что за окном, вскрикнула и стала судорожно креститься. Вдруг привидение медленно стало разваливаться на части, и за окном послышался дикий хохот. Из-под белого полотна показались заливающиеся от смеха Левка с соседом Мишкой. А Сашок, расплющив на стекле свое хохочущее лицо, смотрел на застывших домочадцев.
Уже потом, когда все успокоилось, парни рассказали, что взяли простыню. Мишка прыгнул на плечи Левке,  они обмотались простыней, а вместо головы поставили тыкву, в которой вырезали глаза и оскаленный рот. В тыкву воткнули горящую свечу, чтоб пострашней было.
Но в тот момент Ивану Антоновичу было не до шуток. Разъяренный, он вылетел из дому, едва успев одеть валенки. Выхватив по дороге полено побольше, он помчался за парнями по станице с такой скоростью, что если бы ребята его вовремя  не заметили, то трепки было бы не избежать. Случайные прохожие только испуганно крестились, глядя, как по дороге несется трое молодых хохочущих ребят, а за ними размахивая поленом, в одних подштанниках Иван Антонович, всеми уважаемый человек.
Долго потом станица вспоминала васильевские скачки по зимней дороге. Левка с Сашком  до утра прятались у Мишки в сарае, боясь показаться отцу на глаза. Рано утром мать послала сестер  сказать, что гроза миновала. Отходчив был Иван Антонович. Спустя неделю, уже всей семьей вспоминали тот вечер в подробностях и смеялись до коликов в животе, вытирая радостные слезы.