Маяк. Том первый. Глава 1

Море шумит слишком громко. Я иногда не слышу самого себя. И всё же мысли проникают в мой разум сквозь пену и глубокие воды, заливаются через уши и топят меня на дне холодного моря, где давление прижимает меня всё сильнее, а в голову, словно пытая, впрыскиваются вопросы, на которые я никогда не узнаю ответа.
Как часто человек думает о своём существовании? Что его гложет, какие мысли и чувства возникают в туманном разуме при словах "экзистенциальный кризис"?
Наверное, каждый задумывался об этом. Сколько бы человеку ни было лет – вопросы смысла существования встаёт ребром и не отпускает ровно до тех пор, пока он не найдёт то, чем хочет заниматься всю жизнь. А чего хотят люди? Жить? Развлекаться? Работать? У всех свои желания, но только вот осуществить их может не каждый.
И вот вспоминаются моменты из жизни, когда ты точно знал чего хочешь от жизни, и накатывает свинцовая волна разочарования. Ты сидишь и смотришь на то, где ты живёшь, что ешь и где спишь, а в голове крутится мысль о том, что это не то. Хочется чего-то большего. А всё потому что человек привык превозносить себя и создавать в своей голове видимость значимости.
Но это не плохо.
Ещё несколько лет назад я не думал о том, что будет дальше. Всё было скрыто пеленой неизвестности – я был слаб, как маленький ребёнок, который только-только начинает узнавать, что такое взрослая жизнь. Скромная работа на окраине городка, маленький дом неподалёку – что ещё нужно от жизни сорокалетнему мужчине?
Но я знал, чего же мне не хватает. Любви.
Пляж был девственно пуст, а следы проходивших рыбаков давно замела ледяная волна. Пена тихо накатывала на грязную блестящую гладь и смывала все признаки жизни, пытаясь унести и меня с собой. Пучина тёмного моря смотрела на меня издалека. Сильные волны вдали зазывали, словно сирены, сидящие на скалах. Вода пела мне странные песни, а я делал вид, что не слышал.
Небо покрылось сероватыми тучами, быстро утекающими на запад. Они сливались, перемалывались в единую кашу из пепельных и серых облаков, говоря, что всё это живо. Я слышал их шёпот, они звали меня улететь вместе с ними, а я не умел летать.
Волна прыгнула мне под ноги, утопая в рыхлом песке. В изношенных рыбацких ботинках я почувствовал холод, и мимолётная дрожь пробежала по телу. Холодный ветер залез мне под воротник куртки и охлаждал моё горячее от лихорадки тело. Я чувствовал, что если не уйду, то умру прямо здесь. Но я не мог сдвинуться с места. Пейзаж приковал меня своей мрачной красотой, и мне совершенно не хотелось бросать это всё на произвол судьбы.
– Хватит, – сказал я сам себе и порылся в кармане куртки, доставая чуть влажную из-за сырости сигарету. Поджёг единственную спичку и, едва протянув руку к маленькой смерти, она потухла под напором северного ветра. Лёгкий столб дыма быстро рассеялся, а вместе с ним и моё желание жить. Не судьба, подумал я и развернулся. Зашагал по песку, в который проваливались ноги, покрепче цепляясь за свою куртку, подаренную моим начальником ещё восемь лет назад. За что? За хорошую работу.
Пляж сменился небольшим пустырём, отделявшим дикую природу от того, что мы называем цивилизацией. Короткая жухлая трава, сорняки и грязь – вот что было для нас привычным. Я привык каждый день видеть серость и уныние. И, похоже, все давно привыкли. Опавшие листья тихо шуршали под ногами, ломаясь на много мелких осколков.
Город начинался с маленькой кольцевой дороги, опоясывающей всё, что хоть как-то связано с цивилизацией. Дома, телевизионные вышки и паутина оборванных проводов делали это место похожим на кладбище домашних людей – мы все забились в один уголок и зарывались в землю.
Я знал, что где-то далеко в море есть маяк, освещающий путь кораблям. И он потух для всех нас.
Мои сапоги стучали по асфальту, иногда ступая в мутные лужи. Вода разлеталась в разные стороны, превращаясь в бесформенную жидкость, больше напоминающую амёбу. Улицы были почти пусты – лишь несколько человек лениво шли по своим делам, потупив глаза в пол и засунув руки в карманы пальто.
Я шёл неспешно, в сотый раз осматривая каждый дюйм этого города. Дома возвышались всего на несколько метров, а казалось, что они были огромной изгородью, отделяющей нас от настоящей жизни. Телефонные столбы стояли почти на каждом углу, и чёрные нити проводов, давно уже перепутавшиеся от нескончаемых ветров и вандализма, нервно качались из стороны в сторону, запутывая всё в гигантский клубок. Прямо как в моей голове.
Дверь неприятно скрипнула и над ней мило звякнул позолоченный звонок. Лицом я почувствовал тепло, которое лилось от декоративного камина, стоявший у одной из стен и уютно освещал всю комнату, наполненную старым, никому не нужным хламом: ботинки, заколки, кухонная утварь и печатные машинки – всё это было кому-то не нужно, а мне приходилось убирать это до лучших времён. Пыль плотный слоем осела почти на всём, до чего невозможно дотянуться даже на стремянке, а прибираться никому не хотелось.
– Александр, наконец-то! – воскликнул мужчина, стоявший за кассой, пересчитывающий в это время тонкую пачку денег. – Сколько можно ждать? Мне людям что, бесплатно этот хлам раздавать?
– Извините, мистер Грид, запоздал немного.
– Ничего, – буркнул он и закрепил все деньги скрепкой, положив их к себе в карман пиджака. – Раздевайся и начинай работать. Сегодня покупателей не предвидится, как видишь.
Я осмотрелся и понял, что торговый зал был пуст.
– Ни одного клиента? – спросил я, повесив куртку на вешалку в углу.
– Никого. Всё будто вымерли.
– Лучше уж так.
– Что?
– Что?
Мы замолчали и теперь смотрели друг на друга в полной тишине. Он услышал мой шёпот и широко раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но в последнюю секунду передумал и, встрепенувшись, промолвил:
– Иди работай.
Около часа мы провели в полной тишине, только старые часы-маятники тихо скрипели на одной из стен, отбивая время. Я проводил очередную инвентаризацию, а мистер Грид просто сидел и пил чай за столиком в служебном помещении. Его грубое морщинистое лицо освещала неяркая свеча, ведь свет он всегда экономил. Нос картошкой и впалые маленький глазки-бусинки создавали о нём смешанные впечатления, а хриплый голос и вовсе вводил в ступор. Он оставался для меня загадкой, которую мне предстояло разгадать.
Вечер наступил незаметно. Смеркалось. Выл порывистый ветер, сметая опавшие листья с дорог, а через эту самую дорогу, в жилых домах, загорались свечи и керосиновые лампы. Солнце, так и не выглянув ни разу из-за плотного полотна туч, упало за горизонт, погружая весь обозримый мною мир в темноту.
Мистер Грид погасил свет в зале и поставил керосинку на стойку.
– Экономить надо, а то платить нечем, – объяснял он. – Скоро, глядишь, совсем разоримся.
Я стоял и смотрел на то, как тихо и быстро угасала вся наша прежняя жизнь. Деньги уходят на бесполезные вещи и услуги, о которых мы жалеем, а время спускаем на самокопание и промывание костей другим. А ведь жить нам недолго осталось, пусть мы и не увидели бы то, как наконец погибнет наш город.
Канавы были заполнены слезами матерей, которым насильно делали аборты после рождения своего первенца. В воздухе висел запах крови, разливавшуюся в переулках каждый день. А глаза каждого человека были наполнены и тем, и другим.
– О чём думаешь? – послышался сзади голос начальника.
– Да так, ни о чём, – я с силой кинул бумаги из налоговой на стол. – Просто мне кажется...
– Что?
– Что всё это скоро закончится.
Мистер Грид медленно обошёл стойку и посмотрел мне в глаза. Его радужки были тёмные, как сама ночь, отчего смотреть на него были жутко.
– Не только ты это видишь, ты пойми. Просто нужно продержаться хотя бы пока не закончится война. Деньги уходят не только на нас, но и на вояк за границей, – он немного сжал руки.
Ах да, война. Как я мог забыть. Уже несколько лет мы боремся против соседнего государства, название которого мне не хочется произносить. И с каждой неделей, читая заглавную страницу в местной газете, я всё больше убеждался, что всё это бессмысленно. Что каждый авиаудар, каждый взрыв на поле боя не несёт в себе смысл. Что люди, держащие в руках оружие ни за что, дерутся за право существовать. А ведь это неприкасаемое право каждого из нас. Все войны, о которых я узнавал из старых книг, велись из-за идеологических разногласий. И когда мне приходилось читать об этом, то в голове всплывал закономерный вопрос: зачем нам убивать друг друга?
– Вы же знаете, я не это не поддерживаю, – буркнул я.
– Знаю, знаю, – тот прикрыл глаза. – Никто не поддерживает. Но что мы можем сделать?
– Разве не от нас зависит судьба нашей страны?
– Предлагаешь с пулемётом наперевес ворваться к властям?
– Отвечать вопросом на вопрос неприлично, – заметил я, ковыряя грязным ногтём стойку.
– Пойми, нужно просто ждать. Наши смогут, они сильные, – на мгновение мне показалось, что в этом жадном мужчине, который не упустит ни одной лишней монетки, есть капля человечности. – У меня сын погиб на войне. И я молю Бога о том, чтобы этого не случилось ни с кем из нас.
Я грустно улыбнулся.
– Не жди подачек от судьбы. Добивайся всего сам, если хочешь, чтобы твои мечты воплотились в жизнь, – заметил он и, громко вздохнув, посмотрел на часы. – Скоро по домам, но для начала разбери этот хлам в углу.
Мистер Грид указал пальцем на большую плетёную коробку со всяким хламом. Из неё торчали сломанные ножницы, кукла с оторванной головой, небольшая статуэтка женщины.
– Это люди принесли? – спросил я, опускаясь на колено рядом с коробкой.
– Нет, сам нашёл. Иногда не стыдно покопаться в чужом мусоре. – он посмотрел на меня из-за угла и скрылся в служебной комнате.
В коробке лежали разные вещи, которые можно было бы продать, стоило их отремонтировать или хорошенько отполировать и очистить от многолетнего налёта ржавчины и плесени. Тут было всё, что могло понадобиться среднестатистическому человеку: расчёска, грязное полотенце, молоток с наполовину оторванной рукоятью, старые бутылки из-под молока. Все это было в дефиците, и в голову начали закрываться сомнения о том, что мистер Грид не стыдясь этого, решил копаться в мусоре и нашёл настолько ценный хлам для нас.
Но как только я добрался до дна коробки, то понял, что всё даже лучше, чем я думал. В самом углу лежал маленький плоский кулон из лазурита размером с четверть моей ладони. Он приятно переливался в вечернем свете, отражая лучи керосинки. По центру какой-то талантливый художник нарисовал и покрыл прозрачной краской прекрасный рисунок маяка, который освещал кому-то путь среди просторов бесконечного моря. Белая башня со светочем и скалы у бушующих волн – вот он, символ смысла жизни.
Я испуганно огляделся и кинул кулон себе во внутренний карман. Не хотелось, чтобы Грид узнал об этом. Остальные вещицы я аккуратно сложил обратно и накрыл рядом лежавшей крышкой, решив, что я разберу все вещи завтра.
– Ну что, нашёл что-нибудь ценное? – начальник вышел из комнаты уже в пальто и шляпе. В руках он держал свой кожаный портфель, набитый бумагами.
– Ничего особенного, но продать сможем, – соврал я, понимая, что всё, что он нашёл, нужно долго реставрировать, особенно антиквариатные часы со сломанным маятником.
Мы вместе вышли из магазина, предварительно потушив свет. Воцарилась темнота, но лишь на секунду, затем глаза начали привыкать к такой необъятной тьме. Улицы стали пусты, свет везде выключен, ведь мы закрывали свой магазин последними. С тех пор как война началась, покупатели решили обходить нас стороной. Это ещё один минус вооружённых конфликтов – от всего безумия на фронте страдают и обычные люди.
– Мистер Грид? – начал вдруг я, посмотрев на мужчину, который закинув голову к небу, курил.
– М?
– Мне очень жаль... ваш сын... он...
– Не надо, – отрезал он и, докурив, кинул окурок на землю. – Его этим не вернёшь. Просто знай, что я уже давно смирился. И забудь об этом.
– О таком я вряд ли забуду, – буркнул я и достал свою пачку сигарет. Попросил закурить, и мистер Грид протянул мне дорогую бензиновую зажигалку.
– Жена подарила на годовщину, – с гордостью в голосе сказал он, заметив моё удивление.
Дым приятно обжёг лёгкие, и тело слегка обмякло. Расслабились давно не отдыхавшие мышцы, лицо разгладилось, а из головы эта маленькая смерть унесла все тревожные мысли, оставив лишь пустоту.
– Пойду я, – проговорил вдруг начальник, посмотрев на наручные часы в свете единственного неяркого фонаря. – Жена волноваться будет.
– До завтра, мистер Грид, – устало сказал я.
– Зови меня просто Гарри, – улыбнулся тот и быстрыми шагами скрылся за углом.
 Шаги стихли спустя пару секунд, но мнимое эхо ещё долго разлеталось в моём сознании, в который раз напоминая мне о том, что мне на самом деле здесь не место.  Что пустота во мне, во всём мире не исчезнет сама собой. Её нужно было чем-то заполнить – едой, алкоголем, наркотиками, любовью. Я жаждал теплоты внутри, а получал лишь обжигающий холод. И слушая почти стихнувшие шаги, смотря на то, как мир погибал в бесконечной пустоте канав и водостоков, понимал, что всё должно быть не так, и мне была уготована другая судьба. Но Бог решил иначе и сделал то, чего я боялся больше всего.
Я остался один.