Настоящий полковник

Экспресс "Екатеринбург - Москва". Зима. Проехали Пермь, Киров. За окном Россия, засыпанная снегом, заросшая лесами, без кумачовых лозунгов: голая. В плацкартном вагоне тоже Россия, - читает, вяжет, говорит о частном и общем, ест, пьет, смотрит на саму себя в окна. Зимний вечер скор. И вот уже шуршат жалюзи, лампы притушены: время спать. Трогаемся с какой-то остановки. Из своего последнего купе слышу, как в начале вагона, у проводника, сумбурно шумит новый пассажир, проталкиваясь в вагон. Я сижу у темного ночного окна, спиной ко всему вагону. Из любопытства прислушиваюсь.

- Отойди от машины! - приказывает кому-то бодрый мужской голос, как будто сейчас не десять вечера, а деловитое утро.

От какой еще машины в поезде? Привыкшая за последнее время ко всякому, Россия-вагон  никак не реагирует.

- Отойди от машины, я сказал! - опять звучит бодрая команда. - И двойной кофе офицеру!

Теперь ясно: пьяный шутник. Слышится глухой ропот пассажиров, шевельнулись высунутые уже кое-где в проход ноги. А громкий голос еще ближе:

- У нас свои патроны!

В ответ всплеск недовольства, слышатся стук, бряк. Нетрудно представить, как пьяный прётся по проходу с сумками или коробками. Право, можно людям хотя бы спать лечь спокойно в этой стране?

- Принято! - соглашается новый пассажир с чьей-то критикой. - Всё! Принято!..  Принято!
И вот голос уже рядом, делает всем выговор:
- Они мне указывают!..

Надо мной кто-то давно уже спит, свисает угол простыни, видны две блаженно отдыхающие ступни. Возле них появляется лицо  -  веселое, даже радостное. В руках  -  ничего. Мужчина заталкивает чужие ноги дальше на полку, внимательно смотрит на меня, оборачивается в проход: там показался высокий, с крепкой шеей, коротко стриженый парень. Перед собой он легко держит, словно пустую, большую пузатую сумку.

- Кирила, где места у нас с тобой?
А Кирилл уже ставит сумку на боковую полку:
- Вот это будет твое место. Сядь пока...

Себе молодой человек стал стелить на полке в нашем купе - быстро, но тщательно. Было понятно: отец ездил встречать сына "из армии".

Против нас на боковом месте сидел некто в джинсах и кожаной куртке, без багажа, лишь на столике белел пакет. Телефон в его руках светился, и он там что-то рассматривал. Это и был его багаж. Однажды такой же пассажир показывал мне "на телефоне" дом, построенный им и оставленный жене. Я кивал и не смотрел, так как не был разведен, а три дома построил людям. Отец солдата сел против пакета, брезгливо отодвинув его.

- Я в лоб всем дам! - доложил он сыну и всему вагону.

Россия-вагон и ухом не повела. Экая новость! Не об этом ли только и твердят все: и власти, и под властью?

- Успокойся! ответил Кирилл, все еще устраивая свое гнездо /видно, что привык к порядку/, - мне тоже хочется кому-то дать в лоб, но я держусь...

Папа решил объясниться:
- Кричать-то надо кому-то...  а отвечать-то - тебе!

Воцарилось молчание. Мужчина с любопытством заглядывал близсидящим в глаза, но старая тема отцов и детей в этот час никого не интересовала, разве что только Кирилла.
- Папа, ложись спать! - уговаривал он.
- Нет, Кирила...  А мы хорошо погуляли!..  И правильно сделали!
- Если бы я знал! - в сердцах отозвался Кирилл. - Надо было сразу на любой поезд...

- Никогда не спрашивай, если ты не прав! - в своем ключе, весело городил абракадабру отец. - Как же можно было сразу?..
- Ложись спать!! - уже приказывал сын.
- А я не лягу! - не соглашался отец, потому что был переполнен радостью и за сына, и за его приказы.

Было видно, что Кирилл очень хочет спать - всей своей молодой силой. Он привык и к порядку, и к распорядку!
- Папа!!!  Я так и знал! На х... ты приехал? Может, мне вернуться дальше служить?
- Я сначала вмажу, а потом ляжу! - не собирался сдаваться папа и даже добавил. - И начну хулиганить!

Женщины в соседнем купе громко завозмущались. Они давно сговорились съездить в Москву вместе, выплеснуть друг дружке, прийти к чему-то общему, вооружиться на будущее. Всю дорогу они мирно вязали, переговариваясь и показывая хороший пример. Хулигана тут еще не хватало!

- Принято!.. Хорошо, принято! - перебивал их мужчина, но не на тех нарвался: возмущение только усилилось:
- Мы вам тут что, мы кто тут?!..
- Извините, не признал, - вежливо, мягчайше отозвался возмутитель женского спокойствия.
- Здесь люди едут, между прочим...
- Здравствуйте!!! - как перед строем, гаркнул мужчина.

- Он не слышит. Вы не слышите?!..
- Я не у вас спрашиваю! - оборвал женщин отец солдата и позвал на помощь сына. - Кир!..

Кирилл стал что-то выговаривать вязальщицам за их излишнюю нетерпимость. Папа махнул рукой:
- Пускай живут...
Кир продолжал урезонивать женщин, а папа громко вставлял:
- С кем имею честь?!..

- Нет, это уже невыносимо! - решительно констатировала противная сторона.
- Хорошо, преставился! - похоронил себя мужчина.

Выход из положения был в прямом смысле рядом, и женщины обратились к невидимому ими Киру:
- Уложите вы вашего "настоящего полковника" наконец-то спать!
- Нормальные офицеры не ссат! - бросил "настоящий полковник".

- Пап, это ты за мной приехал или я с тобой поехал? - в отчаянии спрашивал Кир, ища что-то в сумке на боковой полке.
Он отслужил, вот его вещи, а тут вагонная суета да еще пьяный папа. А время спать, спать!..
- Я всегда прав! - не унимался папа.

Папа теперь снова просто отец, а Кир просто сын, хотя и совсем взрослый. Командир теперь у него папа, опять папа, но уже не строгий, а просто говорящий что-то. Кто знает, скольких трудов, переживаний стоило отцу вырастить такого видного парня, отправить в армию, дождаться, победить себя и обстоятельства? Как же теперь не радоваться? А Россия-вагон не радуется вместе с ним, ворчит... Итак, последнее, что громогласно бросил мужчина и сыну, и всем, было "Я всегда прав!", на что женщины в соседнем купе в истерике почти завопили:

- Да заткнись ты в конце-то концов!!!

Кир, все еще стоящий в проходе, демонстративно повернулся ухоженным корпусом в соседнее купе:
- А вот так не надо!.. Давайте, я считаю до пяти - и мы замолкаем. Раз! Два! Три!..
- Что ты тут на меня считаешь?! - прервала одна из женщин.
- ...Четыре! Пять! - закончил счет Кир. - Мы пошли курить.

Вскоре они вернулись. Папа сел на свое место к боковому столику, а Кир быстро залез на подготовленную постель и замолк, как после отбоя. Пассажир с телефоном достал из пакета водку, предложил папе Кира выпить и стал наливать в бумажный стакан.
- Не надо стопок! - громко остановил мужчина. - У нас есть все бумаги!

Он достал из кармана красивый стаканчик, куда и перелил водку, вернув бумажную тару хозяину. За стенкой ограничились недовольными вздохами, а в воздухе как бы повис вопрос, кем же служил сам отец солдата? Мужчина взял стаканчик, с улыбкой посмотрел в мою сторону:
- А вот я не служил...

Я понимающе кивнул. Потом они пили водку, вполголоса говорили, смотрели что-то на телефоне. Наконец и папа захотел спать:
- Кир, ты где?

Я показал пальцем на полку. Мало-мальски разложив постели, они улеглись: сосед на папином месте вверху, а папа внизу. И это стало отцу солдата единственным воздаянием.

Утро. В конце вагона оживление: тут туалет. Не служивший "полковник" поднялся, откинул столик, сел лицом к проходу, добродушно поглядывая на пассажиров. Стал искать взглядом сына. Я опять показал. Я ехал в Россию-Москву к дочери, он с сыном - в Москву-дом, остальная Россия-вагон тоже зачем-то к кому-то ехала по России-за-окном.

- Кайф, кайф... Русские мы, - улыбаясь и помаргивая, подвел итог мужчина - и вчерашнему, и вообще всякому "нашему", как самый настоящий полковник - очередному, тысячному бою.

Россия-вагон, казалось, уже обо всём забыла. Чувствовалось, что мужчина готов сказать еще нечто резюмирующее, но замолчал и лишь пошевеливал бровями. Во взгляде читалось некоторое сожаление, что вокруг так много безразличия и какой-то угрюмости. Ведь все эти люди тоже когда-то что-то и кого-то побеждали.

С полки, что была надо мной, слез парень выраженной восточной внешности, держащийся не броско, но свободно.
- Это вы вечером искали сына? - зачем-то спросил он.
- В ауле был. Нашел! - не задумываясь, сострил мужчина, снисходительно озирая этого молодого путешественника.

Парень навел ревизию в бумажнике, обулся и пошел умываться. На пол упали сторублевка и какая-то квитанция. Я хотел поднять и отдать парню, который был уже у двери, но "полковник" опередил меня: быстро носком ботинка зашвырнул бумажки далеко под лавку:
- Ничто ему не поможет...
И действительно, парень даже не обернулся, хотя любой другой спиной бы почувствовал, что реплика - к нему. Он был в каких-то своих призрачных эмпиреях, уже где-то далеко отсюда. Парень оказался легок на разговор, хотя русским владел весьма приблизительно. Вернувшись, он, будто с товарищами, поделился:

- Полчаса осталось... Придем.
- Приедем! - мгновенно поправил мужчина, а потом посмотрел в оживший коридор. - Нет, все слышали? Он - идет!.. Мы - едем, а он - идет!

Коридор не ответил, лишь кое-кто повернул голову. Мужчина озадаченно задумался.
- Какая разница, придем, приедем? - пробурчал парень, действительно не находя тут особой разницы и думая, очевидно, что над ним просто решили поиздеваться. И правда, быстро идти или тихо ехать - какая разница?

- А ты откуда "идешь"? - спросил мужчина, тоже легкий, как мы видели, на разговор.
- Из Киргизии, - просто ответил парень-киргиз. - В Москве будет всё ясно...
- Москву ты шагами не измеришь, - пространно заключил мужчина. - А может, измеришь... Главное - захотеть!

Видимо, у мужчины был опыт "захотеть" - и сделать! Парень решил не участвовать в такой пространной беседе и замолчал. От него веяло некоей неоправданной уверенностью. Впрочем, почему неоправданной?

- Было бы желание - всё можно сделать! - продолжал отец солдата громко воспитывать выспавшуюся публику и повторил. - Самое главное - захотеть надо!..

Никто ничего уже не слушал, а может, не слышал. С полки спрыгнул Кир. За окном Мытищи. "Т-тук", "т-тук"... Скоро приедем? Или, может, придем? Парень-киргиз в Москву "идет". А куда идем мы? Ведь история не знает слова "приехать", а мы только ездим... Правее всех был /уж не знаю, в чем конкретно/ отец Кира: главное - захотеть! Нетрудно повторять "мы", "надо", "пойдем", "наш путь", и прочее и прочее, а вот захотеть...

                Апрель,2013.
 

 


Рецензии