Гимн Рождеству

         Был рождественский вечер, самый настоящий сочельник перед завтрашним чудесным праздником. Вы уже начали чувствовать этот запах, который, подобно вспышке восторга жгучим морозцем щекочет ваш достопочтимый нос и забирается за воротник пальто? Этот запах можно почувствовать под окнами лавки, где продают разные сладости и сдобные пышные булочки. От пакетиков с этими вкусностями исходит пьянящий аромат, пробуждающий у вас аппетит, которому можно только позавидовать. А какой пленительный запах исходит вон из той кухни через слегка приотворенную дверь? Даже самый неискушенный в делах обоняния и тот бы вмиг уразумел, что так может пахнуть только свежеприготовленный рождественский гусь, покрытый блестящей коричневой корочкой. Пройдет еще какое-то время, и добрый повар выложит на блюдо это одухотворенное вкусное угощение, которое непременно украсит чей-нибудь праздничный стол в эту самую ночь. А что за смех слышен вон на тех горках? Ребятишки совсем забыли про мороз, и, наплевав на все домашние предписания, пускаются на своих самодельных саночках вниз с горы, на бешеной скорости ныряя в сугробы и орошая друг друга целыми горами белого веселого снега. Долгожданный горячий ужин совсем скоро будет ждать их на столе, дети, конечно же, знают об этом, но до последнего стараются оттянуть этот сладкий миг, а он непременно наступит, уж будьте уверены.
А сколько на рыночной площади сегодня собралось весельчаков! Какое счастье для них пустить в холодное темное небо свои фейерверки и шутихи! Вмиг тишина и темнота взорвутся снопами радужных искр, а треск порою стоит такой, что у некоторых даже слегка закладывает уши. Но этим весельчакам даже нравится ощутить на себе эту приятную праздничную глухоту, ибо она проходит быстро, а веселье и праздник еще продолжаются.
Каких только нет здесь магазинчиков! Сегодня они закончат свой трудовой день пораньше обычного. Но пока что этот момент еще не настал, и до полуночи так далеко, что можно продолжать встречать дорогих покупателей, а их сегодня набралось немало. И каждый из магазинчиков старается выглядеть исключительно по-своему: только у нас самые лучшие в городе товары, только у нас лучшие фейерверки и шутихи, а булочки – таких вы точно нигде не найдете! Только не проходите мимо, не проходите!
Все стараются в этот день выглядеть веселыми и радостными по мере своих сил и возможностей. Даже у бедняков это получается на редкость ничуть не хуже, нежели у самых разудалых богачей. И почти в каждом доме сегодня вовсю горит радостный свет и звучит только самая лучшая музыка. Я сказал, - почти… Потому что только сейчас мне попался на глаза один маленький домик, который располагался немного дальше от рыночной площади. Он стоял словно бы в стороне и ровным счетом не принимал никакого участия во всеобщем веселии. Домик казался темным, холодным и пустым. Не сразу, но я вспомнил, кому он принадлежал. Там жил старый скрипач Викентий Романович Шварц. Но неужели праздник не смог пробиться внутрь сквозь его старые обветшалые стены? Неужто, Рождество здесь не празднуют и даже, что удивительно, даже слыхом не слыхивали о таком празднике? Тот, кто подумал бы так, подумал бы неверно, хотя его и можно было понять. А почему, я сейчас постараюсь объяснить все это. Но для этого вы должны будете пойти со мной, покинув при этом шумную и радужную рыночную площадь, оставив позади себя веселье и радость, и взявшись за край моего старого плаща, проследовать за мной в этот тихий и казавшийся безлюдным домик…
Это было первое Рождество у Викентия Романовича, которое он не стал праздновать. Совсем что-то его замучила эта треклятая чахотка. Зима выдалась на редкость холодной, и впереди были не совсем радостные перспективы. Викентий Романович не пошел на праздник, хотя и порывался идти туда поначалу, а просто взял да и лег в постель. Родственников, которые бы пришли к нему в этот час и составили ему бесценную веселую компанию, у него не было, правда, оставался еще один друг, но тот жил на другом конце города, и почему-то не пришел к нему. Но друг был семейным человеком, и его можно было легко понять. Итак, Викентий Романович наскоро поужинав, погасил свет, и улегся в постель. Ему было пока достаточно света, проникавшего с улицы через окно, и звуков, во всем своем многообразии доносившихся с площади. Праздник был в самом разгаре, и он от души был рад за всех тех, кто сейчас смеялся и веселился. Хотя и не мог разделить этой радости по причине своего тяжелого самочувствия. Он прикрыл старые веки и попытался расслабиться.
Требуется сказать, что Викентий Романович всю свою долгую жизнь был музыкантом. Играл в качестве первой скрипки в местном городском оркестре. Большой карьеры у него не случилось, и он всю свою жизнь прожил в этом городе. Его длинные тонкие пальцы музыканта давно уже поразил артрит, и вот теперь он бы не смог правильно держать смычок, а уж тем более зажимать струны на грифе, даже если бы очень захотел этого. Да он ведь и не играл уже сколько лет. И так получилось, что его скрипки (а их у Викентия Романовича было две, и это были весьма неплохие, хотя и уже очень старые скрипки) лежали уже очень долгое время в своих черных футлярах, закрытые на замки. Когда-то давным-давно эти самые скрипки звучали поочередно в концертном зале, ибо Викентий Романович любил играть то на одной, то на другой. Он очень любовно прижимал их подбородком к плечу,  и канифоль со смычка порой обсыпала эти самые скрипки белой крошкой, ибо Викентий Романович всегда старался очень хорошо натирать волос смычка канифолью, отчего звук у скрипок просто преобразовывался. А сколько приятных эмоций и даже настоящих слез вызывали в сердцах многочисленных слушателей эти самые скрипки! Сколько самых нежных чувств рождалось в романтических сердцах юношей и девушек, когда они слышали эту музыку… А вот теперь эти скрипки молчали. И кажется, что даже сам Викентий Романович грешным делом начал подзабывать, какой же у его дорогих скрипок был звук.
В комнате, где он сейчас находился, было не только темно, но и тихо. Кто-то там копошился за печкой, возможно, то была старая мышь, которая забежала к Викентию Романовичу по своим праздничным делам, но и только. А в остальном все было тихо. Но вот когда башенные часы на рыночной площади пробили полночь, в комнате Викентия Романовича раздался странный звук. Вы не поверите, любезные мои, но это щелкнули замки на скрипичных футлярах! Почему это произошло, я не знаю. Я вообще ничего не знаю, я только краешком глаза заглянул в окно, только и всего. И не сочтите это мое действо каким-то преступлением, ради Бога. Так вот. Замки на скрипичных футлярах вдруг щелкнули, и футляры открылись. Причем случилось это с двумя футлярами одновременно. Крепления, удерживающие скрипки в ложах футляров, раскрылись, и сами скрипки поднялись в воздух. Признаюсь, у меня дух захватило, когда я собственными глазами увидел сие волшебное зрелище. Скрипки поднялись в воздух, и тут же к ним присоединились длинные напористые смычки. Оба смычка коснулись струн, каждый на своей скрипке, и начали вдруг двигаться! А что при этом сделали скрипки? Ну, конечно же, они заиграли! Заиграли так, что даже в темной комнатке Викентия Романовича как будто вдруг стало светлее, и даже сам холодный воздух немножко потеплел. Чудо из чудес, и вы, надеюсь, поддержите меня и согласитесь со мной! Скрипки вовсю играли какой-то рождественский гимн, если не ошибаюсь, играли так чисто и весело, что ноги слушателя, вашего покорного слуги, сами собой пустились в пляс. Это было какое-то невообразимое зрелище, уверяю вас. Но на этом все чудеса не закончились. Куда там! Внезапно к играющим скрипкам присоединились прилетевшие с кухни, вероятно, чашки и блюдца, ложки и вилки, и добрый рождественский гимн преобразился новыми красками. Все вокруг теперь гремело, стучало, пиликало и танцевало. В комнатке старого скрипача теперь было так шумно и весело, что только покойник бы не пробудился от своего вечного сна, находись он тут же. Но наш Викентий Романович покойником-то как раз и не был. И потому, он открыл глаза и буквально задохнулся от удивления. Смею полагать, что в первые мгновенья он просто не понимал, где он находится и что вокруг него сейчас происходит. Он осоловело моргал глазами, ибо успел слегка вздремнуть, и теперь старался как-то прийти в себя. Вот только встать со своей постели он не решился, а может быть и немножко перепугался, и на это он имел полное права, ибо перепугаться было с чего. Вся эта добрая музыка играла не больше минуты, но поверьте, что за эту долгую минуту случилось многое. Во-первых, я сам решился на танец, чего не делал уже много лет, а во-вторых, я считаю, что с Викентием Романовичем произошла какая-то перемена. Он как-то вдруг весь словно преобразился и ожил. И когда скрипки, наконец, замолчали и убрались в футляры, и замки на футлярах закрылись, а чашки и ложки вновь вернулись на кухню, наш уважаемый старый скрипач поднялся-таки со своего ложа, и теперь смотрел на мир совершенно другими глазами. Веселья, скажу я вам, заметно прибавилось в его взгляде. Какое-то мгновение он молчал, а потом хлопнул себя по бокам, и радостно рассмеялся.
- Счастливого Рождества! – крикнул он. И от этого его столь внезапного и бодрого крика я даже подпрыгнул, ибо не смог устоять на месте.  А потом в его доме зажегся свет, и я так полагаю, что Викентий Романович, чувствующий себя довольно-таки плохо всего несколько минут перед этим, действительно задумал отпраздновать Рождество. А как он будет это делать, - об этом мы уже не узнаем. Очень надеюсь, что старый скрипач поправится и все у него будет хорошо в новом году. Мы покинем нашего друга в этот столь важный и очень личный для него момент. Покинем потому, что у меня дома на столе давно уже, видимо, остывает запеченный поросенок, и мне нужно скорее бежать встречать Рождество со своей дорогой женой. Ведь я же совсем забылся, находясь под стенами домика Викентия Романовича, и время, проведенное там, пролетело незаметно для меня. А ведь самое главное, это не пропустить Рождество! Так поспешим же вперед, навстречу этому самому волшебному празднику!