Строгое слово и ёпрст

Вот стоит – человек сильного духа! Знаете такого? А вот: у него – бодрый дух, он – бодряк и живчик!

Мы так говорим. И желаем кому-то «бодрости духа» – это чаще, чем «бодрости разума». Хотя, в случае с разумом чаще бывает явная «не-бодрость». Впрочем, и не «не-бодрость», а не-присутствие.

Не присутствие где? Там – в СМЫСЛАХ, смыслах произносимого. Для чего произносимого? Или для пущей путаницы, или незнамо для чего.

Повелительное нечто, которое мы называем то «бодрость духа», то «сила духа», хочет чувствовать СЕБЯ господином в СЕБЕ и вокруг СЕБЯ. Оно обладает волей, стремящейся к единству из множественности. Связывающей, обуздывающей, властолюбивой волей!

И из уважения и преклонения мы называем это «духом». И «Божьим даром». И не грешим ведь! И не хулим! Потому как всё – от Бога.

Но чем же потребности и способности этого «духа» отличаются от тех самых, какие установлены ботаниками-физиологами для всего, что живёт, растёт и размножается?

Мы слышим: «У него есть способность усваивать новое»! А потом видим, что она обнаруживается в склонности уподоблять новое старому, упрощать разнообразное, игнорировать или отбрасывать противоречивое. А ещё по произволу сильнее подчёркивать, выделять и подделывать под себя только приятные или удобные черты во всём. И прежде всего в том, что подступает, предстаёт и долбит «извне».

Когда неприятно, неудобно, когда нет выгоды – вот, получите противуположное стремление, решимость запереть по своему произволу все двери, глухо закрыть свои окна. Это простой такой внутренний отказ от той или иной вещи, недопускание до себя, удовлетворённость примыканием и замыканием, оборонительная стойка против всего того ого-го многого, доступного разуму.

И всё так вот происходящее подобно желудку, которому нужно наполняться и заполняться в зависимости от развития получающей и усваивающей «пищеварительной силы».
 
Сюда же относится «добрая воля» поддаваться обману, и наслаждение всем обманным, лишь бы оно было знакомым и простым, а для причисляющих себя к умникам – и многозначащим. Ликующее самоуслаждение произвольной простотой, передним планом, – увеличенным, уменьшенным, смещённым, приукрашенным, – самоуслаждение произвольностью всех своих проявлений. Самоуслаждение самопроизвольностью!

Наконец, сюда относится эта умилительная готовность «духа» обманывать других «духов» и притворяться перед ними! И этот постоянный гнёт и давление силы, стремящейся к неуёмному получению.

Причём этот «дух» наслаждается своим лукавством, а также чувством собственной безопасности, – ведь именно благодаря своему искусству притворства он лучше всего защищён и скрыт! Казалось бы, и «дух пищеварения» защищён и скрыт: мы ж его не видим! Только изредка ощущаем или нюхаем ...

Ёпрстэ, это что же за дух такой?! Сей «сильный дух» интеллектуально превосходит даже упомянутый всуе «дух пищеварения»! Он и сильный, и бодрый, и выше разума, и даже выше желудка. Он усваивающий и отвергающий, обманывающий и искусно артистирующий.

Вот он, собственной персоной. Встречайте! Это подлинный дух нашей жизни – эгоизм. Слово «дух» не первое и не последнее перевранное им слово. Над словом «любовь» мы изголяемся с намного бОльшим извратительным энтуазизмом.

Этой умопомрачительной наклонности к кажущемуся, к маске на морде лица, к упрощению всего для себя и усложнению для всех прочих противодействует только возвышенная склонность к реальности. Но она так редка среди человеков … Склонность к реальности, склонность рассматривать вещи многосторонне – этот атавизм как аппендикс подлежит удалению ... Жёсткость совести – это уже ампутировано ...

Ну а кто привык к СТРОГИМ СЛОВАМ реальности – его тут же попробуют разубедить в этом добродетельные люди. Они ему припишут вместо совести и праведности какую-нибудь, скажем, «чрезмерную честность». И будут его прославлять, используя мишуру и висюльки «общечеловеческих ценностей». Это будут блестящие, трескучие, приятные уху, раздувающие человеческую гордость слова: «любовь к истине», «любовь к мудрости», «жертва познания», «героизм правды» ...

И если не сможешь бежать от этих слов, или убедить себя в самом что ни на есть тайнике оставшейся совести, что всё это принадлежит к лживому наряду тщеславного бессознательного, то вскоре под таким гримом и размалёвкой, в бывшем тайнике оставшейся совести, ставшим её могилкой, вырастет гнойник. Вырастет и сгноит всё величие «сильного духа».