Лесной приют

1.
   
    В тот день возвращался я из города домой. Деревня моя находилась верстах в семи, и путь этот считал я легкой дорогой. И это даже не смотря на то, что стояла глубокая зима, и ехать мне пришлось на моем рысаке верхом. Выехал я где-то после обеда, аккуратно завершив все свои дела в городском университете, где преподавал словесность. Ярко светило зимнее солнце, и небольшой морозец приятно бодрил и свежил. Голубое небо было идеально чистым и навевало легкие и добрые мысли. Конь мой шел бодрым шагом, да я никуда и не спешил, и словно завороженный с интересом осматривался кругом. Красота зимнего леса пленила и очаровывала. Ели и сосны, одетые в белоснежную бахрому, стояли тихо, словно бы затаив дыхание. Ни звука кругом, только лишь перестук копыт, да редкий треск сухой ветки нарушал застывшую тишину леса. Места мне эти были очень хорошо знакомы, и я просто любовался природой. Вскоре дорога пошла через поле. Удивившись бескрайнему снежному простору, я вдыхал и вдыхал сладкий воздух, почувствовав, однако, движение легкого ветерка. Но я почти не обратил на него никакого внимания, как не заметил я и маленького облачка, едва показавшегося на горизонте. Все мысли мои были заняты природой, которую я столь долго не лицезрел, а затем перешли на некоторые другие, столь важные для меня вещи.
В доме, куда я ехал, меня ожидала жена. Всего лишь какая-то неделя разлуки, а я уже успел заскучать. Моя Людмила была очень милой и доброй женой. Зимние месяцы в этом году она решила провести в деревне, чему я не противился вовсе, потому что любил ее безмерно и во всем старался ей угождать. Внезапно мне вспомнился первый наш с ней поцелуй, что я буквально ощутил ее губы, сладкие словно горячий мед.
Мысли мои настолько были далеки сейчас от реальности, что я уже ничего вокруг себя и не замечал, а руки мои словно бы сами по себе подергивали повод, подгоняя коня. Когда же я пришел в себя и оглянулся кругом, то увидел, что снова оказался в лесу.  Со всех сторон меня снова окружали одни лишь деревья, вот только стояли они плотнее, чем прежде. И еще стало как будто темней.
Подняв голову, я увидел, что легкую и приятную голубизну неба закрыли набежавшие откуда-то серые тучи. Откуда же они вдруг взялись? Неужели я еду так долго? Тогда я должен был уже приехать в свою деревню, но предо мною по-прежнему вилась дорога, постепенно переходящая в снежную тропу. Вдруг я разволновался не на шутку: места вокруг казались мне совершенно незнакомыми, я словно бы попал в другой лес.
Неожиданно поднялся холодный ветер, и я поглубже запахнул свой полушубок. Конь сам пошел быстрее: видимо, он, как и я, тоже почувствовал что-то недоброе. Мороз стремительно закрадывался под одежду, колол лицо и руки. Я беспокоился все больше и больше.
А потом валом повалил снег. Крупные хлопья летели с неба, скрывая за белой завесой деревья, тропу. Стало еще темнее, и я вдруг с ужасом понял, что не вижу тропы. Конь мой зафыркал и, внезапно дернув поводья, бросился в густеющую темноту.

2.

Я ничего не мог с этим поделать. Рысак мой мчался и мчался, каким-то образом угадывая путь на тропе, стараясь при этом не налетать на деревья, что стояли кругом. Мне ничего не оставалось, кроме как приникнуть к шее животного, и как можно сильнее ухватиться за его шею руками. Ведь если бы я свалился сейчас с седла, то непременно пропал бы, и меня ждала неминуемая смерть. А что могло меня ждать впереди?  Стараясь не думать об этом, я молил Бога помочь мне выдержать эту безумную скачку сквозь ночной лес.
Сугробы наметало очень быстро. Конь невольно стал бежать медленнее, ноги его начали заплетаться и он все выше выбрасывал копыта, грозя скинуть меня в этот бушующий мрак. Силы мои начали уходить, все слилось в сплошной вихрь снега, шум ветра, стоны качающихся деревьев. Сколько продолжалось все это – про то было мне неведомо. Думал я лишь о том, чтоб оказаться поскорее у родного очага, за что, не раздумывая, отдал бы полжизни. Сознание мое начало угасать и, в какой-то миг сквозь густеющую пелену, застилающую разум, различил я что-то черное впереди. Мне показалось, что это была крыша избушки. Воспрянув духом, я чуть сильнее пришпорил коня, и в этот самый миг, он, извернувшись, сбросил меня на землю. Последнее, что я почувствовал, был ледяной холод снежного сугроба и невероятная тяжесть, навалившаяся на весь мой правый бок.

3.

Что это? Сон или бред окружают меня или же все происходит на самом деле? Слишком реально, чтобы казаться безумием, и слишком безумно, чтоб быть реальностью.
Я лежал на чем-то мягком и очень теплом, подстеленном под меня. Все тело нестерпимо болело, да так, что я не мог даже пошевелиться. Открыв глаза, обнаружил, что нахожусь в комнатке, настолько маленькой и низкой, что я не понимал, как это я смог в ней поместиться. Стены были бревенчатые из ссохшейся старой березы. Меж бревен клоками торчал серый сырой мох. В углу стояла печка, и как я понял, топилась она по-черному. Весь дым тяжелыми клубами, заполнив собой всю комнатку, выходил через малость приотворенную дверь. Дым был каким-то уж очень сладким: так могла пахнуть только сосновая смола. Жар от печки шел нестерпимый, но меня одолевал сильный озноб. Слева от печки стоял пень, очень большой и широкий, почерневший от времени, а быть может, от дыма. А на самом пне, жуя корочку и болтая ножками, сидела девочка, лет восьми-десяти, не больше. Я попытался открыть рот, безуспешно стараясь произнести хоть слово, а девочка все грызла и грызла корочку, и щурясь, поглядывала на меня. Волосы у нее были длинные, пепельно-серые, завязанные сзади. Одета она была в черное платьице, а шерстяной платок лежал на ее узеньких плечиках. В конце концов, она перестала грызть корочку, встала и подошла ко мне.
В руках у нее вдруг оказалась глиняная чашка с чем-то дымящимся и пряно пахнущим. Я удивился, ведь мгновение назад в ее руках ничего не было! Лицо девочки оказалось так близко от меня, что я увидел какая она красивая. Не по годам умные и строгие глаза, вишневые губы. За всем этим угадывался совершенно иной возраст. Но девочка тут же поднесла чашку к моим губам, и ложное наваждение рассеялось.
Это оказалось жидкое горячее питье, напоминающее по вкусу овсяный кисель, но очень сладкий и вкусный. Девочка поила меня до тех пор, пока я не выпил всю чашку. Затем она вытерла мне губы сухой тряпицей, и я ей, как мог, благодарно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, а потом, убрав чашку, сказала тихим и чистым голосом:
- Спите и ни о чем не думайте. Вы попали в хорошее место, где о вас позаботятся. Спите: ночной лес дарит чудесные сны.
Потом девочка отошла и скрылась где-то за печкой. Все это было так странно и нелепо, и к тому же так похоже на сон, что я попытался встать, но резкая боль пронзила мое тело, и я, сжав зубы, остался лежать недвижимо. Однако, совсем скоро боль начала утихать, и я, расслабившись, погрузился в сон.

4.

Во сне я снова ехал на своем рысаке через поле, наслаждаясь окрестностями. В этот раз я заметил приближавшуюся бурю намного раньше, и погнал коня по дороге. Вскоре мы оказались в лесу, и снова повалил густой снег. Хлопья были необыкновенно большими, никак не меньше моего кулака. Скоро весь путь был засыпан, и моему коню негде было пройти. Тогда он рванул в сторону и тут же провалился в глубокий сугроб. Конь начал погружаться в снег, словно в болотную трясину. Я кричал, звал на помощь, дергал узду, а конь отвечал мне отчаянным ржанием, и все так же тонул в коварном снегу. Наконец, дола очередь и до меня, когда страшная снежная могила распахнула навстречу мне свои ледяные объятия... В этот самый миг я и проснулся.
Стояла глубокая ночь, в комнатке было темно и душно, но мне кажется, что я видел все очень ясно.
Девочка стояла совсем рядом со мной, наклонившись, и как-то по-особенному целовала мою руку. Я ощущал острые уколы примерно на локтевом сгибе и слышал эти звуки: сосущие, чавкающие. Мне стало страшно, когда я вдруг понял, что из меня выходит кровь. Мгновенно отдернул я руку и заметил, что девочка как-то уж очень злобно на меня посмотрела, зашипела словно змея, а потом, отпрыгнув в сторону печки, исчезла. Я же, ощутив что-то горячее, бегущее по руке, вновь потерял сознание.

5.

На следующий день проснулся я, чувствуя себя уже намного лучше прежнего. Но я еще не имел сил подняться, боль время от времени разрывала весь правый бок. Но руки-ноги уже слегка шевелились. Посмотрев на руку, я заметил пару небольших ранок, которые, вероятно, кровоточили не так уж давно. Весь локоть был залит засохшими струйками. Не успев, как следует, подумать о случившемся, я услышал шум за печкой, и оттуда показалась девочка. В руках у нее вновь была чашка с горячим питьем. Она меня опять покормила, и я, наконец, смог произнести:
- Кто вы? Что вы делали ночью у моей постели?
Голос мой был очень слаб, но девочка услышала и все поняла. И тут же ответила.
- Вам не стоит пока этого знать. Не нужно волноваться.
- Как это не стоит? Что вы со мной делали? – вспылил я. – И почему вы меня здесь держите, в конце концов? Мне нужно домой!
- Не кричите так, - сказала девочка и стала мыть глиняную чашку. – Вы должны быть мне благодарны. Это ведь я спасла вас от гибели, и это очень надежный лесной приют.
- Но вы здесь не одна? Позовите кого-нибудь из взрослых, прошу вас! Мне нужно еще с кем-нибудь поговорить.
- Поговорить вы можете и со мной. А пока принимайте смиренно лечение и молчите. Я обещаю вам, что совсем скоро объявится дедушка. Тогда вы все и узнаете.
Мне показалось, или же эти последние слова она действительно произнесла со страхом? Но девочка, спрятав лицо в платок, тут же удалилась. Ее сообщение о каком-то дедушке очень меня обрадовало и успокоило. Некоторое время я лежал, глядя на низкий закопченный потолок, а потом вновь расслаб и уснул.

6.

В этот день девочка не топила печку и не появлялась совсем. Сильнейший холод одолевал меня, и я, не в силах подняться, кутался поплотнее в меховую шубу. Но вскоре меня начал сильно мучить голод и жажда. В комнатке не было окон, но я слышал вой вьюги где-то за стенами и видел маленькие снежные вихри, залетавшие внутрь сквозь дверные щели. Озноб сотрясал меня, а желудок скручивало и палило огнем. Собрав свои силы, в который уже раз я попытался подняться. Но мне удалось только сесть. Голова моя кружилась, как при морской качке, а стены, казалось, двигались вокруг меня. Добраться до двери и выйти отсюда – вот о чем я тогда думал. Но все, на что хватило меня, - это спустить ноги с лавки. Тело мое, не выдержав малейшей нагрузки, качнулось, и я упал на пол. Мир будто взорвался от боли, и мне казалось, что никто и ничто не сможет помочь мне.

7.

Девочка не приходила слишком уж долго. Возможно, что я уже умирал, постепенно превращаясь в неподвижный камень, растворившийся в безжалостном холоде. В какой час она появилась – о том я не ведаю. Здесь смешались все дни и ночи, став бесконечным мгновением тьмы и страдания. Она влетела в комнату подобно порыву ветра, обдав меня с ног до головы искрящейся снежной пылью. Я подивился тому, что еще могу что-то чувствовать и осознавать. Ее тоненькие ручонки подхватили меня, тридцатилетнего двухметрового мужчину, с той необыкновенной силой и легкостью, которую меньше всего можно было в ней угадать и предчувствовать. Но это происходило действительно со мной и сейчас. Подняв с пола, девочка уложила меня на лавку и укрыла меховой шубой. Затем она поспешила к печке и принялась возиться там. Затрещал хворост, ощутимо потянуло дымком. Спустя некоторое время в ее руках снова была чашка с горячим питьем. Я выпил одну чашку, девочка налила вторую, я выпил и ее тоже. И только после этого блаженное тепло разлилось по всем моим членам.
Уже погружаясь в сон, я заметил, что она вновь склонилась над моею рукой. И снова я почувствовал прежние уколы на уровне локтя. Но я не отдернул в этот раз свою руку, ведь мне было на удивление легко и приятно от того, что она делала. Огромное наслаждение дарили мне ее маленькие и ловкие, спелые губы. Мысли мои смешались и стали какими-то странными. Мне казалось, что я нахожусь снова со своей Людмилой. Только не покидай меня никогда! Останови, прошу тебя, это чудесное мгновение!

8.

Дни проходили за днями. Краткие разговоры время от времени нарушали сонное однообразие этого странного жилища. Одно мое забытье сменялось другим, девочка кормила меня из чашки, и снова целовала по ночам мою руку. Так что чувствовал себя я намного лучше, чем это было вначале, хотя и замечал, что при этом лишаюсь чего-то жизненно важного и дорогого. Я уже сам передвигался по комнате, но уходить отсюда желания не имел: все меня здесь притягивало, словно магнитом. Жену вспоминал я все реже и реже, и только лишь ждал, когда же придет моя Ночка, - так звали эту чудесную девочку. Все постепенно слилось для меня в одно сплошное ожидание, наслаждение и сон.

9.

Очнувшись в какой-то миг, я снова почувствовал холод, и увидел, что Ночка опять забыла растопить печку или же сделала это нарочно. Привстав с лавки, я чуть было опять не упал на пол как раньше. И тут меня обуял не просто страх, а настоящий вселенский ужас: прямо напротив двери у дальней стены лежал старик. Длинная седая борода достигала его пояса. Он казался таким древним, что даже трудно себе представить. Одетый в залатанную медвежью шкуру, обутый в рваные лапти, этот старик не просто лежал на полу. Он находился в прозрачной ледяной глыбе, с головы до пят погруженный в сплошной лед. Глыба это была словно вырублена из чистого льда и напоминала собой правильный прямоугольник. Холод, как я понимаю, исходил еще от этой самой глыбы льда. Я сидел на лавке, не в силах пошевелиться, и смотрел, как медленно тает лед. На полу натекла уже довольно большая лужа. По всей видимости, это и был тот самый дедушка, про которого однажды упомянула Ночка.
Дед был жив, и ждал своего часа, чтобы проснуться – в этом я был непреложно уверен, глядя в его затуманенные остекленевшие глаза.
Встав с лавки, я осторожно прошел к двери. Она открылась тяжело, с жутким скрипом. И тут же взору моему предстал краешек лесной поляны: снег уже почти растаял, и кое-где даже виднелась прошлогодняя трава в небольших проплешинах на оттаявшей земле. Свежий воздух сладкими струями ворвался в мои разгоряченные легкие. Как же давно не был я на природе! Невольно моя рука дрогнула, когда коснулась груди. С трепетом дрожащие пальцы нащупали то, что я меньше всего ожидал обнаружить: длинная борода, может чуть и короче, чем у того старика, спускалась на мою грудь. Сколько же времени я уже нахожусь здесь, в этом загадочном лесном приюте? Здесь, где время и прошла жизнь теряли всякое значение и важность. Посреди леса, где только лишь деревья шумят, и стонет ночами неугомонный ветер… Неожиданно мне вспомнился мой конь, мой верный рысак, которого я потерял, и о котором уже и думать забыл. Слезы выступили у меня на глазах, и щемящее чувство давней любви впервые за столь долгое время тронуло мое спящее сердце. Почему же я еще нахожусь здесь, ведь я уже могу ходить, и ведь дома меня ждет жена Людмила. Да она должно быть с ума там без меня сходит! Нужно спешить. Скорее, скорее!

10.

Но едва моя нога, шагнув за порог, оказалась на влажной земле, как вдруг тяжелая и холодная рука сжала мне плечо с ужасающей силой. Чьи-то цепкие руки развернули меня к себе, и я увидел перед собой старика, минуту назад еще лежавшего неподвижно в ледяной глыбе. Мокрый с головы до ног, он словно бы вышел из проливного дождя.
- Куда же ты спешишь, путник? – проговорил он, и в мертвом его голосе смешались издевка и ложная доверительность. – Останься еще ненадолго, насыть старика, что так долго был голоден!
И с этими ужасными словами протянул он меня к себе, и я почувствовал на своем горле его колючую бороду и острые зубы. Дыхание мое пресеклось, я был бессилен против этого страшного существа. И когда жизнь, в который уже раз, стала покидать меня, я услышал за своей спиной голос Ночки.
- Остановись, Северун! Прекрати! Пусти его, он мой!
В тот же миг руки старика перестали меня удерживать, и я тяжело осел на лавку. Подняв глаза, я увидел вошедшую.
Изумлению моему не было предела: рядом со стариком стояла, возмущаясь, Ночка. Но это была уже не та восьмилетняя девочка, которую я видел недавно. Теперь передо мной явилась Ночка, которой было, по крайней мере, лет тридцать, не меньше. Еще более прекрасная, чем прежде, это была, без всякого сомнения, она. Ее глаза, волосы, губы… Мне казалось, что я сходу с ума, глядя на такое чудесное, не виденное мною еще прежде, существо потрясающей красоты.
- Северун! Как ты посмел? – восклицала она. – Этот человек принадлежит только мне! Это я спасла его от гибели, и только я имею полное право на его кровь!
- Но это же простой человек, а я так голоден! – старика всего перекосило от злобы.
- Прекрати! Я не собираюсь делить с тобой этого человека. Я вижу, что ты уже оттаял, пришел в себя, так иди, прогуляйся и оставь нас!
- Но ты же моя жена, Ночка! И ты обязана мне подчиняться. Усыпи его и тогда мы вдвоем насладимся…
- Уходи сейчас же! Я больше не хочу тебя слышать, Северун! Я тебе уже ничем не обязана. Все случилось и закончилось в далеком прошлом!
- Хорошо! – промолвил старик. – Я уйду, но просто так не позволю отпустить этого человека. Ведь такого еще не бывало!
С этими словами он так злобно взглянул на меня из-под своих кустистых бровей, что я был готов тут же окаменеть под его взглядом. Дверь перед ним открылась, и старик вышел вон.

11.

- Кто вы? – проговорил я, ужасаясь и восхищаясь одновременно. Женщина с пепельно-серыми волосами как-то строго и прямо посмотрела на меня, а затем села рядом со мной на лавку.
- Я Ночка, Григорий, - начала она свой рассказ. – Ты это уже от меня слышал. Все, что ты видишь сейчас перед собой – это обман, ты здесь единственный живой человек. Я представляюсь перед тобой такой молодой и красивой, лишь только потому, что сама хочу этого. На самом деле я намного старше даже этого старика Северуна.
Сам я едва не обмер, услышав эти слова, но все же продолжал растерянно слушать.
- Я, Ночка, подобрала тебя, когда ты умирал в снегах на ледяном ветру. Конь твой стал жертвой, на время задобрившей Северуна, он еще тогда хотел погубить тебя, да только я не позволила, – женщина печально вздохнула. – Я выходила тебя, поставила на ноги. И за все это я брала с тебя очень скромную, но в тоже время и очень страшную плату – твою кровь, Григорий. Я брала ее у тебя совсем немного, ведь я не желала тебя убивать. Все, чего лишался ты, вновь восполнялось целебным питьем. Но я полюбила тебя, Григорий. Столько лет неведомо было мне это чувство, ведь в своем облике я утратила все, что свойственно обычным людям. Я проклята и обречена на вечную жажду крови, и уже ничего не могу с этим поделать. Но я безмерно благодарна тебе, что некое подобие любви во мне все же проснулось.
Ночка взяла меня за руку и очень осторожно и тихо погладила ее.
- И поэтому, я, наперекор своим страстным желаниям, не хочу больше делать из тебя пленника и даю тебе выбор. Ты можешь остаться здесь навсегда, тебя никто не найдет и не потревожит. Я прогоню Северуна, и мы будем жить счастливо. А слившись со мной, тебя ждет еще и вечная жизнь. Ты ни в чем не будешь иметь нужды, и я подарю тебе бесконечную и страстную любовь, на которую только могу быть способна.
Тут она очень внимательно посмотрела на меня и отпустила мою руку.
- Но ты можешь и уйти, – промолвила она бесцветным и сухим голосом. – Я знаю, что у тебя есть свой дом и женщина, которая ждет тебя там. Прошло еще не так много времени, как тебе могло показаться. Тебя ищут, временами я слышу отчетливый топот копыт и лай собак. Если хочешь, я могу отвести тебя туда, где тебя тут же найдут. Говори же, пока у тебя есть время и выбор!

12.

Не в силах отвести взгляд от этой прекрасной женщины, я стоял, прислонившись к старой березе. Ветер волновал ее волосы, спадающие на упругую грудь. Тропа была совсем рядом: она вилась меж деревьев и терялась вдали. Ночка привела меня на одну из полян, окружающих хижину, укрытую со всех сторон густым подлеском. Некоторое время мы молча стояли, не говоря ни слова. Кругом шумели деревья.
- Я знаю, что ты не хочешь покидать меня, - наконец проговорила она. – У тебя ведь свой путь. Но ты всегда можешь вернуться, и я стану ждать тебя, но только если ты сам этого пожелаешь. Как хочешь сам. Но я дам тебе вот это, - и она сняла с шеи какой-то амулет на синей шелковой ниточке. Протянув руку, я взял его. Это оказалось маленькое деревянное сердце.
- Надень его, - прошептала она. – Благодаря ему ты без труда найдешь меня, когда пожелаешь. Теперь же иди и помни, что у тебя всегда есть выбор.
После этого она повернулась и исчезла между деревьев.
- Ночка! – позвал я, но только лишь ветер ответил мне гулким эхом. Немного обождав, я зашагал вдаль по тропе.

13.

Много дней минуло с тех пор, как я вернулся домой к своей горячо любимой жене, Людмиле. Все, что случилось со мной тогда в лесу, я объяснил ей весьма просто, не упоминая, впрочем. Ни слова не сказал ни о Ночке, ни о Северуне. Рассказывал жене о том, что попал в лесу в страшную снежную бурю, случайно наткнулся на пустеющую лесную хижину, затерянную в лесу, где и отлеживался все это время.
В тепле и ласке милой жены позабылись мне и прекрасные глаза Ночки, наши долгие разговоры с ней и поцелуи. Я ощутил дыхание новой жизни в заботах и радостях настоящего и будущего. Людмила должна была вскоре родить, и мы с ней оба буквально лучились от переполнявшего нас счастья.

14.

Снова пришла зима, и я, как обычно поехал по делам в город. Ехал я, по обыкновению, верхом, дорога моя шла как всегда через лес. Я был спокоен и весел, зимний морозный воздух приятно бодрил меня. Вороной шел легко, его копыта звучно перестукивали в сонной тишине леса. Вначале я ничего не замечал, просто наслаждался великолепием зимнего леса. Но затем конь мой начал пофыркивать и то и дело прядать ушами. Я, не придав этому особого значения, продолжал ехать, глядя с восторгом на роскошные ели и сосны. Потом конь стал фыркать еще больше, и в этот самый миг я расслышал какой-то отдаленный шум. Судя по всему, это был топот множества копыт, перемежавшийся с гиканьем людей и ударами хлыстов. Всадники приближались откуда-то справа, но я их пока не видел.
Что это? Охота? Но я не слышал звуков рожка, который обычно звучит и поет во время гона зверя. Мне определенно следовало поостеречься, так как я был почти у них на пути. Ударив шпорами, я пустил вороного вскачь. Возможно, я не поспел на какую-то долю секунды, потому что в следующий миг сбоку от меня появился первый всадник верхом на гнедой кобыле. Внешний вид всадника сказал мне все: широкая повязка через лицо, закрывающая глаза, черная борода, кривой нож, зажатый между зубами, в руке – пистолет, а на боку топор. Разбойник! Вспыхнуло в моей голове. За первым появился другой, третий. Вот она, настоящая охота. А гнались они за мной, за своей добычей.
Более не оборачиваясь, я хлестал своего коня все сильнее и сильнее, уговаривая, прося, заклиная его бежать быстрее. Но хоть мой вороной и летел стрелой, разбойники и не думали отставать. Раздался первый выстрел, прозвучавший настоящим громом в притихшем лесу. Вполне возможно, что они нарочно стреляли мимо: хотели, видимо, меня припугнуть. Но я только лишь ниже пригибал голову, да крепче вкалывал шпоры в бока вороного.
Не могу точно сказать, сколько продолжалась эта безумная скачка, минуту или же целый час. Только разбойники начали догонять меня, и я уже слышал топот копыт за своей спиной. Вороной мой стал уставать, он уже вовсю сбивался с первоначального темпа. Я тоже из самых последних сил держался в седле, боясь в любую минуту полететь в снег. У меня не было ничего, чем можно было бы защититься, и рука моя невольно полезла за пазуху. Но вместо креста мои пальцы нащупали что-то маленькое и деревянное, и как по наитию сжали этот предмет.
Вдруг слева показалась неожиданно появившаяся тропа, запорошенная снегом, и конь мой широким скачком бросился туда. Это дало мне возможность немного оторваться от ошеломленных разбойников. Но скоро они пришли в себя и снова погнались следом.

15.

Но я, похоже, слишком мало что выиграл этим своим маневром. Топот копыт и крики вновь были рядом. Скачка продолжалась еще какое-то время, а потом, внезапно, упругая веревка оплела мою шею, и сильный рывок сбросил меня на землю. От сильного удара у меня вмиг зазвенело в голове, но я тут же вскочил и снова упал. Конь мой меня бросил и убежал куда-то. Горло мне продолжал сдавливать аркан, и тут на меня посыпались удары сапог. Разбойники били меня, поднимая во все стороны снежную пыль, и громко ругаясь на все лады. Кто-то сорвал с моей головы шапку, другой ножом разрезал полушубок, а третий стянул сапоги. Земля кружилась вокруг меня в вихре страшных ударов. Мне пришлось сжаться в комок, а разбойники все били и били меня. В какой-то миг, когда я был уже не в силах выдерживать эту пытку, сознание покинуло меня.

16.

Очнулся я в полной темноте. Что же это, горькая реальность или я уже нахожусь на том свете? Кажется, мне было уже все равно. Боли я не ощущал совершенно никакой, чувствовал лишь легкое тепло, да запах дыма. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу совсем рядом с топящейся печкой, а прямо надо мной склонила свое лицо какая-то женщина. Лицо ее я различал особенно четко. Знакомые черты, большие открытые глаза, прямой нос, мягкие желанные губы… Ночка еще ниже склонилась надо мной, и я ощутил ее легкое, сладковатое дыхание. А затем, над самым своим ухом, расслышал ее тихие слова:
- Вот ты и вернулся ко мне. Я знала, что это когда-нибудь произойдет. Ведь я все время ждала тебя. Мой амулет спас тебя, как я и хотела. Мое сердце спасло тебя. Именно оно и указало тебе правильный путь. Те разбойники оказались небольшой помехой: я разогнала их в мгновение ока, а одежду твою забрала. Ты ведь лежал почти голый на том снегу.
Сказав это, Ночка провела своей прохладной ладонью по моей оголенной груди, и мной вдруг овладело нарастающее желание.
- Теперь я тебя уже никуда не отпущу, - промолвила Ночка, и я почувствовал на своих губах ее пленительный, сладостный поцелуй. – Можешь говорить что угодно, но я-то знаю, что ты этого хочешь, так же, как и я.
Ее губы просочились в меня огненным медом, и я растворился в дивном опьяняющем дурмане.
Отныне и навсегда, моя милая Ночка…