Учительница любимая... моя

УЧИТЕЛЬНИЦА ЛЮБИМАЯ… МОЯ

ПОСВЯЩАЕТСЯ: Всем Добрым, не «злючным», Учителям и моей любимой учительнице, преподававшей физику только две четверти  в Осиновской школе. (совпадает только имя её, описание внешности и характера).

Валентина Захаровна – молодая учительница, первый год как после физмата преподававшая в десятом классе физику и математику, считалась уже успешной. Сама хрупкая, не броская красавица, стройная, с большими изумительными глазами, которыми она могла разговаривать с учениками, выражая ими: удивление и недоумение, восторг и одобрение, возмущение с сожалением, сочувствие, поощрение, изредка полунегодование и многое другое, кроме пренебрежения и презрения, очень подкупала учеников и повелевала ими не, как старший над ними, а как неформальный лидер среди равных, чем очень возвышала учеников в их собственных глазах и нравилась им. Обладая такой особенностью, она вместе с тем, что выглядела даже и не совсем старше своих некоторых учеников, которые выглядели постарше, как своих лет, так и некоторых одноклассников, она была по свойски на короткой ноге с ними, понимала: и их максимализм и категоричность суждений, подправляя по ходу их проявления, могла как-то быстро укрощать разбушевавшиеся страсти молодых сердец в их откровенных возмущениях по поводу устройства жизни и мира вообще. Была уважаема всеми: как преподавателями, так и учениками и единственная из учителей не имела прозвища.
С её приходом в школу, физика и математика у многих учеников изменили свой статус, как школьные предметы. Они приобрели особый интерес. Причём интерес у всех разный: одним, больше вначале, нравились те отступления от темы уроков, которые случались, как по инициативе её самой, так и по инициативе учеников. Только, в последнем случае, всегда ею определялся «виновник» потраченного времени и назначался на следующий урок «стопудово» отвечающим по этой теме. Что самое интересное – желающих «замутить» тему экскурса, не убавлялось, даже среди тех учеников, которые считали себя уже законченными гуманитариями и подбрасывали именно такого плана темы, расплачиваясь потом физико-математическими «мучениями» при ответах, которые со временем у них становились всё лучше и лучше. А после одного «диспута», когда класс чётко поделился на: гуманитариев и технарей и было озвучено, что у них более развиты разные полушария мозга и выдвинуто логическое с их, учеников, стороны «требование»: «не мучить» их всех безуспешно одинаково. Она удивилась тому, что они считают себя однобокими в плане полушарий и пояснила, что есть ещё две категории людей: с развитыми обоими и недоразвитыми обоими полушариями мозга. И потом из всех четырёх категорий могут получиться: из одних нормальные, а из других не ахти какие специалисты в любой из этих областей и задача школы – выпустить их из своих стен гармонично развитыми с обоими полушариями. Все задумались и только самый спортивный парень по фамилии Бугалов, собравшийся учиться на физрука и отчисливший себя «строго –  ни в какую сторону», озвучил, что он может быть с недоразвитыми обоими полушариями и утвердил тем себе статус «неприкасаемого для всех предметов», кроме физкультуры. Всё это, конечно, шутя. Все смеялись. Но она попросила, Бугалова представить, что он стал физруком и пришёл работать в школу. Тот, со свойственной ему прямотой, непосредственностью и логикой, выдал: что действительно, если он встретит в коллективе такую, как она или как Марина Александровна – учительница литературы и русского языка (тоже молодая и симпатичная), то влюбится в одну из них – точно, и тут же задал всем и себе вопрос: «И о чём я с вами буду разговаривать?», чем смутил её до легкого покраснения, а в классе вызвал всеобщий смех. Она отыграла это, как всегда, глазами и мимикой лица и, в добавок, сказала коротко: «Да, хотя бы так, можно поставить вопрос!». И Бугалова это подвигло к дальнейшему мышлению и он выдал: «Да-а, уели вы меня, Валентина Захаровна! Всё, срочно начинаю мутировать в гармонично развитого человека». Она, улыбнувшись, чем оценила его шутку, поправила, – Не мутировать, а совершенствоваться и учтите все, что свой мозг человек может также развить и натренировать, как мускулатуру тела, только совсем другими упражнениями – например, достижениями в учёбе по всем предметам и потом за счёт высокого потенциала мозга освоить и придумать всё, что угодно, даже новые методы тренировки мышц тела. И ведь не только Бугалов стал подтягиваться по всем предметам, но и другие тоже и это отмечали все преподаватели и только учитель физкультуры иногда в шутку требовал от них, чтобы те не совсем ему загубили в Бугалове спортсмена.
Она использовала это условное деление на гуманитариев и технарей и подвигла учеников к проведению конкурсов «технарь среди гуманитариев» и «гуманитарий среди технарей». Из этих конкурсов, по предложению того же Бугалова, были «дисквалифицированы» отличники и образовали особую «высшую лигу», соревнуясь по смешанной программе.
Ещё у них таким же порядком возник разговор о вреде курения и алкоголя. Она очень доходчиво объяснила этот вред, как кислородное голодание мозга и как следствие отмирание его клеток и не возможность их восстановления в будущем. Некоторые, начинающие покуривать, бросили такие забавы, прекратился прирост учеников в такие компании, а тот же Бугалов просто стал грозой для любителей табака из младших классов и организовал антиникотиновый патруль. Девчонки десятиклассницы грозились нашлёпать вообще по губам и парням и девочкам из младших классов, если те попадутся им. В отношении деятельности мозга она также высказала «диетические» его особенности в плане похудения. Девочки толстушки и мальчики пончики стали использовать ту особенность мозга, что он имеет приоритет по отбору питательных веществ, по сравнению с другими органами человека и при своей интенсивной работе тратит их достаточное количество, не давая росту излишних объёмов тела – это тоже распространилось по школе и улучшило успеваемость. Конечно, неугомонный Бугалов, со своим физкультурным ещё юмором, попросил обозначить интенсивность работы его мозга, не влекущую за собой ослабление мускулатуры. Директриса и весь педколлектив радовались таким явлениям в их школе и, что самое главное, никто не завидовал ей.

Она тихо, как девчонка, обрадовалась новости, что её урок физики – последний в тот день, отменён, ввиду того, что в классе кем-то выбито окно, заранее отрапортовала заучу, что задала тему урока на дом для самостоятельного изучения, отпросилась у директора школы, с которой они остались вдвоём без дела и, которая ей очень благоволила, сказав, что она бы её подождала, но им в разные стороны и, получив от той прощальную улыбку, стрекозой выпорхнула за дверь учительской и тут же тихо сложила свои расправленные крылышки не сбывшихся надежд. Напротив дверей учительской стоял, привалившись к противоположной стене коридора, школьный «вундеркинд» Женя Куратов…
Он выглядел старше своих лет и являл собой не «ботаника» в прострации, а очень содержательного загадочного и серьёзного парня, который по многим чертам своего характера опережал своих сверстников и не поддерживал их во многих, ещё детских проявлениях, имел совсем другой формат взглядов и числился у преподавателей и учеников особенным человеком в своей нейтральности, которая значила только ему известные увлечения и интересы, и особо не трогал ни тех, ни других. Эта серьёзность и большие способности уберегли его даже от внимания школьных красавиц, считавших его не способным на школьные романтические интрижки, хотя он и имел в их глазах высокий потенциал, как кавалер.
Валентина Захаровна, иногда использовавшая не формальную студенческую лексику, почти полностью совпадающую со школьной и применяемую ей в приватных разговорах с учениками, демонстрируя тем просто знание её и искусное применение только в особых случаях, для колорита речи, вздохнула и сказала, изобразив глазами, что говорит она не серьёзно, а просто для проформы.   
– Ну, Женя, и «обломал» ты мне «пустячок», я думала «прогнуться» от физики. Весь класс где?
– Многие в кино пошли, некоторые домой.
– Ну вот, а мы на физику, получается.
– Нет, Валентина Захаровна – если Вам нужно, давайте отменим физику?
– Нет, Женя, сейчас уже нельзя. Всё! «Сачок» во мне закончился – дело есть дело, – категорично возразила она и тут же, задумавшись, сказала, – Свободного класса и кабинета нет, потому и отменили у вас урок, остаётся только учительская, – и, отворив дверь, скомандовала, – Проходи!
Женя уступил дорогу появившейся в дверях директрисе. Та, слышавшая весь разговор через не прикрытую до конца дверь, похвалила их вроде обоих и в тоже время нет, – Правильно, Женя, нужно крепить олимпиадный потенциал! Скоро олимпиада по физике и твоё первое место в ней, как раз к твоему первому месту по математике! – с ироничной укоризной взглянув на учительницу, добавила, – И нечего тут позволять некоторым отлынивать от работы! – и, изобразив, шутя перед ней походку повелительницы, сделала несколько шагов, удаляясь.
Они уселись по разные стороны стола. Учительница открыла журнал и, посмотрев в него, сказала, – Так. Тебе уже пора и пятёрку поставить, но сегодня нельзя потому, что урок у нас не официальный. Давай говори про свои проблемы с физикой.
По поводу Жениных пятёрок по математике и физике у них в классе тоже сложилась особая традиция. Поскольку он знал намного глубже эти предметы, относительно школьной программы, то отвечал быстро и чётко и когда ему озвучивали его оценку, он в смущении задавал вопросы, которые уже выходили за пределы школьных знаний и ей приходилось отвечать на них. Иногда, пару раз, он ставил её в тупик своими вопросами и она в удивлении говорила, что такого даже нет в институтской программе и просила «тайм-аут» и обещала ответить на следующем уроке, демонстрируя при этом большую заинтересованность к вопросу и восхищение его познаниями. Такие случаи, вопреки здоровому восторгу всего класса, его смущали, он давал себе зарок не доводить дело к такой ситуации, но она, усмотрев его смущение, просила его не стесняться потому, что физика и математика такого не признают. Это нравилось остальным ученикам, только: некоторым потому, что они получали добавочную информацию, а остальным потому, что время уходило и может на сегодня минет чаша та, когда нужно идти к ответу. Конечно, в числе последних были «правые» в основном – это так именовали себя гуманитарии по тому, что якобы у них развито сильней именно правое полушарие мозга. Среди остальных были: «левые» – технари, и «центровые» – отличники и хорошисты. Кстати, все в классе постепенно расселись именно в таком порядке, а Бугалов избрал тоже себе место в центре, мотивируя свою, известную «нейтральность» по отношению к «окраинам» и собираясь узаконить своё место. Правда, иногда, жаловался, что от его стараний быть и «левым и правым», его мозг садится на шпагат и он боится получить травму в виде растяжения мозга, выступал в роли арбитра, следя за «подачей вопроса» –  за равномерностью в опросе всех трёх групп и не оставлял попытки учредить себя в роли «помощника тренера» или «судьи», постоянно и безуспешно намекая ей, на соответствующие – ожидаемые им послабления. Со временем, она предложила классу, что в отношении Куратова она будет просто ставить ему пять без опроса, все согласились, но тут своё веское мнение высказал Бугалов, он предложил, что она будет ставить пять и это будет значить, как заказанный Женькой вес на штанге или высота для прыжка, а весь класс будет задавать ему вопросы и если он оплошает, то сниматься с него будет два балла сразу. Такой, «спортивный формат» вносил азарт и был принят к удовольствию, особенно правых и Главного Центриста, как затяжка во времени. Они не понимали, что такое она позволяла, когда по программе значилось закрепление материала и с молчаливого согласия Куратова, предлагала расширить круг вопросов. Когда случалась такая ситуация многие, особенно Бугалов, шелестя страницами устраивали шквал вопросов и добавочно усваивали очень хорошо материал, к своему удовольствию, кроме затяжки времени, ни разу не завалив Женьку. Даже иногда договаривались тайно с учётом того, что Бугалов вынудит «пас вопроса», при трудном материале, в сторону Куратова, а все остальные приготовятся валить его и такие ухищрения, не разу не достигнув цели, придавали урокам тоже большой интерес. Левые и правые соревновались между собой, при судействе того же Бугалова, в своих достижениях и промахах в предметах «неприемлимых» для их соответствующих полушарий мозга. Бугалов даже разработал свою особую систему подсчёта очков. Преподавателям нравилась такая «установившаяся в школе полезная анархия или демократия» – по выражению директора, потому что приносила ощутимые успехи во всех предметах.
– Ну, давай, мучитель мой, задавай свои вопросы, – сделав соответствующее выражение лица и отыграв шутливый тон голоса глазами, сказала Валентина Захаровна.
Женя, взглянув на неё и, кивнув головой в знак того, что понимает её шутку, стал задавать вопросы. Поговорив по теории, она предложила ему решить очень трудную задачу, которую откопала специально для него в каком-то задачнике для олимпиад.
Он ещё не успел справиться с задачей, когда за пять минут до конца урока, она предложила ему покинуть учительскую потому, что должны нагрянуть «преподы» с желанием поскорей собраться домой.
Они вышли в коридор и увидели дядю Васю – школьного столяра, выходящего из класса с инструментальным ящиком в руках.
– Дядя Вася, Вы вставили стекло? – спросила она.
– Да, Валентина Захаровна. С такими помощниками быстро получилось. Они сразу с размерами прибежали ко мне, помогли вырезать и стекло и штапики.
– А, так вы знаете авторов и кто у нас эти стеклобойщики?
Дядя Вася усмехнувшись, тоном заговорщика ответил, что он в школе никогда не был ябедой и добавил, – Валентина Захаровна, Вы только не думайте, что они специально. Так, нечаянно у них получилось – детки ведь здоровые. Ладно, хоть мебель стали мало ломать, в других школах и не такое творится, – и перейдя на шёпот добавил, – Слышал, как они препирались между собой, из-за кого пришлось физику «обломать», дескать, никакое кино им не заменит её, – и, подмигнув ей, пошёл по коридору.
Они зашли в класс. Он сел за учительский стол и стал решать задачу. Она приставила стул к торцу стола, потом подошла к окну и стала смотреть вдаль. Он изредка кидал на неё взгляды и, закончив решение, продолжал сидеть тихо. Длилось это недолго, оторвавшись от своих мыслей, находясь ещё частью там, она с виной в глазах, что забыла о нём, спросила, – Решил? – и он, молча кивнул. Она подошла, взглянула в тетрадь, похвалила, – Молодец! – и присев на стул, ткнула пальцем в записи, спросила, – А вот эту формулу, её ведь в школьной программе нет, ты сможешь вывести? – он кивнул. Она как-то отрешённо проговорила снова, – Молодец!... – и задумалась. Наступила тишина и в этой тишине она услышала его голос.
– Валентина Захаровна, о чём вы думали у окна?
Она снова, вернувшись откуда-то, не скоро отреагировав и забыв про свои глаза, ответила, – Так…, – и, придя в себя, весело в тоне школьной шутки, добавила, – О своём девичьем.
Он, взглянув ей в глаза, спросил, – У Вас есть жених? – и, смутившись, добавил, – Ну…, молодой человек.
Она, удивленная его смелостью, посмотрела на него и ответила, – Нет, Женя, никаких женихов нет и не предвидится в ближайшее будущее, – сделав паузу, добавила, чуть веселей, – Не проходят контроль по требованиям! – и с легким возмущением добавила,
 – Так, мы уже начали экскурс не по теме. Думаю, что на сегодня достаточно. Ты только учти, что при использовании формул вне программы, на олимпиаде могут потребовать их вывод, – он кивнул головой и сам, не ожидая от себя такого, сказал тихо и просто,
 – Валентина Захаровна, я влюбился в Вас.

Тут он увидел на её лице и в её глазах много промелькнувших чередой друг за другом выражений и она, помолчав в ошеломлении и раздумье, тихо сказала,– Такое иногда случается в школе, Женя. Это проходит, само собой, как болезнь. Ты только не думай об этом и не отвлекайся от учёбы, – и, помолчав, добавила, – Мы будем знать только вдвоём про это и не будем подавать вида, что знаем и что чувствуем. На этом давай разговор закончим, даже закон запрещает мне вести с тобой такие разговоры.
Он снова кивнул головой и сказал, – Я всё понял, Валентина Захаровна, оставим это до моего восемнадцатилетия. Она перебила его и сказала, – С надеждой на то, что всё пройдёт.
Он, как будто не придав значения её последним словам, сказал, – Хорошо, только ещё один последний вопрос, Валентина Захаровна, – она согласно посмотрела и он продолжил, – Если, при некоторых корректировках в нашем возрасте – я нравлюсь Вам?
Она снова пристально в задумчивости посмотрела на него и ответила, – Если бы ты был моим одноклассником – то понравился и если бы ты был моим однокурсником, то тоже понравился. Это могло так случиться. А сейчас больше не будем говорить об этом, – и совсем отрешившись от темы, сказала, – Ступай домой, Женя, – и он, кивнув головой, вышел из класса. Она снова подошла к окну и еще постояв, пошла в учительскую.
С разными настроениями и чувствами они разошлись тогда…

Он закончил школу с золотой медалью. Потом позвонил ей и сообщил, что поступил в институт. Звонил ещё несколько раз: поздравлял с Новым годом и Восьмым Мартом, и никаких намеков на тот их разговор…
На втором курсе института он позвонил ей и пригласил в кафе. Она пришла и он сказал, что у него сегодня день рождения и ему исполнилось восемнадцать лет. Она честно сказала ему, что она знала об этом и вручила ему подарок – простой пустячок на память. Они пили кофе, немного шампанского и долго разговаривали, потом он проводил её домой.

…Они стали встречаться, гуляли, много разговаривали, им нравилось проводить время вместе, они старались не попадаться на глаза знакомым.
Женин сокурсник, как-то увидев их, на следующий день объявил ему, что видел его с красивой девчонкой и спросил, кто такая. Он ответил, что были вместе в одной школе. С тех пор среди девчонок института распространилась новость, что у Женьки любовь ещё со школы, и всем стало понятно его нейтральное отношение к институтским красавицам.

Вскоре они, несмотря на не очень активные возражения своих родственников, поженились. На свадьбе присутствовали только близкие. Стали жить у Жениной бабушки.
…В первую брачную ночь он сказал ей, нежно, – Учительница ПЕРВАЯ моя! – и она в тон ему ответила, – Ученик мой ПЕРВЫЙ во всём…

Он учился и ночами подрабатывал – дежурил две ночи через две. Бабушка, присмотревшись к невестке, душой приняла её и сказала как-то, – Валя, спасибо тебе за Женю, – и добавила, – По хорошему – хоть как можно, а вот по плохому – никак не получится. Постепенно родственники перестали тревожиться за них и окончательно успокоились, когда появились внуки – это уже после окончания института.
Единственной их проблемой было обозначить себя на вечере встречи выпускников школы, но они и с этим справились, выслушав: и от одноклассников, и от преподавателей много восторгов и шуточных претензий. Они, при её моложавости и его степенности, и при той, негласно известной для всех, разности в возрасте, смотрелись очень красивой парой и этот вид у них задержался надолго в плане молодости – по ежегодным высказываниям тех же школьных знакомых, которые в шутку называли их «Наши школьные молодые». А Бугалов как-то чисто сердечно вздохнул и с сожалением сказал, – Валентина Захаровна, ну как я не мог до такого, как Женька, додуматься? – и тут же пояснил, не замечая ее смущения, – Хотя, куда мне с моим мозгом и его полушариями, у него и фамилия только нехваткой одной буквы «ч» от Курчатова отличается, – чем всех очень удивил таким, своим, наблюдением и конечно рассмешил. И тут же простодушно высказался, что если кто-нибудь скажет, что его фамилия образовалась из-за потери в исторических перипетиях буквы Й и тем утратила свой первоначальный вид Бугайлов, тот испытает физическое приложение рук физрука. На их встречах всегда много звучало смеха, было весело. Правда, один раз они взгрустнули – это когда она из-за болезни ребёнка не смогла пойти и отправила мужа одного. За то потом, в течении недели, со всеми переговорила по телефону и после ответа, что дочка выздоровела, долго болтала с каждым. Бугалов признался ей в тот раз, что снова хочет в школу и только учеником в их класс и как ему надоело быть учителем в школе и что в их школе нет такой Валентины Захаровны и нет никаких гуманитариев и технарей и даже нет такого физкультурника как он. Но она его убедила, быть верным учительскому долгу и он заверил её, что будет, имея такой пример, как она… Потом как-то звонил им и просил проконсультировать по техническим вопросам в создании им придуманного тренажёра.
А в одну из встреч Бугалов похвастался перед всеми, что у него жена тоже учительница, только очень гуманитарная – преподаёт музыку и, под общий смех вытребовал у всех согласие, привести её на следующую встречу, под тем предлогом, чтобы Валентине Захаровне была с ними – преподавателями Бугаловыми, родственная душа, да бы не было скучно с вами школярами. И на следующей встрече опять же, всех развеселив, раскрыл своё «коварство», что он уже который год сидит в первом классе музыкальной школы, которую обещал закончить своей будущей, ещё в девичестве, жене, на дому.
В первые годы, после свадьбы, она иногда ловила на себе взгляды, затуманенные романтической поволокой, некоторых мальчишек десятиклассников. Хотела поменять школу, но директриса отговорила её…   Их история со временем вошла в статус красивой романтической легенды школы, а потом и забылась…
Вот такая история гуманитарного порядка произошла как-то в физико-математическом – техническом ракурсе…
Кто-то скажет: ПРИДУМАЛ! …Как знать?!...

(9)